Друцькі

I. Общие сведения и происхождение рода.

Друц­кие — кня­же­ский род, Рюри­ко­ви­чи, пра­вив­ший Друц­ким кня­же­ством в XIV-XVI вв. Друц­кое княжество -

Не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным уста­но­вить, были ли друц­кие кня­зья XIV в. потом­ка­ми кня­же­ской дина­стии Изя­с­ла­ви­чей (Рогво­ло­до­ви­чей), пра­вив­шей Полоц­кой зем­лей и Друц­ким кня­же­ством в XI–XII вв. В послед­ний раз князь пред­по­ло­жи­тель­но из этой дина­стии – Борис упо­мя­нут в Друц­ке под 1196 г. 1]. Напев­но про­тя­гом дру­гої поло­ви­ни XIII — почат­ку XIV ст. Дру­ць­ке князів­ство про­до­в­жу­ва­ли утри­му­ва­ти нащад­ки Рогво­ло­да Все­сла­ви­ча. Нель­зя исклю­чить и то, что в XIII в. в Друц­ке про­изо­шла сме­на дина­стии. Здесь вполне мог укре­пить­ся, к при­ме­ру, пред­ста­ви­тель смо­лен­ско­го кня­же­ско­го рода, актив­но пре­тен­до­вав­ше­го на друц­кие вла­де­ния в 1180‑е годы. Во вся­ком слу­чае, в XIII в. связь Смо­лен­ска с кня­же­ства­ми теперь уже раз­дроб­лен­ной Полоц­кой зем­ли была очень ощу­ти­мой. В 1222 г. Смо­ленск уста­но­вил свой кон­троль и над Полоц­ком, а в кон­це XIII в. смо­лен­ские кня­зья сно­ва, как и в сере­дине XII в., вполне уве­рен­но управ­ля­ли Витеб­ском – цен­тром одно­го из быв­ших уде­лов Полоц­кой земли.

За вер­сію непе­ре­рв­но­сті дру­ць­кої дина­стії гово­рять і пові­дом­лен­ня про дру­ць­ких князів Семе­на Михай­ло­ви­ча (який заги­нув у бороть­бі з ордин­ця­ми у XIII ст.) та Дмит­ра (який ніби-то від­ро­див Дру­ць­ке князів­ство, при­ї­хав­ши сюди з Киє­ва, зруй­но­ва­но­го Батиєм), що збе­рег­ли­ся у леген­дар­ній частині литовсь­ко-біло­русь­ких літо­писів (140, с. 129, 146, 194), які, мож­ли­во, від­би­ва­ють пев­ні реалії подій дру­гої поло­ви­ни XIII ст. — почат­ку XIV ст. Кня­зя Дмит­ра інші дже­ре­ла не зна­ють. Тра­ди­ція пов’язула його з Чер­ні­го­вом, куди ніби-то спо­чат­ку схо­вав­ся цей князь піс­ля здо­бут­тя мон­го­ла­ми Киє­ва. Князь Дмит­ро з різ­них при­чин справ­ді міг пере­бу­ва­ти у Сіверсь­кій зем­лі, зв’язки якої з Дру­ць­ким князів­ством були тра­ди­цій­ни­ми. За Стрий­ковсь­ким дру­ць­кий князь Дмит­ро був учас­ни­ком коалі­ції князів про­ти Рин­голь­та. До цієї коалі­ції вхо­ди­ли київсь­кий князь Стані­слав і воло­ди­мирсь­кий [луць­кий] Лев. Коалі­ція була роз­гром­ле­на біля Могиль­но (293, cz. l, s.252). Тут мож­на здо­га­ду­ва­ти­ся, що якесь заплу­тане дже­ре­ло, мож­ли­во і дру­ць­ке, збе­рег­ло від­го­мін похо­ду Геди­мі­на на Київ. Бит­ва біля Могиль­но мог­ла пере­ду­ва­ти битві на р.Ірпені (у 1324 р, за Ф.Шабульдо). Піс­ля цієї пораз­ки дру­ць­кий князь ніби-то втік у Луцьк (138, с.25). Над­то мало збе­рег­ло­ся дже­рел, але все ж мож­на вва­жа­ти, що Дру­ць­ке князів­ство існу­ва­ло про­тя­гом XIII — почат­ку XIV ст.

В ходе под­чи­не­ния вели­ки­ми кня­зья­ми литов­ски­ми тер­ри­то­рии быв­шей Полоц­кой зем­ли Друц­кое кня­же­ство сохра­ни­лось как тер­ри­то­ри­аль­но-адми­ни­стра­тив­ная еди­ни­ца, хотя его раз­ме­ры, по всей види­мо­сти, были изме­не­ны. Как пред­став­ля­ет­ся, сохра­не­ние Друц­ко­го кня­же­ства ста­ло резуль­та­том того, что его кня­зья все-таки не ста­ли сопро­тив­лять­ся Геди­ми­ну. Бла­го­да­ря это­му они сохра­ни­ли свои вла­дель­че­ские пра­ва на кня­же­ство или, по край­ней мере, на его часть. По наблю­де­ни­ям В. Л. Носе­ви­ча, уже во вре­ме­на вели­ко­го кня­зя литов­ско­го Вито­вта вла­де­ния друц­ких кня­зей не состав­ля­ли еди­но­го мас­си­ва, а пред­став­ля­ли собой несколь­ко не свя­зан­ных общи­ми гра­ни­ца­ми тер­ри­то­рий 2. Вполне воз­мож­но, что такое поло­же­ние дел сфор­ми­ро­ва­лось зна­чи­тель­но ранее.

Обзор иссле­до­ва­ний про­ис­хож­де­ния кня­зей Друцких.

Про­ис­хож­де­ние и родо­сло­вие кня­же­ско­го рода Друц­ких весь­ма рано заин­те­ре­со­ва­ли исто­ри­ков и гене­а­ло­гов. Еще В. Виюк-Коя­ло­вич отме­тил про­ис­хож­де­ние Друц­ких, кото­рые «от древ­них кня­зей Рус­ских свой род ведут» 3. К. Несец­кий вско­ре раз­ра­бо­тал соб­ствен­ную родо­слов­ную схе­му, в кото­рой пока­зал Друц­ких про­ис­хо­дя­щи­ми от вла­ди­ми­ро-волын­ско­го кня­зя Рома­на, а имен­но от одно­го из пяти сыно­вей послед­не­го – Миха­и­ла 4. Рома­ном К. Несец­кий, веро­ят­но, назы­вал извест­но­го Рома­на Мсти­сла­во­ви­ча (1170–1205), у кото­ро­го одна­ко не было сына Миха­и­ла. Волын­ское про­ис­хож­де­ние отме­тил и П. Дол­го­ру­ков, хотя соб­ствен­но линию Друц­ких он постро­ил уже на осно­ва­нии таких спе­ци­фи­че­ских источ­ни­ков, как родо­слов­ные кни­ги 5. Они были состав­ле­ны доста­точ­но позд­но, и в них оши­боч­но фигу­ри­ро­вал тот же волын­ский след. Те же родо­слов­ные кни­ги исполь­зо­вал и П. Н. Пет­ров 6. Кри­ти­че­ское осмыс­ле­ние источ­ни­ков нача­лось в послед­ней чет­вер­ти XІX в., и пер­вым к родо­сло­вию Друц­ких в ВКЛ обра­тил­ся А. Бонец­кий. Он упо­мя­нул неко­то­рых пред­ста­ви­те­лей рода из мно­гих линий, но общей схе­мы родо­сло­вия Друц­ких не пред­ста­вил 7.

Гораз­до боль­ший вклад в изу­че­ние рода Друц­ких внес гене­а­лог К. Ф. Ожа­ров­ский. Часть его архи­ва сохра­ни­лась ныне в НИАБ в г. Мин­ске в фон­де «Кня­зья Рад­зи­вил­лы», а из опуб­ли­ко­ван­ных работ наи­бо­лее извест­на «Кня­зья литов­ско-рус­ские», издан­ная под автор­ством Ю. Воль­фа 8. Обра­бо­тав самый раз­но­об­раз­ный мате­ри­ал, доступ­ный ему, иссле­до­ва­тель сде­лал попыт­ку мак­си­маль­ной рекон­струк­ции гене­а­ло­гии кня­зей Друц­ких, и его схе­му все после­ду­ю­щие исто­ри­ки дол­гое вре­мя рас­смат­ри­ва­ли как наи­бо­лее вер­ную. Ю. Вольф отверг про­ис­хож­де­ние Друц­ких из линии галиц­ко-волын­ских кня­зей и вслед за Н. М. Карам­зи­ным при­знал их потом­ка­ми полоц­ких Рюри­ко­ви­чей, несмот­ря на то, что пря­мая связь меж­ду ними по источ­ни­кам не про­сле­жи­ва­лась. Свое­об­раз­ной лаку­ной стал XІII в., пото­му что о Друц­ких из линии полоц­ких Рюри­ко­ви­чей после 1198 г. точ­ных све­де­ний прак­ти­че­ски не было, а пер­вый извест­ный пред­ста­ви­тель Друц­ких в ВКЛ по Ю. Воль­фу – это князь Миха­ил Друц­кий, жив­ший в пер­вой поло­вине XIV в. Основ­ная при­чи­на – недо­ста­ток источ­ни­ков за этот пери­од и лако­нич­ность содер­жа­щей­ся в них инфор­ма­ции, что не поз­во­ли­ло иссле­до­ва­те­лям (как ранее, так и сей­час) рекон­стру­и­ро­вать непре­рыв­ную линию вла­дель­цев Друц­ка. Эта точ­ка зре­ния дол­гое вре­мя доми­ни­ро­ва­ла в оте­че­ствен­ной исто­рио­гра­фии. Сум­мар­но ее чет­ко выра­зил В. Л. Носе­вич: в XІII в. – пер­вой поло­вине XIV в. в Друц­ке кня­жи­ла мест­ная дина­стия, кото­рая в середине–второй поло­вине XIV в. ока­за­лась в лен­ной зави­си­мо­сти от вели­ких кня­зей литов­ских Геди­ми­на и Оль­гер­да 9.

В лите­ра­ту­ре есть и дру­гие вер­сии о про­ис­хож­де­нии кня­зей Друц­ких в ВКЛ. Еще А. Бонец­кий после зна­ком­ства с рабо­той Ю. Воль­фа «Кня­зья литов­ско-рус­ские» отме­тил: «…про­ис­хож­де­ние их от кня­зей полоц­ких неоче­вид­ное, хотя бы с того одно­го пово­да, что Лит­ва, заво­е­вав Полоцк, стре­ми­лась важ­ней­шие зам­ки, к кото­рым и Друцк отно­сил­ся, дове­рять лояль­ным себе кня­зьям, в чис­ло кото­рых полоц­ких кня­зей труд­но зачис­лить» 10. В 1930 г. поль­ский исто­рик М. Гумов­ский выска­зал пред­по­ло­же­ние, что Лев Друц­кий, при­ло­жив­ший печать око­ло 1384 г., буд­то бы похо­жую на «Пого­ню», дол­жен при­над­ле­жать к дина­стии Геди­ми­но­ви­чей, а не Рюри­ко­ви­чей 11. Эта вер­сия полу­чи­ла широ­кое рас­про­стра­не­ние в поль­ской исто­рио­гра­фии (Ю. Пузы­на, С. М. Кучинь­ский) 12. Здесь же сле­ду­ет отме­тить и послед­ние рабо­ты Я. Тэн­гов­ско­го, кото­рый счи­та­ет, что упо­мя­ну­тый око­ло 1372 г. Дмит­рий Друц­кий был на самом деле сыном Дмит­рия Оль­гер­до­ви­ча стар­ше­го, полу­чил остав­ший­ся без дина­стии Друцк в удел и по этой при­чине стал писать­ся Друц­ким 13. Как вари­ант этой же вер­сии укра­ин­ская иссле­до­ва­тель­ни­ца Н. Яко­вен­ко рас­смат­ри­ва­ет про­ис­хож­де­ние кня­зей Друц­ких от Андрея Оль­гер­до­ви­ча 14.

Рос­сий­ские исто­ри­ки Д. Н. Алек­сан­дров и Д. М. Воло­ди­хин пред­ло­жи­ли вер­сию, по кото­рой в Друц­ке в нача­ле 1240‑х годов закре­пил­ся пред­ста­ви­тель чер­ни­гов­ской дина­стии Семён Михай­ло­вич 15. Их попыт­ку нель­зя при­знать удач­ной, посколь­ку они опи­ра­лись в основ­ном на источ­ни­ки XVI в. (хро­ни­ка М. Стрий­ков­ско­го, бело­рус­ско-литов­ские лето­пи­си), в кото­рых мно­го неточ­но­стей и вооб­ще вымыс­ла. Если гово­рить о родо­сло­вии Друц­ких в целом, то необ­хо­ди­мо вспом­нить еще рабо­ту укра­ин­ско­го иссле­до­ва­те­ля Л. Вой­то­ви­ча 16. В ней при­во­дит­ся мак­си­маль­ная извест­ная нам сего­дня поко­лен­ная рос­пись кня­зей Друц­ких. Из бело­рус­ских исто­ри­ков упо­мя­нем рабо­ты В. Носе­ви­ча, посвя­щен­ные исто­рии и гене­а­ло­гии рода кня­зей Друц­ких в ВКЛ 17. Оба иссле­до­ва­те­ля пред­ло­жи­ли свои схе­мы родо­сло­вия Друц­ких, и основ­ные рас­хож­де­ния каса­лись дис­кус­си­он­но­го фраг­мен­та гене­а­ло­гии – XIV в., а имен­но до появ­ле­ния шесте­рых сыно­вей Семё­на Дмит­ри­е­ви­ча Друцкого.

Глав­ным кам­нем пре­ткно­ве­ния, как пока­зы­ва­ет исто­рио­гра­фи­че­ский обзор, был вопрос о про­ис­хож­де­нии кня­зей Друц­ких в ВКЛ – нача­ле их гене­а­ло­гии. Недав­но появи­лись две важ­ные рабо­ты в этой обла­сти, на кото­рых оста­но­вим­ся подроб­нее. В оте­че­ствен­ной исто­рио­гра­фии про­бле­му про­ис­хож­де­ния Друц­ких в ВКЛ попы­тал­ся раз­ре­шить В. Воро­нин. В ста­тье под назва­ни­ем «Друц­кія князі XIV ста­годдзя» 18 он подроб­но про­ана­ли­зи­ро­вал сохра­нив­ши­е­ся источ­ни­ки и при­шел к неожи­дан­но­му выво­ду В. Воро­нин сде­лал вывод, что Семён Друц­кий был сыном Дмит­рия Оль­гер­до­ви­ча, поэто­му линия кня­зей Друц­ких, кото­рую Ю. Вольф назвал млад­шей, про­ис­хо­дит от Оль­гер­до­ви­чей. Соот­вет­ствен­но, стар­шая линия кня­зей Друц­ких, про­ис­хо­див­шая от Васи­лия Михай­ло­ви­ча, не была свя­за­на с Оль­гер­до­ви­ча­ми и, судя по все­му, ведет свое нача­ло от древ­не­го друц­ко­го кня­же­ско­го рода. Имен­но род­ство с Оль­гер­до­ви­ча­ми, заклю­ча­ет В. Воро­нин, поз­во­ли­ло млад­шей линии занять высо­кое место в эли­те ВКЛ в отли­чие от пред­ста­ви­те­лей стар­шей линии 19.

Этот вывод пред­став­ля­ет­ся нам слиш­ком кате­го­рич­ным. Рас­смот­рим важ­ней­шие момен­ты. У Оль­гер­да были два сына Дмит­рия. От пер­вой жены Дмит­рий стар­ший, от вто­рой – Кори­бут Дмит­рий, или Дмит­рий млад­ший. Исто­ри­ки часто пута­ли их друг с дру­гом. Женой Кори­бу­та была дочь рязан­ско­го кня­зя Оле­га Ива­но­ви­ча. Ю. Вольф счи­тал, что ее зва­ли Ана­ста­сия и она была вдо­вой кня­зя Дмит­рия Васи­лье­ви­ча Друц­ко­го. С Друц­ким у Ана­ста­сии были сыно­вья Андрей и Васи­лий, а с Кори­бу­том – сыно­вья Иван, Жиги­монт, Фёдор и несколь­ко доче­рей [Wolff, 1886, s. 153]. Про Дмит­рия Оль­гер­до­ви­ча стар­ше­го Ю. Вольф напи­сал: погиб на Вор­ск­ле, с женой Анной оста­вил двух сыно­вей – Миха­и­ла и Ива­на [Wolff, 1886, s. 92].

Соглас­но вер­сии В. Воро­ни­на, Дмит­рий Оль­гер­до­вич стар­ший каким-то обра­зом женил­ся на княжне Друц­кой дина­стии, и у него был еще один сын Семён, став­ший родо­на­чаль­ни­ком млад­шей линии Друц­ких. Этот Семён нико­гда не назы­вал­ся Оль­гер­до­ви­чем (что было бы весь­ма пре­стиж­но), а толь­ко Друц­ким. Соот­вет­ствен­но, в помян­ни­ке Кие­во-Печер­ской лав­ры его пото­мок Иван Путя­та даже не пом­нит, что он – Оль­гер­до­вич, и пред­став­ля­ет свою пря­мую линию исклю­чи­тель­но по гене­а­ло­гии кня­зей Друц­ких. И все это для того, что­бы объ­яс­нить пару несов­па­де­ний отдель­ных мест в раз­ных лето­пи­сях. По наше­му мне­нию, упо­ми­на­ние одно­го и того же кня­зя, в дан­ном слу­чае несо­мнен­но Дмит­рия Оль­гер­до­ви­ча стар­ше­го, то Брян­ским кня­зем, то Друц­ким, никак не объ­еди­ня­ет оба кня­же­ния, а похо­же боль­ше на опис­ку. Тем более это не сви­де­тель­ству­ет о воз­мож­ном бра­ке Дмит­рия Оль­гер­до­ви­ча, после кото­ро­го его сын Семён вокня­жил­ся в Друцке.

Очень важ­ной для иссле­до­ва­ния вопро­са ока­за­лась рабо­та рос­сий­ско­го исто­ри­ка А. В. Кузь­ми­на. Во-пер­вых, А. Кузь­мин попы­тал­ся уточ­нить дати­ров­ку запи­си Васи­лия Михай­ло­ви­ча Друц­ко­го на фун­душ Друц­кой Бого­ро­диц­кой церк­ви. Эта запись сохра­ни­лась в Друц­ком Еван­ге­лии, и ранее ее обыч­но дати­ро­ва­ли серединой–второй поло­ви­ной XIV в. По мне­нию Кузь­ми­на, более веро­я­тен пери­од с 1378 по 1392 г., так как в 1377–1378 гг. ука­зан­ный Васи­лий Михай­ло­вич Друц­кий посе­щал Нов­го­род, где мог сде­лать копию еван­ге­лия, а после 1392 г. о кня­зе уже нет све­де­ний, веро­ят­но, пото­му что он умер [Кузь­мин, 2007, № 4 (30), с. 62]. Во-вто­рых, А. Кузь­мин отверг вер­сию о появ­ле­нии в Друц­ке кня­зем Дмит­рия Оль­гер­до­ви­ча стар­ше­го. Отдель­ное вни­ма­ние он уде­лил уста­нов­ле­нию фак­та бра­ка Дмит­рия Оль­гер­до­ви­ча с Друц­кой. Посколь­ку князь Андрей в источ­ни­ке упо­мя­нут как «пасы­нок Дмит­ри­ев», то А. Кузь­мин пред­по­ло­жил, что Анна – вдо­ва Васи­лия Михай­ло­ви­ча Друц­ко­го (а не Дмит­рия Васи­лье­ви­ча как у Ю. Воль­фа или Миха­и­ла Михай­ло­ви­ча по вер­сии В. Воро­ни­на), умер­ше­го не ранее 1392 г., и вышла замуж за Дмит­рия Оль­гер­до­ви­ча при­бли­зи­тель­но в 1394–1398 гг. [Кузь­мин, 2007, № 4 (30), с. 60]. Сле­до­ва­тель­но, по мне­нию рос­сий­ско­го исле­до­ва­те­ля, о детях Дмит­рия Оль­гер­до­ви­ча «стар­ше­го» с вдо­вой гово­рить не приходится.

Изу­че­ние сохра­нив­ших­ся пись­мен­ных источ­ни­ков, в част­но­сти отыс­ка­ние отче­ства Льва Друц­ко­го, поз­во­ли­ло А. Кузь­ми­ну пред­ло­жить свою рекон­струк­цию пер­вых колен Друц­ких и их воз­мож­ную связь с Один­це­ви­ча­ми (рис. 7.2 – пер­вый зна­чи­мый пери­од родо­сло­вия; для удоб­ства нами в схе­ме А. Кузь­ми­на добав­ле­но еще одно поко­ле­ние – сыно­вья Семё­на Дмит­ри­е­ви­ча Друц­ко­го, а так­же пред­ста­ви­те­ли потом­ства Дмит­рия Секи­ры и Васи­лия Крас­но­го Семё­но­ви­чей Друц­ких) [Кузь­мин, 2007, № 4 (30), с. 66].

Гипо­те­зу о веро­ят­ном род­стве Друц­ких и Один­це­ви­чей выска­зал еще Ю. Вольф. По его мне­нию, пер­вый досто­вер­но извест­ный Фёдор Оди­нец был сыном Андрея Михай­ло­ви­ча и вну­ком Ива­на Друц­ко­го, ходив­ше­го с ордын­ца­ми по ука­зу Ива­на Кали­ты на Смо­ленск в 1339 г. [Wolff, 1895, s. 286–288]. Иван Друц­кий, упо­мя­ну­тый Ю. Воль­фом, соот­вет­ству­ет у А. Кузь­ми­на Ива­ну Один­цу. Рос­сий­ский исто­рик пред­по­ло­жил, что это князь Иван Андре­евич, а соб­ствен­но его отец Андрей и мог быть Друц­ким – сыном Дани­и­ла и бра­том Миха­и­ла. Отме­тим так­же, что такая рекон­струк­ция пол­но­стью соот­вет­ству­ет линии, заяв­лен­ной в помян­ни­ке: «кня­зя Дани­ла Дрюц­ко­го, кня­зя Миха­и­ла, кня­зя Миха­и­ла, кня­зя Димит­риа, кня­зя Симео­на, кня­зя Иоан­на» (под име­нем Иоанн здесь фигу­ри­ру­ет Иван Путя­та, отец Дмит­рия Путя­ти­ча) 20.

Как видим, на этом рисун­ке нашлось вполне чет­кое место всем извест­ным в исто­рии XIV в. кня­зьям Друц­ким, что дела­ет пред­став­лен­ную гене­а­ло­гию очень весо­мой. Один момент А. Кузь­мин не толь­ко уточ­нил, но и изме­нил. Осно­ва­те­ля­ми линий (срав­ни со схе­мой Ю. Воль­фа – см. рис. 7.1) у него ста­ли сыно­вья Миха­и­ла – Дмит­рий и Васи­лий, при­чем Дмит­рия исто­рик счи­та­ет стар­шим сыном, посколь­ку он занял ста­рей­ший стол рань­ше Васи­лия, уже в 1372 г. Рекон­струк­цию пер­во­го зна­чи­мо­го пери­о­да родо­сло­вия кня­зей Друц­ких, сде­лан­ную А. Кузь­ми­ным, мож­но при­знать удач­ной. Про­блем­ны­ми места­ми здесь оста­ют­ся род­ствен­ные свя­зи кня­зей Друц­ких с дру­ги­ми кня­же­ски­ми рода­ми. О воз­мож­ной свя­зи кня­зей Голь­цов­ских с Друц­ки­ми упо­ми­нал еще Ю. Вольф. Л. Вой­то­вич пред­по­ла­га­ет, что у кня­зей Один­це­ви­чей, Тетей и Плак­си­чей был один пре­док. Воз­мож­но, что к линии кня­зей Друц­ких при­над­ле­жат и кня­зья Лукомские.Период XV–XVI вв. в гене­а­ло­гии Друц­ких изу­чен гораз­до луч­ше. Здесь пред­сто­ит решить сле­ду­ю­щие основ­ные вопро­сы: уста­нов­ле­ние по воз­мож­но­сти неиз­вест­ных жен неко­то­рых пред­ста­ви­те­лей рода, уточ­не­ние имен кня­зей Друц­ких и лиц из род­ствен­ных им фами­лий, эми­гри­ро­вав­ших в ВКМ. Пери­од суще­ство­ва­ния раз­ных линий кня­зей Друц­ких в ВКЛ в XVII–XVIII вв. (тре­тий зна­чи­мый пери­од родо­сло­вия) уже рас­смат­ри­вал Ю. Вольф, но им были изу­че­ны не все име­ю­щи­е­ся источ­ни­ки, поэто­му оста­лось доста­точ­но неяс­ных мест (хро­но­ло­ги­че­ские лаку­ны, неиден­ти­фи­ци­ро­ван­ные пред­ста­ви­те­ли рода и т. д.). Раз­ре­ше­ние выше­на­зван­ных вопро­сов тре­бу­ет допол­ни­тель­ных исследований.

Основ­ні дже­ре­ла публікації:
Рыб­чо­нок С. А. Родо­сло­вие кня­зей Друц­ких в XІV–XVII вв. //

II. Геральдика и сфрагистика.

Шмат­лікія галі­ны роду Друц­кіх у ВКЛ кары­сталі­ся адзі­ным гер­бам, вядо­мым як герб “Друцк” (на чырво­ным шчы­це — сяр­эбра­ны меч рука­яц­цю ўга­ру, аба­пал яго – чаты­ры зала­тыя паў­ме­ся­цы). Пра­васлаў­ныя роды не атры­малі поль­скія гер­бы разам з літоўс­кай ары­ста­кра­ты­яй у 1413 г., але мно­гія з іх кары­сталі­ся ста­ра­жыт­ны­мі там­га­па­доб­ны­мі зна­ка­мі, якія фак­тыч­на выкон­валі функ­цыю гер­баў. Яны змяш­чалі­ся на аса­бі­стых пячат­ках, а так­са­ма, нап­эў­на, выка­ры­стоў­валі­ся ў якас­ці клей­наў пры мар­кіроў­цы маё­мас­ці, пазна­ч­эн­ні зямель­ных межаў і інш. Ад гер­баў гэтыя зна­кі адроз­ні­ва­ла тое, што яны не мелі закон­ча­на­га выгля­ду: кож­ны прад­стаўнік роду, як праві­ла, уносіў у баць­коўскі знак пэў­ныя адме­ны, перат­ва­ра­ю­чы яго ў свой аса­бі­сты. Да нас дай­шлі пячат­кі, якія нале­жалі бра­там Іва­ну Бабе, Іва­ну Пуця­це і Васі­лю Крас­на­му. Дзве з іх заха­валі­ся пад­ве­ша­ны­мі да дага­вор­най гра­ма­ты 1431 г., пячат­ка Пуця­ты – адар­ва­най, але, нап­эў­на, ад гэтай жа гра­ма­ты. 21 На іх мож­на ўба­чы­ць рода­выя зна­кі, пра­та­ты­пам якіх, віда­воч­на, пас­лу­жы­ла адна выя­ва, паз­ней вядо­мая як герб “Друцк”. На пячат­ках трох бра­тоў Друц­кіх мы бачым такія вары­я­цыі: у Васі­ля васт­рыё мяча аба­піра­ец­ца на адмыс­ло­вы завіток, у Іва­на Бабы меч заме­не­ны на стра­лу, а ў Пуця­ты меч перат­ва­ры­ў­ся ў крыж, а паў­ме­ся­цы – у S‑падобныя лініі, што выход­зя­ць з верх­ня­га кан­ца кры­жа і ата­ча­ю­ць яго з бакоў. Паз­ней гэтыя вары­ян­ты не мелі пра­ця­гу, а герб зама­ца­ваў­ся ў класіч­ным выгляд­зе: меч і чаты­ры паўмесяцы.

Вар­та адзна­чы­ць, што рода­вая эмбле­ма Друц­кіх, вера­год­на, з’яўляецца выні­кам эва­лю­цыі так зва­на­га “трох­зуб­ца” – ста­ра­жыт­на­га зна­ка Руры­каві­чаў. Выры­янт гэта­га зна­ка, які ўжы­ваў­ся ўла­да­ра­мі Друц­ка, меў высо­кі пра­мы цэн­траль­ны зубец і акруг­ла загну­тыя да яго бака­выя. Такі знак, надра­па­ны на шыфер­ным пра­сві­цы, быў знойдзе­ны пры рас­коп­ках Друц­ка­га гарад­зіш­ча, 22 а вель­мі падоб­ны на яго – на ган­чар­ный клей­нах ХІІ – ХІІІ стст. з Магілё­ва, што навод­зі­ць на дум­ку аб пры­на­леж­на­сці апош­ня­га ў той час да Друц­ка­га княст­ва. 23 Мож­на мер­ка­ва­ць, што ў пра­ц­э­се змен гэта­га зна­ка цэн­траль­ны зубец, дапоў­не­ны пера­кры­жа­ван­нем, перат­ва­ры­ў­ся ў меч, а закруг­ле­ныя бака­выя, адар­ваў­шы­ся ад яго – у дзве пары паўмесяцаў.

На самой ран­ней не дошед­шей к нам печа­ти шури­на Вито­вта кня­зя Льва Друц­ко­го, при­ло­жен­ной на лен­ной при­ся­ги Кей­с­ту­то­ви­ча Тев­тон­ско­му Орде­ну в 1384 г., если верить позд­ней­ше­му опи­са­нию от 1393 г., была изоб­ра­же­на фигу­ра всад­ни­ка с мечом [Daniłowicz, 1860, t. I, s. 247–248, nr 492]. Марьян Гумов­ский посчи­тал ее за герб «Пого­ня», на осно­ва­нии чего выска­зал мысль о при­над­леж­но­сти кня­зей Друц­ких к дина­стии Геди­ми­но­ви­чей [Gumowski, 1930, r. VII, z. 3–4, s. 704]. Одна­ко в рас­смат­ри­ва­е­мый пери­од еще не суще­ство­ва­ло обще­ди­на­сти­че­ско­го гер­ба «Пого­ня» у потом­ков Геди­ми­на, кото­рые поль­зо­ва­лись пре­иму­ще­ствен­но или пеши­ми, или кон­ны­ми кня­же­ски­ми печа­тя­ми, одна из кото­рых офор­ми­лась в герб толь­ко после избра­ния в 1386 г. вели­ко­го кня­зя литов­ско­го Ягай­лы поль­ским коро­лем [Шалан­да, 2013б, с. 53]. Нет сомне­ний в том, что князь Лев Друц­кий поль­зо­вал­ся кон­ной порт­рет­ной печа­тью, изго­тов­лен­ной по образ­цу такой же печа­ти Вито­вта, воз­мож­но, даже непо­сред­ствен­но в Прус­сии, о чем сви­де­тель­ству­ет ее латин­ская леген­да: «SIGILLVM LEWE DVCIS DRVCK» [Gumowski, 1930, r. VII, z. 3–4, s. 704]. Испол­нен­ная в запад­ных тра­ди­ци­ях кня­же­ской сфра­ги­сти­ки в то вре­мя она име­ла отда­лен­ную при­част­ность к гераль­ди­ке, а пото­му вывод Марья­на Гумов­ско­го, выска­зан­ный о гер­бе «Пого­ня» кня­зей Друц­ких насчет его исполь­зо­ва­ния в кон­це XIV в., выгля­дит оши­боч­ным. Не поль­зо­ва­лись «Пого­ней» кня­зья Друц­кие и поз­же, поэто­му гераль­ди­че­ский аргу­мент в дока­за­тель­ствах их при­над­леж­но­сти к Геди­ми­но­ви­чам сле­ду­ет отне­сти к недо­ра­зу­ме­нию 24.

Ілюстра­ція 1	Наз­ва сфра­ги­са	Эми­тент
	Дру­ць­кий Іван Путя­та Семе­но­вич, 1431
	Дру­ць­кий Дмит­ро Іва­но­вич Путя­тич

Сохра­нен­ные печа­ти кня­зей Друц­ких с ХV в. демон­стри­ру­ют совсем дру­гую гераль­ди­че­скую кар­ти­ну, а имен­но: они поз­во­ля­ют наблю­дать отчет­ли­вый про­цесс гераль­ди­за­ции их лич­ных клей­мо­вых зна­ков. Послед­ние, несмот­ря на суще­ство­ва­ние пере­ход­ных форм, мож­но раз­де­лить на три глав­ных типа: стре­ло­вый, кре­сто­вый и полу­коль­це­вой. В осно­ве пер­вых стре­ло­вых зна­ков лежа­ли стре­лы с раз­ны­ми допол­не­ни­я­ми. Свой про­то­тип они име­ли в зна­ке кня­зя Семё­на Дмит­ри­е­ви­ча Друц­ко­го с его печа­ти 1401 г.: стре­ла остри­ем к вер­ху, зажа­тая меж­ду дву­мя полу­коль­ца­ми кон­ца­ми от себя, сто­ит на коль­це [Одно­ро­жен­ко, 2009б, с. 73, № 91] (см. рис. 11.1). На печа­ти его сына кня­зя Ива­на Семё­но­ви­ча «Бабы» (1431 г.) стре­ла была поло­же­на на гераль­ди­че­ский щит, изме­ни­ла направ­ле­ние, так как была направ­ле­на спра­ва нале­во вкось, утра­ти­ла коль­цо, а вме­сто двух полу­ко­лец ока­за­лась зажа­той меж­ду четы­рех 25 (см. рис. 11.2). В свое вре­мя Юзеф Пузы­на вме­сто того, что­бы срав­нить зна­ки отца и сына, искал ана­ло­гии меж­ду печа­тя­ми кня­зей Ива­на Семё­но­ви­ча «Бабы» и Ива­на Андре­еви­ча, сына Андрея Оль­гер­до­ви­ча Полоц­ко­го. В резуль­та­те он оши­боч­но утвер­ждал, что: «...есть [он] (знак на печа­ти Ива­на “Бабы”. – А. Ш.) соеди­не­ни­ем моти­ва пер­вой (печа­ти Ива­на Андре­еви­ча. – А. Ш.) с моти­вом зна­ка на печа­ти Оль­гер­да» [Puzyna, 1911, r. IV, nr 5–6, s. 80]. Похо­жей интер­пре­та­ци­ей поль­ский иссле­до­ва­тель стре­мил­ся под­кре­пить тезис о про­ис­хож­де­нии кня­зей Друц­ких от Геди­ми­но­ви­чей, но в све­те новых иссле­до­ва­ний сфра­ги­сти­ки Оль­гер­да литов­ским гераль­ди­стом Эдмун­да­сом Рим­шей [Rimša, 2002, s. 215] упо­мя­ну­тый вывод не нахо­дит подтверждения.

Сфра­ги­сти­ка потом­ков кня­зя Ива­на Семё­но­ви­ча «Бабы» извест­на по недав­но най­ден­но­му оттис­ку печа­ти его вну­ка – кня­зя Фёдо­ра Фёдо­ро­ви­ча «Коноп­ли» Друц­ко­го-Соко­лин­ско­го [Wolff, 1895, s. 60–61; Насевіч, 2000, с. 55–56]. Она была при­ло­же­на к доку­мен­ту, дати­ро­ван­но­му Вале­ри­ем Позд­ня­ко­вым меж­ду 1478 и 1486 г., и име­ла почти иден­тич­ный с гер­бо­вой фигу­рой деда герб: на щите изоб­ра­же­на стре­ла остри­ем вниз, зажа­тая меж­ду четы­рех полу­ко­лец [Пазд­ня­коў, 2013, с. 121, мал. 5] (рис. 11.4, а). Несо­мнен­ная наслед­ствен­ность опи­сан­ной гер­бо­вой фигу­ры в тече­ние как мини­мум трех поко­ле­ний этой вет­ви кня­зей Друц­ких поз­во­ля­ет гово­рить о скла­ды­ва­нии в тече­ние ХV в. одно­го из вари­ан­тов их гер­ба, в осно­ве кото­ро­го была стре­ла меж­ду четы­рех полу­ко­лец. К стре­ло­во­му типу надо отне­сти так­же соб­ствен­ный клей­мо­вый знак осно­ва­те­ля вет­ви кня­зей Друц­ких-Любец­ких – кня­зя Васи­лия Гри­го­рье­ви­ча Друц­ко­го (рис. 11.4, б) [Wolff, 1895, s. 202; Насевіч, 2000, с. 56, 69], кото­рый сохра­нил­ся на его печа­ти из того же само­го доку­мен­та, дати­ро­ван­но­го меж­ду 1478 и 1486 г.: в поле печа­ти изоб­ра­же­на стре­ла остри­ем вверх два раза пере­кре­щен­ная, с лево­го кон­ца верх­не­го скре­ще­ния выхо­дят в пра­вую сто­ро­ну два полу­коль­ца [Пазд­ня­коў, 2013, с. 121–122, мал. 6]. Отсут­ствие сле­дов гераль­ди­за­ции зна­ка не поз­во­ля­ет гово­рить о нем, как о гер­бе. Вме­сте с тем по его фор­ме мож­но про­сле­дить направ­ле­ния изме­не­ний лич­ных клей­мо­вых зна­ков кня­зей Друц­ких: стре­ла лег­ко соче­та­лась с кре­ста­ми, а коли­че­ство полу­ко­лец и их кон­фи­гу­ра­ция мог­ли быть раз­ны­ми. В резуль­та­те была достиг­ну­та глав­ная цель – знак имел суще­ствен­ные раз­ли­чия, необ­хо­ди­мые для иден­ти­фи­ка­ции кон­крет­но­го вла­дель­ца, но при этом сохра­нял общие чер­ты со зна­ка­ми родни.

Вто­рой тип зна­ков кня­зей Друц­ких – кре­сто­вый – име­ет в осно­ве кре­сты раз­ных кон­фи­гу­ра­ций, как, напри­мер, на печа­ти кня­зя Ива­на Семё­но­ви­ча «Путя­ты» Друц­ко­го (1431 г.): на щите крест с верх­ним кон­цом, раз­де­лен­ным на длин­ные загну­тые и опу­щен­ные вниз «усы». Инте­рес­но, что Марьян Гумов­ский видел на щите «как бы бук­ву М с кре­стом на сред­ней пал­ке» [Gumowski, 1930, r. VII, z. 3–4, s. 698, tabl. IX, nr 71]. В свою оче­редь, Олег Одно­ро­жен­ко опи­сы­вал гер­бо­вый знак кня­зя Ива­на «Путя­ты» так­же как крест [Одно­ро­жен­ко, 2009б, с. 73–74, 229, № 93] (рис. 11.5, а). К кре­сту он отно­сил и гер­бо­вый знак на печа­ти кня­зя Васи­лия Семё­но­ви­ча «Крас­но­го» Друц­ко­го (1431 г.) [Одно­ро­жен­ко, 2009б, с. 74, 229, № 94] (рис. 11.5, б). Одна­ко, по наше­му мне­нию, соб­ствен­ный гер­бо­вый знак послед­не­го мож­но выде­лить отдель­но и отне­сти к тре­тье­му так назы­ва­е­мо­му полу­коль­це­во­му типу зна­ков, в осно­ве кото­рых лежат полу­коль­ца с силь­но загну­ты­ми кон­ца­ми в соче­та­нии с кре­ста­ми и допол­ни­тель­ны­ми полу­коль­ца­ми. Отме­тим, что раз­ме­ще­ние соб­ствен­ных клей­мо­вых зна­ков сыно­вья­ми кня­зя Семё­на Дмит­ри­е­ви­ча Друц­ко­го на гераль­ди­че­ских щитах в 1431 г. и даль­ней­шая пере­да­ча их в наслед­ство по пря­мой линии (на при­ме­ре гер­бо­вой печа­ти Фёдо­ра «Коноп­ли» Соко­лин­ско­го) сви­де­тель­ству­ет, что кня­зья Друц­кие в ВКЛ лег­ко пре­одо­ле­ва­ли гер­бо­вый «дефи­цит» и не име­ли ника­ко­го «гер­бо­во­го ком­плек­са» в отно­ше­нии к литов­ско­му бояр­ству, кото­рое полу­чи­ло поль­ские шля­хет­ские гер­бы на осно­ва­нии Горо­дель­ско­го при­ви­лея 1413 г. Еще до извест­но­го при­ви­лея 6 мая 1434 г. вели­ко­го кня­зя литов­ско­го Сигиз­мун­да Кей­с­ту­то­ви­ча, кото­рым регу­ли­ро­ва­ли «гераль­ди­че­ский вопрос» в ВКЛ в отно­ше­нии руси­нов [Гісто­рыя Бела­русі ... , 1936, т. I, с. 216–217], кня­зья Друц­кие поль­зо­ва­лись соб­ствен­ны­ми гераль­ди­зи­ро­ван­ны­ми зна­ка­ми, кото­рые вряд ли мож­но вслед за Вяче­сла­вом Носе­ви­чем назвать ито­гом «борь­бы» [Насевіч, 1992, с. 95]. По наше­му мне­нию, в слу­чае с кня­зья­ми Друц­ки­ми для гераль­ди­ки послед­них более важ­ны­ми были их тес­ные свя­зи с дина­сти­я­ми Поль­ши и ВКЛ: Вла­ди­сла­вом Ягай­лой, Вито­втом, Свид­ри­гай­лой, Сигиз­мун­дом Кей­с­ту­то­ви­чем и Кази­ми­ром Ягай­ло­ви­чем. Сфра­ги­сти­ка кня­зей Друц­ких кон­ца XIV в. – XV в. ярко сви­де­тель­ству­ет, что про­цесс гераль­ди­за­ции их клей­мо­вых зна­ков был син­хро­нен подоб­но­му про­цес­су гераль­ди­за­ции напе­чат­ных кон­ных и дру­гих фигур Геди­ми­но­ви­чей [Шалан­да, 2013б, с. 57]. Тем более что в при­ви­лее Сигиз­мун­да Кей­с­ту­то­ви­ча 1434 г. имел­ся вви­ду поря­док адап­та­ции к поль­ским шля­хет­ским гер­бам: «Кро­ме это­го, согла­ша­ем­ся и поз­во­ля­ем, что­бы кня­зья и бояре рус­ские носи­ли и поль­зо­ва­лись гер­ба­ми или зна­ка­ми шля­хет­но­сти (“arma seu nobilitatis clenodia”) так же, как и литов­ские, одна­ко зачис­ля­ют­ся к назван­ным зна­кам через литов­цев, после полу­че­ния согла­сия от бра­тьев по сво­ей гене­а­ло­гии из коро­лев­ства Поль­ско­го» [Гісто­рыя Бела­русі ... , 1936, т. I, с. 217]. Для кня­зей Друц­ких, тес­но свя­зан­ных с пра­вя­щей в ВКЛ дина­сти­ей, поль­ские шля­хет­ские гер­бы в XV в. вряд ли име­ли боль­шую значимость.

Впер­вые герб кня­зей Друц­ких появил­ся в руко­пис­ном гер­бов­ни­ке «Ком­пен­ди­ум» Вой­те­ха Вию­ка Коя­ло­ви­ча толь­ко в сере­дине ХVІІ в. Назвав его «Друцк», «отец» шля­хет­ской гераль­ди­ки ВКЛ дал сле­ду­ю­щее его опи­са­ние: «Дол­жен быть в крас­ном поле четы­ре полу­ме­ся­ца, а меж­ду ними широ­кий меч, в нашлем­ни­ке три пера стра­у­са» [Kojałowicz, 1897, s. 45] (рис. 11.16, а). Ни цвет полу­ме­ся­цев, ни цвет меча не были им обо­зна­че­ны, что поз­во­ля­ет пола­гать о незна­нии Вой­техом Коя­ло­ви­чем пол­ных цве­то­вых харак­те­ри­стик. Подан­ный им нашлем­ник отли­чал­ся от того, кото­рым в 1642 г. поль­зо­ва­лись Друц­кие-Гор­ские. Одна­ко, насколь­ко мож­но пола­гать, нашлем­ни­ки в гер­бах кня­зей Друц­ких дей­стви­тель­но мог­ли иметь раз­ный вид. Све­де­ния о гер­бе у Вой­те­ха Коя­ло­ви­ча чрез­вы­чай­но лако­нич­ны: им поль­зо­ва­лись Друц­кие, «кото­рые от дав­них кня­зей Рус­ких род свой выво­дят, а на четы­ре вет­ви в ВКЛ раз­де­ли­лись: Гор­ских, Любец­ких, Озе­рец­ких, Соко­лин­ских» [Kojałowicz, 1897, s. 45]. О послед­них спе­ци­аль­но отме­че­но, что они «это­го же гер­ба» [Kojałowicz, 1897, s. 46]. Похо­же на то, что автор пер­во­го гер­бов­ни­ка шлях­ты ВКЛ не обла­дал ника­кой допол­ни­тель­ной инфор­ма­ци­ей насчет гер­ба кня­зей Друц­ких, поми­мо той, что была в «Хро­ни­ке» Матея Стрый­ков­ско­го. Тем не менее к заслу­гам Вой­те­ха Коя­ло­ви­ча сле­ду­ет отне­сти при­да­ние гер­бу назва­ния «Друцк», кото­рое имен­но с это­го вре­ме­ни ста­ли упо­треб­лять при­ме­ни­тель­но к гераль­ди­ке кня­зей Друц­ких. В 1658 г. в дру­гой сво­ей рабо­те с родо­слов­ны­ми шлях­ты ВКЛ – «Номен­кля­то­ре» – Вой­тех Коя­ло­вич доба­вил неко­то­рые важ­ные дета­ли о гер­бе кня­зей Друц­ких: «про­ис­хо­дят от кня­зей Рус­ких, потом­ков Вла­ди­ми­ра, монар­ха всей Руси. Упо­треб­ля­ют герб соб­ствен­ный, а имен­но четы­ре полу­ме­ся­ца и меч широ­кий, а на шле­ме – кня­же­скую мит­ру. Назы­ва­ют­ся Друц­ки­ми от пове­та Друцк (так!) в Витеб­ском вое­вод­стве. Делят­ся на четы­ре линии: Гор­ских, Соко­лин­ских, Любец­ких и Озе­рец­ких...» [Kojałowicz, 1905, s. 154] (рис. 11.16, б).

Сле­ду­ет отме­тить, что широ­кой извест­но­сти гер­бу «Друцк» руко­пис­ные гер­бов­ни­ки Вой­те­ха Коя­ло­ви­ча не при­нес­ли, ведь они не были в то вре­мя напечатаны27. Толь­ко в пер­вой поло­вине ХVIII в. автор фун­да­мен­таль­но­го гер­бов­ни­ка шлях­ты Речи Поспо­ли­той Кас­пер Несец­кий впер­вые опуб­ли­ко­вал не толь­ко его опи­са­ние, но и гра­вюр­ный рису­нок. Во вто­ром томе сво­ей «Коро­ны поль­ской» (Львов, 1738 г.) он повто­рил про «Друцк» фак­ти­че­ски всю инфор­ма­цию из руко­пи­си Вой­те­ха Коя­ло­ви­ча, спе­ци­аль­но под­черк­нув, что: «Про этот герб ни Папроц­кий, ни Околь­ский не писа­ли» [Niesiecki, 1738, т. II, s. 87]. Одна­ко вме­сто точ­но опи­сан­но­го Вой­техом Коя­ло­ви­чем меча в гер­бо­вой фигу­ре Кас­пер Несец­кий подал крест: «Есть четы­ре Меся­ца, как бы в ново­лу­нии, два с одной сто­ро­ны один над дру­гим рога­ми к себе направ­лен­ные, со вто­рой сто­ро­ны такие же два, между
ними Крест, над шле­мом мит­ра Кня­же­ская...» [Niesiecki, 1738, t. II, s. 87]. Прав­да, на счет вида гер­бо­вой фигу­ры «Друцк» поль­ский гераль­дист не был пол­но­стью уве­рен, хотя вна­ча­ле заявил, что сам ее видел мно­го раз. Со ссыл­кой на про­из­ве­де­ние иезу­и­та Ста­ни­сла­ва Остро­жан­ско­го «Золо­тые коло­сья» (Виль­но, 1640 г.) он заме­тил, что тот «в гер­бе кня­зей Друц­ких более хочет иметь меч широ­кий руко­ят­кой про­сто вверх направ­лен­ный, а не крест, в шле­ме же его шесть перьев кла­дёт» [Niesiecki, 1738, т. II, s. 87]. Одна­ко в ука­зан­ном источ­ни­ке в гер­бе кня­зей Друц­ких-Соко­лин­ских был поме­щен имен­но крест и пять перьев в нашлем­ни­ке, а гер­бо­вое сти­хо­тво­ре­ние не остав­ля­ет ника­ких сомне­ний в том, что Кас­пер Несец­кий пере­пу­тал его информацию:
«Dwa Miesiące przy krzyżu znaki odmienności,
Zawartemi rogami bronią swey całości. ...Dwa Miesiące po stronach znaki odmienności, Krzyż w poyśrzodku Krolewska droga do wieczności.
Darmo drogi do nieba gdzie indziey szukacie,
Cni Kniaziowie, gdy pewną drogę w domu macie». [Ostrozanski, 1640, fol. A1 v.] (рис. 11.20)

Одна­ко на гераль­ди­че­ской гра­вю­ре гер­ба «Друцк», поме­щен­ном в гер­бов­ни­ке «Коро­на поль­ская», пере­вес все же был отдан мечу, а при­пи­сан­ные Ста­ни­сла­ву Остро­жан­ско­му шесть перьев были поло­же­ны над кня­же­ской мит­рой (рис. 11.21). Нет сомне­ний в том, что даже в пер­вой поло­вине ХVIII в. вари­а­тив­ность гер­бо­вой фигу­ры кня­зей Друц­ких сохра­ня­лась. Князь Юзеф Алек­сандр Ябло­нов­ский вооб­ще писал, что: «...наи­бо­лее ... Фами­лии бла­го­род­ные Рус­кие и Литов­ские, в осо­бен­но­сти кня­же­ские, меся­ца­ми и кре­ста­ми печа­та­лись...» [цит. по: Kuropatnicki, 1789, cz. I, s. 44]. Несо­мнен­но, в этом месте он в первую оче­редь имел в виду кня­зей Друц­ких. Попу­ляр­ность рабо­ты Кас­пе­ра Несец­ко­го в Речи Поспо­ли­той поспо­соб­ство­ва­ла, во-пер­вых, закреп­ле­нию за гер­бом назва­ния «Друцк», во-вто­рых, бла­го­да­ря гераль­ди­че­ской гра­вю­ре, пере­вес полу­чил чет­вер­тый вари­ант гер­бо­вой фигу­ры – с мечом и полу­ме­ся­ца­ми. Несмот­ря на то что после­до­ва­тель Кас­пе­ра Несец­ко­го – Бене­дикт Хме­лёв­ский – еще видел в гер­бе «Друцк» «меч или крест» (1763 г.) [Chmielowski, 1763, s. 46–47], имен­но меч вышел на пер­вый план. Инте­рес­ны­ми пред­став­ля­ют­ся заме­ча­ния гра­фа Эва­ри­ста Андрея Куро­пат­ниц­ко­го, белз­ско­го каш­те­ля­на, насчет гераль­ди­ки кня­зей Друц­ких, сде­лан­ные им в гераль­ди­че­ском трак­та­те «Изве­стия о шля­хет­ском гер­бе...», издан­ном в Вар­ша­ве в 1789 г. Во-пер­вых, все Друц­кие (спе­ци­аль­но обо­зна­че­ны Гор­ские и Соко­лин­ские) исполь­зо­ва­ли герб «Друцк» [Kuropatnicki, 1789, cz. IІ, s. 25, 37, 58, 101]; во-вто­рых, повто­рив опи­са­ние гер­ба за Кас­пе­ром Несец­ким, он не согла­сил­ся с доми­на­ци­ей кре­ста в гер­бо­вой фигу­ре: «а я бы счи­тал, что меч широ­кий корот­кий, вверх скре­ще­ни­ем, а остри­ем вниз идет, в шле­ме Мит­ра, над Мит­рой пять перьев стра­у­са» [Kuropatnicki, 1789, cz. IІI, s. 13]. Обра­тим вни­ма­ние на сме­ну коли­че­ства перьев в нашлем­ни­ке – с шести до пяти, что соот­вет­ство­ва­ло гераль­ди­че­ским пра­ви­лам. Гене­зис «Друц­ка» им был пояс­нен про­сто: «От кня­зей Рус­ких при­ме­ня­е­мый со ста­рин­ных вре­мен» [Kuropatnicki, 1789, cz. IІI, s. 13]. Послед­нее заме­ча­ние важ­но пото­му, что поз­во­ля­ет утвер­ждать пол­ное отсут­ствие внят­ной гер­бо­вой леген­ды у кня­зей Друц­ких в XVIII в. Что каса­ет­ся родо­слов­ной, никто в то вре­мя ни сомне­вал­ся в про­ис­хож­де­нии кня­зей Друц­ких, Гор­ских, Соко­лин­ских, Любец­ких, Озе­рец­ких, Баг­ри­нов­ских, Баби­чей, Бала­ба­нов, Толо­чин­ских, Под­бе­рез­ских, Виде­ниц­ких, Зуб­ро­виц­ких и Путя­ти­чей от потом­ков киев­ско­го кня­зя Вла­ди­ми­ра Свя­то­сла­ви­ча от «Линии Вла­ди­мир­ской» [Jabłonowski, 1742, s. 75]. Уди­ви­тель­ным обра­зом это не про­ти­во­ре­чи­ло исто­ри­че­ской прав­де (родо­слов­ные полоц­ких кня­зей и, соот­вет­ствен­но, друц­ких води­ли от Изя­с­ла­ва Вла­ди­ми­ро­ви­ча) [Насевіч, 1993, c. 5, 9–10].

Окон­ча­тель­ную точ­ку в закреп­ле­нии гер­бо­вой фигу­ры «Друцк», а так­же его цве­то­вых харак­те­ри­стик поста­вил «земя­нин Чер­ни­гов­ско­го вое­вод­ства» Пётр Мала­хов­ский в рабо­те «Сбор­ник фами­лий шлях­ты...», кото­рая выдер­жа­ла два изда­ния (Люб­лин, 1790 и 1805 г.). Соглас­но его све­де­ни­ям, щит гер­ба «Друцк» делил­ся на две части: пра­вую голу­бую, где «...два меся­ца в ново­лу­нии, один вверх, вто­рой вниз рога­ми, чуть не стал­ки­ва­ют­ся, око­ло них при левой сто­роне на том же самом поле (так!) меч корот­кий широ­кий, руко­ят­кой вверх, остри­ем вниз, с левой сто­ро­ны в поле ярко крас­ном (так!), такие же самые два меся­ца» [Małachowski, 1805, s. 597]. Прав­да, како­го цве­та были меч и меся­цы, автор не потру­дил­ся отме­тить. Тра­ди­ци­он­ные уже шлем, кня­же­ская мит­ра и шесть перьев стра­у­са в нашлем­ни­ке были поза­им­ство­ва­ны из гра­вюр­но­го рисун­ка Кас­пе­ра Несец­ко­го, а тезис: «В дав­ние вре­ме­на от кня­зей Рус­ких при­ме­ня­е­мый» [Małachowski, 1805, s. 597], – явно взят из кни­ги гра­фа Эва­ри­ста Андрея Куро­пат­ниц­ко­го. Инте­рес­но, что имен­но этот вари­ант гер­ба с неболь­ши­ми изме­не­ни­я­ми был адап­ти­ро­ван кня­зья­ми Друц­ки­ми-Соко­лин­ски­ми в Рос­сий­ской импе­рии в кон­це XVIII в. У них меч был сереб­ря­ный, а меся­цы золо­тые [Общий гер­бов­ник дво­рян Все­рос­сий­ской импе­рии, 1800, ч. 5, с. 4; Пет­ров, 1991, кн. 1, с. 98, 99] (рис 11.22).

Таким обра­зом, мож­но кон­ста­ти­ро­вать, что гер­бы кня­зей Друц­ких в XV–XVIII вв. про­шли опре­де­лен­ные эта­пы эво­лю­ции: от появ­ле­ния пер­вых гераль­ди­зи­ро­ван­ных зна­ков до фор­ми­ро­ва­ния родо­во­го гер­ба «Друцк».

Пери­од мно­го­гер­бо­во­сти кня­зей Друц­ких (ХV в. – пер­вая поло­ви­на XVI в.). В резуль­та­те гераль­ди­за­ции лич­ных клей­мо­вых зна­ков стре­ло­во­го, кре­сто­во­го и полу­коль­це­во­го типов у кня­зей Друц­ких сло­жи­лись три вари­ан­та соб­ствен­ных гер­бов. В осно­ве пер­во­го из их была стре­ла меж­ду четы­рех полу­ко­лец (князь Фёдор Фёдо­ро­вич «Конопля»-Друцкий-Соколинский, 1478–1486 гг.). В осно­ве вто­ро­го лежал длин­ный крест меж­ду четы­рех полу­ко­лец – полу­ме­ся­цев (князь Миха­ил Васи­лье­вич Друц­кий-Соко­лин­ский, 1541 г.). Его воз­ник­но­ве­ние мож­но отне­сти к кон­цу 30‑х – нача­лу 40‑х годов ХVІ в. Общий про­цесс нату­ра­ли­за­ции абстракт­ных клейм при­вел к закреп­ле­нию в гераль­ди­ке кня­зей Друц­ких так назы­ва­е­мых аст­ро­но­ми­че­ских эле­мен­тов в гер­бо­вой фигу­ре в виде четы­рех полу­ме­ся­цев. В осно­ве тре­тье­го вари­ан­та гер­ба лежа­ло полу­коль­цо с бук­вой «М» или ее поло­ви­ной навер­ху (князь Гри­го­рий Ива­но­вич Один­це­вич-Баг­ри­нов­ский, 1527 и 1556 г.). Поми­мо это­го князь Семён Бог­да­но­вич Один­це­вич поль­зо­вал­ся поль­ским шля­хет­ским гер­бом «Зарем­ба» или его изме­нен­ным вари­ан­том «Лев з муру» (1534–1541 гг.), кото­рый являл­ся или резуль­та­том его соб­ствен­но­го гер­ботво­ре­ния, или досто­я­ни­ем гер­бо­вой адап­та­ции со сто­ро­ны Довойн. Из пере­чис­лен­ных вто­рой вари­ант стал про­то­ти­пом гер­ба «Друцк».

Пери­од скла­ды­ва­ния еди­но­го родо­во­го гер­ба кня­зей Друц­ких (сере­ди­на XVI в. – нача­ло 40‑х годов XVII в.). В это вре­мя почти все вет­ви рода (Соко­лин­ские, Гор­ские, Любец­кие и др.) стре­ми­лись вме­сте пре­зен­то­вать вто­рой вари­ант их гер­ба с кре­стом и четырь­мя полу­коль­ца­ми или полу­ме­ся­ца­ми. Даль­ней­ший про­цесс нату­ра­ли­за­ции гер­бо­вой фигу­ры при­вел к пре­об­ра­зо­ва­нию кре­ста в меч. В резуль­та­те появил­ся новый – чет­вер­тый – вари­ант гер­ба кня­зей Друц­ких, в осно­ве кото­ро­го лежал меч меж­ду четы­рех полу­ме­ся­цев. На сере­ди­ну ХVI в. при­шлось оформ­ле­ние общей родо­слов­ной леген­ды кня­зей Друц­ких, кото­рая опи­ра­лась на несколь­ко важ­ных гене­а­ло­ги­че­ских идей: о про­ис­хож­де­нии от вели­ких кня­зей киев­ских, о пра­ве Друц­ких на вели­ко­кня­же­ский титул, о русин­ском про­ис­хож­де­нии рода и об их тес­ных брач­ных свя­зях с Геди­ми­но­ви­ча­ми. Одна­ко даль­ней­ше­го раз­ви­тия эти идеи не полу­чи­ли. Един­ствен­ным важ­ным ито­гом их вли­я­ния на гераль­ди­ку кня­зей Друц­ких было появ­ле­ние в их гер­бах кня­же­ской мит­ры. Спе­ци­фи­кой такой гераль­ди­ки было соче­та­ние, вопре­ки гераль­ди­че­ским пра­ви­лам, рыцар­ско­го шле­ма с кня­же­ской мит­рой и раз­но­го типа нашлем­ни­ка­ми: хвост пав­ли­на или перья стра­у­са (обыч­но три или пять). Для гер­бо­вой фигу­ры так­же была харак­тер­на измен­чи­вость: крест или меч, полу­коль­ца или полу­ме­ся­цы, раз­лич­ные незна­чи­тель­ные допол­не­ния. Тем не менее закреп­ле­нию чет­вер­то­го вари­ан­та гер­ба в гераль­ди­ке кня­зей Друц­ких спо­соб­ство­ва­ла пане­ги­ри­сти­че­ская лите­ра­ту­ра ВКЛ пер­вой поло­ви­ны XVII в., насы­щен­ная гераль­ди­че­ской инфор­ма­ци­ей, в том чис­ле гра­вю­ра­ми гер­бов. Одна­ко ника­ких сле­дов гер­бо­вой леген­ды кня­зей Друц­ких в ней отыс­кать не уда­лось, а сам герб еще не имел спе­ци­аль­но­го назва­ния. Герб кня­зей Друц­ких появил­ся в руко­пис­ных гер­бов­ни­ках ВКЛ и Речи Поспо­ли­той доволь­но позд­но: в кон­це 30‑х – нача­ле 40‑х годов XVII в., пер­во­на­чаль­но – как неиз­вест­ный герб.

Пери­од исполь­зо­ва­ния кня­зья­ми Друц­ки­ми гер­ба «Друцк» (конец 40‑х годов XVII в. – конец XVIII в.). Как герб кня­зей Друц­ких впер­вые он был зафик­си­ро­ван в руко­пис­ном гер­бов­ни­ке «Ком­пен­ди­ум» Вой­те­ха Вию­ка Коя­ло­ви­ча толь­ко в сере­дине ХVІІ в. К заслу­гам авто­ра надо отне­сти при­да­ние ему назва­ния «Друцк», кото­рое было вве­де­но им по тех­ни­че­ской при­чине: с целью систе­ма­ти­за­ции гер­бов шлях­ты ВКЛ и по образ­цу поль­ских гер­бо­вых назва­ний. Отныне это назва­ние ста­ли часто упо­треб­лять при­ме­ни­тель­но к гераль­ди­ке кня­зей Друц­ких. В 1738 г. Кас­пер Несец­кий в сво­ем гер­бов­ни­ке шлях­ты Речи Поспо­ли­той впер­вые опуб­ли­ко­вал не толь­ко опи­са­ние гер­ба «Друцк», но и поме­стил его гра­вюр­ный рису­нок. В это вре­мя вари­а­тив­ность гер­бо­вой фигу­ры кня­зей Друц­ких сохра­ня­лась, но попу­ляр­ность рабо­ты Кас­пе­ра Несец­ко­го поспо­соб­ство­ва­ла, во-пер­вых, окон­ча­тель­но­му закреп­ле­нию за гер­бом назва­ния «Друцк», во-вто­рых, бла­го­да­ря гераль­ди­че­ской гра­вю­ре, пере­вес полу­чил чет­вер­тый вари­ант гер­бо­вой фигу­ры – с мечом и полу­ме­ся­ца­ми, шле­мом под мит­рой и с шестью перья­ми стра­у­са в нашлем­ни­ке. Отсут­ствие гер­бо­вой леген­ды при­ве­ло к тому, что во всей гераль­ди­че­ской лите­ра­ту­ре Речи Поспо­ли­той ХVIII в. гене­зис «Друц­ка» объ­яс­нял­ся про­ис­хож­де­ни­ем Друц­ких «от кня­зей рус­ких». Для самих кня­зей Друц­ких во вто­рой поло­вине XVIII в. све­де­ния из гер­бов­ни­ков и гераль­ди­че­ских сбор­ни­ков ста­ли глав­ным источ­ни­ком по их родо­вой гераль­ди­ке, неза­ви­си­мо от под­дан­ства Речи Поспо­ли­той или Рос­сий­ской империи.

Дже­ре­ла публікації:
Шалан­да А. И. Гераль­ди­ка кня­зей Друц­ких в ХV–XVIII вв.: от гераль­ди­зи­ро­ван­ных зна­ков к гер­бу «Друцк»

ІІІ. Историческая географія

Источ­ни­ки не поз­во­ля­ют точ­но опре­де­лить все земель­ные вла­де­ния, кото­рые изна­чаль­но вхо­ди­ли в состав Друц­ко­го кня­же­ства. Мож­но лишь пола­гать, что пер­во­на­чаль­ный ком­плекс вла­де­ний кня­зей Друц­ких в соста­ве ВКЛ сфор­ми­ро­вал­ся на осно­ве тер­ри­то­рии Друц­ко­го кня­же­ства XII–XIII вв. Доку­мен­ты сви­де­тель­ству­ют, что к нача­лу XVI в. род Друц­ких состо­ял из несколь­ких вет­вей, а его иму­ще­ство уже было неод­но­крат­но раз­де­ле­но меж­ду мно­го­чис­лен­ны­ми пред­ста­ви­те­ля­ми рода. При этом потом­ки кня­зей Друц­ких, вла­дев­шие дан­ной вот­чи­ной в ВКЛ, фор­ми­ро­ва­ли соб­ствен­ные цен­тры име­ний и при­ни­ма­ли родо­вые «фами­лии» (про­зви­ща), соот­вет­ству­ю­щие назва­ни­ям цен­тров новых вла­де­ний. Пер­вые слу­чаи тако­го опре­де­ле­ния встре­ча­ют­ся уже в кон­це XIV в. Так, в одном из родо­во­дов упо­мя­ну­ты Миха­ил и Алек­сандр Под­бе­резcкие, по всей види­мо­сти, кня­зья из рода Друц­ких, кото­рые взя­ли себе про­зви­ще от име­ния Под­бе­ре­зье, кото­рое было рас­по­ло­же­но вбли­зи Друц­ка. Ско­рее все­го, подоб­ным обра­зом фор­ми­ро­ва­лись и дру­гие родо­вые «фами­лии» неко­то­рых наслед­ни­ков кня­зей Друц­ких – от насе­лен­ных пунк­тов, кото­рые были цен­тра­ми име­ний: Бур­не­во, Види­ни­чи, Горы, Дуда­ко­ви­чи, Зуб­ре­ви­чи, Коно­пель­чи­цы, Крас­ное, Озер­цы, Оре­во, При­ха­бы, Сен­но, Соколь­ня, Толо­чин, Шишо­во. В насто­я­щее вре­мя нель­зя опре­де­лен­но гово­рить о том, были ли ранее все эти зем­ли частью одно­го боль­шо­го вла­де­ния кня­зей Друц­ких, кото­рым оно доста­лось при фор­ми­ро­ва­нии ВКЛ, или назван­ные име­ния попа­ли в соб­ствен­ность их наслед­ни­ков на про­тя­же­нии XVI в. каки­ми-то ины­ми путя­ми (покуп­ка, даре­ние, выслу­га, обмен и т. п.).

Абсо­лют­ное боль­шин­ство земель­ных вла­де­ний кня­зей Друц­ких нахо­ди­лось в окрест­но­стях родо­во­го гнез­да – Друц­ка, – и их соб­ствен­ность не была рас­сре­до­то­че­на по тер­ри­то­рии ВКЛ, как у мно­гих дру­гих фео­да­лов. В раз­ветв­лен­ном роде кня­зей Друц­ких, имев­шем мно­го­чис­лен­ное потом­ство, прак­ти­че­ски не было вымо­роч­ных име­ний, кото­рые по обыч­но­му пра­ву ВКЛ пере­хо­ди­ли в соб­ствен­ность вели­ко­го князя.

IV. Родословцы

Род Баби­че­вых кня­зеи и Путятичев.

У кня­зя Симео­на у Дмит­ре­еви­чя дети: князь Иван Баба, да князь Иван Путя­та, да князь
Миха­и­ло Боло­бан, да князь Дмит­реи Секира.
А у кня­зя Ива­на у Семе­но­ви­ча у Бабы дети: князь Федор, да князь Костян­тин, да Васи­леи, да князь Семен, без­де­тен, убит под Перевицким.
А у кня­зя Федо­ра Ива­но­ви­чя дети: князь Семен Соко­лин­скои, умер в тюрь­ме и с сыном на
Москве в нят­стве, да князь Васи­леи Щер­ба­тои, без­де­тен, *да князь Федор Соколинскои*1, да князь Иван Озерецкои. //
А у кня­зя Костян­ти­на Ива­но­ви­чя одна была дочь, княж­на Анна, за кня­зем Дмит­ре­ем за
Воротынским.
А у кня­зя Васи­лья у Ива­но­ви­чя дети: князь Семен, да Юрья, да Борис, да Дмит­реи, без­де­тен, да князь Михаило.
А у кня­зя Семе­на Васи­лье­ви­чя один сын князь Иван, в Нове­го­ро­де на поместье.
А у кня­зя Юрья дети: князь Федор, да Дмит­реи, да Колышка.
А у кня­зя Бори­са дети: Ондреи, да Иван. //
А у кня­зя Миха­и­ла один сын Федор.
А у кня­зя Ива­на Путя­ти у Семе­но­ви­чя дети: князь Васи­леи, да князь Иван, да князь Дмит­реи, что был на Киеве.
А у кня­зя Васи­лья Ива­но­ви­чя дети: князь Юрья, отпу­стил князь вели­ки Васи­леи Ива­но­вич в
Лит­ву, *да князь Дмитреи*2, а кня­зя Дмит­рея не ста­ло в тюрме.
А у кня­зя Юрья сын князь Дмит­реи, Шемя­чи­чев пле­мян­ник, пото­му что за кня­зем Юрьемь была кня­зю Васи­лью Шемя­чи­чю род­ная сестра.

1 *-* Впи­са­но меж­ду строк.
2 *-* Впи­са­но меж­ду строк.

(ОР РГБ. Ф. 256. Собра­ние руко­пи­сей Н. П. Румян­це­ва. № 349. Л. 153 154.)

IV. Поколенная роспись рода.

I коле­но Рюрик, князь Новгородский
II коле­но Игорь Рюри­ко­вич, вели­кий князь Киев­ский +945
III коле­но Свя­то­слав I Иго­ре­вич, вели­кий Киев­ский 942–972
IV коле­но Вла­ди­мир I, вели­кий князь Киев­ский +1015
V колено ?
VI колено ?
VII колено ?
VIII колено ?
IX колено ?
X колено ?
XI колено ?

XII генерація от Рюрика

1. ДАНИ­ИЛ

Ос­но­ва­те­лем 2‑й ди­на­стии пра­ви­те­лей Д. к. стал кн. Да­ни­ил (сер. – 2‑я пол. 13 в.). Род­ст­вен­ны­ми и поли­тич. от­но­ше­ния­ми он и его на­след­ни­ки бы­ли свя­за­ны с пра­ви­те­ля­ми Ви­теб­ско­го кн-ва (об этом кос­вен­но сви­детель­ст­ву­ет на­ли­чие ро­до­вых вла­де­ний у пра­ви­те­лей Д. к. на тер­ри­то­рии Ви­теб­ско­го кн-ва, напр. во­лос­тей Гос­мир и Дре­чьи Луки).

Памян­нік (сінод­зік) Кіева–Пячорскай лаў­ры утрым­лі­вае запіс пад зага­лоў­кам: „Род кня­зя Дмит­риа Ива­но­ви­ча Путя­ти­ча, вое­во­ды киевь­ска­го“. Князь Дзміт­рый Іва­навіч Пуця­ціч нале­жаў да роду Друц­кіх і зай­маў паса­ду кіеўска­га ваяво­ды з 1492 г. і да смер­ці ў 1505 г. Памі­наль­ны запіс Дзміт­рыя Пуця­ці­ча скла­да­ец­ца, апра­ча цыта­ва­на­га зага­лоўка, з 32 імё­наў, 24 з якіх — муж­чын­скія і 8 — жаночыя. На пер­шым мес­цы пас­таў­ле­на імя само­га кня­зя Дзміт­рыя Пуця­ці­ча. Наступ­ныя ж шэс­ць імё­наў выгля­да­ю­ць вось як: „кня­зя Дани­ла Дрюц­ко­го, кня­зя Миха­и­ла, кня­зя Миха­и­ла, кня­зя Димит­риа, кня­зя Симео­на, кня­зя Иоан­на“ 26.

XIII генерація от Рюрика

2/1. КН. МИХА­ИЛ ДАНИ­ЛО­ВИЧ ДРУЦ­КИЙ (1‑я треть XIV)

XIV генерація от Рюрика

3/2. КН. МИХА­ИЛ МИХАЙЛОВИЧ

В 1‑й четв. 14 в. при вну­ке кн. Да­нии­ла – кн. Ми­хаи­ле Ми­хай­ло­ви­че Д. к. при­зна­ло над со­бой власть Вел. кн-ва Ли­тов­ско­го (ВКЛ). При этом со­хра­ни­лась за­ви­си­мость Д. к. от вла­сти ха­нов Зо­ло­той Ор­ды. Ус­та­нов­ле­ние по­ли­тич. сю­зе­ре­ни­те­та ВКЛ при­ве­ло к пер­вым отъ­ез­дам из Д. к. на служ­бу в Мо­ск­ву предста­ви­те­лей ме­ст­ной кня­же­ской династии.

Бать­ко дру­ць­ких князів Васи­ля та Семе­на. Відо­мий з родо­водів. За віком був сучас­ни­ком кня­зя Іва­на, зга­да­но­го під 1339 р., мож­ли­во, що його бра­том. Вне­се­ний до Києво-Печерсь­ко­го пом’яника в числі роди­ни кня­зя Дмит­ра Путя­ти­ча. По поми­наль­ной запи­си у кня­зя Дани­и­ла «Дрют­ско­го» был еще сын Миха­ил, он упо­ми­на­ет­ся в т.н. «Отрыв­ках Бене­ше­ви­ча» пер­вой тре­ти 14 в.

4/2. СЕМЕН МИХАЙ­ЛО­ВИЧ († в бою з ординцями)

Князь дру­ць­кий. Живу сере­дині XIV ст. Напев­но відо­мо­сті леген­дар­ної части­ни литовсь­ких літо­писів про заги­бель дру­ць­ко­го кня­зя Семе­на Михай­ло­ви­ча в бороть­бі з ордин­ця­ми від­но­ся­ть­ся саме до цьо­го кня­зя. Про­сто події помил­ко­во від­не­сені до XIII ст.

В Хро­ни­ке Жомо­ит­ской и Литов­ской под 1276 годом меж­ду про­чим упо­ми­на­ет­ся князь Семи­он Михай­ло­вичь Друц­кий: «О пораж­це бар­зо вели­кой Руси над тата­ра­ми. Року 1276. Кур­дан сол­тан, царь завол­ский, мстя­ся заби­то­го отца сво­е­го царя Бала­клая, от литов­ских и рус­ких кня­зей [заби­то­го] под Кой­да­но­вом, зобрал все орды свои Завол­ские, Нагай­ские, Казан­скую, Крим­скую и тяг­нул на рус­кие княз­ства, огнем и шаб­лею плюн­д­ру­ю­чи. То видя­чи, Трой­ня­та Скир­мон­то­вичь нов­го­род­ский, под­ляс­кий и Лит­вы Повил­ской князь, обослал зараз дво­их бра­тов сво­их, Любар­та кора­чев­ско­го и чер­ни­гов­ско­го, Писи­мон­та туров­ско­го и ста­ро­дуб­ско­го, послал теж до Свя­то­сла­ва, вели­ко­го кня­зя киев­ско­го и до Симео­на Михай­ло­ви­ча друц­ко­го и до Дави­да Мсти­сла­ви­ча луц­ко­го, про­ся­чи их o рату­нок, при­во­дя­чи их до спол­ное зго­ды и помо­чи, жада­ю­чи про­тив Кур­да­но­вий сро­го­му a моц­но­му цару татар­ско­му. A сам Тро­нят з Любар­дом и c Писи­мон­том бра­та­ми, зобрав­ши нов­го­род­ское, под­ляс­кое, литов­ское, ста­ро­дуб­ское, чер­ни­гов­ское и туров­ское, все рицер­ство, руши­ли­ся зара­зом про­тив­ко тата­ров к Мозы­ру. Свя­то­слав киев­ский, Семи­он Михай­ло­вичь друц­кий, Давыд Мсти­сла­во­вичь луц­кий и волын­ский кня­жа­та зо все­ми вой­ска­ми осо­ба­ми сво­и­ми при­бы­ли им на помочь, ува­жа­ю­чи спол­ную от татар небез­печ­ность, злу­чив­ши­ся вес­пол тым охот­ней до обо­зу тяг­ну­лы, где сам царь лежал за Мозы­рем над рекою Оку­нов­кою. Там же бит­ву, зшед­ши­ся, окрут­ную сто­чи­ли з обу сто­рон, кото­рая от поран­ку ажь до вече­ра трва­ла; наост­а­ток тата­ре уте­ка­ты поча­ли, a лит­ва и русь тым сме­лей розо­гна­ных и уте­ка­ю­чих тата­ров били, гро­ми­ли, сек­ли, коло­ли, в рнках топи­ли, и наго­ло­ву оные вели­кие вой­ска нагай­ские, крим­ские, над рекою Оку­нев­кою пора­зи­ли О. Сам царь Кор­дан в малой дру­жине лед­во утекл до сво­ей зем­ли, a лит­ва и русь поло­ны и лупы сови­то все забра­ли и з вели­ким и слав­ным зви­тяз­ством до сво­их сто­рон вер­ну­ли­ся. Еднак же кня­жат и бояр рус­ких и литов­ских мно­го полег­ло на пля­цу, от тата­ров заби­тых, мено­ви­те: Любарт кора­чев­ский князь, Писи­монт туров­ский князь, бра­ты Трой­ня­ты, Симе­он Михай­ло­вичь друц­кий, Андрей Давы­до­вичь, кня­жа­та и инших панят нема­ло. Позви­тяз­стве том Трой­ня­та сына сво­е­го Алги­мон­та в Нов­го­род­ку на сто­ли­цы зоста­вил, a сам до Ста­ро­дуб­ска, до Чер­ни­го­ва, Кара­че­ва и Туро­ва от[ъ]ехал и княз­ства тыи, по бра­тох сво­их на него спа­да­ю­чии, ото­брал, a потом, вер­нув­ши­ся до Нов­го­род­ка, умер, a Алги­монт, сын его, всту­пил на его мест­це на пан­ство тых всех князств и пано­вал спо­койне. Мел тро­хи непри­яз­ни з Давы­дом Мсти­сла­ви­чом, кня­зем луц­ким и безел­ским, o гра­ни­цу под­ляс­кую и безел­скую, a потом, немно­го жию­чи, умер, a на его мес­це на тые княз­ства все насту­пил сын его Ринголт.»

5/3. КН. ИВАН МИХАЙ­ЛО­ВИЧ ДРУЦ­КИЙ (1339, 1353)

У 1339 р. дру­ць­кий князь Іван брав участь у поході ординсь­кої раті Тов­лу­бея на Смо­ленськ, органі­зо­ва­но­му мос­ковсь­ким кня­зем Іва­ном Дани­ло­ви­чем Кали­тою. «Тоя же зимы выиде изъ орды посол име­нем Тов­лу­бии, его же царь послалъ ратью къ горо­ду къ Смо­лень­ску, а с нимъ князь Иванъ Коро­то­пол Рязан­скии… И отто­ле пои­де ратью ис Пере­я­с­лав­ля къ горо­ду къ Смо­лень­ску, а князь вели­ки Иван Дани­ло­вичь послалъ же свою рать с Тов­лу­бьемъ къ Смо­лен­ску, по царе­ву пове­ле­нию, а отпу­стил кня­зя Кон­стян­ти­на Суж­даль­ско­го, кня­зя Кон­стян­ти­на Ростов­ско­го, кня­зя Ива­на Яро­сла­ви­чя Юрьевь­ска­го, кня­зя Ива­на Дрют­ска­го, Федо­ра Фомин­ска­го, а с ними вое­во­ду Алек­сандра Ива­но­ви­чя, Фео­до­ра Акин­фо­ви­чя» 27. В этом похо­де наря­ду с вла­де­тель­ны­ми кня­зья­ми из Суз­да­ля, Росто­ва и Юрье­ва мы видим и слу­жи­ло­го кня­зя Ива­на. При­над­леж­ность его к слу­жи­лым кня­зьям под­твер­жда­ет и то, что город Друцк нахо­дил­ся намно­го запад­нее Смо­лен­ска, меж­ду Оршей и Бори­со­вым. Сам князь Иван имел вла­де­ния в Вели­ком Кня­же­стве Вла­ди­мир­ском. Одно из его сел «в Дмит­ро­ве» упо­мя­ну­то в духов­ной 1353 г. как куп­лен­ное вели­ким кня­зем Симео­ном Дани­ло­ви­чем Гор­дым 28. На той час Дру­ць­ке князів­ство було ординсь­ким васа­лом. Инте­рес­но, что послед­ний дмит­ров­ский князь Борис Дави­до­вич окон­чил свою жизнь в Орде одно­вре­мен­но с пре­бы­ва­ни­ем там вели­ко­го кня­зя Ива­на Кали­ты в 1334 году. В лето­пи­си собы­тие отме­че­но очень лако­нич­но: «Выиде князь вели­кии Иванъ изо Орды, а князь Борисъ Дмит­ровь­скыи въ Орде мертв» 29. Напра­ши­ва­ет­ся догад­ка о вза­и­мо­свя­зи этих собы­тий. После смер­ти кня­зя Бори­са кня­же­ство ста­ло вымо­роч­ным и посту­пи­ло в рас­по­ря­же­ние вели­ко­го кня­зя Ива­на Дани­ло­ви­ча. Тот вполне мог отдать его как пла­ту за служ­бу в «дер­жа­ние» кня­зю Ива­ну Друц­ко­му. Впро­чем, это толь­ко догад­ки и без доку­мен­таль­но-го под­твер­жде­ния утвер­ждать или опро­вер­гать их бес­смыс­лен­но, как и то, в каких род­ствен­ных отно­ше­ни­ях князь Иван нахо­дил­ся с родо­на­чаль­ни­ком литов­ской дина­стии кня­зей Друц­ких Васи­ли­ем Михай­ло­ви­чем и его бра­том Семе­ном 30. Был ли он их бра­том — неизвестно.

Неиз­вест­на и даль­ней­шая судь­ба кня­зя Ива­на — а гэтым нашы звест­кі пра яго выч­эрп­ва­юц­ца. Трэ­ба пага­дзіцца з тымі даслед­чы­ка­мі, якія звяз­валі ад’езд кня­зя Іва­на Друц­ка­га ў Мас­к­ву з насту­пам вяліка­га кня­зя літоўска­га Гедымі­на на ўсход. Адно­сна ж яго сва­яц­кіх сувя­зяў нель­га ска­за­ць нічо­га пэўнага.

Лите­ра­ту­ра и источ­ни­ки: Вос­кре­сен­ская лето­пись // ПСРЛ. Т. 7. С.–Петербург, 1856. С. 206; Пат­ри­ар­шая или Нико­нов­ская лето­пись // Там­са­ма. Т. 10. С.–Петербург, 1885. С. 211; Лето­пись Авра­ам­ки // Там­са­ма. Т. 16. С.–Петербург, 1889. С. 73. Духов­ные и дого­вор­ные гра­мо­ты вели­ких и удель­ных кня­зей XIV—XVI вв. (далей — ДДГ). Москва — Ленин­град, 1950. № 3. С. 14. Paszkiewicz H. O genezie i wartości Krewa. Warszawa, 1938. S. 313; Насевіч В. Род кня­зёў Друц­кіх… С. 85. Сели­вер­стов Д.А. Литов­ские выход­цы в Вели­ком Кня­же­стве Мос­ков­ском в пер­вой поло­вине XV в. [Элек­трон­ный ресурс] // Исто­рия воен­но­го дела: иссле­до­ва­ния и источ­ни­ки. — 2018.— Спе­ци­аль­ный выпуск IX. Ино­зем­цы на рус­ской воен­ной служ­бе в XV-XIX вв. — Ч. I. — C. 2–73 <http://​www​.milhist​.info/​2​0​1​8​/​0​9​/​2​3​/​s​e​l​i​v​e​r​s​t​o​v_2> (23.09.2018).]

XV генерація от Рюрика

7/3. КН. ДМИТ­РИЙ МИХАЙ­ЛО­ВИЧ ДРУЦКИЙ

Князь дру­ць­кий, вас­сал кня­зя полоц­ко­го Андрея Ольгердовича.

В 1372 г. в сою­зе с вели­ким кня­зем твер­ским Миха­и­лом Алек­сан­дро­ви­чем кня­зья Андрей Оль­гер­до­вич, Кей­с­тут, Вито­вт и Дмит­рий Друц­кий захва­ти­ли Кашин 31. На обрат­ном пути Андрей Полоц­кий и Кей­с­тут в сою­зе с Миха­и­лом Твер­ским захва­ти­ли Кашин и при­ве­ли его к под­чи­не­нию твер­ско­му кня­зю. Одна­ко «услу­га» не оста­лась без­на­ка­зан­ной Миха­и­лу Алек­сан­дро­ви­чу. Андрей Полоц­кий и Дмит­рий Друц­кий, «мимо Тверь идучи, мно­го пако­сти учи­ни­ша» 32, соглас­но Рогож­ско­му лето­пис­цу, «мно­го зла ство­ри­ли хри­сти­а­ном» 33.

В сере­дине 70‑х гг. в сфе­ре вни­ма­ния полоц­ко­го кня­зя Андрея Оль­гер­до­ви­ча посто­ян­но нахо­ди­лись вза­и­мо­от­но­ше­ния и Орде­ном, достиг­шие в это вре­мя боль­шой остро­ты. Дого­вор 7 нояб­ря 1367 г. Оль­гер­да и Кей­с­ту­та с маги­стром, содер­жав­ший дого­во­рен­ность о соблю­де­нии гра­ниц меж­ду Икскю­лем и Витеб­ском 34, соблю­дал­ся в тече­ние 6 лет. В ответ на агрес­сив­ные дей­ствия дюна­бург­ско­го ком­ту­ра вой­ско, руко­во­ди­мое Андре­ем Полоц­ким, в 1373 и 1374 гг. совер­ша­ло похо­ды на Дюна­бург. Во вто­ром из них участ­во­вал и Друц­кий князь (de Odriske) 35. Два похо­да были совер­ше­ны в 1375 г. В фев­ра­ле Андрей с тре­мя бра­тья­ми и Кей­с­тут напа­ли на Ливо­нию с трех сто­рон и 8 дней нахо­ди­лись в ее пре­де­лах. Весен­ний поход был отве­том на ливон­ский поход в Лит­ву. Одна­ко рас­пла­чи­вать­ся за него при­шлось поло­ча­нам. Ком­тур Розит­те­на напал на Полоц­кую зем­лю, пле­нил око­ло 100 чело­век. В нояб­ре 1375 г. Андрей Оль­гер­до­вич совер­шил oтвет­ный поход — одно­вре­мен­но по суше и по Двине и достиг вла­де­ний дюна­бург­ско­го ком­ту­ра. На сле­ду­ю­щий год целью похо­да ока­зал­ся замок Розит­тен 36. Таким обра­зом, борь­ба про­тив Ливо­нии, в осо­бен­но­сти дюна­бург­ско­го и розит­тен­ско­го ком­ту­ров, в сере­дине 70‑х гг. погло­ща­ла почти все силы полоц­ко­го князя.

Ж., Ана­стасія, доч­ка вели­ко­го рязансь­ко­го кня­зя Оле­га Івановича.

6/3. КН. ВАСИЛЬ МИХАЙ­ЛО­ВИЧ ДРУЦКИЙ

Во 2‑й пол. 14 в., в прав­ле­ние в Д. к. сы­но­вей кн. Ми­хаи­ла Ми­хай­ло­ви­ча – кня­зей Дмит­рия Ми­хай­ло­ви­ча (1370‑е гг.) и Ва­си­лия Ми­хай­ло­ви­ча (ум. по­сле 1392), про­изо­шёл окон­ча­тель­ный раз­дел во­лос­тей Д. к. на «дель­ни­цы». В Д. к. вы­де­лил­ся ста­рей­ший стол в г. Друцк, сам го­род раз­де­лён на тре­ти. По др.-рус. тра­ди­ции власть пе­ре­хо­ди­ла к стар­ше­му в ро­де из чис­ла пра­ви­те­лей Д. к. Вер­хов­ным сю­зе­ре­ном пра­ви­те­лей Д. к. в 1370‑е гг. вы­сту­пал по­лоц­кий кн. Ан­д­рей Оль­гер­до­вич. Вме­сте с ним они уча­ст­во­ва­ли в по­хо­де кн. Оль­гер­да на Мо­ск­ву (1372) и на зем­ли Ли­вон­ско­го ор­де­на (1370‑е гг.), а так­же в по­ли­тич. борь­бе в ВКЛ, раз­вер­нув­шей­ся по­сле смер­ти Оль­гер­да (1377).

Князь дру­ць­кий. Жив у сере­дині XIV ст. Стар­ший брат кня­зя Семе­на Михай­ло­ви­ча. Кн. Васи­лий Друц­кий, соглас­но прав­до­по­доб­но­му пред­по­ло­же­нию А. В. Кузь­ми­на, иден-
тичен кн. Васи­лию Михай­ло­ви­чу, кото­рый вме­сте со сво­ей женой кня­ги­ней Васи­ли­сой дал и око­вал Еван­ге­лие в цер­ковь Пре­чи­стой Бого­ро­ди­цы в Друц­ке, а так­же осу­ще­ствил ряд пожа­ло­ва­ний тому же хра­му 37. Судя по дан­ным помян­ни­ка Кие­во-Печер­ской лав­ры и ряда дру­гих источ­ни­ков, кн. Васи­лий был сыном Миха­и­ла Михай­ло­ви­ча Друц­ко­го 38.

Апра­ча расій­скіх рада­вод­ных кніг, ён вядо­мы і па дзвюх кры­ні­цах XIV ст. Гэта — уклад­ны запіс у Друц­кім еван­гел­лі і дар­чая гра­ма­та вяліка­га кня­зя полац­ка­га Андр­эя Аль­гер­даві­ча Фёда­ру і Дзміт­рыю Кор­са­кам. Абед­зве кры­ні­цы не маю­ць даклад­ных дат. Андр­эй Аль­гер­давіч, у гра­ма­це яко­га князь Васіль Друц­кі высту­пае ў якас­ці свед­кі, пана­ваў у Полац­ку пачы­на­ю­чы з 1348 г. і да 1387 г. з невя­лікім пера­пын­кам у 1377/1378—1382(?) г. Мож­на пагад­зіц­ца з Г.Л. Хараш­кевіч, якая дата­ва­ла гра­ма­ту Андр­эя Аль­гер­даві­ча 80–мі гада­мі. Як зда­ец­ца, яна маг­ла быць выдад­зе­на і ў 1377 г. Зна­чы­ць, князь Васіль Міхай­лавіч жыў у гэты час. Праў­да, ён мог жыць і раней, і паз­ней. Імя Васі­ля Міхай­лаві­ча не зга­д­ва­ец­ца ў Кіева–Пячорскім сінод­зіку ў лініі прод­каў кня­зя Дзміт­рыя Пуця­ці­ча. Аднак яго імя па баць­ку і факт кня­жан­ня ў Друц­ку, як зда­ец­ца, з дастат­ко­вай сту­пен­ню вера­год­на­сці ўказ­ва­ю­ць на паход­жанне ад адна­го з Міхаілаў. Мож­на выка­за­ць дзве вер­сіі наконт яго сва­яц­кіх сувя­зяў. Васіль Міхай­лавіч мог быць сынам Міхаі­ла Данілаві­ча і бра­там Міхаі­ла Міхай­лаві­ча. Такім чынам, ён тады не ўва­х­од­зіў у пра­мую лінію, прад­стаў­ле­ную ў памен­ніку. Павод­ле дру­гой гіпот­э­зы, ён з’яўляўся сынам Міхаі­ла Міхай­лаві­ча і ўну­кам Міхаі­ла Данілаві­ча. Калі гэта было сапраў­ды так, ён мог кня­жы­ць у Друц­ку і не адзін. На гэта як быц­цам указ­вае тая акаліч­на­сць, што насе­ле­ныя пунк­ты, адзна­ча­ныя ва ўклад­ным запі­се, раз­меш­ча­ны ў паў­ноч­ным і паўночна–заходнім кірун­ках ад Друц­ка. Тым не менш запіс малюе Васі­ля Міхай­лаві­ча як дастат­ко­ва магут­на­га і бага­та­га вала­да­ра свай­го княст­ва. Яго рэзід­эн­цыя зна­ход­зіла­ся ў Друц­ку. На кары­с­ць гэта­га свед­ча­ць так­са­ма вель­мі дара­гі ўклад (пер­га­мі­на­вае еван­гел­ле ў абклад­зе) ды шчод­рыя зямель­ныя пада­ра­ван­ні, у тым ліку і вель­мі адда­ле­ных вёсак. Такім чынам, калі Васіль Міхай­лавіч кня­жыў у Друц­кім княст­ве не адзін, усё ж такі на той момант яго драб­ленне за­йшло яшчэ не вель­мі далё­ка. Хранала­гічна яго кня­жанне трэ­ба звяз­ва­ць з сяр­эд­зі­най — дру­гой пало­вай XIV ст. 39

8/5. КН. МИХА­ИЛ ИВА­НО­ВИЧ ДРУЦКИЙ

Запи­сан в родо­слов­це кня­зей Одинцевичей.

XVI генерація от Рюрика

11/7. КН. ИВАН ДМИТ­РИЕ­ВИЧ КИН­ДЫРЬ ДРУЦ­КИЙ († 12.8.1399)

Стар­ший князь дру­ць­кий. Вас­сал Віто­вта Кей­с­ту­то­ви­ча. По­сле смер­ти кн. В. М. Друц­ко­го ста­рей­ший стол в Д. к. унас­ле­до­вал его стар­ший пле­мян­ник кн. Иван Дмит­рие­вич Друц­кий (Кин­дырь), дей­ст­во­вав­ший в рус­ле по­ли­ти­ки Ви­тов­та. В нача­ле 1393 г. Вито­вт, когда шел похо­дом про­тив вел. кн. ли­тов­ско­го Свид­ри­гай­ло на Оршу и Витебск, то он «при­и­де к гра­ду Друц­ку, друц­кыи же кня­зи стре­то­ша его и уда­ри­ша чолом у служ­бу» 40. У 1398 р. в числі інших васалів під­пи­сав Салинсь­кий трак­тат ВКЛ з Тев­тонсь­ким Орде­ном. По­гиб в бит­ве на р. Вор­ск­ла в 1399 г.. Воз­мож­но він запи­са­ний у Києво-Печерсь­ко­му пом’янику у числі роди­ни кня­зя Дмит­ра Путятича.

14/7. КН. СЕМЕН ДМИТ­РИЕ­ВИЧ ДРУЦ­КИЙ (1401, 1422)

Князь дру­ць­кий. Стар­шы ў родзе пас­ля смер­ці дзяд­зь­кі Васі­ля Міхай­лаві­ча ў 1394—1398 гг. і гібелі ў бітве на Вор­ск­ле 12 жніў­ня 1399 г. бра­та Іва­на Дзміт­ры­еві­ча Кін­ды­ра 41. Васал вели­ко­го кня­зя Віто­вта Кей­с­ту­то­ви­чау 1393–1422 рр. В нача­ле 1393 г. Вито­вт, когда шел похо­дом про­тив вел. кн. ли­тов­ско­го Свид­ри­гай­ло на Оршу и Витебск, то он «при­и­де к гра­ду Друц­ку, друц­кыи же кня­зи стре­то­ша его и уда­ри­ша чолом у служ­бу» 42. Запи­са­ний у Києво-Печерсь­ко­му пом’янику у числі роди­ни кня­зя Дмит­ра Путя­ти­ча. Увесь далей­шы род кня­зёў Друц­кіх пай­шоў ад адной асо­бы – Сямё­на Дзміт­ры­еві­ча. Ён у 1401 г. быў сярод дарадцаў Вітаўта, якія засвед­чы­лі акт уніі паміж Польш­чай і ВКЛ. Паз­ней Сямён Дзміт­ры­евіч пры­га­д­ва­ец­ца ў адным бела­рус­ка-літоўскім лета­пі­се (Хроні­цы Быхаў­ца) пры апа­вя­дан­ні пра апош­ні шлюб поль­ска­га кара­ля Ўлад­зі­сла­ва-Ягай­лы. Абран­ні­цай кара­ля ста­ла юная кня­зёў­на Соф’я Галь­шан­ская, якая была дач­кой род­най сяст­ры Сямё­на Друц­ка­га – Аляк­сан­дры, выдад­зе­най за літоўска­га кня­зя Андр­эя Галь­шан­ска­га. Павод­ле лета­пі­са, заручы­ны Ягай­лы адбы­лі­ся пры непа­ср­эд­ным удзе­ле кня­зя Сямё­на, у сям’і яко­га выхоў­ва­ла­ся буду­чая кара­ле­ва пас­ля смер­ці сва­ёй маці. З іншых кры­ніц вядо­ма, што шлюб Ягай­лы з Соф’яй Галь­шан­с­кай адбы­ў­ся ў 1422 г. Калі паве­дам­ленне Хронікі Быхаў­ца даклад­нае, то Сямён Друц­кі быў яшчэ жывы ў той час, аднак сярод под­пі­саў знат­ных асоб на роз­ных дзяр­жаў­ных актах 1420‑х гг. яго под­піс не сустра­ка­ец­ца. Дата смер­ці яго даклад­на невя­до­мая. Не заста­ло­ся зве­стак і пра тое, хто была яго жон­ка, з якой ён пакі­нуў шэс­ць сыноў.

Пре­ем­ни­ком кн. Ива­на Дмит­ри­е­ви­ча в Д. к. стал его млад­ший брат кн. Се­мён Дмит­рие­вич (ум. по­сле 1422). В 1401 он дал клят­ву вер­но­сти польск. ко­ро­лю Вла­ди­сла­ву II и обя­зал­ся не ис­кать се­бе сю­зе­ре­на, по­ми­мо не­го, по­сле смер­ти вел. кн. Ви­тов­та. В 1422 кн. С. Д. Друц­кий уча­ст­во­вал в уст­рой­ст­ве бра­ка сво­ей пле­мян­ни­цы княж­ны Со­фии Ан­д­ре­ев­ны, до­че­ри кн. Ан­д­рея Ива­но­ви­ча Голь­шан­ско­го и кн. Алек­сан­д­ры Дмит­ри­ев­ны Друц­кой. Она ста­ла по­след­ней же­ной Вла­ди­сла­ва II и ма­те­рью Вла­ди­сла­ва III Вар­нень­чи­ка и Ка­зи­ми­ра IV Ягел­лон­чи­ка. Её брак не толь­ко под­твер­дил важ­ную роль пра­ви­те­лей Д. к. в уп­рав­ле­нии ВКЛ, но и спо­соб­ст­во­вал даль­ней­ше­му рос­ту влия­ния сы­но­вей кн. С. Д. Друц­ко­го. 43

17/7. КНЖ. АЛЕК­САНДРА ДМИТ­РИЕ­ВНА († 1426)

Помер­ла у 1426 р. Вида­на заміж за вязансь­ко­го кня­зя Андрія Іва­но­ви­ча Голь­шансь­ко­го з яким мала трьох доньок. По смер­ті мужа жила з доч­ка­ми у Дру­ць­ку. її серед­ня доч­ка Софія у 1422 р. була вида­на за польсь­ко­го коро­ля Вла­ди­сла­ва Ягай­ла Стар­ша доч­ка Васи­ли­са вий­ш­ла за кня­зя Іва­на Бельського,а молод­ша — за гос­по­да­ря Вала­хії Ілля­ша І.

10/6. КН. ЛЕВ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ (* ...., 1384, 1392, † 1392/1399))

Князь дру­ць­кий. Шурин литовсь­ко­го кня­зя Віто­вта Кей­с­ту­то­ви­ча, тоб­то він був одру­же­ний з незна­ною Кей­с­тутів­ною або ж сест­рою пер­шої дру­жи­ни Віто­вта княж­ною Лукомсь­кою. союз­ник Вито­вта, кото­рый в 1383 г. отпра­вил­ся с ним в Прус­сию и был одним из гаран­тов дого­во­ра Вито­вта с Орде­ном 30 янва­ря 1384 г. 44. Послед­нее упо­ми­на­ние о нем отно­сит­ся к 1390–1392 гг., когда он в чис­ле дру­гих пору­чил­ся перед полоц­ким кня­зем Скир­гай­лой за неко­е­го Грид­ку Константиновича.

Спро­би зро­би­ти з цьо­го кня­зя Геди­мі­но­ви­ча дуже слаб­кі. Єди­ний поваж­ний аргу­мент — опис печат­ки на доку­мен­ті 1384 р., ніби-то схо­жої на «пого­ню», не від­по­ві­дає відо­мим гер­бо­вим зна­кам князів Дру­ць­ких. Напев­но, печат­ка Лева пере­п­лу­та­на з печат­кою кня­зя Судемунта.

9/6.КН. ГЛЕБ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ ДРУЦ­КИЙ (†15.01.1411)

вто­рой сын Васи­лия Михай­ло­ви­ча Д., вас­сал кня­зя полоц­ко­го Андрея Ооь­гер­до­ви­ча. Отъ­е­хал в кон­це 1377 г. с Андре­ем Оль­гер­до­ви­чем во Псков, а отту­да через Нов­го­род в Моск­ву, и погиб в сра­же­нии с ниже­го­род­ско-суз­даль­ски­ми кня­зья­ми 15 янва­ря 1411 г. 45. У Соглас­но «Ска­за­нию о Мама­е­вом побо­и­ще», при­нял в 1380 г. уча­стие в Кули­ков­ской бит­ве. Це може свід­чи­ти, що Дру­ць­ке князів­ство або його уді­ли на той час про­до­в­жу­ва­ли зали­ша­ти­ся неза­леж­ни­ми, маневру­ю­чи між Лит­вою, Мос­ковсь­кою і Тверсь­кою дер­жа­ва­ми. У сінод­зіку Мас­коўска­га крам­лёўска­га Успен­ска­га сабо­ра зга­да­ны князь Глеб Друц­кі, які загі­нуў 15 студ­зе­ня 1411 г. у бітве на Лыс­ко­ве (70 км на паўд­нё­вы ўсход ад Ніж­ня­га Ноў­га­ра­да). Тут ніжа­га­род­скія князі раз­білі ваявод вяліка­га кня­зя мас­коўска­га Васі­ля I. Мяр­ку­ю­чы па ўсім, Глеб Друц­кі быў адным з кіраўнікоў мас­коўска­га вой­ска. Дру­гі сінод­зік (Рас­тоўскі сабор­ны) назы­вае імя па баць­ку гэта­га кня­зя — Васілевіч. Кня­зя Гле­ба Друц­ка­га трэ­ба прызна­ць сынам Васі­ля Міхайлавіча.

КН. АНДРЕЙ МИХАЙ­ЛО­ВИЧ ОДИ­НЕЦ († 1399)

Родо­на­чаль­ник кня­зей Один­це­ви­чей. В нача­ле 1390 г. Вито­вт, выехав из Грод­но в Прус­сию, оста­вил у кре­сто­нос­цев ряд знат­ных залож­ни­ков. Соглас­но заклю­чен­но­му дого­во­ру, сре­ди них были не толь­ко его жена Анна Свя­то­сла­вов­на, дочь, сест­ра, но и род­ной брат Сигиз­мунд и пле­мян­ник Конрад, а так­же 100 литов­ских бояр. Пере­го­во­ры об этом от име­ни Вито­вта пред­ва­ри­тель­но вели два кня­зя — Иван и Андрей 46. В пер­вом из них лег­ко уга­ды­ва­ет­ся князь Иван Оль­ги­мон­то­вич († после 05.02.1401), бежав­ший из ВКЛ вслед за Вито­втом 47. Во вто­ром из литов­ских послов мож­но видеть его род­ствен­ни­ка — кня­зя Андрея (Михай­ло­ви­ча или Ива­но­ви­ча) Одинцевича,на доче­ри кото­ро­го был женат князь Сигиз­мунд Кей­с­ту­то­вич 48.

12 авгу­ста 1399 г. князь Андрей Друц­кий, пасы­нок Дмит­ре­ев (ука­зан в источ­ни­ках без отче­ства) погиб в бит­ве с ордын­ца­ми хана Темир-Кут­луя и эми­ра Еди­гея на р. Вор­ск­ла 49. В лето­пис­ных текстах и сино­ди­ках ино­гда он фигу­ри­ру­ет как пасы­нок кня­зя Дмит­рия. Под Дмит­ри­ем может скры­вать­ся либо Дмит­рий Стар­ший Оль­гер­до­вич 50 (а не север­ско­го кня­зя Дмит­рия-Кори­бу­та Оль­гер­до­ви­ча, как оши­боч­но отме­ча­ет­ся в ряде работ 51, либо князь Дмит­рий Михай­ло­вич Друцкий 

По дру­гой вер­сии пасын­ком Дми­рия был кн. Андрей Оди­нец. Этой осо­бен­но­стью его запись в источ­ни­ках отли­ча­ет­ся от упо­ми­на­ния дру­го­го погиб­ше­го здесь пред­ста­ви­те­ля друц­кой дина­стии — кня­зя Ива­на Кин­ды­ря, сына Дмит­рия Михай­ло­ви­ча 52. Дан­ные сви­де­тель­ства источ­ни­ков пря­мо ука­зы­ва­ют на то, что во вто­ром бра­ке быв­ший пра­ви­тель Брян­ска был женат на вдо­ве кня­зя В. М. Друц­ко­го, а не его стар­ше­го бра­та Дмит­рия (ряд иссле­до­ва­те­лей тра­ди­ци­он­но оши­боч­но отож­деств­ля­ют участ­ни­ка похо­да на Моск­ву в 1372 г. друц­ко­го кня­зя Дмит­рия Михай­ло­ви­ча (чаще — мифи­че­ско­го Дмит­рия Васи­лье­ви­ча) с брян­ским и труб­чев­ским кня­зем Дмит­ри­ем Оль­гер­до­ви­чем 53.

Упо­ми­на­ет­ся в сино­ди­ке, где запи­сан род Дмит­рия Федо­ро­ви­ча Голь­цов­ско­го. Вот так он выгля­дит в помян­ни­ке КПЛ (во Вве­ден­ском при­мер­но такой же спи­сок): «Род кня­зя Дмит­рия Один­це­ви­ча. Кня­зя Ива­на, кня­зя Ива­на, кня­зя Андрея, кня­зя Ермо­лая, кня­зя Федо­ра, кня­зя Рома­на, кня­зя Дмит­рия, кня­зя Лав­рен­тия, кня­зя Иоси­фа, кня­зя Васи­лия, кня­зя Аре­фу, кня­ги­ню Васи­ли­су, кня­ги­ню Зино­вию, кня­ги­ню Марию, кня­ги­ню Анну, Авдо­тию, княж­ну Фео­до­сию, княж­ну Дом­ни­ку, Симо­на, кня­зя Рома­на, Юрия.» По срав­не­нию с родо­слов­ной Один­це­ви­чей, содер­жа­щей­ся в Суп­расль­ской лето­пи­си в перечне пер­вых колен есть одно отли­чие: по сино­ди­ку отца кня­зя Андрея зва­ли Иван, в то вре­мя как в родо­слов­ной он назван Михаилом.

В листе вели­ко­му кня­зю Ива­ну-Скир­гай­ло за Грид­ка Кон­стан­ти­но­ви­ча (по мне­нию Сем­ко­ви­ча — князь Слуц­кий), ок. 1387–89 гг. руча­ют­ся вас­са­лы Скир­гай­ло по его «вели­ко­му кня­же­ству», пожа­ло­ван­но­му ему Ягай­ло 28 апре­ля 1387 г. а так­же «ближ­ние люди» кня­зя Гридь­ка и его «сосе­ди». Сре­ди них были князь Васи­лий Михай­ло­вич (Друц­кий), князь Лев Васи­лье­вич Друц­кий (Вито­втов «шва­гер») и Андрей «Мит­ков пасы­нок». Доку­мент под­твер­жда­ет, что кня­зья Один­це­ви­чи потом­ки не Миха­и­ла Друц­ко­го, а его род­ствен­ни­ка Ивана.

Невы­клю­ча­на, што Андр­эй Ива­но­вич двой­чы ўсту­пал ў шлюб­ныя адно­сі­ны. На такую дум­ку навод­зі­ць параў­нанне, прыб­ліз­на вызна­ча­ных, гадоў нара­дж­эн­ня і смер­ці Адзін­ц­э­ві­чаў­ны Жыгі­мон­та­вай Кей­с­ту­таві­ча­вай і яе бра­та Фёда­ра. Пас­ля нара­дж­эн­ня Адзін­ц­э­ві­чаў­ны прай­шло не менш, чым трыц­ца­ць гадоў пакуль не нарад­зіў­ся Фёдар Андр­эевіч. Такая роз­ні­ца ў нара­дж­эн­ні дзя­цей маг­ла мець мес­ца толь­кі ў выпад­ку паўтор­на­га шлюбу.

15/7. КН. МИХА­ИЛ ..... ПОД­БЕ­РЕЗ­КИЙ († 12.08.1399)

Князь під­бе­резь­кий. Заги­нув 12.08.1399 р. у битві на р.Ворсклі (131, с.65,71–73). В источ­ни­ке отче­ство Миха­и­ла и Алек­сандра Под­бе­рез­ских не ука­за­но. Еще Ю. Вольф пред­по­ло­жил, что они бра­тья Семё­на и Ива­на Кин­ди­ра Друц­ких и чет­ко отде­лил их от рода Ямон­то­ви­чей-Под­бе­рез­ских. Под­бе­ре­зье дей­стви­тель­но нахо­ди­лось неда­ле­ко от Друц­ка, поэто­му В. Носе­вич пред­по­ло­жил, что млад­шие сыно­вья Дмит­рия полу­чи­ли там удел и назва­лись Под­бе­рез­ски­ми [Насевіч, 1992, с. 90]. Одна­ко этот вопрос тре­бу­ет допол­ни­тель­но­го изу­че­ния источников.

16/7. КН. АЛЕК­САНДР .... ПОД­БЕ­РЕЗ­СКИЙ († 12.08.1399)

Князь під­бе­резь­кий. Заги­нув 12.08.1399 р. у битві на р. Вор­склі (131, с.97). В источ­ни­ке отче­ство Миха­и­ла и Алек­сандра Под­бе­рез­ских не ука­за­но. Еще Ю. Вольф пред­по­ло­жил, что они бра­тья Семё­на и Ива­на Кин­ди­ра Друц­ких и чет­ко отде­лил их от рода Ямон­то­ви­чей-Под­бе­рез­ских. Под­бе­ре­зье дей­стви­тель­но нахо­ди­лось неда­ле­ко от Друц­ка, поэто­му В. Носе­вич пред­по­ло­жил, что млад­шие сыно­вья Дмит­рия полу­чи­ли там удел и назва­лись Под­бе­рез­ски­ми [Насевіч, 1992, с. 90]. Одна­ко этот вопрос тре­бу­ет допол­ни­тель­но­го изу­че­ния источников.

XVII генерація от Рюрика

КН. ГЛЕБ ИВА­НО­ВИЧ КИН­ДЫ­РО­ВИЧ ДРУЦКИЙ, 

под­пи­сав­ший в 1432 г. в чис­ле дру­гих кня­зей дого­вор Свид­ри­гай­ло с Орденом,

КН. АЛЕК­САНДР ИВА­НО­ВИЧ КИН­ДЫ­РО­ВИЧ ДРУЦКИЙ, 

чьи вла­де­ния ок. 1445 г. насле­до­вал его дво­ю­род­ный брат Иван Путя­та Семенович.

КН. СЕМЁН ИВА­НО­ВИЧ КИН­ДЫ­РО­ВИЧ ДРУЦКИЙ

Еще К.Несецкий писал, что у Ива­на Дмит­ри­е­ви­ча были сыно­вья Семен и Андрей. Све­де­ния Несец­ко­го под­твер­жда­ют­ся под­пи­сью и печа­тью кня­зя Семе­на Ива­но­ви­ча Друц­ко­го на гра­мо­те кня­зей и бояр ВКЛ с обя­за­тель­ством пере­да­чи Запад­но­го Подо­лья Короне от 29 нояб­ря 1430 г. При этом под­пись и печать кня­зя Семе­на Друц­ко­го рас­по­ла­га­ет­ся перед под­пи­ся­ми его дво­ю­род­ных бра­тьев Ива­на Путя­ты и Миха­и­ла Боло­ба­на, что под­твер­жда­ет его родо­вое старейшинство.

КН. АНДРЕЙ ИВА­НО­ВИЧ КИН­ДЫ­РО­ВИЧ ДРУЦКИЙ

20/14. КН. ИВАН СЕМЕ­НО­ВИЧ БАБА ДРУЦ­КИЙ (1409,1436)

стар­эй­шый сын кня­зя Сямё­на Дзі­мітраві­ча Друц­ка­га. Його діяль­ність фік­суєть­ся акта­ми 1422–1436 рр.

В 1409 г; был намест­ни­ком Вели­ко­го кня­зя Литов­ско­го Вито­вта в Полоц­ке. [1409 г. авгу­ста 11–26. Полоцк]. — Посла­ние пол. нам. кн. Ива­на Семё­но­ви­ча [Друц­ко­го] и поло­чан лив. маги­стру и сове­ту г. Риги с тре­бо­ва­ни­ем воз­вра­тить стру­ги с това­ром, кон­фис­ко­ван­ные у пол. куп­цов, и челядь. 1409 г. [авгу­ста 26]. Полоцк. — Посла­ние пол. нам. кн. Ива­на Семёновича[Друцкого] и «всех поло­чан» ливон­ско­му маги­стру и сове­ту г. Риги с сооб­ще­ни­ем о дого­во­рен­но­сти о воз­об­нов­ле­нии сво­бод­ной тор­гов­ли, достиг­ну­той в резуль­та­те пере­го­во­ров кн. Ива­на и рат­ма­на г. Риги Фёдо­ра. Полоц­кий намест­ник кн. Иван Семё­но­вич — это, несо­мнен­но, Иван Семё­но­вич Друцкий.

Имя Иван носи­ли два сына Семё­на Дмит­ри­е­ви­ча Друц­ко­го — Иван Баба и Иван Путя­та. Посколь­ку Иван Баба как в совре­мен­ных доку­мен­тах, так и в позд­ней­ших источ­ни­ках упо­ми­на­ет­ся перед Ива­ном Путя­той 54, то стар­шим из двух Ива­нов был Иван Баба, а зна­чит, ско­рее все­го, он и был полоц­ким намест­ни­ком Вито­вта. Допол­ни­тель­ным аргу­мен­том в поль­зу иден­ти­фи­ка­ции полоц­ко­го намест­ни­ка 1409 г. как Ива­на Семё­но­ви­ча Бабы Друц­ко­го слу­жит изоб­ра­же­ние на его печа­ти — стре­ла с дву­мя пара­ми полу­ме­ся­цев по обе­им сто­ро­нам от нее. Близ­ка к ней печать И. С. Бабы Друц­ко­го 1431 г., тогда как на сосед­ней печа­ти Ива­на Путя­ты Друц­ко­го изоб­ра­жен сим­вол, кото­рый мож­но интер­пре­ти­ро­вать как про­цвет­ший крест 55. «Стре­ло­вой» тип лич­ных клей­мо­вых зна­ков (по клас­си­фи­ка­ции А. Шалан­ды) харак­те­рен и для печа­тей потом­ков Ива­на Бабы. Впро­чем, встре­ча­ет­ся он и на печа­тях потом­ков Гри­го­рия Семё­но­ви­ча Друц­ко­го — бра­та Ива­на Бабы 56.

В 1422 г. под­пи­сал­ся на трак­та­те Лит­вы с Орде­ном. Князь Иван участ­во­вал во мно­гих воен­ных похо­дах, из кото­рых сле­ду­ет осо­бо отме­тить поход 1424 г. про­тив хана Худай­да­да, сына Алия, тре­тье­го сына Джан­сы 57. Хан Худай­дат был одним из шести пре­тен­ден­тов, боров­ших­ся тогда за пре­стол Орды. Осе­нью 1424 г. он решил немно­го пожи­вить­ся в Одо­ев­ском кня­же­стве, князь кото­ро­го, Юрий Рома­но­вич, «herczog von Odoiow ist des grosfurstes von Moskouwen man» 58, счи­тал­ся «чело­ве­ком Вели­ко­го Кня­зя Мос­ков­ско­го». На помощь Одо­е­ву князь Вито­вт послал «...кн(я)зя Ондреа Миха­и­ло­ви­ча и кн(я)зя Ондреа Все­во­ло­ди­ча, и кн(я)зя Ива­на Бабу, и бра­та его Путя­ту и дрют­ских кн(я)зеи сем­де­сять, и кн(я)зя Мит­кю Все­во­ло­ди­ча и Гри­го­рья Про­та­си­е­ва» 59. По сути, лето­пи­сец донес до нас сокра­щен­ный реестр литов­ско­го вой­ска, послан­но­го про­тив татар. Оно вклю­ча­ло в себя дво­ры кня­зя Андрея Михай­ло­ви­ча, ско­рее все­го, Мосаль­ско­го; Андрея Шути­хи из тарус­ских кня­зей на служ­бе кня­зя Вито­вта, двор друц­ких кня­зей Ива­на Бабы и Ива­на Путя­ты; двор дру­го­го тарус­ско­го кня­зя — Дмит­рия Шути­хи и мцен­скую хоругвь намест­ни­ка Гри­го­рия Про­та­сье­ва. Отно­си­тель­но отря­да Ива­на Бабы и Ива­на Путя­ты в лето­пи­си сохра­ни­лось: «Дрют­ских кн(я)зеи сем­де­сять». При всей мно­го­чис­лен­но­сти рода кня­зей из Друц­ка труд­но пред­ста­вить нали­чие сра­зу семи­де­ся­ти кня­зей и кня­жат в одном похо­де. Более веро­ят­но, что лето­пи­сец «сокра­тил» сло­во «людей», и пер­во­на­чаль­но долж­но было зву­чать: «Кня­зя Ива­на Бабу и бра­та его Путя­ту и друц­ких кня­зей людей сем­де­сят». Судя по все­му, в пер­во­на­чаль­ном тек­сте и в отно­ше­нии дру­гих лиц име­лись уточ­не­ния отно­си­тель­но их вла­де­ний, долж­но­сти и коли­че­ства при­ве­ден­ных людей, но лето­пи­сец не счел нуж­ным оста­вить эти све­де­ния для потом­ства и сокра­тил их, как не заслу­жи­ва­ю­щие вни­ма­ния. Све­де­ния о друц­ком отря­де сохра­ни­лись по недо­смот­ру редак­то­ра. Ход воен­ных дей­ствий доволь­но кра­соч­но опи­сан в пись­ме кня­зя Вито­вта вели­ко­му маги­стру Немец­ко­го Орде­на Пав­лу фон Русдор­фу и заслу­жи­ва­ет вни­ма­ния, как при­мер отра­же­ния татар­ско­го набе­га в те вре­ме­на: «И так, назван­ный царь в той самой Одо­ев­ской стране гра­бил (разо­рял) и нахо­дил­ся тогда более пол­ных трех недель, и потом отсю­да пошел в наши отда­лен­ные пре­де­лы стра­ны, в сто­ро­ну Мос­ко­вии, под наш замок (кре­пость), назы­ва­е­мый Тула, и нахо­дил­ся там веро­ят­но целых восемь дней (целую неде­лю). И уви­дев, что здесь ниче­го не смо­жет сде­лать, дви­нул­ся он даль­ше в стра­ну гер­цо­гов рязан­ских, кото­рые так­же теперь пови­ну­ют­ся нам. И так наши кня­зья, бояре и слу­жи­лые люди, живу­щие в том самом месте на гра­ни­це, и намест­ни­ки, собра­лись и высту­пи­ли на того само­го царя Хадан­да­ха. И когда они его нагна­ли, бились они с ним в той самой Рязан­ской стране, и как захо­тел Гос­подь Бог, наши люди одер­жа­ли верх и в бит­ве побе­ди­ли, и они сами вме­сте с дру­ги­ми оста­лись здра­вы, одна­ко неко­то­рые сре­ди них были ране­ны и мно­го лоша­дей застре­ле­но. Языч­ни­ки име­ли глав­ным обра­зом мно­го уби­тых, тяже­ло ране­ных и мно­го пле­нен­ных вели­кознат­ных людей «огла­нов» цар­ско­го рода, кня­зей, гос­под и луч­ших людей, так что царь сам с очень малым коли­че­ством слуг еле от это­го спас­ся. Его жены и сест­ры и дру­гих гос­под, и кня­зей жены вме­сте с дру­ги­ми были поби­ты, так как они были оде­ты в муж­ские одеж­ды, а неко­то­рые ране­ные взя­ты в плен. Мы тем более силь­но обра­до­ва­лись, что небес­ный пас­тух, наш люби­мый Гос­подь Бог, нам и нашим людям дал такую уда­чу, что они так зна­чи­тель­но в боль­шом бою побе­ди­ли татар, чего рань­ше нико­гда не было, хотя меж­ду собой часто вое­ва­ли» 166.

У 1431–1435 рр. під­т­ри­му­вав Свид­ри­гай­ла Оль­гер­до­ви­ча. В 1431 г. с бра­том Ива­ном Путя­той и дру­ги­ми кня­зья­ми под­пи­сал трак­тат Свид­ри­гай­ла с Ливон­ским Орде­ном. В мар­те 1433 г. он под­пи­сал посла­ние сто­рон­ни­ков кня­зя Свид­ри­гай­ла Базель­ско­му собо­ру, тогда кня­зья и бояре земель Литов­ской Руси Яро­слав Лынг­ве­но­вич; Андрей Михай­ло­вич; Иван Семе­но­вич; киев­ский вое­во­да Миха­ил Ива­но­вич; смо­лен­ский ста­ро­ста Иван Путя­та Семе­но­вич; Андрей Дмит­ри­е­вич; Волод­ко Давы­до­вич; подоль­ский ста­ро­ста Федор Несвиз­ский; Иваш­ко Мони­ви­до­вич; бель­ский ста­ро­ста Юрша Ива­но­вич; мезен­ский ста­ро­ста Гри­го­рий Про­та­сьев; Геор­гий Бут­рим; витеб­ский ста­ро­ста Миха­ил Геор­ги­е­вич; полоц­кий ста­ро­ста (?) Васи­лий Дмит­ри­е­вич; мар­ша­лок Геор­гий Фед­ко­вич и смо­лен­ский мар­ша­лок Алек­сандр сооб­ща­ли Базель­ско­му собо­ру, что князь Боле­слав Свид­ри­гай­ло явля­ет­ся закон­но избран­ным вели­ким кня­зем литов­ским после смер­ти Вито­вта; пишут об оби­дах, кото­рые нано­сил Свид­ри­гай­лу князь Сигиз­мунд Кей­с­ту­то­вич. 60 У гэты ж час кня­зю Міха­лу (?) Бабе Шві­дры­гай­ла прызна­чае тры­ма­ць Падоль­скія зам­кі, якія, аднак, з‑за напа­даў поль­скіх паноў Літва не атрымала.

В войне, начав­шей­ся в Вели­ком Кня­же­стве Литов­ском после смер­ти кня­зя Вито­вта, князь Иван Семе­но­вич Баба сра­зу стал на сто­ро­ну кня­зя Свид­ри­гай­ло Оль­гер­до­ви­ча. Участ­во­вал в сра­же­нии под Виль­ко­ми­ром 1 сен­тяб­ря 1435 г., после раз­гро­ма бежал в зем­ли Немец­ко­го Орде­на, в город Ригу 61. Отту­да магистр от гре­ха подаль­ше послал кня­зя Ива­на в Псков: «Иванъ Баба при­бе­же из Неме­ць во Псковъ, меся­ца нояб­ря въ 1 день» 62. В дру­гой лето­пи­си собы­тие опи­сы­ва­ет­ся более подроб­но: «При­е­ха во Псковъ из Риге от месте­ра кня­зя литов­скыи Иванъ Баба, а въ сво­ем без­вре­ме­нии, и, пре­быв­ше въ Пско­ве до полу­зи­мы, поеха на Моск­ву к вели­ко­му кня­зю» 63. Вели­ким кня­зем тогда, после смер­ти дяди — кня­зя Юрия Дмит­ри­е­ви­ча, в оче­ред­ной раз стал князь Васи­лий Васи­лье­вич. На его сча­стье, сре­ди бра­тьев Юрье­ви­чей воз­ник кон­фликт по пово­ду наслед­ства, и в откры­тую борь­бу с новым вели­ким кня­зем всту­пил лишь стар­ший — князь Васи­лий Юрье­вич. Двое млад­ших бра­тьев — кня­зья Дмит­рий Шемя­ка и Дмит­рий Крас­ный — отка­за­лись его под­дер­жать. Воз­мож­но, имен­но поэто­му князь Иван Баба лег­ко посту­пил на служ­бу к вели­ко­му кня­зю Васи­лию Васи­лье­ви­чу, несмот­ря на то, что князь Сви­ри­гай­ло был «побра­ти­мом» кня­зя Юрия Дмит­ри­е­ви­ча, вра­га нынеш­не­го вели­ко­го кня­зя. При­бы­тие кня­зя Ива­на Семе­но­ви­ча с литов­ски­ми бег­ле­ца­ми зна­чи­тель­но уси­ли­ли вели­ко­кня­же­ское вой­ско. Лето­пи­си осо­бо отме­ча­ют сей момент, как и осо­бые так­ти­че­ские мето­ды, ими при­не­сен­ные. Вес­ной 1436 г. князь Васи­лий Юрье­вич с Устю­га начал поход на Моск­ву «...похва­ля­ся, а с ним Вят­чане, да двор бра­та княж Дмит­ри­евъ Шемя­кын с ним же» 64. Дво­ряне кня­зя Дмит­рия Шемя­ки («500 чело­век, а вое­во­да у нихъ Окынфъ Волын­скои» 65) ушли к кня­зю Васи­лию Юрье­ви­чу после аре­ста сво­е­го сюзе­ре­на. Про­изо­шло это зимой, когда князь Дмит­рий при­е­хал в Моск­ву звать вели­ко­го кня­зя к себе на сва­дьбу. Со сво­ей сто­ро­ны, и вели­кий князь собрал силы нема­лые: «А с вели­ким кня­зем князь Дмит­реи мень­шеи, да князь Иван Андре­евич Можа­ис­кои с пол­кы сво­и­ми. Да тогда же при­е­хал к нему слу­жи­ти из Лит­вы князь Иван Баба Дрють­скых кня­зеи. И тои изря­ди свои полкъ с копии по Литов­скы, тако же и вси про­чии пол­ци кня­зя вели­ко­го изря­ди­ша­ся по сво­е­му обы­чаю» 66. Дан­ное лето­пис­ное сооб­ще­ние, по вре­ме­ни напи­са­ния бли­же все­го сто­я­щее к собы­тию, под­чер­ки­ва­ет раз­ни­цу постро­е­ния хоруг­ви кня­зя Ива­на Семе­но­ви­ча «по-литов­ски» от про­чих пол­ков, постро­ив­ших­ся «по сво­е­му обы­чаю». Отли­чие под­черк­ну­то и в Лице­вом Лето­пис­ном Сво­де, где на мини­а­тю­ре, посвя­щен­ной бит­ве, двор кня­зя Ива­на Бабы изоб­ра­жен в «немец­ких шле­мах» и с копья­ми более длин­ны­ми, чем у окру­жа­ю­щих. Нако­неч­ни­ки копий круп­нее обыч­ных и более чет­ко про­ри­со­ва­ны 67. Встре­ча непри­я­те­лей состо­я­лась 14 мая 1436 г. 68 «...у свя­то­го Покро­ва въ Ско­ря­тине въ Росто­въскои обла­сти» 69. Судя по опи­са­нию бит­вы, имен­но князь Иван Баба решил её исход. «И изря­дивъ копия пои­до­ша вме­сто и бишис(я), и побе­же кн(я)зь Васи­леи, и уго­ни его Борис Тобо­л­инъ и позналъ его, нача кли­ка­ти, и при­гна­ша к ним кн(я)зь Иван Баба и поима­ша кн(я)зя Васи­лья Юрье­ви­ча» 70.

Умер после 1436 г. По родо­слов­ным, у кня­зя Ива­на Бабы было чет­ве­ро сыно­вей — Фёдар, Кан­стан­цін, Васіль i Сямён. Да ix трэ­ба дада­ць кня­зя Ива­на Бабі­ча, пра назна­ч­э­ньне яко­га на паса­ду намесь­ніка Пско­ва двой­чы, у 1472 i ў 1476 гг., жыха­ры гора­да прасілі (але дар­эм­на) вяліка­га кня­зя Мас­коўска­га. З сыноў Іва­на Бабы Васіль, Сямён i Іван разам з баць­кам пера­ся­лілі­ся ў Расею, у той час як Фёдар i Кан­стан­цін, нап­эў­на, стар­эй­шыя бра­ты, засталі­ся на Літве.

Запи­са­ний у Києво-Печерсь­кий пом’янику у числі роди­ни Дмит­ра Путя­ти­ча. Имел свой герб со зна­ком в виде стре­лы, по обе сто­ро­ны кото­рой — по паре полу­ме­ся­цев, обра­зу­ю­щих коль­ца. Герб отли­чал­ся как от литов­ской, так и от поль­ской традиции.

Жена: кнж. Евдо­кия Андре­ев­на Мезецкая.

Лите­ра­ту­ра: Полоц­кие гра­мо­ты / Сост. А. Л. Хорош­ке­вич. – М., 1977. Вып. 1. С. 114 – 118. У камен­та­ры­ях да гэтых актаў А. Л. Хараш­кевіч памыл­ко­ва звяз­вае паход­жанне кня­зёў Друц­кіх з кня­зем Сямё­нам (Лугве­нам) Аль­гер­даві­чам, які на самай спра­ве даў пач­а­так кня­зям Мсціслаўскім: там жа. — М., 1980. Вып. 3. С. 199 – 202.Любавский М. К. Литов­ско-рус­ский сейм. Опыт по исто­рии учре­жде­ния в свя­зи с внут­рен­ним стро­ем и внеш­ней жиз­нью госу­дар­ства. – М., 1900. С. 54 – 55, 319. Полоц­кие гра­мо­ты. Вып. 1. С. 130. Вып. 3. С. 204 – 205.ПСРЛ. Т.11. М.,1965. С. 239.

21/14. КН. ИВАН СЕМЕ­НО­ВИЧ ПУТЯ­ТА (1424, 1441))

дру­гі сын кня­зя Сямё­на Дзі­мітраві­ча Друц­ка­га. Соглас­но иссле­до­ва­ни­ям поль­ско­го исто­ри­ка Ю. Воль­фа от кн. Ива­на Семё­но­ви­ча Путя­ти­ча-Друц­ко­го про­ис­хо­дят кня­зья Путя­ти­чи. Веро­ят­но, что суще­ство­ва­ло два кня­зя с про­зви­щем Путя­та – Иван Семе­но­вич Друц­кий и Путя­та Ива­но­вич Чет­вер­тин­ский. Потом­ки и пер­во­го и дру­го­го носи­ли патро­ним Путятич.

Князь Іван Путя­та у 1424 р. був посла­ний вели­ким кня­зем Віто­втом у числі інших дру­ць­ких князів на допо­мо­гу мос­ковсь­кій раті про­ти ордин­ців до Одоє­ва. З 1431 р. князь Іван Путя­та у числі близь­ких сорат­ни­ків Свид­ри­гай­ла Оль­гер­до­ви­ча. Помер піс­ля 1440 р. Запи­са­ний у Києво-Печерсь­кий пом’яник. Абод­ва бра­ти Іва­ны, а так­сам трэці брат – Гры­го­рый (Рыгор) – былі, нап­эў­на, сярод кня­зёў і паноў, якія засвед­чы­лі сваі­мі под­пі­са­мі мір­нае пагад­ненне паміж ВКЛ і Тэўтон­скім орд­энам у 1422 г. Пры гэтым двое з іх пры­га­д­ва­юц­ца без про­зві­чаў, як Іван і Гры­го­рый Сямё­навічы, а яшчэ адзін – як Іван Пуця­та. У 1422 г. князь Іван Пуця­та пад­пі­саў дамо­ву Літ­вы з кры­жа­ка­мі, а ў 1424 г. удзель­ні­чаў у паход­зе супра­ць татараў.

У 1431–1432 гг., як князь Пуця­та Сямё­навіч, Іван Пуця­та, аль­бо Іван Пуця­та Сямё­навіч, неад­на­ра­зо­ва пад­пі­сваў­ся на дып­ля­ма­тыч­ных актах вяліка­га кня­зя Шві­дры­гай­лы. В мар­те 1433 г. он под­пи­сал посла­ние сто­рон­ни­ков кня­зя Свид­ри­гай­ла Базель­ско­му собо­ру, тогда кня­зья и бояре земель Литов­ской Руси Яро­слав Лынг­ве­но­вич; Андрей Михай­ло­вич; Иван Семе­но­вич; киев­ский вое­во­да Миха­ил Ива­но­вич; смо­лен­ский ста­ро­ста Иван Путя­та Семе­но­вич; Андрей Дмит­ри­е­вич; Волод­ко Давы­до­вич; подоль­ский ста­ро­ста Федор Несвиз­ский; Иваш­ко Мони­ви­до­вич; бель­ский ста­ро­ста Юрша Ива­но­вич; мезен­ский ста­ро­ста Гри­го­рий Про­та­сьев; Геор­гий Бут­рим; витеб­ский ста­ро­ста Миха­ил Геор­ги­е­вич; полоц­кий ста­ро­ста (?) Васи­лий Дмит­ри­е­вич; мар­ша­лок Геор­гий Фед­ко­вич и смо­лен­ский мар­ша­лок Алек­сандр сооб­ща­ли Базель­ско­му собо­ру, что князь Боле­слав Свид­ри­гай­ло явля­ет­ся закон­но избран­ным вели­ким кня­зем литов­ским после смер­ти Вито­вта; пишут об оби­дах, кото­рые нано­сил Свид­ри­гай­лу князь Сигиз­мунд Кей­с­ту­то­вич. 71 Усё сваё жыць­цё застаў­ся вер­ны Шві­дры­гай­лу i разам зь ім застаў­ся на Валы­ні. Князь Іван Пуця­та ў 1437–1438 гг. пад­пі­сваў пры­вілеі, выдад­зе­ныя Шві­дры­гай­лам у Луц­ку. Ен так­са­ма сустра­каў у 1440 г. вяліка­га кня­зя Казі­мі­ра пры яго­ным уезьд­зе ў Літву, Длу­га­чы пры­пі­свае кня­зю Васі­лю Пуця­ту. Иван Семе­но­вич Путя­та послед­ний раз упо­ми­на­ет­ся в Кни­ге данин Кази­ми­ра ок. 1441 г. На пра­ця­гу 1430–1450 гг. Вялікі князь Казі­мір надаў кня­зю Іва­ну Пуця­ту маён­так Сла­бод­ка ў Аршан­скім паве­це i іншыя добра.

По мне­нию Поле­хо­ва, он скон­чал­ся в 1450‑х гг. Соот­вет­ствен­но, его отож­деств­ле­ние с кня­зем Путя­той, «свед­ком» острож­ских гра­мот 1458 и 1466/67 гг. невер­но. У сыно­вей Путя­ты Друц­ко­го, Миха­и­ла, Васи­лия и Дмит­рия, свя­зей с Волын­ской зем­лей не про­смат­ри­ва­ет­ся. Рада­вод адзна­чае, што ён меў трох сыноў: Васі­ля, Іва­на i Дзі­міт­ра, «што быў у Кіе­ве». Чаць­вёр­тым яго­ным сынам, без­умоў­на, быў князь Міхал, пачы­наль­нік роду кня­зёў Талочын­скіх, якія так­са­ма былі кня­зя­мі Друц­кі­мі. Іван, дру­гий син по родо­слов­цам, скоріш за все був пред­став­ни­ком іншо­го роду – Четвертенських.

Звест­кі аб феадаль­ных сяд­зі­бах (“два­рах”) кня­зёў Друц­кіх ста­но­вяц­ца маса­вы­мі ў 16 ста­годдзі, калі іх род ужо моц­на раз­галі­на­ваў­ся, а част­ка маёнт­каў перай­ш­ла да іншых родаў. Аднак на пад­ста­ве гэтых зве­стак мож­на больш-менш даклад­на вызна­чы­ць склад вот­чын рода­па­чы­наль­нікаў. Най­больш поў­ныя звест­кі тычац­ца зем­леўла­дан­ня нашчад­каў Іва­на Пуця­ты – кня­зёў Гор­скіх і Шышаўскіх (Тала­чын­скіх). Яны група­валі­ся ў трох абша­рах – непа­ср­эд­на ў ваколі­цах Друц­ка (Тала­чын, Дуда­ко­вічы, Бур­неўка, Гар­ба­чо­ва, Ара­ва, Рад­ча, Ста­ра­сел­ле, Лагоўш­чы­на і інш.), за Дня­пром — у вяр­хоўях рэк Проні і Басі (Басея, Горы, Гор­кі, Шыша­ва, Чуры­ла­ва, Юрка­ва) [46], а так­са­ма на левым бера­зе Бяр­эзі­ны (Зар­эм­цы, Белі­ча­ны, Чар­невічы). Апош­ні з гэтых абша­раў (на тэры­то­рыі сучас­на­га Чэрвень­ска­га раё­на) у 1505 г. быў завеш­ча­ны сынам Іва­на Пуця­ты Дзміт­ры­ем, які не меў нашчад­каў, адна­му з буй­ней­шых пра­васлаў­ных цэн­траў ВКЛ – Кіе­ва-Пяч­эрска­му манастыру.

Печать кня­зя Ива­на Семе­но­ви­ча Путя­ты, во всех извест­ных пуб­ли­ка­ци­ях ори­ен­ти­ро­ва­на невер­но 72. Пуб­ли­ка­то­ров сму­тил, веро­ят­но, «опро­ки­ну­тый» гер­бо­вый щит, острие кото­ро­го на печа­ти направ­ле­но не при­выч­но вниз, а вверх. Это – либо ошиб­ка рез­чи­ка, либо сви­де­тель­ство его (и заказ­чи­ка) рав­но­ду­шия в этом вопро­се, объ­яс­ни­мое невы­со­ким уров­нем раз­ви­тия гераль­ди­че­ской куль­ту­ры. Свер­ху печа­ти долж­на начи­нать­ся и кру­го­вая леген­да: «Кнѧзѧ [И]вана Путѧти­на» 73. При пра­виль­ной ори­ен­та­ции печа­ти И. С. Путя­ты поме­щен­ная на ней фигу­ра одно­знач­но интер­пре­ти­ру­ет­ся как «про­цвет­ший крест» – широ­ко рас­про­стра­нен­ный, в том чис­ле и в сфра­ги­сти­че­ском мате­ри­а­ле, сим­вол (Ил. 4).

Ж., ……… ………., по пред­пол. Яко­вен­ко женой Ива­на Семё­но­ви­ча Путя­ты была кнж. Ана­ста­сия Федо­ров­на Острож­ская, дочь Федо­ра Дани­ло­ви­ча и Ага­фии Чури­лов­ны Бродовской.

Сфра­ги­стич­ні пам’ятки:
Іл. Іван Семе­но­вич Путя­та князь Дру­ць­кий (до 1422 – піс­ля 1440): Печат­ка від 27.9.1422–1.9.1431: В полі печат­ки готич­ний щит, на яко­му знак у вигляді роз­двоє­но­го зго­ри з загну­ти­ми кін­ця­ми хре­ста. Напис по колу: КНѦЗѦ ВАНА ПУТѦТИ­НА; круг­ла, роз­мір 30 мм.
Дже­ре­ла: ЛНУ, ЗП, n. 295. 1431 р. AGAD, AZ, Sygn. 32, st. 899, 917; Sygn. 33, st. 654, 693. 29.11.1430–1.9.1431. BCz, Perg. 374. 1.9.1431. GStAPKB, XX. HA, PU, Schiebl. 109, n. 68. 27.9.1422. MNK, Rkps 1713, karta 241. 1.9.1431.
Пуб­ліка­ції: Одно­ро­жен­ко О. Дру­ць­кий Іван Семе­но­вич Путя­та [Елек­трон­ний ресурс] // URL: https://​sigillum​.com​.ua/​s​t​a​m​p​/​d​r​u​t​s​k​y​j​-​i​v​a​n​-​s​e​m​e​n​o​v​y​c​h​-​p​u​t​y​a​ta/. Лиха­чёв Н. Мате­ри­а­лы для исто­рии визан­тий­ской и рус­ской сфра­ги­сти­ки. Выпуск ІІ. – С. 231–233, илл. 213, 214. 1423–1431 рр. Насевiч В. Друц­кає княст­ва i князi Друц­кiя. – С. 52. Хору­жен­ко О. «Печать кня­зя Дмит­рия» XV в. – С. 125, 127, рис. 4. Сним­ки древ­них рус­ских печа­тей. – С. 80, мал. 1423 р. Działyński A. Statut litewski. – S. 544, tab. 3. 1.9.1431. Gumowski M. Pieczęcie książąt litewskich. – S. 699, tab. 2, il. 14; tab. 9, il. 71. 1.9.1431. Nowak P., Pokora P. Dokumenty strony polsko-litewskiej. – S. 79, il. B 91. 27.9.1422. Piekosiński F. Heraldyka polska wieków średnich. – S. 273, il. 454. 1.9.1431. Vossberg F. Siegel des Mittelalters. – S. 44, taf. 24, il. 107. 1.9.1431. Piekosiński F. Jana Zamoyskiego notaty heraldyczno-sfragistyczne. – S. 25, n. 97, il; S. 89, n. 933, il. 29.11.1430–1.9.1431.

22/14. КН. МИХА­ИЛ СЕМЕ­НО­ВИЧ БАЛОБАН

Сын Семе­на Дмит­ри­е­ви­ча Друц­ко­го. Брат Васи­лия Крас­но­го, Ива­на Бабы, Ива­на Путя­ты и Мить­ки Секи­ры (Зуб­ре­виц­ко­го). Йому рада­вод дае пры­до­мак Лобан, ёсь­ць, бяс­спр­эч­на, адна асо­ба з кня­зем Міха­лам Сямё­наві­чам Бала­ба­нам. Гарант согла­ше­ния Свид­ри­гай­ла с Ягай­лом о судь­бе Запад­но­го Подо­лья от 29 нояб­ря 1430 г. Во вре­мя Луц­кой вой­ны 1431 г. защи­щал Кре­ме­нец от поля­ков. Участ­во­вал на сто­роне Свид­ри­гай­ла в Виль­ко­мир­ской бит­ве, в кото­рой погиб 74.

23/14. КН. ДМИТ­РИЙ (ИН. ДЕМЬЯН) СЕМЕ­НО­ВИЧ СОКИ­РА ЗУБ­РЕ­ВИЦ­КИЙ († піс­ля 1432)

Помер піс­ля 1432 р. Отри­мав уділ з цен­тром у Зуб­ре­ви­чах. На почат­ку XV ст. був дер­жав­цем Ост­ра. Спо­движ­ник вели­ко­го кня­зя Свид­ри­гай­ла Оль­гер­до­ви­ча. Запи­са­ний у Києво-Печерсь­кий пом’яник. Від Дмит­ра Соки­ри пішли князі Соки­ри-Зуб­ре­ви­ць­кі ад пры­дом­ку Сяке­ра i мяс­цо­вась­ці Зуб­р­э­вічы на рацэ Уль­лян­цы ў Аршан­скім паве­це. Выш­эйз­га­да­ны сын кня­зя Сямё­на Дзі­мітраві­ча Друц­ка­га Дзі­міт­ры Сямё­навіч Сяке­ра — гэта i буд­зе той князь Міт­ко Сямё­навіч, яко­му кароль Улад­зіслаў Ягай­ла запі­саў у 1425 г. гры­ў­наў на Пера­мышль­скіх i Дара­га­быц­кіх коталь­нях i Львоўскім мыце, i князь Міт­ко, сын Сямё­на кня­зя Друц­ка­га, яко­му тэты ж кароль у 1427 г. запі­свае добра Хло­пы, Ван­гер­цы, Кака­ло­вічы, Камар­на, Літоўчы­цы ў Гарад­зец­кім паве­це, а так­са­ма Кліц­ка Шчы­р­эц­кім паве­це на суму 300 гры­ў­няў. З пазь­ней­шай спра­вы давед­ва­ем­ся, што князь Дзі­міт­ры Сяке­ра меў пад­час праў­лень­ня вялікіх кня­зёў Вітаўта i Жыгі­мон­та маён­так Ась­цёр у Кіеўскім паве­це. Гэты князь быў рады­каль­ным прых­іль­ні­кам Шві­дры­гай­лы; вялікі князь Жыгі­монт, пера­мог­шы Шві­дры­гай­лу ў 1432 г. пад Ашмя­на­мі, узяў у палон паміж іншы­мі кня­зя Міт­ка Зуб­равіц­ка­га i кня­зя Васі­ля Крас­на­га, яго­на­га бра­та. Гэты ж князь Дзі­міт­ры Сямё­навіч, маё­мась­ць яко­га скла­да­ла­ся з два­роў Зуб­ро­вічы, Хімы, пуст­ка Дуб­ро­вен­ская, два­роў Быхаў, Дубосна i дань­нікаў у Турш­чы, запі­саў пра­вы на яе (сва­ёй жон­цы) кня­гіні Соф’і i яе дзе­цям i нашчад­кам (1429, 1444 или 1459 г., май, индикт 7) 75. Павод­ле хронікаў, узга­да­ная жон­ка кня­зя Міт­ка Зуб­равіц­ка­га была кня­гі­ня Соф’я Жэды­ві­даў­на, пля­мень­ні­ца кара­ля Улад­зі­сла­ва Ягай­лы, якая мела спад­чын­ныя пра­вы (па баць­ку) на Падоль­скую зям­лю (ці не дач­ка адна­го з Кары­я­то­ві­чаў?). У 1470 г. кароль Казі­мір пацьверд­зіў, што пра­вы на ўся­ля­кія добра, якія калісь­ці тры­маў князь Дзі­міт­ры Сямё­навіч, нале­жа­ць жон­цы таго Дзі­міт­ра 76

Пась­ля сьмер­ці кня­зя Дзі­міт­ра Сямё­наві­ча засталі­ся: уда­ва кня­гі­ня Соф’я i дач­ка княж­на Мары­на, жон­ка кня­зя Сямё­на Сямё­наві­ча Траб­ска­га. У 1486 г. кня­гі­ня Соф’я Дзі­мітраў­на Зуб­равіц­кая i кня­гі­ня Мары­на Сямё­наў­на Траб­ская запі­сва­ю­ць на Пра­чы­с­цен­скі сабор у Віль­ні баць­коўскі маён­так Турш­чу, люд­зей з яко­га на той самы сабор запі­саў ужо іхны дзед князь Сямён; гэты запіс склад­зе­ны ў пры­сут­на­сь­ці кня­зёў Іва­на Заслаўска­га, Іва­на Васілеві­ча i яго­на­га бра­та кня­зя Сямё­на Юр’еві­ча Галь­шан­ска­га i кня­зя Іва­на Глін­ска­га. У 1489 г., згод­на кара­леўс­ка­му раш­э­нь­ню, кня­гі­ня Сямё­на­ва Сямё­наві­ча Траб­ская Мары­на атрым­лі­вае ад кня­зёў Васі­ля i Андр­эя Зьвя­голь­скіх маён­так Ась­цёр у Кіеўскім паве­це, які яе баць­ка князь Міт­ко Сяке­ра тры­маў пры Вітаўту i Жыгімонту.

Род Софії Зуб­ре­ви­ць­кої: Софію Зуб­ре­ви­ць­ку, кня­зя Дмит­ра – во іно­ках Дем’яна, кня­ги­ню Агра­фе­ну – во іно­ки­нях Оле­ну, кня­зя Федо­ра, кня­ги­ню Ана­стасію, кня­зя Іоана, кня­зя Андрія, кня­ги­ню Аку­ли­ну, кня­зя Саву, кня­ги­ню Марію, кня­ги­ню Тетя­ну, кня­зя Васи­ля, кня­ги­ню Юліа­ну, кня­ги­ню Юліану.

Ж., КНЖ. СОФИЯ ЖЕДЕВИДОВНА.

24/14. КН. ВАСИ­ЛИЙ СЕМЕ­НО­ВИЧ КРАС­НЫЙ ДРУЦ­КИЙ († піс­ля 1448) князі КРАС­НІ.

[Wassili hewptman czu Witewßke; Vassili Semenowicz; князь Васи­лии Семе­но­вич; dux… Wassillo cognominatus Krassni]

пятый сын кня­зя Сямё­на Дзі­мітраві­ча Друц­ка­га. Бра­тья — Иван Баба, Иван Путя­та, Гри­го­рий, Миха­ил Боло­бан, Мит­ко Секи­ра (Зуб­ре­виц­кий). Жена — NN Львов­на Воро­тын­ская, сест­ра кня­зя Федо­ра Воро­тын­ско­го. Сын — князь Иван Васи­лье­вич Крас­ный Друц­кий. Помер піс­ля 1448 р. Був одним з лідерів серед біло­русь­ких і українсь­ких князів, які від­сто­ю­ва­ли неза­леж­ність від Поль­щі Вели­ко­го Князів­ства Литовсь­ко­го. Вхо­див до панів-ради. Запи­са­ний у Києво-Печерсь­кий пом’яник. Від цьо­го шлю­бу піш­ла роди­на князів Крас­них. Князі Крас­них вигас­ли із смер­тю ону­ка Дмит­ра близь­ко 1507 р. Його бать­ко князь Іван Васи­льо­вич Крас­ний помер піс­ля 1516 р.

Намест­ник витеб­ский Свид­ри­гай­ла в 1431–1432 гг. (воз­мож­но, стал им до 29 нояб­ря 1430 г., посколь­ку в этот день Рум­больд, быв­ший витеб­ским намест­ни­ком в 1422/23 г., упо­ми­на­ет­ся без долж­но­сти). Гэты ж князь Васіль Сямё­навіч пад­пі­сваў­ся ў 1431–1432 гг. на двух дого­во­рах с Орде­ном 1431 и 1432 гг., Чарто­рый­ско­го пере­ми­рия с Поль­шей 1431 г.

В фев­ра­ле 1431 г. поля­ки потре­бо­ва­ли от Свид­ри­гай­ла пере­дать Поль­ше не толь­ко подоль­ские зам­ки, но и Луц­кую зем­лю 77. В ответ на это (а так­же, может быть, в свя­зи с новым обостре­ни­ем ситу­а­ции на Подо­лье) в кон­це апре­ля 1431 г. у Ягай­ла побы­ва­ло литов­ское посоль­ство, кото­рое выдви­ну­ло ответ­ное тре­бо­ва­ние: вер­нуть Свид­ри­гай­лу Каме­нец. Это посоль­ство воз­глав­лял витеб­ский вое­во­да князь Васи­лий Крас­ный (Друц­кий); кро­ме того, в его состав вхо­ди­ли бояре Кез­гай­ло (в то вре­мя — жемай­тий­ский намест­ник), Ход­ко и Суди­монт 78. В кон­це июня 1431 г. напря­жен­ность в поль­ско-литов­ских вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях пере­шла в ста­дию круп­но­го воору­жён­но­го кон­флик­та, кото­рый раз­во­ра­чи­вал­ся глав­ным обра­зом на Волы­ни и полу­чил назва­ние Луц­кой вой­ны. В бое­вых дей­стви­ях так­же при­ни­ма­ли уча­стие друц­кие кня­зья: Длу­гош упо­ми­на­ет кня­зя Миха­и­ла Семе­но­ви­ча Лоба­на (Боло­ба­на) и неко­е­го кня­зя Васи­лия (Крас­но­го?) 79. В кон­це июля 1431 г. поль­ская сто­ро­на нача­ла пере­го­во­ры со Свид­ри­гай­лом. Они откры­лись 18 авгу­ста, когда к Ягай­лу при­бы­ли литов­ские послы — кня­зья Олель­ко и Васи­лий Семе­но­вич Крас­ный (Друц­кий), а так­же вилен­ский вое­во­да Геор­гий Геди­гольд и еще 5 литов­ских панов. Эти пере­го­во­ры про­дол­жа­лись до 20 авгу­ста и на пер­вых порах не увен­ча­лись успе­хом. 24 авгу­ста к поль­ско­му коро­лю при­бы­ли кня­зья Юрий Лугве­не­вич, Семен Ива­но­вич Голь­шан­ский и Васи­лий Семе­но­вич Крас­ный (Друц­кий) с пятью литов­ски­ми пана­ми 80. В свою оче­редь, этот этап пере­го­во­ров завер­шил­ся под­пи­са­ни­ем Чарто­рый­ско­го пере­ми­рия, куда Свид­ри­гай­ло вклю­чил Тев­тон­ский орден без ведо­ма его санов­ни­ков. В янва­ре 1432 г. Ягай­ло выдал про­ез­жую гра­мо­ту на имя вели­ко­го кня­зя литов­ско­го и чле­нов его бли­жай­ше­го окру­же­ния: вилен­ско­го епи­ско­па Мат­вея, кня­зей Семе­на Ива­но­ви­ча Голь­шан­ско­го и Васи­лия Семе­но­ви­ча Друц­ко­го, вилен­ско­го вое­во­ды Геди­голь­да, трок­ско­го вое­во­ды Явна, Ход­ко Юрье­ви­ча, ново­груд­ско­го намест­ни­ка Пет­ра­ша Мон­ти­гир­до­ви­ча, Шеди­бо­ра Вали­мун­то­ви­ча «et aliis» 81.

Высту­пав на баку Шві­дры­гай­лы ў бітве пад Ашмя­на­мі, дзе 8 декаб­ря 1432 г. попал в плен к Сигиз­мун­ду Кей­с­ту­то­ви­чу 82. Можа быць, што ён зна­ход­зіў­ся ў палоне ўвесь час пана­ва­нь­ня Жыгі­мон­та, i толь­кі пры вялікім кня­зю Казі­мі­ру зноў высту­пае на палітыч­ным далягляд­зе, после чего стал одним из вер­ных и вид­ных сто­рон­ни­ков Кази­ми­ра. Князь Васіль Крас­ны быў у 1446 г. пас­лом ад вяліка­га кня­зя Казі­мі­ра на Пётр­коўскі зьезд. Судя по опи­са­ни­ям Яна Длу­го­ша, Васи­лий Крас­ный в это вре­мя зани­мал очень силь­ные пози­ции в окру­же­нии вели­ко­го кня­зя Кази­ми­ра. Во вся­ком слу­чае, на пётр­ков­ском съез­де 1446 г. имен­но ему было пору­че­но дер­жать речь перед поля­ка­ми от име­ни деле­га­ции ВКЛ. Летом 1447 г. Васи­лий Крас­ный участ­во­вал в тор­же­ствах по слу­чаю коро­на­ции Кази­ми­ра Ягай­ло­ви­ча поль­ской коро­лев­ской коро­ной в Кра­ко­ве. У́ наступ­ным 1448 г. — зноў пас­лом Літ­вы на Люб­лін­скі сойм 83.

На печа­ти 1431 г. изоб­ра­жен герб со зна­ком, кото­рый мож­но опи­сать как крест с тре­мя полу­коль­ца­ми, обра­щен­ны­ми «рога­ми» вовне, — два из них при­мы­ка­ют к гори­зон­таль­ной пере­кла­дине сле­ва и спра­ва, тре­тье — к вер­ти­каль­ной сни­зу 84.

Судя по упо­ми­на­нию в доку­мен­те полоц­ко­го бояри­на Яцка Быст­рей­ско­го 1542 г., Васи­лий Крас­ный вла­дел какой-то частью Друц­ко­го кня­же­ства 85.

Ж., КНЖ. /....../ ВОРО­ТЫН­СКАЯ, сест­ра кн. Федо­ра Воро­тын­ско­го. Яго­най жон­кай, без­умоў­на, была сяст­ра кня­зя Фёда­ра Вара­тын­ска­га; яна нарад­зі­ла яму сына Іва­на Васілеві­ча Крас­на­га, яко­га князь Фёдар Вара­тын­скі назваў сваім «уну­кам».

25/14. КН. ГРИ­ГО­РИЙ СЕМЕ­НО­ВИЧ ДРУЦ­КИЙ († піс­ля 1422)

Зга­да­ний у дже­ре­лах під 1422 р. (2112, s.61) Запи­са­ний у Києво-Печерсь­ко­му пом’янику. Гры­го­рый (Рыгор) был, нап­эў­на, сярод кня­зёў і паноў, якія засвед­чы­лі сваі­мі под­пі­са­мі мір­нае пагад­ненне паміж ВКЛ і Тэўтон­скім орд­энам у 1422 г. Пры гэтым двое з іх пры­га­д­ва­юц­ца без про­зві­чаў, як Іван і Гры­го­рый Сямё­навічы, а яшчэ адзін – як Іван Пуця­та. Маг­чы­ма, Гры­го­рый высту­пае крыху паз­ней (у неда­та­ва­най гра­ма­це) у якас­ці полац­ка­га намес­ніка. 86

Нам заста­ло­ся рас­па­вес­ці пра тую част­ку друц­кіх ула­дан­няў, якая з сама­га пачат­ку нале­жа­ла нашчад­кам Гры­го­рыя Сямё­наві­ча – кня­зям Від­зініц­кім. Сяд­зі­бай, ад якой паход­зі­ць іх про­звіч­ша, быў маён­так Від­зінічы (Відунічы) на поўнач ад Друц­ка. Апра­ча таго, ім нале­жаў маён­так Зага­роддзе на паў­ноч­ны захад ад Друц­ка 87. У 1562 г. пры­га­д­ва­юц­ца паселіш­чы, што “пры­слу­халі” да яго: сусед­нія Гасты­нічы, Коца­вічы, Лоў­не­ва, Мура­ванічы, Лаўры­нічы, а так­са­ма больш адда­ле­ны Кія­вец ля верх­ня­га цяч­эн­ня ракі Бобр. Паколь­кі за іх князь Іван Рама­навіч Любец­кі суд­зіў­ся з пана­мі Гар­на­ста­я­мі – на той час ула­даль­ні­ка­мі спад­чы­ны Васі­ля Тала­чын­ска­га, мож­на мер­ка­ва­ць, што зем­лі Зага­роддзя зна­ход­зілі­ся сумес­на ці церас­па­лос­на з зем­ля­мі маёнт­ка Талачын.

w Wielkiem ksiestwe Litewskiem. S. 119—120, 123, 285; Semkowicz Wt. O litewskich rodach bojarskich zbratanych ze szlachta polska w Horodle roku 1413. S. 28, 31, 32, 34, 35, 36–37; Petrauskas R. Lietuvos diduomene XIV a. pabaigoje — XV a.: sudetis — struktiira — valdźia. Vilnius, 2003. P. 222—223, 286; Korczak L. Litewska rada wielkoksiążęca w XV w. Kraków, 1998. S. 85, 86, 96, 99; Пятра­ус­кас Р. Фар­ма­ванне інсты­ту­цы­на­га два­ра вяліка­га кня­зя у́ Літве (ХIV — пач­а­так ХV cт.) / ARCHE. Пач­а­так. 2009. Ne 9. C. 46, 59—60.)). 27 сен­тяб­ря 1422 г. в Мель­нин­ском дого­во­ре Рум­больд упо­ми­на­ет­ся как вели­ко­кня­же­ский намест­ник в Витеб­ске 88. Поль­ский гене­а­лог А. Бонец­кий счи­тал, что это были два paз­ныx чело­ве­ка (Boniecki A. Poczet rodów w Wielkiem księstwe Litewskiem. S. 285). Одна­ко в окру­же­нии Вито­вта дру­гих лиц с таким име­нем не было 89. Поэто­му тож­де­ство дан­ных лиц пред­став­ля­ет­ся наи­бо­лее вероятным.)).

В свя­зи с изло­жен­ны­ми выше фак­та­ми мож­но пред­по­ло­жить, что кня­зья Друц­кие — сосе­ди Рум­боль­да, умер­шие до 19 апре­ля 1411 г., так­же мог­ли быть участ­ни­ка­ми «Вели­кой вой­ны». Дан­ную вер­сию кос­вен­но под­твер­жда­ет тот факт, что в Грюн­вальд­ской бит­ве при­ни­ма­ли уча­стие хоруг­ви не толь­ко литов­ских земель, но и из Смо­лен­ска, Полоц­ка, Витеб­ска и дру­гих горо­дов Руси, под­чи­няв­ших­ся вла­сти пра­ви­те­лей ВКЛ 90. Вес­ной 1411 г. король Вла­ди­слав II Ягай­ло вме­сте со сво­ей женой Анной Цилей­ской посе­тил Лит­ву и ряд рус­ских горо­дов ВКЛ. Сре­ди них были Полоцк, Смо­ленск, Чер­кас­сы, Брац­лав и Киев,т. е. горо­да земель, участ­во­вав­ших в «Вели­кой
войне» 91. B сво­ем пись­ме, напи­сан­ном к гросс­мей­сте­ру Орде­на в Грод­но 28 марта1411 г., литов­ский вели­кий князь
Вито­вт заявил, что он готов отпу­стить на сво­бо­ду часть плен­ных, нахо­див­ших­ся у него. В их чис­ле были кре­сто­нос­цы, кото­рые содер­жа­лись в Кие­ве и Витеб­ске 92. В их соста­ве долж­ны были вое­вать кня­зья Друц­кие. Дан­ное пред­по­ло­же­ние тем веро­ят­нее, что в 1409 г. долж­ность полоц­ко­го намест­ни­ка испол­нял князь Иван Семе­но­вич Баба Друц­кий 93. В нем так­же видят одно­го из участ­ни­ков Грюн­вальд­ской бит­вы 94.

КН. ....... АНДРЕ­ЕВИЧ ДРУЦКИЙ 

В нача­ле ХV в. стар­шая ветвь кня­зей Друц­ких далее без­дет­ных сыно­вей кня­зя А. В. Друц­ко­го, уна­сле­до­вав­ших его вла­де­ни­яв 1399 г., не пошла. Они умер­ли моло­ды­ми еще до 19 апре­ля 1411 г. Вели­кий князь Вито­вт пере­дал Вилен­ско­му капи­ту­лу часть их вымо­ро­чен­ных слу­жеб­ных вла­де­ний: одну поло­ви­ну име­ния Блу­жа­нар, Свис­лоч в Свис­лоч­ском пове­те вме­сте с данью (дву­мя став­ня­ми меда,10 куна­ми и боб­ра­ми) 95.

Воз­мож­но бра­тья участ­во­ва­ли в Грюн­вальд­ской бит­ве. Дру­гая поло­ви­на име­ния Блу­жи при­над­ле­жа­ла сосе­ду кня­зей Друцких.Им ока­зал­ся сви­де­тель преды­ду­ще­го акта пан Лам­берт Рум­больд Воли­мун­то­вич 96. Инте­рес­но отме­тить, что этот вид­ный литов­ский фео­дал вме­сте со сво­и­ми бра­тья­ми вхо­дил в бли­жай­шее окру­же­ние Вито­вта 97. Например,в 1407—1409 гг. он был в чис­ле панов рады литов­ско­го вели­ко­го кня­зя Вито­вта и высту­пал как его сви­де­тель во вре­мя земель­ных пожа­ло­ва­ний в поль­зу вилен­ско­го намест­ни­ка Вой­це­ха Мони­ви­да и мены име­ни­я­ми с Вилен­ским капи­ту­лом 98. Рум­больд стал одним из самых актив­ных участ­ни­ков в под­го­тов­ке и про­ве­де­нии воору­жен­но­го вос­ста­ния про­тив пред­ста­ви­те­лей вла­сти Тев­тон­ско­го орде­на в Жемай­тии (1409), Грюн­вальд­ской бит­ве (15 июля 1410 г.) и всей «Вели­кой войны»(1409–1411) Поль­ши и ВКЛ про­тив кре­сто­нос­цев 99. После осво­бож­де­ния Жемай­тии он был назна­чен Вито­втом ее намест­ни­ком. В 1412 г. в долж­но­сти вели­ко­го (зем­ско­го) мар­шал­ка Рум­больд сме­нил пана Ста­ни­сла­ва Чупур­ну — одно­го из коман­ду­ю­щих вой­ска­ми ВКЛ сра­же­ния под Грюн­валь­дом. 31 мая 1412 г., будучи мар­шал­ком ВКЛ, Рум­больд упо­ми­на­ет­ся в жало­ван­ной гра­мо­те. Она была дана в Тро­ках вели­ким кня­зем Вито­втом вилен­ско­му архи­епи­ско­пу Нико­лаю и Вилен­ско­му капи­ту­лу на повет «Нибой», нахо­див­ший­ся на одно­имен­ной реке 100. Долж­ность мар­шал­ка Рум­больд из Виль­то­ва зани­мал вплоть до осе­ни 1432 г. При этом в мае 1412 — 1432 г, Миха­ил Кеж­гай­ло, стар­ший брат Рум­боль­да, вме­сто него стал ста­ро­стой в Жемай­тии 101. 27 сен­тяб­ря 1422 г. в Мель­нин­ском дого­во­ре Рум­больд упо­ми­на­ет­ся как вели­ко­кня­же­ский намест­ник в Витеб­ске 102. Поль­ский гене­а­лог А. Бонец­кий счи­тал, что это были два paз­ныx чело­ве­ка (Boniecki A. Poczet rodów w Wielkiem księstwe Litewskiem. S. 285). Одна­ко в окру­же­нии Вито­вта дру­гих лиц с таким име­нем не было 103. Поэто­му тож­де­ство дан­ных лиц пред­став­ля­ет­ся наи­бо­лее вероятным.)).

В свя­зи с изло­жен­ны­ми выше фак­та­ми мож­но пред­по­ло­жить, что кня­зья Друц­кие — сосе­ди Рум­боль­да, умер­шие до 19 апре­ля 1411 г., так­же мог­ли быть участ­ни­ка­ми «Вели­кой вой­ны». Дан­ную вер­сию кос­вен­но под­твер­жда­ет тот факт, что в Грюн­вальд­ской бит­ве при­ни­ма­ли уча­стие хоруг­ви не толь­ко литов­ских земель, но и из Смо­лен­ска, Полоц­ка, Витеб­ска и дру­гих горо­дов Руси, под­чи­няв­ших­ся вла­сти пра­ви­те­лей ВКЛ 104. Вес­ной 1411 г. король Вла­ди­слав II Ягай­ло вме­сте со сво­ей женой Анной Цилей­ской посе­тил Лит­ву и ряд рус­ских горо­дов ВКЛ. Сре­ди них были Полоцк, Смо­ленск, Чер­кас­сы, Брац­лав и Киев,т. е. горо­да земель, участ­во­вав­ших в «Вели­кой
войне» 105. B сво­ем пись­ме, напи­сан­ном к гросс­мей­сте­ру Орде­на в Грод­но 28 марта1411 г., литов­ский вели­кий князь
Вито­вт заявил, что он готов отпу­стить на сво­бо­ду часть плен­ных, нахо­див­ших­ся у него. В их чис­ле были кре­сто­нос­цы, кото­рые содер­жа­лись в Кие­ве и Витеб­ске 106. В их соста­ве долж­ны были вое­вать кня­зья Друц­кие. Дан­ное пред­по­ло­же­ние тем веро­ят­нее, что в 1409 г. долж­ность полоц­ко­го намест­ни­ка испол­нял князь Иван Семе­но­вич Баба Друц­кий 107. В нем так­же видят одно­го из участ­ни­ков Грюн­вальд­ской бит­вы 108.

КН. ....... АНДРЕ­ЕВИЧ ДРУЦКИЙ 

сооб­ще­ние Дани­ло­ви­ча о том, что сыно­вья Андрея Васи­лье­ви­ча Друц­ко­го умер­ли без­дет­ны­ми: «после ран­ней смер­ти его без­дет­ных сыно­вей быв. дер­жа­ния в Блу­жах, Милей­ко­ви­чах и др. местах были пожа­ло­ва­ны вел. кн. литов­ским Вито­втом во вла­де­ние Вилен­ско­му капитулу.»

КН. ....... АНДРЕ­ЕВИЧ ДРУЦКИЙ 

сооб­ще­ние Дани­ло­ви­ча о том, что сыно­вья Андрея Васи­лье­ви­ча Друц­ко­го умер­ли без­дет­ны­ми: «после ран­ней смер­ти его без­дет­ных сыно­вей быв. дер­жа­ния в Блу­жах, Милей­ко­ви­чах и др. местах были пожа­ло­ва­ны вел. кн. литов­ским Вито­втом во вла­де­ние Вилен­ско­му капитулу.»

XVIІІ генерація от Рюрика

КН. ДМИТ­РИЙ АНДРЕ­ЕВИЧ КИН­ДЫ­РО­ВИЧ ДРУЦКИЙ

Вдо­ва Андрея Ива­но­ви­ча Кин­ды­ро­ви­ча и сын Дмит­рий упо­ми­на­ют­ся в гра­мо­те 1454/56 г.
109

26/20. КН. ФЕДОР ИВА­НО­ВИЧ БАБИЧ ДРУЦ­КИЙ († піс­ля 1446)

Князь дру­ць­кий. Помер піс­ля 1446р. Он с бра­том Кон­стан­ти­ном остал­ся в Лит­ве. Атры­маў у 1443–1445 гг. ад вяліка­га кня­зя Казі­мі­ра некаль­кі пры­віле­яў на вало­да­ньне люд­зь­мі i зем­ля­мі, а менавіта, як Бабіч малод­шы — маёнт­кі, якія тры­маў князь Міхал Яман­то­віч каля 1443 г., як князь Фед­ка Бабіч — люд­зей у Віцеб­скім паве­це каля 1446 г. i як князь Фёдар Іва­навіч — Доў­гія Лукі i Вяр­хоў­цы ў Віцеб­скім паве­це, каля 1450 г.
Родо­на­чаль­ник кн. Соко­лин­ских, Коноп­ля и Озе­рец­ких в Литве.

27/20. КН. ИВАН ИВА­НО­ВИЧ БАБИЧ ДРУЦ­КИЙ († піс­ля 1476)

Князь дру­ць­кий. Ушел в Моск­ву с отцом и бра­тья­ми. В 1472 и 1476 гг. пско­ви­чи про­си­ли вели­ко­го кня­зя Иоан­на III Васи­лье­ви­ча дать им в намест­ни­ки кня­зя Ива­на Баби­ча, нопо­лу­чи­ли отказ, Иоанн III ска­зал, что он ему само­му нужен Нащад­ків не мав.

28/20. КН. СЕМЕН ИВА­НО­ВИЧ БАБИЧ ДРУЦ­КИЙ († 1454),

вое­во­да в кня­же­ние Васи­лия II Васи­лье­ви­ча Тем­но­го, млад­ший из 4 сыно­вей друц. кн. Ива­на Семе­но­ви­ча Бабы. Участ­ник Фео­даль­ной вой­ны XV в. на Руси. Погиб у 1454 г., участ­вуя в отра­же­нии отря­дом под нача­лом кн. Ива­ном Юрье­ви­чем Пат­ри­ке­е­вым татар­ско­го набе­га на реке Оке под Пере­вид­ском «ниже Колом­ны» 110 — , «...а не на суи­ме, но прит­чею неко­ею» 111. Что за «прит­ча» при­клю­чи­лась, лето­пи­сец не уточняет.

Без­дет­ный.

29/20. КН. КОН­СТАН­ТИН ИВА­НО­ВИЧ БАБИЧ ДРУЦ­КИЙ († до 1442) князі Прихабские

Соглас­но пока­за­ни­ям, дан­ным кня­зем Андре­ем При­хаб­ским в 1505 году, его отец был чаш­ни­ком вели­кой кня­ги­ни Литов­ской, жены Вито­вта 112. Помер до 1442 р. Отри­мав уділ з цен­тром у При­ха­бах, тому почав писа­ти­ся При­хабсь­ким. Від ньо­го піш­ла роди­на князів При­хабсь­ких. На під­ставі запи­су у Києво-Печерсь­ко­му пом’янику мож­на при­пус­ка­ти, що його хре­стиль­ним іме­нем було Михай­ло. Його син Андрій Костян­ти­но­вич При­хабсь­кий також був вне­се­ний до Києво-Печерсь­ко­го пом’яника у числі роди­ни кня­зя Дмит­ра Путя­ти­ча, що озна­чає, що цей князь помер до 1506 р.
Князь Кан­стан­цін Бабіч, павод­ле рада­во­ду, пакі­нуў пась­ля сябе толь­кі дач­ку Тан­ну, якая была жон­каю кня­зя Дзі­міт­ра Вара­тын­ска­га. Аднак зь іншых кры­ні­цаў вядо­ма, што ўзга­да­ная кня­гі­ня Дзі­мітра­ва Бара­тын­ская была сяст­рой кня­зя Андр­эя Кан­стан­ці­наві­ча Прых­аб­ска­га, гэта зна­чы­ць, што гэты князь Андр­эй Прых­аб­скі быў сынам Кан­стан­ці­на. Сам Кан­стан­цін тры­маў Прых­а­бу, якая пась­ля сьмер­ці Кан­стан­ці­на Бабі­ча пера­дад­зе­на каля 1442 г. (?) кня­зю Фёда­ру Адзін­цо­ві­чу. Яго­ныя нашчад­кі насілі тытул кня­зёў Прыхабскіх.

15 мар­та 1505 г. одно­вре­мен­но три чело­ве­ка пору­чи­лись перед вели­ким кня­зем литов­ским Алек­сан­дром за то, что женой кня­зя Федо­ра Воро­тын­ско­го была Мария Кори­бу­тов­на. Наи­бо­лее инфор­ма­тив­но сви­де­тель­ство кня­зя Андрея Костян­ти­но­ви­ча При­хаб­ско­го: «я слы­хал от отца мое­го, што тая Маря Коры­бу­тов­на – мат­ка кн(е)г(и)ни Ива­но­вое Яро­сла­ви­ча, и выдал ее кн(я)зь вели­кии Вито­втъ за кн(я)зя Федо­ра Воро­тын­ско­го. А матъ­ка моя пове­да­ла, штож ездил отец ее кн(я)зь Семенъ Вязем­скии и [с] сво­ею кн(я)г(и)нею, про­во­дить ее до Воро­тын­ска, а кн(я)зь Дмит­реи Шути­ха, а Гри­го­реи Про­та­севъ» 113. Отец Марии – князь Дмит­рий-Кори­бут Оль­гер­до­вич в послед­ний раз упо­ми­на­ет­ся в лето­пи­сях под 1404 г. 114 После его смер­ти, дата кото­рой неиз­вест­на, вели­кий князь литов­ский Вито­вт († 1430 г.) стал опе­ку­ном Марии Кори­бу­тов­ны, а потом выдал ее замуж. О хро­но­ло­гии жиз­ни кня­зя Семе­на Вязем­ско­го ниче­го не извест­но. Ю. Вольф не отож­деств­лял его с кня­зем Семе­ном Мсти­сла­ви­чем Вязем­ским, погиб­шим в 1406 г. 115 Князь Дмит­рий Все­во­ло­дич Шути­ха и мцен­ский вое­во­да Гри­го­рий Протасьев(ич) впер­вые досто­вер­но упо­мя­ну­ты в лето­пи­сях осе­нью 1424 г. 116 Дру­гие сви­де­те­ли – князь Иван Васи­лье­вич Крас­ный и пан Андрей Дрож­ды­на под­твер­ди­ли, что дочь кня­зя Федо­ра Воро­тын­ско­го была за кня­зем Ива­ном Яро­сла­ви­чем (сыном кня­зя Васи­лия Яро­сла­ви­ча Сер­пу­хов­ско­го и Боров­ско­го). Их брак состо­ял­ся не ранее вто­рой поло­ви­ны 1450‑х – нача­ла 1460‑х гг. На заклю­че­ние бра­ка кня­зя Федо­ра Льво­ви­ча с Мари­ей Кори­бу­тов­ной мог­ла вли­ять гео­по­ли­ти­че­ская обста­нов­ка. Небла­го­при­ят­ным пери­о­дом была мос­ков­ско-литов­ская вой­на 1406–1408 гг., резуль­та­те кото­рой литов­ские вой­ска в 1406 г. разо­ри­ли Воро­тынск 117, а в 1407 г. – Одо­ев 118. Еще один небла­го­при­ят­ный пери­од – это раз­де­ле­ние мит­ро­по­лии Киев­ской и всея Руси на литов­скую и мос­ков­скую части в 1414–1420 гг. Тер­ри­то­рия Верх­не­го Поочья вхо­ди­ла в состав Брян­ской епар­хии. Но осе­нью 1414 г. брян­ский вла­ды­ка Иса­кий скло­нил­ся на сто­ро­ну Гри­го­рия Цам­бла­ка, выдви­ну­то­го в литов­ские мит­ро­по­ли­ты. В резуль­та­те епар­хия была поде­ле­на на сфе­ры вли­я­ния про­ти­во­бор­ству­ю­щих сто­рон. В этот пери­од вряд ли воро­тын­ский князь, нахо­див­ший­ся на сто­роне Моск­вы, мог быть обвен­чан в литов­ской части мит­ро­по­лии 119. С осе­ни 1408 г. по осень 1414 г. князь Федор Льво­вич, веро­ят­но, был еще слиш­ком молод или даже юн, поэто­му наи­бо­лее веро­ят­ным вре­ме­нем для его бра­ка пред­став­ля­ют­ся 1420‑е гг.

Ж., кнж. NN Семе­нов­на Вяземская.

30/20. КН. ВАСИ­ЛИЙ ИВА­НО­ВИЧ БАБИЧ ДРУЦ­КИЙ († піс­ля 1485)

Князь дру­ць­кий. Помер піс­ля 1485 р. Його доч­ка вий­ш­ла за вели­ко­го рязансь­ко­го кня­зя Іва­на Васи­льо­ви­ча (117, с.237; 123,с.117; 135, с.151). Від Васи­ля Баби­ча піш­ла роди­на князів Бабич-Дру­ць­ких. Бабич-Дру­ць­кі перей­шли на мос­ковсь­ку служ­бу і ста­ли нази­ва­ти­ся Бабичевими.

31/21. КН. ВАСИ­ЛИЙ ИВА­НО­ВИЧ ПУТЯ­ТИЧ ДРУЦ­КИЙ ГОР­СКИЙ Горский 

protoplastą kniaziów Horskich, Дуда­ков­ских і Бур­нев­скіх. Niezawodnie dziedziczył na majątkach Hory i Dudakowicze w powiecie Orszańskim. Помер до 1496 р. Запи­са­ний у Києво-Печерсь­кий пом’яник.

33/21. КН. ДМИТ­РИЙ ИВА­НО­ВИЧ ПУТЯ­ТИЧ (1467, † 1505),

дзяр­жаў­ны дзе­яч, намес­нік мцэн­скі і любуц­кі, намес­нік бран­скі (зга­дв. 1486—1488), ваяво­да кіеўскі (1492—1505). Сын кн. Іва­на Пуця­ты з роду друц­кіх кня­зёў. Пер­ший раз досто­вір­но з’яв­ляєть­ся у дже­ре­лах у 1467 році. Згід­но з кон­трак­том від 12 квіт­ня князь Дмит­ро Іва­но­вич Путя­тич обмі­няв­ся з паном Іва­ном Іллі­ни­чем села­ми «во Дрюц­ку на имя сель­цо Ильи Дири­ни­ча, а Хар­ко­вич». Село Дири­ни­чі з усі­ма при­лег­ли­ми зем­ля­ми отри­мав І.Іллінич, а князь Д.Путятич – село Хар­ко­ви­чі «так жо со всем, какъ пан Иваш­ко дер­жалъ …, а мени­ли єсмо про­ме­жи собою веч­но непо­руш­но при наших живо­тех и по насъ будучимъ ближ­нимъ нашим и детемъ нашим нена­доб­но того руша­ти…» 120. Этот част­но­пра­во­вой доку­мент име­ет под­пись писа­ря: «А писал дьякъ пани Олех­но­вои Коров­ка». Олех­но­вая Довой­но­ви­ча — сест­ра одно­го из контр­аген­тов дого­во­ра Иваш­ки Ильи­ни­ча. Не все кня­зья и паны рас­по­ла­га­ли соб­ствен­ны­ми дья­ка­ми и писа­ря­ми. Неко­то­рые из них, кто, оче­вид­но, не ощу­щал нуж­ды в посто­ян­ных услу­гах спе­ци­а­ли­стов по под­го­тов­ке пись­мен­ной доку­мен­та­ции, при­вле­ка­ли вре­мя от вре­ме­ни пис­цов, слу­жив­ших дру­гим кня­зьям и панам, свя­щен­ни­ков. 121 Мож­ли­во він, як князь Міт­ка Іва­навіч быў у 1467 г. сьвед­кам пры запі­се кня­зя Юрыя Фед­каві­ча Нясь­віц­ка­га з боку жон­кі. У́ 1486 г. атрым­лі­вае ад кара­ля 5 коп гро­шай са скарбу.

Князь Дмит­рий Путя­тич, намест­ник мцен­ский и любут­ский, в 1486 г., жало­вал­ся литов­ско­му вели­ко­му кня­зю и коро­лю поль­ско­му Кази­ми­ру на набег рязан­цев, кото­рые подо­жгли Мценск 122 Дата 1456 г., с кото­рой доку­мент с упо­ми­на­ни­ем Д. И. Путя­ти­ча был опуб­ли­ко­ван впер­вые 123 и с кото­рой он фигу­ри­ро­вал в иссле­до­ва­ни­ях 124, спор­на. Посоль­ство от коро­ля Кази­ми­ра к нена­зван­но­му рязан­ско­му кня­зю дати­ро­ва­но 9 июня индик­та 4. В пери­од коро­лев­ство­ва­ния Кази­ми­ра этот индикт выпа­дал на 1441, 1456, 1471 и 1486 г. Послед­няя дата наи­бо­лее веро­ят­на, посколь­ку кни­га запи­сей Литов­ской мет­ри­ки, к кото­рой отно­сит­ся доку­мент, содер­жит посоль­ства за 1479–1486 г. 125. Оста­вал­ся он в этой долж­но­сти и в июне 1486 г., когда доно­сил коро­лю уже о напа­де­нии на «мец­нян и любу­чан» мос­ков­ско­го вой­ска, состо­яв­шем­ся 8 мая 126 В 1492 г. в Мцен­ске и Любут­ске был уже новый намест­ник 127

С июля 1486 г. по сен­тябрь 1488 г. князь Дмит­рий Путя­тич упо­ми­на­ет­ся в каче­стве намест­ни­ка брян­ско­го 128 В мае 1487 г. и сен­тяб­ре 1488 г. кня­зю Дмит­рию Путя­ти­чу как намест­ни­ку брян­ско­му был адре­со­ван указ­ной лист коро­ля Кази­ми­ра 129, в декаб­ре 1487 г. он полу­чил с мыта брян­ско­го 20 коп гро­шей 130. Так, на про­хан­ня і чоло­бит­ну брянсь­ко­го наміс­ни­ка Дмит­ра Путя­ти­ча, вели­кий князь литовсь­кий Кази­мир Ягел­лон­чик пожа­лу­вав у 1487 р. брянсь­ко­го гос­по­дарсь­ко­го дво­ря­ни­на Фед­ка Колон­тає­ва сели­щем Мит­ков­щи­ною у Брянсь­ко­му повіті, яке «деи тое сели­що пусто, а наследъ­ка к нему нетъ, а здав­на деи тое было село бояр­ское, а не данъ­ное, ани тяг­лое, а горо­ду неш­кодъ­но» 131. Роком піз­ні­ше Д. Путя­тич таким же чином поспри­яв в отри­ман­ні на під­влад­ній йому тери­торії пустих боярсь­ких сіл Тюфа­но­ва та Андрієво­го мценсь­ким бояри­ном Логви­ном Кур’яновичем до «гос­по­дар­ско­го осмот­ре­нья» (на період до наступ­но­го рішен­ня вели­ко­го кня­зя литовсь­ко­го). У цьо­му ж році Кази­мир Ягел­лон­чик спо­ві­щав Д. Путя­ти­ча про те, що на про­хан­ня брянсь­ко­го бояри­на Іва­на Євла­хо­ва жалу­вав його маєт­ка­ми Город­цом, Олеш­нею і Мол­во­ти­ном, які зали­ши­ли­ся в Іваш­ко­вої Куро­вої піс­ля смер­ті її чоло­віка, а вона повтор­но вий­ш­ла заміж за Іва­на Євла­хо­ва. Остан­ній зобов’язувався догледіти двох дочок своєї нової дру­жи­ни: «а какъ они летъ сво­их доро­с­туть, и онъ мает ихъ замужъ выда­ти с того име­не­и­ца». Кон­троль, за пунк­та­ми дого­во­ру-надан­ня, щодо вико­нан­ня умов володін­ня села­ми покла­дав­ся на брянсь­ко­го наміс­ни­ка 132. Послы ногай­ско­го царя Иба­ка, будучи в 1489 году в Москве жало­ва­лись на «кня­зя Дмит­рея», кото­рый охра­нял южные гра­ни­цы ВКЛ и соби­рал нало­ги 133.

В 1492–1505 г. князь Дмит­рий Путя­тич киев­ским зна­чит­ся вое­во­дой, упо­ми­на­ет­ся в этом уря­де с 20 октяб­ря 1492 г. 134. Згід­но даних Литовсь­кої Мет­ри­ки, дипло­ма­тич­ну актив­ність на українсь­ко-кримсь­ко­му кор­доні Путя­тич роз­по­чав, при­найм­ні, з 1494 р., коли у листі від­по­віді Олек­сандра до Мен­глі-Гірея дато­ва­ним 1495 р., пові­дом­ляє, листи від хана йому пере­дав саме київсь­кий наміс­ник, який веде листу­ван­ня з кримсь­ким ханом 135.

Почи­на­ю­чи з 1499 р., київсь­кий воє­во­да Дмит­ро Путя­тич вико­ну­вав основ­ну дипло­ма­тич­ну робо­ту між ВКЛ та Кри­мом. Вели­кий князь Олек­сандр, пра­г­ну­чи ней­тралі­зу­ва­ти мос­ковсь­ко-кримсь­кий союз, 23 листо­па­да 1500 р. від­ря­див київсь­ко­го наміс­ни­ка до Кір­ко­ру з метою нага­да­ти Мен­глі-Гірею про дав­ні тра­ди­ції Тох­та­ми­ша й Оль­гер­да, Кази­ми­ра та Хаджи-Гірея, коли пред­ки Мен­глі-Гірея «воль­ни­ми цари сла­ли, и мно­гий зем­ли им ся кла­ни­ва­ли» 136. Доку­мент засвід­чує, що литовсь­ка сто­ро­на пого­ди­ла­ся на випла­ту щоріч­ної дани­ни (пого­лов­щи­ни) з селян-під­дан­ців («людей») само­го вели­ко­го кня­зя, а також князів, панів і бояр трьох най­біль­ших українсь­ких земель Вели­ко­го князів­ства Литовсь­ко­го. В роз­ло­гій інструк­ції зна­чить­ся, що Путя­тич має запро­по­ну­ва­ти Мен­глі-Гірею, що: «… его м(и)л(о)сть г(о)с(по)д(а)ръ нашъ, про тебе, бра­та сво­е­го, хочеть то вчы­ни­ти со сво­их людеи, с княз­ких и с панъ­ских, и з бояръ­скихъ, зем­ли Киевъское и Волы­нъ­ское, и Подол­ское, с кажъдог(о) ч(е)л(о)века голо­вы велить тобе тры день­ги дава­ти в каж­дыи год» 137. Звіс­но, Путя­тич мав запро­по­ну­ва­ти таку достат­ньо щед­ру про­по­зи­цію в обмін не лише на лояль­ність Кри­му до ВКЛ, та обі­цян­ку дотри­му­ва­тись миру, а і як пев­ну пла­ту за литовсь­ко-кримсь­кий анти­мос­ковсь­кий союз, який, судя­чи зі ста­но­ви­ща Ших-Ахма­та на 1500 р. мав невдо­взі замі­ни­ти литовсь­ко-заволжсь­кий. «Одно бы же твоя милость вер­но и прав­ди­во помо­го гос­по­да­ру нашо­му на того непри­я­те­ля его мило­сти, и его бы еси сам зем­ли сам сте­рег от сво­их людей, ажъ­бы людем его мило­сти шко­ды не дела­ли» 138. Прий­ом київсь­ким наміс­ни­ком послів Ших-Ахма­та 1500 р. дає під­ста­ви ствер­джу­ва­ти про хиб­ність тез про упа­док Киє­ва, а без­по­се­ред­нє листу­ван­ня Путя­ти­ча з Мен­глі-Гіреєм, та пере­го­во­ри з кримсь­ки­ми посла­ми вка­зу­ють на цен­траль­ну роль Київсь­ко­го воє­вод­ства у дипло­ма­тич­них зно­си­нах з Кри­мом. Щоправ­да, інко­ли хан через послів погро­жу­вавв мов­ляв у випад­ку допо­мо­ги роз­гром­ле­но­му 1502 р. Ших-Ахма­ту та при затрим­ці кримсь­ких послів осо­би­сто з’явиться до Киє­ва та Чер­кас, про­те це скорі­ше дипло­ма­тич­ний хід аніж реаль­ні наміри 139. До того ж поз­бав­ле­ний під­т­рим­ки своїх же під­да­них мурз, Ших-Ахмат втік від пере­слі­ду­вань Мен­глі-Гірея – спо­чат­ку до Киє­ва, а звід­ти до Біл­го­ро­да, де споді­вав­ся отри­ма­ти про­тек­цію туре­ць­ко­го сул­та­на. Не досяг­ши резуль­та­ту стар­ший син Ахма­та зно­ву повер­таєть­ся до Киє­ва, але в місті був, як свід­чить Дов­нар-Запольсь­кий «ковар­но лишен сво­бо­ды вое­во­дой Дмит­ром Путя­ти­чем и отправ­лен в зато­че­ние в Лит­ву», що ста­ло­ся не інак­ше як з іні­ціа­ти­ви Олек­сандра, який напев­но побо­ю­вав­ся вторг­нен­ня туре­ць­кої армії та тери­торії ВКЛ та Поль­щі 140.

У тому ж таки 1502 р. було запла­но­ва­но чер­го­ве посоль­ство до Кри­му на чолі з Путя­ти­чем. Зі змісту листа, який попе­реджу­вав хана про наміри Олек­сандра надісла­ти послів, вип­ли­ває, що основ­на мета зали­шаєть­ся іден­тич­ною посоль­ству 1500 р., тоб­то визнан­ня ВКЛ дан­ни­ком Кри­му та укла­ден­ня анти­мос­ковсь­ко­го сою­зу. Разом з цим у дано­му листі є при­міт­ним факт домо­в­ле­но­сті обмі­ну послами.

Тра­ди­цій­но пред­став­ни­ки посольств мали бути рів­но­цін­ни­ми як за ста­ту­сом у дер­жаві, так і за цін­ністю своєї пер­со­ни, тому вимо­га Олек­сандра поба­чи­ти в яко­сті «заруч­ни­ка» впли­во­во­го в Кри­му кня­зя Тюві­ке­ля може свід­чи­ти не про що інше, як про ваго­му роль Дмит­ра Путя­ти­ча у здійс­нен­ні вели­ким кня­зем литовсь­ким внут­ріш­ньої та зов­ніш­ньої політи­ки 141. При­чо­му, не отри­мав­ши пози­тив­ної від­по­віді щодо при­їз­ду Тюві­ке­ля, вели­кий князь тимча­со­во призу­пи­нив дипло­ма­тич­ну пере­пис­ку із Кри­мом. 1504 р. литовсь­ко-кримсь­кі пере­мо­ви­ни щодо посоль­ства Путя­ти­ча від­но­ви­ли­ся. До Кри­му від­прав­ле­но гін­ця Федо­ра Колон­тає­ва з листом, у яко­му вели­кий князь про­сив хана надісла­ти «на замеш­ка­нье до Кие­ва Бах­ты­я­ра мур­зу, поки князь Дмит­рей от тебе к намь зъез­дить» 142. Як ствер­джує М.Довнар-Запольский, спи­ра­ю­чись на матеріал Скар­бо­вої кни­ги Литовсь­кої Мет­ри­ки, 17 лип­ня 1504 р. на потре­би цьо­го пани-рада виді­ли­ла Дмит­ру Путя­ти­чу: 5 шуб, 40 куни­ць, сріб­них ков­шів, куб­ків та ін. на 24 руб­лі 18 золот­ни­ків, до цьо­го дода­ли також сук­но та ін. Пода­рун­ки також були під­го­тов­лені трьом стар­шим цари­цям і двом молод­шим, двом стар­шим царе­ви­чам та трьом молод­шим, кня­зям та кара­чам ординсь­ким та бра­там хана. Сам князь Дмит­ро отри­мав «на спра­ву» 500 коп гро­шей та крім того «лиш­ние дары» при­зна­чені для пода­рун­ків на його роз­суд 143. Про­те Путя­тич в орду не пої­хав, оскіль­ки не вислав вчас­но заруч­ни­ком Бах­тіа­ра-мур­зу. Матеріа­ли Скар­бо­вої кни­ги вка­зу­ють, що «татар­ские речи» зали­ши­ли­ся в Києві для впо­ряд­ку­ван­ня дріб­них справ з тата­ра­ми на май­бут­нє 144.

Зре­штою, Путя­тич так і не вико­нав свою голов­ну дипло­ма­тич­ну місію через смерть 1505 р. Однак, окрім дипло­ма­тич­ної робо­ти на користь ВКЛ, наміс­ник вико­ну­вав і функ­ції міс­це­вої адміністра­ції. Заува­жи­мо, що незва­жа­ю­чи на знач­ний удар, зав­да­ний Києву напа­дом Мен­глі-Гірея 1482 р. (зали­ши­ли­ся лише муро­вані спо­ру­ди – Софіївсь­кий собор, Печерсь­ка Лав­ра, Виду­би­ць­кий мона­стир, Золо­ті Воро­та), про­тя­гом остан­ньо­го деся­ти­річ­чя XV ст. Київ було част­ко­во від­бу­до­ва­но, поси­ле­но фор­ти­фіка­цію. На почат­ку XVI ст. від­бу­до­ва­но зам­ко­ві укріп­лен­ня. Київ, маю­чи вда­ле гео­гра­фічне розта­шу­ван­ня навіть у напі­взруй­но­ва­но­му стані, зали­шав за собою знач­ну еко­но­міч­ну, політич­ну та війсь­ко­ву роль. Зва­жа­ю­чи на інтен­сив­ну тор­гів­лю та значне поси­лен­ня в скла­ді куп­ців вихід­ців із Захід­ної Євро­пи, у 1494–1497 рр. місту було нада­но Маг­де­бурзь­ке пра­во, під­твер­джене оста­точ­но Сигіз­мун­дом І 145. Серед основ­них обов’язків Путя­ти­ча як наміс­ни­ка було під­твер­джен­ня вели­кок­нязівсь­ких при­вілеїв, збір подат­ків на користь вели­ко-князівсь­кої скарб­ни­ці, нагляд за дер­жав­ною влас­ністю, вирі­шен­ня гос­по­дарсь­ких та цивіль­них спорів.

Воє­во­да, за вказів­кою вели­ко­го кня­зя, міг роз­по­ряд­жа­ти­ся дер­жав­ни­ми маєт­ка­ми, церк­ва­ми. Так, у 1496 р. Путя­тич отри­мав наказ пере­да­ти управ­лін­ня Михай­лівсь­ким Золо­то­вер­хим мона­сти­рем Гри­горію Попо­ви­чу на пожит­тєве управ­лін­ня, тоді як воє­во­да, роз­по­ряд­жав­ся дер­жав­ною влас­ністю на свій роз­суд, надав­ши мона­стир, напев­но у влас­них інте­ре­сах, стар­цю Іва­ну Смо­ля­ни­ну 146. У пов­но­ва­жен­ня наміс­ни­ка вхо­ди­ли земель­ні питан­ня. Відо­мо, що 1497 р. київсь­кий воє­во­да, на про­хан­ня вели­ко­го кня­зя від­шу­кав та надав ділян­ку зем­лі для Пустинсь­ко­го Мико­лаївсь­ко­го мона­сти­ря [6,с. 174]. Із уве­ден­ням у Києві Маг­де­бурзь­ко­го пра­ва, Путя­тич був зму­ше­ний вирі­шу­ва­ти про­бле­му подат­ків, кон­суль­ту­ю­чись для цьо­го і з вели­ким кня­зем і з поло­ць­ким наміс­ни­ком Юрієм Пацом (Паце­ви­чем). Зре­штою, гра­мо­тою кня­зя було визна­че­но збері­га­ти за воє­во­дою пра­воз­бо­ру подат­ку на тор­гів­лю у Києві в роз­мірі 20 коп гро­шей, подат­ку на това­ри, здо­буті у низів’ях Дні­п­ра (деся­ту части­ну) та ряд інших, менш сут­тєвих 147. Міща­ни, вий­шов­ши з‑під вла­ди воє­во­ди, утво­ри­ли в місті орга­ни само­в­ря­ду­ван­ня і висту­пи­ли про­ти Дмит­ра Путя­ти­ча, при­чо­му офі­цій­ною при­чи­ною було те, що побо­ю­ю­чись поже­жі в місті, наміс­ник< забо­ро­нив жите­лям запа­лю­ва­ти вечо­ра­ми світ­ло в будин­ках. Зре­штою, під тис­ком само­в­ря­ду­ван­ня, Путя­тич у 1505 р. доз­во­лив вико­ри­сто­ву­ва­ти свіч­ки та мас­ляні лам­пи для освіт­лен­ня будинків.

На пле­чах Путя­ти­ча зали­ши­ла­ся ще одна, не менш важ­ли­ва функ­ція – захист само­го Киє­ва та охо­ро­на кор­донів українсь­ких земель Вели­ко­го князів­ства Литовсь­ко­го. Доку­мен­тальне під­твер­джен­ня актив­но­сті Путя­ти­ча щодо захи­сту українсь­ких кор­донів зна­хо­ди­мо в посольсь­ких доку­мен­тах 148. Про те, що в його «служ­бах» слу­жи­ли чер­кась­кі коза­ки свід­чить пові­дом­лен­ня про «коза­ковъ чер­кас­кихъ – кня­зя Дмит­риєвихъ коза­ковъ»; Щуро­ва рота, де слу­жи­ли чер­кась­кі коза­ки, зга­дані в тому ж таки пові­дом­лен­ні, мог­ла також бути ротою київсь­кої або ж чер­кась­кої зало­ги 149.

Олек­сандр, вели­кий князь литовсь­кий, пові­дом­ляє київсь­ко­го воє­во­ду кня­зя Дмит­рія Путя­ти­ча про те, що він дарує пусти­ща на р. Бор­щов­ці Пустинсь­ко­му мона­сти­реві св. Мико­ли під оран­ку (6 верес­ня 1497 року, Єйшиш­ки). 150 Ваяво­да Кіеўскі князь Дзі­міт­ры Пуця­ціч атры­маў у 1499 г. пры­вілей на Кра­шын у Нава­градзкім паве­це, а так­са­ма на Пала­жа­ны, што ў Люба­шан­с­кай волась­ці. Меж­ду тем в 1499 г. киев­ский вое­во­да, кажет­ся, гото­вил­ся стать отцом: при усло­вии рож­де­ния у него сына пожа­ло­ван­ные ему двор Кро­шин в Нов­го­род­ском пове­те и село Поло­жане Любо­шан­ской воло­сти долж­ны были отой­ти наслед­ни­ку 151, и это усло­вие не было типич­ной фор­му­лой для литов­ских актов. Олек­сандр Яге­лон­чик пові­дом­ляв 23 берез­ня 1499 р. воє­во­ду Дмит­ра Путя­ти­ча, що йому скар­жи­лись Михай­ло Пав­шич і чоло­вік його сест­ри Іван Семе­но­вич на князів Іва­на та Льва Полу­бенсь­ких “о име­ня, о отчи­ну мате­риз­ны ихъ, о Варев­цы, а Убер­новъ, а о Коно­товъ”. Далі воло­дар зазна­чав: “И мы пер­во сего о томъ неод­но­кротъ писы­ва­ли до кня­зя Ива­на, а до кня­зя Льва Полу­бен­ских, абы они передъ нами къ пра­ву ста­ли и о том с ними роспра­ви­ли ся. И они на листы и при­ка­зане наше передъ нами къ пра­ву не хоте­ли ста­ти съ ними оче­ви­сто”. В зв’язку з цим Олек­сандр Яге­лон­чик роз­по­ря­ди­вся: “Ино коли они передъ нами къ пра­ву ста­ти не хоте­ли (кур­сив наш – Д.В.) и ты бы (Д.Путятич – Д.В.) Михай­лу Пав­ши­цу а Иваш­ку Семе­но­ви­чу въ тым име­ня и отчиз­ну мате­риз­ны ихъ…...увязане далъ. А ест­ли бы кня­зю Ива­ну и кня­зю Льву Полу­бен­скимъ о том было до нихъ кото­рое дело, и они нехай ихъ­пра­вомъ спи­ра­ють, а о том со ими передъ нами оче­ви­сто мовять”.

З той жа Бары­саўс­кай волас­ці, нап­эў­на, вылучы­ў­ся даволі вялікі зямель­ны абшар, які пры­мы­каў да зем­ляў сяла Раванічы з усхо­ду і з поўд­ня. Ён толь­кі част­ко­ва захо­плі­ваў сучас­ную Чэрвен­шчы­ну і цяг­нуў­ся далей да самай ракі Бяр­эзі­ны, у Бяр­эзін­скі і Бары­саўскі раё­ны, уклю­ча­ю­чы сёлы Лагі, Жар­эмец (Зяр­эм­цы), Белі­ча­ны і Чар­невічы. На самым пачат­ку ХVI ста­годдзя гэты абшар нале­жаў кня­зю Дзміт­рыю Пуця­ці­чу з роду кня­зёў Друц­кіх, які быў у той час кіеўскім ваяво­дам. Князь Міхаіл Глін­скі у 1506 році з даз­во­лу вяліка­га кня­зя Аляк­сандра ахвя­ра­ваў част­ку ўла­дан­няў нябош­чы­ка на памін яго душы, у тым ліку запі­саў­шы пало­ву дан­нікаў ў Зяр­эм­цах з мядо­вай дані­най на кары­с­ць пра­васлаў­най царк­вы Бага­ро­дзі­цы ў Віль­ні. Нап­эў­на, менавіта з гэтай пад­зе­яй звя­за­на наз­ва ўрочыш­ча Божы Дар на ўсход­зе Чэрвен­шчы­ны, дзе паз­ней узнік­ла аднай­мен­нае паселіш­ча (у гады савец­кай ула­ды перай­ме­на­ва­на ў Чырво­ны Дар). Тры­маў рода­выя вот­чы­ны Ста­ра­сел­ле, Рад­ча і Ляс­ныя (абед­зве цяпер у Круг­лян­скім р‑не)[14], Зар­эм­цы (цяпер Жара­мец) і інш. Пас­ля смер­ці кн. Дзміт­рыя Пуця­ці­ча апе­ку­ном яго маё­мас­ці быў кн. Міхаіл Глін­скі. На памін душы пра­васлаў­най царкве част­ко­ва былі запі­са­ны Зар­эм­цы, Лагі і Белі­ча­ны — пало­ва дан­нікаў ў Зар­эм­цах з мядо­вай дані­най перай­ш­ла Бага­ро­дзіц­кай царкве ў Віль­ні, част­ка Лагоў і Белі­чан перай­ш­ла Кіе­ва-Пячор­скай лаў­ры. Част­ку спад­чы­ны атры­маў кн. Тала­чын­скі 152, астат­няе перай­шло да родзі­чаў кня­зёў Друц­кіх-Пуця­ці­чаў і Друц­кіх-Гор­скіх [Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy od końca XIV wieku. — Warszawa,1895. — S. 62.] (у т.л. част­ка дан­нікаў у Белі­ча­нах) і да кн. Сямё­на Яман­таві­ча Пад­бяр­эз­ска­га (у т.л. част­ка Зар­эм­цаў і Лагоў).

Памёр у пачат­ку 1505 г. без­діт­ним. Киев­ский вое­во­да князь Дмит­рей Путя­тич неод­но­крат­но про­сил двор­но­го мар­шал­ка, бель­ско­го и утен­ско­го дер­жав­цу кня­зя Михай­па Льво­ви­ча Глин­ско­го, что­бы послед­ний после смер­ти Путя­ти­ча стал опе­ку­ном его недви­жи­мо­го и дви­жи­мо­го иму­ще­ства, а так­же часто «напо­ми­нал» об этом вели­ко­му кня­зю «абы­х­мо доз­во­пи­ли ему с пору­че­нья его кн(я)зю Миха­и­лу име­нья его и вси­ми реча­ми опе­ка­ти ся». Соглас­но источ­ни­ку князь Дмит­рей «отхо­дя съ сего све­та того умыс­лу сво­е­го не отме­нил»: оста­вил Глин­ско­го в каче­стве опе­ку­на, в чем его утвер­дил вели­кий князь, издав спе­ци­аль­ный лист 29 апр. 1506 г.. Слу­чи­лось так, что князь Дмит­рей Путя­тич не оста­вил заве­ща­ния «и жад­ное памя­ти не вчи­нил по сво­еи души и теж по души роди­те­леи сво­ихъ», кото­рые «были пору­че­ны ему и надею мели в ним, ажъ­бы он досыть памя­ти душамъ ихъ вде­лал». Глин­ский как опе­кун с доз­во­ле­ния гос­по­да­ря, «зро­зу­мев­ши зестье его и теж роди­те­леи его с того све­та без жад­ное памят­ки», дал и запи­сал в поль­зу Кие­во-Печер­скоrо мона­сты­ря, где в церк­ви Пре­чи­стой Бого­ро­ди­цы лежа­ли тела роди­те­лей Путя­ти­ча и был похо­ро­нен сам Путя­тич, «ПО души» его и его роди­те­лей поло­ви­ну дан­ни­ков Зерем­цы за р. Бере­зи­на и шед­ших с них устав меда; вто­рая попо­ви­на назван­ных дан­ни­ков и устав меда были запи­са­ны на цер­ковь Пре­чи­стой Бого­ро­ди­цы в Вильне. Далее в источ­ни­ке ука­зы­ва­ют­ся сум­мы, пере­чис­лен­ные для запи­си в сино­ди­ки («сина­ди­ки»); все эти сум­мы рав­ня­лись 10 копам гро­шей и пред­на­зна­ча­лись, во-пер­вых, на «веч­ным уписъ» в мит­ро­по­ли­чий сино­дик, а так­же в смо­лен­ский, полоц­кий, воло­ди­мер­ский, луц­кий, туров­ский, пере­мышль­ский и холм­ский сино­ди­ки, во-вто­рых, как мож­но пола­гать, «на вечи­стую память» и «упи­сы» в сино­ди­ки еще 39 церк­вей 153 Общая сум­ма вкла­дов в поль­зу 39 церк­вей на «упис» по душе Дмит­рея Путя­ти­ча и его роди­те­лей рав­ня­лась 214 копам rро­шей 154 Ради спа­се­ния души кня­зя Путя­ти­ча Глин­ский так­же отпу­стил на сво­бо­ду несколь­ких неволь­ных людей кня­зя; рас­про­дав часть дви­жи­мо­го иму­ще­ства Путя­ти­ча на сум­му 60 коп гро­шей, Глин­ский выку­пил «с поганъ­ских рукъ», т.е. у татар, несколь­ко «душ», предо­ста­вив им свободу.

Жена: све­де­ний нет.

Без­дет­ный.

Сфра­ги­стич­ні пам’ятки: 
Литая мед­ная с позо­ло­той мат­ри­ца печа­ти неко­е­го кня­зя Дмит­рия 155. Печать была обна­ру­же­на в Алек­син­ском рай­оне Туль­ской обла­сти, «в 8 км к югу от Алек­си­на и в 2 км от села Широ­но­со­ва, место быв­шей деревни».
Диа­метр печа­ти 22 мм. Кру­го­вая над­пись в обод­ке «† Печ[а]ть кн[ѧ]зѧ Дмит­рєѧ». В цен­тре – там­го­об­раз­ная фигу­ра, опи­сан­ная пуб­ли­ка­то­ра­ми как «сто­я­щая колон­на с дву­мя сим­мет­рич­ны­ми С‑образными завит­ка­ми по сто­ро­нам» (Ил. 1).
Публ.: О. И. Хору­жен­ко. «Печать кня­зя Дмит­рия» XV в.: про­бле­мы интер­пре­та­ции. Ста­ню­ко­вич А. К., Авде­ев А. Г. Неиз­вест­ные памят­ни­ки рус­ской сфра­ги­сти­ки. При­клад­ные печа­ти-мат­ри­цы XII–XVIII веков из част­ных собра­ний. М., 2007.

Лите­ра­ту­ра:О. И. Хору­жен­ко. «Печать кня­зя Дмит­рия» XV в.: про­бле­мы интерпретации.

34/21. КН. МИХА­ИЛ ИВА­НО­ВИЧ ПУТЯ­ТИЧ ТОЛО­ЧИН­СКИЙ И ШИШОВ­СКИЙ († до 1477)

сын Ива­на Семё­но­ви­ча Путя­ты, від ньо­го піш­ла роди­на князів Дру­ць­ких-Толо­чинсь­ких. Діяль­ність членів цієї роди­ни про­тіка­ла у Біло­русії в XVI-XVII ст.. В вот­чи­ну кня­зей Шишов­ских-Толо­чин­ских вхо­ди­ли Басея, Толо­чи­на и Шишо­во. Соб­ствен­но о Миха­и­ле до сих пор не обна­ру­же­но ника­ких све­де­ний, его суще­ство­ва­ние под­твер­жда­ет­ся отче­ством его сына Юрия.

Как ока­за­лось, вто­рой женой Миха­и­ла была Анна Михай­лов­на N. Сохра­нил­ся раз­дель­ный лист ее пасын­ков Юрия и Дмит­рия. Он дати­ро­ван нояб­рем 11 индик­та (1477 или 1492 г.). Сви­де­те­ля­ми раз­де­ла были Дмит­рий Путя­та и кня­зья Васи­лий и Иван Гри­го­рье­ви­чи (счи­та­ем их сыно­вья­ми Гри­го­рия Семё­но­ви­ча). Посколь­ку Дмит­рий Путя­та не назван вое­во­дой киев­ским (он являл­ся тако­вым в октяб­ре 1492 г.), то, пола­га­ем, что раз­дел слу­чил­ся в 1477 г. 156. «Дель­чий лист» 1477 г. был состав­лен в Шишо­ве, что поз­во­ля­ет пред­по­ло­жить при­над­леж­ность Шишов­ских вла­де­ний Миха­и­лу Ива­но­ви­чу Путя­ти­чу. Одна­ко это име­ние отсут­ству­ет в перечне иму­ще­ства, кото­рое дели­ли его сыно­вья Дмит­рий и Юрий. О важ­но­сти это­го име­ния для них сви­де­тель­ству­ет родо­вая «фами­лия», при­ня­тая кня­зем Юри­ем Михай­ло­ви­чем в 1499 г. – Шишов­ский 157. Шишов­ским назы­вал себя Юрий Михай­ло­вич и в 1510 г., после воз­вра­ще­ния из мос­ков­ско­го пле­на 158. Одна­ко пер­вая родо­вая «фами­лия» Юрия Михай­ло­ви­ча – Толо­чин­ский, кото­рой он поль­зо­вал­ся в 1488 г.5, кос­вен­но сви­де­тель­ству­ет об отсут­ствии у него Шишо­ва до кон­ца XV в. Ско­рее все­го, в 1477 г. это име­ние было отда­но маче­хе Юрия Анне. Хотя «дель­чий лист» не содер­жит ука­за­ний на при­чи­ны выде­ле­ния Анне части име­ний мужа, ее доля, веро­ят­но, была «вдо­вьим столь­цом» – частью име­ний мужа, кото­рые выде­ля­лись вдо­ве до повтор­но­го заму­же­ства или смер­ти. После смер­ти маче­хи полу­чен­ные ею име­ния пере­шли Юрию. Мож­но пред­по­ло­жить, что во вто­рой поло­вине XV в. отец Юрия Миха­ил пере­нес в Шишо­во свою глав­ную рези­ден­цию. Этим мож­но объ­яс­нить исполь­зо­ва­ние в отно­ше­нии дво­ров в Толо­чине и Басее опре­де­ле­ния «двор старый».

Жена 1‑я: .... …… …...

Жена 2‑я: Анна …… …… (1477)

35/23. КНЖ. МАРИ­НА ДМИТ­РИ­ЕВ­НА ДРУЦ­КАЯ ЗУБРЕВИЦКАЯ

Пась­ля сьмер­ці кня­зя Дзі­міт­ра Сямё­наві­ча засталі­ся: уда­ва кня­гі­ня Соф’я i дач­ка княж­на Мары­на, жон­ка кня­зя Сямё­на Сямё­наві­ча Траб­ска­га. У 1486 г. кня­гі­ня Соф’я Дзі­мітраў­на Зуб­равіц­кая i кня­гі­ня Мары­на Сямё­наў­на Траб­ская запі­сва­ю­ць на Пра­чы­с­цен­скі сабор у Віль­ні баць­коўскі маён­так Турш­чу, люд­зей з яко­га на той самы сабор запі­саў ужо іхны дзед князь Сямён; гэты запіс склад­зе­ны ў пры­сут­на­сь­ці кня­зёў Іва­на Заслаўска­га, Іва­на Васілеві­ча i яго­на­га бра­та кня­зя Сямё­на Юр’еві­ча Галь­шан­ска­га i кня­зя Іва­на Глін­ска­га. У 1489 г., згод­на кара­леўс­ка­му раш­э­нь­ню, кня­гі­ня Сямё­на­ва Сямё­наві­ча Траб­ская Мары­на атрым­лі­вае ад кня­зёў Васі­ля i Андр­эя Зьвя­голь­скіх маён­так Ась­цёр у Кіеўскім паве­це, які яе баць­ка князь Міт­ко Сяке­ра тры­маў пры Вітаўту i Жыгі­мон­ту. Гэта ж кня­гі­ня Мары­на Траб­ская, дач­ка кня­зя Дзі­міт­ра Зуб­равіц­ка­га i жон­ка кня­зя Сямё­на Сямё­наві­ча, усе свае добра, рухо­мась­ць i скарб запі­свае свай­му ўну­ку Аль­бр­эхту Мар­ці­но­ві­чу Гаштоль­ду, Троц­ка­му ваявод­зі­чу, а вялікі князь Аляк­сандр у 1496 г. пацьвяр­джае дара­ва­ньне гэтых добраў, два­ра Даб­ос­ны, дань­нікаў у Турш­чы i пала­ца ў Быха­ве, якія княж­на Мары­на Сямё­на­ва Траб­ская Аль­бр­эхту Мар­ці­но­ву Гаштоль­ду, сыну ваяво­ды Вілен­ска­га (замест Троц­ка­га), свай­му ўну­ку, пакі­ну­ла ў спадчыну.

36/24. КН. ИВАН ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ КРАС­НЫЙ ДРУЦКИЙ

Князь Іван Васілевіч у 1486 г. ставі­ць свой под­піс на запі­се кня­гіні Соф’і Зуб­равіц­кай i Мары­ны Траб­скай; у хут­кім часе пась­ля гэта­га па раш­э­нь­ні Казі­мі­ра атрым­лі­вае паса­ду Мен­ска­га намесь­ніка. Мен­скі намесь­нік князь Іван Васілевіч атрым­лі­вае ў 1488 г. чаты­ры боч­кі солі з мыта ў Коўне i кало­ду мёду-сыр­цу з клю­ча Троц­ка­га. У лютым 1490 г. кароль зага­д­вае намесь­ніку Менска­му, кня­зю Іва­ну Васілеві­чу, каб ён аддаў у заклад троц­ка­му яўр­эю Міха­лу Данілаві­чу Мен­скае мыта. Гэты самы намесь­нік Мен­скі князь Іван Крас­ны ўзга­д­ва­ец­ца ў сакавіку 1489 г. у дып­ля­ма­тыч­най кар­эс­пан­д­эн­цыі Мас­коўска­га i Літоўска­га два­роў. I ў пазь­ней­шых дакум­эн­тах мы сустра­ка­ем узгад­кі, што князь Іван Васілевіч быў Мен­скім намесь­ні­кам пад­час ула­да­ра­нь­ня кара­ля Казі­мі­ра. Гэтую паса­ду склаў зь сябе, бяс­спр­эч­на, пась­ля сьмер­ці кара­ля Казі­мі­ра. Пры­зва­ны зась­вед­чы­ць паход­жа­ньне кня­гіні Іва­на­вай Яра­славі­ча, князь Іван Васілевіч Крас­ны ў 1505 г. адзна­чае, што «дач­ка Кары­бу­та Аль­гер­даві­ча Марыя зна­ход­зіла­ся на выха­ва­нь­ні ў вяліка­га кня­зя Вітаўта i той выдаў яе за кня­зя Фёда­ра Вара­тын­ска­га, май­го дзяд­зь­ку», дач­ка яко­га — жон­ка кня­зя Іва­на Яраславіча.

Князь Іван Васілевіч Крас­ны меў жон­ку Марыю Сямё­наў­ну Коб­рын­скую, якая ў спра­вах аб спад­чыне кня­зя Коб­рын­ска­га ў 1495 г. фігу­руе як кня­гі­ня Іва­на­ва, а ў 1508 г. — як кня­гі­ня Іва­на­ва Васілеві­ча Марыя. У пазь­ней­шым дакум­эн­це маец­ца ўзгад­ка, што адна з дачок кня­зя Сямё­на Коб­рын­ска­га была жон­кай кня­зя Іва­на Васілеві­ча Крас­на­га. Памер­ла, пэў­на, перад 1512 г., пера­жы­ў­шы свай­го адзі­на­га сына, таму што ў спра­ве аб спад­чыне Соф’і Рад­зівіла­вай ні яна, ні яе нашчад­кі ня бралі ўдзе­лу. Пась­ля яе сьмер­ці князь Іван ажаніў­ся дру­гі раз — на кня­зёўне Марыі Іва­наўне Заслаўс­кай, уда­ве памер­ла­га ў 1512 г. у Мас­кве кня­зя Баг­да­на Фёда­раві­ча Глін­ска­га-Пуціўль­ска­га. У 1516 г. князь Іван Васілевіч Крас­ны запі­свае за Мары­яй, дач­кой кня­зя Іва­на Юр’еві­ча Заслаўска­га, сва­ёй жон­кай, сёлы Бобр i Сака­ло­вічы, дань­нікаў на рацэ Бобр i двор Недаходаў.

В 1543 г. в раз­де­ле име­ний Ива­на Васи­лье­ви­ча Крас­но­го при­ни­ма­ли уча­стие сле­ду­ю­щие кня­зья Друц­кие: Андрей Семё­но­вич Соко­лин­ский, Тимо­фей Юрье­вич Соко­лин­ский, Павел Юрье­вич Соко­лин­ский и бра­тья, Михай­ло Васи­лье­вич Соко­лин­ский, Иван Фёдо­ро­вич Соко­лин­ский Коноп­ля, Лев Фёдо­ро­вич Соко­лин­ский Коноп­ля, Васи­лий Юрье­вич Толо­чин­ский, Андрей Ива­но­вич Озе­рец­кий, Иван Ива­но­вич Гор­ский, Гри­го­рей Фёдо­ро­вич Гор­ский, дядь­ка Волод­ка Ива­но­вич Гор­ский (Дуда­ков­ский), пан Яцко Рома­но­вич Быст­рей­ский, Дмит­рий Рома­но­вич Види­ниц­кий (с бра­тья­ми Бог­да­ном, Яном и Ива­ном), а так­же его пасын­ки, дети кня­зя Ива­на Сен­ско­го – Иван и Гри­го­рий, кня­ги­ня Сен­ская с детьми. В раз­дел были постав­ле­ны «очиз­ны кн(я)зя Ива­на Васи­ле­ви­ча Крас­но­го у
пове­те Друцком»6 (двор Коха­но­во с села­ми, двор Кри­вая, двор Худо­во, двор Тол­ко­ви­чи под Витеб­ском, двор в Витеб­ске «в выш­нем и ниж­нем зам­ке», и часть Друц­ка («…и во Друц­ку в зам­ку дво­ри­що и в окол­ном горо­ди­щи и на месте во Друц­ку дво­ры мещан­ския и дво­ри­ща и ого­ро­ды…» 159),

37/25. КН. ВАСИ­ЛИЙ ГРИ­ГО­РЬЕ­ВИЧ ДРУЦ­КИЙ (1450, 1478)

Його діяль­ність від­би­та в актах за 1450–1466 рр.Сын кня­зя Рыго­ра, князь Васіль Рыго­равіч, каля 1450 г. ад кара­ля Казі­мі­ра атры­маў пры­вілей на 6 дымоў у Аршан­скім паве­це, а ў 1466 г. гэты ж князь быў свед­кам пры запі­се свай­го стры­еч­на­га бра­та кня­зя Сямё­на Фёда­раві­ча (Сакалін­ска­га) на Чэр­эй­скі мана­стыр. Яго­най жон­каю была дач­ка пана Вор­шы, сяст­ра Алі­за­ра­вай Шыло­ві­ча­вай, ста­рась­ціхі Луц­кай i мар­шал­ка­вай зям­лі Валын­с­кай. Гэтая апош­няя запі­са­ла 17 ліпе­ня 1488 г. свай­му пля­мень­ніку па сяст­ры кня­зю Баг­да­ну Васілеві­чу маён­так Люб­ча на Валы­ні, у выніку чаго нашчад­кі кня­зя Васі­ля Рыго­раві­ча пісалі­ся кня­зя­мі Любецкімі.

Сві­док разд­зель­на­га запі­су Юрыя і Дзміт­рыя Міхай­лаві­чаў, дата­ва­на­га ліста­па­дам (дзень не ўка­за­ны) 11 індык­та (г. зн. 1477 ці 1492 гг.) 160. Свед­ка­мі пад­зе­лу маё­мас­ці былі князі Дзміт­ры Пуця­та, Васіль і Іван Грыгор’евічы (лічым іх сына­мі кня­зя Гры­го­рыя Сямё­наві­ча Друц­ка­га). Паколь­кі Дзміт­ры Пуця­та не назва­ны ў акце кіеўскім ваяво­дам (а ўжо быў на ўрад­зе ў каст­рыч­ніку 1492 г.), то мяр­ку­ем, што пад­зел адбы­ў­ся ў 1477 г.

Сяд­зі­бай, ад якой паход­зі­ць про­звіч­ша його синів , быў маён­так Від­зінічы (Відунічы) на поўнач ад Друц­ка. Апра­ча таго, ім нале­жаў маён­так Зага­роддзе на паў­ноч­ны захад ад Друц­ка 161. У 1562 г. пры­га­д­ва­юц­ца паселіш­чы, што “пры­слу­халі” да яго: сусед­нія Гасты­нічы, Коца­вічы, Лоў­не­ва, Мура­ванічы, Лаўры­нічы, а так­са­ма больш адда­ле­ны Кія­вец ля верх­ня­га цяч­эн­ня ракі Бобр. Паколь­кі за іх князь Іван Рама­навіч Любец­кі суд­зіў­ся з пана­мі Гар­на­ста­я­мі – на той час ула­даль­ні­ка­мі спад­чы­ны Васі­ля Тала­чын­ска­га, мож­на мер­ка­ва­ць, што зем­лі Зага­роддзя зна­ход­зілі­ся сумес­на ці церас­па­лос­на з зем­ля­мі маёнт­ка Талачын.

Ж., дач­ка пана Вор­шы, сяст­ра Алі­за­ра­вай Шыло­ві­ча­вай, ста­рась­ціхі Луц­кай i мар­шал­ка­вай зям­лі Валынскай.

КН. ИВАН ГРИ­ГО­РЬЕ­ВИЧ ДРУЦ­КИЙ (1477)

Сві­док разд­зель­на­га запі­су Юрыя і Дзміт­рыя Міхай­лаві­чаў, дата­ва­на­га ліста­па­дам (дзень не ўка­за­ны) 11 індык­та (г. зн. 1477 ці 1492 гг.) 162. Свед­ка­мі пад­зе­лу маё­мас­ці былі князі Дзміт­ры Пуця­та, Васіль і Іван Грыгор’евічы (лічым іх сына­мі кня­зя Гры­го­рыя Сямё­наві­ча Друц­ка­га). Паколь­кі Дзміт­ры Пуця­та не назва­ны ў акце кіеўскім ваяво­дам (а ўжо быў на ўрад­зе ў каст­рыч­ніку 1492 г.), то мяр­ку­ем, што пад­зел адбы­ў­ся ў 1477 г.

XIX генерація от Рюрика

КН. ВАСИ­ЛИЙ ДМИТ­РИ­Е­ВИЧ ДРУЦ­КИЙ (1508, † 1508/1519)

38/26. КН. СЕМЕН ФЕДО­РО­ВИЧ СОКО­ЛИН­СКИЙ († піс­ля 1466)

Помер піс­ля 1466 р. Запи­са­ний у Києво-Печерсь­кий пом’яник. Сто­ли­цею його уді­лу була Соколь­ня. Від ньо­го піш­ла відо­ма князівсь­ка роди­на Дру­ць­ких-Соко­линсь­ких (2112, s.322–325). Його син Михай­ло († до 1530 р.) і доч­ка Юліанія, вида­на за нети­ту­ло­ва­но­го вель­мо­жу, та її діти були вне­сені до пом’яника Києво-Печерсь­ко­го монастиря.

39/26. КН. ФЕДОР ФЕДО­РО­ВИЧ СТАР­ШИЙ КОНОП­ЛЯ СОКО­ЛИН­СКИЙ БАБИЧ ДРУЦ­КИЙ (1466, †до 1475),

Помер до 1475 р. Від ньо­го пішли князі Дру­ць­кі-Коно­плі. Яго баць­ка – кн. Фёдар Іва­навіч Бабіч Друц­кі, маці невя­до­ма. Бра­ты Фёда­ра Фёда­раві­ча: кн. Сямён Саколін­скі (рода­па­чы­наль­нік кн. Друц­кіх-Сакалін­скіх), кн. Васіль Шчар­ба­ты, кн. Іван Азяр­эц­кі (рода­па­чы­наль­нік кн. Друц­кіх-Азяр­эц­кіх). У 1466 г. усе чаты­ры бра­ты зра­білі дароў­ныя запі­сы мана­сты­ру ў Чар­эі. Памёр Фёдар Фёда­равіч да 1475 г. 163 Між 1478 і 1486 рр. Марія, жон­ка (пэў­на, уда­ва) кня­зя Фёда­ра Фёда­раві­ча, разам са сваі­мі дзе­ць­мі кня­зем Фёда­рам Фёда­раві­чам і княж­ною Хвед­зею дара­валі ў поў­ную ўласна­сць свай­му дзяд­зь­ку, пану Іва­ну Іль­іні­чу, намес­ніку віцеб­ска­му, сяль­цо, «про­тивү Крас­но­го села за рекою за Дрютью”, якое ім даста­ло­ся пры пад­зе­ле. 164 У 1496 г. яна (“кня­гі­ня Фёда­ра­вая Фёда­раві­ча Саколін­ская”) разам з сынам кн. Фёда­рам Фёда­раві­чам Саколін­скім кліка­ла ў суд свай­го зяця Баг­да­на Сапегу.

Жена: МАРИЯ СЕНЬ­КІВ­НА (1459,1496), яе баць­ка – Сень­ка Іва­навіч з роду паноў Чар­эй­скіх (про­звіш­ча ўмоў­нае), брат епіска­па сма­лен­ска­га, а пас­ля мітра­паліта кіеўска­га і ўсёй Русі Місаі­ла, 165 мати — сест­ра Іва­на Іль­іні­ча. Зыход­зячы з таго, што Марыя назы­вае пана Іва­на Іль­іні­ча сваім дзяд­зь­кам, трэ­ба пры­ня­ць, што невя­до­мая па імю маці Марыі была сяст­рой Іва­на Іль­іні­ча. 166 В.Л.Насевіч памыл­ко­ва мер­ка­ваў, што Марыя была жон­кай кня­зя Фёда­ра Іва­наві­ча Бабі­ча. 167

Літе­ра­ту­ра: Вале­рый Пазд­ня­коў Бела­рус­кая гра­ма­та XV ста­годдзя: дароў­ны ліст кня­гіні Марыі намес­ніку віцеб­ска­му Іва­ну Іль­іні­чу на сяль­цо каля ракі Дру­ць // Герольд Litherland №19, 2013, сс. 118–125

40/26. КН. ИВАН ФЕДО­РО­ВИЧ ОЗЕ­РЕЦ­КИЙ (*ок.1460, †1506/1509)

кня­зья Озерецкие
Цен­тром його уді­лу були Озер­ці побли­зу Толо­чи­на та Дру­ць­ка. В 1504 году упо­ми­на­ет­ся в «Разъ­ез­жей гра­мо­те» Ива­на III, дан­ной его сыну удель­но­му дмит­ров­ско­му кня­зю Юрию Ива­но­ви­чу (1480–1536): «за Иваш­ком за Озе­ретц­ким, да за ним же дерев­ня Мед­ве­де­во /…/ дерев­ня Ескино».

Из источ­ни­ков извест­но о 52 участ­ни­ках мяте­жа, при­чём по мень­шей мере 26 из них при­над­ле­жа­ли к роду Глин­ских, были их род­ствен­ни­ка­ми, слу­га­ми или кли­ен­та­ми. Сре­ди лиц, выехав­ших с Миха­и­лом в Моск­ву, в Рус­ском вре­мен­ни­ке упо­ми­на­ют­ся 11 кня­зей, из них 5 Глин­ских (трое Льво­ви­чей, а так­же Дмит­рий и Иван) и 2 Жижем­ских (Дмит­рий и Васи­лий) — род­ствен­ни­ков Глин­ских, из неупо­мя­ну­тых — Иван Коз­лов­ский (соглас­но источ­ни­ку, он слу­жил Глин­ским), Васи­лий Мун­ча, Иван Озе­рец­кий и Андрей Друцкий.
В 1508 году Иван Озе­рец­кий слу­жил вое­во­дой горо­да Почеп. В нача­ле XVI века И. Озе­рец­кий вла­дел круп­ным селом Озе­рец­ким под Воло­ком-Лам­ским, позд­нее выкуп­лен­ным у него вели­ким кня­зем мос­ков­ским. Позд­нее Иван Федо­ро­вич Озе­рец­кий отъ­е­хал в Поль­шу, став родо­на­чаль­ни­ком поль­ско­го дво­рян­ско­го рода Друц­ких-Озе­рец­ких. После его отъ­ез­да Ески­но и Мед­ве­де­во ото­шли в госу­да­ре­вы земли.

Помер піс­ля 1509 р.. Хоча його запис у пом’янику Києво-Печерсь­ко­го мона­сти­ря доз­во­ляє пере­гля­ну­ти цю дату ближ­че до 1506 р. 168

Ж., Ири­на

42/26. КН. ВАСИ­ЛИЙ ФЁДО­РО­ВИЧ ЩЕР­БА­ТЫЙ БАБИЧ (1466, 1470‑і)

разам з бра­та­мі ў 1466 г. рабіў пада­ра­ван­ні Чар­эй­с­ка­му мана­сты­ру. Упо­ми­на­ет­ся в гра­мо­те, скла­де­ної між 1478 і 1486 жон­кою (пэў­на, уда­вою) кня­зя Фёда­ра Фёда­раві­ча Коно­плі па імю Марыя, яка разам са сваі­мі дзе­ць­мі кня­зем Фёда­рам Фёда­раві­чам і княж­ною Хвед­зею дара­валі ў поў­ную ўласна­сць свай­му дзяд­зь­ку, пану Іва­ну Іль­іні­чу, намес­ніку віцеб­ска­му, сяль­цо (“про­тивү Крас­но­го села за рекою за Дрютью”), якое ім даста­ло­ся пры пад­зе­ле. Ліст указ­вае, што князь “поехал проч(ь)”, можа, з’ехаў у Мас­к­ву. 169

По мас­коўскім рада­во­дам Васіль Фёда­равіч памёр бязд­зет­ным. 170

43/29. КН. АНДРЕЙ КОН­СТАН­ТИ­НО­ВИЧ БАБИЧ ПРИХАБСКИЙ

В 1501 году полу­чил при­ви­лей, под­твер­ждав­ший пра­во вла­де­ния зем­лей, пожа­ло­ван­ной Алек­сан­дром Кази­ми­ро­ви­чем. В 1505 году уже был намест­ни­ком Ошмян­ским, в 1509 году был назна­чен комис­са­ром. Он умер меж­ду 1512 и 1515 года­ми, когда намест­ни­ком Ошмян­ским был князь Вла­ди­мир Друц­кий-Гор­ский. Андрей Кон­стан­ти­но­вич, по мне­нию В. Носе­ви­ча, вер­нул себе родо­вое име­ние При­ха­бы в кон­це XV в., был намест­ни­ком ошмян­ским с 1505 г., умер до 1515 г. Его жена была доче­рью Ива­на Рога­тин­ско­го. С ней он имел сыно­вей Фёдо­ра и Кон­стан­ти­на, умер­ших без­дет­ны­ми, и трех доче­рей: Дони­мит­ру-Мари­ну (была заму­жем за кня­зем Вла­ди­ми­ром Ива­но­ви­чем Дуда­ко­вич­ским), Сусан­ну (в пер­вом бра­ке была заму­жем за Кми­той Стре­то­ви­чем, во вто­ром – за Яном Гам­ше­е­ви­чем) и Анну (состо­я­ла в бра­ке с кня­зем Фёдо­ром Дмит­ри­е­ви­чем Гор­ским) 171.

W 1505 r. świadczył przed królem w sprawie o Łosko 172. W tymże roku kniaź Andrzej Prichabski jest już namiestnikiem Oszmianskimi 173 . W 1507 r. kniaź Andrzej Konstantynowicz Prichabski namiestnik Oszmiański, kontrasygnował przywilej królewski 174. W 1508 r. kniaź Andrzej Konstantynowicz Prichabski otrzymuje przywilej, potwierdzający mu posiadanie ziem nadanych mu przez króla Aleksandra 175). Wyznaczony komisarzem 1509 r . 176.

Jeszcze w 1511 r. kniaź Andrzej Konstantynowicz Prichabski skarży się przed królem, że sługi, których posyłał do siostry swej kniahini Dymitrowej Worotyńskiej, zatrzymani zostali przez wielkiego księcia Moskiewskiego 177 i w tym samym czasie otrzyınuje przywilej na ziemie Lichaczowską i Łomaczyną w powiecie Orszańskim i Mostowszczyznę w Witebskiem, nadane poprzednio kniaziowi Konstantemu Prichabskiemu 178. Z późniejszych źródeł dowiadujemy się, że kniaź Andrzej Konstantynowicz Babicz sprzedał Tyszkiewiezom części w Semenkowie 179. Kniaź Andrzej umarł przed 1515 r., w którym dzierżawcą Oszmiańskim jest kniaź Wołodko Horski. Żona kniazia Andrzeja była siostrzenica Teodory-Zofii z Rohatyńskich 1–0 voto księznej Kobryńskiej, 2.0 Pacowej, 3–0 Radziwiłłowej, zmarłej w 1512 r., która testamentem zapisała kniahini Prichabskiej i siostrom jej, pani Iwanowej Aleksandrowicza i kniahini Michałowej Wiszniowieckiej majątek Lubonicze. W 1516 r. pani Iwanowa Aleksandrowicza podskarbina Berezowiecka z siostrą swą kniahinią Konstantową (?) (powinno być Andrzejową Konstantynowicza Prichabską) i zięciem swym (jej) Kmitą Stretowiczem i żoną jego, córką swą (jej) i t. d ., pozywają Bohusza Bohowitynowicza marszałka i pisarza, o Beresteczko, zapisane mu przez ciotkę ich Zofię Mikołajowę wojewodzinę Wileńską 180). W 1518 roku , kniaźna Maryna Prichabska córka nieboszczyka kniazia Prichabskiego, pozywa kniazia Tołoczyńskiego o Lubonioze, które on trzyma, a które jej pani Pacowa zapisała w sumie 500 kop 181. W tymże roku pani podskarbina Iwanowa Aleksandrowicza Anna, z siostrzeńcami swymi kniaziami Iwanem, Fedkiem i Fedorem Michałowiczami Wiszniowieckimi i siostrzenicami kniahinią Wołodkowa Iwanowicza (Horską) Donimitrą (Maryną ?), panią Kmitową Stretowicza Zuzanną, córkami kniazia Andrzeja Prichabskiego, uzyskuje przywilej królewski, którym król Lubonicze, które po śmierci pani Pacowej nadat byk kniaziowi Jurju Michałowiczowi Tołoczyńskiemu, teraz im powraca i pozwala trzymać jak trzymali pan Iwan Rohatyński, a po nim córka jego pani Pacowa 182). Z przywileju danego w 1544 r. dzierżawcy Markowskiemu panu Lwu Iwanowiczowi Roskiemu, dowiadujemy się, że ziemie puste Lichaczowska i Łomaczyna w powiecie Orszańskiin, Małkowszczyna w Witebskiem, służby Gosmercow i Hrihurowiczów w Witebskiem i ziemię Nozdraczewszczyznę w Kobyszewskiej włości, trzymał dziad jego żony, kniaź Andrzej Konstantynowicz Prichabski, a po nim jego malżonka. Po ich smierci temi ziemiami podzielili się zięciowie ich kniaź Wołodko Iwanowicz, kniaź Fedor Dymitrowicz Horski i pan Jan Hamszejewicz i trzymali je, dopóki ziem tych nie zajął wielki książę Moskiewski. Następnie ziemie te odzyskano i król nadal je Janowi Hlebowiczowi wojewodzie Witebskiemu (1529—1532), a gdy na miejsce Hlebowicza, który został wojewodą Połockim, wojewodą Witebskim m innowany Maciej Wojciechowicz Janowicz, wówczas zięciowie kniazia Prichabskiego, kniaź Wołodko Iwanowicz ze swojakiem swym Janem Hamszejewiczem i swojakinią kniahinią Fedorową Dymitrowicza Gorska Hanną, Andrejewną dopominali się tych majątków. Po śmierci kniahini Hanny Fedorowej, część jej w tych ziemiach spadła na zięcia jej dzierżawcę Markowskiego, Lwa Iwanowicza Roskiego, któremu także udział swój odstąpili kniaź Wołodko z żoną, ciotką żony Roskiego; królwięc zważywszy wierną służbę Roskiego, na wymienione ziemie wydaje mu 23 Sierpnia 1547 r. przywilej 183. Z przytoczonych dokumentów wynika, że kn. Andrzej Prichabski umarł 1512–1515, a wdowa po nim, która była córką pana Iwana Rohatyáskiego 184, 1517–1521. Pozostawili synów: Fedora, Konstantego i córki: Marynę-Donimitrę, Zuzannę i Hannę. Synowie prędko pomarli: Kniaź Fedor Andrejewicz Prichabski i kniaź Konstanty Andrejewicz. Сыно­вья Андрея Федор и Кон­стан­тин умер­ли при жиз­ни отца, и на них пре­сек­лась ветвь Друцких-Прихабских.

Ж., …… Ива­нов­на Рогатинская.

44/29. КНЖ. АННА КОН­СТАН­ТИ­НОВ­НА БАБИЧ ПРИХАБСКАЯ

Муж: кн. Дмит­рий Воро­тын­ский (ум. после 1496)

45/30. КН. СЕМЁН ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ БАБИ­ЧЕВ (1498)

в 1498 помещ.-Новг.-Дерев.пят. 1С:Вас.Ив. БАБИЧ.
В «чер­но­кун­ском» Холм­ско­го пого­ста, пере­шед­шем в веде­ние вели­ко­кня­же­ской адми­ни­стра­ции еще в кон­це 70‑х гг. XV в., упо­ми­на­ют­ся зем­ли (поме­стье?) С. Бабича.

46/30. КН. ЮРИЙ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ БАБИ­ЧЕВ (1496,1497)

В 1496 г. был намест­ни­ком вел. кн. моск. Ива­на III Васи­лье­ви­ча Вели­ко­го в Пско­ве. В 1496 г. бежал от шве­дов Сте­на Сту­ре, будучи намест­ни­ком в Иван­го­ро­де: <в пяток при­и­до­ша нЪм­ци из замо­рья из Сте­кол­на ..вое­во­да и намЪст­ник Ива­не­градц­кии име­нем князь Юрьи Бабич ..побЪ­же из гра­да>. Год смер­ти неиз­ве­стен. Оста­вил 3 сыно­вей: Федо­ра, Миха­и­ла и Дмит­рия Колышку.

47/30. КН. БОРИС ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ БАБИЧЕВ

48/30. КН. МИХА­ИЛ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ БАБИЧ (1498)

в 1498 помещ. 5С:Вас.Ив.Сем-ча.

49/30. КН. ДМИТ­РИЙ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ БАБИЧ ДРУЦ­КИЙ (1492,1495)

чет­вер­тый сын кн. Васи­лия Ива­но­ви­ча Баби­ча. Отли­чил­ся в Нов­го­род­ских похо­дах 1492 и 1495 гг.

без­детн.

50/30. КНЖ. АГРИП­ПИ­НА ВАСИ­ЛЬЕВ­НА БАБИЧ

Вел. кня­ги­ня Рязан­ская. В лето­пис­ной ста­тье под 1485 г. Того же лета меся­ца июля в 13 князь Иван Васи­лье­вичъ Рязан­скии женил­ся, а понял за себе княж­ну Агри­пи­ну княж Васи­лье­ву Баби­че­ву дщерь, а вен­чалъ ихъ рязан­скии вла­ды­ка Симе­он в Бла­го­ве­ще­нии на Рязани».

С 1500 г. – пра­ви­ла Рязан­ским кня­же­ством за сво­е­го мало­лет­не­го сына вел. кн. Ива­на Ива­но­ви­ча (1496 – 1534). После смер­ти мужа (1500 г.) и сво­ей све­кро­ви вел. кн. Анны Васи­льев­ны (1501 г.) опе­ку над Ива­ном Ива­но­ви­чем взя­ла его мать — вели­кая княж­на ря­зан­ская Аг­рип­пи­на Ва­силь­ев­на, уро­ж­дён­ная княж­на Ба­­бич-Дру­ц­кая, дей­ст­во­вав­шая ис­клю­чи­тель­но в рус­ле по­ли­ти­ки вели­ких кня­зей мо­с­ков­ских. Поли­ти­ка Агрип­пи­ны Васи­льев­ны види­мо была вынуж­ден­но про­мос­ков­ской, так как осо­зна­ва­лось, что любые наме­ки на само­сто­я­тель­ный курс будут исполь­зо­ва­ны в каче­стве пово­да для агрес­сии со сто­ро­ны Моск­вы. Пока­за­тель­но в этом отно­ше­нии пись­мо вели­ко­го кня­зя Ива­на III, адре­со­ван­ное вели­кой кня­гине рязан­ской Агрип­пине Васи­льевне в свя­зи с про­ез­дом через Рязан­ские зем­ли из Моск­вы в Крым турец­ко­го посла Ала­ко­зи: «Тво­им людям слу­жи­лым, боярам и детям бояр­ским и сель­ским быть всем на моей служ­бе; а тор­го­вым людем луч­шим и серед­ним и чер­ным быть у тобя в горо­де на Ряза­ни. А ослу­ша­ет­ся кто и пой­дет само­ду­рью на Дон в моло­де­че­ство, их бы ты, Агра­фе­на, веле­ла каз­нить, вдо­вьим да жен­ским делом не отпи­ра­ясь; а по делу бабью не учнешь каз­ни­ти ино их мне веле­ти каз­ни­ти и про­да­ва­ти, охо­чих на покуп много».В 1502 году ря­зан­ские вой­ска уча­ст­во­ва­ли в по­хо­де рус­ских войск на Смо­ленск в хо­де рус­ско-ли­тов­ской вой­ны 1500–1503 годов. В 1503 году Иван Ива­но­вич с ма­те­рью не смог­ли от­сто­ять свои пра­ва на удел без­дет­но­го дя­ди Ива­на Ива­но­ви­ча — кня­зя Фё­до­ра Ва­силь­е­ви­ча Трет­но­го, ко­то­рый, со­глас­но его за­ве­ща­нию, пе­ре­шёл к Ива­ну III, что гру­бо на­ру­ши­ло ус­ло­вия за­клю­чён­но­го 19.08.1496 года до­го­во­ра ме­ж­ду от­цом Ива­на Ива­но­ви­ча и кня­зем Фё­до­ром Ва­силь­е­ви­чем. Вели­кий князь мо­сков­ский Ва­си­лий III Ива­но­вич стре­мил­ся офор­мить под­чи­нён­ное по­ло­же­ние Ря­зан­ско­го вели­ко­го кня­же­ства по от­но­ше­нию к Рус­ско­му госу­дар­ству: с 1507 года из­вест­ны ря­зан­ские дво­рец­кие, на­зна­чае­мые из Мо­ск­вы, в тек­сте Мо­с­ков­ско­го «веч­но­го» ми­ра 1508 года с Вели­ким кня­же­ством Ли­тов­ским (ВКЛ) вла­де­ния Ива­на Ива­но­ви­ча бы­ли за­пи­са­ны сре­ди зе­мель, при­над­ле­жав­ших мос­ков­ской сто­ро­не, пре­тен­до­вать на власть в ко­то­рых не име­ли пра­ва вели­кий князь ли­тов­ский и ко­роль поль­ский Си­гиз­мунд I Ста­рый и его пре­ем­ни­ки. В 1509 году в Пе­ре­вит­ске по­яви­лись мос­ков­ские на­ме­ст­ни­ки, а ме­ст­ная знать бы­ла при­вле­че­на на мос­ков­скую служ­бу. Уси­ле­ние влия­ния вели­ко­го кня­зя Ва­си­лия III Ива­но­ви­ча во вла­де­ни­ях Ива­на Ива­но­ви­ча вы­зы­ва­ло оза­бо­чен­ность в Крым­ском хан­ст­ве, пра­ви­те­ли ко­то­ро­го фор­маль­но име­ли пра­во вы­да­вать яр­лы­ки на кня­же­ние на дан­ной тер­ри­то­рии. В октяб­ре 1512 года это ста­ло од­ной из при­чин на­бе­га ца­ре­ви­ча Бур­­наш-Ги­рея на ря­зан­ские зем­ли и Переяславль-Рязанский.

Свои гра­мо­ты она скреп­ля­ла имен­ной печа­тью. На ней была изоб­ра­же­на жен­ская голо­ва с косой вокруг нее, обра­щен­ная впра­во. Сохра­ни­лось несколь­ко гра­мот, скреп­лен­ных этой печа­тью: жало­ван­ная бояри­ну Ф.И. Сун­бу­ло­ву на село Тур­ме­ле­во от мар­та 1502 г., жало­ван­ная льгот­ная непод­суд­ная гра­мо­та бояри­ну П.В. Вер­де­рев­ско­му на село Ковы­ли­но от 1504 г., жало­ван­ная Духо­ву мона­сты­рю на село и дерев­ни с бор­тя­ми от 1505 г. и др.Сохранившиеся акты сви­де­тель­ству­ют о том, что кня­гине Агрип­пине при­хо­ди­лось зани­мать­ся самы­ми раз­ны­ми дела­ми: раз­би­рать судеб­ные тяж­бы, в основ­ном позе­мель­ные, меж­ду част­ны­ми лица­ми и мона­сты­ря­ми, жало­вать отли­чив­ших­ся слуг, про­яв­лять забо­ту о хра­мах и оби­те­лях и пр. Ее само­сто­я­тель­ное прав­ле­ние про­дол­жа­лось до 1510‑х г.

Ок. 1516 повзрос­лев­ший вели­кий князь рязан­ский Иван Ива­но­вич отстра­нил от вла­сти свою мать Агрип­пи­ну Васи­льев­ну и начал пра­вить само­сто­я­тель­но. Подроб­но­сти это­го пере­во­ро­та неиз­вест­ны, но С.Герберштейн наме­ка­ет на связь меж­ду этим собы­ти­ем в Пере­я­с­лав­ле-Рязан­ском и набе­гом на окра­и­ны Рязан­ских земель в 1516 крым­ско­го царе­ви­ча Бога­ты­ря. Меж­ду Ряза­нью и Кры­мом нача­лась тай­ная дру­же­ствен­ная пере­пис­ка, и даже воз­ник­ла идея бра­ка Ива­на Ива­но­ви­ча с доче­рью Мухам­мад-Гирея I.Великому кня­зю мос­ков­ско­му Васи­лию III донес­ли из Ряза­ни мос­ков­ские доб­ро­хо­ты о пере­го­во­рах вели­ко­го кня­зя Ива­на Ива­но­ви­ча с Мухам­мад-Гире­ем и о его пла­нах. В резуль­та­те в нача­ле 1520 рязан­ско­го кня­зя вызва­ли в Моск­ву. Иван Ива­но­вич не хотел ехать, подо­зре­вая худ­шее, но его при­бли­жен­ный боярин Семен Коро­бьин (у С.Герберштейна — Кру­бин), воз­мож­но агент Васи­лия III, уго­во­рил сво­е­го кня­зя. В Москве летом 1520 вели­ко­го кня­зя рязан­ско­го Ива­на Ива­но­ви­ча аре­сто­ва­ли и поса­ди­ли под стра­жу, его мать Агрип­пи­ну Васи­льев­ну заклю­чи­ли в мона­стырь, где насиль­но постри­же­на в мона­хи­ни, а в рязан­ские горо­да были посла­ны мос­ков­ские намест­ни­ки. Ум. после 1520.

Была осно­ва­тель­ни­цей и кти­то­ром Агра­фе­ни­ной Рязан­ской Пусты­ни была послед­няя вел. кнг. рязан­ская Агрип­пи­на супру­га вел. кн. рязан­ско­го Иоан­на Васи­лье­ви­ча (1483–1500), дочь кн. Васи­лия Бабич-Друц­ко­го. Впер­вые оби­тель упо­ми­на­ет­ся в жало­ван­ной гра­мо­те от 1 дек. 1506 г. игум. Агрип­пине (в про­сто­ре­чии — Агра­фене) (Гле­бо­вой) на вла­де­ние с. Белы­ни­чи-Тата­ри­но­вым с зем­ля­ми по р. Осёт­ру близ Зарайска.

М., 13.7.1485, вел. кн. Иван Васи­лье­вич Рязан­ский (14.4.1467 – 29.5.1500).

51/31. КНЯЗЬ ОЛЕЛЬ­КО ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ ГОР­СКИЙ (?-п.1500)

52/31. КНЯЗЬ МИХА­ИЛ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ ГОР­СКИЙ (?-п.1500)

53/31. КНЯЗЬ ИВАН ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ ДУДА ГОР­СКИЙ (ок.1470–1515)

ж1: N;

ж2: Ана­ста­сия

54/31. КНЯЗЬ ДМИТ­РИЙ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ ГОР­СКИЙ (?-п.1500)

57/34. КН. ЮРИЙ МИХАЙ­ЛО­ВИЧ ШИШОВ­СКИЙ И ТОЛО­ЧИН­СКИЙ (1477, 1488)

пісаў­ся перш за ўсё кня­зем Шыш­эўскім, потым Талочын­скім, але так­са­ма i Друц­кім, меў сына, кня­зя Васі­ля Юр’еві­ча Талочын­ска­га, i дачок, якія назы­валі кня­зя Дзі­міт­ра Пуця­ці­ча сваім дзе­дам i сьцьвяр­джалі, што былі яго­ны­мі ўнуч­ка­мі па бра­це. Гэтыя адно­сі­ны пацьвяр­джа­ю­ць i іншыя дакум­эн­ты, у якіх князь Васіль Талочын­скі назы­вае кня­зёў Гор­скіх бра­та­мі аль­бо суд­зіц­ца з кня­зем Іва­нам Гор­скім з‑за спад­чы­ны кня­зя Іва­на Краснага.

Зусім нядаў­на адшу­ка­ла­ся яшчэ адна важ­ная звест­ка. Як ака­за­ла­ся, у Юрыя быў брат Дзміт­ры (пра яго раней не ведалі), а дру­гой жон­кай кня­зя Міхаі­ла – Ган­на N. Гэта бач­на з разд­зель­на­га запі­су Юрыя і Дзміт­рыя Міхай­лаві­чаў, дата­ва­на­га ліста­па­дам (дзень не ўка­за­ны) 11 індык­та (г. зн. 1477 ці 1492 гг.) 185. Свед­ка­мі пад­зе­лу маё­мас­ці былі князі Дзміт­ры Пуця­та, Васіль і Іван Грыгор’евічы (лічым іх сына­мі кня­зя Гры­го­рыя Сямё­наві­ча Друц­ка­га). Паколь­кі Дзміт­ры Пуця­та не назва­ны ў акце кіеўскім ваяво­дам (а ўжо быў на ўрад­зе ў каст­рыч­ніку 1492 г.), то мяр­ку­ем, што пад­зел адбы­ў­ся ў 1477 г. Дзміт­ры Міхай­лавіч больш у кры­ні­цах не зга­д­ва­ец­ца. Вера­год­на, ён памёр, а яго маёнт­кі перай­шлі да бра­та Юрыя.
Так­са­ма нядаў­на адшу­ка­на дароў­ная гра­ма­та кня­зя Юрыя Тала­чын­ска­га Іваш­ку Ілліні­чу. Яна дата­ва­ная 6 індык­там (1473 ці 1488 гг.). На нашую дум­ку, гра­ма­ту мож­на дата­ва­ць 1488 г., бо ў 1473 г. Юрый, хут­ч­эй за ўсё, быў яшчэ непаў­на­лет­нім, адпа­вед­на Іваш­ка Іллініч у 1488 г. з’яўляўся намес­ні­кам сма­лен­скім, але тут па ўрад­зе не зга­да­ны 186. З гэта­га выні­кае, што Юрый пісаў­ся напа­чат­ку кня­зем Тала­чын­скім, потым Шыш­эўскім, а яго сын Васіль зноў вяр­нуў­ся да тыту­ла Тала­чын­скі. Такія пера­ме­ны мож­на пат­лу­ма­чы­ць толь­кі пера­но­сам галоў­най рэзід­эн­цыі сям’і.

У адной мас­коўс­кай кры­ні­цы, якая заслу­гоў­вае нашае ўва­гі. Яе зага­ло­вак наступ­ны: «Род Баби­че­вых кня­зеи и Путя­ти­чев». Тут маец­ца пералік прад­стаўнікоў кня­зёў Друц­кіх з ліній Іва­на Бабы і Іва­на Пуця­ты з так зва­на­га Сіна­даль­на­га спі­са, які пер­шы раз быў над­ру­ка­ва­ны ў 1851 г. 187, а нядаў­на паўтор­на расій­скім даслед­чы­кам А.Кузьміным 188. «…А у кня­зя Федо­ра Ива­но­ви­чя дети: князь Семен Соко­лин­скои умер в тюрь­ме и с сыном на Москве в нят­стве… А у кня­зя Васи­лья Ива­но­ви­чя дети: князь Юрья, отпу­стил князь вели­ки Васи­леи Ива­но­вич в Лит­ву, да князь Дмит­реи, а кня­зя Дмит­рея не ста­ло в тюр­ме. А у кня­зя Юрья сын – князь Дмит­реи, Шемя­чи­чев пле­мян­ник, пото­му что за кня­зем Юрьемъ была кня­зю Васи­лью Шемя­чи­чю род­ная сест­ра» 189 Калі каза­ць пра даклад­ныя кры­ні­цы (гэта тая ж Мет­ры­ка ВКЛ), дык у іх фігу­ру­ю­ць наступ­ныя сыны Васі­ля Гор­ска­га: Іван (стар­эй­шы), Алель­ка, Дзміт­ры і Міхаіл, якія суд­зілі­ся ў 1496 г. з Даб­ра­го­стам Нар­бу­то­ві­чам, а ў 1499 г. – з ула­ды­кам сма­лен­скім. Астат­ні мяр­ку­е­мы сын Васі­ля – Юрый – зга­да­ны толь­кі ў гэтым рада­вод­зе (больш зга­дак пра яго нід­зе няма). І далей, як гаво­рыц­ца ў кры­ні­цы, Дзміт­рыя Васі­льеві­ча «не ста­ло в тюр­ме», а кня­зя Юрыя «отпу­стил князь вели­ки Васи­леи Ива­но­вич в Лит­ву». Вывуч­энне кры­ніц за адпа­вед­ны час не прад­стаў­ляе нам нія­ка­га кня­зя Юрыя Васі­льеві­ча. Ёсць толь­кі князь Юрый Міхай­лавіч, які пісаў­ся Шыш­эўскі ці Тала­чын­скі, і гэта стры­еч­ны брат Дзміт­рыя Васі­льеві­ча. Пра яго Ю.Вольф, спа­сы­ла­ю­чы­ся на М.Карамзіна, сцвяр­джае: пас­ля біт­вы на Вяд­ро­шы тра­піў палон. У М.Карамзіна ён фігу­руе про­ста як князь Юрый Міхай­лавіч. У ВКЛ Юрый Міхай­лавіч вяр­нуў­ся, мяр­ку­ем, не раней за кра­савік 1509 г.

Юрый запі­са­ны толь­кі ў адпра­ве гас­па­да­ра, дата­ва­най 8 сакавіка 1510 г.: «Кня­зю Юрью Шишо­въско­му 20 копъ гро­шеи тамъ (з скар­бу). Ему жъ 10 копъ гро­шеи з мыт мен­ских» 190. Зрэ­шты, заха­ва­ла­ся кры­ні­ца, у якой Юрый Міхай­лавіч улас­на засвед­чыў сваё зна­ход­жанне ў палоне. Ю.Вольф пра яе не ведаў. Гэта скар­га Юрыя на сва­я­коў – кня­зёў Друц­кіх-Гор­скіх з‑за няс­луш­на­га пад­зе­лу спад­чы­ны Дзміт­рыя Іва­наві­ча Пуця­ты, ваяво­ды кіеўска­га 191. У ёй Юрый, дар­эчы, сцвяр­джаў, што, пакуль ён дзе­вя­ць гадоў быў у палоне, Аляк­сандр даў даз­вол кня­гі­ням Друц­кім-Гор­скім, а менавіта Іва­на­вай Настас­сі і Дзміт­ры­евай Васілі­се з дзе­ць­мі яго (Юрыя), на пад­зел спад­чы­ны (і гэта адбы­ло­ся да лета 1506 г.). Паколь­кі дзе­ці Юрыя былі тады яшчэ малыя, то роў­на­га пад­зе­лу не дагляд­зелі. Таму па загад­зе Жыгі­мон­та Ста­ро­га 18 сакавіка 13 індык­та (1510 г.) паві­нен быў адбыц­ца новы пад­зел спадчыны.

У выніку маем наступ­нае: мас­коўскі палон кня­зя Юрыя Міхай­лаві­ча (Друц­ка­га-Шыш­эўска­га) віда­воч­ны, і тра­піў ён у яго, па нашым мер­ка­ван­ні, пас­ля Вяд­ро­шы. Рада­вод пазна­чае жон­кай Юрыя (Васі­льеві­ча) род­ную сяст­ру кня­зя Васі­ля Шамячы­ча, а сынам – Дзміт­рыя 192. Гэтай сяст­рой Васі­ля Шамячы­ча, павод­ле Ю.Вольфа, была Марыя (каля 1496 г. яшчэ не была заму­жам) 193. На дум­ку Ю.Вольфа, Юрый Міхай­лавіч Шыш­эўскі памёр пас­ля 1512 г. (маг­чы­ма, каля 1522 г.), пра яго жон­ку гісто­рык маўчы­ць, з дзя­цей назы­вае сына Васі­ля і дачок Люд­мі­лу і Настас­сю 194.

Пад­су­моў­ва­ю­чы выш­эй­ска­за­нае, мы мусім адзна­чы­ць, што нія­ка­га Юрыя Васі­льеві­ча Друц­ка­га (жон­ка – сяст­ра Васі­ля Шамячы­ча, сын – Дзміт­ры) з кры­ніц невя­до­ма (апроч выш­эйз­га­да­на­га рада­во­ду). Кры­ні­цы за 1496–1499 гг. утрым­лі­ва­ю­ць звест­кі пра чаты­рох сыноў Васі­ля, і Юрыя сярод іх няма. Лічым, што гэты мяр­ку­е­мы Юрый Васі­льевіч з сынам Дзміт­ры­ем (згод­на з рада­во­дам) больш адпа­вя­дае ў кры­ні­цах Юрыю Міхай­лаві­чу Шыш­эўс­ка­му з бра­там Дзміт­ры­ем. Пэў­на, рада­вод падае нам неда­клад­ныя звест­кі. Маг­чы­ма, Марыя Шамячы­ча­ва і была жон­кай Юрыя Міхай­лаві­ча (тады не раней за 1496 г.). Няяс­на, ці быў у яго сын Дзміт­ры? Прый­с­ці да пэў­най выс­но­вы на пад­ста­ве зве­стак, якія маюц­ца ў нашым рас­па­ра­дж­эн­ні, цяж­ка. У любым выпад­ку мяр­ку­ем, што кня­зя Юрыя Васі­льеві­ча Друц­ка­га-Гор­ска­га не існа­ва­ла нао­гул (для гэта­га папро­сту нема дастат­ко­вых пад­ста­ваў), а рада­вод падае нам ска­жо­ныя звест­кі менавіта пра кня­зя Юрыя Міхай­лаві­ча Шыш­эўска­га ці яго бра­та Дзміт­рыя 195.

В нача­ле XVI в. иму­ще­ствен­ное поло­же­ние Юрия Михай­ло­ви­ча Шишов­ско­го изме­ни­лось – после смер­ти дяди Дмит­рия Путя­ти­ча (1505 г.) в его руки пере­шли замок, двор и место Ста­ро­се­лье, двор Рад­ча и рад­чин­ский дво­рец Лес­ная, что зна­чи­тель­но рас­ши­ри­ло тер­ри­то­рию и уси­ли­ло весо­мость части земель, кото­рые нахо­ди­лись вбли­зи Друцка.

Жена (веро­ят­но): кнж. Мария Дмит­ри­ев­на, дочь кн. Ива­на Дмит­ри­е­ви­ча Шемячича.

57а/​34. КН. ДМИТ­РИЙ МИХАЙ­ЛО­ВИЧ ТОЛО­ЧИН­СКИЙ (1477)

Як ака­за­ла­ся, у Юрыя быў брат Дзміт­ры (пра яго раней не ведалі), а дру­гой жон­кай кня­зя Міхаі­ла – Ган­на N. Гэта бач­на з разд­зель­на­га запі­су Юрыя і Дзміт­рыя Міхай­лаві­чаў, дата­ва­на­га ліста­па­дам (дзень не ўка­за­ны) 11 індык­та (г. зн. 1477 ці 1492 гг.) 196. Свед­ка­мі пад­зе­лу маё­мас­ці былі князі Дзміт­ры Пуця­та, Васіль і Іван Грыгор’евічы (лічым іх сына­мі кня­зя Гры­го­рыя Сямё­наві­ча Друц­ка­га). Паколь­кі Дзміт­ры Пуця­та не назва­ны ў акце кіеўскім ваяво­дам (а ўжо быў на ўрад­зе ў каст­рыч­ніку 1492 г.), то мяр­ку­ем, што пад­зел адбы­ў­ся ў 1477 г. Дзміт­ры Міхай­лавіч больш у кры­ні­цах не зга­д­ва­ец­ца. Вера­год­на, ён памёр, а яго двор Басея, кото­рый он полу­чил при раз­де­ле, фигу­ри­ру­ет в XVI в. уже как «отчиз­ное» име­ние сына Юрия Михай­ло­ви­ча Шишов­ско­го – кня­зя Васи­лия, поэто­му мож­но пред­по­ло­жить, что князь Дмит­рий после раз­де­ла умер без­дет­ным, а его иму­ще­ство пере­шло бра­ту. 197.

58/36. КН. ДМИТ­РИЙ ИВА­НО­ВИЧ КРАС­НЫЙ ДРУЦ­КИЙ († до 1507))

Адзі­ны сын кня­зя Іва­на, князь Дзі­міт­ры Іва­навіч памёр пры жыць­ці баць­кі, неза­доў­га перад 1507 г. umarł przed ojcem , krótko przed 1507 r., w którym król, ludzi Gliwino i Upirewicze w Borysowskiej włości, nadaje Ja kubowi IwaszencowiczowinamiestnikowiMozyrskiemu; z tekstu przywileju okazuje się ‚że połowę tych ludzi, po kniaziu Aleksym Bujnickim , król Aleksander nadał temuž Iwaszencowiczowi, drugą zaś połowę kniaziowi Dymitrowi Iwanowiczowi synowiKrasnego, po którym obecnie takową otrzymuje Iwaszencowicz 198

59/37. КН. БОГ­ДАН ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ ЛЮБЕЦКИЙ

Родо­на­чаль­ни­ком гэта­га адгалі­на­ван­ня, якое тады піса­ла­ся як кня­зя­мі Любец­кі­мі, так і кня­зя­мі Від­зеніц­кі­мі 1 з’яўляўся кн. Васіль Рыго­равіч Друц­кі, сын яко­га Баг­дан у 1488 г. атры­маў ад цёт­кі па маці Фед­кі з Юршаў Алі­за­ра­вай Шыло­ві­ча­вай маёнт. Люб­ча Луц­ка­га паве­та. Паколь­кі Баг­дан не пакі­нуў нашчад­каў, Люб­ча (ад якой і ўтва­ры­ў­ся пры­до­мак «Любец­кія») перай­ш­ла да яго бра­та Рамана.

60/37. КН. РОМАН ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ, КНЯЗЬ ДРУЦ­КИЙ-ЛЮБЕЦ­КИЙ (1460–1520)

кн. Друц­кий-Любец­кий с 1500
жен. на Бог­дане Бог­да­новне Сапе­га (?-до 1549).

Помер піс­ля 1500 р. Його дру­жи­ною була Бог­да­на Сапє­га († 1541 р.). Від цьо­го шлю­бу піш­ла роди­на князів ДРУ­ЦЬ­КИХ-ЛЮБЕ­ЦЬ­КИХ та її від­га­лу­жен­ня князі ВИДЕ­НИ­ЦЬ­КІ-ЛЮБЕ­ЦЬ­КІ та ЗАГРОД­ЦІ-ЛЮБЕ­ЦЬ­КІ. Виде­ни­ць­ки­ми пер­ши­ми ста­ли писа­ти­ся дру­гий син Рома­на Васи­льо­ви­ча — Дмит­ро († 1558 р.) та чет­вер­тий син — Іван († бл. 1567 р.). Виде­ни­ць­ким також писав­ся їх пле­мін­ник Іван Бог­да­но­вич († 1558 р.). Його дру­жи­ною була кн. Васи­ли­са Львів­на Соло­ми­ре­ць­ка. їх нащад­ки князі Дру­ць­кі-Любе­ць­кі дожи­ли у Біло­русії до XIX ст. Князі Василь Рома­но­вич († бл. 1536 р.) та Януш Рома­но­вич († 1548 р.) нащад­ків не мали. Внук Іва­на Рома­но­ви­ча — князь Пав­ло Гри­го­ро­вич Дру­ць­кий-Любе­ць­кий († піс­ля 1638 р.) був луць­ким гродсь­ким суд­дею (1616–1627 рр.) та луць­ким під­ста­ро­стою (1630–1638 рр.). Ця гіл­ка обір­ва­ла­ся із смер­тю Іва­на Пав­ло­ви­ча († піс­ля 1653 р.) (2112, s.202–212).

XX генерація от Рюрика

61/38. КН. ЮРИЙ СЕМЁ­НО­ВИЧ СОКО­ЛИН­СКИЙ (1506,1528)

двн.Л.(1509) 1552 1С:Сем.Фед. Друц­кий Соколинский.

Ж., Анна Аза­лия (1552,1560) в 1552 вдова

62/38. КН. ВАСИ­ЛИЙ СЕМЁ­НО­ВИЧ СОКО­ЛИН­СКИЙ ДРУЦ­КИЙ (1506,1511)

князь Друц­кий-Соко­лин­ский намест­ник обо­лен­ский; Сярод іншых прад­стаўнікоў роду ў гэты час на дзяр­жаў­най пасад­зе вядо­мы толь­кі адзін з чаты­рох сыноў Сямё­на Сакалін­ска­га — Васіль, які нарад­зіў­ся так­са­ма каля 1480 г.

Князі Васіль і Андр­эй Сямё­навічы Сакалін­скія (бра­ты Іва­на Сямёнавіча)
скард­зілі­ся гас­па­да­ру, нібы­та дзе­ян­ні непры­я­це­ля (Мас­к­вы) і здрад­ніка М. Глін­ска­га нанеслі вялікія шко­ды іх маёнт­кам, і прасілі ў яго лас­кі. Жыгі­монт Ста­ры 29 чэрве­ня 1508 г. у Мен­ску пажа­ла­ваў абодвум бра­там тры сяла ў Чар­свяц­кай волас­ці Полац­ка­га паве­та (а менавіта, Вяліч­кавічы, Дзер­ні­цы і Ладаст­на) 199. Так­са­ма 8 люта­га 1509 г. князь Васіль Сакалін­скі атры­маў «20 копъ гро­шеи (з вин доро­гиц­ких)» 200, а 18 люта­га 1509 г. Андр­эй Сакалін­скі «…15 копъ с кор­чомъ дво­ров троц­ких» 201. Вяс­ной 1509 г. Васіль і Андр­эй Сямё­навічы Сакалін­скія ўжо разам з бра­там Юры­ем (ён, мяр­ку­ем, быў стар­эй­шым і па ней­кіх пры­чы­нах раней не зга­да­ны ў кры­ні­цах) прасілі ў Жыгі­мон­та Ста­ро­га пац­вяр­дж­эн­ня на пут­ных люд­зей Камян­чан у Чар­свяц­кай волас­ці Полац­ка­га паве­та. Павод­ле іх слоў, гэты маён­так пажа­ла­ваў ім яшчэ вялікі князь літоўскі Аляк­сандр «за ихъ служъ­бу и упад, кото­рыи жо они мають отъ людеи великог(о) кня­зя мос­ков­ско­го и отъ поган­ства татар…». Пац­вяр­дж­энне Жыгі­мон­та Ста­ро­га адбы­ло­ся 25 сакавіка 1509 г. (у Ю.Вольфа, як і ў кры­ні­цы памыл­ко­ва назва­на дата 1508 г.) 202. З гэта­га адна­знач­на выні­кае, што князі Юрый, Васіль і Андр­эй Сямё­навічы Друц­кія-Сакалін­скія не былі ў мас­коўскім палоне пас­ля Вядрошы.

У 1510‑я гг. быў намес­ні­кам волас­ці Аболь­цы (сумеж­най з друц­кі­мі зем­ля­мі на поўна­чы Тала­чын­ска­га раё­на). Неў­за­ба­ве вялікі кня­зем Жыгі­монт пада­ра­ваў гэтую волас­ць сва­ёй жон­цы Боне. Пра далей­шую служ­бу Васі­ля Сакалін­ска­га, які жыў да пачат­ку 1530‑х гг., зве­стак няма.

63/38. КН. АНДРЕЙ СЕМЁ­НО­ВИЧ (1506,1509)

двн.Л.(1509) вотч.-Полоцк-пов.князь Друц­ких Соколинских,
...Князь Андрей Соко­лин­ский и з бра­та­ни­ча­ми и з бра­ган­на­ми сво­и­ми маеть ста­ви­ти 23 кони....

Ж., кнж. Васи­ли­са Андре­ев­на Сан­гуш­ко (1534,–1576)

64/38.КН. ИВАН СЕМЕ­НО­ВИЧ СОКО­ЛИН­СКИЙ (–1511/1528.08.19)

Разам Сямён і яго сын Іван Сакалін­скія зга­д­ва­юц­ца 17 ліпе­ня 1511 г., калі Жыгі­монт Ста­ры пацверд­зіў ім вало­данне нядаў­на надад­зе­ны­мі 34 дыма­мі люд­зей Мні­чан, Гарад­чан і Заба­лат­чан у Полац­кім паве­це «…со вси­ми их зем­ля­ми и со всим по тому, как ся здав­на в сво­их гра­ни­цах мают и как слу­жи­ли ку зам­ку нашо­му…» 203.

Пат­лу­ма­чы­ць адсут­на­сць зга­дак пра Сямё­на і Іва­на Друц­кіх-Сакалін­скіх у кры­ні­цах за 1500–1508 гг. мож­на толь­кі тым, што яны зна­ход­зілі­ся ў мас­коўскім палоне. Пас­ля 1511 г. нія­кіх зве­стак пра іх у кры­ні­цах няма. Лічыц­ца, што яны абод­ва (пры­нам­сі Іван даклад­на) памер­лі да 1524 г. 204. Таму заста­ец­ца пытанне (тут мы спра­ча­ем­ся з Ю.Вольфам ці з К.Ажароўскім), дзе і калі памер­лі зга­да­ныя Сакалін­скія – у Мас­кве, пас­ля захо­пу мас­коўскі­мі вой­ска­мі Сма­лен­ска ў 1514 г., ці ў ВКЛ? Несум­нен­на, што князі Сямён Фёда­равіч (Друц­кі) Сакалін­скі і яго сын Іван былі ўдзель­ні­ка­мі біт­вы на Вяд­ро­шы і тра­пілі ў мас­коўскі палон, адкуль вяр­нулі­ся не раней за кра­савік 1509 г.

Унук Фёда­ра Бабі­ча Іван Сямё­навіч Сакалін­скі нед­зе ў пер­шай чвэр­ці 16 ст. завяш­чаў сваю долю “дан­нікаў на Груш­цы” Кіе­ва-Пяч­эрска­му мана­сты­ру. Іншыя суўла­даль­нікі, аднак, не вель­мі паваж­лі­ва ставілі­ся да яго волі і раз-пораз спы­ня­лі выпла­ту мана­стыр­скай дані­ны. Да нас дай­шлі дзве судо­выя пас­та­но­вы, выклі­ка­ныя скар­га­мі мана­сты­ра. Адна з пас­та­ноў у 1524 г. заба­ра­ня­ла ўсту­пац­ца ў мана­стыр­скую дані­ну бра­там Іва­на Сакалін­ска­га, дру­гая ў 1530 г. – Кан­стан­ці­ну Фёда­раві­чу Кано­плі. Падоб­ная ж гісто­рыя адбы­ва­ла­ся з маёнт­кам Ста­рын­кі (мес­ца­з­на­ход­жанне не высвет­ле­на), част­кі яко­га былі пада­ра­ва­ны таму ж мана­сты­ру Іва­нам Сакалін­скім і Львом Фёда­раві­чам Каноп­ляй, але іншыя князі Сакалін­скія захо­валі пра­вы на яго.

65/38. КНЖ. ДОМ­НИ­ДА СЕМЕ­НОВ­НА СОКОЛИНСКАЯ

М., кн. Семен Ямон­то­вич Под­бе­рез­ский (?-1540)

66/39. КН. ИВАН ФЁДО­РО­ВИЧ КОНОПЛЯ-СОКОЛИНСКИЙ-ДРУЦКИЙ

б/​д

67/39. КН. КОН­СТАН­ТИН ФЁДО­РО­ВИЧ КОНОП­ЛЯ СОКО­ЛИН­СКИЙ ДРУЦ­КИЙ (?-ок.1530)

Кан­стан­цін Фёда­равіч, стар­эй­шы сын кня­зя Фёда­ра Кана­плі й Але­ны Вага­ноўс­кай; ужо ў 1506 г. князь Кан­стан­цін Сакалін­скі атрым­лі­вае пры­вілей на 30 коп з корч­маў Аршан­скіх. У 1528 г. кароль Жыгі­монт ў зьвяз­ку з скар­гаю архі­манд­ры­та Пячор­ска­га наказ­вае кня­зю Кан­стан­ці­ну Кана­плі, каб не зьбіраў дані­ну й дахо­ды зь люд­зей у Груш­ках, якія нябож­чык князь Іван Сакалін­скі запі­саў на Пячор­скую царк­ву. У попі­се зем­скае служ­бы таго ж году князь Кан­стан­цін Кана­п­ля запі­са­ны пас­таві­ць адна­го каня. Праз хут­кі час князь Кан­стан­цін быў забіты баяры­нам Міка­ла­ем Юр’еві­чам, като­ра­му ў выніку скар­гі кня­гіні Кан­стан­ці­на­вай Кана­плі­най Настась­сі Юр’еў­ны пра забой­ства мужа, кароль пры­суд­зіў у 1534 г. выпла­ту кня­гіні 100 коп ды такую суму ў скарб.

Па кня­зю Кан­стан­ці­ну засталі­ся ўда­ва й доч­кі; уда­ва Настась­ся Юр’еў­на была кня­зёў­наю Тала­чын­с­кай. Кня­гі­ня Кан­стан­ці­на­ва Кана­плі­на Настась­ся Юр’еў­на Тала­чын­ская выклі­кае на суд зямяні­на Баг­да­на Дад­э­ру за неспра­вяд­лі­вы збор гро­шай зь ейна­га маёнт­ку Басеі. Настась­ся пашлю­ба­ва­ла­ся з Рама­нам Гарасі­мо­ві­чам; у 1549–1562 гг. жон­ка гарад­ні­ча­га, Віцеб­ская пані Рама­на­ва Гарасі­мо­ві­ча Настась­ся Юр’еў­на, кня­гі­ня Тала­чын­ская суд­зіц­ца з уда­вою свай­го бра­та, паняй Гар­на­ста­е­вай ды ейным мужам за спад­чы­ну па баць­ку. У 1562 г. Рама­на­ва Гарасі­мо­ві­ча кня­гі­ня Настась­ся Юр’еў­на Тала­чын­ская з сваім зяцем, ваявод­зі­чам Пад­ляс­кім Іва­нам Іеа­наві­чам Сапе­гам ды яго­най жон­каю, ейнай дач­кою, Баг­да­най Кан­стан­ці­наў­най Сакалін­с­кай выклі­ка­ю­ць Гар­на­ста­яў за спад­чы­ну па існя­зю Тала­чын­скім, бра­ту пані Рама­на­вай, i вый­гралі спра­ву. Яшчэ ў 1569 г. кароль, з ува­гі на скар­гу ваяво­ды Мен­ска­га, ста­рас­ты Камя­нец­ка­га Гаўры­лы Гар­на­стая, што ваявод­зіч Пад­ляс­кі пан Іван Сапе­га ад імя свай­го, цеш­чы Рама­на­вай Гарасі­мо­ві­ча­вай Настась­сі Юр’еў­ны Тала­чын­с­кай ды сва­ей жон­кі Ваг­да­ны Кан­стан­ці­наў­ны Сакалін­с­кай выклікаў на суд за маё­мась­ць кня­зя Васі­ля Юр’еві­ча Тала­чын­ска­га (род­на­га бра­та цеш­чы) позва­мі зам­ка­вы­мі (гро­дзкі­мі), лістом да ста­рас­ты Аршан­ска­га Філо­на Кміты Чар­на­быль­ска­га, наказ­вае п. Іва­ну, каб у спра­вах, што нале­жа­ць да судоў зем­скіх, позваў зам­ка­вых не выдаваў.

Ж., Ана­ста­сия Юрьев­на, дочь кн. Юрия Михай­ло­ви­ча Толочинского.

68/39. ОПРАН­КА ФЁДО­РОВ­НА КОНОПЛЯ-СОКОЛИНСКАЯ-ДРУЦКАЯ

~ 1. ФЕДОР ШВОКИРА

~ 2. МИХА­ИЛ КУЖМИЧ

69/39. МАРИ­НА ФЁДО­РОВ­НА КОНОПЛЯ-СОКОЛИНСКАЯ-ДРУЦКАЯ

~ БОГ­ДАН ЮРАХА

70/39. ЛЕВ ФЁДО­РО­ВИЧ КОНОП­ЛЯ-СОКО­ЛИН­СКИЙ-ДРУЦ­КИЙ (?-1552)

Князь Леў, сын кня­зя Фёда­ра Кана­плі й яго­най дру­гое жон­кі, кня­зёў­ны Луком­скай, ужо ў 1540 г. як князь Леў Фёда­равіч Сакалін­скі выклі­кае на суд кня­зя Андр­эя Азер­ска­га за кры­ў­ды ў маёнт­ках. У 1546 г. князь Леў Фёда­равіч Кана­п­ля атрым­лі­вае част­ку спад­чы­ны па сваім баць­ку. У тым жа год­зе князь Леў Кана­п­ля разам зь іншы­мі кня­зя­мі Друц­кі­мі аба­ра­няе свае пра­вы на Дру­цак, на які прэт­эн­да­валі кн. Палу­бен­скія. У падоб­най спра­ве з Рыго­рам Пад­бяр­эс­кім у 1548 г. высту­па­ю­ць князі Друц­кія а між імі князь Леў Фёда­равіч Сакалін­скі. У тым жа год­зе князь Леў Кана­п­ля суд­зіц­ца з кня­зем Андр­эем Азяр­эц­кім за розь­ні­цу ў маё­мась­ці. Праз два гады ў Кана­пель­чы­цах (1550 г.) князь Леў Фёда­равіч Сакалін­скі ў пры­сут­на­сь­ці свай­го дзяд­зь­кі кня­зя Андр­эя Іва­наві­ча Азяр­эц­ка­га й бра­та, кня­зя Баг­да­на Андр­эеві­ча Сакалін­ска­га запі­свае на Пячор­скі мана­стыр люд­зей у Ста­рынш­чыне ды яшчэ ў 1551 г. князь Леў Фёда­равіч Сакалін­скі мае судо­вую спра­ву пра рабу­нак. Памёр у 1552 г., не пакі­нуў­шы нашчад­каў. У наступ­ным год­зе пра свае пра­вы на спад­чы­ну па кня­гіні Рат­ніц­кай (мелі пра­вы i Луком­скія) заявілі толь­кi доч­кі яго­нае сяст­ры Альж­бе­ты Ўла­ды­ка, народ­жа­най так­са­ма з Луком­скіх. На ім скон­чы­ла­ся галі­на кня­зёў Сакалін­скіх па мянуш­цы Канапля.

б/​д

71/39. КН. ФЕДОР ФЁДО­РО­ВИЧ КОНОПЛЯ-СОКОЛИНСКИЙ-ДРУЦКИЙ

б/​д

72/39. …… ФЁДО­РОВ­НА КОНОПЛЯ-СОКОЛИНСКАЯ-ДРУЦКАЯ

73/39. КНЖ. ЕЛИ­ЗА­ВЕ­ТА ФЁДО­РОВ­НА КОНОПЛЯ-СОКОЛИНСКАЯ-ДРУЦКАЯ

М., ФЕДОР ВЛАДЫКА

74/40. КН. АНДРЕЙ ИВА­НО­ВИЧ ДРУЦ­КИЙ-ОЗЕ­РЕЦ­КИЙ (ок.1490–1558)

1528 г., мая 8. Отры­вок пере­пи­си вой­ска Вели­ко­го кня­же­ства Литов­ско­го. ....Князь Анъ­д­рей Озе­рец­кой маеть ста­ви­ти осм коней...
Ста­ро­ста оршан­ско­го пове­та (1546–1558 (?))
1550 сен­тяб­ря 8 — сви­де­тель в вклад­ной гра­мо­те Льва Федо­ро­ви­ча Соко­лин­ско­го Кие­во-Печер­ско­му мона­сты­рю людей дан­ни­ки в селе Старинщине.
Част­ка спад­чы­ны кня­зёў Крас­ных даста­ла­ся кня­зю Андр­эю Іва­наві­чу Азяр­эц­ка­му (уну­ку Фёда­ра Бабі­ча) і бра­там выш­эйз­га­да­на­га Іва­на Рама­наві­ча. Пэў­ны час набы­тая спад­чы­на заста­ва­ла­ся нераз­ме­жа­ва­най паміж імі, што пры­вя­ло ў 1546 г. да кан­флік­ту паміж Андр­эем Азяр­эц­кім і Дзміт­ры­ем Рама­наві­чам Від­зініц­кім [НГАБ. Ф. КМФ-18. Спр. 234. Арк. 71 адв. – 73.]. Андр­эй скард­зіў­ся, што пад­да­ныя Дзміт­рыя з маёнт­каў Худа­ва і Дакучын чыня­ць кры­ў­ды яго маёнт­кам Худа­ва і Пера­се­ка (усе ў сучас­ным Круп­скім раёне). У спра­ве пры­га­д­валі­ся так­са­ма ней­кія зем­лі Арцё­маўская і Кары­лаўская” (мес­ца­з­на­ход­жанне іх невя­до­мае). Андр­эй Азяр­эц­кі сцвяр­джаў, што “тыи зем­ли Арте­мов­ская и Кори­лов­ская спад­ком мне при­шли з делу по кня­зи Васи­льи Крас­ном, а Пере­сец­кая и Худов­ская – по деду моем по кня­зи Бабе в одде­ле при­шла”. На спра­ве, віда­воч­на, было наа­д­ва­рот – спад­чы­ну Васі­ля Крас­на­га скла­далі якраз Пера­се­ка і Худа­ва. Прад­стаўнік кня­зя Дзміт­рыя сцвяр­джаў, што спр­эч­ныя зем­лі ў Худа­ве заста­юц­ца нераз­ме­жа­ва­ны­мі, а ў асоб­ныя зем­лі Кары­лаўскую і Арцё­маўскую яго пад­да­ныя не ўсту­па­ю­ць. Нераз­ме­жа­ва­на­сць свед­чы­ць пра агуль­нае паход­жанне Худаўс­кай вод­чы­ны, раней нала­жаў­шай Васі­лю Крас­на­му (і яго сыну). Паз­ней доля Дзміт­рыя Від­зініц­ка­га перай­ш­ла ў спад­чы­ну да яго пасын­ка, кня­зя Гры­го­рыя Сен­ска­га, а доля Іва­на Азяр­эц­ка­га – да трох яго сыноў. У 1562 г. адзін з іх, Баг­дан Андр­эявіч Азяр­эц­кі, састу­піў сваю част­ку спад­чын­ні­кам кня­зя Сен­ска­га, панам Кор­са­кам. Пры гэтым пры­га­д­ва­юц­ца сёлы, што адно­сілі­ся да гэтай част­кі маёнт­ка Худа­ва: Калод­ні­ца, Пад­шый­ка, Хаты­нічы і Пера­се­ка (усе ў ваколі­цах возе­ра Сяля­ва), а так­са­ма Кры­вая і Мана­стыр­цы, змеш­ча­ныя ў ваколі­цах Друцка.Як ужо зга­д­ва­ла­ся выш­эй, доля ў Худа­ве нале­жа­ла так­са­ма кня­зям Друц­кім-Азяр­эц­кім — нашчад­кам Іва­на Сямё­наві­ча Бабы. Праў­нук апош­ня­га Андр­эй Іва­навіч Азяр­эц­кі ў 1546 г. меў гэтую долю яшчэ не раз­ме­жа­ва­най з доляй кня­зёў Любец­кіх. Перад смер­цю ў 1557 г. Андр­эй пакі­нуў завяш­чанне. З яго выні­кае, што кня­зям Азяр­эц­кім на Крупш­чыне нале­жа­ла, апра­ча Худа­ва, част­ка Груш­кі (сучас­ная Ігруш­ка). Свае ўла­дан­ні ён завяш­чаў пад­зя­лі­ць пароў­ну паміж тры­ма сына­мі, вылучы­ў­шы пэў­ную част­ку дахо­ду на пасаг дач­кам [18]. Дар­эчы, апош­ні пункт сыны, віда­ць, выка­налі не цал­кам, бо ў далей­шым адна з дачок, кня­зёў­на Марыя (ужо замуж­няя за Паў­лам Аст­ра­вец­кім), выму­ша­на была вес­ці з бра­та­мі судо­вую спра­ву наконт паса­гу. Урэш­це рэшт бра­ты вылучы­лі ёй на пасаг част­ку мацярын­скіх ула­дан­няў, а баць­коўскія цал­кам пакі­нулі за сабой [19].
Мет­ры­ка. Кн. 249. Арк. 38; Wolff J. Kniaziowie … S. 361.
Мет­ры­ка. Кн. 40. Арк. 457; Wolff J. Kniaziowie … S. 362.
[Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy ... S. 362, 457. Тэкст гэтай гра­ма­ты гл. так­са­ма: Sapiehowie. Materyały historyczno-genealogiczne i majątkowe. T. 1. – Petersburg, 1890. Dodatek 32. S. 431 – 433.].

Ж., Анна Васи­льев­на Ске­пев­ская (1528,1559), дочь Вас.Дм. Гущи­на Ске­пев­ско­го и Василисы.

75/40. КН. СЕМЕН ИВА­НО­ВИЧ ДРУЦ­КИЙ-ОЗЕ­РЕЦ­КИЙ (1522,1528)

помещ. 2С:Ив.Фед. БАБИЧ. :Ири­на.

76/43. КН. КОН­СТАН­ТИН АНДРЕ­ЕВИЧ ДРУЦ­КИЙ-ПРИ­ХАБ­СКИЙ (1508)

w 1506 r. w Wilnie otrzymał od króla pewną daninę pieniężną z karczem Oszmiańskich 205.

77/43. КН. ФЁДОР АНДРЕ­ЕВИЧ ДРУЦ­КИЙ-ПРИ­ХАБ­СКИЙ (1508)

В 1508 году пожа­ло­валъ корч­му Рош­скую „ для пожи­ве­нья“ кня­зю Федо­ру Андре­еви­чу При­хаб­ско­му. otrzymuje w 1508 r. przywilej królewski na dzierżawę przez rok karczem Oszańskich. 206

78/43. КНЖ. АННА АНДРЕ­ЕВ­НА ПРИХАБСКАЯ

zmarła około 1543 r.

М., кн. Фёдор Ива­но­вич Друцкий-горский

КНЖ. СУСАН­НА АНДРЕ­ЕВ­НА ПРИХАБСКАЯ

Zuzanna Androjewna występuje w latach 1516–1522 jako żona pana Kmity
Stretowicza %). Drugim jej mężem był niezawodnie Jan Hamszejewicz,
który występuje w liczkie zięciów kn. Andrzejn Prichabskiego 3). Syn jej Stanisław Janowicz Hamszej był siostrzeńcem kniahini Wołodkowej Horskiej Maryny Prichaðskiej, która 1559 r. zapisuje mu Prichaby * ).

М. 1‑й, Кми­та Стретович

М. 2‑й, Ян Хамшеевич

79/43. КНЖ МАРИ­НА-ДОНИ­МИТ­РА АНДРЕ­ЕВ­НА ПРИХАБСКАЯ

Maryna Androjewna (Donimitra?), niezamężna 1518 r., jako żona kniazia Włodzimierza (Wolodka) Iwanowicz a Horskiego, występuje 1522–1565. W 1559 r . knishinia Włodzimierzowa Horska Marya Prichabska zapisuje siostrzeńcowi swemu Stanisławowi Iwanowiczowi Hamszejewiczowi majątek własny macierzysty Prichaby w summie 1,000 kop 207.

М., кн. Вла­ди­мир Ива­но­вич Друцкий-горский

80/45. КН. ГРИ­ГО­РИЙ СЕМЁ­НО­ВИЧ БАБИ­ЧЕВ (1528)

кормл. Авнега(1528/33) 2С:Сем.Вас.Ив-ча

81/45. КН. КОН­СТАН­ТИН СЕМЁ­НО­ВИЧ БАБИЧЕВ

82/45. КН. ИВАН СЕМЁ­НО­ВИЧ (ВАСИ­ЛИЙ?) БАБИ­ЧЕВ (1498,1524)

помещ.-Новг.-Шелон.пят. без­детн. 1С:Сем.Вас.Ив-ча

князь Васи­лий Семе­но­вич (а по родо­слов­цу Иван Семе­но­вич, даже не тре­тий сын Семе­на Васи­лье­ви­ча, а внук родо­на­чаль­ни­ка), — полу­чил от Ива­на III поме­стья в нов­го­род­ских пяти­нах, был родо­на­чаль­ни­ком нов­го­род­ской вет­ви, ско­ро пре­кра­тив­шей­ся и обо­га­тив­шей сво­и­ми вот­чи­на­ми род Юрия Васи­лье­ви­ча, и теперь суще­ству­ю­щий. Пер­вые поме­щи­ки в Псков­ском крае, как и на всем Севе­ро-Запа­де Рос­сии, были доволь­но круп­ны­ми зем­ле­вла­дель­ца­ми. Из мате­ри­а­лов обыс­ка, про­во­див­ше­го­ся в поме­стье кня­зя Ива­на Ива­но­ви­ча Баби­че­ва после его гибе­ли в 1572 году, выри­со­вы­ва­ет­ся впе­чат­ля­ю­щая кар­ти­на поме­щи­чьей усадь­бы в селе Озер­цы Котор­ско­го пого­ста на тер­ри­то­рии совре­мен­но­го Плюс­ско­го рай­о­на. (...Двор боль­шой, на дво­ре хором две гор­ни­цы с ком­на­ты, да пова­луша, сени одны, повар­ня, дру­гая повар­ня естов­ная, две жит­ни­цы, дво­рец коню­шен­ной, на нем четы­ря конюш­ни, да сен­ник, да челя­ден­ной двор, на нем два под­кле­та, да изба, да за дво­ром пять дворъ­цов люц­ких...) В уса­ди­ще были 14 постро­ек жило­го и хозяй­ствен­но­го назна­че­ния. В 1572 году двор кня­зя Баби­че­ва был пуст: во вто­рой поло­вине XVI века на Севе­ро-Запа­де Рос­сии буше­вал тяже­лей­ший соци­аль­но-эко­но­ми­че­ский кри­зис. Поме­стье Ива­на Баби­че­ва в Шелон­ской пятине соста­ви­ли зем­ли Л. Федо­ро­ва и М. Бер­де­не­ва, кон­фис­ко­ван­ные еще в 1481 г. 208

83/45. КН. ДАНИ­ЛО СЕМЁ­НО­ВИЧ БАБИЧЕВ

голо­ва в цар­ство­ва­ние Ива­на IV Васи­лье­ви­ча Гроз­но­го, 4‑й из 6 сыно­вей кн. С. В. Баби­че­ва-Соко­лин­ско­го. В мар­те 1565 г. при­слан голо­вой в Полоцк, «в Новый город». Год смер­ти неиз­ве­стен. Потом­ства не оставил.

84/45. КН. ДМИТ­РИЙ СЕМЁ­НО­ВИЧ БАБИЧЕВ

85/45. КН. АНДРЕЙ СЕМЁ­НО­ВИЧ БАБИ­ЧЕВ (1552,—1568.03.)

голо­ва, а затем вое­во­да в цар­ство­ва­ние Ива­на IV Васи­лье­ви­ча Гроз­но­го, млад­ший из 6 сыно­вей кн. С.В. Баби­че­ва. В Дво­ро­вой тет­ра­ди из Муро­ма (Тысяч­ная кни­га 1550 г. и Дво­ро­вая тет­радь 50‑х годов XVI в. М.; Л., 1950. С. 157).

Князь Андрей Баби­чев Друц­кий Озе­рен­ский в мае 1551 г., фев­ра­ле 1552 г., июле 1553 г., 1555 г., янва­ре, сен­тяб­ре 1556 г. был намест­ни­ком в Орше 209. 1556 январь — намест­ник в Орше, писал в Смо­ленск намест­ни­ку кн. Пет­ру Андре­еви­чу Бул­га­ко­ву, что к царю идут послы от коро­ля Сигиз­мун­да Авгу­ста. В 1554/1555 г. писец во Вла­ди­мир­ском уез­де (Милю­ков П.Н. Спор­ные вопро­сы Финан­со­вой исто­рии Мос­ков­ско­го госу­дар­ства. М., 1892. С. 163; Духов­ные и дого­вор­ные гра­мо­ты вели­ких и удель­ных кня­зей XIV–XVI вв. М.; Л., 1950. С. 423). Андрей Баби­чев в 1558/59 г. мер­щик земель в Суз­даль­ском уез­де (Акты слу­жи­лых зем­ле­вла­дель­цев XV–начала XVII в. Т. 3. М., 2002. № 172). В янва­ре 1560 г. в вой­ске к Алы­сту был вто­рым голо­вой при пер­вом вое­во­де пере­до­во­го пол­ка, участ­во­вал в поко­ре­нии Полоц­ка и был остав­лен там намест­ни­ком. (Раз­ряд­ная кни­га 1475–1598 гг. М., 1966. С. 184). Голо­ва стрел. в Москве 1560 г. (Лето­пис. Нар­мац­ко­го). Дво­ря­нин 2‑й ста­тьи на Зем­ском собо­ре в июле 1566 г. (Собра­ние госу­дар­ствен­ных гра­мот и договоров.Ч. 1. М., 1813. С. 551). В фев­ра­ле 1567 г. отправ­лен в Чер­кас­сы для горо­до­во­го дела по прось­бе кня­зя Темрю­ка (Пол­ное собра­ние рус­ских­ле­то­пи­сей. Т. 13. М., 2000. С. 407). «Отпу­стил царь и вели­кий князь для горо­до­во­го дела кня­зя Андрея княж Семе­но­ва сына Баби­че­ва да Пет­ра Про­та­сье­ва со мно­ги­ми людь­ми, да наряд, пуш­ки, пища­ли с ними в Чер­ка­сы послал, а велел на Тер­ке-реке Темгрю­ку-кня­зю по его чело­би­тью город поста­ви­ти» [ Кабар­ди­но-рус­ские отно­ше­ния в XVI-XVII вв. Т. 1. М., 1957., с. 13]. Так в низо­вьях р. Сун­жа на тер­ри­то­рии нынеш­ней Чеч­ни появ­ля­ет­ся пер­вая рус­ская кре­пость с воен­ным гар­ни­зо­ном, кото­рая ста­но­вит­ся кам­нем пре­ткно­ве­ния почти на сто­ле­тие меж­ду Тур­ци­ей, Кры­мом, а затем Ира­ном и Рос­си­ей. Кн. Андрей Баби­чев был каз­нен в оприч­нине 6 июля 1568 г. (Скрын­ни­ков Р.Г. Цар­ство тер­ро­ра. СПб., 1992. С. 330, 532).

В 1595 г. за кня­зем Андре­ем Баби­че­вым была вот­чи­на веро­ят­но в Пья­нов­ской воло­сти Брян­ско­го (Труб­чев­ско­го) уез­да (Шума­ков С.А. Сот­ни­цы (1537–1597 гг.). Гра­мо­ты и запи­си (1561–1696 гг.). М., 1902. С. 199).

86/46. КН. ФЁДОР ЮРЬЕ­ВИЧ БАБИ­ЧЕВ (1536)

в 1536 сын-боярск. помещ. 1С:Юр.Вас.Ив-ча

87/46. КН. ДМИТ­РИЙ ЮРЬЕ­ВИЧ БАБИЧЕВ

88/46. КН. МИХА­ИЛ ЮРЬЕ­ВИЧ КОЛЫШ­КА БАБИЧЕВ

89/47. КН. АНДРЕЙ БОРИ­СО­ВИЧ БАБИ­ЧЕВ (1536,1558)

У Мели­ко­ва (Милю­ко­ва) Яко­ва Михай­ло­ва сына Ста­ро­го было сель­цо Крас­ное на р. Киро­хо­ти с дерев­ня­ми (269 чет­вер­тей) в Васи­льев­ском стане Рома­нов­ско­го уез­да, кото­рые он полу­чил по дело­вой 1536/1537 г. его отца Яко­ва Михай­ло­ва сына Ста­ро­го и кня­зя Андрея Бори­со­ва сына Баби­че­ва. По заклад­ной каба­ле 1558/1559 г. кня­зя А. Б. Баби­че­ва его отцу Яко­ву вла­дел дерев­ней Кар­по­в­ское, по каба­ле 1566/1567 г. (Яков был еще жив) дерев­ней Тарас­ко­во и по заклад­ной каба­ле 1580/1581 г. кня­ги­ни Анны Андре­евой жены Баби­че­ва с сыно­вья­ми И. Я. Ста­ро­му Милю­ко­ву – пусто­шью Сив­ко­во (Анто­нов А.В. Зем­ле­вла­дель­цы Рома­нов­ско­го уез­да по мате­ри­а­лам пис­цо­вой кни­ги 1593–1594 годов // Архив Рус­ской исто­рии. М., 2007. Вып. 8. С. 588). За Ива­ном Яко­вле­вым сыном Ста­ро­го в Васи­льев­ском стане Рома­нов­ско­го уез­да ста­рая отца вот­чи­на сель­цо Крас­ное с 10 дерев­ня­ми. Ска­за­но, что его отец Яков Ста­рой вла­де­ет вот­чи­ной по раз­дель­ной с кня­зем Андре­ем Бори­со­ви­чем Баби­че­вым в 1537/1538 г. (269 чет­вер­тей). Кро­ме это­го за Ива­ном дерев­ни (Кар­по­в­ское, Сив­ко­во), ранее при­над­ле­жав­шие кня­зю А. Б. Баби­че­ву и его вдо­ве кня­гине Анне (РГА­ДА. Ф. 1209. Оп. 1. Кн. 379. Л. 666–670).

Ж., Анна

90/47. КН. ИВАН БОРИ­СО­ВИЧ БАБИЧЕВ

91/48. КН. ФЁДОР МИХАЙ­ЛО­ВИЧ БАБИЧЕВ

дво­ро­вый сын бояр­ский по Суздалю.

96/52. КН. ФЁДОР МИХАЙ­ЛО­ВИЧ ГОР­СКИЙ (1528)

97/53. КНЖ. МАРИ­НА ИВА­НОВ­НА ДУДА­КОВ­СКАЯ ГОРСКАЯ

98/53. КН. ВЛА­ДИ­МИР ИВА­НО­ВИЧ ДУДА­КОВ­СКИЙ ГОР­СКИЙ (*ок.1490–1545)

у 1515 р. наміс­ник оршанський)На пачат­ку 16 ста­годдзя пача­ла­ся дзей­на­сць сама­га прык­мет­на­га з уну­каў Васі­ля Пуця­ці­ча – Улад­зі­мі­ра Іва­наві­ча Гор­ска­га . Ён нарад­зіў­ся каля 1490 г. і быў жана­ты са сва­ёй адда­ле­най рад­нёй – кня­зёў­най Дан­мітрай, адной з дачок Андр­эя Прых­аб­ска­га. Праз гэты шлюб ён набыў част­ку вот­чын згаслай галі­ны кня­зёў Прых­аб­скіх. У 1515 г. Улад­зі­мір атры­маў тую ж паса­ду, якую раней зай­маў яго цес­ць – намес­ніка ашмян­ска­га. На ёй ён пры­га­д­ва­ец­ца так­са­ма ў 1520 г. Памёр ён у 1545 г.

Ж , Мари­на-Дони­мит­ра (?-п.1549), дочь кн. Андрея Кон­стан­ти­но­ви­ча Друцкого-Прихабского

99/53. КН. ФЁДОР ИВА­НО­ВИЧ ДУДА­КОВ­СКИЙ (?-1530)

в 1524 г. князь Васи­лий Полу­бин­ский, на тот момент вла­де­лец Круг­ло­го, судил­ся с вла­дель­цем сосед­не­го име­ния Дуда­ко­ви­чи Фёдо­ром Ива­но­ви­чем Дуда­ков­ским за оби­ды, кото­рые он нанёс Круг­лян­ским под­дан­ным кня­зя Полубинского.

Ж., кнж. Доб­рух­на Мат­ве­ев­на, дочь кн. Мат­вея Ники­ти­ча Микитинича-Ряполовского.

100/53. КН. ИВАН ИВА­НО­ВИЧ ДУДАКОВСКИЙ

Част­ку спад­чы­ны кня­зёў Крас­ных атры­малі праў­нукі Іва­на Пуця­ты – князі Гор­скія і Васіль Тала­чын­скі. У 1541 Іван Іва­навіч Гор­скі папра­каў свай­го стры­еч­на­га бра­та Фёда­ра Дзміт­ры­еві­ча Гор­ска­га ў тым, што той не пры­мае ўдзе­лу ў пра­ц­э­се з кня­зем Тала­чын­скім за спад­чы­ну Іва­на Краснага.

101/53. КНЖ. АВДО­ТЬЯ ИВА­НОВ­НА ДУДАКОВСКАЯ

Улад­зі­мір (каля 1490—1545) быу намес­ні­кам ашмян­скім (1515—20). Ён, яго бра­ты Фёдар (каля 1500—30) і Іван (каля 1500—пасля 1551) не мелі дзя­цей, спад­чы­на іх адыш­ла да сяст­ры Аудоц­ці (каля 1500—58), уда­вы Б. М.Храптовіча.тры сыны кня­зя Іва­на Гор­ска­га памер­лі ў пер­шай пало­ве XVI ст. без нашчад­каў. Спад­чын­ні­цай іх ула­дан­няў (у тым ліку і част­кі Гор­скай волас­ці з Чуры­лаві­ча­мі) ста­ла адзі­ная сяст­ра Аўдоц­ця — жон­ка пана Хра­б­то­ві­ча. Пас­ля яе смер­ці маён­так пад­ля­гаў роў­на­му пад­зе­лу паміж яе сынам і дач­кой у якас­ці «мацярын­ска­га». На прак­ты­цы, аднак, дач­ка Аўдоц­ці Баг­да­на са сваім мужам Ані­ке­ем Гар­на­ста­ем выку­пілі ў яе бра­та Пят­ра Хра­б­то­ві­ча яго долю маёнт­ка, аб’яд­наў­шы яе такім чынам са сва­ёй доляй [Wolff J. Kniaziowie ... S. 137–138; Аддзел рука­пі­саў біб­ліят­экі Ака­д­эміі навук Літ­вы, ф. 1, спр. 164, л. 1.].

М., Бог­дан Мар­ти­но­вич Хреб­то­вич. Дети: Петр, Бог­да­на (за Ани­ке­ем Горностаем).

102/53. КНЖ. МАРИ­НА ИВА­НОВ­НА ДУДАКОВСКАЯ

кнж. (1520?) помещ. 1Д:Ив.Вас. ДУДА. ГОРСКИЙ

103/54. КН. ФЁДОР ДМИТ­РИ­Е­ВИЧ БУР­НЕВ­СКИЙ ГОР­СКИЙ (о.1480‑о.1540)

кн. Гор­ский ад маёнт­ка Бур­не­ука пад Друц­кам назы­вай­ся кн. Бур­не­ускім. Вало­дау так­са­ма маёнт­кам Ара­ва, быужа­на­ты з далё­кай сва­яч­кай кня­зёу­най Ган­най Андр­эе­у­най Друц­кай-Прых­аб­скай. Фёдар Дзміт­ры­евіч так­са­ма меў сяст­ру, але, паколь­кі ў яго засталі­ся два сыны, маён­так ады­шоў у спад­чы­ну да іх, сяст­ра ж атры­ма­ла гра­шо­вы пасаг. Пры пад­зе­ле паміж сына­мі Фёда­ра доля ў Горах цал­кам адыш­ла да малод­ша­га, Абра­га­ма. Яго брат Рыгор атры­маў на кошт сва­ёй долі іншыя маёнт­кі. Под­твер­жде­ние запи­сан­но­го кня­зем Федо­ром Гор­ским на цер­ковь Св. Нико­лая в Орше еже­год­но­го взно­са трех пудов меда, сде­лан­ное доче­рью его Алек­сан­дрой, быв­шей в заму­же­стве за Львом Ив. Рос­ким [руко­пись] : спи­сок. — [Б. м.], 1522.

Сфра­ги­стич­ні пам’ятки:
Іл. З н а к: в поли печа­ти крест, ниж­ний конец кото­ро­го раз­де­лен на длин­ные «усы», загну-тые вверх и в сто­ро­ны, с кре­ста­ми на кон­цах, над­пись по краю печа­ти: «ПЕЧА(ть) ФЕДО­РА ДМНТРЕЕВНЧА».
П е ч а т ь: № 2, меж­стра­нич­ная кусто­дия, Ø 25 мм, сохран­ность хорошая.
П у б л и к а ц и я: Одно­ро­жен­ко О. Русь­кі королівсь­кі, гос­по­дарсь­кі та князівсь­кі печат­ки ХІІІ–ХVI ст. С. 72, 228. № 87, с оши­боч­ной леген­дой и рисун­ком (см. рис. 11.8).

Ж., Анна (?-ок.1543),дочь кн. Андрея Кон­стан­ти­но­ви­ча Друцкого-Прихабского

104/54. КНЖ. МАРИЯ ДМИТРИЕВНА

М., Федор Михай­ло­вич Подбипята.

12/5. ДМИТ­РИЙ ЮРЬЕ­ВИЧ ПУТЯ­ТИЧ ДРУЦ­КИЙ ТОЛО­ЧИН­СКИЙ (1508,1533)

сын, веро­ят­но, Юрия Михай­ло­ви­ча Толо­чин­ско­го. При­пи­сан мос­ков­ски­ми родо­слов­ца­ми к роду Андрея Ива­но­ви­ча Кин­ды­ре­ви­ча. Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние вари­а­тив­ность в весь­ма крат­ком родо­сло­вии кня­зей Друц­ких. Так, в рос­пи­си, опуб­ли­ко­ван­ной в 10 томе ВОИДР гово­рит­ся: «Князь Васи­лей, да Князь Бог­дан, да Андрей Дмит­ри­е­ви­чи, а Дмит­рий Друц­кой Юрье­вич, Друц­кие при­е­ха­ли из Лит­вы слу­жи­ти к Вели­ко­му Кня­зю Васи­лью Ива­но­ви­чу всея Русии». Про род­ствен­ные свя­зи Дмит­рия Юрье­ви­ча с бра­тья­ми Дмит­ри­е­ви­ча­ми здесь ниче­го не гово­рит­ся, кро­ме того, обра­ща­ет на себя вни­ма­ние явно встав­ной харак­тер запи­си его име­ни. А вот в РК по спис­ку Обо­лен­ско­го, опуб­ли­ко­ван­ной в ПИРСС, в рос­пи­си кня­зей Друц­ких бра­тья Васи­лий, Бог­дан и Андрей при­пи­са­ны в сыно­вья все тому же Дмит­рию Юрье­ви­чу. При том, что Дмит­рий Юрье­вич упо­ми­на­ет­ся в раз­ря­дах в 1531–33 г., а его яко­бы внук, Алек­сандр Васи­лье­вич — уже в 1526/27 г. Ско­рее все­го князь Дмит­рий Юрье­вич Друц­кий про­ис­хо­дил из Путя­ти­чей и муж­ско­го потом­ства не имел. 210

полк.воев.(1532,1533) б/​д перей­дя вме­сте со сво­и­ми дядья­ми в 1508 г. на служ­бу из Лит­вы в Моск­ву, был в 1524 г. тре­тьим вое­во­дой на Угре. В 1531 г. был одним из вое­вод в вой­сках, рас­по­ло­жен­ных в Сер­пу­хо­ве. В 1533 г. — вое­во­да левой руки в пол­ках, сто­яв­ших у Тулы. В том же году был направ­лен из Колом­ны за реку для раз­вед­ки о поло­же­нии войск царей Сафа-Гирея и Исла­ма, в 1533 г. при наше­ствии Сафа-Гирея он всту­пил с ними в сра­же­ние, часть побил, а часть, захва­чен­ных в плен, доста­вил в Москву.

— до 1508 года нахо­дил­ся на поль­ской служ­бе, был при­вер­жен­цем кня­зей Глин­ских, а после отъ­ез­да послед­них в Моск­ву и сам в 1508 году отъ­е­хал к Москве вме­сте со сво­и­ми дядя­ми, кня­зья­ми Андре­ем, Бог­да­ном и Васи­ли­ем Димит­ри­е­ви­ча­ми. Здесь он начал слу­жить мос­ков­ским инте­ре­сам, по пре­иму­ще­ству участ­вуя в похо­дах про­тив крым­ских татар: в 1531 году он был вое­во­дой на Угре, в 1532 году нахо­дил­ся на Двине, в 1533 году был вое­во­дой в Туле и отсю­да был послан за Оку про­тив татар, в 1534 году так­же совер­шал поход про­тив крым­цев, опу­сто­шав­ших в этом году рус­ские обла­сти, раз­бил их и про­гнал обрат­но 211.

113/57. КН. ВАСИ­ЛИЙ ЮРЬЕ­ВИЧ ТОЛОЧИНСКИЙ

Пер­шы раз Васіль зга­да­ны ў адпра­ве гас­па­да­ра ўжо 8 люта­га 1509 г.: «Кн(я)зю Васи­лью Толочын­ско­му 15 копъ гро­шеи тамъ жо (з вин доро­гиц­кихъ)» Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 8 (1499–1514). Užrašzymų knyga 8. P. 412. Гэта зна­чы­ць, што Васіль нарад­зіў­ся не паз­ней за 1496 г. зга­да­ны ў попі­се 1528 г.

27 мая 1536 г. «замокъ наш Гомеи со въсимъ» король Сигиз­мунд Ста­рый пожа­ло­вал уже «до живо­та» в дер­жа­ние кня­зю Васи­лию Юрье­ви­чу Толо­чин­ско­му.212 Реше­ние о пере­да­че Гомья кня­зю было при­ня­то бла­го­да­ря его вер­ной служ­бе и по жела­нию панов рад. В. Ю. Толо­чин­ский полу­чал дохо­ды от Гомья и все­го, что к нему отно­си­лось, в том же объ­е­ме, каким обла­дал князь Семен Ива­но­вич Можай­ский при коро­ле Кази­ми­ре (речь не шла о пра­вах удель­но­го пра­ви­те­ля). Прав­да, и в дан­ном слу­чае гро­шо­вая, медо­вая, боб­ро­вая и кунич­ная дани долж­ны были оста­вать­ся гос­по­да­рю, и, вооб­ще, по фор­му­ля­ру гра­мо­ты не замет­но осо­бых отли­чий в усло­ви­ях рас­по­ря­же­ния Гомьем от тех, кото­рые полу­чил А. А. Кошир­ский. Инте­рес­но, что в слу­чае с кня­зем Васи­ли­ем к ана­ло­гич­ной фра­зе обе­их гра­мот («мает … тотъ замок нашъ Гомеи дер­жа­ти и на немъ ся ряди­ти и спра­во­ва­ти з доб­рымъ а пожи­точъ­нымъ нашимъ г(о)с(по)д(а)ръскимъ») при­пи­са­но: «и без объ­тя­женъя под­да­ных нашых тамош­них».213 Кро­ме того, судя по тек­сту пер­во­го при­ви­лея, гомей­ские под­дан­ные не были избав­ле­ны после пере­хо­да под власть ВКЛ от вне­се­ния тра­ди­ци­он­ных плат гос­по­да­рю. А в 1536 г. обна­ру­жи­лось, что «тыи пла­ты и пожит­ки» они нач­нут давать толь­ко после того, как прой­дут те годы, на кото­рые их «выз­во­ли­ли». При этом дер­жав­ца мог брать спол­на все «дохо­ды и пожитъ­ки», что ему пола­га­лись «под­ле дав­но­го обы­чаю»214

Види­мо, после заня­тия Гомья эко­но­ми­че­ское поло­же­ние горо­да и воло­сти было опре­де­ле­но не сра­зу. К тому же свою роль сыг­ра­ли зло­упо­треб­ле­ния пер­во­го намест­ни­ка. В свя­зи с этим на какое-то вре­мя (на 10 лет) гос­по­дарь посту­пил­ся сво­и­ми инте­ре­са­ми в поль­зу вос­ста­нов­ле­ния края и сохра­не­ния лояль­но­сти его насе­ле­ния. Одна­ко дея­тель­ность ново­го намест­ни­ка не мог­ла спо­соб­ство­вать эко­но­ми­че­ско­му росту и фор­ми­ро­ва­нию поло­жи­тель­но­го отно­ше­ния насе­ле­ния к вла­сти ВКЛ. Из пись­ма коро­ля Сигиз­мун­да Ста­ро­го вилен­ско­му вое­во­де, канц­ле­ру пану Оль­брах­ту Мар­ти­но­ви­чу Гаштоль­ду, от 18 июня 1537 г. узна­ем о широ­ко­мас­штаб­ных зло­упо­треб­ле­ни­ях кня­зя В. Ю. Толо­чин­ско­го, кото­рые тот успел совер­шить за год с неболь­шим сво­е­го управ­ле­ния в Гомье.215 В под­чи­нен­ных зем­лях князь Васи­лий ста­рал­ся не задер­жи­вать­ся, а уез­жал «з Гомя до име­ней сво­их»216, чего соглас­но обя­зан­но­стям дер­жав­цы ни в коем слу­чае не дол­жен был делать. Преж­де все­го новый дер­жав­ца, веро­ят­но, в пер­вые же дни сво­е­го при­ез­да в Гомей ото­брал у при­шед­ших к нему мещан гра­мо­ты, осво­бож­дав­шие жите­лей воло­сти от гро­шо­вой, медо­вой, боб­ро­вой и кунич­ной даней, под­вод, сереб­щиз­ны и дру­гих плат и повин­но­стей на 10 лет (оче­вид­но, пред­на­зна­чен­ных гос­по­да­рю), а так­же от работ на замок (кро­ме совсем мел­ких) на 1 год.217 В тот же год дер­жав­ца стал тре­бо­вать выпол­не­ния раз­лич­но­го рода работ, на неко­то­рые из кото­рых мещане вынуж­де­ны были нани­мать людей. Так, уста­нов­ка еза (пере­го­ро­да часто­ко­лом рус­ла реки) сто­и­ла им 30 коп гро­шей, построй­ка грид­ни и стай­ни, соот­вет­ствен­но, 5 руб­лей и 4 копы гро­шей218 Князь при­сво­ил боб­ро­вые бере­га и озе­ра, а так­же 100 битых боб­ров, отнял «отчиз­ныи» борт­ные зем­ли, из_​за чего их вла­дель­цы «проч оттол пошли».219 А когда князь Васи­лий «в объ­ез­де ездил и дан(ь) и тиву­но­въщи­ну з них брал» (то есть соби­рал по воло­сти тра­ди­ци­он­ные побо­ры) было отня­то 12 коп гро­шей и меда прес­но­го на 10 коп гро­шей, из_​за чего «семъ сел людей от того для вели­ко­го объ­тя­же­ня прочъ пошло».220 Неслы­хан­ным ново­вве­де­ни­ем было тре­бо­ва­ние поста­вок сена, кото­ро­го «тамош­ние» люди нако­си­ли 500 возов «и незнос­ную тяж­кость в том приняли».(!Национальный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21, л. 187.)) Тяже­лые усло­вия были созда­ны для при­ез­жа­ю­щих в Гомей с зер­ном («зъбо­жем») и «з ыншы­ми реч­ми» куп­цов (гостей). Для них были вве­де­ны высо­кие тор­го­вые пошли­ны («мыта вели­кие»), и в ито­ге они попро­сту пере­ста­ли ездить в Гомей, а жите­ли ста­ли испы­ты­вать недо­ста­ток в «жив­но­стях».221

И тогда к коро­лю и вели­ко­му кня­зю было отря­же­но несколь­ко чело­век с жало­бой на дер­жав­цу. Но по доро­ге их пере­ня­ли, поби­ли, огра­би­ли и поса­ди­ли в вежу, отняв 16 коп гро­шей и 20 боб­ров (кото­рые, оче­вид­но, были взя­ты с собой) и воз­ло­жив вину аж на 200 коп гро­шей.222 Узнав об этом от дру­гих чело­бит­чи­ков, но не желая при­ни­мать поспеш­но­го реше­ния, Сигиз­мунд отпра­вил в Гомей дво­ря­ни­на Ива­на Гри­го­рье­ви­ча, целя­ми поезд­ки кото­ро­го был сбор све­де­ний о «крив­дах и тяж­ко­стях и гра­бе­жох» дер­жав­цы и содей­ствие воз­вра­ще­нию отня­тых денег и вещей и глав­ное — «выз­во­ле­ных» гра­мот.223 Послед­ней сво­ей цели коро­лев­ский дво­ря­нин не добил­ся и даже еще более усу­гу­бил ситу­а­цию, так как князь Васи­лий не толь­ки ниче­го не отдал, но еще и пой­мал жен и детей сидя­щих в заклю­че­нии чело­бит­чи­ков и потре­бо­вал с них допол­ни­тель­но 120 коп гро­шей. В то же вре­мя вер­нул­ся ко дво­ру Иван Гри­го­рье­вич со спис­ком («реи­с­тром») дел дер­жав­цы, а так­же подо­спе­ло и вто­рое посоль­ство от мещан и волост­ных людей.224

Король наме­ре­вал­ся было «тот замок н(а)шъ зъ рукъ его (кня­зя Васи­лия. — В. Тему­шев) взя­ти и инъ­шо­го дер­жав­цу хто бы ся нам на то год­ный бы видел там посла­ти», одна­ко, согла­су­ясь с волей панов рад и мне­ни­ем вилен­ско­го вое­во­ды, решил пока оста­вить преж­не­го дер­жав­цу. При этом Сигиз­мунд ука­зал Гаштоль­ду на то, что «тот замокъ за вели­кимъ накла­дом къ рукамъ н(а)шимъ при­шол», а дер­жав­ца, невни­ма­тель­но отне­сясь к гос­по­дар­ско­му иму­ще­ству («на реч н(а)шу г(оспо)д(а)ръскую и зем­скую бач­но­сти не маеть»), начал разо­рять людей, отби­рать их зем­ли и гра­мо­ты, при­вле­кать к зам­ко­вой рабо­те, хотя сто­и­ло подо­ждать год, и гомель­ские люди долж­ны были эти рабо­ты выпол­нить «вод­ле слушног(о) обы­чаю». При этом сам король, забо­тясь о насе­ле­нии при­гра­нич­ной зоны, что­бы оно опра­ви­лось и попол­ни­лось новы­ми приш­лы­ми людь­ми, на 10 лет отка­зал­ся от всех плат в свою поль­зу («мы сами им фолк­гу­ю­чи вси пла­ты н(а)шы до деся­ти год отпу­сти­ли»).225 Конеч­но же, под управ­ле­ни­ем кня­зя Васи­лия люди, кото­рых доволь­но мно­го оста­лось в воло­сти после воен­ных дей­ствий, не толь­ко не опра­ви­лись, но и пошли прочь. Из уст коро­ля и вели­ко­го кня­зя Сигиз­мун­да Ста­ро­го про­зву­ча­ло поуче­ние, пред­на­зна­чен­ное дер­жав­це: «Сам он могъ бы тому розу­ме­ти, иж тот замок на укра­ине есть, а к людемъ укра­ин­нымъ тре­ба ся лас­ка­ве захо­ва­ти и не годить­ся им ни в чомъ объ­тя­же­ня чини­ти. Ниж­ли коли бы ся они запо­мог­ли и доб­ре там укгрун­то­ва­ли, мог бы тымъ намъ г(оспо)д(а)ру пожи­ток при­вла­щы­ти исо­бе теж зна­ю­чи по часу пожи­токъ з них мети».226 Что­бы испра­вить поло­же­ние, сло­жив­ше­е­ся в Гомей­ской воло­сти, туда был направ­лен дво­ря­нин коро­ле­вы Боны Мар­тин Пац­от­ков­ский. Так­же вилен­ский вое­во­да обя­зы­вал­ся «дать нау­ку» кня­зю Васи­лию, кото­рый дол­жен был впредь быть даль­но­вид­нее, отка­зать­ся от зло­упо­треб­ле­ний («упе­род леп­шую бач­ность на нас г(оспо)д(а)ря и на реч зем­скую мелъ, ослушне а радне на томъ спра­во­вал и тако­во­го объ­тя­же­ня людем тамош­нимъ укра­ин­нымъ не делал»), отдать гра­мо­ты «на выз­во­лене даней и пла­товъ», ото­бран­ное воз­вра­тить, за постро­ен­ные «хоро­мы» запла­тить и боль­ше их не делать, жен с порук осво­бо­дить и «вин» с них не брать, зем­ли и озе­ра вер­нуть. По всем этим делам дер­жав­ца отчи­ты­вал­ся перед дво­ря­ни­ном коро­ле­вы Боны.227

Фак­ти­че­ски дея­тель­ность кня­зя Васи­лия была постав­ле­на под пря­мой кон­троль со сто­ро­ны коро­лев­ско­го пред­ста­ви­те­ля. Но, кро­ме того, еще два дей­ствия, в общем-то огра­ни­чен­но­го в сво­их воз­мож­но­стях коро­ля Сигиз­мун­да, мог­ли в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни уме­рить про­из­вол гомей­ско­го наместника–державцы. В каче­стве осо­бой при­ви­ле­гии Гомей­ской воло­сти для ее насе­ле­ния было сохра­не­но пра­во само­сто­я­тель­но изби­рать стар­ца — гла­ву общин­ной орга­ни­за­ции.228 («А што ся доты­четъ стар­ца, хто бы мел стар­че­ство у той воло­сти заве­да­ти, ино кото­ро­го ч(е)л(о)в(е)ка волост на стар­чень­ство выбе­ретъ, тот нехай стар­цомъ у них будетъ».229) Таким обра­зом, из рук дер­жав­цы изы­мал­ся кон­троль (через сво­е­го став­лен­ни­ка) за жиз­не­де­я­тель­но­стью общи­ны. Оста­вив на месте не справ­ляв­ше­го­ся со сво­и­ми обя­зан­но­стя­ми уряд­ни­ка, король обес­пе­чил свое­об­раз­ную гаран­тию от даль­ней­ших его зло­упо­треб­ле­ний. За воз­мож­ные «шко­ды» Гоме­лю, при­чи­нен­ные кня­зем Васи­ли­ем, дол­жен был отве­чать вилен­ский вое­во­да Оль­брахт Гаштольд. («И того б(о)же не дай, если збытъ­ки а неслуш­ною спра­вою его мел оный замок н(а)шъ, кото­рый за нема­лым накла­домъ нам ся достал куя­кой шко­де прий­ти, мы того все­го хочемъ на тво­ей м(и)л(о)сти смотрети»).Национальный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21., л. 188 об.—189.))

Как дол­го еще оста­вал­ся гомей­ским дер­жав­цей князь В. Ю. Толо­чин­ский, ска­зать труд­но, одна­ко 13 фев­ра­ля 1538 г. он как буд­то полу­чил дру­гой уряд — оршан­ско­го (рош­ско­го) дер­жав­цы. К тому вре­ме­ни преж­ний дер­жав­ца князь Федор Ива­но­вич Жослав­ский нахо­дил­ся при смер­ти и не мог испол­нять свои обя­зан­но­сти. Он дал знать о сво­ем состо­я­нии кня­зю Васи­лию, что­бы тот хода­тай­ство­вал о полу­че­нии его долж­но­сти. Паны рада и сами виде­ли, что укра­ин­ный замок Орша (Рша) тре­бу­ет «дер­жав­цы чуи­но­го и справъно­го», а узнав, что Толо­чин­ский готов занять эту долж­ность, ста­ли про­сить о ней коро­ля.230 Так, невзи­рая на преды­ду­щую дея­тель­ность, князь Васи­лий полу­чил в дер­жа­ние еще и Оршу. В ней он был обя­зан «верне а спра­вед­ли­ве нам (коро­лю. — В. Тему­шев) слу­жы­ти и к под­да­ным нашымъ тамо­шъ­нимъ без ихъ обтяжъ­ли­во­сти захо­ва­ти».231 Князь полу­чал те же функ­ции, пра­ва и дохо­ды, что и преды­ду­щие дер­жав­цы. Что каса­ет­ся Гомья, то король наме­ре­вал­ся «его по тому в дер­жа­нье дати, кому будь воля наша г(о)с(по)д(а)ръская».232 Оче­вид­но, город Васи­лий Толо­чин­ский дол­жен был оста­вить. Одна­ко еще в авгу­сте 1538 г., то есть спу­стя более чем пол­го­да, он по преж­не­му вос­при­ни­мал­ся как гомей­ский дер­жав­ца. 20 авгу­ста 1538 г. король и вели­кий князь Сигиз­мунд I Ста­рый отпра­вил Васи­лию Юрье­ви­чу Толо­чин­ско­му гра­мо­ту, в кото­рой заявил об оче­ред­ных про­ступ­ках кня­зя и даже о назре­ва­нии сре­ди гомей­ских пуш­ка­рей заго­во­ра, гро­зив­ше­го воз­вра­ще­ни­ем зам­ка под мос­ков­скую власть.233

Как ста­ло извест­но коро­лю от пана вилен­ско­го, наи­выс­ше­го гет­ма­на Юрия Мико­ла­е­ви­ча Рад­зи­вил­ла, князь Васи­лий полу­чил день­ги, что­бы нанять роту в сто коней, но это­го не сде­лал и при­том стал жить в вой­ске, «про­ба­чив­ши тот замок наш укра­ин­ны, кото­рый завж­ды того потре­бу­ет, абы дер­жав­цы нигде с него не з(ъ)ежал».234 В то же вре­мя из-за «непиль­но­сти» дер­жав­цы неко­то­рые гомей­ские пуш­ка­ри заду­ма­ли «здра­ду», ста­ли соби­рать­ся и сове­щать­ся со ста­ро­дуб­ца­ми, и преж­де все­го, с каким-то ста­ро­дуб­ским попом. В свя­зи со всем этим король «под вели­кою неми­ло­стью» при­ка­зы­вал, что­бы князь В. Ю. Толо­чин­ский день­ги пану вилен­ско­му «з рук сво­их здал», а сам «днем и ночью на тот замок н(а)шъ ехал», разо­брал­ся с заго­вор­щи­ка­ми и нака­зал их. В Гомей долж­ны были быть набра­ны дру­гие пуш­ка­ри. Сигиз­мунд наста­и­вал, что­бы впредь князь «с того зам­ка н(а)ш(о)го нико­ли не зъеж­чал а обец­ны на нем меш­кал и послуг г(оспо)д(а)рских там пилен был» 235 Таким обра­зом, ста­но­вит­ся ясно, что в то вре­мя дру­го­го дер­жа­ния князь Васи­лий Толо­чин­ский не имел, да и не мог иметь, так как дол­жен был посто­ян­но нахо­дить­ся в одном месте. Но все же зимой-вес­ной 1538/39 г. было при­ня­то окон­ча­тель­ное реше­ние о пере­во­де кня­зя в Оршу. Вес­ной 1539 г. В. Ю. Толо­чин­ский нахо­дил­ся в Орше. При этом, соглас­но коро­лев­ско­му при­ви­лею от 30 апре­ля 1539 г. на дер­жа­ние зам­ка Орши «до жыво­та», князь не выслал коро­лю ана­ло­гич­ную гра­мо­ту на дер­жа­ние зам­ка Гомей­ско­го, то есть, по сути, наме­ре­вал­ся им по-преж­не­му управ­лять. Сво­им новым рас­по­ря­же­ни­ем король анну­ли­ро­вал при­ви­лей Толо­чин­ско­го на Гомей, а так­же обо­зна­чил неко­то­рые новые усло­вия управ­ле­ния кня­зя в Орше. Дер­жав­ца обя­зан был «сво­имъ накла­домъ и люд­ми сво­и­ми» вос­ста­но­вить и обес­пе­чить замок («доб­ре заро­би­ти и его спра­ви­ти такъ, яко того есть потъ­ре­ба»). В про­тив­ном слу­чае князь лишал­ся долж­но­сти.236 Судя по все­му, Толо­чин­ский выпол­нил рас­по­ря­же­ние коро­ля, так как оста­вал­ся оршан­ским дер­жав­цей до 1546 г., когда и умер.237

Полу­че­ние сыном Юрия Шишов­ско­го Васи­ли­ем в наслед­ство после кня­зя Ива­на Васи­лье­ви­ча Крас­но­го части име­ния Коха­но­во и Худо­во 238, ско­рее все­го, под­толк­ну­ло Васи­лия Юрье­ви­ча к пере­но­су глав­ной рези­ден­ции в Толо­чин. Таким обра­зом, к нача­лу 40‑х годов XVI в. Васи­лий Юрье­вич Толо­чин­ский скон­цен­три­ро­вал в сво­их руках одно из наи­бо­лее круп­ных Друц­ких зем­ле­вла­де­ний. Так, он полу­чил от отца часть Друц­ка, Толо­чин, Басею, Шишо­во, Юрко­во, Горы, Вере­ни­цу, двор в Полоц­ком зам­ке напро­тив собо­ра свя­той Софии, двор в ниж­нем горо­де в Витеб­ске. К этим вла­де­ни­ям при­ба­ви­лась часть от дво­ю­род­но­го деда Васи­лия – Дмит­рия Путя­ти­ча: замок, двор и место Ста­ро­се­лье, дво­ры Рад­ча и Лес­ная, а так­же наслед­ство после Васи­лия Крас­но­го – часть зам­ка и места Друцк, часть име­ний Коха­но­во и Худо­во 239.

У 1544 г. ён за­пі­саў жон­цы 1/3 сва­іх ма­ён­т­каў, ся­род якіх Та­ла­чын, Рад­ча, Ляс­ная, част­ка Друц­ка і да­ні­ны. Ён па­мер у 1546 г. 240. У сва­ім та­ста­мен­це Ва­сіль ад­даў у апе­ку жон­ку ві­лен­ска­му ва­я­во­дзе Яну Гля­бо­ві­чу. Апош­ні не заў­сё­ды мог аба­ра­няць яе ін­та­рэ­сы, та­му за­га­даў рош­ска­му га­рад­ні­ча­ му Ра­ма­ну Бу­ра­му слу­жыць Ма­рыі, а пры не­аб­ход­нас­ці ра­зам з яго дуб­ро­вен­скім на­мес­ні­кам прад­стаў­ляць яе ін­та­рэ­сы ў су­дзе (1547) 241. Ён вы­сту­паў ад яе імя ў спра­ве з За­фе­яй Ку­ле­шоў­най, уда­вой па кня­ зю Баг­да­не Друц­кі­м‑Лю­бец­кім, з‑за та­го, што яна гвал­тоў­на ад­ня­ла Му­раў­ніц­кую зям­лю, па­а­ра­ла ме­жы. Суд пры­няў ра­шэн­не па­кі­нуць спра­ву да паў­на­лец­ця дзя­цей Дру­ц­ка­­га-Лю­­бе­ц­ка­­га (1547) 242.

Фе­дзя Заслав­ская ра­зам з сы­нам Ан­д­рэ­ем скар­дзі­лі­ся на сяст­ру Ма­рыю з‑за па­зы­ каў яе пер­ша­га му­жа В. Та­лачын­ска­га, страт з‑за пад­да­ных на су­му 547 коп лі­тоў­скіх гро­шаў. Суд пры­няў ра­шэн­не аб кам­пен­са­цыі страт (1551). Пас­ля смер­ці ся­стры Фе­дзі яе ма­ё­масць Ло­шы­ца, Пры­лу­кі, ва­коль­ны Пры­лу­чак, Ка­чын, дан­ні­кі і ага­род­ні­кі ў Жы­лі­чах на Ру­сі і інш. па­дзя­лі­лі Та­мі­ла і Ма­рыя са сва­і­мі су­жэн­ца­мі (1557) 243.

Сфра­ги­стич­ні пам’ятки:
Іл. Пячат­ка «рош­ска­га» ста­ро­сты кня­зя Васі­ля Юр’евіча Тала­чын­ска­га (1538— 1546), све­дак і пяча­тар у Гера­нё­нах у 1539/1540 г. (індыкт 13) застаў­на­га ліста Лаўры­на Пятро­ві­ча Луш­чы­ка 244. Даг­этуль яго герб быў вядо­мы толь­кі па пуб­ліка­цыі няя­кас­на­га адбіт­ка пячат­кі на даку­мен­це 1535/1536 гг. (індыкт 9), якую зра­біў Ана­толь Цітоў 245. На яе пад­ста­ве, Шалан­да ў свой час прый­шлі да памыл­ко­вай выс­но­вы, што выто­кі гер­ба­вай выя­вы кня­зя Васі­ля Тала­чын­ска­га паход­зілі ад гер­ба кня­зя Іва­на Пуця­ты 246. Трэ­ба, аднак, прызна­ць, што паміж імі не было нія­кай сувязі. Тым не менш, выка­ры­станне ў асно­ве гер­ба кня­зя Васі­ля Тала­чын­ска­га менавіта кры­жо­ва­га тыпу зна­каў кня­зёў Друц­кіх, пац­вяр­джа­ец­ца яго аршан-скай ста­рас­цін­с­кай пячат­кай 1539/1540 гг.: на тар­чы доў­гі крыж з раш­ч­эп­ле­ны­мі кан­ца­мі, аба­пал яго паклад­зе­ны папар­на чаты­ры паў­ме­ся­цы рага­мі да сябе, над тар­чай іні­цы­ял: «Вас(илей)» 247. На сён­ня гэта самы ран­ні пра­та­тып рода­ва­га гер­ба «Друцк», якім паз­ней кары­сталі­ся амаль ўсе гене­а­ла­гіч­ныя галі­ны кня­зёў Друц­кіх 248.
Публ.: Аляк­сей Шаланда.Гербы аршан­с­кай шлях­ты ў ХVI–ХVIII стст.

∞, КНЖ. МАРИЯ БОГ­ДА­НОВ­НА ЗАСЛАВСКАЯ.

Дже­ре­ло: Тему­шев В. Н. Гомей­ская зем­ля в пер­вые годы после воз­вра­ще­ния в состав Вели­ко­го кня­же­ства Литовского
(1535—1560 гг.) / В. Н. Тему­шев // Пра­цы гіста­рыч­на­га факульт­эта БДУ: навук. зб. Вып. 6 / рэд­кал.: У. К.
Кор­шук (адк. рэд.) [і інш.]. — Мінск: БДУ, 2011. — С. 96–108.

114/57. КНЖ. ЛЮД­МИ­ЛА ЮРЬЕВ­НА ТОЛОЧИНСКАЯ

Сё­стры Ва­сі­ля Люд­мі­ла і На­стас­ся Та­ла­чын­скія з цяж­кас­цю па­дзя­ лі­лі спад­чы­ну па бра­це (1549). А ў 1551 г. спра­ва раз­бі­ра­ла­ся пе­рад вя­лі­кім кня­зем лі­тоў­скім. Люд­мі­ла і На­стас­ся пат­ра­ба­ва­лі ад М. Зас­ лаў­скай вы­лу­чыць ім па­саг! Па­вод­ле су­до­ва­га ра­шэн­ня яна ім ні­чо­га не па­він­на вы­да­ваць з ма­ё­мас­ці, але ў 1555 г. пра­цэс ад­на­віў­ся 102. Важ­ ную ро­лю ў вы­ра­шэн­ні гэ­тай праб­ле­мы адыг­раў муж М. Зас­лаў­скай пад­скар­бі ВКЛ Іван Гар­на­стай. У сва­ім ліс­це да вя­лі­ка­га кня­зя лі­тоў­ ска­га Жы­гі­мон­та Аў­гу­ста з ве­дан­нем за­ка­на­даў­ства і звы­ча­яў ар­гу­ мен­та­ваў, што яго жон­ка не мае аба­вяз­каў ад­нос­на сяс­цёр: абедз­ве бы­ лі двой­чы за­му­жам і ат­ры­ма­лі ад баць­кі і бра­та вып­ра­ву; ня­ма та­ко­га звы­чаю, каб жон­ка бра­та вы­да­ва­ла за­муж яго сяс­цёр, ка­лі яны трэ­ці раз за­муж за­хо­чуць вый­с­ці; не вы­лу­чаць па­са­гі сёст­рам даз­ва­ляе пра­ ва даў­ні­ны. Ак­ра­мя та­го, пас­ля В. Та­ла­чын­ска­га не за­ста­ло­ся вя­лі­кіх ба­гац­цяў. Ма­рыя па­ха­ва­ла му­жа за свой кошт. За па­саг ёй бы­ло за­пі­ са­на ве­на, якое яна не па­він­на ні­ко­му ад­да­ваць. У кан­цы да­ку­мен­та бы­ла пры­пі­ска, што спра­ва вы­ра­шы­ла­ся на ка­рысць жон­кі103. Па­ра­лель­на быў дру­гі кан­ф­лікт па­між сёст­ра­мі Люд­мі­лай і На­стас­ сяй, да яко­га ме­лі да­чы­нен­не Гар­на­стаі. Пас­ля смер­ці бра­та Ва­сі­ля его са­мо­го и жо­ны его такъ и ска­тер­ти, руч­ни­ки, про­сти­ри и клю­чи от скри­ни жо­ны его (...)”.

115/57. КНЖ. НАСТА­СИЯ ЮРЬЕВ­НА ТОЛОЧИНСКАЯ

116/60. КН. ВАСИ­ЛИЙ РОМА­НО­ВИЧ ВИДИ­НИЦ­КИЙ И ЛЮБЕЦКИЙ

Коро­лев­ский при­двор­ный. Име­но­вал­ся так­же кня­зем Види­ниц­ким. Умер бездетным.

117/60. КН. ДМИТ­РИЙ РОМА­НО­ВИЧ ВИДИ­НИЦ­КИЙ И ЛЮБЕЦ­КИЙ (?-✞1558)

Коро­лев­ский при­двор­ный, полу­чив в 1533 г. име­ние Види­ни­цы, име­но­вал­ся обыч­но кня­зем Види­ниц­ким. В 1548 г. судил­ся с кня­зем Гри­го­ри­ем Под­бе­рез­ским за пра­во на часть горо­да Друц­ка, при­над­ле­жав­шую умер­ше­му без­дет­ным кня­зю Семе­ну Ямон­то­ви­чу Под­бе­рез­ско­му. Ліст кара­ля Жыгі­мон­та Ста­ро­га, склад­зе­ны ў Кра­ка­ве 3 (13 н. ст.) сакавіка 1532 г. Гэтым даку­мен­там кароль вяр­таў Хвой­нікі, Аст­рагля­давічы і Нава­сёл­кі зяцю С. Пала­зо­ві­ча кня­зю Дзміт­рыю Рама­наві­чу Від­эніц­ка­му (Любецкаму).Калі ў 1558 г. князь Дзміт­рый памёр, яго жон­ка пані Фен­на Пала­зоў­на запі­са­ла маёнт­кі на імя сына Богу­ша Любец­ка­га, але той пакі­нуў свет жывых беспатомным.

Ціка­вую інфар­ма­цыю ў імкнен­ні адстой­ван­ня прын­цыпу выка­нан­ня аба­вяз­каў на дзяр­жа­ву гас­па­дар­скі­мі пад­да­ны­мі сумес­на з пры­ват­наўлас­ніц­кі­мі падае судо­вы раз­гляд спра­вы ў 1541 год­зе паміж кня­зем Дзміт­ры­ем Від­зініц­кім, яго жон­кай і іх пасын­ка­мі, сына­мі нябож­чы­ка кня­зя Іва­на Сен­ска­га, з адна­го боку, і з мяш­ча­на­мі і валаш­ча­на­мі рэчыц­кі­мі – з дру­го­га. Зем­леўла­даль­нікі мелі гас­па­дар­скае вызва­ленне ад выка­нан­ня сваі­мі пад­да­ны­мі роз­ных павін­на­сцяў разам з усѐй Рэчыц­кай волас­цю. Аднак і мяс­цо­выя валас­ная і гарад­ская ўла­ды тры­малі на руках гас­па­дар­скія гра­ма­ты з пацвер­джан­нем аба­вяз­ку выка­нан­ня рэчыц­кі­мі зем­леўла­даль­ні­ка­мі ўсіх павін­на­сцяў і служ­баў разам з астат­няй волас­цю. Таму мяс­цо­выя ўла­ды лічы­лі сябе пра­ва­моц­ны­мі дзей­ні­ча­ць вель­мі рашу­ча і жорст­ка. За адмо­ву люд­зей кня­зя Від­зі­нец­ка­га несці сумес­ныя аба­вяз­кі да іх пры­мя­ня­лі пабоі, забіралі ў іх жыў­на­сць, зня­воль­валі стар­ца і асоб­ных пад­да­ных кня­зя з сяла Калод­чыц­ка­га, спа­га­ня­лі гро­шы і пра­дук­ты хар­ча­ван­ня. Акра­мя таго, пад­да­ныя кня­зя Від­зі­нец­ка­га пры­му­шалі­ся да ўдзе­лу ў рамонт­на-будаўнічых рабо­тах над­зяр­жаў­ных ума­ца­ван­нях. Так, на іх уск­ла­д­ваў­ся аба­вя­зак пас­ла­ць трох чала­век да Гоме­ля і выда­ць на іх яшчэ 6 коп гро­шаў, а да Кіе­ва – 4 чала­век і 10 коп гро­шаў. Уліч­ва­ю­чы скла­да­на­сць спра­вы, яна была адклад­зе­ная да раз­гля­ду самім гас­па­да­ром [Литовь­ска Мет­ри­ка. Кн. 561. Ревізії українсь­ких зам­ків 1545 року / В. Кра­вчен­ко. – Київ, 2005. – 598 с, р. 120 – 122]. На дад­зе­ны момант не ўда­ло­ся высвет­лі­ць, чым завяр­шы­ла­ся ў рэш­це гэтая судо­вая справа

Ж., Фен­на Семе­нов­на Полозовна

118/60. КН. БОГ­ДАН РОМА­НО­ВИЧ ВИДИНИЦКИЙ

— князь Види­ниц­кий; коро­лев­ский при­двор­ный. Как и бра­тья име­но­вал­ся кня­зем Види­ниц­ким. Женил­ся на бога­той наслед­ни­це Софии Довой­нян­ке и поло­жил нача­ло вет­ви рода,жившей в Лит­ве. Праз шлюб Баг­да­на Рама­наві­ча Любец­ка­га з літоўс­кай панен­кай Соф’яй Давой­най да яго нашчад­каў перай­шоў у 1530‑я гг. так­са­ма маён­так Лунін у Пін­скім паве­це (сучас­ны Луні­нец­кі раён).

Ж., София Янов­на Довойна

119/60. КН. ЯНУШ РОМА­НО­ВИЧ ВИДИ­НИЦ­КИЙ И ЛЮБЕЦ­КИЙ (?-1542)

120/60. КН. ИВАН РОМА­НО­ВИЧ ВИДИ­НИЦ­КИЙ, ЛЮБЕЦ­КИЙ И ДРУЦКИЙ

Нам заста­ло­ся рас­па­вес­ці пра тую част­ку друц­кіх ула­дан­няў, якая з сама­га пачат­ку нале­жа­ла нашчад­кам Гры­го­рыя Сямё­наві­ча – кня­зям Від­зініц­кім. Сяд­зі­бай, ад якой паход­зі­ць іх про­звіч­ша, быў маён­так Від­зінічы (Відунічы) на поўнач ад Друц­ка. Апра­ча таго, ім нале­жаў маён­так Зага­роддзе на паў­ноч­ны захад ад Друц­ка [1]. У 1562 г. пры­га­д­ва­юц­ца паселіш­чы, што “пры­слу­халі” да яго: сусед­нія Гасты­нічы, Коца­вічы, Лоў­не­ва, Мура­ванічы, Лаўры­нічы, а так­са­ма больш адда­ле­ны Кія­вец ля верх­ня­га цяч­эн­ня ракі Бобр [2]. Паколь­кі за іх князь Іван Рама­навіч Любец­кі суд­зіў­ся з пана­мі Гар­на­ста­я­мі – на той час ула­даль­ні­ка­мі спад­чы­ны Васі­ля Тала­чын­ска­га, мож­на мер­ка­ва­ць, што зем­лі Зага­роддзя зна­ход­зілі­ся сумес­на ці церас­па­лос­на з зем­ля­мі маёнт­ка Талачын.
Вынікі гэта­га пра­ц­э­су фік­суе інвен­тар Друц­ка­га зам­ка, склад­зе­ны каля 1560 г. [3]. Ён апі­свае част­кі зам­ка­вых ума­ца­ван­няў (вежы і гарод­ні), пад­т­ры­манне якіх было ўсклад­зе­на на пад­да­ных з пэў­ных частак коліш­ня­га Друц­ка­га княст­ва. Наступ­ныя шэс­ць гарод­няў і “дом у сцяне паміж гарод­ня­мі” скла­далі “част­ку кня­зёў Любец­кіх з паней Хар­лін­с­каю” і адно­сілі­ся да маёнт­каў Від­зінічы і Зага­роддзе. На той час яны нале­жалі сумес­на кня­зю Іва­ну Рама­наві­чу Любец­ка­му-Відуніц­ка­му, яго пля­мен­ні­кам Богу­шу Дзміт­ры­еві­чу і Яну­шу Баг­да­наві­чу, а так­са­ма сяст­ры апош­ня­га Ганне Баг­да­наўне, жон­цы поль­ска­га шлях­ці­ча Міка­лая Хар­лін­ска­га. Да іх пры­ля­га­ла “част­ка кня­зёў Сакалін­скіх усіх удзель­нікаў гарод­ні чаты­ры і вежа споль­ная ўездная”.

Ж. 1‑я, кнж. Оле­на Сол­та­нов­на Сокольская.

Ж. 2‑я, кнж. Анна Бог­да­нов­на Заслав­ская, дочь Бог­да­на Ива­но­ви­ча Заслав­ский, кня­зя и Агра­фе­ны Ива­нов­ны Заславской.

Ж. 3‑я, Аппо­ло­ния Krzywiec h. Ostoja

[1] НГАБ. Ф. КМФ-18. Спр. 249. Арк. 280 – 282.
[2] Гэта выні­кае з таго, што адну дага­вор­ную гра­ма­ту Вітаўт пад­пі­саў у 1406 г. пад час зна­ход­жан­ня “в нашем двор­це в Копус­се”. Гл.: Полоц­кие гра­мо­ты / Сост. А. Л. Хорош­ке­вич. – М., 1977. Вып. 1. С. 108 – 113.
[3] Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy ... S. 370.

121/60. КНЖ. АННА РОМА­НОВ­НА ЛЮБЕЦ­КАЯ (1546,1571)

В июле 1565 года супру­га Нико­лая Ости­ка княж­на Ган­на Любец­кая, отве­чая на вызов её в суд, бра­тья­ми мужа: ста­ро­стой Брац­лав­ским Юри­ем и дво­ря­ни­ном гос­по­дар­ским Гри­го­ри­ем Юрье­ви­чем Ости­ка­ми, кото­рые её обви­ни­ли в том, что она яко­бы была повин­на в смер­ти мужа и в том, что она заклю­чи­ла с ним нечест­ное согла­ше­ние и в том, что она без их ведо­ма похо­ро­ни­ла. Она же обви­ни­ла их в напа­де­нии на усадь­бу Ковар­ско, уни­что­же­нии вла­де­ний, достав­ших­ся её доче­ри Ганне Михай­ловне супру­ге кня­зя Льва Сан­гуш­ко­ви­ча Кошир­ско­го. В 1566 князь Лев Сан­гуш­ко­вич был обви­нён супру­гой ста­ро­сты Рум­борк­ско­го и Крев­ско­го Нико­лая Ости­ка Ган­ной княж­ной Любец­кой в том, что он забрал из ящи­ка, где хра­ни­лись день­ги, 3000 чер­во­ных золо­тых и 3014 золо­тых в виде драгоценностей.

В 1570 году князь Лев Алек­сан­дро­вич Сан­гуш­ко­вич Кошир­ский про­дал Оста­фию Воло­ви­чу каш­те­ля­ну Трок­ско­му, под­канц­ле­ру и пр. за 1400 коп денег поло­ви­ну уса­деб Жиро­ви­чи в Дрест­ском пове­те и ули­цу мещан в Бре­сте, отпи­сан­ных ему в веч­ное вла­де­ние его женой Анной Нико­ла­ев­ной Остик, вла­дев­шей всем этим по пра­ву отчи­ны; и зало­жен­ное Воло­ви­чу, её мате­рью Анной Любец­кой супру­гой Пав­ла Соко­лин­ско­го под­ко­мо­рия Витеб­ско­го. В усадь­бе Каа­мень 23 декаб­ря 1571 года Лев Алек­сан­дро­вич Сан­гуш­ко­вич князь Кошир­ский напи­сал заве­ща­ние; в нём он напи­сал, что усадь­бу Любич, кото­рую он полу­чил в при­дан­ное за женой, он при­ка­зы­вал воз­вра­тить сво­ей тёще Анна Рома­новне княжне Любецкой.

М. 1‑й, Мат­вей Дубровский.

М. 2‑й, М. Леварт.

М. 3‑й, АНДРЕЙ НЕПРЖЕЦКИЙ

М. 4‑й, 1546 Мико­лай Юрье­вич Остик, тож вона не рані­ше 1547 р. наро­ди­ла від ньо­го доч­ку Ган­ну Мико­лаїв­ну, яка в 1564 р., тоб­то у 16−17 років, фігу­рує як дру­жи­на кня­зя Лева Олек­сан­дро­ви­ча Сангушка-Кошерського .

~ кн. ПАВЕЛ ЮРЬЕ­ВИЧ СОКОЛИНСКИЙ.

Сумнівні персони

КН. АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ

Вклад­ная запись Андрея Дани­ло­ви­ча на полоц­ком еван­ге­лии на его вот­чин­ное сельцо.

1. ПСРЛ, т. 2, 1908, стб. 692; т. 7, 1856, с. 105; т. 25, 1949, с. 98[↩]
2. Насевіч, В. Л. Друц­кае княст­ва і князі Друц­кія / В. Л. Насевіч // Друцк ста­ра­жыт­ны: да 1000-годдзя ўзнік­нен­ня гора­да. – Мінск : Бел­Эн, 2000. – С. 49–76, с. 61–62[↩]
3. Kojałowicz, W. W. Herbarz rycerstwa W.X. Litewskiego tak zwany Compendium / W. W. Kojałowicz. – Kraków, 1897, s. 45[↩]
4. Herbarz polski Kaspra Niesieckiego. – Lipsk, 1839. – t. III, s. 409[↩]
5. Дол­го­ру­ков, П. В. Рос­сий­ская родо­слов­ная кни­га / П. В. Дол­го­ру­ков. – СПб., 1854. – ч. 1, с. 130–133[↩]
6. Пет­ров, П. Н. Исто­рия родов рус­ско­го дво­рян­ства. – СПб., 1886. – Т. 1., т. 1, с. 45–50.[↩]
7. Boniecki, A. Poczet rodów szlacheckich w Wielkiem Księstwie Litewskiem w XV i XVI wieku / A. Boniecki. – Warszawa, 1887, s. 50–51[↩]
8. Wolff, J. Kniaziowie litewsko-ruscy od końca czternastego wieku / J. Wolff. – Warszawa, 1895, s. 135–149[↩]
9. Насевіч, В. Л. Друц­кае княст­ва і князі Друц­кія / В. Л. Насевіч // Друцк ста­ра­жыт­ны: да 1000-годдзя ўзнік­нен­ня гора­да. – Мінск : Бел­Эн, 2000. – С. 49–76., с. 49[↩]
10. Boniecki, A. Herbarz polski / A. Boniecki. – Warszawa, 1902. – s. 39[↩]
11. Gumowski, M. Pieczęcie książąt litewskich / M. Gumowski // Atheneum Wileńskie. – Wilno, 1930. – R. VII. – z. 3–4, s. 698–699, 704, 716, tabl. ІХ, Nr 68–69, 71[↩]
12. Puzyna, J. O pochodzeniu kniazia Fedka Nieświzkiego. Nieświzscy i Zbarazscy w świetle badań sfragistyczno-heraldycznych / J. Puzyna // Miesięcznik Heraldyczny. – Lwów, 1911. – r. IV, nr 5–6, s. 78–80; Kuczyński, S. M. Dymitr Olgierdowicz Starszy. Dymitr Olgierdowicz Młodszy / S. M. Kuczyński // Polski słownik biograficzny. – Kraków, 1946. – T. VI/1. – Zesz. 26. – S. 57–58.[↩]
13. Tęgowski, J. Kilka uwag do genealogii Giedyminowiczów / J. Tęgowski // Studia żródłoznawcze. – 1997. – T. 36. – s. 113–115; Tęgowski, J. Pierwsze pokolenia Giedyminowiczów / J. Tęgowski. – Poznań ; Wrocław : wyd. Hist., 1999, s. 74–80[↩]
14. Яко­вен­ко, Н. Н. Пер­со­наль­ный состав кня­же­ской про­слой­ки Волы­ни и Цен­траль­ной Укра­и­ны кон­ца XIV – сере­ди­ны XVII в. : Кня­зья в све­те зако­нов и тра­ди­ций / Н. Н. Яко­вен­ко // Исто­ри­че­ская гене­а­ло­гия. – Ека­те­рин­бург, 1993. – Вып. 1. c. 51, схе­ма II; Яко­вен­ко, Н. Українсь­ка шлях­та з кін­ця XIV – до сере­ди­ни XVII століт­тя : Волинь і Цен­траль­на Украї­на / Н. Яко­вен­ко. – Київ : Кри­ти­ка, 2008., с. 320, 322–323[↩]
15. Алек­сан­дров, Д. Н. Борь­ба за Полоцк меж­ду Лит­вой и Русью в XII–XVI веках / Д. Н. Алек­сан­дров, Д. М. Воло­ди­хин. – М., 1994., с. 25–28[↩]
16. Вой­то­вич, Л. Кня­жа доба на Русі. Порт­ре­ти еліти / Л. Вой­то­вич. – Біла Церк­ва, 2006. – С. 296–304, с. 296–304[↩]
17. Насевіч, В. Л. Род кня­зёў Друц­кіх у гісто­рыі Вяліка­га княст­ва Літоўска­га (XIV–XVI стст.) / В. Л. Насевіч // Ста­рон­кі гісто­рыі Бела­русі / М. М. Кры­валь­ц­э­віч [і інш.] ; рэд­кал.: М. П. Кас­ц­юк, М. В. Біч, Г. В. Шты­хаў. – Мінск, 1992. – С. 83–104., с. 83–104; Насевіч, В. Л. Друц­кае княст­ва і князі Друц­кія / В. Л. Насевіч // Друцк ста­ра­жыт­ны: да 1000-годдзя ўзнік­нен­ня гора­да. – Мінск : Бел­Эн, 2000. – с. 49–76[↩]
18. Варонін, В. Друц­кія князі XIV ста­годдзя // Бела­рус­кі гіста­рыч­ны агляд. – Менск, 2002. – Т. 9. – с. 3–30[↩]
19. Варонін, В. Друц­кія князі XIV ста­годдзя // Бела­рус­кі гіста­рыч­ны агляд. – Менск, 2002. – Т. 9. –с. 29–30[↩]
20. Древ­ний помян­ник … , 1892, кн. VI, с. 31.[↩]
21. Gumovski M. Pieczęcie Książąt Litewskich // Ateneum Wileński. 1930. Roczn. 7. Zesz. 3 – 4. S. 15 – 16, 33, tab. IX: 68, 69, 71.[↩]
22. Алек­се­ев Л. В. Полоц­кая зем­ля — М., 1966. Мал. 34:2.[↩]
23. Мар­за­люк І. Магілёў у ХІІ – XVII ста­годдзях. – Мн., 1998. С. 20; мал. 26:4.[↩]
24. Tęgowski, 1999, s. 78; Варонін, 2002, т. 9, с. 26[↩]
25. Gumowski, 1930, r. VII, z. 3–4, s. 698–699, tabl. IX, nr 68; Одно­ро­жен­ко, 2009б, с. 73, 229, № 92[↩]
26. Древ­ний помян­ник Киево–Печерской лав­ры (кон­ца XV и нача­ла XVI сто­ле­тия) // Чте­ния в Исто­ри­че­ском обще­стве Несто­ра лето­пис­ца (далей — ЧИОНЛ). 1892. Кн. 6. При­ло­же­ние. С. IX; Wolff J. Senatorowie i dygnitarze Wielkiego Księstwa Litewskiego 1386—1795. Kraków, 1885. S.[↩]
27. Симео­нов­ская лето­пись // ПСРЛ. — М., 2007. — Т. 18. С. 92–93.[↩]
28. Духов­ные и дого­вор­ные гра­мо­ты вели­ких и удель­ных кня­зей XIV–XVI вв. — М.; Л., 1950. — № 3. — С. 14.[↩]
29. Рогож­ский лето­пи­сец // ПСРЛ. — М., 2000. — Т. 15. — Стб. 47.[↩]
30. ВКЛ. Энцы­кла­пе­дыя. — Минск, 2007. — Т. 1. — С. 600.[↩]
31. ПСРЛ. Т. 18. С. 188; Т. 15. С. 431; Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 297), Тор­жок, Любуцк, Дмит­ров и Пере­я­с­лавль (ПСРЛ. Т. 35. С. 120[↩]
32. ПСРЛ. Т. 15. С. 431[↩]
33. ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. С. 100[↩]
34. LECUB. Bd. 2. № 1041. S. 772–773; Chartularium. 2003. № 81 P. 302; Лiц­кевiч. 2010б. С. 104–106[↩]
35. SRP. Bd. 2. S. 104[↩]
36. SRP. Bd. 2. S. 105, 107–108, 111–112[↩]
37. см.: СК XIV в. Вып. 1. С. 330–331[↩]
38. Древ­ний помян­ник. 1892. С. 31[↩]
39. Полоц­кие гра­мо­ты XIII — нача­ла XVI вв. Вып. 1. Москва, 1977. № 6. С. 44. Вып. 3. Москва, 1980. С. 149.[↩]
40. ПСРЛ, 1980, т. 35, с. 71, 89, 101, 137, 159, 185, 206, 228[↩]
41. Кузь­мин, А. В. Опыт ком­мен­та­рия к актам Полоц­кой зем­ли вто­рой поло­ви­ны XIII — нача¬ла XV в. / А. В. Кузь­мин // Древ­няя Русь. Вопро­сы меди­е­ви­сти­ки. — 2007. — № 4(30). — С. 50—68., c. 54, 66[↩]
42. ПСРЛ, 1980, т. 35, с. 71, 89, 101, 137, 159, 185, 206, 228[↩]
43. Acta unii Polski z Litwą. 1385 – 1791 / Wyd. S. Kutrzeba i W. Semkowicz. – Kraków, 1932. ПСРЛ. Т. 32. М., 1975. С. 149.[↩]
44. CEV. № 13, 101. P. 3–4, 31–32; подроб­нее см.: Кузь­мин. 2007б. С. 50–63[↩]
45. ДРВ. Ч. 6. С. 452[↩]
46. Skarbiec dyplomatów. T. 1. № 576. S. 279.[↩]
47. Korzon T. Dzieje wojen i wojskowości w Polsce. T. 1. 5. 118.[↩]
48. ПСРЛ.Т. 35. C. 283. Л. 2–2 o6.; Tęgowski J. Pierwsze pokolenia Giedyminowiczów. S. 220, 222.[↩]
49. ПСРЛ. СПб., 1889. Т. 16. Стб. 145; Т. 11. С. 174.[↩]
50. ПСРЛ.Т.4.Ч.1. С.386. Л. 255–255 об.; Т. 6. Вып.1. Стб. 517.Л. 440 об.; Т.25. С.229. Л. 321; Т. 35. С.52. Л.57, С.73. Л.37; С.139. Л.84 об.; С.161. Л.263; С. 187 (с. 316) и др.[↩]
51. Зотов Р. В. О чер­ни­гов­ских кня­зьях по Любец­ко­му сино­ди­ку. С. 145; Wolff J. Ród Gedimina. S. 153; Лин­ни­чен­ко И. А. Запись ХV в. // Архео­ло­ги­че­ские изве­стия и замет­ки, изда­ва­е­мые имп. Мос­ков­ским Архео­ло­ги­че­ским обще­ством. M., 1895. T. 3. Ne 12. C. 423; Насевіч В. Род кня­зеу Друц­кіх у гісторьі Вяліка­га княст­ва Літо­уска­га (ХТУ-ХУ стст.) // Ста­рон­кі г1сторыі Беларусі/​Рэд­кал. М.П. Кас­ц­юк, М.В. В, Г. В. Шты­хау. Мінск, 1992. С. 89–90; Tęgowski J. Pierwsze pokolenia Giedyminowiczów. S. 106 и пр.[↩]
52. ПСРЛ. T. 4. Ч. 1. C. 386. Л. 255—255 об.; T. 6. Вып. 1. Cт. 517. Л. 440 об.; T. 25. C. 229. Л. 321.[↩]
53. Lietuviśkoji tarybinе enciklopedija. Vilnius, 1978. Т.3. 5. 125; Лит­ва: Крат­кая энцикл. Виль­нюc, 1989. S. 238; Tęgowski J. Pierwsze pokolenia Giedyminowiczów. S. 74—78, 98, 106; Куч­кин B. A. Дого­вор­ные гра­мо­ты мос­ков­ских кня­зей ХIV в.: внеш­не­по­ли­ти­че­ские дого­во­ры. С.95, 111, 127, 131–132, 136, 151, 154; Гурья­нов А. В. Мос­ков­ско-литов­ский дого­вор 1372 г. С. 112–114 и др.[↩]
54. Dokumenty. 2004. S. 11; BCz. Dok. perg. № 374; Кузь­мин. 2007б. С. 68. Прил. 2[↩]
55. Хору­жен­ко. 2014. С. 125[↩]
56. Шалан­да. 2014. С. 320; см. так­же в насто­я­щем изда­нии: Т. 1. Табл. V. № 23, 24; о Гри­го­рии Друц­ком см. ком­мен­та­рий к № 66[↩]
57. Золо­тая Орда в источ­ни­ках. — М., 2003. — Т. I. — С. 440.[↩]
58. Бес­па­лов Р.А. Бит­ва коа­ли­ции фео­да­лов Верх­не­го Поочья с ханом Куй­да­да­том осе­нью 1424 года // Верх­нее Подо­нье: Архео­ло­гия. Исто­рия. — Тула, 2009. — Вып. 4. — С. 207.[↩]
59. Софий­ская пер­вая лето­пись // ПСРЛ. — М., 2000. — Т. 6. — Вып. 1. — Стб. 50–51.[↩]
60. О.Лицкевич Fontes historiae Magni Ducatus Lithuaniae; starbel​.by/​d​o​k​/​d​0​5​7​.​htm, 2010.II.26, 2010.III.19, 2018.VII.01.[↩]
61. Поле­хов С.В. Наслед­ни­ки Вито­вта. — М., 2015. — С. 579.[↩]
62. Псков­ская пер­вая лето­пись // ПСРЛ. — М., 2003. — Т. 5. — Вып. 1. — С. 43.[↩]
63. Псков­ская вто­рая лето­пись // ПСРЛ. — М., 2000. — Т. 5. — Вып. 2. — С. 44.[↩]
64. Мос­ков­ский лето­пис­ный свод кон­ца XV века // ПСРЛ. — М., 2004. — Т. 25. — С. 252.[↩]
65. Ермо­лин­ская лето­пись // ПСРЛ. — СПб., 1910. — Т. 23. — С. 149[↩]
66. Мос­ков­ский лето­пис­ный свод кон­ца XV века // ПСРЛ. — М., 2004. — Т. 25. — С. 252.[↩]
67. Лице­вой Лето­пис­ный Свод. Рус­ская лето­пис­ная исто­рия. — М., 2010. — Кн. 13. 1425–1443 гг. — С. 199.[↩]
68. Типо­граф­ская лето­пись // ПСРЛ. — М., 2000. — Т. 24. — С. 183.[↩]
69. Мос­ков­ский лето­пис­ный свод кон­ца XV века // ПСРЛ. — М., 2004. — Т. 25. — С. 252.[↩]
70. Софий­ская пер­вая лето­пись // ПСРЛ. — М., 2000. — Т. 6. — Вып. 1. — Стб. 69.[↩]
71. О.Л. Fontes historiae Magni Ducatus Lithuaniae; starbel​.by/​d​o​k​/​d​0​5​7​.​htm, 2010.II.26, 2010.III.19, 2018.VII.01.[↩]
72. Vossberg F. A. Siegel des Mitelalters von Polen, Lithauen, Schlesien, Pommern und Preussen: ein Beitrag zur Förderung diplomatischer, genealogischer, numismatischer und kunstgeschichtlicher Studien über ursprünglich slavische Teile der preussischen Monarchie. Berlin, 1854., s. 44; taf. 2418; Gumowski M. Pieczęcie ksiąžąt Litewskich // Ateneum Wileński. 1930. T. VII. Nr. 3–4. S. 684–725., tabl. IХ. № 71; Насевiч В. Л. Друц­кає княст­ва i князi Друц­кiя // Друцк ста­ра­жыт­ны: Да 1000-годдзя ўзнік­нен­ня гора­да. Минск, 2000. С. 40–76, с. 52; Сним­ки древ­них рус­ских печа­тей госу­дар­ствен­ных, царских,областных, город­ских, при­сут­ствен­ных мест и част­ных лиц. М., 1882. Вып. 1. Табл. 80. Заим­ство­ва­на из [Vossberg], опре­де­ле­на как «печать кня­зя друц­ко­го Ива­на Путя­ти­на 1423 года»[↩]
73. Ср. поря­док слов в пуб­ли­ка­ции М. Гумов­ско­го: «Путя­ти­на кня­зя Вана» [Gumowski, s. 698]; автор пред­ло­жил такой поря­док, про­чи­тав кру­го­вую леген­ду при­выч­но, с ее верх­ней точ­ки.[↩]
74. ПСРЛ. Т. 35. С. 35, 58, 77, 107; Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy. S. 7, 57.[↩]
75. Lietuvos Metrika (1380–1584) : Užrašymų knyga 1 / par. A. Baliulis, R. Firkovičius . – Vilnius, 1998. – Kn. 1.p. 87.[↩]
76. LM‑1, 1998, p. 138.[↩]
77. Joannis Długosz Senioris canonici Cracoviensis Opera omnia. — T. 13: Historiae Polonicae libri XII. — T. IV / Ed. I. Żegota Pauli, cura A. Przezdziecki. — Cracoviae: Ex typographio ephemeridum “Czas”, 1877. — 4, 733, 3 s., p. 435[↩]
78. Joannis Długosz Senioris canonici Cracoviensis Opera omnia. — T. 13: Historiae Polonicae libri XII. — T. IV / Ed. I. Żegota Pauli, cura A. Przezdziecki. — Cracoviae: Ex typographio ephemeridum “Czas”, 1877. — 4, 733, 3 s., p. 442; Regesta historicodiplomatica Ordinis S. Mariae Theutonicorum, 1198—1525 Pars I: Index Tabularii Ordinis S. Mariae Theutonicorum. Regesten zum Ordens briefarchiv. Vol. 1: 1198—1454. Hbd. 1 (1198—1432) / Bearb. von E. Joachim. Hrsg. von W. Hubatsch. — Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1948. — XVI, 392 S., № 5633; Коце­бу, А. Свит­ри­гай­ло, вели­кий князь Литов­ский, или Допол­не­ние к исто­ри­ям Литов­ской, Рос­сий­ской, Поль­ской и Прус­ской / А. Коце­бу. — СПб.: Тип. Меди­цин­ско­го Депар­та­мен­та МВД, 1835. — 12, 236, 44, 30 с., с. 92—93[↩]
79. Joannis Długosz Senioris canonici Cracoviensis Opera omnia. — T. 13: Historiae Polonicae libri XII. — T. IV / Ed. I. Żegota Pauli, cura A. Przezdziecki. — Cracoviae: Ex typographio ephemeridum “Czas”, 1877. — 4, 733, 3 s., p. 453[↩]
80. Joannis Długosz Senioris canonici Cracoviensis Opera omnia. — T. 13: Historiae Polonicae libri XII. — T. IV / Ed. I. Żegota Pauli, cura A. Przezdziecki. — Cracoviae: Ex typographio ephemeridum “Czas”, 1877. — 4, 733, 3 s., p. 452; Бучинсь­кий, Б. Кiль­ка при­чин­кiв до часiв вел. кня­зя Свит­ри­гай­ла (1430—1433) / Б. Бучинсь­кий // Запис­ки нау­ко­во­го това­ри­ства iм. Шев­чен­ка. — 1907. — Т. LXXXVI, Кн. 2. — С. 117—147., № II, с. 135—136[↩]
81. Geheimes Staatsarchiv Preussischer Kulturbesitz, BerlinDahlem (GStAPK). a. Ordensbriefarchiv (OBA). — № 5822, 5859, 5941., OBA 5941[↩]
82. GStAPK. OF 14. S. 708 = EECUB. Bd. 8. № 6454 S. 378; Nr. 649. S. 380; ПСРЛ. T. 35. C. 34, 57, 76, 107.[↩]
83. Dlugossii J. Annales. Lib. XII (1445–1461). P. 24, 46, 60).[↩]
84. Gumowski M. Pieczęcie ksiąžąt litewskich. S. 716; Одно­ро­жен­ко О. А. Русь­кі королівсь­кі, гос­по­дарсь­кі та князівсь­кі печат­ки. № 94. C. 74, 229; Он же. Гераль­ди­ка членів гос­по­дарсь­кої ради. С. 161–162; Шалан­да А. И. Гераль­ди­ка кня­зей Друц­ких. С. 321, рис. 11.5.[↩]
85. РГА­ДА. Ф. 389. On. 1. Ед. хр. 583. Л. 113[↩]
86. Полоц­кие гра­мо­ты / Сост. А. Л. Хорош­ке­вич. – М., 1977. Вып. 1. С. 114 – 118. У камен­та­ры­ях да гэтых актаў А. Л. Хараш­кевіч памыл­ко­ва звяз­вае паход­жанне кня­зёў Друц­кіх з кня­зем Сямё­нам (Лугве­нам) Аль­гер­даві­чам, які на самай спра­ве даў пач­а­так кня­зям Мсціслаўскім: там жа. — М., 1980. Вып. 3. С. 199 – 202. Любав­ский М. К. Литов­ско-рус­ский сейм. Опыт по исто­рии учре­жде­ния в свя­зи с внут­рен­ним стро­ем и внеш­ней жиз­нью госу­дар­ства. – М., 1900. С. 54 – 55, 319.Т Полоц­кие гра­мо­ты. Вып. 1. С. 130. Вып. 3. С. 204 – 205. ПСРЛ. Т.11. М.,1965. С. 239.[↩]
87. НГАБ. Ф. КМФ-18. Спр. 249. Арк. 280 – 282.[↩]
88. Любав­ский М. К. Литов­ско-Рус­ский сейм. С. 54, 69; Пашу­то В. Т., Фло­ря Б. Н., Хорош­ке­вич А. Л. Древ­не­рус­ское насле­дие и исто­ри­че­ские судь­бы восточ­но­го сла­вян­ства. С.74; Korczak L. Litewska rada wielkoksięca w XV w. 5. 96.[↩]
89. Korczak L. Litewska rada wielkoksiążęca w XV w.; Petrauskas R. Lietuvos diduomené XIV а. pabaigoje — ХV а.; Он же. Фар­ма­ванне інсть­ту­цьй­на­га два­ра вяліка­га кня­зя У Літве. С. 39–71[↩]
90. Diugossii J. Annales. Liber 10—11. P. 93.[↩]
91. Maciejewska W. Dzieje ziemi Polockiej w czasach Witołda (1385—1430) // Ateneum Wileńskie. 1932. R. 8. S$. 18; Krzyżaniakowa J., Ochmański J. Władysław II Jagiełło. S. 206.[↩]
92. СЕУ. № 472. S. 221–222.[↩]
93. Полоц­кие гра­мо­ты ХIII-нача­ла ХVI вв./ Сост.А. Л. Хорош­ке­вич; отв. ред.А. А. Зимин. М., 1977. Т. 1. №39. С. 114—117 [Совре­мен­ный спи­сок]; №40. С.117–118 [Под­лин­ник].[↩]
94. Jóźwiak Sł, Kwiatkowski Krz., Szweda A., Szybkowski S. Wojna Polski i Litwy z Zakonem krzyżackim w latach 1409—1411. S. 258. Pryzp. 89. S. 261.[↩]
95. Vitoldiana. Ne 23. S. 30–31; Skarbiec dyplomatów. T. 2. Ne 959. S. 3–4; Ochmański J. Powstanie i rozwój latyfundium biskupstwa wileńskiego (1387–1550): Ze studiów nad rozwojem wielkiej własności na Litwie i Białorusi w średniowieczu. Poznań, 1963. S. 56–57.[↩]
96. Vitoldiana. № 23. S. 30–31; Ochmański J. Powstanie i rozwój latyfundium biskupstwa wileńskiego. S. 56–57.[↩]
97. Любав­ский М. К. Литов­ско-Рус­ский сейм. С. 59; Suchocki J. Geneza litewskiej legendy etnogenetycznej. S. 28.[↩]
98. Semkowicz Wl. Przywileje Witołda dla Moniwida, starosty wileńskiego i testament jego syna Jana Moniwidowicza // Ateneum Wileńskie. 1923. R 1. №2. S.258, 260; № 4).[↩]
99. Błaszczyk Grz. Dzieje stosunków polsko-litewskich. T. 2. Cz. 1. S. 302–303.[↩]
100. Skarbiec dyplomatów. T. 2. № 985. S. 9.[↩]
101. Подроб­неє о пане Лам­бер­те Рум­боль­де Воли­мун­то­ви­че см.: Bonecki А. Poczet rodow w Wielkiem ksiestwe Litewskiem. S. 119—120, 123, 285; Semkowicz Wt. O litewskich rodach bojarskich zbratanych ze szlachta polska w Horodle roku 1413. S. 28, 31, 32, 34, 35, 36–37; Petrauskas R. Lietuvos diduomene XIV a. pabaigoje — XV a.: sudetis — struktiira — valdźia. Vilnius, 2003. P. 222—223, 286; Korczak L. Litewska rada wielkoksiążęca w XV w. Kraków, 1998. S. 85, 86, 96, 99; Пятра­ус­кас Р. Фар­ма­ванне інсты­ту­цы­на­га два­ра вяліка­га кня­зя у́ Літве (ХIV — пач­а­так ХV cт.) / ARCHE. Пач­а­так. 2009. Ne 9. C. 46, 59—60.[↩]
102. Любав­ский М. К. Литов­ско-Рус­ский сейм. С. 54, 69; Пашу­то В. Т., Фло­ря Б. Н., Хорош­ке­вич А. Л. Древ­не­рус­ское насле­дие и исто­ри­че­ские судь­бы восточ­но­го сла­вян­ства. С.74; Korczak L. Litewska rada wielkoksięca w XV w. 5. 96.[↩]
103. Korczak L. Litewska rada wielkoksiążęca w XV w.; Petrauskas R. Lietuvos diduomené XIV а. pabaigoje — ХV а.; Он же. Фар­ма­ванне інсть­ту­цьй­на­га два­ра вяліка­га кня­зя У Літве. С. 39–71[↩]
104. Diugossii J. Annales. Liber 10—11. P. 93.[↩]
105. Maciejewska W. Dzieje ziemi Polockiej w czasach Witołda (1385—1430) // Ateneum Wileńskie. 1932. R. 8. S$. 18; Krzyżaniakowa J., Ochmański J. Władysław II Jagiełło. S. 206.[↩]
106. СЕУ. № 472. S. 221–222.[↩]
107. Полоц­кие гра­мо­ты ХIII-нача­ла ХVI вв./ Сост.А. Л. Хорош­ке­вич; отв. ред.А. А. Зимин. М., 1977. Т. 1. №39. С. 114—117 [Совре­мен­ный спи­сок]; №40. С.117–118 [Под­лин­ник].[↩]
108. Jóźwiak Sł, Kwiatkowski Krz., Szweda A., Szybkowski S. Wojna Polski i Litwy z Zakonem krzyżackim w latach 1409—1411. S. 258. Pryzp. 89. S. 261.[↩]
109. Бабен­ко А. (Alexios). Сооб­ще­ние на сай­те imtw​.ru. – Рюри­ко­ви­чи, Геди­ми­но­ви­чи, Чин­ги­зи­ды или дру­гие? Зага­доч­ные кня­зья в рус­ской исто­рии. [Элек­трон­ный ресурс]] / / https://​imtw​.ru/​t​o​p​i​c​/​2​1​9​6​5​-​r​y​u​r​i​k​o​v​i​c​h​i​-​g​e​d​i​m​i​n​o​v​i​c​h​i​-​c​h​i​n​g​i​z​i​d​y​-​i​l​i​-​d​r​u​g​i​e​/​p​a​g​e​_​_​v​i​e​w​_​_​f​i​n​d​p​o​s​t​_​_​p​_​_​2​6​1​5​260[↩]
110. Симео­нов­ская лето­пись // ПСРЛ. — М., 2007. — Т. 18. — С. 209.[↩]
111. Мос­ков­ский лето­пис­ный свод кон­ца XV века // ПСРЛ. — М., 2004. — Т. 25. — С. 273[↩]
112. LM‑6. – № 530. – Р. 312 [1505].[↩]
113. LM. Kn. 6. №530. P. 312.[↩]
114. ПСРЛ. Т. 25. М.-Л., 1949. С. 232; Wolff J. Rόd Gedimina. Dodatki i poprawki do dzieł Hr. K. Stadnickiego: «Synowie Gedimina», «Olgierd i Kiejstut» i «Bracia Władysława Jagiełły». Krakόw: W drukarni Wł. L. Anczyca i Spόłki, 1886. S. 152–154.[↩]
115. ПСРЛ. Т. 25. М.-Л., 1949. С. 236; Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy… S. 550.[↩]
116. ПСРЛ. Т. 26. М.-Л., 1959. С. 182–183; О дати­ров­ке их упо­ми­на­ния в рус­ских лето­пи­сях см.: Бес­па­лов Р. А. Бит­ва коа­ли­ции фео­да­лов Верх­не­го Поочья с ханом Куй­да­да­том осе­нью 1424 года. С. 205–207.[↩]
117. ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 472; CEV. №369. S. 150; По мне­нию Я. Тен­гов­ско­го, меж­ду разо­ре­ни­ем Воро­тын­ска и бра­ком кня­зя Федо­ра Воро­тын­ско­го име­ет­ся связь (Tęgowski J. Pierwsze pokolenia Giedyminowiczów. Poznań-Wrocław: Wydawnictwo Historyczne, 1999. S. 114–115). Одна­ко по источ­ни­кам она не про­сле­жи­ва­ет­ся.[↩]
118. ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 477; ПСРЛ. Т. 25. М.-Л., 1949. С. 236.[↩]
119. Бес­па­лов Р. А. Опыт иссле­до­ва­ния «Ска­за­ния о кре­ще­нии мце­нян в 1415 году» в кон­тек­сте цер­ков­ной и поли­ти­че­ской исто­рии Верх­не­го Поочья // Вопро­сы исто­рии, куль­ту­ры и при­ро­ды Верх­не­го Поочья: Мате­ри­а­лы XIII Все­рос­сий­ской науч­ной кон­фе­рен­ции. Калу­га, 7–9 апре­ля 2009 г. Калу­га: Изд-во «Поли­граф-Информ», 2009. С. 27–34.[↩]
120. AGAD. – Archiwum Radziwiłłów. – Dz.1. – Sygn.7609. – K.1.[↩]
121. AGAD. DP. Sygn. 7609. Пер­га­мен. Ско­ро­пись. Публ.: AS. Т. 1. N,;, 135. S. 238.[↩]
122. Акты, отно­ся­щи­е­ся к исто­рии Запад­ной Рос­сии / Собр. и изд. Архео­гра­фи­че­ской комис­си­ей. (далее – АЗР) СПб., 1846. Т. I: 1340–1506. С. 71. № 58.[↩]
123. АЗР. С. 71. № 58[↩]
124. Ило­вай­ский, с. 210[↩]
125. Береж­ков, с. 118[↩]
126. АЗР. С. 107. № 88; РИБ. Т. XXVII. Стб. 445–447.[↩]
127. АЗР. С. 123. № 105.[↩]
128. РИБ. Т. XXVII. Стб. 229.[↩]
129. РИБ. Т. XXVII. Стб. 415–416, 426[↩]
130. РИБ. Т. XXVII. Стб. 239[↩]
131. LM 4. — P. 127.[↩]
132. LM 4. — P. 131–132.[↩]
133. Сбор­ник импе­ра­тор­ско­го Рус­ско­го исто­ри­че­ско­го обще­ства. — СПб., 1884. — Т. 41. — с. 85.[↩]
134. РИБ. Т. XXVII. Стб. 129[↩]
135. Lietuvos metrika. Kn. Nr. 5 (1427–1506) / Parenge Egidijus Banionis. –Vilnius, 1995. – 401 s., с. 154[↩]
136. Lietuvos metrika. Kn. Nr. 5 (1427–1506) / Parenge Egidijus Banionis. –Vilnius, 1995. – 401 s., с. 159[↩]
137. Lietuvos metrika. Kn. Nr. 5 (1427–1506) / Parenge Egidijus Banionis. –Vilnius, 1995. – 401 s., с. 162[↩]
138. Lietuvos metrika. Kn. Nr. 5 (1427–1506) / Parenge Egidijus Banionis. –Vilnius, 1995. – 401 s., с. 154, с. 162[↩]
139. Сбор­ник импе­ра­тор­ско­го Рус­ско­го исто­ри­че­ско­го обще­ства. – СПб.,1884. – Т. 41. – 843 с., с. 56[↩]
140. Дов­нар-Заполь­ский М. Ф. Литов­ские упо­мин­ки татар­ским ордам. Литов­ский скарб и татар­ские орды в 1502–1509 гг. / М. Ф. Дов­нар-Заполь­ский // Изве­стия Таври­че­ской уче­ной комис­сии. – 1898. – № 2 –Сим­фе­ро­поль. – 93 с., с. 8[↩]
141. Lietuvos metrika. Kn. Nr. 5 (1427–1506) / Parenge Egidijus Banionis. –Vilnius, 1995. – 401 s., с. 182[↩]
142. Lietuvos metrika. Kn. Nr. 5 (1427–1506) / Parenge Egidijus Banionis. –Vilnius, 1995. – 401 s., с. 223[↩]
143. Дов­нар-Заполь­ский М. Ф. Литов­ские упо­мин­ки татар­ским ордам. Литов­ский скарб и татар­ские орды в 1502–1509 гг. / М. Ф. Дов­нар-Заполь­ский // Изве­стия Таври­че­ской уче­ной комис­сии. – 1898. – № 2 –Сим­фе­ро­поль. – 93 с., с. 15[↩]
144. Lietuvos Metrika. Kn. Nr. 8 (1499–1514) / Parenge A.Baliulis, R.Firkovicus, D.Antonavicus. – Vilnius, 1995. – 708 s., с. 116[↩]
145. Акты, отно­ся­щи­е­ся к исто­рии Запад­ной Рос­сии, собран­ные и издан­ные Архео­гра­фи­че­ской комис­си­ей. – Т. 1 : 1340–1506. – 568 c, с. 173[↩]
146. Акты, отно­ся­щи­е­ся к исто­рии Запад­ной Рос­сии, собран­ные и издан­ные Архео­гра­фи­че­ской комис­си­ей. – Т. 1 : 1340–1506. – 568 c, с. 164[↩]
147. Lietuvos metrika Kn. Nr. 6 (1494–1506) / Parengė Algirdas Baliulis ; Lietuvos istorijos institutas. Vilnius: LII leidykla, 2007. – 336 s., с. 201[↩]
148. Сбор­ник импе­ра­тор­ско­го Рус­ско­го исто­ри­че­ско­го обще­ства. – СПб.,1884. – Т. 41. – 843 с., с. 85[↩]
149. Сбор­ник импе­ра­тор­ско­го Рус­ско­го исто­ри­че­ско­го обще­ства. – СПб.,1884. – Т. 41. – 843 с., с. 86[↩]
150. Українсь­кі гра­мо­ти XV ст. / Під­го­тов­ка тек­сту, вступ­на стат­тя і комен­тарі В. М. Русанівсь­ко­го. — К.: Нау­ко­ва дум­ка, 1965.[↩]
151. РИБ. Т. XXVII. Стб. 760–762[↩]
152. Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy od końca XIV wieku. — Warszawa,1895. — S. 62.[↩]
153. LM‑6. № 19. Р. 63–64 [1506][↩]
154. Ibldem. № 19. Р. 63–64 [1506].[↩]
155. Ста­ню­ко­вич А. К., Авде­ев А. Г. Неиз­вест­ные памят­ни­ки рус­ской сфра­ги­сти­ки. При­клад­ные печа­ти-мат­ри­цы XII–XVIII веков из част­ных собра­ний. М., 2007., табл. XII. № 49; с. 132–133[↩]
156. AGAD, APR, sign. 295, s. 128[↩]
157. Wollf, 1895, s. 520[↩]
158. LM‑8, 1995, p. 422[↩]
159. AGAD, APR, sign. 295a, s. 23[↩]
160. AGAD. APR, sygn. 295, s. 128; Голу­бев В.Ф., Олех­но­вич Р.А. Друц­кий хозяй­ствен­но-эко­но­ми­че­ский ком­плекс и его воен­но-поли­ти­че­ское зна­че­ние в Под­не­пров­ских зем­лях Вели­ко­го Кня­же­ства Литов­ско­го // Друцк: Друцк и Друц­кая волость (кня­же­ство) в IX–XII вв., лето­пись древ­них сло­ев, кня­зья Друц­кие и их вла­де­ния в XIII–XVIII вв., ремес­ло, про­мыс­лы, тор­гов­ля (по дан­ным архео­ло­гии, нумиз­ма­ти­ки, пись­мен­ных источ­ни­ков), памят­ни­ки архи­тек­ту­ры и объ­ек­ты туриз­ма. Минск, 2014. С. 239–241.[↩]
161. НГАБ. Ф. КМФ-18. Спр. 249. Арк. 280 – 282.[↩]
162. AGAD. APR, sygn. 295, s. 128; Голу­бев В.Ф., Олех­но­вич Р.А. Друц­кий хозяй­ствен­но-эко­но­ми­че­ский ком­плекс и его воен­но-поли­ти­че­ское зна­че­ние в Под­не­пров­ских зем­лях Вели­ко­го Кня­же­ства Литов­ско­го // Друцк: Друцк и Друц­кая волость (кня­же­ство) в IX–XII вв., лето­пись древ­них сло­ев, кня­зья Друц­кие и их вла­де­ния в XIII–XVIII вв., ремес­ло, про­мыс­лы, тор­гов­ля (по дан­ным архео­ло­гии, нумиз­ма­ти­ки, пись­мен­ных источ­ни­ков), памят­ни­ки архи­тек­ту­ры и объ­ек­ты туриз­ма. Минск, 2014. С. 239–241.[↩]
163. Wolff, J. Kniaziowie litewsko-ruscy od końca czternastego wieku. Warszawa, 1895. S.168.[↩]
164. НГАБ. Ф.694. Воп.4. Спр.1903. Стр.8[↩]
165. Wolff, J. Kniaziowie litewsko-ruscy... S.168–169.[↩]
166. Пазд­ня­коў В. Бела­рус­кая гра­ма­та XV ста­годдзя: дароў­ны ліст кня­гіні Марыі намес­ніку віцеб­ска­му Іва­ну Іль­іні­чу на сяль­цо каля ракі Дру­ць // Герольд Litherland № 19, с.118–125[↩]
167. Насевіч, В.Л. Род кня­зёў Друц­кіх у гісто­рыі Вяліка­га княст­ва Літоўска­га (XIV–XVI стст.) // Ста­рон­кі гісто­рыі Бела­русі. Мн.: Наву­ка і тэхніка, 1992. С.97.[↩]
168. ДДГ. С. 390.; ОР РГБ. Ф. 256. Собра­ние руко­пи­сей Н.П. Румян­це­ва, № 349. Л. 153–154.[↩]
169. НГАБ. Ф.694. Воп.4. Спр.1903. С.8[↩]
170. Wolff, J. Kniaziowie litewsko-ruscy... S.61; Кузь­мин, А.В. Опыт ком­мен­та­рия к актам Полоц­кой зем­ли вто­рой поло­ви­ны XIII — нача­ла XV в. // Древ­няя Русь. 2007. № 4 (30). С.68.[↩]
171. Wolff, 1895, s. 396–398[↩]
172. A. Z. R. I d. 214[↩]
173. Pułaski, Stosunki 277–278 .[↩]
174. 4 Z. 8 k . 176 od[↩]
175. Łosice 1508 Paźız. 9 (Z. 9 k . 57 d . 87[↩]
176. S. 2 k. 53.[↩]
177. A. Z. R. II d. 66.[↩]
178. Z. 9 dok. 87.[↩]
179. Akty Mińskie 75.[↩]
180. Maja 20 ind. 4 (1516 , S. 2 k. 188 odw .[↩]
181. S. 2 k. 262 odw.[↩]
182. W Grodnie Marca 13 ind. 10 (1522, S. 2 k. 268 odw.[↩]
183. Z. 24 k . 230 d. 206[↩]
184. Z. 24 k . 230 d. 206,[↩]
185. AGAD. APR, sygn. 295, s. 128; Голу­бев В.Ф., Олех­но­вич Р.А. Друц­кий хозяй­ствен­но-эко­но­ми­че­ский ком­плекс и его воен­но-поли­ти­че­ское зна­че­ние в Под­не­пров­ских зем­лях Вели­ко­го Кня­же­ства Литов­ско­го // Друцк: Друцк и Друц­кая волость (кня­же­ство) в IX–XII вв., лето­пись древ­них сло­ев, кня­зья Друц­кие и их вла­де­ния в XIII–XVIII вв., ремес­ло, про­мыс­лы, тор­гов­ля (по дан­ным архео­ло­гии, нумиз­ма­ти­ки, пись­мен­ных источ­ни­ков), памят­ни­ки архи­тек­ту­ры и объ­ек­ты туриз­ма. Минск, 2014. С. 239–241.[↩]
186. AGAD. Zb. dok. perg., sygn. 8402.[↩]
187. Родо­слов­ная кни­га в трех спис­ках, сино­даль­но­му и двух дру­гих // Вре­мен­ник Импе­ра­тор­ско­го Мос­ков­ско­го Обще­ства исто­рии и древ­но­стей Рос­сий­ских. Кн. X. Москва, 1851. С. 85.[↩]
188. Кузь­мин А.В. Опыт ком­мен­та­рия к актам Полоц­кой зем­ли вто­рой поло­ви­ны XIII – нача­ла XV в. [Ч. 2] // Древ­няя Русь: вопро­сы меди­е­ви­сти­ки. № 4 (30). Москва, 2007. С. 68.[↩]
189. Там жа. С. 68.[↩]
190. Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 8 (1499–1514). Užrašzymų knyga 8. P. 422.[↩]
191. AGAD. APR, sygn. 295, s. 503–504.[↩]
192. Кузь­мин А.В. Опыт ком­мен­та­рия... С. 68.[↩]
193. Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy od końca XIV wieku. S. 519.[↩]
194. Там жа. S. 537–540.[↩]
195. Сяр­гей Рыб­чо­нак. Бітва на Вяд­ро­шы 1500 г.: рэаль­ныя і міфіч­ныя ўдзель­нікі.[↩]
196. AGAD. APR, sygn. 295, s. 128; Голу­бев В.Ф., Олех­но­вич Р.А. Друц­кий хозяй­ствен­но-эко­но­ми­че­ский ком­плекс и его воен­но-поли­ти­че­ское зна­че­ние в Под­не­пров­ских зем­лях Вели­ко­го Кня­же­ства Литов­ско­го // Друцк: Друцк и Друц­кая волость (кня­же­ство) в IX–XII вв., лето­пись древ­них сло­ев, кня­зья Друц­кие и их вла­де­ния в XIII–XVIII вв., ремес­ло, про­мыс­лы, тор­гов­ля (по дан­ным архео­ло­гии, нумиз­ма­ти­ки, пись­мен­ных источ­ни­ков), памят­ни­ки архи­тек­ту­ры и объ­ек­ты туриз­ма. Минск, 2014. С. 239–241.[↩]
197. Сяр­гей Рыб­чо­нак. Бітва на Вяд­ро­шы 1500 г.: рэаль­ныя і міфіч­ныя ўдзель­нікі.[↩]
198. W Grodnie 1507 Listopada 26 ind . 11 (Z. 8 k. 192 od .).[↩]
199. Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 8 (1499–1514). Užrašzymų knyga 8. P. 268–269; Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy od końca XIV wieku. S. 474.[↩]
200. Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 8 (1499–1514). Užrašzymų knyga 8. P. 412.[↩]
201. Там жа. P. 409.[↩]
202. Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 8 (1499–1514). Užrašzymų knyga 8. P. 321–322; Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy od końca XIV wieku. S. 463.[↩]
203. Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy od końca XIV wieku. S. 462; Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 9 (1511–1518). Užrašzymų knyga 9. P. 195[↩]
204. Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy od końca XIV wieku. S. 462.[↩]
205. Z. 8 k . 427 odw.[↩]
206. w Krakowie Marca 7 ipd. 11 (1508, Zap. 8 k .100 ).[↩]
207. 1559 Września 4 (Z 40 k . 442[↩]
208. НПК. Т.2. С. 836; НПК. СПб., 1886. Т. 4. Ст. 102; НПК. Т. 5. Ст. 18, 21, 24.[↩]
209. Сбор­ник Рус­ско­го исто­ри­че­ско­го обще­ства. Т. 59. СПб., 1887. С. 349, 355, 382, 457, 484, 486, 531[↩]
210. Бабен­ко А. (Alexios). Сооб­ще­ние на сай­те imtw​.ru. – Рюри­ко­ви­чи, Геди­ми­но­ви­чи, Чин­ги­зи­ды или дру­гие? Зага­доч­ные кня­зья в рус­ской исто­рии. [Элек­трон­ный ресурс]] / / https://​imtw​.ru/​t​o​p​i​c​/​2​1​9​6​5​-​r​y​u​r​i​k​o​v​i​c​h​i​-​g​e​d​i​m​i​n​o​v​i​c​h​i​-​c​h​i​n​g​i​z​i​d​y​-​i​l​i​-​d​r​u​g​i​e​/​p​a​g​e​_​_​v​i​e​w​_​_​f​i​n​d​p​o​s​t​_​_​p​_​_​2​6​1​5​260[↩]
211. Спи­ри­дов: «Запис­ки о ста­ринн. служ­бах русск. бла­го­родн. родов» (Рукоп. Имп. Публ. Библ.) IX, 93. — Раз­ряд­ная кни­га, изд. Милю­ко­ва (Чте­ния Моск. Общ. Исто­рии и Древн. 1902, І), 88, 89, 90. — Полн. Собр. Русск. Летоп. IV, 67—68, V, 232, VIII, 19, 284.[↩]
212. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 19, л. 195—196; Lietuvos Metrika — Lithuanian Metrica — Литов­ская Мет­ри­ка. Kn. 19 (1535—1537) / Parengë D. Vilimas. Vilnius : Mokslo ir enciklopedijř leidykla, 2009. 362, № 149 (147), р. 158.[↩]
213. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 19., л. 69 об., 195 об.; Lietuvos Metrika — Lithuanian Metrica — Литов­ская Мет­ри­ка. Kn. 19 (1535—1537) / Parengë D. Vilimas. Vilnius : Mokslo ir enciklopedijř leidykla, 2009. 362 _, № 13, р. 66, № 149 (147), р. 158.[↩]
214. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 19., л. 195; Lietuvos Metrika — Lithuanian Metrica — Литов­ская Мет­ри­ка. Kn. 19 (1535—1537) / Parengë D. Vilimas. Vilnius : Mokslo ir enciklopedijř leidykla, 2009. 362 р., № 149 (147), р. 158[↩]
215. Дов­нар-Заполь­ский, М. В. Очер­ки по орга­ни­за­ции запад­но-рус­ско­го кре­стьян­ства в XVI веке / М. В. Дов­нар-Заполь­ский. Киев, 1905. VI, 307, 167 с., с. 33—37; Макуш­ни­ков, О. А. Гомель с древ­ней­ших вре­мен до кон­ца XVIII в.: исто­ри­ко-кра­е­вед­че­ский очерк / О. А. Макуш­ни­ков. Гомель : РУП «Центр науч­но-тех­ни­че­ской и дело­вой инфор­ма­ции», 2002. 244 с., с. 196—199; Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21., л. 186 об.—189; Памя­ць : Гістарычна_​дакументальная хроніка Вет­каўска­га раѐ­на / уклад. У. Я. Рай­скі: у 2 кн. Кн. 1. Минск : Бел­та, 1997. 376 с., с. 50—52.[↩]
216. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21., л. 187 об.[↩]
217. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21., л. 186 об.[↩]
218. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21., л. 186 об.—187.[↩]
219. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21, л. 187.[↩]
220. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21, л. 187.[↩]
221. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21., л. 187.[↩]
222. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21., л. 187.[↩]
223. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21., л. 187—187 об.[↩]
224. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21, л. 187 об.[↩]
225. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21, л. 187 об. – 188.[↩]
226. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21, л. 188.[↩]
227. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21., л. 188 об.[↩]
228. Голу­беў, В. Ф. Сель­ская абш­чы­на ў Бела­русі XVI—XVIII ст. / В. Ф. Голу­беў. Мінск :Бела­рус. наву­ка, 2008. 407 с, с. 98.[↩]
229. Наци­о­наль­ный исто­ри­че­ский архив Бела­ру­си. КМФ_18 (Ф. 389). Оп. 1. Д. 21., л. 188 об.[↩]
230. Lietuvos Metrika — Lithuanian Metrica — Литов­ская Мет­ри­ка. Kn. 20 (1536—1539) / Parengë R. Ragauskienë, D. Antanavičius. Vilnius : Lietuvos istorijos instituto leidykla, 2009. 442 р., № 94, р. 156.[↩]
231. Lietuvos Metrika — Lithuanian Metrica — Литов­ская Мет­ри­ка. Kn. 20 (1536—1539) / Parengë R. Ragauskienë, D. Antanavičius. Vilnius : Lietuvos istorijos instituto leidykla, 2009. 442 р., № 94, р. 156.[↩]
232. Lietuvos Metrika — Lithuanian Metrica — Литов­ская Мет­ри­ка. Kn. 20 (1536—1539) / Parengë R. Ragauskienë, D. Antanavičius. Vilnius : Lietuvos istorijos instituto leidykla, 2009. 442 р., № 94, р. 157.[↩]
233. Лист от коро­ля Жиги­мон­та І дер­жав­це гомей­ско­му кн. Вас. Юр. Толо­чин­ско­му // Archiwum Główny Aktów Dawnych. — Archiwum Potockich z Radzynia. Sign. 295. S. 37, л. 37.[↩]
234. Лист от коро­ля Жиги­мон­та І дер­жав­це гомей­ско­му кн. Вас. Юр. Толо­чин­ско­му // Archiwum Główny Aktów Dawnych. – Archiwum Potockich z Radzynia. Sign. 295. S. 37., л. 37.[↩]
235. Лист от коро­ля Жиги­мон­та І дер­жав­це гомей­ско­му кн. Вас. Юр. Толо­чин­ско­му // Archiwum Główny Aktów Dawnych. — Archiwum Potockich z Radzynia. Sign. 295. S. 37., л. 37.[↩]
236. Lietuvos Metrika — Lithuanian Metrica — Литов­ская Мет­ри­ка. Kn. 20 (1536—1539) / Parengë R. Ragauskienë, D. Antanavičius. Vilnius : Lietuvos istorijos instituto leidykla, 2009. 442 р.7 № 182, р. 254.[↩]
237. Boniecki, A. Poczet rodów w Wielkim Ks_​stwie Litewskim w XV i XVI wieku / A. Boniecki. Warszawa, 1887. XV, 425, XLIX s., s. 350.[↩]
238. [AGAD, APR, sign. 295a, s. 23.[↩]
239. AGAD, APR, sign. 295, s. 119[↩]
240. J. Wolff, Knia­zio­wie li­tew­sko-rus­cy od koń­ca czter­nas­te­go wie­ku..., s. 537–539;В. На­се­віч, Фе­а­даль­ныя ма­ён­т­кі і іх ула­даль­ні­кі, [у:] Па­мяць: Гіст.-да­кум. хро­ні­ка Круг­лян­ска­га р‑на, Мінск 1996, с. 92–96, 117–119.[↩]
241. AGAD, Ar­chi­wum Po­toc­kich z Ra­dzy­nia, sygn. 295, k. 103.[↩]
242. Там жа, sygn. 300.[↩]
243. AGAD, Zbiór Do­ku­men­tów Per­ga­mi­no­wych, sygn. 8665.[↩]
244. AGAD. T. zw. Metryka Litewska. Dz. IV. B. nr 24. S. 74.[↩]
245. Цітоў А. Пячат­кі ста­ра­жыт­най Бела­русі: Нары­сы сфра­гі­сты­кі. Мн., 1993. С. 57. № 6. Яго памыл­ку паўта­рыў украін­скі даслед­чык Алег Адна­ро­жан­ка. Гл.: Одно­ро­жен­ко О. Русь­кі королівсь­кі, гос­по­дарсь­кі та князівсь­кі печат­ки ХІІІ—ХVI стст. Хар­ків, 2009. С. 77, 233. № 117.[↩]
246. Друцк. Мн., 2014. С. 324; Шалан­да А. Гераль­ды­ка кня­зёў Друц­кіх у XV—XVIII ст.: ад гераль­ды­за­ва­ных зна­каў да гер­бу «Друцк».// Сфра­гі­стич­ний щоріч­ник. Вип.V. 2015. С. 306.[↩]
247. AGAD. T. zw. Metryka Litewska. Dz. IV. B. nr 24. S. 74. Пячат­ка: адбітак № 3, аваль­ная, пра­ма­кут­ная наклад­ная кустод­зея, заха­ва­на­сць доб­рая, 13х11 мм.[↩]
248. Друцк. С. 324; Шалан­да А. Гераль­ды­ка кня­зёў Друц­кіх у XV—XVIII стст. С. 306, 326; Галу­бо­віч В., Рыб­чо­нак С., Шалан­да А. Князі Друц­кія-Гор­скія ў Вялікім Княст­ве Літоўскім у ХV—ХVІІІ cтст. Мір, 2016. С. 195.[↩]