Кубенские и Заозерские

Общие сведения

ЗАОЗЕР­СКИЕ и КУБЕН­СКИЕ — кня­же­ский род, Рюри­ко­ви­чи, ветвь кня­зей Яро­слав­ских. [1]
Заозе­рьем назы­ва­лись зем­ли, нахо­див­ши­е­ся к севе­ро-восто­ку и севе­ро-запа­ду от Кубен­ско­го озе­ра. Заозе­рье полу­чил в удел Дмит­рий, чет­вер­тый сын Васи­лия Васи­лье­ви­ча Яро­слав­ско­го. Один его сын, Фёдор, уна­сле­до­вал Заозе­рье, а дру­гой, Семён, полу­чил в каче­стве при­да­но­го Кубе­ну или Кубень.

Центр Заозер­ско­го удель­но­го кня­же­ства лока­ли­зу­ет­ся вбли­зи устья р. Кубе­ны, на тер­ри­то­рии села Чир­ко­во. Соглас­но «Житию Иоаса­фа Камен­ско­го», «житие же имея бла­го­вер­ный князь Дмит­рей над рекою, зово­мую Кубе­ни­цею. Храм же име близ дво­ра, вели­ко­го муче­ни­ка Дмит­рея Селун­ско­го чюдо­твор­ца, иже и доныне есть нами видим. Весь же зово­ма Чир­ко­ва» (Про­хо­ров Г.М., 2005. Житие Иоаса­фа Камен­ско­го // Свя­ты подвиж­ни­ки и оби­те­ли Рус­ско­го Севе­ра. Усть-Шехон­ский, Тро­иц­кий, Спа­со-Камен­ный, Дио­ни­сьев Глу­шиц­кий и Алек­сан­дров Кушт­ский мона­сты­ри и их оби­те­ли. СПб. С. 56). Состав вла­де­ний Заозер­ских кня­зей опи­сан в Лето­пис­ных замет­ках о Спа­со-Камен­ном мона­сты­ре. В них гово­рит­ся, что вот­чи­ны Дмит­рия Васи­лье­ви­ча нахо­ди­лись в «Заозе­рие, бе бо удел его в Грибцо­ве сло­бо­де и на Берез­ни­ке и на Устие…» [2] Эти све­де­ния допол­ня­ют жало­ван­ные гра­мо­ты кня­зя Андрея Мень­шо­го. В одной гово­рит­ся о пожа­ло­ва­нии Спа­со-Камен­но­го мона­сты­ря дерев­ней на Корне, а в дру­гой – о вхож­де­нии в состав вла­де­ний воло­год­ско­го кня­зя Грибцо­вой Сло­бо­ды [3] О вла­де­ни­ях Дмит­рия Васи­лье­ви­ча Заозер­ско­го в Заку­шье (позд­нее Закуш­ска волость) гово­рит­ся в житии Алек­сандра Кушт­ско­го Свя­тые подвиж­ни­ки и оби­те­ли Рус­ско­го Севе­ра: Усть-Шехон­ский Тро­иц­кий, Спа­со-Камен­ный, Дио­ни­сьев Глу­шиц­кий и Алек­сан­дров Кушт­ский мона­сты­ри и их оби­та­те­ли. М., 2005. С. 282–283.)) В ито­ге полу­ча­ет­ся, что Заозер­ское кня­же­ство состо­я­ло из пяти позд­ней­ших воло­стей Воло­год­ско­го уез­да и гра­ни­чи­ло на юге с вла­де­ни­я­ми ростов­ских князей.

Кубен­ское кня­же­ство зани­ма­ло тер­ри­то­рию, нахо­див­шу­ю­ся к юго-восто­ку от озе­ра, начи­ная от устья реки Кубе­ны. Близ впа­де­ния Кубе­ны в озе­ро нахо­ди­лось посе­ле­ние, издрев­ле извест­ное как Кубен­ский Горо­док. Этот Горо­док и был, по всей види­мо­сти, цен­тром Кубен­ско­го кня­же­ства. Сей­час на его месте нахо­дит­ся посе­лок Устье. Пер­во­на­чаль­но Кубе­на нахо­ди­лась во вла­де­нии кня­зя Рома­на Васи­лье­ви­ча, а после сва­дьбы его внуч­ки Марии с Семё­ном Дмит­ри­е­ви­чем, как уже было ска­за­но, пере­шла к Заозер­ским кня­зьям в каче­стве при­да­но­го. Посколь­ку Софья Дмит­ри­ев­на Заозер­ская была заму­жем за мятеж­ным Дмит­ри­ем Шемя­кой, в 1447 г. Васи­лий II ото­брал и Заозе­рье, и Кубе­ну у их владельцев.

Воз­ник­но­ве­ние вла­де­ний яро­слав­ских кня­зей в Кубе­но-Заозер­ском крае, по-види­мо­му, объ­яс­ня­ет­ся женить­бой в 1278 году кня­зя Миха­и­ла Гле­бо­ви­ча Бело­зер­ско­го (сына пер­во­го бело­зер­ско­го кня­зя Гле­ба Василь­ко­ви­ча) на доче­ри яро­слав­ско­го кня­зя Федо­ра Рости­сла­ви­ча Чер­но­го. [4]

В XIV веке рай­он, рас­по­ло­жен­ный к югу от Кубен­ско­го озе­ра, осва­и­вал­ся вели­ки­ми кня­зья­ми Вла­ди­мир­ски­ми, про­ис­хо­див­ши­ми из Твер­ско­го, а затем Мос­ков­ско­го дома. В моно­гра­фии В. А. Куч­ки­на выска­за­но пред­по­ло­же­ние о том, что еще при Иване Кали­те мос­ков­ские вла­де­ния в рай­оне Волог­ды были рас­ши­ре­ны, что вызва­ло недо­воль­ство вели­ко­го яро­слав­ско­го кня­зя Васи­лия Давы­до­ви­ча (Гроз­ные Очи) и бело­зер­ско­го кня­зя Рома­на Михай­ло­ви­ча. [5]

Уси­ле­нию мос­ков­ско­го вли­я­ния в крае спо­соб­ство­ва­ло ран­нее про­ник­но­ве­ние сюда зем­ле­вла­де­ния мит­ро­по­ли­чьей кафед­ры. Нача­лось оно при мит­ро­по­ли­те Пет­ре. В «Ска­за­нии Паи­сия Яро­сла­во­ва о Спа­со-Камен­ном мона­сты­ре», как заме­тил Г. М. Про­хо­ров, при опи­са­нии при­хо­да Васи­лия II в 1446 году оби­тель назва­на во имя Спа­са, Пре­чи­стые Бого­ро­ди­цы и чудо­твор­ца Пет­ра. Это может ука­зы­вать на нали­чие здесь церк­ви (либо при­де­ла), посвя­щен­ной мит­ро­по­ли­ту Пет­ру, полу­чив­ше­му в 1447 году обще­рус­скую кано­ни­за­цию. Дей­стви­тель­но, опись 1670 года отме­ти­ла при­дел мит­ро­по­ли­та Пет­ра к глав­но­му мона­стыр­ско­му хра­му Спа­са-Пре­об­ра­же­ния. В той же опи­си упо­мя­ну­то несколь­ко икон с его изоб­ра­же­ни­ем, в том чис­ле «образ сто­я­щий ветох». [6]

Ретро­спек­тив­ное под­твер­жде­ние наше­му пред­по­ло­же­нию нахо­дим в жало­ван­ной гра­мо­те мит­ро­по­ли­та Дани­и­ла кре­стья­ни­ну Д. Нови­ко­ву 3 апре­ля 1527 года. Тот мог при­гла­шать на посе­ле­ние новых жиль­цов в дерев­ни Вос­кре­сен­ской тре­ти (Вон­дош­скую, Фети­ньин­скую и дру­гие), в пре­де­лах кото­рых «зби­ра­лась сло­бо­да» — тер­ри­то­рия повтор­но­го зем­ле­дель­че­ско­го осво­е­ния, посколь­ку «те ста­рые дерев­ни от меже­ни­ны поза­пу­сте­ли». Кре­стья­ни­ну запре­ща­лось какое-либо отчуж­де­ние на сто­ро­ну полу­чен­ных от мит­ро­по­ли­та земель: ни окня­жить, ни обо­ярить, ни про­дать, ни зало­жить, ни по душе дать, ведь эти зем­ли, леса и воды явля­лась извеч­ны­ми домо­вы­ми Пре­чи­стой Бого­ро­ди­цы и вели­ких чудо­твор­цев Пет­ра, Алек­сея и Ионы. [7]

Упо­ми­на­ние пер­вым мит­ро­по­ли­та Пет­ра под­твер­жда­ет наше пред­по­ло­же­ние о том, что имен­но при нем Мос­ков­ская мит­ро­по­ли­чья кафед­ра ста­ла обза­во­дить­ся зем­ля­ми в Кубе­но-Заозе­рье, и мит­ро­по­лит Дани­ил спу­стя 200 лет об этом знал. Мы видим так­же, что хозяй­ствен­ное осво­е­ние края шло дли­тель­ным и тяже­лым путем, затруд­ня­лось вся­ко­го рода «меже­ни­ной», — это и татар­ские набе­ги, и кня­же­ские усо­би­цы в пери­од фео­даль­ной вой­ны, и ост­рая поли­ти­че­ская борь­ба, и слож­ные при­род­но-кли­ма­ти­че­ские условия.

В ходе обостре­ния мос­ков­ско-нов­го­род­ских отно­ше­ний в 1397 — 1398 годах нов­го­род­цы захва­ти­ли два Бело­зер­ских город­ка, Кубен­ские воло­сти, раз­гра­бив так­же бли­жай­шие окрест­но­сти Волог­ды. Ранее все­го под кон­троль Моск­вы в Заозе­рье попа­да­ет, по-види­мо­му, волость Ухтюш­ка (к севе­ро-восто­ку от Кубен­ско­го озе­ра — по ниж­не­му тече­нию реки Уфтю­ги). Как куп­ля она упо­ми­на­ет­ся в трех духов­ных гра­мо­тах Васи­лия I с 1406/07 года. [8] Воз­мож­но, куп­ле­на она была Васи­ли­ем I у кня­зя Федо­ра Васи­лье­ви­ча Яро­слав­ско­го в пер­вые годы XV века. В древ­ней­ших сохра­нив­ших­ся пис­цо­вых кни­гах Воло­год­ско­го уез­да Ф. Ф. Липя­ти­на 1502 — 1503 годов волость Уфтю­га была отне­се­на к Вос­кре­сен­ской тре­ти, и в ней отме­че­ны две церк­ви на вели­ко­кня­же­ских зем­лях — Спа­са и Дмит­рия Стра­сто­терп­ца. [9] Поми­мо чер­ных земель, пис­цы ука­за­ли в Вос­кре­сен­ской тре­ти девять дере­вень Спа­со-Камен­но­го мона­сты­ря (не назвав их кон­крет­но), одну дерев­ню мит­ро­по­ли­чье­го Спас­ско­го мона­сты­ря на Вон­дож­ском озе­ре и мона­стырь Спаса-Преображения.

При­ве­дем фак­ты из исто­рии той части Заозе­рья, кото­рая рань­ше все­го поте­ря­ла свою само­сто­я­тель­ность и была при­со­еди­не­на к Москве. До 1446 года она при­над­ле­жа­ла млад­шей вет­ви яро­слав­ских кня­зей. В. А. Куч­кин счи­та­ет, что вла­де­ния яро­слав­ских кня­зей на Кубене близ Кубен­ско­го озе­ра фор­ми­ро­ва­лись уже в пер­вой поло­вине XIV века, но про­цесс этот оста­ет­ся неяс­ным.[10] Зем­ли, при­ле­га­ю­щие с юга к Кубен­ско­му озе­ру и к низо­вьям реки Кубе­ны на восток от озе­ра, вхо­ди­ли в уде­лы вну­ков вели­ко­го яро­слав­ско­го кня­зя Васи­лия Дави­до­ви­ча Гроз­ные Очи — Дмит­рия Васи­лье­ви­ча Заозер­ско­го и Дмит­рия Рома­но­ви­ча, дав­ше­го нача­ло кня­зьям Дее­вым. Дмит­рий Заозер­ский кня­жил при­бли­зи­тель­но в 1402 — 1436 годах, а цен­тром его уде­ла в лите­ра­ту­ре счи­та­ет­ся село Устье, неда­ле­ко от впа­де­ния реки Кубе­ны в Кубен­ское озеро.

В опуб­ли­ко­ван­ном Г. М. Про­хо­ро­вым «Житии Иоаса­фа Камен­ско­го» сооб­ща­ет­ся про­зви­ще кня­зя Дмит­рия Заозер­ско­го — Мень­шой, имя его жены — Мария, а так­же отме­ча­ет­ся, что Дио­ни­сье­во-Глу­шиц­ко­му и Алек­сан­дро-Кушт­ско­му мона­сты­рям князь Дмит­рий «села и дерев­ни пода­де мно­ги на пре­корм­ле­ние бра­тии». ((Про­хо­ров Г. М. Житие Алек­сандра Кушт­ско­го // Сло­варь книж­ни­ков и книж­но­сти Древ­ней Руси. Вып. 2. Ч. 1. Л., 1988. С. 241–242; Про­хо­ров Г. М. Ска­за­ние Паи­сия Яро­сла­во­ва о Спа­со-Камен­ном мона­сты­ре // Книж­ные цен­тры Древ­ней Руси XI —XVI вв. Раз­ные аспек­ты иссле­до­ва­ния. СПб., 1991. С. 161; Про­хо­ров Г. М. Житие Иоаса­фа Камен­ско­го // Книж­ные цен­тры Древ­ней Руси. Север­но­рус­ские мона­сты­ри. СПб., 2001. С. 332; Бело­бро­ва О. А. Житие Иоаса­фа Камен­ско­го // Сло­варь книж­ни­ков... Вып. 1. Ч. 2. С. 289–270.) Какие имен­но зем­ли Дио­ни­сье­во-Глу­шиц­кий мона­стырь полу­чил от кня­зя Дмит­рия Заозер­ско­го, труд­но ска­зать. Для это­го весь извест­ный по сот­ным и пис­цо­вым кни­гам состав мона­стыр­ской вот­чи­ны сле­ду­ет диф­фе­рен­ци­ро­вать на отдель­ные части, сло­жив­ши­е­ся в резуль­та­те пожа­ло­ва­ний мос­ков­ских, бох­тюж­ских и заозер­ских кня­зей. Это тре­бу­ет спе­ци­аль­ных изыс­ка­ний. В вот­чи­ну же Алек­сан­дро-Кушт­ско­го мона­сты­ря, судя по общей жало­ван­ной гра­мо­те царя Миха­и­ла Федо­ро­ви­ча 1623 года и пис­цо­вым кни­гам 1620‑х годов, вхо­ди­ли сель­цо Коля­би­но, ряд дере­вень на реч­ке Нею­че (совре­мен­ное назва­ние — Неюг) — Лавы, Кули­ги­на, Гор­ка, пусто­ши Спас­ская, Каб­лу­ко­ва, Соко­ло­ва, зай­ми­ще Голо­де­е­во. Рас­по­ла­га­лись они в Закушт­ской воло­сти Сям­жен­ской тре­ти Воло­год­ско­го уез­да. Неко­то­рые из них упо­мя­ну­ты в «Житии Алек­сандра Кушт­ско­го» 1575 года. [11]

Дра­ма­ти­че­ские собы­тия про­изо­шли в уде­ле кня­зя Дмит­рия Васи­лье­ви­ча Заозер­ско­го в 1435 году, когда коа­ли­ция Васи­лия II и Дмит­рия Шемя­ки боро­лась про­тив кня­зя Васи­лия Юрье­ви­ча Галиц­ко­го. После пле­не­ния на Волог­де вели­ко­кня­же­ских вое­вод князь Васи­лий Юрье­вич попы­тал­ся про­рвать­ся через Заозе­рье в Нов­го­род, одна­ко князь Дмит­рий Васи­лье­вич ему в этом вос­пре­пят­ство­вал. Был тяже­лый бой в рай­оне села Устья, в резуль­та­те кото­ро­го, как гово­рит­ся в Типо­граф­ской лето­пи­си, «мно­го же людей заозе­рян ... избье­но бысть». [12] В этой обста­нов­ке князь Васи­лий Косой взял в плен на Волоч­ке Сла­вен­ском жену кня­зя Дмит­рия Заозер­ско­го с доче­рью и сно­ха­ми, а так­же «име­ние его все взял, а князь Федор (стар­ший сын Заозер­ско­го кня­зя. — М. Ч.) утекл». В Ермо­лин­ской лето­пи­си нахо­дим рас­сказ о про­ти­во­дей­ствии кня­зя Федо­ра (тоже назван­но­го Заозер­ским) Васи­лию Косо­му: «...при­и­де на него изго­ном князь Федор Дмит­ри­е­вич Заозер­скы со мно­ги­ми люд­ми», но Косой «поби и посе­че мно­гых». [13] А. А. Зимин пола­га­ет, что в пере­да­че Ермо­лин­ской лето­пи­сью собы­тий 1435 года князь Дмит­рий Заозер­ский оши­боч­но отож­деств­лен с его сыном Федо­ром Дмит­ри­е­ви­чем. [14]

Объ­еди­не­ние Кубен­ско­го и Заозер­ско­го уде­лов для мест­ных кня­зей не име­ло боль­шо­го зна­че­ния, посколь­ку более силь­ный в то вре­мя Васи­лий II после­до­ва­тель­но ото­брал обе поло­ви­ны обра­зо­вав­ше­го­ся цело­го. Это­му спо­соб­ство­ва­ли и сама обста­нов­ка фео­даль­ной вой­ны, в кото­рую ока­за­лось втя­ну­тым Заозер­ское кня­же­ство, и вымо­роч­ность кня­же­ства в свя­зи со смер­тью без­дет­ным Андрея-Иоаса­фа. Дмит­рий Юрье­вич Шемя­ка, в отли­чие от стар­ше­го бра­та, не враж­до­вал с кня­зем Дмит­ри­ем Заозер­ским, а всту­пил с ним в союз, женив­шись (до 13 июня 1436 г.) на его доче­ри Софье.

У нас нет све­де­ний о поли­ти­че­ском поло­же­нии Кубен­ско­го Заозе­рья с 1436 по 1447 год. Рас­пад коа­ли­ции Васи­лия II и Дмит­рия Шемя­ки в после­ду­ю­щее за дого­во­ром 1436 года вре­мя уже не мог побуж­дать стар­ше­го сюзе­ре­на к защи­те прав Шемя­ки в этом рай­оне. Счи­та­ет­ся, что из-за род­ства кня­зя Дмит­рия Шемя­ки с заозер­ски­ми кня­зья­ми (через брак с Софьей Дмит­ри­ев­ной) Васи­лий и ото­брал Кубен­ское Заозе­рье у его преж­них вла­дель­цев в 1447 году.[15] Опре­де­лен­но мож­но ска­зать, что к кон­цу 1440‑х годов ника­ких прав потом­ков кня­зя Дмит­рия Заозер­ско­го (Федо­ра, Андрея, Семе­на), и тем более само­го Шемя­ки, на их Кубе­но-Заозер­ские зем­ли уже не суще­ство­ва­ло. Одна­ко поли­ти­че­ский ста­тус этой срав­ни­тель­но неболь­шой тер­ри­то­рии оста­вал­ся слож­ным. Он опре­де­лял­ся часты­ми раз­де­ла­ми и пере­де­ла­ми ее меж­ду кня­зья­ми Мос­ков­ско­го дома на про­тя­же­нии 1447— 1451 годов. В докон­ча­нии Васи­лия II с кня­зем Миха­и­лом Андре­еви­чем Верей­ско-Бело­зер­ским око­ло 19 июня 1447 года гово­рит­ся о пожа­ло­ва­нии послед­не­му в «вот­чи­ну и в удел» поло­ви­ны Заозе­рья с села­ми «и со всем тем, как было за отчи­чи за княз­ми». Мно­же­ствен­ное чис­ло («за княз­ми») ука­зы­ва­ет на лише­ние всех потом­ков кня­зя Дмит­рия Заозер­ско­го прав на преж­ние вот­чи­ны. Начал­ся их раз­дел меж­ду Васи­ли­ем II и удель­ны­ми кня­зья­ми Мос­ков­ско­го дома. Стар­ший сюзе­рен обе­щал при­дать к при­чи­та­ю­щей­ся бело­зер­ско­му кня­зю поло­вине, во-пер­вых, 100 дере­вень из сво­ей части Заозе­рья, а во-вто­рых, дать «по при­го­жу» еще сколь­ко-то дере­вень вме­сто поло­ви­ны Кубе­ны «на сей сто­роне» (?). В дого­вор­ной гра­мо­те 19 июня 1447 года допус­ка­лось даль­ней­шее рас­ши­ре­ние вла­де­ний Миха­и­ла в Заозе­рье за счет дере­вень вели­ко­кня­же­ской поло­ви­ны (кото­рая «при­шла к его отчине к Бело­озе­ру»). [16] В докон­ча­нии преду­смат­ри­ва­лось одно­вре­мен­ное опи­са­ние пис­ца­ми удель­но­го и вели­ко­го кня­зя рас­пре­де­ля­е­мых меж­ду ними вла­де­ний Кубе­но-Заозе­рья. При­ве­ден­ные, хотя и не вполне ясные нам, усло­вия докон­ча­ния сви­де­тель­ству­ют о сохра­няв­шей­ся и в 1440‑е годы дав­ней свя­зи бело­зер­ских и кубе­но-заозер­ских земель — тер­ри­то­ри­аль­ной и политической.

В науч­ной лите­ра­ту­ре дав­но обра­ти­ли вни­ма­ние на слож­ное пере­пле­те­ние в Заозе­рье раз­ных вла­дель­че­ских прав. С. В. Рож­де­ствен­ский выде­лял здесь три «слоя» госу­дар­ствен­ных отно­ше­ний: 1) вер­хов­ные пра­ва мос­ков­ско­го госу­да­ря; 2) власть удель­но­го кня­зя Миха­и­ла Андре­еви­ча; 3) госу­дар­ствен­ные тра­ди­ции ста­рых вот­чи­чей яро­слав­ских кня­зей. [17] Пола­га­ем, что С. В. Рож­де­ствен­ский в дан­ном слу­чае оши­боч­но отнес к Заозе­рью, достав­ше­му­ся в 1447 году Васи­лию II (при­над­ле­жав­ше­му до 1447 года к млад­шей вет­ви яро­слав­ских кня­зей), зна­чи­тель­ную тер­ри­то­рию к восто­ку от Кубен­ско­го озе­ра, кото­рая не была при­со­еди­не­на к Москве, дол­го еще оста­ва­лась за стар­шей лини­ей яро­слав­ских кня­зей. В. С. Шуль­гин под­чер­ки­вал, что ото­бра­ние Васи­ли­ем II Кубе­ны не затро­ну­ло прав заозер­ских кня­зей (стар­шую их ветвь?) в каче­стве част­ных соб­ствен­ни­ков, но кон­крет­но это поло­же­ние автор не рас­кры­ва­ет. [18] Труд­но­сти здесь свя­за­ны с недо­стат­ком дан­ных о судь­бах сыно­вей кня­зя Дмит­рия Заозер­ско­го — Федо­ра, Семе­на и Андрея — и невы­яс­нен­но­стью тер­ри­то­ри­аль­но­го соста­ва и гра­ниц двух неболь­ших уде­лов — Кубен­ско­го и Заозер­ско­го, а так­же вели­ко­кня­же­ской и удель­но­кня­же­ской частей в объ­еди­нен­ном и лишен­ном суве­ре­ни­те­та Кубен­ском Заозерье.

Веро­ят­но, на про­тя­же­нии 1447 — 1453 годов уста­нав­ли­вал­ся кон­троль Васи­лия над «обе­и­ми поло­ви­на­ми Кубен­ско­го Заозе­рья». Часть земель и про­мыс­ло­вых вла­де­ний, вхо­дя­щих в эту тер­ри­то­рию, может быть опре­де­ле­на на осно­ве гра­мот 1450‑х— 1470‑х годов Васи­лия II и его жены Марии Яро­слав­ны Дио­ни­сье­во-Глу­шиц­ко­му и Спа­со-Камен­но­му мона­сты­рям: это рай­он реки Пуч­кас, вклю­чая ее устье, Свя­тая Лука (залив в излу­чине Сухо­ны при ее выхо­де из Кубен­ско­го озе­ра со сто­яв­шим там Свя­то­луц­ким Николь­ским мона­стырь­ком), «дере­вень­ка на Сухоне на пере­во­зе». Под послед­ней, пола­га­ем, под­ра­зу­ме­ва­ет­ся до сих пор сохра­нив­ша­я­ся дерев­ня Шера на Сухоне, про­тив кото­рой Дио­ни­сье­во-Глу­шиц­кий мона­стырь имел исток Кабан, бога­тый рыбо­лов­ны­ми уго­дья­ми. В сот­ной 1543/44 года напро­тив Шеры назва­на дерев­ня Капу­стине на реке Сухоне, соот­вет­ству­ю­щая «Капу­сти­ну дво­ри­щу» духов­ной гра­мо­ты Дио­ни­сия Глу­шиц­ко­го 1436 года. [19]

Инфор­ма­ция неко­то­рых позе­мель­ных актов пере­кли­ка­ет­ся со све­де­ни­я­ми лите­ра­тур­ных памят­ни­ков. В «Ска­за­нии Паи­сия Яро­сла­во­ва о Спа­со-Камен­ном мона­сты­ре» гово­рит­ся, что Васи­лий II дал этой оби­те­ли село Покров­ское на Пуч­ке по сво­им пред­кам Иване Крас­ном, Дмит­рии Дон­ском, Васи­лии I, и это соот­вет­ству­ет содер­жа­нию жало­ван­ной гра­мо­ты Васи­лия II 1453— 1455 годов на пучец­кие пусто­ши. Село Пуч­ка (по церк­ви — Покров­ское) сохра­ни­лось и доныне, оно рас­по­ло­же­но неда­ле­ко от доро­ги на Кирил­лов. Отме­чен­ное сов­па­де­ние отно­сит­ся и к сооб­ще­нию в «Ска­за­нии...» о пожа­ло­ва­нии вели­кой кня­ги­ней Мари­ей Яро­слав­ной Спа­со-Камен­ной оби­те­ли Николь­ско­го Свя­то­луц­ко­го мона­сты­ря. [20] Отсут­ству­ет лишь упо­мя­ну­тая в «Ска­за­нии...» ее гра­мо­та на село Воз­дви­жен­ское в Засо­дим­ской волости.

В докон­ча­нии Васи­лия II и кня­зя Миха­и­ла Верей­ско­го от 19 июня 1447 года речь шла об усло­ви­ях выпла­ты с Заозе­рья татар­ской дани. Вслед за тра­фа­рет­ной фра­зой («Орда зна­ти и веда-ти тобе, вели­ко­му кня­зю. А мне Орда не зна­ти. А има­ти ти у мене выход по ста­рым деф­те­рем, по крест­но­му цело­ва­нью») гово­ри­лось о ста­ром поряд­ке, соглас­но кото­ро­му заозер­ские кня­зья пла­ти­ли со сво­их вот­чин выход и «во все пошли­ны и в ордын­ские про­то­ры» яро­слав­ским кня­зьям. Если бы вдруг при­шел татар­ский посол из Яро­слав­ля, то князь Миха­ил Андре­евич дол­жен был запла­тить выход яро­слав­ским кня­зьям «по ста­рине». [21] Зна­чит, опре­де­лен­ный суве­ре­ни­тет вели­ких яро­слав­ских кня­зей над поло­ви­ной быв­ше­го уде­ла кня­зя Дмит­рия Васи­лье­ви­ча, отда­ва­е­мой кня­зю Миха­и­лу Бело­зер­ско­му, в июне 1447 года еще сохра­нял­ся (на это и обра­тил в свое вре­мя вни­ма­ние С. В. Рождественский).

М. К. Любав­ский счи­тал, что князь Миха­ил Бело­зер­ский вла­дел этой частью Заозе­рья до 1450 года, когда ему вза­мен ее были даны Васи­ли­ем II дру­гие воло­сти. [22] На наш взгляд, мож­но вооб­ще усо­мнить­ся в полу­че­нии кня­зем Миха­и­лом поло­ви­ны Заозе­рья, посколь­ку в сле­ду­ю­щем по вре­ме­ни его докон­ча­нии с Васи­ли­ем II (в нача­ле июля 1447 г.) о пра­вах кня­зя Миха­и­ла на эту тер­ри­то­рию ниче­го не сооб­ща­ет­ся. [23] Дого­вор 19 июня 1447 года остал­ся про­ек­том на бумаге.

В сен­тяб­ре того же 1447 года, соглас­но докон­ча­нию Васи­лия II с ото­шед­шим от Шемя­ки кня­зем Ива­ном Андре­еви­чем Можай­ским, послед­ний полу­чил вели­ко­кня­же­скую «поло­ви­ну Заозе­рья Кубен­ских кня­зей». [24] Инте­рес­но срав­нить ста­тью о выпла­те ордын­ско­го выхо­да в близ­ких по вре­ме­ни докон­ча­ни­ях Васи­лия II с кня­зья­ми Миха­и­лом Бело­зер­ским и Ива­ном Можай­ским. Послед­ний обя­зал­ся давать вели­ко­му кня­зю с «полу-Заозе­рья» «царев вход по тому, как преж сего дава­ли Заозер­ские кня­зья яро­слав­ским». Сле­до­ва­тель­но, на отда­ва­е­мую кня­зю Ива­ну Можай­ско­му часть Заозе­рья Васи­лий II имел более пол­ные пра­ва, чем на часть, отда­ва­е­мую кня­зю Миха­и­лу Бело­зер­ско­му. Воз­мож­но, пер­вая была им при­со­еди­не­на вооб­ще рань­ше. М. К. Любав­ский счи­тал, что князь Иван Андре­евич Можай­ский вла­дел «полу-Заозе­рьем» до сво­е­го бег­ства в Лит­ву в 1454 году, одна­ко в сле­ду­ю­щем по вре­ме­ни докон­ча­нии (око­ло 31 мар­та — 6 апре­ля 1448 года) Васи­лия II с кня­зем Ива­ном Можай­ским о пра­вах послед­не­го на «полу-Заозе­рье Кубен­ских кня­зей» так­же ниче­го не гово­рит­ся. [25] А. А. Зимин пола­гал, что Васи­лий II пред­по­чел раз­де­лить бес­по­кой­ный Заозер­ский край меж­ду союз­ны­ми кня­зья­ми, неже­ли оста­вить в уде­ле у союз­но­го Шемя­ке кня­зя Дмит­рия Заозер­ско­го. [26] Вряд ли это так, посколь­ку Дмит­рия Заозер­ско­го в 1447 году в живых уже не было. Воз­мож­но, что про­ек­ты раз­де­ла Заозе­рья меж­ду Васи­ли­ем II и его удель­ны­ми роди­ча­ми так и не были осу­ществ­ле­ны в реаль­но­сти, либо пери­о­ды тако­го раз­де­ла были очень крат­ки­ми. Во вся­ком слу­чае ника­кие гра­мо­ты кня­зя Миха­и­ла Верей­ско­го и кня­зя Ива­на Можай­ско­го, кото­рые сви­де­тель­ство­ва­ли бы об их реаль­ном рас­по­ря­же­нии зем­ля­ми и насе­ле­ни­ем на их поло­ви­нах Заозе­рья, нам неизвестны.

В дого­во­ре Васи­лия II 1451 — 1456 годов с удель­ным кня­зем Васи­ли­ем Яро­сла­ви­чем Боров­ско-Сер­пу­хов­ским послед­ний брал на себя обя­за­тель­ство беречь Бело­зер­ские воло­сти за Вол­гою и пол-Заозе­рья, «что ми дал Бог бра­та наше­го кня­жю Ива­но­ву Андре­еви­ча, блю­сти и не всту­па­ти и боро­ни­ти у вели­ко­го кня­зя и его детей». [27] К нача­лу 1450‑х годов обе поло­ви­ны «Заозе­рья Кубен­ских кня­зей» (и вели­ко­кня­же­ская и удель­но­кня­же­ская) были окон­ча­тель­но сосре­до­то­че­ны в руках Васи­лия II. Соглас­но его духов­ной гра­мо­те 1461 года, млад­ше­му (девя­ти­лет­не­му) сыну Андрею Васи­лье­ви­чу Мень­шо­му доста­ва­лись «Волог­да с Кубе­ною и з Заозе­рьем со всем тем, что к Волог­де и х Кубене и к Заозе­рью по-тяг­ло и с пошли­на­ми». [28]

Историческая география

Вот­чи­на Дио­ни­си­е­во-Глу­шиц­ко­го мона­сты­ря. Источ­ник: Баш­нин Н. В. Дио­ни­си­е­во-Глу­шиц­кий мона­стырь и его архив в XV–XVII вв.
Расположение и границы северных владений ярославских князей
Рас­по­ло­же­ние и гра­ни­цы север­ных вла­де­ний яро­слав­ских кня­зей. Автор Гряз­нов А.Л.

Леген­да для карты:
I. Гра­ни­цы кня­жеств XIV в.II. Гра­ни­цы вла­де­ний. III. Горо­да. IV. Город­ки, села, пого­сты. V. Монастыри
Вла­де­ния мос­ков­ских князей
Васи­лия II: 1. Сяма; 2. Ола­ре­ва сло­бо­да; 3. Костро­ма; 4. Авне­га; 5. Вели­кая Слобода.
Вел. кнг. Софьи: 6. Уфтю­га; 7. Тош­ня; 8. Брю­хо­ва сло­бод­ка; 9. села Федо­ра Сви­б­ло; 10. Иле­дам, Коме­ла, Воло­чок, Обно­ра; 11. Сло­бод­ка на Бело­озе­ре (Усть-Угла); 12 Янгосар.
Юрия Дмит­ри­е­ви­ча: 13. Галич; 14. Андо­ма, Коре­га, Борок, Бере­зо­вец, Зале­сье, Шылен­га (15).
Ива­на Андре­еви­ча: 16. заволж­ские волости.
Миха­и­ла Андре­еви­ча: 17. Белозерье.
Кон­стан­ти­на Дмит­ри­е­ви­ча: 18. Шаче­бал и Ликург.
Семе­на и Яро­сла­ва Вла­ди­ми­ро­ви­чей: 19. Тошня.
Вла­де­ния яро­слав­ских князей
20. Федо­ра Васи­лье­ви­ча; 21. Дмит­рия Васи­лье­ви­ча Заозер­ско­го: Заку­шье, Корна,
Берез­ник, Грибцо­ва Сло­бо­да; 22. Дмит­рия Романовича.
Вла­де­ния ростов­ских князей
23. Юрия Ива­но­ви­ча Немо­го (бох­тюж­ско­го)
24. Федо­ра Ива­но­ви­ча Голени
25. Ива­на Алек­сан­дро­ви­ча 8
26. Ива­на Вла­ди­ми­ро­ви­ча 9
Вла­де­ния бело­зер­ских князей
27. Ива­на Афа­на­сье­ви­ча Шеле­шпаль­ско­го: Шелешпал,
Угле­ца, Дяб­ри­но.
28. Вла­ди­ми­ра и Дмит­рия Семе­но­ви­чей Согор­ских: Согор­за
29. Ива­на Ива­но­ви­ча Ухтом­ско­го: Ухто­ма.
Вла­де­ния Вели­ко­го Новгорода
Вологда:
30. Волог­да; 31. Лоскома
32. Погост Векшеньга
Вла­де­ния нов­го­род­ских архиепископов
33. Вель­ский погост
Вла­де­ния ростов­ских епископов
34. Шейбухта
Монастыри:
Спасо-Каменный
Кирилло-Белозерский
Ферапонтов
Спасо-Прилуцкий
Дионисьево-Глушицкий
Григорьево-Пельшемский
Александро-Куштский
Павло-Обнорский
Спа­со-Ефи­мьев Сямженский
Тро­иц­кий Авнежский
Авра­ами­ев Покров­ский Городецкий

Кар­та Бох­тюж­ско­го кня­же­ства и вла­де­ния Глу­шиц­ко­го мона­сты­ря. Источ­ник: О.Н. Ада­мен­ко, Н.В. Баш­нин. Струк­ту­ра мона­стыр­ской соб­ствен­но­сти и поли­ти­че­ское раз­ви­тие Кубе­но-Заозе­рья в XV-XVI вв.

[gm album=18]

Поколенная роспись Заозерских и Кубенских

I коле­но Рюрик, князь Новгородский
II коле­но Игорь Рюри­ко­вич, вели­кий князь Киев­ский †945
III коле­но Свя­то­слав I Иго­ре­вич, вели­кий Киев­ский 942–972
IV коле­но Вла­ди­мир I, вели­кий князь Киев­ский †1015
V коле­но Яро­слав I Муд­рый, вели­кий князь Киев­ский 978‑1054
VI коле­но Все­во­лод I, вели­кий князь Киев­ский 1030–1093
VII коле­но Вла­ди­мир II Моно­мах, князь Киев­ский 1053–1125
VIIІ коле­но Мсти­слав I Вла­ди­ми­ро­вич, вели­кий князь Киев­ский 1075–1132
IX коле­но Рости­слав Мсти­сла­вич, вели­кий князь Киев­ский †1168
X коле­но Давид рости­сла­вич, князь Смо­лен­ский 1120–1197
XI коле­но Мсти­слав Давы­до­вич, князь Смо­лен­ский †1230
XII коле­но Рости­слав Мсти­сла­вич, князь Смоленский
XIII коле­но Федор Черм­ный, князь Яро­слав­ский †1298
XIV коле­но Давид Федо­ро­вич, князь Яро­слав­ский †1321
XV коле­но Васи­лий Давы­до­вич Гроз­ные Очи, князь Яро­слав­ский †1345
XVI коле­но Васи­лий Васи­лье­вич Ярославский

Генеалогия

XVII генерация от Рюрика

1. КН. ДМИТ­РИЙ МЕНЬ­ШОЙ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ ЗАОЗЕР­СКИЙ (*1380‑е, † I/II.1435, Устюг)

удель­ный князь Заозер­ский (1435), 4‑й сын яро­слав­ско­го кн. Васи­лия Васи­лье­ви­ча Яро­слав­ско­го и Ана­ста­сии, отец прп. Иоаса­фа Камен­ско­го; свя­той (пам. в 3‑ю Неде­лю по Пяти­де­сят­ни­це — в Собо­ре Воло­год­ских святых).

Основ­ные све­де­ния о Дмит­рии Васи­лье­ви­че сохра­ни­лись в Типо­граф­ской и Ермо­лин­ской лето­пи­сях, жити­ях пре­по­доб­ных Дио­ни­сия Глу­шиц­ко­го, Алек­сандра Кушт­ско­го и Иоаса­фа Камен­ско­го. Не позд­нее 1391/92 г. в резуль­та­те раз­де­ла вла­де­ний покой­но­го отца Д. В. полу­чил Заозе­рье — зем­ли, рас­по­ло­жен­ные в Яро­слав­ском кня­же­стве к восто­ку и югу от Кубен­ско­го оз., в ниж­нем тече­нии р. Кубе­ны. Цен­тром его уде­ла ста­ло с. Устье на юго-вост. бере­гу Кубен­ско­го оз., рядом с местом впа­де­ния в него Кубе­ны. Соглас­но житию Иоаса­фа Камен­ско­го, кня­же­ский двор кня­зя Дмит­рия сто­ял в селе Устье на реке Кубене при впа­де­нии её с юго-восто­ка в Кубен­ское озе­ро; под­ле был храм свя­то­го Димит­рия Солун­ско­го, веро­ят­но, кня­зем же и постро­ен­ный в честь сво­е­го анге­ла; в сто­роне от кня­же­ско­го дво­ра «весь» Чир­ко­ва, кото­рая вме­сте с ним слу­жи­ла при­хо­дом это­го хра­ма: «весь же зово­ма Чир­ко­ва к нему прихожате».

По-види­мо­му, в 90‑х гг. XIV в. уста­но­ви­лись свя­зи Д. В. со Спа­со-Камен­ным в честь Пре­об­ра­же­ния Гос­под­ня мон-рем на Кубен­ском оз., глав­ны­ми кти­то­ра­ми кото­ро­го в XIV-XV вв. высту­па­ли яро­слав­ские кня­зья, и с игу­ме­ном оби­те­ли св. Дио­ни­си­ем Гре­ком (1389–1418). Д. В. актив­но под­дер­жи­вал дея­тель­ность ино­ков Спа­со-Камен­но­го мон-ря по созда­нию новых оби­те­лей на его зем­лях. Соглас­но Житию прп. Дио­ни­сия Глу­шиц­ко­го, в 1400 г. Д. В. дал раз­ре­ше­ние прп. Дио­ни­сию на созда­ние Глу­шиц­ко­го в честь Покро­ва Пре­св. Бого­ро­ди­цы мон-ря, князь при­слал людей для рас­чист­ки зем­ли и построй­ки келий. В годы архи­ерей­ства свт. Дио­ни­сия Гре­ка в Росто­ве (1418–1425) прп. Алек­сандр Кушт­ский пере­се­лил­ся из Спа­со-Камен­но­го мон-ря в устье р. Кушты, в 4 км от рези­ден­ции Д. В., где осно­вал Алек­сан­дров Кушт­ский в честь Успе­ния Пре­св. Бого­ро­ди­цы мон-рь. Князь дал подвиж­ни­ку «потреб­ная» на созда­ние оби­те­ли и Успен­ско­го хра­ма, позд­нее супру­га Д. В. св. кнг. Мария часто посы­ла­ла ино­кам про­до­воль­ствие. Обе оби­те­ли, как под­чер­ки­ва­ет­ся в Житии прп. Иоаса­фа Камен­ско­го, полу­чи­ли от Д. В. вкла­ды, в т. ч. села, дерев­ни и земель­ные уго­дья. Одна­ко упо­ми­на­ний об этих земель­ных пожа­ло­ва­ни­ях в сохра­нив­ших­ся актах нет. В Житии прп. Алек­сандра Кушт­ско­го в редак­ции Четьих-Миней Гер­ма­на (Тулу­по­ва) отме­че­но, что Д. В. наде­лил Кушт­ский мон-рь так­же кни­га­ми (упом., в част­но­сти, Еван­ге­лие-апра­кос) и ико­на­ми [29] Поз­же, когда кня­ги­ня Мария тяже­ло забо­ле­ла, она про­си­ла пре­по­доб­но­го Алек­сандра молитв о выздо­ров­ле­нии, но тот отве­тил, что болезнь смер­тель­на, и сове­то­вал ей по-хри­сти­ан­ски при­го­то­вит­ся к смерти.

Во вла­де­ни­ях заозер­ско­го кня­зя в кон. XIV — 1‑й тре­ти XV в. под­ви­за­лись так­же уче­ник прп. Дио­ни­сия Глу­шиц­ко­го прп. Пахо­мий Свя­то­луч­ский, «иже бысть на Вели­ком озе­ре, чудо­тво­рец»,- в Николь­ском мона­сты­ре в мест­но­сти Св. Лука (Лучи­ца), пре­ем­ник прп. Дио­ни­сия в управ­ле­нии Глу­шиц­ким Покров­ским мона­сты­рем прп. Амфи­ло­хий Глу­шиц­кий, постри­же­ник Спа­со-Камен­но­го мон-ря прп. Петр Камен­ский, «иже бысть на Устье».

Пер­вое сви­де­тель­ство о полу­че­нии земель­ных вла­де­ний и о рас­чист­ке зем­ли от леса для построй­ки мона­стыр­ских келий и дере­вян­но­го хра­ма содер­жит житие Дио­ни­сия Глу­шиц­ко­го. Пре­по­доб­ный обра­щал­ся к Дмит­рию Заозер­ско­му, про­ся «да ми даси место сие на устро­е­ние мона­сты­рю, да и после­ши дела­тель, иже истре­бят дре­вие, иде­же ся». Прось­ба была удо­вле­тво­ре­на, князь отве­чал: «ничто­же тебе въз­бран­но будет, аще требуешь»2. Таким обра­зом, Покров­ский мона­стырь воз­ни­ка­ет на зем­лях кубе­но-заозер­ско­го кня­зя Дмит­рия Васи­лье­ви­ча. Об уча­стии «бла­го­вер­но­го кня­зя» в осно­ва­нии мона­сты­ря сооб­ща­ет так­же житие Иоаса­фа Камен­ско­го, соглас­но кото­ро­му кн. Дмит­рий «не ток­мо дре­во­де­ля посы­ла­ет, но и мило­сты­ню довол­ну, и села и дерев­ни пода­ет монастырю».

В 1400 году Дмит­рий Васи­лье­вич дал раз­ре­ше­ние пре­по­доб­но­му Дио­ни­сию на созда­ние Глу­шиц­ко­го мона­сты­ря на Кубен­ском озе­ре, при­слал людей для помо­щи в стро­и­тель­стве. Он, а осо­бен­но жена его, Мария, вме­сте с его бра­том Семё­ном, кня­зем Нов­лен­ским, помог­ли в пери­од меж­ду 1418 и 1425 годом пре­по­доб­но­му Алек­сан­дру осно­вать Успен­ский мона­стырь на реке Куш­те, дав «потреб­ная» и снаб­жая про­до­воль­стви­ем. Обе оби­те­ли полу­чи­ли от кня­зя вкла­ды: сёла, дерев­ни и земель­ные уго­дья, а так­же кни­ги (в част­но­сти, Еван­ге­лие-апра­кос) и иконы.

В 1400—1420‑х годах Дмит­рий Васи­лье­вич в чис­ле дру­гих яро­слав­ских кня­зей при­ни­мал уча­стие на сто­роне вели­ко­го кня­зя Васи­лия I в ряде войн с Вели­ким кня­же­ством Литов­ским и ниже­го­род­ско-суз­даль­ски­ми князьями.

В нача­ле янв. 1435 году князь Дмит­рий, союз­ный с кня­зем Дмит­ри­ем Шемя­кой, а зна­чит, в то вре­мя и с Васи­ли­ем II, хотел поме­шать кня­зю Васи­лию Косо­му попасть в Нов­го­род через Заозе­рье. Но Васи­лий Косой раз­бил око­ло села Устья вой­ско во гла­ве с сыном Дмит­рия Фёдо­ром, кото­рый спас­ся бег­ством. «…Мно­го же людей заозе­рян на том бою избье­но бысть», — отме­тил лето­пи­сец. Во вре­мя пре­сле­до­ва­ния его остат­ков на Волоч­ке Васи­лий Косой захва­тил в плен кнг. Марию с доче­рью, а так­же неве­сток Д. В. [30]

Зимой 1436 года Дмит­рий Васи­лье­вич выдал един­ствен­ную дочь свою, Софью, за кня­зя Дмит­рия Юрье­ви­ча Шемя­ку. Сва­дьба состо­я­лась зимой 1436 г. в Угли­че, Шемя­ка при­гла­сил на нее вел. кн. Васи­лия II Васи­лье­ви­ча. В дого­во­ре, заклю­чён­ном 13 июня 1436 года, Шемя­ка доби­вал­ся от Васи­лия II помо­щи в воз­вра­ще­нии захва­чен­но­го в Заозе­рье Васи­ли­ем Косым «при­да­но­го», выде­лен­но­го ему Дмит­ри­ем Васи­лье­ви­чем по сво­е­му заве­ща­нию («душев­ной гра­мо­те») — оче­вид­но, к это­му вре­ме­ни Заозер­ский князь уже был мёртв. Соглас­но Ростов­ско­му собор­но­му сино­ди­ку 1642 года, Дмит­рий Васи­лье­вич был убит в Устю­ге, воз­мож­но, вес­ной 1436 года, когда Васи­лий Косой в оче­ред­ной раз захва­тил Устюг и каз­нил сто­рон­ни­ков Васи­лия II. Соглас­но позд­ним спис­кам Жития Иоаса­фа Камен­ско­го, Дмит­рий Васи­лье­вич был убит в Яро­слав­ле тата­ра­ми, там же и похо­ро­нен. У Дмит­рия Васи­лье­ви­ча были сыно­вья: Фёдор, удель­ный князь Заозер­ский, умер без­дет­ным; Семён, став­ший через брак с Мари­ей, доче­рью кня­зя Ива­на Дмит­ри­е­ви­ча Дея, кня­зем Кубен­ским, родо­на­чаль­ник кня­зей Кубен­ских; Андрей, став­ший ино­ком Иоаса­фом Камен­ским. Из-за род­ства с повер­жен­ным Дмит­ри­ем Шемя­кой в 1447 году Фёдор Дмит­ри­е­вич был лишён Заозе­рья, кото­рое Вели­кий князь Мос­ков­ский Васи­лий II Тём­ный раз­де­лил меж­ду верей­ским кня­зем Миха­и­лом Андре­еви­чем и можай­ским кня­зем Ива­ном Андре­еви­чем; а Семён Дмит­ри­е­вич — Кубе­ны. Князь Дмит­рий и кня­ги­ня Мария почи­та­лись как роди­те­ли пре­по­доб­но­го Иоаса­фа Камен­ско­го, житие кото­ро­го упо­ми­на­ет об их бла­го­че­стии, вли­я­нии на вос­пи­та­ние сына. Имя Дмит­рия Васи­лье­ви­ча было вне­се­но в сино­ди­ки ряда росто­во-яро­слав­ских и воло­год­ских церк­вей и мона­сты­рей, память мест­но чти­лась в день его тезо­име­нит­ства — 26 октяб­ря. Кано­ни­зи­ро­ва­ны (вклю­че­ны в Собор Воло­год­ских свя­тых) Воло­год­ским епи­ско­пом Инно­кен­ти­ем (Бори­со­вым) в 1841 году.

В дого­во­ре Васи­лия II и Дмит­рия Шемя­ки от 13 июня 1436 года упо­ми­на­лась «гра­мо­та душев­ная» кня­зя Дмит­рия Заозер­ско­го. Тек­сту­аль­но она до нас не дошла, но в ней, воз­мож­но, рас­пре­де­ля­лись уде­лы сыно­вьям и назна­ча­лось при­да­ное доче­ри. Это упо­ми­на­ние кос­вен­но под­креп­ля­ет наше пред­по­ло­же­ние о кон­чине кня­зя Дмит­рия Васи­лье­ви­ча Заозер­ско­го око­ло 1436 года. В докон­ча­нии 1436 года Васи­лий II обе­щал Шемя­ке помощь в воз­вра­те каких-то вла­де­ний, ото­бран­ных кня­зем В. Ю. Косым: «...что будет пой­мал наш недруг князь Васи­лей Юрье­вич твое при­да­ное, что писа­но по душев­ной гра­мо­те тво­е­го тестя, и отко­ле чего доста­ну, и мне, кня­зю вели­ко­му, то тебе отда­ти». [31].

Суще­ству­ет 2 вер­сии его гибе­ли. Соглас­но Ростов­ско­му собор­но­му сино­ди­ку 1642 г., Д. В. был убит в Устю­ге [32] Воз­мож­но, это слу­чи­лось вес­ной 1436 г., когда Васи­лий Косой в оче­ред­ной раз захва­тил Углич и каз­нил сто­рон­ни­ков вел. кн. Васи­лия II, в част­но­сти мос­ков­ско­го намест­ни­ка кн. Г. И. Обо­лен­ско­го (веч­ная память «кня­зю Гле­бу Обо­лен­ско­му, уби­е­но­му на Устю­зе» так­же запи­са­на в Ростов­ском сино­ди­ке — [33] Соглас­но позд­ним спис­кам Жития прп. Иоаса­фа Камен­ско­го, Д. В. был убит в Яро­слав­ле казан­ски­ми тата­ра­ми [34] Дан­ная вер­сия пред­став­ля­ет­ся менее веро­ят­ной, посколь­ку Казан­ское хан­ство воз­ник­ло в сер. 40‑х гг. XV в., воз­мож­но в 1437 г. Встре­ча­ю­щи­е­ся в агио­гра­фи­че­ской лит-ре даты смер­ти Д. В.- 1424 г. [35] или 1429 г. ((И. Верюж­ский счи­тал, что князь Дмит­рий погиб в бит­ве с тата­ра­ми на Туто­вой горе под Яро­слав­лем в 1429 году [36] — ошибочны.

У Д. В. и кнг. Марии поми­мо доче­ри Софьи и сына Федо­ра извест­ны сыно­вья Андрей (в ино­че­стве прп. Иоасаф) и Семен, родо­на­чаль­ник кня­зей Кубен­ских. Хро­но­ло­гия и обсто­я­тель­ства дея­тель­но­сти кня­зя Дмит­рия Заозер­ско­го и его сыно­вей (Федо­ра, Семе­на и Андрея) нуж­да­ют­ся в даль­ней­шем уточ­не­нии. В Тулу­по­в­ской редак­ции Жития прп. Алек­сандра Кушт­ско­го упо­ми­на­ет­ся заупо­кой­ный вклад кнг. Марии — дер. Гор­ка-Шку­ли­ки­но. Бли­жай­шие потом­ки Д. В. уна­сле­до­ва­ли инте­рес заозер­ско­го кня­зя к ино­че­ской жиз­ни по Афон­ско­му уста­ву (Афон­ский устав был при­нят в Спа­со-Камен­ном мон-ре). «Княж Федо­ров род Коубянь­ско­го» запи­сан в сино­ди­ке Лисиц­ко­го (Лиси­че­го) во имя Рож­де­ства Бого­ро­ди­цы муж. мон-ря [37], имев­ше­го с кон. XIV в. тес­ные свя­зи с Афо­ном, кня­зья Кубен­ские дела­ли вкла­ды в этот мон-рь.

Д. В. почи­тал­ся, в част­но­сти, как отец прп. Иоаса­фа Камен­ско­го, в Житии к‑рого изла­га­ют­ся све­де­ния о бла­го­че­стии Д. В., гово­рит­ся о вли­я­нии заозер­ско­го кня­зя на обра­зо­ва­ние сына. Имя Д. В. было вне­се­но в сино­ди­ки ряда росто­во-яро­слав­ских и воло­год­ских церк­вей и мона­сты­рей, в т. ч. в сино­дик яро­слав­ско­го в честь Пре­об­ра­же­ния Гос­под­ня муж. мон-ря (ЯИХМЗ. № 15585. Л. 142, 1656 г.). Память Д. В. мест­но чти­лась в день его тезо­име­нит­ства — 26 окт. (Димит­рий (Сам­би­кин). Меся­це­слов. Вып. 2. С. 183). Кано­ни­за­ция свя­то­го совер­ши­лась вклю­че­ни­ем его име­ни в Собор Воло­год­ских свя­тых, празд­но­ва­ние к‑рому было уста­нов­ле­но Воло­год­ским еп. Инно­кен­ти­ем (Бори­со­вым) в 1841 г.

Жена: МАРИЯ († после 1436, память в 3‑ю неде­лю по Пяти­де­сят­ни­це в Собо­ре Воло­год­ских свя­тых); супру­ги отли­ча­лись высо­ким бла­го­че­сти­ем, доб­ро­той, мило­сер­ди­ем, дела­ли мно­го добра сво­им под­дан­ным и нахо­див­шим­ся в окру­ге мона­сты­рям и отшель­ни­кам, в част­но­сти помо­га­ли осно­ва­те­лю Успен­ско­го мона­сты­ря на реке Куш­те прп. Александру.

Дети: Федор, Семён, Андрей, Юрий, Дани­ил?, София.

XVIII генерация от Рюрика

2/1. КН. ФЕДОР ДМИТ­РИ­Е­ВИЧ КУБЕН­СКИЙ (1436)

удель­ный князь Заозер­ский и Кубен­ский, стар­ший сын кня­зя Дмит­рия Васи­лье­ви­ча Заозер­ско­го и Марии. [38]

Вовре­мя рей­да Васи­лия Косо­го в рай­оне Волог­ды в 1435 г.ему пытал­ся ока­зать сопро­тив­ле­ние кн. Федор Дмит­ри­е­вич Заозер­ский, но был рабит [39]; в Типо­граф­ской лето­пи­си имя кня­зя Федо­ра ока­за­лось утра­че­но, оста­лось толь­ко отче­ство, кото­рое позд­ней­ши­ми пере­пис­чи­ка­ми было пере­да­но как имя заозер­ско­го кня­зя. [40].
Бой былв рай­оне села Устья, в резуль­та­те кото­ро­го, как гово­рит­ся в Типо­граф­ской лето­пи­си, «мно­го же людей заозе­рян ... избье­но бысть». [12] В этой обста­нов­ке князь Васи­лий Косой взял в плен на Волоч­ке Сла­вен­ском жену кня­зя Дмит­рия Заозер­ско­го с доче­рью и сно­ха­ми, а так­же «име­ние его все взял, а князь Федор (стар­ший сын Заозер­ско­го кня­зя. — Гене­ограф) утекл». В Ермо­лин­ской лето­пи­си нахо­дим рас­сказ о про­ти­во­дей­ствии кня­зя Федо­ра (тоже назван­но­го Заозер­ским) Васи­лию Косо­му: «...при­и­де на него изго­ном князь Федор Дмит­ри­е­вич Заозер­скы со мно­ги­ми люд­ми», но Косой «поби и посе­че мно­гых». [41]

Счи­та­ет­ся, что из-за род­ства с повер­жен­ным Дмит­ри­ем Шемя­кой в 1447 году Фёдор Дмит­ри­е­вич был лишён Заозе­рья, кото­рое Вели­кий князь Мос­ков­ский Васи­лий II Тём­ный раз­де­лил меж­ду верей­ским кня­зем Миха­и­лом Андре­еви­чем и можай­ским кня­зем Ива­ном Андре­еви­чем; а Семён Дмит­ри­е­вич — Кубены.

«Княж Федо­ров род Коубянь­ско­го» запи­сан в сино­ди­ке нов­го­род­ско­го Лисиц­ко­го (Лиси­че­го) во имя Рож­де­ства Бого­ро­ди­цы муж. мон-ря [37], имев­ше­го с кон. XIV в. тес­ные свя­зи с Афо­ном, кня­зья Кубен­ские дела­ли вкла­ды в этот мон-рь.

С Федо­ром Дмит­ри­е­ви­чем Заозер­ским, умер­шим без­дет­ным, мож­но свя­зать одно упо­ми­на­ние, каса­ю­ще­е­ся земель­но­го пожа­ло­ва­ния Васи­ли­ем II и каким-то кня­зем Федо­ром наво­ло­ка Дуле­по­ва на реке Пуч­ка­се, неда­ле­ко от Кубен­ско­го озе­ра, воло­год­ской церк­ви Васи­лия Кеса­рий­ско­го. Све­де­ние об этом содер­жит­ся в опуб­ли­ко­ван­ной два­жды гра­мо­те удель­но­го воло­год­ско­го кня­зя Андрея Мень­шо­го попу воло­год­ской церк­ви Васи­лия Кеса­рий­ско­го Козь­ме. Гра­мо­та сохра­ни­лась в столб­цах Помест­но­го при­ка­за 1631 года. В пока­за­ни­ях прич­та 1631 года гово­ри­лось, что дан­ный наво­лок до кня­зя Андрея Мень­шо­го Васи­льев­ской церк­ви жало­ва­ли его отец Васи­лий II и какой-то князь Федор (Дмит­ри­е­вич Заозер­ский?), затем — Иван III и Иван IV, а бла­го­слов­ля­ли эти пожа­ло­ва­ния мос­ков­ские мит­ро­по­ли­ты Иона (1448—1461), Фео­до­сии (1461 — 1464), Филипп (1464–1473) и Герон­тий (1473- 1489). [42]

При­ве­ден­ные дан­ные поз­во­ля­ют свя­зать рай­он реки Пуч­кас, выте­ка­ю­щей из Кубен­ско­го озе­ра с южной сто­ро­ны, с уде­лом кня­зя Федо­ра Дмит­ри­е­ви­ча Заозер­ско­го. По дате избра­ния мит­ро­по­ли­та Ионы (декабрь 1448 г.), имя кото­ро­го сто­ит пер­вым в ряду бла­го­слов­ляв­ших дан­ное даре­ние цер­ков­ных иерар­хов, пожа­ло­ва­ние Васи­ли­ем II наво­ло­ка Дуле­по­ва церк­ви Васи­лия Кеса­рий­ско­го в Волог­де мож­но отне­сти ко вре­ме­ни не ранее декаб­ря 1448 года. В этот момент назван­ной зем­лей князь Федор Дмит­ри­е­вич, ско­рее все­го, уже не рас­по­ря­жал­ся. Сам же он мог сде­лать такое даре­ние, по край­ней мере, после 1436 и до 1448 года. Прав­да, изве­стен и дру­гой князь по име­ни Федор — это Федор Васи­лье­вич, пред­ста­ви­тель стар­шей линии яро­слав­ских кня­зей, вла­дев­ших зем­ля­ми к восто­ку от Кубен­ско­го озе­ра, но по рас­по­ло­же­нию наво­ло­ка Дуле­по­ва в рай­оне Пуч­ка­са счи­та­ем более прав­до­по­доб­ным отне­сти дан­ное даре­ние воло­год­ской церк­ви Васи­лия Кеса­рий­ско­го имен­но к кня­зю Федо­ру Дмит­ри­е­ви­чу Заозерскому.

Умер без­дет­ным. [43]

3/1. КН. СЕМЕН ДМИТ­РИ­Е­ВИЧ КУБЕН­СКИЙ (1435,1447)

сын Дмит­рия Васи­лье­ви­ча Заозер­ско­го и Марии, внук кн. Васи­лия Васи­лье­ви­ча, кото­рый со сто­ро­ны мате­ри, был вну­ком Кали­ты. [43] Князь Семен Дмит­ри­е­вич Заозер­ский, полу­чив в удел окрест­но­сти Кубен­ско­го озе­ра, по это­му месту сво­е­го вла­де­ния про­звал­ся Кубен­ским и пере­дал это про­зва­ние двум сво­им сыно­вьям, а те — его вну­ча­там, даль­ше кото­рых род не про­дол­жал­ся (XVIII-XX кол.). Дети (Иван Боль­шой и Иван Шалу­ха) и вну­ки Семё­на Дмит­ри­е­ви­ча уже не были удель­ны­ми князьями.

В родо­слов­ных «Вре­мен­ни­ка», стр. 57, 149, 234, ска­за­но: «а женил­ся князь Семен у кня­зя Ива­на у Дея и взял Кубе­ну в при­да­ные, а у него взял Кубе­ну князь вели­кий». В тоже вре­мя родо­слов­ные кни­ги сер. XVI в. сооб­ща­ют, что на доче­ри яро­слав­ско­го кн. Ива­на Дмит­ри­е­ви­ча Дея был женат его брат Андрей Дмит­ри­е­вич Заозер­ский [44] В. Б. Кобрин (а еще ранее И. Верюж­ский) скло­нен был отно­сить изве­стие о женить­бе кня­зя Ива­на Дея не к кня­зю Андрею (в даль­ней­шем ино­ку Иоаса­фу), а к Семе­ну Дмит­ри­е­ви­чу Заозер­ско­му [45] Дру­го­го мне­ния при­дер­жи­вал­ся А. А. Зимин, пола­гав­ший, что Кубе­ну у кня­зя Ива­на Дея взял в каче­стве при­да­но­го имен­но князь Андрей Дмит­ри­е­вич. [46] Про­ме­жу­точ­ную точ­ку в этой про­бле­ме может поста­вить сино­дик нов­го­род­ско­го Лисиц­ко­го (Лиси­че­го) во имя Рож­де­ства Бого­ро­ди­цы муж. мон-ря сере­ди­ны XV в. [37], где у кня­зя Андрея ука­за­на жена ино­ка Ана­ста­сия: «Кня­зя Васи­лья ино­ка. Кня­зя Юрья. Гри­го­рья. Кня­зя Ондрея. Ондрея кня­ги­ню Наста­сью ино­коу. Кня­ги­ню Мар­фу ино­коу. Кня­ги­ню Ань­ну иноку»

Ж., КНЖ.. МАРИЯ ИВА­НОВ­НА ДЕЕ­ВА, дочь кня­зя Ива­на Дея Дмит­ри­е­ви­ча Ярославского.

Дети: Иван Боль­шой, Иван Шелуха.

4/1. КН. АНДРЕЙ (ИН.. ИОАСАФ) СЛЕ­ПОЙ ДМИТ­РИ­Е­ВИЧ ЗАОЗЕР­СКИЙ (*1430‑е, с. Чир­ко­во на р. Кубене, †1450‑е, ‡ Спа­со-Камен­ный мон-рь)

сын Дмит­рия Васи­лье­ви­ча Заозер­ско­го и Марии, внук кн. Васи­лия Васи­лье­ви­ча Яро­слав­ско­го; [43] пре­по­доб­ный Иоасаф Камен­ский, Спа­со­ку­бен­ский (пам. 10 сент., в 3‑ю Неде­лю по Пяти­де­сят­ни­це — в Собо­ре Воло­год­ских святых).

В крат­ком лето­пис­це, извест­ном по руко­пи­си РНБ. Кир.-Бел. № 27/1104, 60‑е гг. XVI в., сооб­ща­ет­ся, что мощи И. постра­да­ли во вре­мя пожа­ра в Спа­со-Камен­ном мон-ре в 1476 г. Этот лето­пи­сец, воз­мож­но в более ран­нем спис­ке, лег в осно­ву Ска­за­ния о Спа­со-Камен­ном мон-ре, напи­сан­но­го, по всей види­мо­сти, вско­ре после 1481–1482 гг. (соста­ви­те­лем пер­во­на­чаль­но­го тек­ста был ста­рец Паи­сий (Яро­сла­вов), окон­ча­тель­ный вид Ска­за­нию при­дал др. книж­ник, назвав­ший Паи­сия «прис­но­пом­ни­мым стар­цем»). Соглас­но Ска­за­нию, И. в миру носил имя Андрей, был сыном заозер­ско­го кн. св. Димит­рия васи­лье­ви­ча († ранее 13 июня 1436) и кнг. св. Марии, вну­ком яро­слав­ско­го кн. Васи­лия Васи­лье­ви­ча. В 12 лет Андрей при­нял мона­ше­ский постриг в Спа­со-Камен­ном в честь Пре­об­ра­же­ния Гос­под­ня мон-ре на Кубен­ском оз. при игум. Кас­си­ане. Кас­си­ан воз­глав­лял мон-рь с 1469, в 1479 игу­ме­ном оби­те­ли уже был Лон­гин [47] и был отдан под нача­ло «стар­цу духовну».

Эти све­де­ния из Ска­за­ния нуж­да­ют­ся в уточ­не­ни­ях. В «Житии Иоаса­фа Камен­ско­го» глу­хо гово­рит­ся о его недол­гом по вре­ме­ни и без­дет­ном бра­ке, но имя и про­ис­хож­де­ние супру­ги не ука­за­но. Ско­рее все­го, этот брак (обру­че­ние?) был заклю­чен в ран­нем воз­расте. Дан­ное обсто­я­тель­ство поз­во­ля­ет ото­дви­нуть рож­де­ние кня­зя Андрея на срок до 1436 года. И. Верюж­ский пред­по­ла­гал, что Андрей-Иоасаф появил­ся на свет око­ло 1429 года, неза­дол­го до гибе­ли его отца кня­зя Дмит­рия Заозер­ско­го, постриг­ся не в 12, а в 19 лет и умер не в 17 лет, а в 24 года [48] При таком рас­че­те лет допу­сти­мо пред­по­ло­жить, что к 19 годам князь Андрей успел и женить­ся, и овдо­веть, остав­шись без­дет­ным, после чего постриг­ся в монахи.

Кн. Андрей Заозер­ский упо­ми­на­ет­ся в родо­слов­ных кни­гах сер. XVI в., к‑рые сооб­ща­ют, что он был женат на доче­ри яро­слав­ско­го кн. Ива­на Дмит­ри­е­ви­ча Дея и взял в при­да­ное Кубе­ну. [44] По сво­е­му месту на гене­а­ло­ги­че­ском дре­ве яро­слав­ско­го рода Иван Дей при­хо­дил­ся вну­ком кня­зю Рома­ну Васи­лье­ви­чу, кото­рый, сле­до­ва­тель­но, когда-то вла­дел Кубе­ной. Дан­ный брак озна­чал соеди­не­ние двух срав­ни­тель­но неболь­ших кня­жеств — Кубен­ско­го и Заозер­ско­го. В. Б. Кобрин (а еще ранее И. Верюж­ский) скло­нен был отно­сить изве­стие о женить­бе кня­зя Ива­на Дея не к кня­зю Андрею (в даль­ней­шем ино­ку Иоаса­фу), а к Семе­ну Дмит­ри­е­ви­чу Заозер­ско­му [45] Дру­го­го мне­ния при­дер­жи­вал­ся А. А. Зимин, пола­гав­ший, что Кубе­ну у кня­зя Ива­на Дея взял в каче­стве при­да­но­го имен­но князь Андрей Дмит­ри­е­вич. [46] Про­ме­жу­точ­ную точ­ку в этой про­бле­ме может поста­вить сино­дик нов­го­род­ско­го Лисиц­ко­го (Лиси­че­го) во имя Рож­де­ства Бого­ро­ди­цы муж. мон-ря сере­ди­ны XV в. [37], где у кня­зя Андрея ука­за­на жена ино­ка Ана­ста­сия: «Кня­зя Васи­лья ино­ка. Кня­зя Юрья. Гри­го­рья. Кня­зя Ондрея. Ондрея кня­ги­ню Наста­сью ино­коу. Кня­ги­ню Мар­фу ино­коу. Кня­ги­ню Ань­ну иноку»

Не позд­нее лета 1447 г., после побе­ды над углич­ским кн. Дмит­ри­ем Геор­ги­е­ви­чем Шемя­кой, кото­рый был женат на сест­ре Андрея Софье, вел. кн. Васи­лий II Васи­лье­вич забрал Кубе­ну себе. [49] Види­мо, этим вре­ме­нем мож­но дати­ро­вать уход кн. Андрея в мон-рь. Место постри­га И. было опре­де­ле­но тем обсто­я­тель­ством, что в XIV-XV вв. яро­слав­ские кня­зья высту­па­ли глав­ны­ми кти­то­ра­ми Спа­со-Камен­но­го мон-ря. Кн. Димит­рий Васи­лье­вич актив­но под­дер­жи­вал ино­ков этой оби­те­ли, осно­вав­ших новые мон-ри на его землях.

И. про­жил в Спа­со-Камен­ном мон-ре 5 лет и скон­чал­ся. «поло­же­но бысть тело его во церк­ви дре­вя­ной наверх зем­ли. И лежа­ло тело его во церк­ви до пожа­ра мно­го лет цело и невре­ди­мо». Боль­ные «сту­де­ным неду­гом, тря­са­ви­цею» полу­ча­ли у раки И. исцеление.

Ска­за­ние о Спа­со-Камен­ном мон-ре послу­жи­ло одним из глав­ных источ­ни­ков Жития И., состав­лен­но­го в кон. XV — 1‑й пол. XVI в. В наст. вре­мя извест­но 24 спис­ка Жития XVII-XVIII вв. (пере­чень руко­пи­сей в кн.: Там же. С. 53 сле­ду­ет допол­нить спис­ка­ми XVII в.: ГИМ. Син. № 797; ГИМ. Увар. № 122–8°, 257–8° и 759–4° и спис­ком XVIII в. ГИМ. Муз. № 1510). Житие И. ком­пи­ля­тив­но: вступ­ле­ние, Похва­ла свя­то­му и пред­смерт­ные молит­вы И. вос­хо­дят к Житию прп. Евфро­си­на Псков­ско­го (а через посред­ство это­го тек­ста — к Житию прп. Дио­ни­сия Глу­шиц­ко­го), рас­сказ о жиз­ни И. в мона­сты­ре — к Житию прп. Мака­рия Каля­зин­ско­го, нача­ло рас­ска­за о кон­чине свя­то­го спи­са­но с незна­чи­тель­ны­ми изме­не­ни­я­ми с Жития прп. Пав­ла Обнорского.

Части тек­ста, в к‑рых сооб­ща­ет­ся об авто­ре Жития, вос­хо­дят к Жити­ям прп. Сте­фа­на Махри­щско­го и прп. Мака­рия Каля­зин­ско­го. Во фраг­мен­те, взя­том из Жития прп. Мака­рия, заме­не­ны сло­ва, дати­ру­ю­щие созда­ние Жития: вме­сто «и се уже 64-му лету совер­ша­ю­ще­ся по пре­став­ле­нии свя­та­го» (РГБ. Ф. 304/I. № 692. Л. 478) чита­ет­ся «и се уже в лета 6985-му совер­ша­ю­щу­ся, по пре­став­ле­нии свя­та­го». Эта дата не может обо­зна­чать вре­мя созда­ния Жития И., посколь­ку оно осно­ва­но на зна­чи­тель­но более позд­них текстах. Веро­ят­нее все­го, дата свя­зы­ва­ет житие И. со Ска­за­ни­ем, в к‑ром под 6985 (1476) г. поме­щен рас­сказ о пожа­ре в Спа­со-Камен­ном мон-ре. Воз­мож­но, ори­ен­ти­ру­ясь на агио­гра­фи­че­ский цикл, посвя­щен­ный прп. Мака­рию Каля­зин­ско­му, автор Жития И. оста­вил в зашиф­ро­ван­ном виде свое имя: ii или ii Попыт­ка при­ме­нить про­стую лито­рею дает вари­ан­ты: ii или ii к‑рые мож­но при­нять за зашиф­ро­ван­ное с иска­же­ни­я­ми имя Мак­сим. Одна­ко сле­ду­ет при­знать, что либо шиф­ров­ка содер­жит ошиб­ки, либо при­ме­нен более слож­ный вид литореи.

Рабо­тая над жити­ем И., автор рас­спра­ши­вал стар­цев оби­те­ли и изу­чал запи­си Паи­сия (Яро­сла­во­ва), к‑рые «той собра от ста­рых от мно­гых книг после пожа­ра Камен­на­го мона­сты­ря». Запи­си стар­ца Паи­сия автор Жития взял за осно­ву сво­ей рабо­ты («егда же обре­тох в свит­цех напи­са­но от стар­ца Паи­сеи Яро­сла­во­ва и проч­тох, в и обре­тох вкрат­це напи­са­но бяше еже о житии и о исправ­ле­нии свя­та­го, и пре­по­доб­на­го, и бла­го­вер­на­го кня­зя Иоаса­фа, и радо­сти испол­них­ся, яко не вот­ще труд ми бысть» — Свя­тые подвиж­ни­ки и оби­те­ли Рус. Севе­ра. 2005. С. 64–65).

Одна­ко Житие име­ет ряд серьез­ных рас­хож­де­ний со Ска­за­ни­ем. Соглас­но Житию, И. (в миру Андрей) был един­ствен­ным сыном заозер­ско­го кн. Дмит­рия Васи­лье­ви­ча, млад­ше­го сына вел. кн. Васи­лия II Васи­лье­ви­ча (сын с таким име­нем у вел. кн. Васи­лия II неизв.), и кнг. Марии. Свя­той так­же являл­ся, по Житию, анеп­се­ем (от греч. ἀνεψιός — пле­мян­ник, дво­ю­род­ный брат) ржев­ско­го кн. Бори­са Васи­лье­ви­ча (Жития Иоаса­фа Камен­ско­го, Алек­сандра Кушт­ско­го и Евфи­мия Сян­жем­ско­го. 2007. С. 54, сн. 6; ср.: Свя­тые подвиж­ни­ки и оби­те­ли Рус. Севе­ра. 2005. С. 62). В гене­а­ло­гии И. автор Жития сов­ме­стил 2 кня­же­ских рода: род вел. кн. Васи­лия II, у к‑рого был сын Борис, удель­ный волоц­кий князь, пра­вив­ший Рже­вом в 1462–1494 гг., и род яро­слав­ско­го кн. Васи­лия Васи­лье­ви­ча, имев­ше­го сына — заозер­ско­го кн. св. Димит­рия. Зафик­си­ро­ван­ный в Житии И. факт род­ства свя­то­го с кн. Бори­сом Васи­лье­ви­чем име­ет лит. про­ис­хож­де­ние: сооб­ще­ние о при­хо­де к И. ржев­ско­го кн. Бори­са, пред­ла­гав­ше­го свя­то­му богат­ство, нахо­дит­ся в той части жития, к‑рая пере­пи­са­на с Жития прп. Паи­сия Вели­ко­го (в пер­во­ис­точ­ни­ке некий егип. князь таким же обра­зом иску­ша­ет прп. Паи­сия). Как сооб­ща­ет­ся в Житии, семи лет кн. Андрей был отдан учить­ся гра­мо­те. По дости­же­нии «совер­шенъ­на­го воз­рас­та», усту­пив насто­я­нию роди­те­лей, он женил­ся, но спу­стя год его жена умер­ла. Постри­же­ние кня­зя в Спа­со-Камен­ном мона­сты­ре в Житии отне­се­но к 6960 (1452) г., при этом игу­ме­ном оби­те­ли назван Кас­си­ан, отдав­ший И. в послу­ша­ние стар­цу Гри­го­рию, «иже после­ди бысть епи­скоп Росто­ву» (свт. Гри­го­рий зани­мал Ростов­скую кафед­ру в 1396–1416, о пре­бы­ва­нии его в Спа­со-Камен­ном мон-ре ниче­го не извест­но). В ино­че­стве И. про­жил 5 лет и пре­ста­вил­ся 10 сент., «на память свя­тых муче­ниц Мино­до­ры, и Мит­ро­до­ры, и Нимъ­фо­до­ры». Т. о., соглас­но Житию, кон­чи­ну И. сле­ду­ет отне­сти к 1457 г. (в цер­ков­ной исто­рио­гра­фии датой пре­став­ле­ния И. тра­ди­ци­он­но счи­та­ет­ся 1453).

В Житии повест­ву­ет­ся об И. как об исих­а­сте, рас­ска­зы­ва­ет­ся о совер­ше­нии им Иису­со­вой молит­вы. В тек­сте име­ет­ся обшир­ное заим­ство­ва­ние из широ­ко рас­про­стра­нен­но­го на Руси соч. «Молит­ва к Гос­по­ду Богу наше­му Иису­су Хри­сту, Иоан­на Зла­то­ус­та­го моле­ние» (нач.: «Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, Сыне Божий, поми­луй мя, греш­на­го. Аще кто сию молит­ву, тре­буя ея, глаг[о]леть, яко из нозд­ри дыха­ниа…» [50].) Один из спис­ков «Молит­вы...» нахо­дит­ся в сбор­ни­ке, кото­рый тра­ди­ци­он­но свя­зы­ва­ют с име­нем Паи­сия (Яро­сла­во­ва), [51] одна­ко в нем отсут­ству­ет ука­за­ние на автор­ство свт. Иоан­на Зла­то­уста. Впо­сл. эта ста­тья вошла в «Цвет­ник свя­щен­но­и­но­ка Доро­фея». В свя­зи с этим свт. Игна­тий (Брян­ча­ни­нов) пола­гал, что имен­но по «Цвет­ни­ку...» «обу­чил­ся Иису­со­вой молит­ве пре­по­доб­ный Иоасаф Камен­ский». [52] Одна­ко в Житие И. «Молит­ва...» не мог­ла попасть из «Цвет­ни­ка...», к‑рый был состав­лен не ранее XVII в. (в дан­ном сбор­ни­ке в «Молит­ве...» нет ука­за­ния на свт. иоан­на Златоуста).

При опи­са­нии 3 пер­вых чудес в Житии И. в каче­стве лит. образ­ца были взя­ты чуде­са блгв. кн. Фео­до­ра Смо­лен­ско­го и Яро­слав­ско­го: чудо «О неко­ем чело­ве­це Тимо­фее» вос­хо­дит к чуду кн. Фео­до­ра «О боля­щем тря­со­ви­цею», рас­сказ «О юно­ши кня­зе Романе» — к чуду кн. Фео­до­ра «О юно­ше кня­зе Романе», чудо «О жене» — к чуду св. Фео­до­ра «О жене сле­пой». В Житии И. так­же при­ве­де­ны 2 само­сто­я­тель­ных рас­ска­за о чуде­сах: «О избав­ле­нии мужа Иоан­на от беса» и «Об исце­ле­нии несо­вер­шен­но­го умом отро­ка Самп­со­на». Автор Жития И. соста­вил так­же служ­бу свя­то­му, как он сам сви­де­тель­ству­ет в Житии: «…мне же, сми­рен­но­му, пре­же напи­сав­шу канон свя­та­го, и тро­парь, и кондак…» Служ­ба И. обна­ру­жи­ва­ет зави­си­мость от служ­бы св. кн. Фео­до­ру Смо­лен­ско­му. По мне­нию Е. Е. Голу­бин­ско­го, мест­ное почи­та­ние И. нача­лось сра­зу после его кон­чи­ны. Осно­вы­ва­ясь на Ска­за­нии о Спа­со-Камен­ном мон-ре и на Житии И., прот. В. М. Верюж­ский пола­гал, что насель­ни­ки Спа­со-Камен­но­го мона­сты­ря реши­ли не погре­бать тело кня­зя, но поста­ви­ли его раку перед ико­но­ста­сом на пра­вой сто­роне хра­ма, «что­бы все­гда иметь его перед гла­за­ми и под­ра­жать его житию».

3 сент. 1476 г., когда все построй­ки Спа­со-Камен­но­го мон-ря были уни­что­же­ны пожа­ром, «тело бла­жен­на­го стар­ца Иоаса­фа... зго­ре­ло же». [53] Соглас­но Житию, после пожа­ра 1476 г. ста­рец Мар­ти­ни­ан (Соколь­ни­ков) собрал мощи И. в ков­чег, к‑рый поме­сти­ли под пре­сто­лом хра­ма, часть мощей была вло­же­на в крест. В 1650 г. по бла­го­сло­ве­нию свт. Мар­кел­ла, архи­еп. Воло­год­ско­го, мощи были пере­не­се­ны в спе­ци­аль­но устро­ен­ную гроб­ни­цу в камен­ной Пре­об­ра­жен­ской ц. у южных ворот оби­те­ли, воз­ле сте­ны. В опи­си Спа­со-Камен­но­го мона­сты­ря 1670 года опи­са­на гроб­ни­ца кня­зя-ино­ка, упо­мя­ну­ты при­над­ле­жа­щая ему кни­га и несколь­ко икон с его изоб­ра­же­ни­ем. [54] В Кай­да­лов­ских свят­цах кон. XVII в. под 10 июня отме­чен празд­ник пере­не­се­ния мощей И. (Сер­гий (Спас­ский). Меся­це­слов. Т. 2. С. 278). Тогда же крест с части­ца­ми мощей свя­то­го обло­жи­ли сереб­ром и поме­сти­ли на гроб­ни­це И. В Житии сооб­ща­ет­ся, что в мон-ре суще­ство­ва­ли «издав­на напи­сан­ные» ико­ны И.: одна нахо­ди­лась на ана­лое, дру­гая — на гроб­ни­це святого.

Имя «пре­по­доб­на­го отца Иаса­фа, иже на Кубен­ском озе­ре Камен­ном мона­сты­ре» внес в свой Меся­це­слов келарь Тро­и­це-Сер­ги­е­ва мон-ря Симон (Аза­рьин) без ука­за­ния дня памя­ти. [55] Память свя­то­го под 10 сент. ука­за­на в «Опи­са­нии о рос­сий­ских свя­тых» (спис­ки XVIII-XIX вв.). Житие И. поме­стил в «Алфа­ви­те рус­ских свя­тых» ста­ро­об­ряд­че­ский мон. Иона Кер­жен­ский. [56]

После пожа­ра 24 июля 1774 г. Спа­со-Камен­ный мон-рь был упразд­нен, бра­тия пере­ве­де­на в воло­год­ский в честь Соше­ствия Св. Духа на апо­сто­лов муж. мон-рь, куда вме­сте с уце­лев­шим от пожа­ра иму­ще­ством были пере­да­ны и мощи И. С это­го вре­ме­ни Свя­то-Духов мон-рь стал име­но­вать­ся Спа­со-Камен­ным. Сна­ча­ла мощи свя­то­го нахо­ди­лись в собо­ре в честь Соше­ствия Св. Духа на апо­сто­лов, отку­да 27 нояб. 1867 г. были пере­не­се­ны в ц. в честь ико­ны Божи­ей Мате­ри «Зна­ме­ние», с юж. сто­ро­ны к‑рой был освя­щен при­дел во имя И. В 1801 г. Спа­со-Камен­ный мон-рь был вос­ста­нов­лен с наиме­но­ва­ни­ем его Спа­со-Пре­об­ра­жен­ской Бела­вин­ской пуст. В 1892 г. ков­чег с моща­ми И. был пере­ме­щен из Свя­то-Духо­ва мон-ря в Бела­вин­скую пуст., к‑рая с того вре­ме­ни ста­ла вновь назы­вать­ся Спа­со-Камен­ным мон-рем. Крест с части­ца­ми мощей пре­по­доб­но­го остал­ся в Свя­то-Духо­вом мон-ре. В 1925 г. Спа­со-Камен­ный мон-рь был закрыт. В наст. вре­мя ков­чег с моща­ми И. нахо­дит­ся в верх­нем хра­ме кафед­раль­но­го собо­ра в честь Рож­де­ства Пре­св. Бого­ро­ди­цы в Волог­де. Кано­ни­за­ция свя­то­го под­твер­жде­на вклю­че­ни­ем его име­ни в Собор Воло­год­ских свя­тых, празд­но­ва­ние к‑рому было уста­нов­ле­но в 1841 г.

Ж , АНАСТАСИЯ

Без­дет­ный. [43]

5/1. КН. ЮРИЙ ДМИТ­РИ­Е­ВИЧ КУБЕН­СКИЙ (сер. XV в.) ин.Григорий?

сын Дмит­рия Васи­лье­ви­ча Заозер­ско­го и Марии, внук кн. Васи­лия Васи­лье­ви­ча Ярославского;

Запи­сан вме­сте с женой в сино­ди­ке нов­го­род­ско­го Лисиц­ко­го (Лиси­че­го) во имя Рож­де­ства Бого­ро­ди­цы муж. мон-ря в руб­ри­ке «Княж Федо­ров род Коубянь­ско­го. Кня­зя Васи­лья ино­ка. Кня­зя Юрья. Гри­го­рья. Кня­зя Ондрея. Ондрея кня­ги­ню Наста­сью ино­коу. Кня­ги­ню Мар­фу ино­коу. Кня­ги­ню Ань­ну ино­ку» [37]

6/1. КН. ДАНИ­ИЛ ДМИТ­РИ­Е­ВИЧ ЗАОЗЕР­СКИЙ (сер. XV)

сын Дмит­рия Васи­лье­ви­ча Заозер­ско­го и Марии, внук кн. Васи­лия Васи­лье­ви­ча Ярославского.

7/1. КНЖ. СОФИЯ ДМИТ­РИ­ЕВ­НА ЗАОЗЕР­СКАЯ (1435,1456)

— вели­кая кня­ги­ня Мос­ков­ская, супру­га вели­ко­го кня­зя Дмит­рия Юрье­ви­ча Шемя­ки. Про­ис­хо­ди­ла из рода кня­зей Заозер­ских [57] и явля­лась пря­мым потом­ком свя­тых кня­зей Фёдо­ра Рости­сла­ви­ча Чёр­но­го и Давы­да Фёдо­ро­ви­ча Яро­слав­ско­го. [58] Един­ствен­ная дочь кня­зя Дмит­рия Васи­лье­ви­ча и кня­ги­ни Марии. Роди­те­ли Софьи Дмит­ри­ев­ны, как и её брат Андрей (в ино­че­стве — Иоасаф), про­слав­ле­ны Рус­ской Цер­ко­вью, память совер­ша­ет­ся в день празд­но­ва­ния Собо­ра Воло­год­ских свя­тых. [59]

Бра­ко­со­че­та­ние Дмит­рия Юрье­ви­ча и княж­ны Софьи долж­но было состо­ять­ся в Угли­че, [57] зимой 1436 года князь Дмит­рий при­е­хал в Моск­ву звать на сва­дьбу Васи­лия II, но был им схва­чен и отправ­лен в око­вах в Колом­ну. [60] Позд­нее Васи­лий Васи­лье­вич «пожа­ло­вал» Дмит­рия Юрье­ви­ча, [61] в докон­ча­нии меж­ду ними 13 июня 1436 года Дмит­рий Юрье­вич упо­ми­на­ет заве­ща­ние сво­е­го тестя, что, веро­ят­но, гово­рит о состо­яв­шей­ся сва­дьбе. [62] Соглас­но Вален­ти­ну Яни­ну, 2 апре­ля 1444 года Софья Дмит­ри­ев­на вме­сте с мужем и сыном при­бы­ла в Вели­кий Нов­го­род, где Дмит­рий Юрье­вич полу­чил вре­мен­ное убе­жи­ще. [63] В Нов­го­ро­де ими был сде­лан сде­лан вклад в Юрьев мона­стырь — возду́х (пла­ща­ни­ца) с изоб­ра­же­ни­ем Хри­ста во гро­бе, опла­ки­ва­е­мо­го четырь­мя анге­ла­ми, шитый шел­ка­ми, сереб­ря­ной и золо­той нитью. [64] В. Л. Янин так­же отме­ча­ет, что кня­ги­ня Софья, Дмит­рий Юрье­вич и кня­жич Иван нахо­ди­лись в Нов­го­ро­де 23 авгу­ста 1444 года. [65] Вели­кая кня­ги­ня Софья упо­ми­на­ет­ся в жало­ван­ной гра­мо­те Дмит­рия Юрье­ви­ча ниже­го­род­ско­му Бла­го­ве­щен­ско­му мона­сты­рю 14 мар­та 1446 года. [66] В кон­це 1446 — нача­ле 1447 года Дмит­рий Юрье­вич отсту­пил из-под Воло­ко­лам­ска к Гали­чу, [67] соглас­но Львов­ской лето­пи­си — «со кня­ги­нею и з бояры сво­и­ми». [68]

Шемя́кина плащани́ца (под­пис­ная пла­ща­ни­ца «Поло­же­ние во гроб» 1444 года)

Осе­нью 1449 года, в свя­зи с напа­де­ни­ем на Галич по при­ка­зу Васи­лия Тём­но­го кня­зя Васи­лия Яро­сла­ви­ча, Дмит­рий Юрье­вич вывез Софью Дмит­ри­ев­ну из горо­да и, при­быв на Више­ру, отпра­вил сво­е­го послан­ни­ка к нов­го­род­ско­му архи­епи­ско­пу Евфи­мию II с прось­бой при­нять Софью Дмит­ри­ев­ну и кня­жи­ча Ива­на к себе. [69] Вла­ды­ка Евфи­мий «и Вели­кый Новъго­родъ при­я­ша кня­ги­ню вели­кую Софью и сына Ива­на в честь, и въе­ха в осе­нине в Юрьев мона­стырь». [70] 19 янва­ря 1456 года начал­ся поход Васи­лия II на Вели­кий Нов­го­род «за неис­прав­ле­ние ноуго­ро­дец». [71] 7 фев­ра­ля 1456 года «кня­ги­ня вели­кая Софья Дмит­ріе­ва видев ту скорбь Вели­ко­му Нову­го­ро­ду, и убо­я­ся» Васи­лия Тём­но­го [72], бежа­ла из Нов­го­ро­да в Лит­ву, куда в 1454 году отъ­е­хал Иван Дмит­ри­е­вич, и напра­ви­лась к нему в малень­кий запад­но­рус­ский город Обол­чи. [73] Вплоть до 1456 года Софья Дмит­ри­ев­на в нов­го­род­ском лето­пис­ном рас­ска­зе име­ну­ет­ся вели­кой кня­ги­ней. [74]

М., В. КН. ДМИТ­РИЙ ШЕМЯ­КА ЮРЬЕ­ВИЧ МОСКОВСКИЙ.

XIX генерация от Рюрика

8/2. КН. ИВАН СЕМЕ­НО­ВИЧ БОЛЬ­ШОЙ КУБЕН­СКИЙ ин. Иоасаф (1474, † IV.1500)

стар­ший сын Семе­на Дмит­ри­е­ви­ча Кубен­ско­го.[75]. Око­ло 1467—1474 гг. Иван Семе­но­вич Кубен­ский писал дан­ную гра­мо­ту В. Б. Туч­ка Моро­зо­ва Тро­и­це-Сер­ги­е­ву мона­сты­рю на зем­ли в Нере­хот­ской воло­сти Костром­ско­го уез­да. [76] В 1489 г. вое­во­да в судо­вой рати под коман­дой кня­зя Д.В. Пат­ри­ке­е­ва-Щени в похо­де на Вят­ку. [77] В фев­ра­ле 1500 г. вме­сте с млад­шим бра­том при­сут­ство­вал на сва­дьбе кня­зя В. Д. Холм­ско­го и кня­ги­ни Фео­до­сии, «ходил у саней» вели­кой кня­ги­ни Софьи Палео­лог. [78]

В апре­ле 1500 году Иван III отпра­вил к крым­ско­му хану Менгли-Гирею сво­е­го посла кня­зя Ива­на Семе­но­ви­ча Кубен­ско­го вме­сте с кара­ва­ном мос­ков­ских куп­цов: «Того ж меся­ца апре­ля 17 отпу­стил князь вели­кий крым­ско­го посла Ази­ха­лея, да с ним вме­сте послал сво­е­го посла крым­ско­му хану Мен­ли-Гирею кня­зя Ива­на Семе­но­ви­ча Кубен­ско­го, да с ним вме­сте отпустил.строки в отпус­ке кня­зя Ив. Семе­нов. Кубен­ско­го. «Память кня­зю Ива­ну Кубен­ско­му. Аж даст Бог будет у Мен­ли Гирея у царя, да и речи выго­во­рить царю от вели­ко­го кня­зя все, и кня­зю Ива­ну царю мол­ви­ти: чего, гос­по­дине, буду не испра­вил кото­рых речей госу­да­ря сво­е­го, ино восе спи­сок, что госу­дарь мой со мною нака­зы­вал». Впро­чем это мы виде­ли уже из при­ве­ден­ных выше при­ме­ров; новы и инте­рес­ны даль­ней­шие подроб­но­сти: «и ты, гос­по­дине, с того спис­ка вели спи­са­ти те речи татар­ским пись­мом. Да дати спи­са­ти спи­сок по-татар­ски с посоль­ства у себя. А от себя спис­ка не дава­ти (Т. е. спи­сы­вать в соб­ствен­ной квар­ти­ре посла, а не в хан­ской кан­це­ля­рии, или в ином месте, заоч­но от посла.). А захо­чет сам царь по-татар­ски писа­ти, и кня­зю Ива­ну веле­ти подья­че­му перед собою у царя спи­сок чести, а тол­ма­чу тол­ма­чи­ти. А царь пишет, или кому велит писа­ти, а спис­ка рус­ско­го не дава­ти (Заслу­жи­ва­ет осо­бо­го вни­ма­ния эта подроб­ность, что сам царь ино­гда брал­ся за пись­мо. Она дока­зы­ва­ет живой инте­рес Менгли Гирея к дипло­ма­тии, и его обра­зо­ван­ность в извест­ной мере: он умел читать и писать.). А что спис­ки даны кня­зю Ива­ну памя­ти, опричь посоль­ства, и тех спис­ков кня­зю Ива­ну царю не ска­зы­ва­ти, ни явля­ти, веда­ти их себе. А о чем веле­но царю гово­ри­ти, или отве­ча­ти, как в тех спис­ках писа­но, и кня­зю Ива­ну гово­ри­ти наизусть, а спис­ка не дава­ти. Да бере­чи кня­зю Ива­ну накреп­ко того, что­бы Мен­ли Гирей царь с вели­ким кня­зем с литов­ским не мирил­ся, ни кан­чи­вал» — (в этом соб­ствен­но была зада­ча посла кня­зя Кубен­ско­го, и в этом — содер­жа­ние его «памя­тей»: стран. 307–308, в отпус­ке 1500 года). С ним «на лежа­ние» (ожи­да­ние вестей для посыл­ки их в Моск­ву) сле­до­ва­ло отпра­вить­ся 150 вели­ко­кня­же­ским тата­рам «из Росту­но­ва Бах­ти­я­ру Темир­ши­ко­ву сыну; да Ази­мен­бе­тю Учкурт­ки­ну сыну, да Исма­и­лю Шемер­де­не­ву сыну, да Кудай­бер­дею Кул­зе­ма­но­ву сыну, Афы­зо­ву бра­ту, да Узру­хо­зе Явлу­ча­ко­ву сыну; а из Пере­мыш­ля с Луб­ни Орда­шу Кум­лан­че­е­ву­сы­ну, 6 чело­ве­ком». Назван­ный посол, князь Иван Семе­но­вич Кубен­ский, не бла­го­по­луч­но дое­хал до Кры­ма: в воро­неж­ских сте­пях , на них напа­ли азов­ские тата­ры (каза­ки). Кара­ван был раз­граб­лен. Часть куп­цов была пере­би­та, дру­гие попа­ли в плен. Сам он спас­ся, но вынуж­ден был пото­пить в воде свои посоль­ские доку­мен­ты: он не допу­стил, что­бы доку­мен­ты попа­ли в руки. Князь Кубен­ский и его сопро­вож­да­ю­щие избе­жа­ли столь печаль­ной уча­сти, вос­поль­зо­ва­лись защи­той крым­ско­го посла, ехав­ше­го с кара­ва­ном. Толь­ко бла­го­да­ря это­му они достиг­ли Кры­ма. Посол по при­ез­де в Крым пра­вил свое посоль­ство наизусть, что мог при­пом­нить. Так как, одна­ко, в Посоль­ском при­ка­зе оста­лись чер­но­вые спис­ки доку­мен­тов, то они все-таки вошли в посоль­скую кни­гу на под­ле­жа­щем месте. [79]

В авгу­сте 1500 рус­ский посол Иван Кубен­ский писал из Кры­ма: «ска­зы­ва­ют, госу­дарь, Азов­ских каза­ков и Ордын­ских чело­век с восмь сот пошли на Русь, а того, госу­дарь, неве­до­мо, под твои зем­ли пошли или под литовского».Вскоре и рус­ский посол И. Кубен­ский сооб­щил в Моск­ву: «Орду ... ска­зы­ва­ют в Пяти горах под Чер­ка­сы, а голод­ну кажут и без­кон­ну доб­ре; а меж­ду себя деи царь не мирен с братьею»15. Выде­лим пере­чет обид и гра­бе­жей людям вели­ко­го кня­зя от крым­цев и от само­го царя в изло­же­нии бояри­на кня­зя Ива­на Семе­но­ви­ча Кубен­ско­го, воз­гла­вив­ше­го Посоль­ство от вели­ко­го кня­зя Ива­на III Васи­лье­ви­ча к царю Менгли-Гирею в апре­ле 1500 г. Пере­чис­лить лихие дела — зна­чит назвать всех, кто стра­дал и кто при­чи­нял стра­да­ния. Кубен­ский начи­на­ет с ука­за­ния на гра­беж людь­ми Менгли-Гирея чер­кас­цов, кото­рые, в свою оче­редь, посла Ива­на Суб­бо­ту погра­би­ли. Из пер­во­го года ново­го XVI сто­ле­тия слы­шит­ся: «А опо­сле того шел наш посол от волош­ско­го от Сте­фа­на вое­во­ды Иван Още­рин, и твои люди в Лятц­кой зем­ле его погра­би­ли, и ты тот гра­беж наших послов и ялся отда­ти, да одну еси Миха­и­лу чар­ку да лошадь отдал, а иное все и ныне у тебя. Так­же куп­ци наши были в Литов­ской зем­ле, Офо­ня Гвоз­дев с това­ры­щи, семь чело­век их; а твои люди в Литов­ском вое­ва­ли да их под Остро­гом взя­ли и с их това­ром да к тебе при­ве­ли. И мы к тебе при­ка­зы­ва­ли о тех людех с сво­им бояри­ном, со кня­зем Ива­ном с Звен­цом, что­бы еси их велел отпу­стить и с их това­ром; и ты их отпу­стил, а товар еси у них весь взял. — Князь вели­ки тобе гово­ри­ти: и ты брат наш сам тому и пора­зу­мей, гораз­до ли так чинит­ца от тво­их людей нашим людем? Дру­гу или недру­гу что слы­ше­ти? Сами есмя в брат­стве и в люб­ви, а люди твои такiе дела дела­ют. И мы к тебе о чем ни нака­жем о сво­их делах, и ты ни в чем упра­вы не учи­нишь; а ты к нам о чем ни нака­зы­ва­ешь не ток­мо о сво­их делах, но и о чюжих делах, и мы так дела­ем, как тебе надо­бе наше­му бра­ту. И ты бы и ныне тех наших послов гра­беж весь велел отда­ти наше­му бояри­ну кня­зю Ива­ну, да и куп­цом бы еси нашим велел рух­лядь их всю отда­ти» [80] Далее посол пере­чис­ля­ет име­на куп­цов Ива­на Воло­ди­ме­ро­ва, Ива­на Михай­ло­ва да Гри­ди Алек­се­е­ва с това­ри­ща­ми, шед­ши­ми из Царя­го­ро­да с Миха­и­лом Пле­ще­е­вым, когда чело­век Менгли-Гирея Ахмет Азей взял с них пол­то­ры тыся­чи алтын, а 500 отдал Михай­лу за его помин­ки: «ино гораз­до ли такая сила от тебя чинит­ся нашим людем?». [81]

Умер в Кры­му в апре­ле 1500 г. [82]

Ж., КНЖ. УЛЬЯ­НА-ЕВДО­КИЯ (ИН. ЕВПРАК­СИЯ) АНДРЕ­ЕВ­НА УГЛИЧ­СКАЯ (†15.V.1537, ‡ Моск.Новодев.м‑рь), дочь Андрея Васи­лье­ви­ча Боль­шо­го Углич­ско­го. [83] Лета 7045 (1537) маия 15 дня, пре­ста­ви­ся княж Ива­но­ва Семе­но­ви­ча Кубен­скя­го кня­ги­ня Улья­на, ино­ка Евпрак­сия [84]. Соглас­но над­гроб­ной над­пи­си, кня­ги­ня Улья­на Кубен­ская скон­ча­лась 15 мая 1537 г. Кос­вен­но мож­но опре­де­лить дату ее рож­де­ния. Брак роди­те­лей, кня­зя Андрея Углиц­ко­го и княж­ны Еле­ны Рома­нов­ны Мезец­кой, состо­ял­ся 27 мая 1470 г., а 2 апре­ля 1483 г. кня­ги­ня Еле­на умер­ла [85]. Н. К. Голей­зов­ский [86] рас­счи­тал даты рож­де­ния сыно­вей углич­ско­го кня­зя Ива­на и Дмит­рия как 1480 и 1482 гг. Зна­чит, доче­ри Андрея Боль­шо­го роди­лись в 1470‑е гг., при­чем в родо­слов­ной кни­ге стар­шей име­ну­ет­ся супру­га кня­зя А. Д. Курб­ско­го, а млад­шей – Улья­на, супру­га кня­зя И. С. Кубен­ско­го Боль­шо­го [87]. Это гово­рит так­же о том, что брак был заклю­чен до опа­лы на Андрея Углиц­ко­го, к 1491 г. они уже достиг­ли брач­но­го воз­рас­та. Судя по тому, что Улья­на при­ня­ла в мона­ше­стве имя Евпрак­сия, ее кре­стиль­ное имя («пря­мое» или «молит­вен­ное») начи­на­лось на бук­ву «Е», а имя Улья­на было пуб­лич­ным. Вклад­ная кни­га Ново­де­ви­чье­го мона­сты­ря содер­жит поми­но­ве­ния кня­ги­ни-ино­ки­ни Евпрак­сии Кубен­ской: «на годи­ну» 15 мая и на память пре­по­доб­но­му­че­ни­цы Евдо­кии 1 мар­та. Те же даты поми­но­ве­ния кня­ги­ни вне­се­ны и во вклад­ную кни­гу Кирил­ло-Бело­зер­ско­го мона­сты­ря [88]. Итак, в кре­ще­нии Улья­на носи­ла имя Евдо­кия, а пуб­лич­ное имя полу­чи­ла в честь Улья­ны, день поми­на­ния кото­рой 4 мар­та нахо­дит­ся в непо­сред­ствен­ной бли­зо­сти от памя­ти пре­по­доб­но­му­че­ни­цы Евдокии.

9/2. КН. ИВАН ШЕЛУ­ХА СЕМЕ­НО­ВИЧ МЕНЬ­ШОЙ КУБЕН­СКИЙ (1495,1500)

вто­рой сын кня­зя Семе­на Дмит­ри­е­ви­ча; упо­ми­на­ет­ся в 1495 г. в соста­ве дво­ра Ива­на III. В 1497 г. его имя встре­ча­ет­ся в духов­ной В. Б. Туч­ка Моро­зо­ва. Как и его стар­ший брат, он при­сут­ство­вал в 1500 г. на сва­дьбе кн. В. Д. Холм­ско­го. [89]

Веро­ят­но имен­но его поми­на­ли в мно­го­чис­лен­ных запи­сях кня­зей Кубен­ских в раз­лич­ных мона­сты­рях. Напри­мер, род кня­зей Кубен­ских запи­сан в Сино­дик Чудо­ва мона­сты­ря в Мос­ков­ском Крем­ле: «Кня­зя Симео­на, кня­зя Иоан­на, кня­зя Иоан­на, кня­ги­ню ино­ку Евпрак­сию, кня­зя Миха­и­ла, кня­зя Иоан­на, кня­ги­ню Марию, княж­ну Гли­ке­рию, кня­зя Пет­ра мла­ден­ца.» [90]; так­же род «Іоана Кубинсь­ко­го» впи­сан в сино­дик Вве­ден­ской печер­ноц церк­ви в Ближ­них пеще­рах Кие­во-Печер­ской Лаври [91]: «Кня­зя Іоана і матір його кня­ги­ню Улья­ну, кня­зя Михай­ла Іва­но­ви­ча, кня­ги­ню його Марію, Євпрак­сію, кня­зя Іоана, кня­зя Симо­на, Оле­ну, Ники­ту, кня­зя Іоана, кня­ги­ню Марію.»

Ж., МАРИЯ

Дети: Васи­лий Шелуха.

10/2. КН. АНДРЕЙ ЮРЬЕ­ВИЧ КУБЕН­СКИЙ (1480?)

сын Юрия Дмит­ри­е­ви­ча и Марфы.

11/2. КН. ДАВИД …… КУБЕН­СКИЙ (1488)

слу­жеб­ный князь Семе­на Ива­но­ви­ча Шемя­чи­ча в Лит­ве, внук Дмит­рия Васи­лье­ви­ча Заозер­ско­го , сын или Федо­ра или Юрия.

Как отме­тил М. М. Кром, князь Иван Дмит­ри­е­вич Шемя­тич при­был в Лит­ву «со сво­им дво­ром»: в жало­бе мос­ков­ских куп­цов, относящей­ся к 1487/88 г., упо­ми­на­ют­ся сре­ди «людей» Семе­на Ива­но­ви­ча Шемя­чи­ча, сына Ива­на Дмит­ри­е­ви­ча, некий «князь Давид Кубен­ский» (оче­вид­но, род­ствен­ник кня­ги­ни-мате­ри Софьи Дмит­ри­ев­ны, про­ис­хо­дя­щей из кня­зей Заозер­ских-Кубен­ских), а так­же «вое­вод­ка» кня­зя Семе­на Домо­ткан и «дьяк княж Семе­нов». «Все атри­бу­ты кня­же­ско­го дво­ра нали­цо», — заме­ча­ет М. М. Кром. [92] Воз­мож­но ли род­ство кня­зей Кубен­ских-Литов­ских и Яро­слав­ских? Тео­ре­ти­че­ски они мог­ли про­ис­хо­дить от пред­ста­ви­те­ля Кубен­ских-Яро­слав­ских, отъ­е­хав­ше­го в Лит­ву, но под­твер­жде­ния в источ­ни­ках нет.

XX генерация от Рюрика

12/8.КН. ИВАН ИВА­НО­ВИЧ КУБЕН­СКИЙ (1524,†21.VII.1546, Колом­на,‡ Моск.Новодев.м‑рь)

мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный и воен­ный дея­тель из рода Кубен­ских: дво­рец­кий (1524,-1546) , крав­чий (1531–1535) и боярин (1541–1546). По мате­рин­ской линии — дво­ю­род­ный пле­мян­ник вели­ко­го кня­зя мос­ков­ско­го Васи­лия Ива­но­ви­ча; по родо­слов­цам стар­ший сын кня­зя Ива­на Семе­но­ви­ча Кубен­ско­го Боль­шо­го и Улья­ны Андре­ев­ны, доче­ри углиц­ко­го кня­зя Андрея Горяя. Сохра­ни­лось глу­хое изве­стие, что он был крав­чим. Оно как буд­то под­твер­жда­ет­ся его ков­шом с над­пи­сью 1535 г. [93]

В апре­ле 1518 года князь Иван Ива­но­вич Кубен­ский, будучи «сыном бояр­ским», упо­ми­на­ет­ся при при­ё­ме импе­ра­тор­ско­го посла Ф. де Кол­ло. В 1524 году Иван Кубен­ский был назна­чен вели­ко­кня­же­ским дво­рец­ким. 28 июля 1524 г. упо­ми­на­ет­ся как дво­рец­кий в доклад­ной полю­бов­ной разъ­ез­жей Тро­и­це-Сер­ги­е­ва мона­сты­ря и мос­ков­ских поме­щи­ков бра­тьев Олех­но­вых. Разъ­ез­жая ста­ла резуль­та­том позе­мель­но­го спо­ра, раз­би­рав­ше­го­ся судьей Вери­гой Него­дя­е­вым. Суд фак­ти­че­ски не состо­ял­ся за при­ми­ре­ни­ем сто­рон. Межа, раз­де­лив­шая спор­ные вла­де­ния, была про­ве­де­на соли­дар­ны­ми ста­ро­жиль­ца­ми обо­их ист­цов. Резуль­та­ты раз­би­ра­тель­ства Вери­га пред­ста­вил на утвер­жде­ние дво­рец­ко­му кн. Ива­ну Ива­но­ви­чу Кубен­ско­му. Ито­го­вую разъ­ез­жую под­пи­сал дьяк вели­ко­го кня­зя Федор Мишу­рин [94] В авгу­сте 1524 года ему докла­ды­ва­лись позе­мель­ные спо­ры. В фев­ра­ле, мае, июле и сен­тяб­ре 1525 года ему докла­ды­ва­лись разъ­ез­ды земель, а в июне 1525 года он под­пи­сы­ва­ет жало­ван­ные гра­мо­ты. В декаб­ре 1526 года князь Иван Ива­но­вич Кубен­ский сопро­вож­дал вели­ко­го кня­зя мос­ков­ско­го Васи­лия Ива­но­ви­ча в его поезд­ке в Тих­вин. [95]

Затем в дея­тель­но­сти Ива­на Ива­но­ви­ча насту­па­ет не вполне ясный пере­рыв. Воз­мож­но, он свя­зан с неудач­ным Казан­ским похо­дом 1524 г., в кото­ром при­ни­мал уча­стие его брат Миха­ил. Во вся­ком слу­чае, в Госу­дар­ствен­ном архи­ве хра­нил­ся «спи­сок обыск­ной о казан­ском деле кня­зя Ива­на Кубен­ско­го». [96] И. И. Кубен­ский сно­ва появ­ля­ет­ся в двор­цо­вом ведом­стве в 1532 г., когда в одной из гра­мот (от 26 июня) сооб­ща­лось, что посель­ский одно­го из сел на Шексне дол­жен поло­жить спи­сок сво­е­го позе­мель­но­го суда перед И. И. Кубен­ским. В фев­ра­ле 1533 г. Кубен­ский раз­би­рал дело о высыл­ке кре­стья­ни­на в зем­ли одно­го из рязан­ских мона­сты­рей. В апре­ле 1533 г. он выдал оброч­ную гра­мо­ту поме­щи­ку И. И. Любов­ни­ко­ву. [97] Упо­ми­на­ет­ся в духов­ной кн. М. В. Гор­ба­то­го до 17 июля 1535 г. [98]

В пред­смерт­ные дни Васи­лия III Ива­но­ви­ча князь Иван Ива­но­вич Кубен­ский был сре­ди близ­ких к вели­ко­му кня­зю. [99] В 1536, 1537 и 1538 годах сопро­вож­дал пра­ви­тель­ни­цу и вдов­ству­ю­щую вели­кую кня­ги­ню Еле­ну Васи­льев­ну Глин­скую в её поезд­ках по мона­сты­рям. С бояр­ским зва­ни­ем Кубен­ский встре­ча­ет­ся толь­ко в 1541 г., т. е. неза­дол­го до каз­ни (летом 1546 г.). В 1542 году участ­во­вал в заго­во­ре кня­зей Шуй­ских про­тив пра­ви­те­ля, бояри­на кня­зя Ива­на Фёдо­ро­ви­ча Бель­ско­го. В 1543 году после паде­ния Шуй­ских Иван Ива­но­вич Бель­ский был заклю­чен в тем­ни­цу. Через пять меся­цев был осво­бож­ден из заклю­че­ния, но вско­ре вновь попал в цар­скую опалу.

В 1543 году Иван Ива­но­вич Кубен­ский коман­до­вал боль­шим пол­ком во Вла­ди­ми­ре с свя­зи с угро­зой напа­де­ния казан­ских татар. В 1546 году был назна­чен вто­рым вое­во­дой боль­шо­го пол­ка под Колом­ной. В Лето­пис­це нача­ла цар­ства вслед за сооб­ще­ни­ем о мар­тов­ской поезд­ке Ива­на IV по мона­сты­рям и на мед­ве­жью охо­ту поме­ще­на ста­тья об опа­ле, постиг­шей 16 декаб­ря 1544 г. кн. И. И. Кубен­ско­го: «поло­жил князь вели­ки опа­лу свою на кня­зя на Ива­на Кубен­ско­го за то, что они вели­ко­му госу­да­рю не доб­ро­хот­ство­ва­ли и его госу­дар­ству мно­гие неправ­ды чини­ли, и вели­кое мздо­им­ство учи­ни­ли и мно­гие мяте­жи, и бояр без вели­ко­го госу­да­ря веле­ния мно­гих поби­ли». [100]

При­ве­ден­ный лето­пис­ный пас­саж зву­чит как осуж­де­ние неких «недоб­ро­хот­ных» вель­мож, прав­ле­ние кото­рых, как утвер­ждал позд­нее Иван Гроз­ный в про­ци­ти­ро­ван­ном выше пись­ме Андрею Курб­ско­му, про­дол­жа­лось шесть с поло­ви­ной лет с момен­та кон­чи­ны вели­кой кня­ги­ни Еле­ны. По сло­вам лето­пис­ца, князь Иван с женой были сосла­ны в Пере­славль, где их поса­ди­ли «за сто­ро­жи» на дво­ре, в кото­ром ранее дер­жа­ли в зато­че­нии детей удель­но­го кня­зя Андрея Углиц­ко­го. Впро­чем, пол­го­да спу­стя, в мае 1545 г., «пожя­ло­вал князь вели­кий кня­зя Ива­на, из нят­ства выпу­стил». [100] Цар­ствен­ная кни­га почти сло­во в сло­во повто­ря­ет уже извест­ный нам рас­сказ Лето­пис­ца нача­ла цар­ства. [101]

Недав­но В. Д. Наза­ров попы­тал­ся рас­крыть тай­ну зага­доч­ной опа­лы кн. И. И. Кубен­ско­го. Уче­ный обра­тил вни­ма­ние на жало­ван­ную тар­хан­но-несу­ди­мую гра­мо­ту Ива­на IV игу­ме­ну Новоспас­ско­го мона­сты­ря Нифон­ту на село Семе­нов­ское Бар­те­не­во в Можай­ском уез­де от 22 сен­тяб­ря 1549 г.: как явству­ет из тек­ста гра­мо­ты, это село пред­став­ля­ло собой быв­шую вот­чи­ну кн. Ива­на Ива­но­ви­ча Кубен­ско­го, и оно было дано в мона­стырь по душе («в веч­ный поми­нок») кн. Миха­и­ла Бог­да­но­ва сына Тру­бец­ко­го. [102] В ком­мен­та­рии к это­му доку­мен­ту В. Д. Наза­ров выска­зал гипо­те­зу о нали­чии вза­и­мо­свя­зи меж­ду гибе­лью кн. М. Б. Тру­бец­ко­го (кото­рый, соглас­но родо­во­му пре­да­нию семей­ства Тру­бец­ких и резуль­та­там обсле­до­ва­ния его над­гро­бия, погиб насиль­ствен­ной смер­тью в 12–13-летнем воз­расте) и опа­лой, постиг­шей бояри­на кн. И. И. Кубен­ско­го. По пред­по­ло­же­нию иссле­до­ва­те­ля, юный кня­жич был убит 15 декаб­ря 1544 г. (имен­но эта дата чита­лась на его над­гро­бии) по при­ка­зу Кубен­ско­го. За это на сле­ду­ю­щий день на бояри­на была нало­же­на опа­ла, а впо­след­ствии, когда после каз­ни кн. И. И. Кубен­ско­го (в июле 1546 г.) вот­чи­ны послед­не­го были кон­фис­ко­ва­ны, упо­мя­ну­тое выше село было дано в Новоспас­ский мона­стырь в каче­стве поми­наль­но­го вкла­да по уби­ен­ном кня­жи­че Миха­и­ле Тру­бец­ком. [103]

Пред­ло­жен­ная В. Д. Наза­ро­вым вер­сия собы­тий воз­мож­на, но, посколь­ку выдви­ну­тая им гипо­те­за осно­вы­ва­ет­ся на целом ряде допу­ще­ний и пред­по­ло­же­ний, ее нель­зя счи­тать пол­но­стью дока­зан­ной. Сле­ду­ет учесть преж­де все­го, что ни один источ­ник не гово­рит о при­част­но­сти кн. И. И. Кубен­ско­го к убий­ству юно­го кня­жи­ча. Более того, Андрей Курб­ский в сво­ей «Исто­рии о вели­ком кня­зе Мос­ков­ском» пря­мо при­пи­сы­ва­ет рас­пра­ву с кн. М. Б. Тру­бец­ким само­му госу­да­рю: «…удав­лен от него | Ива­на. — М. Кром] кня­зя Бог­да­на сын Тру­бец­ко­го, в пяти­на­де­ся­ти летех мла­де­нец, Миха­ил име­нем, с роду кня­жат литов­ских». [104] Впро­чем, вре­мя, когда было совер­ше­но это зло­де­я­ние, опре­де­ля­ет­ся Курб­ским доволь­но про­ти­во­ре­чи­во: сна­ча­ла он гово­рит, что кня­жич погиб года за два («аки за два лета») до каз­ни бояр И. И. Кубен­ско­го и Ворон­цо­вых, что вро­де бы ука­зы­ва­ет на 1544 г., но ниже автор «Исто­рии» заме­ча­ет, что, как ему пом­нит­ся, в один год с М. Б. Тру­бец­ким («того же лета») были уби­ты «бла­го­род­ные кня­жа­та»: Иван Доро­го­буж­ский и Федор, сын Ива­на Овчи­ны; [105] одна­ко эти двое моло­дых кня­зей были каз­не­ны, как будет пока­за­но ниже, в янва­ре 1547 г.

Но даже если гипо­те­за В. Д. Наза­ро­ва вер­на, она мало про­яс­ня­ет смысл про­ис­шед­ших в декаб­ре 1544 г. собы­тий. Кто были те санов­ни­ки, кому адре­со­ва­ны пере­ска­зан­ные лето­пис­цем обви­не­ния в мздо­им­стве и наси­лии? Их име­на исчез­ли из лето­пи­си, веро­ят­но, после неудач­но про­ве­ден­ной редак­ту­ры. И оста­ет­ся толь­ко дога­ды­вать­ся, какие могу­ще­ствен­ные силы доби­лись аре­ста вли­я­тель­но­го бояри­на (в недав­нем про­шлом — дво­рец­ко­го) кн. И. И. Кубенского.15 сен­тяб­ря 1545 г. Иван по тра­ди­ции отпра­вил­ся в Тро­и­це-Сер­ги­ев мона­стырь «к чюдо­твор­це­вой паме­ти помо­ли­ти­ся». Отту­да он с бра­том Юри­ем поехал «на свою цар­скую поте­ху» в Алек­сан­дро­ву сло­бо­ду. Из Сло­бо­ды госу­дарь велел бра­ту ехать в Можайск, а сам вер­нул­ся на несколь­ко дней в Моск­ву. При­быв 5 октяб­ря в сто­ли­цу, вели­кий князь, по сло­вам лето­пис­ца, «поло­жил опа­лу на бояр сво­их за их неправ­ду»: на кн. Ива­на Кубен­ско­го, кн. Пет­ра Шуй­ско­го, кн. Алек­сандра Гор­ба­то­го, Федо­ра Ворон­цо­ва и кн. Дмит­рия Палец­ко­го. «И устро­ив свое дело, — про­дол­жа­ет лето­пи­сец, — поехал с Моск­вы в Можа­еск того же меся­ца октяб­ря 9, а на Моск­ву при­е­хал князь вели­кий нояб­ря 14». [106]

При­ве­ден­ный текст не остав­ля­ет сомне­ний в том, что Иван IV пре­рвал на корот­кое вре­мя свое путе­ше­ствие толь­ко для того, что­бы нало­жить опа­лу на бояр, после чего, «устро­ив свое дело», как бес­страст­но заме­ча­ет лето­пи­сец, он вер­нул­ся к пре­рван­ным раз­вле­че­ни­ям, отпра­вив­шись в Можайск, где его уже ждал брат Юрий. При­чи­на постиг­шей бояр опа­лы в лето­пис­ной ста­тье, отно­ся­щей­ся к осе­ни 7054 г. (1545 г.), ука­за­на в самой общей и неопре­де­лен­ной фор­ме («за их неправ­ду»), но если срав­нить этот текст с рас­смот­рен­ной выше декабрь­ской ста­тьей 7053 г. (1544) об опа­ле кн. И.И. Кубен­ско­го, то неволь­но воз­ни­ка­ет пред­по­ло­же­ние, что поме­щен­ные там обви­не­ния неких не назван­ных по име­ни лиц в том, что «они вели­ко­му госу­да­рю не доб­ро­хот­ство­ва­ли и его госу­дар­ству мно­гие неправ­ды чини­ли, и вели­кое мздо­им­ство учи­ни­ли и мно­гие мяте­жи, и бояр без вели­ко­го госу­да­ря веле­ния мно­гих поби­ли», [100] — воз­мож­но, были адре­со­ва­ны как раз постра­дав­шим в октяб­ре 1545 г. вме­сте с кн. И. И. Кубен­ским санов­ни­кам: кня­зьям П. И. Шуй­ско­му, А. Б. Гор­ба­то­му, Д. Ф. Палец­ко­му, а так­же Ф. С. Ворон­цо­ву. Не исклю­че­но, что про­ци­ти­ро­ван­ная фра­за о «неправ­дах», «мздо­им­стве» и «мяте­жах» была оши­боч­но пере­не­се­на из ста­тьи 7054 г. об опа­ле бояр в декабрь­скую ста­тью 7053 г. о «поима­нии» кн. И. И. Кубен­ско­го, а то обсто­я­тель­ство, что в обо­их эпи­зо­дах на пер­вом плане ока­зал­ся имен­но Иван Кубен­ский, дела­ет подоб­ную меха­ни­че­скую ошиб­ку еще более вероятной.

В декаб­ре 1545 г. опаль­ные были про­ще­ны: «…пожя­ло­вал князь вели­кий бояр сво­их кня­зя Ива­на Кубен­ско­го и кня­зя Пет­ра Шюй­ско­го, и кня­зя Алек­сандра Гор­ба­то­го, и кня­зя Дмит­рея Палец­ко­го, и Федо­ра Ворон­цо­ва». [107] В более позд­ней редак­ции вто­рой поло­ви­ны 50‑х гг. XVI в. к это­му крат­ко­му сооб­ще­нию Лето­пис­ца нача­ла цар­ства было сде­ла­но добав­ле­ние о том, что «пожа­ло­вал» вели­кий князь опаль­ных бояр «для отца сво­е­го Мака­рья мит­ро­по­ли­та», [108] т. е., надо пони­мать, по «печа­ло­ва­нию» владыки.

Пик его карье­ры при­шел­ся, по-види­мо­му, на нача­ло 40‑х гг.: к весне 1540 г. он полу­чил бояр­ский чин и при этом про­дол­жал актив­ную дея­тель­ность в каче­стве дво­рец­ко­го Боль­шо­го двор­ца. Но к 1544 г. его поло­же­ние при дво­ре пошат­ну­лось: он поте­рял чин дво­рец­ко­го, послед­ний раз упо­мя­нут с этим чином летом 1543 г.[109], а в декаб­ре 1544 г., как мы уже зна­ем, был отправ­лен в зато­че­ние в Пере­славль, где про­вел под стра­жей пол­го­да. В мае 1545 г. Иван Ива­но­вич был осво­бож­ден, но спу­стя пять меся­цев сно­ва попал в опа­лу — на этот раз «ком­па­нию» ему соста­ви­ли Ф. С. Ворон­цов и кня­зья П. И. Шуй­ский, А. Б. Гор­ба­тый и Д. Ф. Палец­кий; в декаб­ре того же года, как уже гово­ри­лось, все опаль­ные были про­ще­ны по хода­тай­ству мит­ро­по­ли­та. [110] Как видим, в 1544–1545 гг. кн. И. И. Кубен­ский не нахо­дил­ся на вер­шине могу­ще­ства, а, наобо­рот, все боль­ше терял поч­ву под ногами.

В мае 1546 г. Иван IV отпра­вил­ся «на Колом­ну» и рас­по­ло­жил­ся в Голутвине монастыре.
Моло­дой госу­дарь про­во­дил вре­мя весь­ма свое­об­раз­но: «И тут была у него поте­ха: паш­ню пахал веш­нюю и з бояры и сеял гре­чи­ху; и иныя поте­хи: на ходу­лех ходил и в саван наря­жал­ся», – сви­де­тель­ству­ет Пис­ка­рев­ский лето­пи­сец ((ПСРЛ. М., 1978. Т. 34. С. 189. Подроб­нее об этом: Мазу­ров А. Б. Коло­мен­ские «поте­хи» Ива­на Гроз­но­го в 1546 г.: новые штри­хи к порт­ре­ту юно­го вели­ко­го кня­зя // Рос­сий­ская исто­рия. 2018. № 1. С. 22–31.). Во вре­мя «сто­я­ния» на Коломне раз­го­рел­ся кон­фликт в вой­ске – в дра­ке меж­ду нов­го­род­ски­ми пищаль­ни­ка­ми и дво­ря­на­ми, охра­няв­ши­ми царя, были уби­ты несколь­ко чело­век. Иван IVпо­ру­чил рас­сле­до­вать этот инци­дент дья­ку В. Г. Заха­ро­ву-Гни­льев­ско­му. Воз­мож­но, что дьяк (или кто-то за его спи­ной) вос­поль­зо­вал­ся этим, что­бы устра­нить кон­ку­рен­тов из сре­ды выс­ше­го бояр­ства. Заха­ров «окле­ве­тал лож­ны­ми сло­ве­сы» бояр Кубен­ско­го, Ф. С. и В. М. Ворон­цо­вых, и 21 июля бояр каз­ни­ли: «всем трем голо­вы посек­ли, а отцов духов­ных у них перед их кон­цем не было» [111]. Лишив опаль­ных пред­смерт­ной испо­ве­ди, Иван IV все же раз­ре­шил похо­ро­нить их в родо­вых усы­паль­ни­цах: «и взя­шя их по пове­ле­нью по вели­ко­го кня­зя при­я­те­ли их и поло­жи­ша их, где же кото­рой род кла­дет­ца» [112]. В резуль­та­те это­го рас­по­ря­же­ния князь И. И. Кубен­ский ока­зал­ся похо­ро­нен в Смо­лен­ском собо­ре, рядом с мате­рью. О том, что слу­чи­лось в вели­ко­кня­же­ском лаге­ре под Колом­ной в июле 1546 г., сохра­ни­лось несколь­ко лето­пис­ных рас­ска­зов. Сооб­ще­ние офи­ци­аль­но­го Лето­пис­ца нача­ла цар­ства весь­ма лако­нич­но: «…того же лета на Коломне по дия­во­лю дей­ству окле­ве­тал лож­ны­ми сло­ве­сы вели­ко­го кня­зя бояр Васи­лей Гри­го­рьев сын Заха­ро­ва Гни­льев­ский вели­ко­му кня­зю. И князь вели­кий с вели­кия яро­сти поло­жил на них гнев свой и опа­лу по его сло­ве­сем, что он бяше тогда у вели­ко­го госу­да­ря в при­бли­же­ние, Васи­лей. И велел каз­ни­ти князь вели­кий кня­зя Ива­на Кубен­ско­го, Федо­ра Ворон­цо­ва, Васи­лия Михай­ло­ва сына Ворон­цо­ва же. Отсе­ко­ша им глав меся­ца июля 21, в суб­о­ту. А Ива­на Пет­ро­ва сына Федо­ро­ви­чя велел поима­ти и сосла­ти на Бело­озе­ро и велел его поса­ди­ти за сто­ро­жи, а Ива­на Михай­ло­ва сына Ворон­цо­ва же велел поима­ти же». [113]

Оче­вид­но, рабо­тав­ший в нача­ле 1550‑х гг. при­двор­ный лето­пи­сец стре­мил­ся отве­сти от госу­да­ря воз­мож­ные обви­не­ния в про­ли­тии невин­ной кро­ви. Поэто­му вся ответ­ствен­ность за слу­чив­ше­е­ся воз­ла­га­ет­ся на «ближ­не­го» дья­ка В. Г. Заха­ро­ва-Гни­льев­ско­го, окле­ве­тав­ше­го бояр. Пове­де­ние же вели­ко­го кня­зя оправ­ды­ва­ет­ся тем, что он-де нахо­дил­ся в «вели­кой яро­сти», т. е., как ска­за­ли бы юри­сты наше­го вре­ме­ни, «дей­ство­вал в состо­я­нии аффекта».

По-ино­му рас­став­ле­ны акцен­ты в более ран­нем Пост­ни­ков­ском лето­пис­це, рас­сказ кото­ро­го содер­жит нема­ло цен­ных подроб­но­стей: «Июля 21, назав­трее Ильи­на дни, велел князь вели­ки на Коломне у сво­е­го ста­ну перед сво­и­ми шат­ры каз­ни­ти бояр сво­их кня­зя Ива­на Ива­но­ви­ча Кубен­ско­го да Федо­ра Деми­да Семе­но­ви­ча Ворон­цо­ва, да Васи­лья Михай­ло­ви­ча Ворон­цо­ва же, что был попрем того дмит­ров­ской дво­рец­кой, за неко­то­рое их к госу­да­рю неис­прав­ле­ние. И каз­ни­ли их — всем трем голо­вы посек­ли, а отцов духов­ных у них перед их кон­цем не было. И взя­ша их по пове­ле­нью по вели­ко­го кня­зя при­я­те­ли их и поло­жи­ша их, где же кото­рой род кла­дет­ца. А бояри­на и коню­ше­го Ива­на Пет­ро­ви­ча Федо­ро­ви­ча в те же поры обо­дра­на нага дръ­жа­ли, но Бог его поми­ло­вал, госу­дарь его не велел каз­ни­ти за то, что он про­тив госу­да­ря встреч­но не гово­рил, а во всем ся вино­ват чинил. А сослал его на Бело­озе­ро, а тяго­сти на него не велел поло­жи­ти. А живо­ты их и вот­чи­ны их всех велел князь вели­ки пой­мать на себя. Тогды же после тое каз­ни и неоди­нож­ды был на Коломне на пыт­ке Иван Михай­ло­вич Ворон­цо­ва». [114] Перед нами явно сви­де­тель­ство совре­мен­ни­ка, а воз­мож­но, и оче­вид­ца этих страш­ных собы­тий, запи­сан­ное все­го лишь через несколь­ко лет после коло­мен­ских каз­ней. [115] Он обо­зна­чил место дей­ствия — у ста­на вели­ко­го кня­зя, перед его шатра­ми — и, в отли­чие от всех после­ду­ю­щих лето­пис­цев, точ­но ука­зал при­двор­ные чины тех, кто под­верг­ся пыт­кам и каз­ням: бояр кн. И. И. Кубен­ско­го и Ф. С. Ворон­цо­ва, дмит­ров­ско­го дво­рец­ко­го В. М. Ворон­цо­ва, бояри­на и коню­ше­го И. П. Федо­ро­ва. Толь­ко Пост­ни­ков­ский лето­пи­сец сохра­нил зло­ве­щую деталь, кото­рая, надо пола­гать, про­из­ве­ла осо­бен­но силь­ное впе­чат­ле­ние на совре­мен­ни­ков: перед каз­нью жерт­вам не поз­во­ли­ли испо­ве­дать­ся («...отцов духов­ных у них перед их кон­цем не было»). Важ­на и дру­гая подроб­ность, помо­га­ю­щая понять моти­вы жесто­ко­сти юно­го госу­да­ря: объ­яс­няя, поче­му И. П. Федо­ров избе­жал каз­ни, лето­пи­сец заме­ча­ет: «...госу­дарь его не велел каз­ни­ти за то, что он про­тив госу­да­ря встреч­но не гово­рил, а во всем ся вино­ват чинил».

Сохра­ни­лось уте­ши­тель­ное посла­ние стар­ца Иоси­фо-Воло­ко­лам­ско­го мона­сты­ря Фотия, адре­со­ван­ное вдо­ве кн. И. И. Кубен­ско­го — ста­ри­це Алек­сан­дре. Фотий убеж­дал ее не роп­тать и сми­рить­ся перед Божьей волей: «А о том, госу­да­ры­ни, не роп­щи и не сму­щай­ся, еже госу­дарь князь Иван Ива­но­вичь госу­да­ря вели­ка­го кня­зя опа­лою гор­кую и лютую смерть постра­дал […]. Зане­же, госу­да­ры­ни, воз­лю­бил вас Гос­подь Бог и устро­ил тому тако быти, яко без Божиа про­мыс­ла ничто­же не слу­ча­ет­ся чело­ве­ком…». [116] При этом для авто­ра посла­ния (как, оче­вид­но, и для его кор­ре­спон­дент­ки) кн. И. И. Кубен­ский — невин­ная жерт­ва, муче­ник: «Гос­подь Бог бла­го­во­ле­ни­ем сво­им и чело­ве­ко­лю­би­ем сво­им госу­да­ря кня­зя Ива­на аще и гор­кою смер­тию скон­чял, но кро­вию муче­ни­че­скою вся гре­хи его омыл…». [117]

Род­ным оста­ва­лось толь­ко молить­ся за упо­кой души каз­нен­ных: 29 авгу­ста 1546 г., на соро­ко­вой день после гибе­ли кн. И. И. Кубен­ско­го и Ворон­цо­вых, Авдо­тья, жена бояри­на И. С. Ворон­цо­ва, дала вклад в Тро­иц­кий мона­стырь по сво­ем деве­ре — Федо­ре Семе­но­ви­че Ворон­цо­ве. [118] В той же Тро­иц­кой кни­ге запи­сан и вклад ста­ри­цы Алек­сан­дры по муже, кн. И. И. Кубен­ском. Вклад был сде­лан 28 янва­ря 1548 г. [119]

Под­твер­жда­ют­ся и сло­ва лето­пис­ца о кон­фис­ка­ции иму­ще­ства («живо­тов») и вот­чин каз­нен­ных бояр: в их чис­ле, в част­но­сти, ока­за­лось два села кн. И. И. Кубен­ско­го в Яро­слав­ском уез­де, заве­щан­ные им Спас­ско­му мона­сты­рю, [120] и его же вот­чи­на в Можай­ском уез­де, кото­рая позд­нее была дана в Мос­ков­ский Новоспас­ский мона­стырь по душе кн. М. Б. Тру­бец­ко­го. [121] При­ме­ча­тель­но, что пре­крас­но осве­дом­лен­ный о собы­ти­ях июля 1546 г. Пост­ни­ков­ский лето­пи­сец наме­рен­но укло­нил­ся от обсуж­де­ния при­чин слу­чив­ше­го­ся: о вине жертв госу­да­ре­ва гне­ва он выска­зал­ся в самой уклон­чи­вой фор­ме: они-де были каз­не­ны «за неко­то­рое их к госу­да­рю неис­прав­ле­ние». Но в лето­пи­са­нии вто­рой поло­ви­ны цар­ство­ва­ния Ива­на Гроз­но­го подоб­ные недо­молв­ки были уже недо­пу­сти­мы. Как уже гово­ри­лось, в Лето­пис­це нача­ла цар­ства — памят­ни­ке нача­ла 50‑х гг. — рас­пра­ва с бояра­ми объ­яс­ня­ет­ся коз­ня­ми дья­ка Васи­лия Гни­льев­ско­го. В более позд­ней редак­ции это­го тек­ста (кон­ца 50‑х гг.), отра­зив­шей­ся в про­дол­же­нии Нико­нов­ской лето­пи­си, часть вины была пере­ло­же­на на самих каз­нен­ных бояр: ока­зы­ва­ет­ся, вели­кий князь «поло­жил на них гнев свой и опа­лу» по «сло­ве­сам» дья­ка Васи­лия «и по преж­не­му их неудобь­ству, что мно­гые мзды в госу­дарь­стве его взи­ма­ху в мно­гых госу­дарь­скых и зем­скых делех». [122]

Эта эклек­тич­ная вер­сия была повто­ре­на в лето­пис­ном памят­ни­ке кон­ца гроз­нен­ской эпо­хи — так назы­ва­е­мой Цар­ствен­ной кни­ге. Но это­го редак­то­ру пока­за­лось мало, и в при­пис­ках к соот­вет­ству­ю­щей лето­пис­ной ста­тье появил­ся сле­ду­ю­щий рас­сказ: «госу­да­рю вели­ко­му кня­зю выехав­шю на про­хлад поез­ди­ти поте­ши­ти­ся, и как бысть госу­дарь за поса­дом, и нача­ша госу­да­рю бити челом пищал­ни­ки ноуго­родц­кия, а их было чело­век с пят­де­сят, и госу­дарь велел их ото­сла­ти; они же нача­ша послан­ни­ком госу­дар­ским сопро­ти­ви­ти­ся, бити кол­па­ки и гря­зью шиба­ти, и госу­дарь велел дво­ря­ном сво­им, кото­рые за ним еха­ли, их ото­сла­ти; они же нача­ша бол­ма съпро­ти­ви­ти­ся, и дво­ряне на них напу­сти­ли. И как при­мча­ли их к поса­ду, и пищал­ни­ки все ста­ли на бой и поня­ли бити­ся осло­пы и ис пища­лей стре­ля­ти, а дво­ряне из луков и саб­ля­ми, и бысть бой велик и мерт­вых по пяти, по шти на обе сто­ро­ны; и госу­да­ря не про­пу­сти­ли тем же местом к сво­е­му ста­ну про­ехати, но объ­е­ха госу­дарь иным местом. И госу­дарь о сем бысть в сум­не­нии и пове­ле о сем про­ве­да­ти, по чье­му нау­ку бысть сие съпро­ти­вство, а без нау­ку сему быти не мощ­но; и пове­ле о сем про­ве­да­ти дия­ку сво­е­му Васи­лию Заха­ро­ву, поне­же он у госу­да­ря бысть в при­бли­же­нии. Он же, неве­до­мо каким обы­ча­ем, изве­сти госу­да­рю сие дело на бояр его на кня­зя Ива­на Кубен­ска­го и на Федо­ра и на Васи­лия Ворон­цо­вых…». [123]

Конец этой исто­рии в ее офи­ци­аль­ной вер­сии нам уже изве­стен: вели­кий князь, «пове­ря дия­ку сво­е­му, учял о том доса­до­ва­ти и […] с вели­киа яро­сти поло­жил на них гнев свой и опа­лу по его сло­ве­сем», а так­же «и по преж­не­му их неудобь­ству, что мно­гые мзды в госу­дарь­стве его взи­ма­ху во мно­гых госу­дарь­скых и земь­скых делех, да и за мно­гие их сопро­ти­вства». [124]

Но мож­но ли дове­рять этой позд­ней и тен­ден­ци­оз­ной вер­сии собы­тий? Отме­тим преж­де все­го, что един­ствен­ное, хотя и важ­ное допол­не­ние к сооб­ще­нию Лето­пис­ца нача­ла цар­ства о коло­мен­ских каз­нях, кото­рое появ­ля­ет­ся в при­пис­ках к тек­сту Цар­ствен­ной кни­ги, — это кра­соч­ное повест­во­ва­ние о выступ­ле­нии нов­го­род­ских пищаль­ни­ков. И хотя запи­сан этот рас­сказ был спу­стя несколь­ко деся­ти­ле­тий после собы­тий 1546 г., есть осно­ва­ния пола­гать, что он не был про­сто пло­дом досу­же­го вымыс­ла соста­ви­те­ля. [125] И. И. Смир­нов убе­ди­тель­но пока­зал несо­сто­я­тель­ность этой гипо­те­зы и при­вел аргу­мен­ты в поль­зу реаль­но­сти выступ­ле­ния пищаль­ни­ков в 1546 г. [126]

И. И. Смир­нов обра­тил вни­ма­ние на сле­ду­ю­щий пас­саж из Нов­го­род­ско­го лето­пис­ца по спис­ку Н. К. Николь­ско­го, кото­рый, по мне­нию уче­но­го, име­ет отно­ше­ние к выступ­ле­нию пищаль­ни­ков летом 1546 г.: [127] «…в том же году 54, пере­пу­сти зиму, в лете вози­ле к Москве опаль­ных людей полутре­тья­ца­ти чело­век нов­го­род­цов, што была опа­ла от вели­ко­го кня­зя в том, што в спо­рех с суро­жа­ны не доста­ви­ли в пищал­ни­кы соро­ка чело­век на служ­бу; и живо­ты у них отпи­са­ли и к Москве свез­ли, а дво­ры их, оце­нив, на ста­ро­стах допра­ви­ли». [128]

Как явству­ет из при­ве­ден­но­го лето­пис­но­го отрыв­ка, сре­ди нов­го­род­ских посад­ских людей воз­ник­ли раз­но­гла­сия о нор­ме рас­клад­ки пищаль­ной повин­но­сти, и в резуль­та­те 40 пищаль­ни­ков были недо­по­став­ле­ны на служ­бу. Оче­вид­но, как раз­ле­том 1546 г. раз­би­ра­тель­ство по это­му делу было в раз­га­ре: опаль­ных достав­ля­ли в Моск­ву, а их иму­ще­ство под­вер­га­лось кон­фис­ка­ции. Поэто­му весь­ма веро­ят­ным пред­став­ля­ет­ся пред­по­ло­же­ние И. И. Смир­но­ва о том, что чело­би­тье, с кото­рым, соглас­но тек­сту при­пис­ки к Цар­ствен­ной кни­ге, обра­ти­лись к Ива­ну IV нов­го­род­ские пищаль­ни­ки, нахо­ди­лось в свя­зи с упо­мя­ну­тым раз­би­ра­тель­ством о ненад­ле­жа­щем испол­не­нии нов­го­род­ца­ми пищаль­ной повин­но­сти. [127]

Отме­тим так­же, что пове­де­ние вели­ко­го кня­зя, каким оно изоб­ра­же­но в при­пис­ках к Цар­ствен­ной кни­ге, пол­но­стью соот­вет­ству­ет лето­пис­ной тра­ди­ции, сохра­нен­ной Пис­ка­рев­ским лето­пис­цем, упо­мя­нув­шим о коло­мен­ских «поте­хах» госу­да­ря (пахо­те вме­сте с бояра­ми, хож­де­нии на ходу­лях и т. д.): по сло­вам авто­ра при­пи­сок, Иван IV выехал из горо­да на «про­хлад поез­ди­ти — поте­ши­ти­ся»; он не захо­тел пре­рвать это при­ят­ное вре­мя­пре­про­вож­де­ние ради чело­бит­чи­ков-пищаль­ни­ков и велел их «ото­сла­ти».
До это­го момен­та все зву­чит более или менее прав­до­по­доб­но; тен­ден­ци­оз­ность про­яв­ля­ет­ся в рас­ска­зе Цар­ствен­ной кни­ги тогда, когда дело дохо­дит до кро­ва­вой раз­вяз­ки: дьяк Васи­лий Заха­ров, кото­ро­му вели­кий князь при­ка­зал выяс­нить, «по чье­му нау­ку бысть сие сопро­ти­вство», «неве­до­мо каким обы­ча­ем изве­сти госу­да­рю сие дело на бояр его» — Кубен­ско­го и Ворон­цо­вых. Выде­лен­ная мною ого­вор­ка лето­пис­ца, каза­лось бы, сви­де­тель­ству­ет о том, что бояре были непри­част­ны к выступ­ле­нию пищаль­ни­ков и что дьяк, сле­до­ва­тель­но, их окле­ве­тал. Но далее выяс­ня­ет­ся, что вели­кий князь велел их каз­нить не толь­ко «по сло­ве­сам» ковар­но­го дья­ка, но «и по преж­не­му их неудобь­ству»: за мздо­им­ство и «за мно­гие их сопро­ти­вства». [129]
Послед­няя фор­му­ли­ров­ка, воз­мож­но, повто­ря­ет офи­ци­аль­ный при­го­вор каз­нен­ным боярам, но весь пас­саж в целом явно содер­жит в себе про­ти­во­ре­чие, воз­ник­шее в резуль­та­те соеди­не­ния раз­лич­ных вер­сий: сло­ва дья­ка ока­за­лись кле­ве­той, но бояре тем не менее были нака­за­ны за реаль­ные вины: мздо­им­ство и мно­гие «сопро­ти­вства». Одна­ко это про­ти­во­ре­чие вовсе не было пло­дом соб­ствен­но­го твор­че­ства редак­то­ра Цар­ствен­ной кни­ги: как уже гово­ри­лось, он про­сто заим­ство­вал вер­сию, содер­жав­шу­ю­ся в позд­ней редак­ции Лето­пис­ца нача­ла цар­ства кон­ца 50‑х гг. Меж­ду тем непри­гляд­ная роль, кото­рая отве­де­на в этом рас­ска­зе дья­ку Васи­лию Заха­ро­ву, вызы­ва­ет нема­лое удив­ле­ние: дело в том, что в 50‑х гг. XVI в., когда состав­лял­ся Лето­пи­сец, Васи­лий Гри­го­рье­вич Заха­ров-Гни­льев­ский про­дол­жал служ­бу в каче­стве цар­ско­го дья­ка и до вре­ме­ни оприч­ни­ны об его опа­ле ниче­го не слыш­но. [130] Летом того же 1546 года по лож­но­му доно­су дья­ка В. Заха­ро­ва бояре Иван Ива­но­вич Кубен­ский и Фёдор Семе­но­вич Ворон­цов, обви­нен­ные в под­стре­ка­тель­ству к бун­ту нов­го­род­ских пищаль­ни­ков, были каз­не­ны по при­ка­зу вели­ко­го кня­зя Ива­на IV Васи­лье­ви­ча. Погре­бен в под­кле­те собо­ра Ново­де­ви­чье­го монастыря.

В сво­ем посла­нии кня­зю Андрею Курб­ско­му, вспо­ми­ная преж­ние креп­кие мона­стыр­ские нра­вы, Гроз­ный мастер­ски рису­ет быто­вые кар­тин­ки. Он рас­ска­зы­ва­ет, что видел он соб­ствен­ны­ми оча­ми в один из сво­их при­ез­дов к Тро­и­це. Дво­рец­кий Гроз­но­го, князь Иван Кубен­ской, захо­тел поесть и попить в мона­сты­ре, когда это­го по мона­стыр­ским поряд­кам не пола­га­лось — уже забла­го­ве­сти­ли ко все­нощ­ной. И попить-то ему захо­те­лось, пишет Гроз­ный, не для «про­хла­ды», а пото­му толь­ко, что жаж­дал. Симон Шубин и иные с ним из млад­ших мона­хов, а «не от боль­ших» («боль­шия дав­но ото­шли по кели­ам», — разъ­яс­ня­ет Гроз­ный) не захо­те­ли нару­шить мона­стыр­ские поряд­ки и «как бы шют­ка­ми мол­ви­ли: князь Иван-су, поз­до, уже бла­го­ве­стят». Но Иван Кубен­ский насто­ял на сво­ем. Тогда разыг­ра­лась харак­тер­ная сце­на: «сидя­чи у постав­ца [Кубен­ской] с кон­ца ест, а они [мона­хи] з дру­го­во кон­ца отсы­ла­ют. Да хва­тил­ся хлеб­нуть испи­ти, ано и капель­ки не оста­ло­ся: все отне­се­но на погреб». «Тако­во было у Тро­и­цы креп­ко, — при­бав­ля­ет Гроз­ный, — да то миря­ни­ну, а не черньцу!».

Соглас­но неда­ти­ро­ван­ной запи­си Вклад­ной и кор­мо­вой кни­ги Симо­но­ва мона­сты­ря, при архи­манд­ри­те Три­фоне князь Иван Ива­но­вич Кубен­ский пожерт­во­вал мона­сты­рю 100 руб. [131] Князь Иван Кубен­ский дал вклад в Кирил­лов мона­стыр: «Да князь Иван Ива­но­вич Кубен­ской в дом Пре­чи­стой и Кири­лу чюдо­творь­цу вкла­ду дал пять­де­сят руб­лев. Да после его живо­та кня­ги­ни его Анна, во мни­ше­ском чину Алек­сандра, дала пять­де­сят руб­лев. И за то дая­ние князь Иван напи­сан в оба сена­ни­ка без выглад­ки, и поми­на­ют его со кня­зем Миха­и­лом Кубен­ским с бра­том на всех кор­мех. А Бог пошлет по душу кня­ги­ни Алек­сан­дры, ино кня­ги­ню Алек­сан­дру напи­са­ти в оба сена­ни­ка без выглад­ки и поми­на­ти на тех же кор­мех, доко­ле и мона­стырь сто­ит.» [132].

Некро­поль Кубен­ских на клад­би­ще в под­кле­те собо­ра Смо­лен­ско­го Обра­за Бого­ро­ди­цы Ново­де­ви­чье­го мона­сты­ря мно­го­чис­лен­нен и запол­нил цели­ком две север­ные ячей­ки в цен­траль­ном и запад­ном нефах. В цен­траль­ной север­ной ячей­ке рядом с мате­рью поло­жат каз­нен­но­го 21 июля 1546 г., после мно­гих опал и про­ще­ний 1544–1545 г. «И каз­ни­ли их – всем трем голо­вы посек­ли, а отцов духов­ных у них перед их кон­цем не было. И взя­ша их по пове­ле­нью по вели­ко­го кня­зя при­я­те­ли их и поло­жи­ша их, где же кото­рой род кла­дет­ца». [133] Через 5 лет к ним при­со­еди­нит­ся его вдо­ва Алек­сандра и неиз­вест­ный пред­ста­ви­тель семьи – на крыш­ке рас­чи­щен­но­го сар­ко­фа­га над­пи­си не ока­за­лось. [134].

Род кня­зя Ива­на Кубен­ско­го запи­сан в Сино­дик Чудо­ва мона­сты­ря в Мос­ков­ском Крем­ле два­жды. Пер­вая запись: «Кня­зя Симео­на, кня­зя Иоан­на, кня­зя Иоан­на, кня­ги­ню ино­ку Евпрак­сию, кня­зя Миха­и­ла, кня­зя Иоан­на, кня­ги­ню Марию, княж­ну Гли­ке­рию, кня­зя Пет­ра мла­ден­ца.» Вто­рая запись: «Кня­зя Иоан­на, кня­ги­ню ино­ку Алек­сан­дру, ино­ка кня­зя Иаса­фа, ино­ка Фео­гна­ста, ино­ку Ефро­си­нию, ино­ка Ионы, ино­ку Ефро­си­нию, Ефро­си­нию, ино­ка Фили­мо­на, ино­ка Тимо­фея, ино­ка Ионы, ино­ка Фео­до­сия.» [90]

Через четы­ре года после каз­ни про­ще­ние полу­чи­ли и мерт­вые: вла­сти сочли необ­хо­ди­мым поза­бо­тить­ся о душах уби­ен­ных бояр и кня­зей. В 1549 г. по кня­зе Миха­и­ле Бог­да­но­ви­че Тру­бец­ком, одной из жертв бояр­ских меж­до­усо­биц, в Новоспас­ский мона­стырь «в веч­ный поми­нок» было дано село Семе­нов­ское Бар­те­не­во в Можай­ском уез­де, ранее при­над­ле­жав­шее кн. И. И. Кубен­ско­му: жало­ван­ная гра­мо­та архи­манд­ри­ту Нифон­ту «з бра­тьею» на это вла­де­ние 22 сен­тяб­ря была выда­на Ива­ном IV. [135]

Не был забыт и сам князь Иван Ива­но­вич Кубен­ский: 29 апре­ля 1550 г. царь выдал архи­манд­ри­ту Яро­слав­ско­го Спас­ско­го мона­сты­ря Иоси­фу жало­ван­ную гра­мо­ту на села Бала­ки­ре­во и Михай­лов­ское в Яро­слав­ском уез­де, «что напи­сал в духов­ной гра­мо­те боярин наш князь Иван Ива­но­вич Кубен­ской в дом все­ми­ло­сти­во­го Спа­са и к чудо­твор­цам Фео­до­ру и Дави­ду и Кон­стан­ти­ну вот­чи­ну свою… по отце сво­ем и по мате­рее и по себе и по сво­их роди­те­лех в веч­ной поми­нок» [ИАЯСМ. № XV. С. 15.]. Вот­чи­на каз­нен­но­го бояри­на ранее была отпи­са­на на госу­да­ря, теперь же села пере­да­ва­лись мона­сты­рю в соот­вет­ствии с заве­ща­ни­ем покойного.

Земель­ные вла­де­ния Кубен­ско­го рас­по­ла­га­лись в Рузе и Дмит­ро­ве, а так­же в Зве­ни­го­ро­де (насле­дие мате­ри, точ­нее, ее отца кн. Андрея Углиц­ко­го). [136]

Род Иван Кубен­ско­го («Іоана Кубинсь­ко­го») впи­сан в Сино­дик Вве­денсь­кої печер­ної церк­ви у Ближ­ніх пече­рах Києво-Печерсь­кої лаври [91]: «Кня­зя Іоана і матір його кня­ги­ню Улья­ну, кня­зя Михай­ла Іва­но­ви­ча, кня­ги­ню його Марію, Євпрак­сію, кня­зя Іоана, кня­зя Симо­на, Оле­ну, Ники­ту, кня­зя Іоана, кня­ги­ню Марію.»

Ж., КНЖ. АННА (ИН. АЛЕК­САНДРА) ИВА­НОВ­НА ВОРО­ТЫН­СКАЯ (1546, † 18.VI.1570,‡ МНДм-рь), дочь кня­зя Ива­на Михай­ло­ви­ча Воро­тын­ско­го и Ана­ста­сии Ива­нов­ны Заха­рьи­ной-Рома­но­вой. Похо­ро­не­на в в под­кле­те собо­ра Смо­лен­ско­го Обра­за Бого­ро­ди­цы Ново­де­ви­чье­го мона­сты­ря. После смер­ти мужа Анна ста­ла монахиней
с име­нем Алек­сандра, веро­ят­но, в Ново­де­ви­чьем мона­сты­ре. В 7050 (1541/1542) г. она
«поло­жи­ла» Еван­ге­лие в Нило­ву пустынь [137]. В Кирил­ло-Бело­зер­ский мона­стырь внес­ла по душе И. И. Кубен­ско­го 50 руб­лей, с допол­не­ни­ем: «А Бог пошлет по душу кня­ги­ни Алек­сан­дры, ино кня­ги­ню Алек­сан­дру напи­са­ти в оба сена­ни­ка без выглад­ки и поми­на­ти на тех же кор­мех, доко­ле и мона­стырь сто­ит» [138]. Изве­стен так­же ее вклад в Тро­и­це-Сер­ги­ев мона­стырь в 30 руб­лей (1548 г.); ранее сам князь И. И. Кубен­ский внес в мона­стырь 100 руб­лей (1534 г.) [139].

13/8. КН. МИХА­ИЛ ИВА­НО­ВИЧ КУБЕН­СКИЙ (1510, † 9.VI.1548, ‡Кирилло-Белозерск.м‑рь)

мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный и воен­ный дея­тель, околь­ни­чий (1523–1537), боярин (1537–1548) и вое­во­да в прав­ле­ние Васи­лия III Ива­но­ви­ча и Ива­на IV Васи­лье­ви­ча, сын вое­во­ды кня­зя Ива­на Семё­но­ви­ча Кубен­ско­го Боль­шо­го? и Евпраксии.

В 1517 году князь Миха­ил Ива­но­вич Кубен­ский участ­во­вал в посоль­ских цере­мо­ни­ях. [140] В 1519 году был назна­чен пер­вым вое­во­дой пол­ка пра­вой руки в рус­ской армии под коман­до­ва­ни­ем кня­зя Миха­и­ла Васи­лье­ви­ча Гор­ба­то­го в похо­де на Вели­кое кня­же­ство Литов­ское. В 1522 году Миха­ил Ива­но­вич Кубен­ский сопро­вож­дал вели­ко­го кня­зя мос­ков­ско­го Васи­лия III Ива­но­ви­ча в похо­де на Колом­ну про­тив крым­ских татар. В 1523 году был отправ­лен к Опоч­ке во гла­ве пол­ка пра­вой руки. В том же 1523 году полу­чил чин околь­ни­че­го. В 1524 году князь Миха­ил Ива­но­вич Кубен­ский был пер­вым вое­во­дой сто­ро­же­во­го пол­ка в судо­вой рати под коман­до­ва­ни­ем кня­зей Ива­на Фёдо­ро­ви­ча Бель­ско­го и Миха­и­ла Васи­лье­ви­ча Гор­ба­то­го во вре­мя похо­да на Казан­ское хан­ство. [141]

В апре­ле и июле 1525 г. ведал сбо­ром пошлин на Тороп­це, т. е. выпол­нял функ­ции намест­ни­ка. [142] В 1525 году Миха­ил Кубен­ский стал намест­ни­ком в Тороп­це, где ведал сбо­ром пошлин. [143] В 1526 году при­сут­ство­вал на вто­рой сва­дьбе вели­ко­го кня­зя мос­ков­ско­го Васи­лия III Ива­но­ви­ча на Елене Васи­льевне Глин­ской — «ходил перед вели­ким кня­зем, спал у посте­ли, ездил с ново­брач­ны­ми и в мыльне мыл­ся», будучи одним из самых дове­рен­ных у вели­ко­го кня­зя лиц. В 1528 году был вто­рич­но назна­чен намест­ни­ком в Торо­пец. В 1529 году нахо­дил­ся сре­ди дру­гих вое­вод «по крым­ским вестям» в Коломне и сто­ял в в чис­ле дру­гих вое­вод на р. Оке, про­тив Рости­слав­ля. В 1530 году Миха­ил Ива­но­вич Кубен­ский был вое­во­дой «у наря­ду» в судо­вой рати во вре­мя ново­го похо­да рус­ской армии на Казан­ское хан­ство. Казан­ский поход закон­чил­ся неудач­но, но князь Миха­ил Кубен­скй смог избе­жать опа­лы. В 1531 году «по крым­ским вестям» Миха­ил Кубен­ский был назна­чен тре­тьим вое­во­дой в Каши­ру, в июле в чине пер­во­го вое­во­да сто­ял с пол­ка­ми на Оке, про­тив Колы­чов­ско­го ост­ро­ва. В том же 1532 году Миха­ил Ива­но­вич Кубен­ский был отправ­лен с посоль­ской мис­си­ей к крым­ско­му царе­ви­чу Ислам Гераю, что­бы взять у него при­ся­гу на вер­ность Москве. Царе­вич Ислам Герай изъ­явил жела­ние вый­ти слу­жить вели­ко­му кня­зю мос­ков­ско­му. Князь Миха­ил Кубен­ский при­нял от царе­ви­ча шерть и объ­явил ему, что вели­кий князь Васи­лий III при­ни­ма­ет Исла­ма в служ­бу и брат­ство и назы­ва­ет его сво­им сыном.

В 1533—1534 годах князь Миха­ил Ива­но­вич Кубен­ский был намест­ни­ком в Пско­ве. В декаб­ре 1534 года коман­до­вал пол­ком пра­вой руки в рус­ской рати под пред­во­ди­тель­ством Бори­са Ива­но­ви­ча Гор­ба­то­го и Васи­лия Андре­еви­ча Шере­ме­те­ва, высту­пив­шей из Нов­го­ро­да и Пско­ва в поход на погра­нич­ные литов­ские вла­де­ния. В 1535 году князь Миха­ил Ива­но­вич Кубен­ский вто­рым вое­во­дой был отправ­лен из Колом­ны на р. Угру. В 1537 году в свя­зи с под­го­тов­кой к казан­ско­му похо­ду Миха­ил Кубен­ский был отправ­лен с пол­ком из Вла­ди­ми­ра в Муром, а отту­да пере­ве­ден пер­вым вое­во­дой в Меще­ру. [144]

В 1538 году был назна­чен вто­рым вое­во­дой боль­шо­го пол­ка в Коломне. В сле­ду­ю­щем 1539 году Миха­ил Кубен­ский коман­до­вал пере­до­вым пол­ком в Коломне. В том же 1539 году ему было пожа­ло­ва­но бояр­ство. В 1541 году во вре­мя напа­де­ния на южно­рус­ские зем­ли крым­ско­го хана Сахиб Герая Миха­ил Кубен­ский был отправ­лен тре­тьим вое­во­дой с боль­шим пол­ком из Колом­ны в Рости­славль. В 1542 году боярин князь Миха­ил Кубен­ский участ­во­вал в заго­во­ре кня­зей Шуй­ских про­тив реген­та, кня­зя Ива­на Фёдо­ро­ви­ча Бель­ско­го. В 1543 году — тре­тий вое­во­да в боль­шом пол­ку в Коломне. В 1544 году Миха­ил Кубен­ский назна­чен вто­рым вое­во­дой боль­шо­го пол­ка в Коломне. В 1546 году его стар­ший брат был каз­нён. В 1547 году во вре­мя похо­да царя Ива­на Васи­лье­ви­ча про­тив крым­ских татар в Колом­ну Миха­ил Ива­но­вич Кубен­ский сре­ди дру­гих бояр был остав­лен в Москве, что­бы охра­нять цар­скую семью и каз­ну. В 1548 году во вре­мя пер­во­го цар­ско­го похо­да на Казань Миха­ил Кубен­ский был остав­лен в Москве. [145].

К 1531/32 г. дол­жен был 50 руб. бла­го­ве­щен­ско­му про­то­по­пу Васи­лию. [146]. В одном месте посла­ния Курб­ско­му Иван Гроз­ный сооб­щал, что кн. Миха­ил Курб­ский (отец Андрея) был «кня­зя Миха­и­ла Кубен­ско­го боярин, поне­же он ему дядя». 2 апре­ля 1543 г. дал Тро­и­це-Сер­ги­е­ву мона­сты­рю вкла­дом 50 руб. [147].

1 мая 1546 г. в указ­ной упо­ми­на­ют­ся Васи­лий Бере­чен­ский и подья­чий Чеш­ко, ранее раз­би­рав­шие позе­мель­ный спор Суз­даль­ско­го Спа­со-Евфи­мье­ва мона­сты­ря и кн. Миха­и­ла Ива­но­ви­ча Кубен­ско­го в Суз­даль­ском уез­де (Акты Суз­даль­ско­го Спа­со-Евфи­мье­ва мона­сты­ря 1506–1608 гг. М., 1998. № 62. С. 131)

Умер 6 июня 1548 г. и был похо­ро­нен в Кирил­ло-Бело­зер­ском мона­сты­ре в Успен­ском собо­ре: «Под­ле кн. Дмит­рея [Дм. Фед. Палец­ко­го.] лежит князь Миха­и­ле Кубен­ской, камень на нем под­пи­сан (в папер­ти Успен­ско­го собо­ра с пра­вой сто­ро­ны под лав­кой)». [148] В родо­слов­ной М. И. Кубен­ский, как и брат, поме­чен без­дет­ным, хотя имел дочь Гли­ке­рию [149] 20 июня 1548 г. князь Д. Ф. Палец­кий дал 50 руб. по кня­зю М. И. Кубен­ско­му. [147]. Боярин кня­зя Д. Ф. Палец­кий и Федор Ива­но­вич Сукин, душе­при­каз­чи­ки кня­зя М. И. Кубен­ско­го, 16 июля 1548 г. дали Кирил­ло-Бело­зер­ско­му мона­сты­рю по кня­зю Миха­и­лу Ива­но­ви­чу Кубен­ско­му село Кули­ко­во с дерев­ня­ми в Дмит­ров­ском уез­де и 200 руб. (ОР РНБ. СПб­ДА. А I/17. Л. 838–838 об.; Кир.-Бел. собр. № 87/1325. Л. 67 об.). : «Царя госу­да­ря и вели­ко­го кня­зя боярин князь Дмит­рей Федо­ро­вич Палец­кой, царя и вели­ко­го кня­зя каз­на­чей Федор Ива­но­вич Сукин в дом Пре­чи­стой и Кири­лу чюдо­твор­цу, и игу­ме­ну Афо­на­сию з бра­ти­ею, или кто по нем иный игу­мен будет, дали по кня­зе Миха­и­ле Ива­но­ви­че Кубен­ском и по его роди­те­лех в Дмит­ров­ском уез­де село Кули­ко­во и з дерев­ня­ми за шесть­сот руб­лев да две­сти руб­лев ден­га­ми. И за то дая­ние князь Миха­и­ло и роди­те­ли его напи­са­ны в оба сена­ни­ка без выглад­ки и по шти кор­мов кор­ми­ти на всяк год, доко­ле и мона­стырь сто­ит. Пер­вый корм кор­ми­ти по княж Миха­и­ло­ве отце по кня­зе Иване Семе­но­ви­че на Тре cвя­ти­те­ли ген­ва­ря 30, дру­гой корм по кня­зе же Иване Семе­но­ви­че на память Веры, и Люб­ве, и Наде­жи сен­тяб­ря 17, тре­тий корм по княж Михай­ло­ве мате­ре по кня­гине Евпрак­сие на память Евдо­кии мар­та 1, чет­вер­тый корм по кня­гине ж Евпрак­сии на память Пахо­миа Вели­ко­го мая 15, пяты корм по кня­зе Миха­и­ле Ива­но­ви­че на Собор архи­стра­ти­га Миха­и­ла нояб­ря 8, шестый корм по кня­зе же Миха­и­ле Ива­но­ви­че на память Кири­ла чюдо­твор­ца июня 9. И на те оба кор­мы княж Миха­и­ло­вы дава­ти мило­сти­ны по четы­ре руб­ли на всяк год, доко­ле мона­стырь сто­ит». [132]

Его семья захо­ро­не­на в Ново­де­ви­чьем мона­стырк. Некро­поль Кубен­ских на клад­би­ще в под­кле­те­со­бо­ра Смо­лен­ско­го Обра­за Бого­ро­ди­цы Ново­де­ви­чье­го мона­сты­ря мно­го­чис­лен­нен и запол­нил цели­ком две север­ные ячей­ки в цен­траль­ном и запад­ном нефах. Севе­ро-Запад­ную угло­вую ячей­ку зай­мет семья бра­та Ива­на, Миха­и­ла († 09.06.1548). Здесь три сар­ко­фа­га: его жены Марии; их доче­ри Гли­ке­рии (жены Пет­ра Васи­лье­ви­ча Моро­зо­ва, кото­рый дожил до 1580 г.) и мла­ден­ца (без над­пи­си – воз­мож­но, это неиз­вест­ный нам ребе­нок Гли­ке­рии). К сожа­ле­нию, оба над­гро­бия – без дат. Судя по ста­рым спис­кам, дат не было и на пли­тах над­гро­бий. [150] Поми­на­ние рода кня­зя Миха­и­ла Кубен­ско­го запи­са­но в сино­ди­ке мос­ков­ско­го Бого­яв­лен­ско­го мона­сты­ря. [151] Род кня­зей Кубен­ских запи­сан в Сино­дик Чудо­ва мона­сты­ря в Мос­ков­ском Крем­ле: «Кня­зя Симео­на, кня­зя Иоан­на, кня­зя Иоан­на, кня­ги­ню ино­ку Евпрак­сию, кня­зя Миха­и­ла, кня­зя Иоан­на, кня­ги­ню Марию, княж­ну Гли­ке­рию, кня­зя Пет­ра мла­ден­ца.» [90] Род «Іоана Кубинсь­ко­го») впи­сан в Сино­дик Вве­денсь­кої печер­ної церк­ви у Ближ­ніх пече­рах Києво-Печерсь­кої лаври [91]: «Кня­зя Іоана і матір його кня­ги­ню Улья­ну, кня­зя Михай­ла Іва­но­ви­ча, кня­ги­ню його Марію, Євпрак­сію, кня­зя Іоана, кня­зя Симо­на, Оле­ну, Ники­ту, кня­зя Іоана, кня­ги­ню Марію.»

Ж., МАРИЯ (1530?, ‡МНДм-рь). Про­ис­хож­де­ние неиз­вест­но. Похо­ро­не­на в под­кле­те собо­ра Смо­лен­ско­го Обра­за Бого­ро­ди­цы Ново­де­ви­чье­го монастыря.

14/9. КН. ВАСИ­ЛИЙ ИВА­НО­ВИЧ ШЕЛУ­ХА КУБЕН­СКИЙ (1527),

сын Ива­на Семе­но­ви­ча Шелу­хи. В 1527 упо­ми­на­ет­ся как пору­чи­тель по кня­зе Миха­и­ле Льво­ви­че Глин­ском [152].

Пока­зан в родо­слов­цах бездетным.

15/10. КН. ФЕДОР АНДРЕ­ЕВИЧ КУБЕН­СКИЙ (1500?)

Сын Андрея Юрьевича

XXI генерация от Рюрика

16/12. КН. ПЕТР ИВА­НО­ВИЧ КУБЕН­СКИЙ (1540?)

мла­де­нец, сын кня­зя Ива­на Ива­но­ви­ча Кубен­ско­го и кнж. Анны Ива­нов­ны Воротынской.

17/13. КН. ДМИТ­РИЙ МИХАЙ­ЛО­ВИЧ КУБЕН­СКИЙ (1540?)

мла­де­нец, сын Миха­и­ла Ива­но­ви­ча и Марии.

18/13. КН. ВАСИ­ЛИЙ МИХАЙ­ЛО­ВИЧ КУБЕН­СКИЙ (1540?)

мла­де­нец, сын Миха­и­ла Ива­но­ви­ча и Марии.

19/13. КНЖ. ГЛИ­КЕ­РИЯ-ЕЛЕ­НА МИХАЙ­ЛОВ­НА КУБЕН­СКАЯ (1540?,–.05.30,МНДм-рь)

дочь кня­зя Миха­и­ла Ива­но­ви­ча Кубен­ско­го и Марии. Похо­ро­не­на в в под­кле­те собо­ра Смо­лен­ско­го Обра­за Бого­ро­ди­цы Ново­де­ви­чье­го мона­сты­ря. В сино­ди­ке Ново­де­ви­чье­го мона­сты­ря име­ет­ся запись о поми­но­ве­нии Еле­ны, доче­ри кня­зя Миха­и­ла Кубен­ско­го, при­чем поми­нать ее сле­ду­ет по кре­стиль­но­му име­ни – 13 мая, на память муче­ни­цы Гли­ке­рии [153] Это имя мы нахо­дим в над­пи­си накрыш­ке ее сар­ко­фа­га пер­вой поло­ви­ны XVI в.: «кнꙗж Миха­и­ло­ва доч ̑ Кубен ̑ског ̑ Гли­кѣр ̑а Пет­ро­ва жена Васи­лєвич ̑ Моро­зо­ва». [154]. К сожа­ле­нию, дата кон­чи­ны Гли­ке­рии-Еле­ны в эпи­та­фии не ука­за­на, одна­ко ее супруг, П. В. Моро­зов, про­жил срав­ни­тель­но дол­гую жизнь. Он упо­ми­на­ет­ся как вое­во­да с 1547 г., полу­чил боярство
в 1553/1554 г., а умер после июня 1579 г. [155]. Рас­по­ло­же­ние рядом с сар­ко­фа­гом Гли­ке­рии-Еле­ны мла­ден­че­ско­го (дет­ско­го) погре­бе­ния застав­ля­ет пред­по­ло­жить, что она мог­ла уме­реть от родов или после­ро­до­вой болез­ни; тогда же умер и ребенок.

М., ПЕТР ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ МОРОЗОВ.

20/15. КН. КУЗЬ­МА (ИН. КОР­НИ­ЛИЙ) ФЕДО­РО­ВИЧ КУБЕН­СКИЙ (1545, † 7.II.1567, ‡ Троицк.Серг.м‑рь)

сын Федо­ра Андреевича ?

В ТСМ сохра­ни­лось над­гро­бие кня­зя Козь­мы Федо­ро­ви­ча Кубен­ско­го. В ВКТСМ отме­че­но: «Род Кубен­ских. 75 (1567)-го году, фев­ра­ля 7 день, по кня­зе Коз­ме Федо­ро­ви­че Кубен­ском, во ино­цех Кор­ни­лей, дали вкла­ду Иван Федо­ров сын Ели­за­ров, да Лев Федо­ров сын Вок­ша­ни­нов, денег пять­де­сят руб­лев». Такая сум­ма пола­га­лась за моги­лу в мона­сты­ре. Кня­зья Дмит­рий и Козь­ма Федо­ро­ви­чи отсут­ству­ют в родо­слов­ной Кубен­ских. Воз­мож­но, оба име­ют литов­ско-рус­ское про­ис­хож­де­ние. [156]

21/15. КН. ДМИТ­РИЙ ФЕДО­РО­ВИЧ КУБЕН­СКИЙ /ин.Александр/ (1545)

сын Федо­ра Андреевича ?

Под 1545 г. ВКТСМ отме­чен вклад кня­зя Дмит­рия Федо­ро­ви­ча Кубен­ско­го «по Васи­лье Олфе­рье­ве сыне Гряз­ном». [157] Кня­зья Дмит­рий и Козь­ма Федо­ро­ви­чи отсут­ству­ют в родо­слов­ной Кубен­ских. Воз­мож­но, оба име­ют литов­ско-рус­ское происхождение.

Персоны без места в росписи

22. КН. ….. (ИН. ВАСИ­ЛИЙ) КУБЕН­СКИЙ (серед.XV в.)

Запи­сан в сино­ди­ке нов­го­род­ско­го Лисиц­ко­го (Лиси­че­го) во имя Рож­де­ства Бого­ро­ди­цы муж. мон-ря в руб­ри­ке «Княж Федо­ров род Коубянь­ско­го» [37]

23. КН. ДАВЫД ............ КУБЕН­СКИЙ (1540‑е)

Воз­мож­но одно лицо с №11.

КНГ. ….. (ИН. АННА) КУБЕН­СКАЯ (серед.XV в.)

Запи­са­на в сино­ди­ке нов­го­род­ско­го Лисиц­ко­го (Лиси­че­го) во имя Рож­де­ства Бого­ро­ди­цы муж. мон-ря в руб­ри­ке «Княж Федо­ров род Коубянь­ско­го» [37]

М.,: КН. ...... КУБЕНСКИЙ.

КНГ. МАР­ФА КУБЕН­СКАЯ ино­ка (серед.XV в.)

Запи­са­на в сино­ди­ке нов­го­род­ско­го Лисиц­ко­го (Лиси­че­го) во имя Рож­де­ства Бого­ро­ди­цы муж. мон-ря в руб­ри­ке «Княж Федо­ров род Коубянь­ско­го» [37]

Муж: кн. ...... КУБЕНСКИЙ.

Недостоверные персоны

ВАСИ­ЛИЙ .... КУБЕН­СКИЙ (веро­ят­но Кублицкий)
После взя­тия Полоц­ка в 1563 г. было про­из­ве­де­но опи­са­ние «Полоц­ко­го пове­та», в кото­ром упо­мя­ну­ты зем­ли паньи Анны — жены Васи­лия Кубен­ско­го село Нивье на озе­ре на Красне в воло­сти Куб­ли­чи [158] Ско­рее все­го ошиб­ка в пуб­ли­ка­ции ПКМГ (1563).

Документы

№ 1

Выдерж­ка из докон­чаль­ной гра­мо­ты Дмит­рия Юрье­ви­ча Васи­лию Васи­лье­ви­чу 13 июня 1436 года

Так же, гос­по­дине, что будет и оу тебе, оу вели­ко­го кня­зя, и оу тво­ее мате­ри, оу вели­кие кня­ги­ни, отца мое­го каз­ны, и моее, и моих бояръ, и детеи боярь­ских, или что будет поимал твои недруг, князь­Ва­си­леи Юріе­вичь, мое при­да­ное, что будет писа­но по душев­нои гра­мо­те мое­го тестя, и отко­ле, гос­по­дине, чего доста­нешь, и тобе, кня­зю вели­ко­му, то мне отда­ти. [159]

№ 2

1446 г. мар­та 14. — Жало­ван­ная гра­мо­та, льгот­ная, несу­ди­мая и с дру­ги­ми при­ви­ле­ги­я­ми, вели­ко­го кня­зя Дмит­рия Юрье­ви­ча архи­манд­ри­ту мит­ро­по­ли­чье­го ниже­го­род­ско­го Бла­го­ве­щен­ско­го мона­сты­ря Малахии

(л. 273об.) Свя­то­го ради Бла­го­ве­ще­ниа, се яз князь вели­кий Дмит­рий Юрье­вич пожа­ло­вал есмь архи­манд­ри­та Мала­феа или кто по нем будет иный архи­манд­рит. Что их люди мона­стыр­ские ста­ро­жиль­ци розо­шлись жити по иным местом, а при­дут к нему в дерев­ни в мона­стыр­ские опять жити на свои места или в дво­ры под мона­стырь, ино им на пять лет не надо­бе моа дань. А кого к себе при­зо­вет жити людей из иных кня­же­ней, а не из моее отчи­ны, из вели­ко­го кня­же­ниа, и тем людем при­зва­ным не надо­бе моа дань на десять лет. Так­же тем людем всем, и ста­ро­жил­цем и приш­лым, не надо­бе им ни пис­чаа (л. 274) бел­ка, ни ям, ни под­во­ды, ни там­га, ни тамож­ной побор, ни восьм­ни­чее, ни мыт, ни кост­ки, ни езо­вое, ни закос, ни инаа нико­то­рая пошли­на, ни к горо­ду не тянут нико­то­ры­ми пошли­на­ми. А куды архи­манд­рит пошлет на мона­стыр­скую служ­бу стар­цов сво­их или бел­цов на вата­гу или на иную служ­бу, и пошлин­ни­ки мои и пова­таж­ни­ки пова­таж­но­го у них не емлют, ни моее вели­кие кня­ги­ни пошлин­ни­ки, так­же ни спас­ские, ни архан­гель­ские пошлин­ни­ки с них не емлют пошлин и не явля­ют им. А кня­зи мои и вое­во­ды рат­ные в том мона­сты­ри, ни у их людей не ста­вят­ся, ни мои намест­ни­ки, ни их тиуни. Или пошлю кого тамо на свою служ­бу, на вели­ко­го кня­зя, и они под мона­сты­рем у них не ста­вят­ся, ни пере­во­за себе не чинят, ни судов, ни людей мона­стыр­ских на пере­воз себе не емлют. А веда­ет и судит архи­манд­рит сво­их людей сам или кому при­ка­жет. А будет суд смес­ной, ино прав ли будет, вино­ват ли архи­манд­рич чело­век, ино воз­мет сво­е­го чело­ве­ка архи­манд­рит и в прав­де и в вине, а намест­ни­ци мои и их тиуни в мона­стыр­ско­го чело­ве­ка не всту­па­ют­ся. А отси­дят его люди уроч­ные лета, и они потя­нут в мою дань по силе. А через сю мою гра­мо­ту хто их чем изъ­о­би­дит или у них что возь­мут, быти от мене в казни.
А дана на Москве мар­та в 14 в лето 6954.

Источ­ник: Акты фео­даль­но­го зем­ле­вла­де­ния и хозяй­ства XIV — XVI веков (АФЗХ). Часть пер­вая. / Под­го­то­вил к печа­ти Л. В. Череп­нин . — М.: Изда­тель­ство Ака­де­мии наук СССР, 1951. — № 232. С. 203–204.

№ 3

>
1500. – Отпуск посла кня­зя Ива­на Семе­но­ви­ча Кубен­ско­го к крым­ско­му хану Менгли Гирею.

Память кня­зю Ива­ну Кубен­ско­му. Аж даст Бог будет у Мен­ли Гирея у царя, да и речи выго­во­рить царю от вели­ко­го кня­зя все, и кня­зю Ива­ну царю мол­ви­ти: чего, гос­по­дине, буду не испра­вил кото­рых речей госу­да­ря сво­е­го, ино восе спи­сок, что госу­дарь мой со мною нака­зы­вал». Впро­чем это мы виде­ли уже из при­ве­ден­ных выше при­ме­ров; новы и инте­рес­ны даль­ней­шие подроб­но­сти: «и ты, гос­по­дине, с того спис­ка вели спи­са­ти те речи татар­ским пись­мом. Да дати спи­са­ти спи­сок по-татар­ски с посоль­ства у себя. А от себя спис­ка не дава­ти (Т. е. спи­сы­вать в соб­ствен­ной квар­ти­ре посла, а не в хан­ской кан­це­ля­рии, или в ином месте, заоч­но от посла.). А захо­чет сам царь по-татар­ски писа­ти, и кня­зю Ива­ну веле­ти подья­че­му перед собою у царя спи­сок чести, а тол­ма­чу тол­ма­чи­ти. А царь пишет, или кому велит писа­ти, а спис­ка рус­ско­го не дава­ти (Заслу­жи­ва­ет осо­бо­го вни­ма­ния эта подроб­ность, что сам царь ино­гда брал­ся за пись­мо. Она дока­зы­ва­ет живой инте­рес Мен­ли Гирея к дипло­ма­тии, и его обра­зо­ван­ность в извест­ной мере: он умел читать и писать.). А что спис­ки даны кня­зю Ива­ну памя­ти, опричь посоль­ства, и тех спис­ков кня­зю Ива­ну царю не ска­зы­ва­ти, ни явля­ти, веда­ти их себе. А о чем веле­но царю гово­ри­ти, или отве­ча­ти, как в тех спис­ках писа­но, и кня­зю Ива­ну гово­ри­ти наизусть, а спис­ка не дава­ти. Да бере­чи кня­зю Ива­ну накреп­ко того, что­бы Мен­ли Гирей царь с вели­ким кня­зем с литов­ским не мирил­ся, ни канчивал.

Пуб­ли­ка­ция: Памят­ни­ки дипло­ма­ти­че­ских сно­ше­ний древ­ней Рос­сии с дер­жа­ва­ми ино­стран­ны­ми, издан. II‑м Отде­ле­ни­ем Соб­ствен­ной Е. Имп. Вел. кан­це­ля­рии. СПБ. 1851. Том I (Памят­ни­ки дипл. снош. с Импе­ри­ею Рим­скою, с 1488 по 1594 год), с.307–308.

№ 4

1500, октябрь. Гра­мо­та к вели­ко­му кня­зю Ива­ну Васи­лье­ви­чу из Кры­ма: царь опи­сы­ва­ет свои хло­по­ты о воз­вра­ще­нии ограб­лен­но­го у кня­зя Кубен­ско­го; отправ­ляя сво­их детей вое­вать литов­ские зем­ли, а сам хочет идти пря­мо к Кие­ву, куда бы и вое­во­ды вели­ко­го кня­зя схо­ди­лись с ним. Спи­сок посоль­ства вели­ко­го кня­зя Алек­сандра к царю Менгли-Гирею, пере­слан­ный царем в Моск­ву. Литов­ский вели­кий князь жалу­ет­ся царю на мос­ков­ско­го вели­ко­го кня­зя и пред­ла­га­ет быть царю с ним по-преж­не­му, как было при пред­ках. В гра­мо­те кня­зя Ива­на Кубен­ско­го к вели­ко­му кня­зю изла­га­ет­ся [329] более подроб­но о тех же делах, что и царя Менгли-Гирея. Гра­мо­та к вели­ко­му кня­зю Андрея Куту­зо­ва об его посоль­стве в Кафу (Д. Кр. № 2, стр. 756–771).

I. И как князь вели­ки отпу­стил Олек­сей­ца подья­че­го к Ива­ну к Мамо­но­ву, и опо­сле того при­е­хал к вели­ко­му кня­зю из Пере­ко­пи тата­рин вели­ко­го кня­зя Кадыш Аба­шов, а при­вез от Мен­ли-Гирея царя гра­мо­ту рус­ским писмом, за печа­тью; да посол­ство вели­ко­го кня­зя Алек­сан­дро­во, что к нему при­сла­но, да и гра­мо­ту верющую.

А се гра­мо­та. Мен­ли-Гире­ево сло­во. Вели­ко­му кня­зю, любов­но­му бра­ту Ива­ну, мно­го челом. Мило­сер­ди­ем Божи­им, доб­ры здо­ро­вы есмя. Что ехал ко мне посол твой князь Иван Кубен­ской с мои­ми послы с Кази­ме­ром да з Ази Хале­лем, ино лихим людем на пути в руки впа­ли; и тобе то ведо­мо. И то доб­ро взяв­шы у них да в Азов при­вез­ли. И мы тово деля в Кафу езди­ли, да с Шаг­зо­дою есми о том пого­во­рил, да тот есми спи­сок видел, скол­ко собра­но рух­ля­ди, трит­цать соро­ков собо­лей без дву, да те собо­ли пор­че­ны, реза­ны, и луч­шей сорок руб­лев в десять; да шесть тысячь бел­ке, да две тыся­чи гор­на­ста­ев, да кое­кол­па­ки (?), да зае­чьи шубы, да и иная мел­кая рух­лядь. И яз, посмот­ря по их спис­ку, да тово есми не взял, что худо собра­но; а ответ есми им дал тот, что сал­тан Баа­зыт отка­жет про ту рух­лядь, что не всю собра­ли. А к Боязыт сал­та­ну есмя за тем не посла­ли, что он в войне в дал­ной зем­ле. Да что Боязыт сал­та­нов посол Камел-бек да Давид к тебе посла­ны, и тот ноне­ча посол в Кафе лежит; а мне Боязыт сал­тан при­ка­зал их к тебе про­во­дить; и яз как отве­дав­ши поле чисто, да их к тебе про­во­жу с тво­им послом с Андре­ем вме­сте. А что в Азов тое рух­ля­ди при­шло, что у наших послов взя­то, и твои гости в Азо­ве виде­ли, и оне и тебе ска­жут, стол­ко ли тое рух­ля­ди, скол­ко оне събра­ли. И как к тебе Камел при­дет, и ты бы велел Каме­лу гово­ри­ти о азов­ских о шуба­шех, и о виз­да­ре, и о гостех, те все лихо чини­ли, лихих людей под­кру­ча­ют, да под Русь отпус­ка­ют, да с ними делят­ся. И нам бы ста­ти на них с одно­го накреп­ко, что­бы тех лихих каз­ни­ли, ино бы впе­ред лиха не было; ино бы тебе было ведо­мо. А как к тебе тво­е­го посла Андрея и Каме­ла отпу­щу, и яз к тебе с Андре­ей при­ка­жу.— То наше сло­во. Ждал есми от тебя с часу на час вести, а рать есми свою собрав­ши гото­ву дер­жал пят­нат­цать тысячь. И ко мне весть от тебя не быва­ла; и яз детей сво­их Маа­мит-Кирея, да Бети-Кирея, да Бур­на­ша ныне­ча со тою ратью послал на вели­ко­го кня­зя Алек­сан­дро­ву вот­чи­ну. И как есми ту рать отпу­стил, ино ко мне гонец при­го­нил от вели­ко­го кня­зя Алек­сандра, а при­вез ко мне гра­мо­ту, по татар­ски писа­но, за [330] печа­тью; да спи­сок ко мне при­вез, по рус­кы спи­сан, с тое ж гра­мо­ты; и яз за сво­им мише­нем ту гра­мо­ту да и спи­сок с сем ярлы­ком к тебе послал. Ино яз сам знаю, что лихо князь Алек­сандр чинил, да ныне­ча ко мне с пусты­ми реч­ми посы­ла­ет, а ко мне послал гон­ца с теми гра­мо­та­ми, а в Орду посла послал; и мои люди того посла в Азо­ве виде­ли, кото­рой в Орду пошол, и мне ся с тобою сво­им бра­том не обослав, миру с ним не взя­ти. А ко мне ныне­ча весть при­шла: твоя деи рать Путивль и Чер­ни­гов взя­ли да и пожгли. И как тебе вое­вод к Кие­ву посла­ти, и ты бы моим вое­во­дам при­ка­зал, что­бы ко мне весть посла­ли; а будет вое­во­дам тво­им нел­зя ко мне вести посла­ти, ино бы ко мне весть от тебя была, яз сам хочю под Кие­вым быти, и ко мне бы еси весть при­слал с сро­ком, на кото­рый день мне быти под Киев с тво­и­ми вое­во­да­ми. И яз с часу на час ждал от тебя вести, а рать есми гото­ву дер­жал, и ты бы меня без вести не дер­жал, как тебе рать своя отпу­сти­ти, на кото­рой день под Кие­вым быти мне было ведо­мо. А сесь есми ярлык к тебе отпу­стил с тво­и­ми каза­ки, с Кады­шом да с Шамер­де­нем да с Куда­шом; а отпу­стил есми их к тебе сен­тяб­ря 5 день. А пой­дет на меня Орда по княж Алек­сан­дро­ву наво­ду, и яз к тебе часа весть пошлю. А не будет мой чело­век у тебя до зимы с вестью, ино Орда на меня не пой­дет. А сесь есми ярлык велел писа­ти тво­е­му подья­че­му, лихих деля людей.

II. А се с верю­щие гра­мо­ты спи­сок, кото­рую гра­мо­ту при­слал к Мен­ли-Гирею ко царю князь вели­ки Александр.

Мен­ли-Гирею царю, царю бра­ту наше­му, от Алек­сандра, Божьею мило­стию, вели­кий князь Литов­ские отчи­ны и Рус­кой и Жомо­ит­ский и иных земель, поклон. Послал есми к тебе, к сво­е­му бра­ту, с сво­им тол­ма­чем с Берен­де­ем о сво­ем надоб­ном деле. И тот тамо от меня тебе что ста­нет гово­ри­ти, и ты брат мой тому вери, то мои речи стоят.

Посол­ство от вели­ко­го кня­зя Алек­сандра до царя до Мен­ли-Гирея тол­ма­чем. Напер­вей поклон.

Что еси писал и въска­зы­вал до вое­во­ды наше­го киев­ско­го кня­зя Дмит­реа Путя­ти­ча и до намест­ни­ка чер­кас­ко­го кня­зя Ива­на Даш­ко­ви­ча, ажъ­бы­хъ­мо к тобе бра­ту наше­му наших послов посла­ли в доб­рых речах,— ино мы дав­но наших послов к тобе хоте­ли посла­ти о брат­стве и о при­яз­ни, ниж­ли тесть наш, вели­ки князь Иван Васи­лье­вич мос­ков­ский, кото­рый же ся нам завж­ды ста­вил при­я­те­лем, тот к нам мно­го­крот нака­зы­вал сво­и­ми послы, ажъ­бы­хъ­мо чрез его при­чи­ну с тобою были у брат­стве и у при­яз­ни пото­муж, как и он с тобою меш­ка­ет. А кото­рые пере­же сего межи нами недоб­рыи ся дела были ста­ли на [331] обе сто­роне от лихих людей, то он хотел межи нами сми­ри­ти и зъед­на­чи­ти. Мы ся на его сло­ва были обез­пе­чи­ли, а до тебе наших послов для того не сыла­ли аж и до тых часов; а он сво­их послов до тебя посы­лы­вал часто­крот. И того ся есмо по нем наде­я­ли, ажбы к тобе слал о нашом доб­ром; а он к тобе посы­лы­вал, бол­ши о том при­во­дя­чи тебе на то, ижбы ты не был с нами в брат­стве и у при­яз­ни, и в зем­лю бы еси нашу посы­лал люди свои вое­ва­ти и кази­ти. Ино мы его неправ­ду и льсти­вые сло­ва и вели­кую его непри­язнь к нам по нем позна­ли: штож он, будучи с нами в докон­ча­ньи и в прися­зе, с того нам со все­го высту­пил и вой­ну пустил в нашу зем­лю. И тыми разы к тебе бра­ту наше­му посла­ли есмо тол­ма­ча наше­го тво­е­го здо­ро­виа виде­ти, а о сво­ем тебе пове­дая, и с тобою бра­том нашим хочем в брат­стве и у при­яз­ни быти по тому, как и перед­ко­ве наши быва­ли з ваши­ми пред­ки, и отец наш король его милость с тво­им отцом был царем Аж-Кги­ре­ем: при­я­те­лю были при­я­тель, а непри­я­те­лю непри­я­тель. А и ты бы брат нашь с нами пото­муж был: зан­же ты сам веда­ешь, штож мы тебе бли­ж­ший сусед, ниж­ли вели­кий князь мос­ков­ский; а и пред­ком тво­им и отцу тво­е­му, коли их неве­ре­мя быва­ло и конь их потен, завж­ды им опо­чи­вок бывал у вот­чине нашой, Вели­ком Княж­стве Литов­ском; а пред­ко­ве наши и оте­ць нашь хле­ба и соли им не боро­ни­ва­ли до часу, покуль дело свое опра­вят, чего кому будет надо­бе. А тот чело­век ачь хотя на тот час с тобою тыми разы и у при­яз­ни живет, а ты можешь и сам о нем веда­ти, как он у прав­де сво­ей и при­я­те­лю сво­е­му твер­до сто­ит: коли он нам, зяте­ви сво­е­му, сло­ва сво­е­го докон­ча­ния и при­ся­ги не дръ­жал, чи бы пак он имел тобе то дол­го дер­жа­ти. А он што и бра­тьи сво­ей роже­ной поде­лал так­же через при­ся­гу, и какою их смер­тию умо­рил, и иным сусе­дом сво­им то завж­ды он чинит. Про то ж напо­ми­на­ем тебе бра­та наше­го, что­бы еси на тот час людей сво­их встяг­нул и не казал зем­ли нашей вое­ва­ти. А мы до тебя бра­та наше­го о доб­рых речах посла наше­го вели­ко­го вже пошлем тым бор­зей, без меш­ка­нья, с вели­ки­ми впо­мин­ки, пото­муж, как и оте­ць нашь послы свои к отцу тво­е­му сылал и к тебе; и о чем еси преж­де сего к нам нака­зы­вал сво­и­ми послы и писы­вал, што будет подоб­но­го, и что­бы ся нам про тебя бра­та наше­го годи­ло вчи­ни­ти, того тебе бра­ту наше­му не отмо­вим с доб­рые воли нашее, а не с повин­но­сти, так, как бы то тебе бра­ту нашо­му любо было, как же то госу­дарь вол­ный буди на сво­ем госу­дарь­стве вол­ном, хотячи твою при­язнь к себе захо­ва­ти. И коли то на жада­ние нашо вчи­нишь, а людей сво­их от того встяг­нешь, то пер­вое зна­мя будет доб­ро­ты и при­яз­ни тво­ее к нам бра­та наше­го. А мы будем часто­крот межы собою послы и помин­ки ся обсы­ла­ти [332] о доб­рых речах по ста­ро­му, как же и отци наши межи собою ся обсылывали.

III. А сю гра­мо­ту при­слал к вели­ко­му (кня­зю) князь Иван Кубен­ской с Кады­шом с Абашовым.

Госу­да­рю вели­ко­му кня­зю Ива­ну Васи­лье­ви­чю всеа Русии холоп твой Ива­нец Кубен­ской челом бьет. Что, госу­дарь, поима­ли нас на поле Тата­ро­ве, Азов­ские каза­ки да и Завол­ские наза­ки, и со всем, госу­дарь, с тем при­шли в Азов, что у нас има­ли; да и людей, госу­дарь, кото­рых тол­ды переима­ли, тех, госу­дарь, всех в Азо­ве попро­да­ли Тур­ком. И сал­тан кафин­ской посы­лал в Азов да велел людей пере­пи­са­ти у Тур­чан, кото­рых поку­па­ли, да и рух­лядь сыс­кав велел пере­пи­сав запе­ча­тать, велел рух­лядь и люди в Кафу при­вез­ти. И из Азо­ва, госу­дарь, рух­лядь в Кафу при­вез­ли, что у нас има­ли; а людей, госу­дарь, пол­чет­вер­тат­цать чело­век при­ве­ли, а хотят их, госу­дарь, на пору­ку дава­ти на ден­гах, доку­до­ва с тобою сал­тан обо­шлет, да с отцом с сво­им, с Баа­зит сал­та­ном, даром ли деи тех людей велит попус­ка­ти, ден­ги ли велит за них има­ти. А гово­рят, госу­дарь, Тур­ки тем: наши деи гости поку­па­ли, свою силу на них дава­ли у Завол­ских Татар, а не у Азов­ских каза­ков. А рух­лядь, госу­дарь, что при­вез­ли из Азо­ва в Кафу, то госу­дарь, пере­пи­сав запе­ча­та­ли да поло­жи­ли в Кафе в каз­ну до обсыл­ки ж; а спис­ка, госу­дарь рух­ля­ди не дали, что собра­ли; а кажут, госу­дарь, и пято­го жере­бьи не собра­ли, что у нас поима­ли тво­их помин­ков и нашие рух­ля­ди. А в Азо­ве, госу­дарь, пере­пи­са­ли шесть­де­сять чело­век, да четы­ре чело­ве­ки, кото­рых на бою поима­ли, да и в Азо­ве их про­да­ва­ли; ино, госу­дарь, и люди не все сыс­ка­ли, тол­ко, госу­дарь, пол­чет­вер­тат­цать чело­век. А во всем, госу­дарь, лжут: спер­ва, госу­дарь, людей были поот­да­ва­ли все тво­е­му послу Андрею; и Андрей был нам наши люди поот­да­вал, да опять их, госу­дарь, у нас поимал; а они ста­ли тех людей у Андрея назад про­си­ти, и Андрей тех людей опять им назад поот­да­вал. И царь, госу­дарь, наших людей деся­ти чело­век взял за себя на ден­гах, да нам их на пору­ку пода­вал до обсыл­ки; а по кото­рых, госу­дарь, пору­ка есть, тех велел царь на пору­ки ж дава­ти. А про Баа­зит сал­та­на, госу­дарь, как пошол во Фряз­скую зем­лю под Кеф­рес горо­док, весть не быва­ла; а гово­рят, госу­дарь, что ся деи ему тамо не поис­ка­ло, за тем деи вести от него нет. А посол его Камел-бек да Давид, что, госу­дарь, к тебе посла­ны, в Кафе лежат; а царь их, госу­дарь, полем не про­во­дил, а кажет поле не чисто; а хочет, госу­дарь, на весне с Ондре­ем вме­сте их к тебе про­во­ди­ти, сам или детем велит; а ждет, госу­дарь, царь от тебя вести с часу на час. А Орду, госу­дарь, кажут [333] в Пяти-Горах под Чер­ка­сы, а голод­на деи и без­кон­на доб­ре. А про Сте­фа­на, госу­дарь, про вое­во­ду слух таков, что деи с лятц­ким коро­лем неми­рен; а ска­зы­ва­ют, госу­дарь, что деи от Сте­фа­на к царю посол будет набор­зе. Да при­шли, госу­дарь, царе­ви­чи на чет­вер­той день по Ильине дни из Литов­ские зем­ли, а вое­ва­ли, госу­дарь, лятц­ко­го коро­ля, были, госу­дарь, кажут под горо­дом под Белом, а сто­я­ли кажут под ним пять ден, да посад пожгли, а горо­да не взя­ли. А дру­гой, госу­дарь, горо­док Соколнь лят­ць­ко­во же коро­ля сжгли, а вели­ко­го кня­зя Алек­сан­дро­ву зем­лю вое­ва­ли ж, Туро­во местеч­ко выма­ли и выжгли, а поло­ну, госу­дарь, при­ве­ли доб­ре мно­го. А ныне­ча, госу­дарь, царь отпу­стил трех сынов сво­их, Маа­мит-Кирея да Бур­наш сал­та­на, а с ними, госу­дарь, пошло пят­нат­цать тысячь Литов­ские зем­ли вое­ва­ти; а как царе­ви­чи пошли, тому, госу­дарь, три неде­ли. Да при­го­нил, госу­дарь, от вели­ко­го кня­зя Алек­сандра гонец ко царю, Берен­де­ем зовут, арме­нин, с гра­мо­та­ми на Оспо­жин день; и ту, госу­дарь, гра­мо­ту да и спи­сок царь к тебе послал, кото­рые от вели­ко­го кня­зя Алек­сандра при­вез­ли с тво­и­ми каза­ки, с Кады­шом да с Шамар­дою да с Куда­шом, за сво­и­ми печат­ми; а того, госу­дарь, Берен­дея царь не хочет отпу­сти­ти, доку­до­ва от тебя весть будет. Да от вели­ко­го же кня­зя, госу­дарь, Алек­сандра пошол посол в Орду в бол­шую, а всех их десять чело­век; а пере­вез­ся, госу­дарь, ниже Азо­ва, и царь их велел, госу­дарь, сте­ре­чи, как назад пой­дут. Да при­ве­ли, госу­дарь, в Крым из Асто­ро­ха­ни Тата­ро­ве про­да­ва­ти кня­же Ива­нов­ско­во сага­дач­ни­ка Юрье­ви­ча, Подо­бай­цем зовут; а кажет тот дети­на из Каза­ни в погреб в Васто­ро­хань с Бог­да­ном да с Але­ем с арме­ни­ном; да и моск­ви­чи, госу­дарь, кажет с ними были же; и в Васто­ро­ха­ни, госу­дарь, тово дети­ну да и моск­ви­чи про­да­ли. А кажет, госу­дарь, тот сага­дач­ник шыл у Хоне­яза у нево в избе сага­дак да сед­ло; и при­е­ха­ли деи, госу­дарь, с Моск­вы от Аблез бак­шея в Васто­ро­хань к Хоне­я­зу два тата­ри­на, Урак­че­ем зовут, бак­ше­ев ключ­ник, да Савар Хозе­ем зовут, бак­ше­ев же деи чело­век; а при­вез­ли кажет к Хоне­я­зу от бак­шея гра­мо­ту, да шеснат­цать пища­лей, да с три пуды зелья. А гра­мо­ту, госу­дарь, бак­ше­е­ву кажет чьли у Хоне­яза в избе, а он кажет тут же был. И в гра­мо­те, госу­дарь, кажет писа­но от бак­шея Хоне­я­зу, что твой брат седит Ахмол­на, и иные гости азсто­ро­хан­цы; и кня­зю вели­ко­му бра­та тво­е­во и гостей ваших к вам не отпускы­ва­ти, доспе­ти вам так, что­бы царь Абле-Керим послал царе­ви­чев на Дон сте­ре­чи посла вели­ко­во кня­зя, да и гостей; и тол­ко изы­ма­е­те посла вели­ко­го кня­зя или гостей доб­рых, и вы чяс сво­их гостей выме­ни­те. Да тут же деи, госу­дарь, в избе был, коли гра­мо­ту чли, скор­няк, моск­ви­тин, шубу Хоне­я­зу шыл; а тово, госу­дарь, скор­ня­ка кажет про­да­ли [334] в Азо­ве азсто­ро­хан­цы; а скор­няк деи, госу­дарь, ту гра­мо­ту слы­шел же. А тово, госу­дарь, дети­ну у тех татар у азтор­хан­цев царь взял. А как, госу­дарь, те тата­ро­ве с гра­мо­тою к Хоне­я­зу при­е­ха­ли, тому, госу­дарь, год будет кажет Покров. А яз тебе госу­да­рю сво­е­му холоп твой челом бью.

А сю гра­мо­ту при­слал к вели­ко­му кня­зю Ондрей Лапе­нок с Кады­шем с Абашевым.

Госу­да­рю вели­ко­му кня­зю Ива­ну Васи­лье­ви­чю всеа Русии холоп твой Андре­е­ць Куту­зов челом бьет. Мило­стию, госу­дарь, Божьею, да тво­им госу­да­ре­вым здо­ро­вьем, дошли есмя до Кяфы поздо­ро­ву все на Воз­не­се­ни­ев день. А у сал­та­на, госу­дарь, были есмя по Воз­не­се­нье­ве дни в неде­лю, и речи есми ему, госу­дарь, по тво­е­му нака­зу, гово­рил и помин­ки подал. А отца его, госу­дарь, ска­зы­ва­ют тур­ско­го сал­тан Баа­зи­та пошол на Фряз­скую зем­лю под город под Кер­фес. А посол, госу­дарь, его отпу­щен, в Кафе лежит, зовут его Камал-беком; а дру­гой с ним Дави­дом зовут. А при­слал, госу­дарь, тур­ской сво­их послов, кото­рые к тебе идут, к Мен­ли-Гирею ко царю, что­бы их царь про­во­дил полем до тебя до госу­да­ря; и царь их, госу­дарь, полем не про­во­дил. Да и сал­тан Мага­мет кафин­ской, госу­дарь, посы­лал ко царю, что­бы царь отца его послов Кома­ла и Дави­да да и меня с нами велел про­во­ди­ти полем. И царь, госу­дарь, сал­та­ну отмол­вил: немоч­но ми послов про­во­ди­ти полем; ныне­ча поле не чисто. И сал­тан, госу­дарь, отца сво­е­го послов да и меня хотел был отпу­сти­ти Доном вверх. И царь, госу­дарь, при­е­хал под Кафу с сал­та­ном ся виде­ти, да с сал­та­ном ся, госу­дарь, видел, и паши у него были; да назав­трее, госу­дарь, при­слал царь по Кубен­ско­го да по меня. И мы, госу­дарь, у царя были. И царь, госу­дарь, мол­вит так: пере­ло­жи­ли есмя о вашей доро­зе; Доном путь не послов, и вы зимуй­те зде­се; а дасть Бог на весне, и яз всед на конь да вас сам про­во­жу, или детей сво­их пошлю, ини вас про­во­дят, а и ныне жду от бра­та сво­е­го вести часот. А гра­би­ли, госу­дарь, кня­зя Ива­на Кубен­ско­го на поле азов­ские каза­ки Кара­бай, да Ахку­бек, да Ямгур­чей, да Ходор с това­ри­щи, да с ними, госу­дарь, и ордин­ские каза­ки. И как, госу­дарь, в Азов полон и рух­лядь при­вез­ли, да из Азо­ва, госу­дарь, весть в Кафу при­шла, и яз, госу­дарь, ездил к сал­та­ну; и сал­тан, госу­дарь, послал в Азов отца сво­е­го чело­ве­ка боярь­ско­го Изскин­де­ря Бех­ку­ла полон собра­ти и рух­лядь собра­ти, кото­рая у Кубен­ско­го и у его тава­ри­щов и у гостей взя­та. И он, госу­дарь, поло­ну при­вез в Кафу пол­чет­вер­тат­цать голов, а хотят их, госу­дарь, нам дава­ти на пору­ку на ден­гах, доку­ды обо­шлют с тобою со госу­да­рем да и с сво­им сал­тан Баа­зи­том с тур­ским. А азов­ских, госу­дарь, каза­ков таят, ска­зы­ва­ют [335] азов­ские не были на роз­бое, а были одни ордин­ские. А рух­лядь, госу­дарь, ска­зы­ва­ют из Азо­ва в Кафу при­вез­ли, да и спи­сок, госу­дарь, той рух­ля­ди хотят нам дати, скол­ко тое рух­ля­ди в Кафу при­вез­ли. Да зде­се ми, госу­дарь, ска­зы­ва­ли Гав­ри­ло Кот­ков да Бол­ван Зама­нин: осе­несь в замо­ро­зы Аблез бак­шей посы­лал в Аст­ра­хань сво­их людей Урак­че­я­ка да Сюерь Хозю к Хозе­не­а­зу с гра­мо­тою; а в гра­мо­те пишет: нечем вам Ахмол­ну с това­ры­щи из тюр­мы выку­пи­ти, выня­ти вам Ахмол­ну с това­ры­щи тем: отпу­стил князь вели­ки на Дон гостей, и вам на Дону их сте­ре­чи; и нечто досте­ре­же­тесь, тем вам Ахмол­ну с това­ры­щи выку­пи­ти или выме­ни­ти теми гост­ми. А ска­зы­ва­ли им, госу­дарь, ска­зы­ва­ют в Азо­ве поло­ня­ни­ки аст­ра­хан­ские да и тата­ро­ве аст­ра­хан­ские; а ска­зы­ва­ют, госу­дарь, сье­ха­ли из Каза­ни в Аст­ра­хань бак­ше­е­вы люди с Келе­мер­дей-Азеев, с Хозя-Казы­евым бра­том. Да ска­зы­ва­ют, госу­дарь, и то им бак­шей напи­сал: нол­ны моей голо­вы не будет, тожо под Аст­ра­хань без­вест­но вели­ко­го кня­зя рать будет. Да спра­ши­вал, госу­дарь, Келе­мер­дей Азей Гав­ри­ла да Бол­ва­на: есть ли бак­шею при­ступ у вели­ко­го кня­зя? Ине, госу­дарь, ска­за­ли, кое ты его жалу­ешь. А яз тебе сво­е­му госу­да­рю холоп твой челом бью.

ПЕЧАТКИ

Печаток не знайдено

ПУБЛІКАЦІЇ ДОКУМЕНТІВ

АЛЬБОМИ З МЕДІА

Медіа не знайдено

РЕЛЯЦІЙНІ СТАТТІ

НОТАТКИ
  1. Основ­ная лите­ра­ту­ра: М. С. Чер­ка­со­ва. Кубе­но-Кубе­но-Заозе­ский край в XIV-XVI веках; Экзем­пляр­ский, «Вели­кие и удель­ные кня­зья», II, 112—114; Родо­слов­ная кни­га кня­зей и дво­рян рос­сий­ских и выез­жих... кото­рая извест­на под назва­ни­ем Бар­хат­ная кни­га. М., 1787. Ч. 1. С. 122–123; ПСРЛ. Т. 23. С. 148–149; Т. 24. С. 183; Т. 27. С. 345; ДДГ. № 35. С. 91, 94, 96, 99; РИИР. Вып. 2. С. 12, 28–29, 31, 77, 102, 104; Конев С. В. Сино­ди­ко­ло­гия. Ч. 2: Ростов­ский собор­ный сино­дик // Исто­ри­че­ская гене­а­ло­гия. Вып. 6. Ека­те­рин­бург; Нью-Йорк, 1995. С. 95–106; Про­хо­ров Г. М. Житие Иоаса­фа Камен­ско­го // КЦДР: Север­но­рус. мон-ри. СПб., 2001. С. 325, 331–333; Жития Димит­рия При­луц­ко­го, Дио­ни­сия Глу­шиц­ко­го и Гри­го­рия Пель­шем­ско­го: Тек­сты и сло­во­указ. СПб., 2003. С. 103; Свя­тые подвиж­ни­ки и оби­те­ли Рус. Севе­ра. СПб., 2005. С. 54, 56–57, 109, 145–146, 248, 249, 265–266, 282–283.; Ска­за­ние Паи­сия Яро­сла­во­ва о Спа­со-Камен­ном мон-ре // ПС. 1861. Ч. 1. С. 197–216; То же // Памят­ни­ки пись­мен­но­сти в музе­ях Воло­год­ской обл.: Кат.-путев. Волог­да, 1987. Ч. 1. Вып. 2: Руко­пис­ные кни­ги XIV-XVIII вв. Воло­год­ско­го обл. музея. С. 407–417; РИИР. Вып. 2. С. 104; Опи­са­ние о рос­сий­ских свя­тых. С. 251; Про­хо­ров Г. М. Житие Иоаса­фа Камен­ско­го // КЦДР: Север­но­рус. мон-ри. СПб., 2001. С. 330–349; Свя­тые подвиж­ни­ки и оби­те­ли Рус. Севе­ра: Усть-Шехон­ский Тро­иц­кий, Спа­со-Камен­ный, Дио­ни­сьев Глу­шиц­кий и Алек­сан­дров Кушт­ский мон-ри и их оби­та­те­ли / Изд. под­гот.: Г. М. Про­хо­ров, С. А. Семяч­ко. СПб., 2005. С. 42–76; Жития Иоаса­фа Камен­ско­го, Алек­сандра Кушт­ско­го и Евфи­мия Сян­жем­ско­го: Тек­сты и сло­во­указ. / Под ред. А. С. Гер­да. СПб., 2007. С. 5–11, 37–78, 88–89; Минея (МП). Сент. М., 2003. С. 318–329; Тро­па­ри и кондак прп. Иоаса­фу Камен­ско­му // ЖМП. 1978. № 11. С. 61; Нови­ко­ва О. Л. Лето­пис­ные замет­ки в Кирил­ло-Бело­зер­ской ркп. 60‑х гг. XVI в. и Ска­за­ние о Спа­со-Камен­ном мон-ре // Очер­ки феод. Рос­сии. М.; СПб., 2008. Вып. 12. С. 38–90; Мура­вьёв А. Н. Рус. Фива­и­да на Севе­ре. СПб., 1855. С. 405; Martinov I. Annus ecclesiasticus graeco-slavicus. Brux., 1863. P. 221; Некра­сов И. С. Зарож­де­ние нац. лит-ры в Сев. Руси. Од., 1870. Ч. 1. С. 42–43; Клю­чев­ский. Древ­не­рус­ские жития. С. 275; Верюж­ский. Воло­год­ские свя­тые. С. 299–325; Бар­су­ков. Источ­ни­ки агио­гра­фии. Стб. 36–37; Сав­ва­и­тов П. И. Опи­са­ние воло­год­ско­го Спа­со-Камен­ско­го Духо­ва мон-ря, испр. и доп. Н. Суво­ро­вым. Волог­да, 1885. С. 16–18; Коно­плёв Н. А. Свя­тые Воло­год­ско­го края // ЧОИДР. 1895. Кн. 4. Отд. 4. С. 56–59; Кад­лу­бов­ский А. П. Очер­ки по исто­рии древ­не­рус. лит-ры житий свя­тых. Вар­ша­ва, 1902. С. 268–273; Голу­бин­ский. Кано­ни­за­ция свя­тых. С. 149; Бело­бро­ва О. А. Житие Иоаса­фа Камен­ско­го // СККДР. Вып. 2. Ч. 1. С. 269–270; Зимин А. А. Витязь на рас­пу­тье. М., 1991; Кобрин В. Б. Мат-лы гене­а­ло­гии кня­же­ско-бояр­ской ари­сто­кра­тии XV-XVI вв. М., 1995. С. 20–21; Мар­ке­лов. Свя­тые Др. Руси. Т. 2. С. 129; Про­хо­ров Г. М. Житие Иоаса­фа Камен­ско­го // КЦДР: Север­но­рус. мон-ри. С. 323–330; Семяч­ко С. А. Про­бле­мы изу­че­ния реги­о­наль­ных агиогр. тра­ди­ций (на при­ме­ре воло­год­ской агио­гра­фии) // Рус. агио­гра­фия: Исслед. Публ. Поле­ми­ка. СПб., 2005. С. 139–142; она же. Стар­че­ство и сбор­ник «Стар­че­ство» на Руси // Рус. лит-ра. 2008. № 1. С. 144–154; Тво­ро­гов О. В. О «Сво­де древ­не­рус­ских житий» // Рус. агио­гра­фия. СПб., 2005. С. 32; Шуль­ги­на Э. В. Лице­вой сбор­ник Житий воло­год­ских свя­тых XVII в. (ГИМ. Увар. 107–1о) // Хри­зо­граф. М., 2005. Вып. 2. С. 242–260; Спас­ский Ф. Г. Рус. литур­ги­че­ское твор­че­ство. М., 2008. С. 305.[]
  2. Нови­ко­ва О.Л. Лето­пис­ные замет­ки в Кирил­ло-Бело­зер­ской руко­пи­си 60‑х гг. XVI в. и Ска­за­ние о Спа­со-Камен­ном мона­сты­ре // Очер­ки фео­даль­ной Рос­сии. Вып. 12. М.-СПб., 2008. С. 88.[]
  3. АСЭИ. Т. III. №269–270. С. 284–285.[]
  4. ПСРЛ. Т. VII. Лето­пись по Вос­кре­сен­ско­му спис­ку. СПб., 1856. С. 174; Т. XVIII. Симео­нов­ская лето­пись. СПб., 1913. С. 76; Т. XXIII. Ермо­лин­ская лето­пись. СПб., 1910. С. 90; Т. XXIV. Типо­граф­ская лето­пись. Пг.,1921. С. 101; Т. XXX. Вла­ди­мир­ский лето­пи­сец. М., 1965. С. 95; Т. XXXIII. Хол­мо­гор­ская лето­пись. Л., 1977. С. 75.[]
  5. Куч­кин В. А. Фор­ми­ро­ва­ние госу­дар­ствен­ной тер­ри­то­рии Севе­ро-Восточ­ной Руси в Х‑XIV вв. М., 1984. С. 295–296; См. так­же: Экзем­пляр­ский А. В. Вели­кие и удель­ные кня­зья Север­ной Руси в татар­ский пери­од, с 1238 по 1505 гг. Т. 2. СПб., 1891. С. 76, 88, 113; Копа­нев А. И. Исто­рия зем­ле­вла­де­ния Бело­зер­ско­го края в XV — нача­ле XVII в. М.; Л., 1950. С. 7; Рыба­ков А. А. Воло­год­ская ико­на. Цен­тры худо­же­ствен­ной куль­ту­ры зем­ли Воло­год­ской XIII —XVIII вв. М., 1995. Гл. 3; Алек­сан­дров Д. С. Тер­ри­то­ри­аль­но-адми­ни­стра­тив­ное деле­ние Бело­зер­ско­го уез­да (до XX в.): Диплом­ная рабо­та / Науч­ный руко­во­ди­тель Ю. С. Васи­льев. Волог­да: ВГПУ, 2000. С. 6.[]
  6. ГАВО. Ф. 883 (Суво­ро­вы). Оп. 1. Кн. 44. Л. 20 об., 37 об.[]
  7. АФЗХ. Ч. 1. М.; Л., 1951. № 314.[]
  8. ПСРЛ. Т. XXV. Мос­ков­ский лето­пис­ный свод кон­ца XV века. М.; Л., 1949. С. 228; Нов­го­род­ская пер­вая лето­пись стар­ше­го и млад­ше­го изво­да. М.; Л., 1950. С. 392; ДДГ. М.; Л., 1950. № 20–22.[]
  9. АФЗХ. Ч. 1. № 170. Ана­лиз это­го доку­мен­та, когда он еще не был опуб­ли­ко­ван, см.: Весе­лов­ский С. Б. Фео­даль­ное зем­ле­вла­де­ние в Севе­ро-Восточ­ной Руси. Т. 1. М.; Л., 1947 . С. 385.[]
  10. Куч­кин В. А. Указ. соч. С. 295–296.[]
  11. Куч­кин В. А. Указ. соч. С. 284–295 (прим. 194); Сто­ро­жев В. Н. Мате­ри­а­лы для исто­рии дело­про­из­вод­ства Помест­но­го при­ка­за по Воло­год­ско­му уез­ду в XVII в. Вып. 2. Пг., 1918. С. 270–271; ОР РНБ. Ф. 550 (Основ­ное собра­ние руко­пис­ной кни­ги). F. 1—788. Л. 5об. —8об.; Каш­та­нов С. М., Наза­ров В. Д., Фло­ря Б. Н. Хро­но­ло­ги­че­ский пере­чень имму­ни­тет­ных гра­мот XVI в. Ч. Ill (Допол­не­ние) // АЕ за 1966 год. М., 1968. №1–66 (далее — ХII-III).[]
  12. ПСРЛ. Т. XXIV. С. 183. Я. С. Лурье отме­ча­ет, что в Типо­граф­ской лето­пи­си отра­зил­ся Ростов­ский свод 1480‑х гг. (Лурье Я. С. Две исто­рии Руси XV в. СПб., 1994. С. 82–83).[][]
  13. ПСРЛ. Т. XXIII. С. 148.[]
  14. 3имин А. А. Витязь на рас­пу­тье. Фео­даль­ная вой­на на Руси XV в. М., 1990. С. 73 и прим. на с. 235. Ср.: Мака­ров Н. А. Коло­ни­за­ция север­ных окра­ин Древ­ней Руси в XI-XIII вв. М., 1997. С. 58.[]
  15. Верюж­ский И. Исто­ри­че­ские ска­за­ния... С. 310; Сла­вян­ская энцик­ло­пе­дия. Киев­ская Русь — Мос­ко­вия. Т. 1. М., 2001. С. 421 (здесь князь Дмит­рий Васи­лье­вич Заозер­ский при­знан дей­ству­ю­щим еще в 1447 году, но вряд ли это было на самом деле).[]
  16. ДДГ. № 44. С. 128.[]
  17. Рож­де­ствен­ский С. В. К исто­рии кня­же­ско­го зем­ле­вла­де­ния в Севе­ро-Восточ­ной Руси в XVI в. // Запис­ки импе­ра­тор­ско­го Рус­ско­го Гене­а­ло­ги­че­ско­го обще­ства. Т. VIII. Вып. 1–2. Новая серия. СПб., 1896. С. 5.[]
  18. Шуль­гин В. С. Яро­слав­ское кня­же­ство в систе­ме Рус­ско­го цен­тра­ли­зо­ван­но­го госу­дар­ства в кон­це XV — пер­вой поло­вине XVI в. // Науч­ные докла­ды выс­шей шко­лы. Исто­ри­че­ские нау­ки. 1958. № 4. С. 3, 7.[]
  19. ВГИА­ХМЗ. Кол­лек­ция руко­пис­ных книг. Кн. 57. Л. 96 об. ‑97; АСЭИ. Т. 3. № 252, 257 (гра­мо­та Ива­на III по гра­мо­те его отца), 266, 268; ЛЗАК. 1864 г. Вып. 3. СПб., 1865. С. 24 — 25; Сто­ро­жев В. Н. Мате­ри­а­лы для исто­рии дело­про­из­вод­ства... С. 20, 249; Шума­ков С. Сот­ни­цы... С. 66.[]
  20. Про­хо­ров Г. М. Ска­за­ние Паи­сия Яро­сла­во­ва... С. 161; АСЭИ. Т. III. № 266, 268; Кар­та «Мона­сты­ри и пусты­ни XII —XX вв. на тер­ри­то­рии Воло­год­ской обла­сти / Соста­ви­тель М. Ю. Хру­ста­лев. (Воло­год­ская науч­ная биб­лио­те­ка им. И. В. Бабуш­ки­на. Спра­воч­но-биб­лио­гра­фи­че­ский отдел. № 171) (далее — кар­та М. Ю. Хру­ста­ле­ва). Под № 55 — Нико­ла­ев­ский Свя­то­луц­кий мона­стырь.[]
  21. ДДГ. №44. С. 127–128.[]
  22. Любав­ский М. К. Обра­зо­ва­ние основ­ной госу­дар­ствен­ной тер­ри­то­рии вели­ко­рус­ской народ­но­сти. Л., 1929. С. 105—105.[]
  23. Экзем­пляр­ский А. В. Вели­кие и удель­ные кня­зья... С. 117; ДДГ. № 46, 55.[]
  24. ДДГ. № 48.[]
  25. ДДГ. № 51; Любав­ский М. К. Обра­зо­ва­ние основ­ной госу­дар­ствен­ной тер­ри­то­рии... С. 105—106.[]
  26. 3имин А. А. Витязь на рас­пу­тье... С. 124.[]
  27. ДДГ. № 58. С. 179–180, 183.[]
  28. ДДГ. № 61; ПСРЛ. Т. XXV. С. 278.[]
  29. РГБ. Ф. 304/I. № 677, 1627–1632 гг.[]
  30. ПСРЛ. Т. 23. С. 148[]
  31. ДДГ. № 35. С. 99; 3имин А. А. Витязь на рас­пу­тье... С. 74 и прим. 22 на с. 236.[]
  32. РГБ. Ф. 344. Шиба­нов. № 99. Л. 4–9 об.[]
  33. Там же. Л. 52[]
  34. Свя­тые подвиж­ни­ки и оби­те­ли Рус. Севе­ра. С. 57 и др.[]
  35. Димит­рий (Сам­би­кин). Меся­це­слов. Вып. 2. С. 182; Минея (МП). Май. Ч. 3. С. 467[]
  36. Верюж­ский И. Исто­ри­че­ские ска­за­ния о жиз­ни свя­тых, под­ви­зав­ших­ся в Воло­год­ской епар­хии. Волог­да, 1880. С. 308 (прим. 12).[]
  37. РГА­ДА. Ф. 381. Тип. № 141. Л. 77 об.[][][][][][][][]
  38. А. В. Экзем­пляр­ский. Вели­кие и удель­ные кня­зья севе­ро-восточ­ной Руси. Т. 2, СПб., 1891, стр. 113–114; Вре­мен­ник ОИДР. Мате­ри­а­лы. М., 1851, стр. 57, 149, 234; РИИР. Вып. 2. С. 31.[]
  39. ПСРЛ. Т.23. С.148[]
  40. ПСРЛ. Т. 24.С. 183[]
  41. ПСРЛ. Т. XXIII. С. 148[]
  42. Сто­ро­жев В. Н. Мате­ри­а­лы для исто­рии дело­про­из­вод­ства... Вып. 1. СПб., 1906. С. 445 — 446; Машта­фа­ров А. В. Воло­год­ская гра­мо­та XV в. // Совет­ские архи­вы. 1974. № 6. С. 103—104. В спра­воч­ном изда­нии «Родо­сло­вие воло­год­ской дерев­ни» (Волог­да, 1990. С. 94) кубен­ская пожня Дуле­по­во оши­боч­но отож­деств­ле­на с соимен­ным посе­ле­ни­ем Спа­со-При­луц­ко­го мона­сты­ря в воло­сти Тошне (Шума­ков С. Сот­ни­цы (1537—1597 гг.), гра­мо­ты и запи­си (1561 — 1696 гг.). М., 1902. С. 73).[]
  43. Род. кн. Ч. 1. С. 123; РИИР. Вып. 2. С. 31.[][][][]
  44. РИИР. Вып. 2. С. 104[][]
  45. Верюж­ский И. Исто­ри­че­ские ска­за­ния... С. 309; Кобрин В. Б. Власть и соб­ствен­ность в сред­не­ве­ко­вой Руси (XV-XVI вв.). М., 1985. С. 67 (автор, види­мо, оши­боч­но назвал кня­зя Семе­на Дмит­ри­е­ви­ча Семе­ном Ива­но­ви­чем, а Кубе­ну отнес не к Воло­год­ско­му, а к Бело­зер­ско­му уез­ду); Верюж­ский И. Мате­ри­а­лы гене­а­ло­гии кня­же­ско-бояр­ской ари­сто­кра­тии XV—XVI вв. М., 1995. С. 21. Прав­да, исто­ри­че­ски (в кон­це XIII в.) Кубе­на, дей­стви­тель­но, мог­ла тяго­теть к Бело­зе­рью, а не к Волог­де.[][]
  46. 3имин А. А.Витязь на рас­пу­тье... С. 124.[][]
  47. Стро­ев. Спис­ки иерар­хов. Стб. 742; по мне­нию О. Л. Нови­ко­вой и С. Н. Кисте­рё­ва, факт игу­мен­ства Кас­си­а­на не под­твер­жден надеж­но источ­ни­ка­ми[]
  48. Верюж­ский И. Исто­ри­че­ские ска­за­ния... С. 30; Про­хо­ров Г. М. Житие Иоаса­фа Камен­ско­го. С. 333.[]
  49. Ред­кие источ­ни­ки по исто­рии Рос­сии. Ч. 2. М., 1977. С. 104; Зимин. 1991. С. 124[]
  50. цит. по спис­ку: ГИМ. Син. № 322. Л. 128 об.; об этом тек­сте см.: Орлов А. С. Иису­со­ва молит­ва на Руси в XVI в. СПб., 1914. С. 9[]
  51. РГБ. Ф. 304/I. № 747. Л. 451 об.- 452[]
  52. Игна­тий (Брян­ча­ни­нов), еп. Соч. М., 2001. Т. 1. С. 411.[]
  53. Свя­тые подвиж­ни­ки и оби­те­ли Рус. Севе­ра. 2005. С. 42–43[]
  54. ГАВО. Ф. 883. Оп. 1. Кн. 44. Л. 6 об. ‑7, 15, 20 об., 22 об., 48 об.[]
  55. РГБ. МДА. № 201. Л. 335 об., ок. сер. 50‑х гг. XVII в.[]
  56. ЯИАМЗ. № 15544. Л. 295–298 об., 1807–1811[]
  57. Экзем­пляр­ский А. В. Вели­кие и удель­ные кня­зья Север­ной Руси в татар­ский пери­од, с 1238 по 1505 г. — СПб.: Типо­гра­фия Импе­ра­тор­ской ака­де­мии наук, 1891. — Т. II. — 696 с., С.114[][]
  58. Экзем­пляр­ский А. В. Вели­кие и удель­ные кня­зья Север­ной Руси в татар­ский пери­од, с 1238 по 1505 г. — СПб.: Типо­гра­фия Импе­ра­тор­ской ака­де­мии наук, 1891. — Т. II. — 696 с., С.74, 83, 84, 87, 88; Боб­ров А. Г. Про­бле­ма под­лин­но­сти «Сло­ва о пол­ку Иго­ре­ве» и Ефро­син Бело­зер­ский // Acta Slavica Iaponica. — Sapporo, 2005. — Т. 22. — С. 238—298., С.271, 272; Зимин А. А. Фор­ми­ро­ва­ние бояр­ской ари­сто­кра­тии в Рос­сии во вто­рой поло­вине XV — пер­вой тре­ти XVI в. — М.: Нау­ка, 1988. — 350 с. — ISBN 5–02-009407–2, С. 83, 85, 94.[]
  59. Кузь­мин А. В., Фло­ря Б. Н. Димит­рий Васи­лье­вич. Пра­во­слав­ная Энцик­ло­пе­дия. Дата обра­ще­ния 26 фев­ра­ля 2013. Архи­ви­ро­ва­но 9 мар­та 2013 года.[]
  60. Зимин А. А. Витязь на рас­пу­тье: Фео­даль­ная вой­на в Рос­сии XV в. — М.: Мысль, 1991. — 286 с., С.74, 75; Янин В. Л. Некро­поль нов­го­род­ско­го Софий­ско­го собо­ра. — М.: Нау­ка, 1988. — 240 с. — ISBN 5–02-009468–4, С.107[]
  61. Зимин А. А. Витязь на рас­пу­тье: Фео­даль­ная вой­на в Рос­сии XV в. — М.: Мысль, 1991. — 286 с., С.77[]
  62. Зимин А. А. Витязь на рас­пу­тье: Фео­даль­ная вой­на в Рос­сии XV в. — М.: Мысль, 1991. — 286 с., С.236.[]
  63. Янин В. Л. Очер­ки ком­плекс­но­го источ­ни­ко­ве­де­ния. — М.: Выс­шая шко­ла, 1977. — 240 с., С.198—200.[]
  64. Янин В. Л. Очер­ки ком­плекс­но­го источ­ни­ко­ве­де­ния. — М.: Выс­шая шко­ла, 1977. — 240 с., С.193.[]
  65. Янин В. Л. Очер­ки ком­плекс­но­го источ­ни­ко­ве­де­ния. — М.: Выс­шая шко­ла, 1977. — 240 с., С.198.[]
  66. Зимин А. А. Витязь на рас­пу­тье: Фео­даль­ная вой­на в Рос­сии XV в. — М.: Мысль, 1991. — 286 с., С.114, 249; Жало­ван­ная гра­мо­та вели­ко­го кня­зя Дмит­рия Юрье­ви­ча архи­манд­ри­ту мит­ро­по­ли­чье­го ниже­го­род­ско­го Бла­го­ве­щен­ско­го мона­сты­ря Мала­хии 14 мар­та 1446.[]
  67. Зимин А. А. Витязь на рас­пу­тье: Фео­даль­ная вой­на в Рос­сии XV в. — М.: Мысль, 1991. — 286 с., С.119, 120[]
  68. ПСРЛ. Т. XX (Пер­вая поло­ви­на). Львов­ская лето­пись. Ч. 1. — Спб., 1910, С.261.[]
  69. Зимин А. А. Витязь на рас­пу­тье: Фео­даль­ная вой­на в Рос­сии XV в. — М.: Мысль, 1991. — 286 с., С.136, 137.[]
  70. ПСРЛ. Т. XVI. Лето­пис­ный сбор­ник, име­ну­е­мый лето­пи­сью Авра­ам­ки. — СПб., 1889; Стб. 192.[]
  71. Зимин А. А. Витязь на рас­пу­тье: Фео­даль­ная вой­на в Рос­сии XV в. — М.: Мысль, 1991. — 286 с., С.173.[]
  72. ПСРЛ. Т. XVI. Лето­пис­ный сбор­ник, име­ну­е­мый лето­пи­сью Авра­ам­ки. — СПб., 1889; Стб. 196[]
  73. Зимин А. А. Витязь на рас­пу­тье: Фео­даль­ная вой­на в Рос­сии XV в. — М.: Мысль, 1991. — 286 с. — ISBN 5–244-00518–9, с.175; Боб­ров А. Г. Про­бле­ма под­лин­но­сти «Сло­ва о пол­ку Иго­ре­ве» и Ефро­син Бело­зер­ский // Acta Slavica Iaponica. — Sapporo, 2005. — Т. 22. — С. 238—298, с.274, 275; Янин В. Л. Очер­ки ком­плекс­но­го источ­ни­ко­ве­де­ния. — М.: Выс­шая шко­ла, 1977. — 240 с., С.202.[]
  74. Янин В. Л. Очер­ки ком­плекс­но­го источ­ни­ко­ве­де­ния. — М.: Выс­шая шко­ла, 1977. — 240 с., 202[]
  75. Род. кн. Ч. 1. С. 123.[]
  76. Акты соци­аль­но-эко­но­ми­че­ской исто­рии Севе­ро-Восточ­ной Руси кон­ца XIV–начала XVI в. Т. 1. М., 1952. № 374, 540[]
  77. Раз­ряд­ная кни­га 1475–1598 гг. М., 1966. С. 17[]
  78. РК. С 21; ПСРЛ. Т. 12. С. 250—251[]
  79. Памят­ни­ки дипло­ма­ти­че­ских сно­ше­ний древ­ней Рос­сии с дер­жа­ва­ми ино­стран­ны­ми, издан. II‑м Отде­ле­ни­ем Соб­ствен­ной Е. Имп. Вел. кан­це­ля­рии. СПБ. 1851. Том I (Памят­ни­ки дипл. снош. с Импе­ри­ею Рим­скою, с 1488 по 1594 год), С. 321.[]
  80. Памят­ни­ки дипло­ма­ти­че­ских сно­ше­ний…, 1884: 304[]
  81. Сбор­ник Рус­ско­го исто­ри­че­ско­го обще­ства. Т. 41. СПб., 1884. С. 300–314, 320–324, 332, 334, 336, 343, 344, 350–351, 360, 391, 399, 402, 403, 405, 407; Древ­няя Рос­сий­ская Вив­лио­фи­ка. Ч. 13. М., 1790. С. 4[]
  82. Зимин А.А. Фор­ми­ро­ва­ние бояр­ской ари­сто­кра­тии в Рос­сии во вто­рой поло­вине XV – пер­вой тре­ти XVI в. М., 1988. С. 94[]
  83. Род. кн. Ч. 1. С. 123.[]
  84. ДРВ XIX, с.301[]
  85. ПСРЛ. Т. 12. С. 123, 124, 214.[]
  86. Голей­зов­ский Н. К. Нача­ло дея­тель­но­сти Кас­си­а­на Учем­ско­го по пись­мен­ным источ­ни­кам // Древ­няя Русь. Вопро­сы меди­е­ви­сти­ки. 2002. № 4 (10). С. 20–27, c. 22, 23[]
  87. Памят­ни­ки исто­рии рус­ско­го слу­жи­ло­го сосло­вия. С. 22.[]
  88. Источ­ни­ки по соци­аль­но-эко­но­ми­че­ской исто­рии Рос­сии XVI–XVIII вв.: из архи­ва Мос­ков­ско­го Ново­де­ви­чье­го мона­сты­ря: [в 2 вып.] / АН СССР, Инсти­тут исто­рии СССР; под ред. В. И. Корец­ко­го; под­гот. тек­ста и вступ. ст. В. Б. Пав­ло­ва-Силь­ван­ско­го. М., 1985. Ч. 1. С. 186, 196; Алек­се­ев А. И. Пер­вая редак­ция вклад­ной кни­ги Кирил­ло­ва Бело­зер­ско­го мона­сты­ря (1560‑е гг.) // Вест­ник цер­ков­ной исто­рии. 2010. № 3/4 (19/20). С. 32[]
  89. РК. С. 25; АСЭИ. Т. 1. № 612. С. 524; Саха­ров Т. II, кн. VI. С. 37.СГГД. Ч. 1. № 155. С. 428.[]
  90. РНБ, Осн. собр., F.IV. 194. Пуб­ли­ка­ция: Алек­се­ев А.И. Сино­дик Чудо­ва мона­сты­ря в Мос­ков­ском Крем­ле.[][][]
  91. Лаврсь­кий аль­ма­нах, 2007 р., т. 18; с.30[][][]
  92. Кром М. М. Меж Русью и Лит­вой... С. 65.[]
  93. Зимин. О соста­ве. С. 189; Госу­дар­ствен­ная Ору­жей­ная пала­та Мос­ков­ско­го Крем­ля: Сбор­ник науч­ных тру­дов. М., 1954. С. 168—169.[]
  94. АРГ. — № 229.[]
  95. Сбор­ник Муха­но­ва. № 286, 319; Амвро­сий. Исто­рия Рос­сий­ской иерар­хии. М., 1811. Ч. III. С. 136—144. № 1; АРГ 1505—1526 гг. № 229, 230, 233; Каш­та­нов С. М. Хро­но­ло­ги­че­ский пере­чень имму­ни­тет­ных гра­мот XVI в. Ч. I // АЕ за 1957 год. М., 1958. № 225. С. 333; ПСРЛ. Т. 6. С. 265.[]
  96. ГАР. С. 42 (ящик 26), 150.[]
  97. АГР. Т. 1. № 38. С. 39; АИ. Т. I. № 134; АЮБ. Т. 2. № 175/1. С. 557—559.[]
  98. Вла­ди­мир­ский сбор­ник. С. 129, 130[]
  99. ПСРЛ. Т. 6. С. 268.[]
  100. ПСРЛ. Т. 29. С. 46.[][][]
  101. ПСРЛ. СПб., 1906. Т. 13, ч. 2. С. 445.[]
  102. АРГ/АММС. № 106. С. 242.[]
  103. Там же. С. 480–482. Ком­мент. 106.[]
  104. Андреи Курб­ский. Исто­рия о вели­ком кня­зе Мос­ков­ском. С. 224.[]
  105. Там же. Вер­сии о гибе­ли М. Б. Тру­бец­ко­го вме­сте с кн. И. И. Доро­го­буж­ским и Ф. И. Овчи­ни­ным-Обо­лен­ским при­дер­жи­вал­ся и В. К. Тру­тов­ский, лето­пи­сец рода Тру­бец­ких, но он оши­боч­но отно­сил это собы­тие к 15 декаб­ря 1535 г., см.: /​Трутовский В. К. Ска­за­ния о роде кня­зей Тру­бец­ких. M., 1891. С. 66.[]
  106. ПСРЛ. Т. 29. С. 47.[]
  107. Там же. С. 47.[]
  108. ПСРЛ. Т. 13, ч. 1. СПб., 1904. С. 147. Та же вер­сия повто­ре­на в Цар­ствен­ной кни­ге: Т. 13, ч. 2. С. 447.[]
  109. Зимин А. А. О соста­ве двор­цо­вых учре­жде­ний. С. 190.[]
  110. ПСРЛ. Т. 29. С. 46, 47.[]
  111. Кром М. М. «Вдов­ству­ю­щее цар­ство»: поли­ти­че­ский кри­зис в Рос­сии 30–40‑х годов XVI века. М., 2010. 888 с., с. 319–323[]
  112. Там же. С. 27[]
  113. ПСРЛ. Т. 29. С. 48–49.[]
  114. ПСРЛ. Т. 34. С. 27.[]
  115. По мне­нию С. А. Моро­зо­ва, Пост­ни­ков­ский лето­пи­сец вос­хо­дит к недо­шед­ше­му до нас памят­ни­ку, кото­рый уче­ный услов­но назы­ва­ет Лето­пис­цем 1547 г. В ста­тье о собы­ти­ях, про­изо­шед­ших летом 1546 г. «на Коломне», как пола­га­ет тот же иссле­до­ва­тель, отра­зи­лись неко­то­рые лич­ные вос­по­ми­на­ния соста­ви­те­ля лето­пи­си. См.: Моро­зов С. А. К изу­че­нию источ­ни­ков Пост­ни­ков-ско­го и Пис­ка­рев­ско­го лето­пис­цев /​/​Летописи и хро­ни­ки, 1984 г. M., 1984. С. 62, 67–68.[]
  116. Посла­ние к ста­ри­це Алек­сан­дре воло­ко­лам­ско­го ино­ка Фотия // ЛЗАК. 1861 г. Вып. 1. СПб., 1862. Отд. II. Мате­ри­а­лы. С. 32.[]
  117. Там же. С. 31.[]
  118. ВКТСМ. С. 52.[]
  119. Там же. С. 69.[]
  120. См. жало­ван­ную гра­мо­ту Ива­на IV архи­манд­ри­ту Спас­ско­го Яро­слав­ско­го мона­сты­ря Иоси­фу от 29 апре­ля 1550 г.: ИАЯСМ. M., 1896. № XV. С. 15–16.[]
  121. См. жало­ван­ную гра­мо­ту Ива­на IV архи­манд­ри­ту Новоспас­ско­го мона­сты­ря Нифон­ту от 22 сен­тяб­ря 1549 г.: АРГ/АММС. № 106. С. 242–243.[]
  122. ПСРЛ. Т. 13, ч. 1. С. 149.[]
  123. ПСРЛ. Т. 13, ч. 2. С. 448–449 (пра­вый стол­бец).[]
  124. Там же. С. 449 (пра­вый стол­бец).] (выде­лен­ные сло­ва добав­ле­ны редак­то­ром Цар­ствен­ной кни­ги: в про­дол­же­нии Нико­нов­ской лето­пи­си вто­рой поло­ви­ны 50‑х гг. их еще не было. — Миха­ил Кром[]
  125. Д. Н. Аль­шиц поста­вил под сомне­ние реаль­ную осно­ву рас­ска­за Цар­ствен­ной кни­ги о выступ­ле­нии нов­го­род­ских пищаль­ни­ков в 1546 г.: уче­ный пред­по­ло­жил, что этот рас­сказ — лишь тен­ден­ци­оз­ная пере­дел­ка лето­пис­ных изве­стий о рас­пра­ве царя с псков­ски­ми чело­бит­чи­ка­ми, при­ез­жав­ши­ми к нему в 1547 г. Аль­шиц Д. Н. Источ­ни­ки и харак­тер редак­ци­он­ной рабо­ты Ива­на Гроз­но­го над исто­ри­ей сво­е­го цар­ство­ва­ния /​/​Труды Госу­дар­ствен­ной пуб­лич­ной биб­лио­те­ки име­ни М. Е. Сал­ты­ко­ва-Щед­ри­на. Т. I (IV). Л., 1957. С. 133— 135[]
  126. Смир­нов И. И. Очер­ки поли­ти­че­ской исто­рии. С. 108, прим. 25а).[]
  127. Смир­нов И. И. Очер­ки поли­ти­че­ской исто­рии. С. 109.[][]
  128. ПСРЛ. Л., 1929. Т. IV, ч. 1. Вып. 3. С. 618.[]
  129. ПСРЛ. Т. 13, ч. 2. С. 449 (пра­вый стол­бец).[]
  130. О служ­бе дья­ка В. Г. Заха­ро­ва-Гни­льев­ско­го в 50‑х — нача­ле 60‑х гг. и его пред­по­ла­га­е­мой каз­ни во вре­мя оприч­ни­ны см.: Весе­лов­ский С. Б. Дья­ки и подья­чие XV-XVII вв. M., 1975. С. 118–119.[]
  131. Вклад­ная и кор­мо­вая кни­га Мос­ков­ско­го Симо­но­ва мона­сты­ря / Подг. А.И. Алек­се­ев, А.В. Машта­фа­ров // Вест­ник цер­ков­ной исто­рии. 2006. № 3. С. 5–184, С. 55.[]
  132. А. И. Алек­се­ев. Пер­вая редак­ция вклад­ной кни­ги Кирил­ло­ва Бело­зер­ско­го мона­сты­ря 1560‑е гг., с.30–31[][]
  133. ПСРЛ. М., 1978. Т. 34. С. 27).[]
  134. Л. А. Беля­ев, С. Б. Гри­го­рян, С. Г. Шуля­ев. Некро­поль Cмо­лен­ско­го собо­ра Ново­де­ви­чье­го мона­сты­ря XVI–XVII в. Иссле­до­ва­ния 2017–2018 г.: мето­ды и резуль­та­ты[]
  135. АРГ/АММС. № 106. С. 242—243.[]
  136. АФЗХ. Ч. 2. № 221.[]
  137. Шев­чен­ко Е. Э. Нило-Сор­ский мона­стырь как центр книж­но­сти. Дис. … канд. филол. наук. СПб., 2009. 274 с., с. 52, 59[]
  138. Алек­се­ев А. И. Пер­вая редак­ция вклад­ной кни­ги Кирил­ло­ва Бело­зер­ско­го мона­сты­ря (1560‑е гг.). С. 32.[]
  139. Там же; Вклад­ная кни­га Тро­и­це-Сер­ги­е­ва мона­сты­ря / Изд. под­гот. Е. Н. Кали­ти­на, Т. Н. Ману­ши­на, Т. В. Нико­ла­е­ва; Отв. ред. Б. А. Рыба­ков. М., 1987. С. 69.[]
  140. Сб. РИО. Т. 35. С. 504, 506, 511, 544.[]
  141. РК. С. 63, 68—70; Р. С. 188[]
  142. АЮ. № 361/1, II.[]
  143. РК. С. 72.[]
  144. РК. С. 72—73, 75, 78, 86, 92, 93; Р. С. 217—218; Мали­нов­ский А. Исто­ри­че­ское и дипло­ма­ти­че­ское собра­ние дел, про­ис­хо­див­ших меж­ду рос­сий­ски­ми вели­ки­ми кня­зья­ми и быв­ши­ми в Кры­ме татар­ски­ми царя­ми с 1462 по 1533 год // Зап. Одес­ско­го о‑ва исто­рии и древ­но­стей. 1863. Т. 5. С. 260; Копа­нев. С. 178; ПСРЛ. Т. 8. С. 288.[]
  145. Раз­ряд­ная кни­га 1475–1598 гг. М., 1966. С. 63, 68–70, 72, 73, 75, 78, 86, 92–94, 96, 101, 104, 108, 112, 115.[]
  146. ГБЛ. Ф. 303 (АТСЛ). № 281[]
  147. Вклад­ная кни­га Тро­и­це-Сер­ги­е­ва мона­сты­ря. М., 1987. С. 69[][]
  148. Кор­мо­вая кни­га Кирил­ло-Бело­зер­ска­го мона­сты­ря // Запис­ки Отде­ле­ния Рус­ской и сла­вян­ской архео­ло­гии Импе­ра­тор­ско­го Архео­ло­ги­че­ско­го обще­ства. СПб. : Типогр. Яко­ва Трея, 1851. Т. 1. Отд. 3. С. 60—61.[]
  149. Гирш­берг В. Б. Мате­ри­а­лы для сво­да над­пи­сей на камен­ных пли­тах Моск­вы и Под­мос­ко­вья XIV—XVII вв. // Нумиз­ма­ти­ка и эпи­гра­фи­ка. М. : АН СССР, 1960. Вып. 1. С. 47.[]
  150. Л. А. Беля­ев, С. Б. Гри­го­рян, С. Г. Шуля­ев. Некро­поль Cмо­лен­ско­го собо­ра Ново­де­ви­чье­го мона­сты­ря XVI–XVII в. Иссле­до­ва­ния 2017–2018 г.: мето­ды и резуль­та­ты.[]
  151. Алек­се­ев А. И. Рос­пись гла­вам древ­ней­ше­го сино­дик Мос­ков­ско­го Бого­яв­лен­ско­го мона­сты­ря // Опы­ты по источ­ни­ко­ве­де­нию. Древ­не­рус­ская книж­ность. Вып. 4. СПб., 2001. С. 17[]
  152. СГГД. Ч. 1. № 155. С. 428.[]
  153. Пав­лов-Силь­ван­ский В. Б. Источ­ни­ки по соци­аль­но-эко­но­ми­че­ской исто­рии Рос­сии XVI–XVIII вв. Из архи­ва Мос­ков­ско­го Ново­де­ви­чье­го мона­сты­ря / Под ред. В. И. Корец­ко­го; под­гот. тек­ста и вступ. ст. В. Б.Павлова-Сильванского. М., 1985. С. 196. Л. 304; ср.: Там же. С. 199. Л. 322.[]
  154. Гирш­берг В. Б. Мате­ри­а­лы для сво­да над­пи­сей на камен­ных пли­тах Моск­вы и Под­мос­ко­вья XIV–XVI вв. Ч. I: Над­пи­си XIV–XVI вв. // Нумиз­ма­ти­ка и эпи­гра­фи­ка. 1960. Вып. I. С. 3–77, с. 47, № 102.[]
  155. 24 Раз­ряд­ная кни­га 1475–1605 гг. / Под ред. и с пре­дисл. д‑ра ист. наук В. И. Буга­но­ва. М., 1977. Т. 2. Ч. 2. С. 330, 436.[]
  156. ВКТСМ. С. 69 ; Нико­ла­е­ва Т. В. Новые над­пи­си на камен­ных пли­тах XV—XVII вв. из Тро­и­це-Сер­ги­ев­ской лав­ры // Нумиз­ма­ти­ки и эпи­гра­фи­ка. М. : Нау­ка, 1966. Т. 6. С. 232.[]
  157. ВКТСМ. С. 93.[]
  158. ПКМГ. Ч. 1. Отд. 2. С. 439, 442.[]
  159. Духов­ные и дого­вор­ные гра­мо­ты вели­ких и удель­ных кня­зей XIV—XVI вв. / Под­го­то­вил к печа­ти Л. В. Череп­нин. — М.; Л.: Изда­тель­ство Ака­де­мии наук СССР, 1950. — 586 с., № 35. С. 91.[]