Голенины

Голе­ни­ны — кня­же­ский род из Усре­тен­ской линии ростов­ских Рюри­ко­ви­чей. После пре­се­че­ния в пер­вой поло­вине XV в. кня­зей Бох­тюж­ских Голе­ни­ны оста­лись стар­ши­ми сре­ди кня­зей Ростов­ских[1]. Фами­лия Голе­ни­ных дели­лась на две линии. Пред­ста­ви­те­ли стар­шей слу­жи­ли при Мос­ков­ском дво­ре, а млад­шие – удель­ным кня­зьям Волоцким.

В общей соб­ствен­но­сти у детей и жены кн. Андрея Голе­ни­на оста­лась родо­вая вот­чи­на на Сухоне: «А что моя отчи­на Царе­ва Река — жене моей Марие с мои­ми детми,с Ива­ном, да с Семе­ном, да с Андре­ем. А пой­дет жена моя замуж, — ино детем моим»184. Река Царе­ва — левый при­ток Сухо­ны, впа­да­ю­щий в нее в четы­рех кило­мет­рах от Тотьмы. По ее бере­гам в ХVII в. рас­по­ла­га­лась волость Царе­ва. Сле­до­ва­тель­но, вла­де­ния Голе­ни­ных дохо­ди­ли почти до самой Тотьмыи, ско­рее все­го, пер­во­на­чаль­но вклю­ча­ли в себя кро­ме Молы и Царе­вой тер­ри­то­рии рас­по­ло­жен­ных меж­ду ними позд­ней­ших воло­стей Вожбал,Тиксна и Стре­лиц­кой. Если эта рекон­струк­ция вер­на, то вла­де­ния кн. Ива­на Андре­еви­ча на рубе­же ХIV-ХV вв. зани­ма­ли зна­чи­тель­ные про­стран­ства по лево­му бере­гу Сухо­ны (от ее исто­ка и как мини­мум до рай­о­на Тотьмы,что по пря­мой состав­ля­ет око­ло 200 км) и на север до вот­чин ростов­ских кня­зей бори­со­глеб­ской вет­ви, упо­мя­ну­тых в спис­ке двин­ских воло­стей. Полу­ча­ет­ся довольно
вну­ши­тель­ное кня­же­ство, вполне достой­ное наслед­ни­ка ростов­ско­го сто­ла. Срав­ни­тель­но ран­няя смерть Ива­на Андре­еви­ча (сле­ду­ет учи­ты­вать, что в 1400 г. ему долж­но было быть око­ло 45–48 лет) при­ве­ла к обособ­ле­нию его уде­ла от вла­де­ний соб­ствен­но ростов­ских кня­зей. Впер­вые этот удел дол­жен был появить­ся при­мер­но в 1380‑е гг., когда­И­ван Андре­евич уже точ­но достиг соци­аль­ной зрелости,а после его. смер­ти (око­ло 1400 г.) это кня­же­ство было раз­де­ле­но меж­ду дву­мя его сыно­вья­ми, став­ши­ми родо­на­чаль­ни­ка­ми вет­вей кня­зей Бох­тюж­ских и Голениных.

Лите­ра­ту­ра: Гряз­нов А.Л. Бох­тюж­ское кня­же­ство и зем­ле­вла­де­ние Дио­ни­сье­во-Глу­шиц­ко­го мона­сты­ря в ХV в. Рус­ский удел нача­ла ХV в. через приз­му мона­стыр­ской исто­рии // Сред­не­ве­ко­вая Русь. № 11, 2014.

❋ Рюрик князь Новгородский
⇨ Игорь Рюри­ко­вич, вели­кий князь Киев­ский +945
⇨ Свя­то­слав I Иго­ре­вич, вели­кий Киев­ский 942–972
⇨ Вла­ди­мир I, вели­кий князь Киев­ский +1015
⇨ Яро­слав I Муд­рый, вели­кий князь Киев­ский 978–10S4
⇨ Все­во­лод I, вели­кий князь Киев­ский 1030–1093
⇨ Вла­ди­мир Моно­мах, князь Киев­ский 10S3-1125
⇨ Юрий Дол­го­ру­кий, кн. Вла­ди­мир­ский 1090–1157
⇨ Все­во­лод Ш Боль­шое Гнез­до 1154–1212
⇨ Кон­стан­тин, вели­кий князь Вла­ди­мир­ский 1186–1219
⇨ Васи­лий Кон­стан­ти­но­вич (1291–1316/20), кн. Ростов­ский (1307–1316/20)
⇨ Федор Васи­лье­вич (?-1331) кн. Ростовский-Усретинский
⇨ Андрей Федо­ро­вич (ок.1331–1409) кн. Ростовский-Усретинский
⇨ Иван Андре­евич (?-до 1425) кн. Ростовский-Усретинский

XVIII коле­но

1. ФЕДОР ИВА­НО­ВИЧ ГОЛЕ­НЯ РОСТОВСКИЙ

Изве­стен толь­ко по родословным.

XIX коле­но

2/1. КНЯЗЬ ИВАН ФЕДО­РО­ВИЧ ГОЛЕ­НИН (1470?)

ин.Иона помещ. 1С:Фед.Ив. РОСТОВ­СКИЙ ГОЛЕ­НЯ. :Евфро­си­ния. /ин.Евдокия/

3/1. КН. АНДРЕЙ ФЕДО­РО­ВИЧ ГОЛЕ­НИН (1460?,–1482.03.14+до)

ин.Афанасий боярин-уд.к.2С:Фед.Ив. ГОЛЕ­НЯ РОСТОВСКИЙ.

Млад­ший из дво­их сыно­вей одно­го из послед­них ростов­ских удель­ных кня­зей Фёдо­ра Ива­но­ви­ча Голе­ни. Слу­жил стар­шим бояри­ном и «дядей»;у кн. Бори­са Васи­лье­ви­ча Волоц­ко­го: «А что есмь пожа­ло­вал бояр сво­их, кня­зя Андрея Федо­ро­ви­ча и кня­зя Пет­ра Мики­ти­ча»[2]; «У бла­го­вер­на­го кня­зя Бори­са Васи­лье­ви­ча бысть некий боля­рин — князь Андрей, про­зва­ни­ем Голе­нин»[3]; «А на Воло­це слу­жил князь Ондрей Федо­ро­вич Голе­нин, дядя и боярин у кня­зя Бори­са Васи­лье­ви­ча. А при­е­хал на Волок слу­жи­ти князь Иван Васи­лье­вич да князь Федор, брат ево, Хован­ские, да Петр Ники­тич Обо­лен­ской, и они сиде­ли в кри­вом сто­ле, а князь Ондрей Федо­ро­вич Голе­нин сидел в бол­шом сто­ле»[4]. В послед­нем изве­стии чле­ны думы волоц­ко­го кня­зя мог­ли сидеть за раз­ны­ми – «по чести» — сто­ла­ми, боль­шим и кри­вым на сва­дьбе кня­зя Бори­са Васи­лье­ви­ча, кото­рая празд­но­ва­лась вес­ной 1471 г.[5] Из тек­ста Памя­ти сле­ду­ет, что Хованские
и Обо­лен­ский при­е­ха­ли слу­жить в удел уже после появ­ле­ния там Голенина. 

Зимой 1496 года участ­во­вал в похо­де на Выборг как вто­рой вое­во­да боль­шо­го пол­ка. Так­же как вто­рой вое­во­да боль­шо­го пол­ка, в 1502 году ходил ко Рже­ву, а в 1503 году в Ливо­нию. Зимой 1508 года участ­во­вал в похо­де на Смо­ленск, как вто­рой вое­во­да пол­ка пра­вой руки.А.Ф. Голе­нин был свя­зан с Воло­ко­лам­ским уде­лом. Князь Андрей свою судь­бу свя­зал с Воло­ко­лам­ским уде­лом. К 60‑м годам XV в., когда, воз­мож­но, и начи­на­лась его дея­тель­ность, поло­ви­на Росто­ва нахо­ди­лась в уде­ле вдо­вы Васи­лия II Марии (Мар­фы) Яро­слав­ны, вто­рой вла­де­ли потом­ки млад­шей вет­ви ростов­ских кня­зей. Позе­мель­ных свя­зей у Голе­ни­ных с Росто­вом поэто­му, веро­ят­но, уже не было. Но и при вели­ко­кня­же­ском дво­ре на ростов­ских кня­зей смот­ре­ли еще с недо­ве­ри­ем. В таких усло­ви­ях «князь-изгой» А. Ф. Голе­нин пере­шел на служ­бу к кн. Бори­су Васи­лье­ви­чу Волоц­ко­му и полу­чил зем­ли в его уде­ле. Уже в заве­ща­нии это­го кня­зя, напи­сан­ном око­ло 1477 г., Андрей Федо­ро­вич упо­ми­на­ет­ся как его боярин. из духов­ной гра­мо­ты волоц­ко­го кня­зя Бори­са Васи­лье­ви­ча, напи­сан­ной око­ло 1477 г.: «А что есмь пожа­ло­вал бояр сво­их кня­зя Андрея Федо­ро­ви­ча и кня­зя Пет­ра Мики­ти­ча, пода­вал есмь им отчи­ну в их отчи­ны место, дал есмь кня­зю Андрею Федо­ро­ви­чю Скир­ма­но­во, да Фро­лов­ское, да Коре­нев­ское з дерев­ня­ми, а кня­зя Пет­ра Мики­ти­ча пожа­ло­вал есмь Шорс­ною з дерев­ня­ми, доко­ле слу­жат мне и моим детем и их дети; и учнут слу­жи­ти мое­му сыну и их дети, ино то им и есть; а не имут слу­жи­ти мое­му сыну, ино их отчи­на мое­му сыну; а воз­мет бог мое­го сына Федо­ра, ино то мое жало­ва­нье им в отчи­ну в их отчи­ны место» 36 . Дан­ный текст, по мне­нию С. Б. Весе­лов­ско­го, сви­де­тель­ству­ет о том, что служ­ба упо­мя­ну­тых лиц озна­ча­ла общую зави­си­мость их от удель­но­го кня­зя, выра­жен­ную в запре­ще­нии отъ­ез­да от кня­зя, а пожа­ло­ван­ные им вла­де­ния не что иное, как вот­чи­ны, обла­да­ние кото­ры­ми не стес­не­но ника­ки­ми усло­ви­я­ми, кро­ме слу­жеб­ной обя­зан­но­сти в широ­ком смыс­ле слова.
Соглас­но заве­ща­нию кня­зя Бори­са Васи­лье­ви­ча Волоц­ко­го, он пере­да­вал Андрею Федо­ро­ви­чу Голе­ни­ну три села с дерев­ня­ми, оче­вид­но, вобмен на его вот­чи­ны («Пода­вал есмь им отчи­ну в их отчи­ны место»). Мена, оче­вид­но, была выгод­на для Голе­ни­на 38 . В гоамо­те упо­ми­на­лось село Скир­ма­но­во (ранее сло­бод­ка), кото­рое было цен­тром Скир­ма­нов­ско­го ста­на (ранее воло­сти). Об этом селе, по тем вре­ме­нам круп­ном вла­де­нии, гово­рит­ся в духов­ных гра­мо­тах вели­ких и удель­ных кня­зей с нача­ла XIV века. Иван Кали­та заве­щал (око­ло 1327 г.) сво­е­му вто­ро­му сыну, Ива­ну, вме­сте с горо­да­ми Зве­ни­го­ро­дом и Рузой так­же и «Скир­ма­новь­ское». Позд­нее вели­кий князь Иван Ива­но­вич в сде­лан­ном им заве­ща­нии пере­да­вал Зве­ни­го­род и Рузу сво­е­му сыну Ива­ну, кото­рый вско­ре умер (1364 г.), и удел его пере­шел к стар­ше­му бра­ту покой­но­го — Дмит­рию Дон­ско­му. В 1389 г. послед­ний заве­щал Зве­ни­го­род с воло­стя­ми сво­е­му вто­ро­му сыну, Юрию. По духов­ной гра­мо­те Юрия Дмит­ри­е­ви­ча (око­ло 1434 г.) Скир­ма­но­во, как волость горо­да Рузы, пере­да­ва­лось в наслед­ство его вто­ро­му сыну, Дмит­рию Шемя­ке. И, нако­нец, Васи­лий Тем­ный оста­вил город Рузу сво­е­му вто­ро­му сыну, кня­зю Бори­су Волоц­ко­му 39. Имен­но он-то и пожа­ло­вал села­ми Скир­ма­но­вым, Фро­лов­ским и Коре­нев­ским сво­е­го бояри­на Андрея Федо­ро­ви­ча Голе­ни­на в обмен на какие-то, оче­вид­но, куп­лен­ные послед­ним земли.
Знат­ное про­ис­хож­де­ние и долж­ност­ное поло­же­ние Голе­ни­на не дали, одна­ко, ему пол­ных прав на вла­де­ние эти­ми села­ми. В духов­ной гра­мо­те А. Ф. Голе­ни­на 40 (око­ло 1482 г.) села Скир­ма­но­во и дру­гие не фигу­ри­ру­ют сре­ди земель­ных вла­де­ний, кото­ры­ми тот жало­вал сво­их детей и жену. Напра­ши­ва­ет­ся вывод о том, что князь А. Ф. Голе­нин не имел пол­но­го пра­ва рас­по­ря­же­ния вот­чи­на­ми, пожа­ло­ван­ны­ми ему волоц­ким кня­зем. Ведь, соглас­но заве­ща­нию кня­зя Бори­са Васи­лье­ви­ча, ука­зан­ные зем­ли пере­хо­ди­ли к Андрею Голе­ни­ну, «доко­ле слу­жат мне и моим детем». В том же доку­мен­те даль­ше шла ого­вор­ка: а если «не имут слу­жи­ти мое­му сыну, ино их отчи­на мое­му сыну». Все три сына кня­зя Андрея Голе­ни­на были мало­лет­ни­ми и не мог­ли еще слу­жить волоц­ким кня­зьям. Имен­но поэто­му князь Андрей Федо­ро­вич и не заве­щал им земель, пожа­ло­ван­ных ему волоц­ким кня­зем; впо­след­ствии эти зем­ли упо­ми­на­ют­ся сре­ди вла­де­ний Федо­ра Бори­со­ви­ча Волоц­ко­го. Из сыно­вей Голе­ни­на лишь млад­ший дожил до совер­шен­но­лет­не­го воз­рас­та, но слу­жил он уже не кня­зю Федо­ру, а руз­ским кня­зьям Ива­ну Бори­со­ви­чу и Юрию Ива­но­ви­чу. Сле­до­ва­тель­но, в дан­ном слу­чае усло­вия пожа­ло­ва­ния зем­ля­ми, отме­чен­ные в духов­ной гра­мо­те Бори­са Васи­лье­ви­ча Волоц­ко­го, не мог­ли быть выпол­не­ны Голе­ни­ны­ми, и зем­ли эти воз­вра­ще­ны были сюзе­ре­ну, кня­зю Федо­ру. Князь Федор Бори­со­вич Волоц­кий писал в духов­ной гра­мо­те, состав­лен­ной око­ло 1506 г.: «Даю сво­ей кня­ги­ни на Воло­це свои села... Коре­нев­ское да Фро­лов­ское... и з дерев­ня­ми и з борт­ми и со всем с тем, как те села были за мною». Село же Скир­ма­но­во, оче­вид­но, к это­му вре­ме­ни было куп­ле­но у волоц­ко­го кня­зя А. А. Голе­ни­ным. Послед­ний упо­ми­на­ет о зем­лях, «кои яз при­ку­пал... Село Пре­чи­стые Скир­ма­но­во». Вско­ре Андрей Федо­ро­вич умер. Сохра­ни­лась его духов­ная гра­мо­та, состав­лен­ная до 1482 г.незадолго перед смер­тью постриг­ся в Иоси­фо-Воло­ко­лам­ском мона­сты­ре под име­нем Афа­на­сия, умер око­ло 1482 г.

Ж., МАРИЯ ИВА­НОВ­НА ин.Марфа 1482 — кня­ги­ня, вдо­ва Андрея Федо­ро­ви­ча Голе­ни­на, мать волоц­ко­го мона­ха Арсе­ния Голе­ни­на. Дава­ла вкла­ды в мона­стырь и нахо­ди­лась в пере­пис­ке с Иоси­фом Волоц­ким. В «Посла­нии к неко­ей кня­гине-вдо­ве, дав­шей по сво­их детех соро­ко­уст и пороп­тав­шей» (после 1504 до 1513 г.) Иосиф Волоц­кий созда­ет образ Марии Голе­ни­ной, отлич­ный от обра­за этой жен­щи­ны в Воло­ко­лам­ском пате­ри­ке. Пись­мо вдо­вы к волоц­ко­му игу­ме­ну не дошло до нас, о его содер­жа­нии и сти­ле мы можем судить по ответ­но­му посла­нию Иоси­фа. Защи­щая пра­во церк­ви на мно­го­чис­лен­ные и раз­но­об­раз­ные дохо­ды с при­хо­жан, обос­но­вы­вая прин­цип плат­но­сти вся­кой цер­ков­ной служ­бы («даром свя­щен­ник ни одное обед­ни, ни пона­фи­ды не слу­жит»), Иосиф сна­ча­ла при­во­дил аргу­мен­ты в спо­ре из пись­ма «пороп­тав­шей вдо­вы»: «Писа­ла еси к нам: “Коли у меня было, и яз мило­сты­ню дава­ла”»; «А что еси писа­ла: по тво­их детех не быва­ла ни одна пона­фи­да у нас»; «А что еси писа­ла: “И чет­верть от того воз­муть, что в сина­ник напи­са­ти”»; «А что еси писа­ла о том, что “дати 20 руб­лев на семь лет, ино то гра­бежь, а не мило­сты­ня”»; «А что еси писа­ла: дала еси по сво­ем кня­зе и по сво­их детех боле семи­де­сят руб­лев»; «А что еси писа­ла: “Тол­ко выпи­ше­те мое­го кня­зя и моих детей из годо­во­ва поми­на­ния, ино судия вам Бог”». Образ Марии Голе­ни­ной в посла­нии Иоси­фа далек от иде­а­ли­за­ции: перед нами жен­щи­на, рас­чет­ли­вая даже в глу­бо­ком горе. По смер­ти сына Ива­на она дела­ет в Иоси­фо-Воло­ко­лам­ский мона­стырь вклад (один­на­дцать руб­лей и лошадь), «а веле­ла еси писа­ти в сена­ник кня­зя Афо­на­сиа, — да отца сво­е­го Ива­на, — да сына сво­е­го Ива­на»; когда же про­шло «лет с пят­на­дцать и боль­ши того», потре­бо­ва­ла осо­бой еже­днев­ной служ­бы по умер­шим род­ствен­ни­кам, в том чис­ле и по сыне Семене, по смер­ти кото­ро­го она дала в мона­стырь «шубу да два мери­на» (см. наст. т. «Посла­ние Иоси­фа Волоц­ко­го кня­гине Голе­ни­ной»). Све­де­ния о Марии Голе­ни­ной в сочи­не­нии Иоси­фа Волоц­ко­го нель­зя рас­це­ни­вать как доку­мен­таль­ный источ­ник, ибо Посла­ние тен­ден­ци­оз­но по сво­ей осно­ве, но они поз­во­ля­ют напол­нить услов­ный образ «бла­го­че­сти­вой жен­щи­ны», создан­ный Доси­фе­ем Топор­ко­вым, исто­ри­че­ски кон­крет­ны­ми, инди­ви­ду­аль­ны­ми чертами.

Вдо­ва кня­зя Андрея Федо­ро­ви­ча Голе­ни­на, кня­ги­ня Марья Ива­нов­на 104) при­сла­ла в мона­стырь 11 руб­лей и пару коней, про­ся впи­сать в сино­дик отца сво­е­го кня­зя Ива­на, сына сво­е­го Ива­на и еще како­го-то кня­зя Афа­на­сия. Тре­бо­ва­ние ея было испол­не­но. По смер­ти сына сво­е­го Семе­на, она при­сла­ла в мона­стырь шубу и пару коней, при­чем веле­ла впи­сать его в сино­дик на веч­ное поми­но­ве­ние. Потом при­сла­ла она вклад по муже сво­ем и в послед­ствии, вре­мя от вре­ме­ни, при­сы­ла­ла дары в мона­стырь и зака­зы­ва­ла по сво­им покой­ни­кам пани­хи­ды. Покой­ни­ки ея поми­на­лись в извест­ные поми­наль­ные дни с дру­ги­ми покой­ни­ка­ми сооб­ща, так как она не внес­ла осо­ба­го вкла­да и не усло­ви­лась с мона­сты­рем об осо­бом поми­но­ве­нии. Пят­на­дцать лет про­шло с тех пор, как кня­ги­ня при­сла­ла в мона­стырь свой пер­вый дар, как вдруг она вошла в оби­ду, за чем ея покой­ни­ков не поми­на­ют отдель­но от дру­гих и не слу­жат по ним отдель­ных пани­хид. Она посла­ла в мона­стырь с тре­бо­ва­ни­ем осо­ба­го поми­но­ве­ния, но ей отве­ча­ли, что за осо­бое поми­но­ве­ние вно­сит­ся осо­бая сум­ма денег, а имен­но: за семь лет 20 руб­лей. Полу­чив такой ответ, кня­ги­ня при­шла в него­до­ва­ние и напи­са­ла Иоси­фу гра­мо­ту, в кото­рой выска­зы­ва­ла свое неудо­воль­ствие и тут же пере­чис­ля­ла все дары, вне­сен­ные ею в мона­стырь в тече­нии 15-ти лет и насчи­та­ла их на семь­де­сять рублей.
На это-то пись­мо, пол­ное уко­ров, Iосиф и отве­чал ей. Посла­ние его начи­на­ет­ся объ­яс­не­ни­ем рели­ги­оз­на­го обы­чая поми­нать умер­ших с тек­ста­ми из Іере­мии про­ро­ка и Афа­на­сия Вели­ка­го. Оно отли­ча­ет­ся искрен­ним, про­сто­душ­ным тоном. Iосиф дока­зы­ва­ет кня­гине неспра­вед­ли­вость ея тре­бо­ва­ний и объ­яс­ня­ет ей обы­чай поми­наль­ной ряды.

Хотя онь и смяг­ча­ет пись­мо свое в самом кон­це: «да что­бы еси, гос­по­же, о том не бра­ни­лася», одна­ко же и самый конец пись­ма доволь­но прост в срав­не­нии с тем тоном, какой при­ни­ма­ет Iосиф с вель­мо­жей в посла­нии «о мило­ва­нии рабов». Понят­но, что отно­ше­ние к кня­гине было не ново Иоси­фу: она была неко­то­рым обра­зом «свой человек».
[Зимин А.А. Фор­ми­ро­ва­ние … С. 76. 10 Раз­ряд­ная кни­га 1475–1598 гг. М., 1966. С. 24, 31, 34, 35, 38, 39, 42.; Собр. Гос. гр. и дог., т. I, № 34 ;ДДГ. № 71. С. 251; АФЗХ. Ч. 2. № 15.; ДДГ, N 98; АФЗХ. Ч. II, N 41;ДДГ, NN 1, 4, 12, 29, 61.; АФЗХ. Ч. II, N 15.]

XIX коле­но

4/2. КН. ВАСИ­ЛИЙ ИВА­НО­ВИЧ ГОЛЕ­НИН (1482,1510)

дво­рец­кий и вое­во­да на служ­бе у мос­ков­ских кня­зей Ива­на III и Васи­лия III. Рюри­ко­вич в XX колене, один из Голе­ни­ных-Ростов­ских, вет­ви про­ис­хо­дя­щей от вла­де­тель­ных кня­зей ростов­ских, потом­ки кото­рых пере­шли на служ­бу мос­ков­ским кня­зьям. Един­ствен­ный сын кня­зя Ива­на Фёдо­ро­ви­ча Голе­ни­на-Ростов­ско­го. Имел четы­рёх сыно­вей Пет­ра, Фёдо­ра, Ива­на Уша­то­го и Ива­на Меншика.

Он часто упо­ми­нал­ся источ­ни­ка­ми, посколь­ку зани­мал­ся земель­ны­ми опи­са­ни­я­ми, раз­би­рал позе­мель­ные спо­ры, а в ряде круп­ных воен­ных похо­дов был пол­ко­вым вое­во­дой. В 1491/92 г. он опи­сы­вал пере­слав­ские зем­ли. В 1498/99 г. ему как пис­цу докла­ды­ва­лись спор­ные позе­мель­ные дела. В мар­те 1498 г. дьяк Кобяк под­пи­сал пра­вую гра­мо­ту суда Семе­на Дани­ло­ви­ча Крот­ко­го, доло­жен­ную кн. Васи­лию Ива­но­ви­чу, раз­би­рав­ше­го позе­мель­ный спор мит­ро­по­ли­чьих кре­стьян села Карин­ско­го Пере­слав­ско­го уез­да с вот­чин­ни­ка­ми Стру­ни­ны­ми[6]. В суд­ном спис­ке 1499–1502 гг. упо­ми­на­ет­ся дан­ная гра­мо­та Васи­лия Бори­со­ви­ча Коп­ни­на Тро­и­це-Сер­ги­е­ву мона­сты­рю, нахо­див­ша­я­ся в Москве у дья­ка Кобя­ка. Вме­сто ори­ги­на­ла дьяк при­слал спи­сок за сво­ей под­пи­сью. Суд судил пере­слав­ский писец кн. Васи­лий Ива­но­вич Голе­нин. По при­ез­де в Моск­ву, он потре­бо­вал у дья­ка предъ­явить под­лин­ник акта для докла­да вели­ко­му кня­зю. Кобяк сооб­щил, что гра­мо­та у него уте­ря­на. Факт уте­ри под­лин­ни­ка и аутен­тич­ность спис­ка дьяк под­твер­дил на суде у вели­ко­го кня­зя Васи­лия Ива­но­ви­ча[7]. В том же году он опи­сы­вал Мос­ков­ский уезд. Око­ло 1499—1502 гг. В. И. Голе­нин опять раз­би­рал позе­мель­ные спо­ры в Пере­слав­ском уез­де. В 1501 г. его назна­чи­ли дво­рец­ким в Тверь, а в апре­ле 1502 г. ему докла­ды­ва­лись позе­мель­ные дела на Бело­озе­ре. Вско­ре он опи­сы­вал зем­ли в Радо­не­же (1503/04 г.), а затем сно­ва воз­вра­тил­ся к опи­са­нию и меже­ва­нию пере­слав­ских земель. В 1504 г. кн. Васи­лий Ива­но­вич отде­ля­ет зем­ли в Дмит­ров­ском уез­де. В сен­тяб­ре 1509 года был чет­вёр­тым вое­во­дой пере­до­во­го пол­ка в похо­де к Доро­го­бу­жу про­тив армии Ста­ни­сла­ва Киш­ки. В 1510 г. В. И. Голе­нин «по сло­ву» кн. Семе­на Калуж­ско­го судит в Бежец­ком уез­де. по оцен­ке А.А. Зими­на, «был замет­ной фигу­рой в вели­ко­кня­же­ском адми­ни­стра­тив­ном аппа­ра­те». Име­ет­ся дру­гая пра­вая гра­мо­та, отно­ся­ща­я­ся к маю 1510 г., в кото­рой князь В.И. Голе­нин так­же назван судьей Семе­на Ива­но­ви­ча[8].

В 1500/1501 г. был дво­рец­ким на докла­де у вели­ко­го кня­зя Васи­лия Ива­но­ви­ча по делу о зем­ле Тро­и­це-Сер­ги­е­ва мона­сты­ря в Росто­ве. В 1501 г. дво­рец­кий с вели­ким кня­зем Васи­ли­ем Ива­но­ви­чем в Тве­ри. Воз­мож­но, в чине твер­ско­го дво­рец­ко­го князь Голе­нин оста­вал­ся в 1504 г., посколь­ку в духов­ном заве­ща­нии Ива­на III гово­рит­ся о нали­чии в его шта­те долж­но­сти твер­ско­го дво­рец­ко­го. В 1503/1504 г. писец в Радо­не­же. В 1504 г. отдель­щик земель в Дмит­ров­ском уез­де. В сен­тяб­ре 1507 г. в похо­де на Мсти­славль тре­тий вое­во­да пере­до­во­го пол­ка. В сен­тяб­ре 1508 г. в похо­де из Вязь­мы на Доро­го­буж вое­во­да в пере­до­вом пол­ку. В 1509/1510 г. судья в Бежец­ком Вер­хе. В 1526/1527 г. вое­во­да во Вла­ди­ми­ре[9].

Око­ло 1512 г. В. И. Голе­нин дал жало­ван­ную оброч­ную гра­мо­ту Евфи­мье­ву Сям­жен­ско­му мона­сты­рю по душе бра­та кня­зя Игна­тия (Акт не сохра­нил­ся, упо­ми­на­ет­ся в позд­ней­шей гра­мо­те 1541 г.)[10].

В жало­ван­ной гра­мо­те вели­ко­го кня­зя Ива­на Васи­лье­ви­ча 1541 г. Евфи­мье­ву Сям­жен­ско­му мона­сты­рю при­во­дит­ся содер­жа­ние дан­ной гра­мо­ты тому же мона­сты­рю кня­зя Васи­лия Ива­но­ви­ча Голе­ни­на. Извест­ный сво­ей адми­ни­стра­тив­ной дея­тель­но­стью на вели­ко­кня­же­ской служ­бе пред­ста­ви­тель ростов­ско­го кня­же­ско­го рода, пра­внук того же Ива­на Андре­еви­ча, дал в мона­стырь 10 дере­вень и почин­ков, рас­по­ло­жен­ных у рубе­жа с заозер­ской воло­стью Сян­же­ма яро­слав­ских кня­зей. Вклад был сде­лан по бра­ту кня­зя Васи­лия Ива­но­ви­ча, при­чем кня­зем Голе­ни­ным был уста­нов­лен и раз­мер обро­ка с вло­жен­ных в мона­стырь дере­вень: десять алтын в год «ста­ро­стам, и сотц­ким, и всем кре­стья­ном Моль­ские воло­сти обро­ком с году на год за дань и за воло­сте­лин корм, и за пят­но, за все пошлины».

∞, Евфро­си­ния инока.

Сфра­ги­стич­ні пам’ятки:

1) Извест­на «очень малень­кая чер­но­вос­ко­вая» печать В. И. Голе­ни­на «с изоб­ра­же­ни­ем голо­вы муж­чи­ны в голов­ной покрыш­ке как бы коль­чуж­ной (типа мона­ше­ско­го ста­рин­но­го кло­бу­ка), обра­щен­ной впра­во; над­пи­си нет»[11]. Она скреп­ля­ет пра­вую гра­мо­ту «по кня­же сло­ву Васи­лья Ива­но­ви­ча Голе­ни­на» от апре­ля 1502 г., ее при­над­леж­ность ука­за­на непо­сред­ствен­но в тек­сте («К сему спис­ку князь Васи­леи Ива­но­вичь печать свою приложил»).

Печать кн. В.И. Голе­ни­на 1503/04 г.

2) печать при­ло­жен­ная к двум гра­мо­там из архи­ва Чудо­ва мона­сты­ря. Опи­са­ние печа­ти хра­нит­ся сре­ди бумаг Каби­не­та Пет­ра I. «7012* (1503/04)-г(о) годȣ двѣ гра­мо­ты | вели­ко­гѡ кн(я)зя Ива­на | Васи­лье­ви­ча за при­пи­сью | дья­ка Васи­лья Неѳимо|нова по роз­водȣ пис­ца | кн(я)зь Васи­лья Голе­ни­на | пра­вые Мос­ков­ско­го уѣ|здȣ на д(е)р(е)вню Ильин­ское. | Печать при­вѣ­ше­на на чер­ном | вос­кȣ тако­ва [ил. ?] [12]. Веро­ят­но, речь идет о под­лин­ни­ке и спис­ке (печать упо­мя­ну­та в един­ствен­ном чис­ле)[13]. В Опи­си архи­ва Чудо­ва мона­сты­ря 1755 г. эта гра­мо­та опи­са­на как «Розъ­ез­жая пис­ца Васи­лия Ива­но­ви­ча Голе­ни­на вели­ко­го кня­зя дере­вень и воло­сти Белей дере­вень Ста­но­ви­ще да Мау­рин­ские дерев­ни с мона­стыр­скою зем­лею Ильин­ские дерев­ни Боль­шие от реч­ки от Тали­цы; за печа­тью и за под­пи­са­ни­ем дья­ка Васи­лья Нефи­мо­но­ва, 7012 году»[14]. Текст этой гра­мо­ты не сохранился.

Дерев­ня Ильин­ская (или Боль­шая Ильин­ская) отно­си­лась к селу Спас­ско­му Вязем­ско­го ста­на Мос­ков­ско­го уез­да[15] и вхо­ди­ла в состав вот­чин Чудо­ва мона­сты­ря, обме­нян­ных в 1562 г. на волость Высо­кую в Коло­мен­ском уез­де[16]. Опи­са­ние 1755 г. застав­ля­ет пред­по­ло­жить при­над­леж­ность печа­ти как кня­зю В. И. Голе­ни­ну, так и дья­ку Васи­лию Дмит­ри­е­ви­чу Нефи­мо­но­ву[17]. Впро­чем, печа­ти, несо­мнен­но атри­бу­ти­ру­е­мые В. Д. Нефи­мо­но­ву, неиз­вест­ны. В. И. Голе­нин поль­зо­вал­ся несколь­ки­ми печа­тя­ми; к насто­я­ще­му вре­ме­ни были учте­ны две.

Печать на чудов­ской гра­мо­те опи­са­на как чер­но­вос­ко­вая, в рисун­ке она круг­лая, диа­метр 21–22 мм. В ней в точеч­ном обод­ке изоб­ра­же­на фигу­ра льви­цы или без­гри­во­го льва (воз­мож­но, гри­ва не про­ри­со­ва­на). Как и в дру­гих рисун­ках, кру­го­вая над­пись, если она и была, опущена.

Пуб­ліка­ція: Хору­жен­ко О. И. Опи­са­ние сред­не­ве­ко­вых мона­стыр­ских печа­тей из Каби­не­та Пет­ра I: у исто­ков науч­ной сфра­ги­сти­ки // Вест­ник Ека­те­рин­бург­ской духов­ной семи­на­рии. 2022. № 40. С. 30–47. DOI: 10.24412/2224–5391-2022–40-30–47.

Печать кня­зя Васи­лия Голе­ни­на 1510 г.

3) В 1509/10 г. у кня­зя В. И. Голе­ни­на была иная печать: оваль­ная, «чер­но­вос­ко­вая печать с изоб­ра­же­ни­ем чело­ве­ка, сидя­ще­го у дере­ва»[18] с кру­го­вой над­пи­сью «Печ[ать] кн[ѧ]зѧ Вас[и]льѧ Голен[ина]»[19]. Текст гра­мо­ты, кото­рую она скреп­ля­ет, не остав­ля­ет сомне­ния в ее при­над­леж­но­сти: «князь Васи­леи Ива­но­вич к сеи пра­вои гра­мо­те и печать свою приложил».

Дру­гие гра­мо­ты кня­зя В. И. Голе­ни­на сохра­ни­лись либо лишь в спис­ках[20], либо в ори­ги­на­лах, но с утра­чен­ной печа­тью[21].

5/2. КН. ИГНА­ТИЙ ИВА­НО­ВИЧ ГОЛЕ­НИН (1500?,–1512)

вотч.-Устюг‑у.(Мола-вол.) С:Ив.Фед. /ин.Иона./
Око­ло 1512 г. В. И. Голе­нин дал жало­ван­ную оброч­ную гра­мо­ту Евфи­мье­ву Сям­жен­ско­му мона­сты­рю по душе бра­та кня­зя Игна­тия (Акт не сохра­нил­ся, упо­ми­на­ет­ся в позд­ней­шей гра­мо­те 1541 г.)[10], но в поми­наль­ной запи­си Голе­ни­ных сино­ди­ка Бого­яв­лен­ско­го мона­сты­ря он отсут­ству­ет. Воз­мож­но, это объ­яс­ня­ет­ся тем, что поми­на­ние его уже было обес­пе­че­но вкла­дом в Сям­жен­ский монастырь.

6/3. КН. ИВАН АНДРЕ­ЕВИЧ ГОЛЕ­НИН (1482,–149)
+Анто­ний

вотч.-Волок‑у. без­детн. 1С:Анд.Фед. /ин.АФАНАСИЙ/. :Мария.Ив. /ин.Марфа/
О трех сыно­вьях кн. А.Ф. Голе­ни­на в одной из родо­слов­ных книг отме­че­но, что все они были без­дет­ны и «слу­жи­ли на Воло­це кня­зю Федо­ру Бори­со­ви­чу», что вполне воз­мож­но. В Воло­ко­лам­ский пате­ри­ке (сб. рас­ска­зов о свя­тых и нра­во­учи­тель­ных пове­стей, создан­ный в 1‑й пол. XVI в., пред­по­ло­жи­тель­но в 40‑х гг.) есть запи­си о бра­тьях Голе­ни­ных: о пред­ска­за­нии Иоан­ном (Голе­ни­ным) смер­ти сво­е­го бра­та Семе­на, о постри­же­нии млад­ше­го бра­та Андрея в Иоси­фо­вом мон-ре с име­нем Арсе­ний, когда он «мно­гое богать­ство и села свои — все при­ло­жи к мана­сты­рю отца Иоси­фа, а про­чее богать­ство свое… раз­да рабом сво­им и нищим».
б/​д
[Родо­слов­ная кни­га // Рус­ские лето­пи­си. Т. 7. Ермо­лин­ская лето­пись … С. 310.]

7/3. КН. СЕМЕН АНДРЕ­ЕВИЧ ГОЛЕ­НИН (1482)

+Три­фон в 1482 вотч.-Волок‑у. без­детн. 2С:Анд.Фед. /ин.АФАНАСИЙ/ :Мария.Ив. /ин.Марфа/
О трех сыно­вьях кн. А.Ф. Голе­ни­на в одной из родо­слов­ных книг отме­че­но, что все они были без­дет­ны и «слу­жи­ли на Воло­це кня­зю Федо­ру Бори­со­ви­чу», что вполне возможно.
б/​д
[Родо­слов­ная кни­га // Рус­ские лето­пи­си. Т. 7. Ермо­лин­ская лето­пись … С. 310.].

8/3. КН. АНДРЕЙ АНДРЕ­ЕВИЧ ГОЛЕ­НИН, ПР. НЮН­КА (1482,1508,†Иос.Волцк.м‑рь)

ин.Арсений без­детн. 3С:Анд.Фед. /ин.АФАНАСИЙ/. :Мария.Ив. /ин.Марфа/
Млад­ший из тро­их сыно­вей кня­зя Андрея Фёдо­ро­ви­ча Голе­ни­на-Ростов­ско­го. Вое­во­да на служ­бе у удель­ных кня­зей Фёдо­ра Бори­со­ви­ча Волоц­ко­го и Ива­на Бори­со­ви­ча Руз­ско­го, затем у удель­но­го кня­зя Юрия Ива­но­ви­ча Дмит­ров­ско­го, в кон­це жиз­ни монах Иоси­фо-Волоц­ко­го мона­сты­ря, в мона­ше­стве Пар­фе­ний. Имел про­зви­ще Нюнь­ка[22], Зай­чик[23]. Про­зви­ще Андрея Андре­еви­ча Голе­ни­на – Зай­чик – неиз­вест­но родо­слов­ным и раз­ряд­ным кни­гам. При всей раз­ни­це слов ‘зай­чик’ и ‘нюнь­ка’ зна­че­ние их сле­ду­ет при­знать близ­ким. Нюнь­кой зва­ли плак­си­во­го чело­ве­ка (обыч­но ребен­ка); плак­си­вое пища­ние зай­чат так­же хоро­шо извест­но люби­те­лям при­ро­ды. Оче­вид­но, про­ти­во­ре­чие в про­зви­щах объ­яс­ня­ет­ся про­стой ошиб­кой памя­ти, удер­жав­шей смысл сло­ва, но не его форму.

Вое­вод­ские назна­че­ния млад­ше­го сына кн. А.Ф. Голе­ни­на – кня­зя Андрея Нюн­ки и его дво­ю­род­но­го бра­та кн. В.И. Голе­ни­на отме­ча­лись раз­ря­да­ми пер­вой тре­ти XVI в. Нахо­дясь на служ­бе у юных удель­ных кня­зей Волоц­ких, участ­во­вал как вое­во­да в воен­ных ком­па­ни­ях, про­во­ди­мых Вели­ки­ми мос­ков­ски­ми кня­зья­ми. В 1495 году был вто­рым вое­во­дой боль­шо­го пол­ка во вре­мя похо­да на Выборг. Так­же вто­рым вое­во­дой боль­шо­го пол­ка он был в 1502 году во вре­мя похо­да рус­ской армии из Рже­ва на Лит­ву. Про это назна­че­ние есть инте­рес­ный сюжет в мест­ни­че­ской памя­ти кня­зей Ростов­ских: «А на Луках вое­вод­ством был княж Ондре­ев сын Федоро-
вича Голе­ни­на тре­тей сын князь Ондрей Зай­чик, а в те
поры на Луках намес­ни­ки были князь Федор да князь Иван Голоц­кие, а не хоте­ли ездить ко кня­зю Ондрею к Зай­чи­ку для вели­ко­го кня­зя дела, и князь вели­кий Иван их ко кня­зю Ондрею голо­вою послал. А Шиха князь Васи­лей Обо­лен­ской к нему ездил.»[24]. Соста­ви­тель Памя­ти невер­но понял суще­ство дело и излишне его дра­ма­ти­зи­ро­вал (может быть, и наме­рен­но). Вели­ко­кня­же­ские вое­во­ды частью собра­лись во Рже­ве, и здесь вто­рым вое­во­дой боль­шо­го пол­ка был кн. А.А. Голе­нин, а вое­во­дой пол­ка пра­вой руки являл­ся так­же упо­ми­на­ю­щий­ся в Памя­ти кн. Васи­лий Шиха [Ива­но­вич Стри­гин] Обо­лен­ский. Дру­гие вой­ска под води­тель­ством кн. Дмит­рия Ива­но­ви­ча (тогда еще не полу­чив­ше­го сво­е­го углич­ско­го уде­ла) собра­лись под Смо­лен­ском. Сре­ди них были удель­ные кня­зья – воз­глав­ляв­ший полк пра­вой руки Федор Бори­со­вич Волоц­кий и гла­ва сто­ро­же­во­го пол­ка Иван Бори­со­вич Руз­ский. Оче­вид­но, в какой-то момент удель­ные кня­зья долж­ны были соеди­нить свои вой­ска с боль­шим пол­ком ржев­ской рати и вполне понят­но, что они не захо­те­ли мирить­ся с более высо­ким, в мест­ни­че­ском отно­ше­нии, слу­жеб­ным поло­же­ни­ем А.А. Голе­ни­на, в кото­ром виде­ли не толь­ко вели­ко­кня­же­ско­го вое­во­ду, но и сына бояри­на сво­е­го отца. Впро­чем, вряд ли и вели­кий князь мог бук­валь­но выдать их голо­вой А.А. Голе­ни­ну, но, в инте­ре­сах воен­ной служ­бы, Иван III мог обя­зать под­чи­нить­ся на теку­щий момент сво­ей воле. 

После смер­ти кн. Ива­на (1503 г.) Андрей Андре­евич пере­шел на служ­бу к кн. Юрию Ива­но­ви­чу, кото­рый полу­чил Рузу, где нахо­ди­лись наслед­ствен­ные зем­ли Голе­ни­ных. Слу­жа уже у Юрия Ива­но­ви­ча Дмит­ров­ско­го в 1508 году был вто­рым вое­во­дой пол­ка пра­вой руки при похо­де на Смоленск.
До 1515 г. был дан вклад пред­ста­ви­те­лем стар­шей фами­лии в родо­слов­ной «лестви­це» кня­зей Ростов­ских — кня­зем Андре­ем Андре­еви­чем Голе­ни­ным. Посколь­ку ко вре­ме­ни вкла­да отец и бра­тья А. А. Голе­ни­на умер­ли, и у него не было пря­мых наслед­ни­ков, в ИВМ им были пере­да­ны родо­вые вот­чин­ные зем­ли: села Бели, Николь­ское и Скирд­ма­но­во с дерев­ня­ми. В этой гра­мо­те напи­са­но о пере­да­че в Волоц­кий мона­стырь земель, «кои­ми зем­ля­ми жало­вал госу­дарь наш князь Борис Васи­лье­вич отца наше­го кня­зя Ондрея Федо­ро­ви­ча, пода­вал ему в куп­лю» (Акты фео­даль­но­го зем­ле­вла­де­ния и хозяй­ства XIV-XVI веков (АФЗХ). Ч. II. М. 1956, N 41). «Куп­ля» в гра­мо­те Голе­ни­на может озна­чать зем­ли, выме­нян­ные Голе­ни­ным на куп­лен­ные кня­зем вот­чи­ны. Ниже он упо­ми­на­ет: «Мате­ри сво­ее куп­лю... Село Николь­ское Шуй­ги­но», кото­рое в дей­стви­тель­но­сти было выме­ня­но кня­ги­ней Голе­ни­ной на ее куп­лю дерев­ню Руно­во (там же, N 16).Вклад «фамиль­ных» земель в ИВМ для поми­но­ве­ния «по сво­емъ отце и по сво­ей мате­ри и по сво­ей бра­ти и по собе» ока­зал­ся для А. А. Голе­ни­на пред­по­чти­тель­ней пере­да­чи в боко­вую линию, кня­зьям Голе­ни­ным, слу­жив­шим в Москве. За вклад сле­до­ва­ло поми­нать: «ино­ка кня­зя Федо­ра, ино­ка кня­зя Афо­на­сия, ино­ка кня­зя Арсе­ниа, кня­зя Онто­ниа, кня­зя Три­фо­на, ино­ки кня­ги­ни Евдо­кии, ино­ки кня­ги­ни Мар­фы, ино­ки кня­ги­ни Иули­ты». Пер­вым запи­сан дед А. А. Голе­ни­на — князь Федор Ива­но­вич Голе­ня, при­няв­ший постри­же­ние перед кон­чи­ной, как сле­ду­ет из тек­ста поми­на­ния. Вто­рым ука­зан отец А. А. Голе­ни­на, при­няв­ший при постри­же­нии имя Афа­на­сий. Кня­зей Анто­ния и Три­фо­на в родо­слов­ной Голе­ни­ных нет, но, посколь­ку во вклад­ной запи­си ого­ва­ри­ва­лось поми­на­ние «бра­ти», мож­но заклю­чить, что под­ра­зу­ме­ва­ют­ся бра­тья А. А. Голе­ни­на — кня­зья Семен и Иван. Пер­вый скон­чал­ся в нача­ле XVI в., а вто­рой — в кон­це XV в.22 Посколь­ку сло­ва «ино­ка кня­зя» в тек­сте отсут­ству­ют, речь может идти о «молит­вен­ном» име­ни, кото­рое было тай­ным и упо­треб­ля­лось ред­ко. Веро­ят­но, оно выби­ра­лось из имен свя­тых, в день памя­ти кото­рых рож­дал­ся кня­жич. С дру­гой сто­ро­ны, соблю­да­лась тра­ди­ция име­но­ва­ния сыно­вей в честь умер­ших пред­ков. Если имя свя­то­го сов­па­да­ло с тра­ди­ци­он­ны­ми родо­вы­ми име­на­ми, то в допол­ни­тель­ном «молит­вен­ном» надоб­но­сти не было, в ином слу­чае имен дава­лось два. Запись кня­зей для поми­на­ния пред­по­чти­тель­но осу­ществ­ля­лась не по «мир­ско­му», а по молит­вен­но­му или ино­че­ско­му име­ни. Меж­ду 1508–1515 гг. князь Андрей Андре­евич постриг­ся в мона­хи под име­нем Пар­фе­ния в Иоси­фо-Волоц­ком мона­сты­ре. Изве­стен сво­ей кни­го­пис­ной дея­тель­но­стью, вхо­дил в чис­ло собор­ных стар­цев, поль­зо­вал­ся ува­же­ни­ем Иоси­фа Волоц­ко­го и счи­тал­ся одним из воз­мож­ных пре­ем­ни­ков Иоси­фа на игу­мен­ском посту, умер после 1515 г., вско­ре после смер­ти Иоси­фа. Был погре­бен в Иоси­фо-Воло­ко­лам­ском мона­сты­ре, как и стар­шие его бра­тья — Семен и Иван Голе­ни­ны. Све­де­ния о его достой­ном пове­де­нии в мона­ше­стве сохра­ни­лись в житии Иоси­фа Волоц­ко­го. Сели­ще Кри­ти­ці княжь Андре­еве Андрѣе­ви­ча Голе­ни­на да Скір­ма­нов­ской почи­нокъ Кондратово».

∞, Ули­та инока.

[Род. кн. Ч. 1. С. 77; РК. С. 24, 34, 35, 39; Р. С. 48. Об отно­ше­нии Голе­ни­ных к Воло­ко­лам­ско­му мона­сты­рю см.; Зимин. Вот­чи­на. С. 107, 112—113.Разрядная кни­га 1475–1598 гг. М., 1966. С. 24, 31, 34, 35, 38, 39, 42.; Межев. гр. вел. кн. Ива­на Васил. и сына его Юрія, въ Собр. Гос. гр. и дог., т. I, № 141;ВКИВМ. № 20. С.17; Зимин А. А. Круп­ная фео­даль­ная вот­чи­на… С. 112–113.; АФЗХ. Ч. 2. № 15, 16, 41, 42, 71, 112, 135, 302.; Посла­ние Иоси­фа Волоц­ко­го кня­гине Голе­ни­ной // БЛДР. СПб., 2006. Т. 9. С. 213, 215.;А. В. Сер­ге­ев. Пред­ста­ви­те­ли кня­же­ских фами­лий XVI–XVII вв. во вклад­ных и кор­мо­вых мона­стыр­ских кни­гах из кол­лек­ции А. А. Титова]

XXI коле­но

9/4. князь Федор Васи­лье­вич Голе­нин (1520?)
1С:Вас.Ив. :Евфросиния/​ин.
~ Таи­сия инока
10/4. князь Иван Васи­лье­вич Уша­тый Боль­шой Голе­нин (1518,1527)
помещ. 2С:Вас.Ив. :Евфросиния/​ин.
11/4. князь Иван Васи­лье­вич Мен­шик Голе­нин (1519,1528)
вое­во­да на служ­бе у мос­ков­ско­го кня­зя Васи­лия III.
Рюри­ко­вич в XXI колене, один из Голе­ни­ных-Ростов­ских, вет­ви про­ис­хо­дя­щей от вла­де­тель­ных кня­зей ростов­ских, потом­ки кото­рых пере­шли на служ­бу мос­ков­ским кня­зьям. Млад­ший из четы­рёх сыно­вей кня­зя Васи­лия Ива­но­ви­ча Голе­ни­на-Ростов­ско­го. Про­зви­ще Мен­шик отли­ча­ло его от бра­та-тёз­ки Ива­на Ушатого.В апре­ле 1519 года направ­лен в Доро­го­буж вто­рым вое­во­дой. В июне 1521 года был чет­вёр­тым вое­во­дой в Ниж­нем Нов­го­ро­де. В 1527 г. высту­пал одним из пору­чи­те­лей по кн. М. Л. Глинском.Одно из послед­них упо­ми­на­ний пред­ста­ви­те­ля рода кн. Голе­ни­ных – кня­зя Ива­на Васи­лье­ви­ча, не ясно Уша­то­го-ли или, что веро­ят­нее, Мен­ши­ка име­ет­ся в духов­ной гра­мо­те Васи­лия Федо­ро­ви­ча Сур­ми­на 7050 (1541/42) г.
Упо­ми­нал­ся в духов­ной гра­мо­те В. П. Еси­по­ва в пер­вой чет­вер­ти XVI века (Акты фео­даль­но­го зем­ле­вла­де­ния и хозяй­ства XIV–XVI веков. Ч. 2. М., 1956. С. 92).
[РК. С. 62, 64, 66; СГГД. Ч. 1. № 155. С. 428.НИОР РГБ. Ф. 303. Кн. 536. Л. 17; Архив СПбИИ РАН. Ф. 29. № 870. Л. 792–804]
Петр Васильевич
Он не изве­стен по источ­ни­кам, но его суще­ство­ва­ние под­твер­жда­ет­ся тек­стом сино­ди­ка Бого­яв­лен­ско­го монастыря.
[Лоба­нов-Ростов­ский А. Б. Рус­ская родо­слов­ная кни­га. СПб., 1895. Т. 2. С. 176]

О КНЯ­ЗЕ АНДРЕЕ ГОЛЕНИНЕ
Андрей, князь Голе­нин, из рода ростов­ских кня­зей, часто при­хо­дил к прп. Иоси­фу слу­шать сло­во спа­се­ния. Запа­ла ему в душу мысль о жиз­ни буду­щей, о суде послед­нем и о муке веч­ной. Раз собрал он всех слуг сво­их, взял одеж­ды луч­шие и мно­го сереб­ра. Как буд­то для охо­ты выехал князь на луч­ших конях. Но поехал князь Андрей пря­мо в мона­стырь к Иоси­фу. Вхо­дит в храм и молит пре­по­доб­но­го немед­лен­но постричь его в ино­ки, обе­щая, что не вый­дет из хра­ма, доко­ле не испол­нит­ся его жела­ние. Сбро­сил он с себя одеж­ды бога­тые и обла­чён был в мона­ше­ские, и нарек­ли его Арсением.Слуги же кня­же­ские воз­ле церк­ви сто­я­ли и, дожи­да­ясь кня­зя, весе­ли­ли­ся. Никто из них знать не знал, что в церк­ви совер­ша­ет­ся. Но вот один из бра­тии и объ­явил слу­гам кня­же­ским: “Не ищи­те кня­зя ваше­го. Нету боль­ше кня­зя Андрея, есть толь­ко монах Арсе­ний”. Слу­гам пока­за­лось, что стре­лы прон­зи­ли серд­ца их. Под­ня­ли они вели­кий плач. Дол­го не мог­ли мона­хи их уте­шить. Иные же при­мер от кня­зя взя­ли и к жиз­ни мона­ше­ской устре­ми­лись. Монах Арсе­ний все богат­ства раз­дал, и стал нищ Бога ради, и в худые одеж­ды одет, и в поварне выпол­нял рабо­ту тяж­кую, варя еду на всю бра­тию. Сми­ре­ние же и любовь ко всем имел, как никто дру­гой. “Всем был всё”, и речь его была слад­ка и нази­да­тель­на. К прп. отцу Иоси­фу вели­кую веру имел и слу­шал­ся, как сын род­ной, и не толь­ко здесь хотел с ним быть, но и по смер­ти не разлучатися.
Когда же скон­чал­ся игу­мен Иосиф, то непре­стан­но молил­ся и пла­кал он на гроб­ни­це пре­по­доб­но­го. И явил­ся ему Иосиф и ска­зал: “Арсе­ний, в немно­гом вре­ме­ни отой­дёшь от жиз­ни сей”. Через несколь­ко дней раз­бо­лел­ся Арсе­ний, при­нял схи­му и при­об­щил­ся Свя­тых Тайн. Мир­но про­стил­ся он с пла­чу­щей бра­ти­ей и, ска­зав: “Сла­ва Тебе, Хри­сте Царю, при­шло вре­мя, его­же ждал на всяк день”, пере­кре­стил лице и пре­дал дух свой с миром Господу.

ПОСЛА­НИЕ ИОСИ­ФА ВОЛОЦ­КО­ГО КНЯ­ГИНЕ ГОЛЕНИНОЙ
ПОСЛА­НИЕ К НЕКО­ЕЙ КНЯ­ГИНЕ-ВДО­ВЕ, ДАВ­ШЕЙ НА СОРО­КО­УСТ В ПАМЯТЬ ПО СВО­ИМ ДЕТЯМ И ВОЗРОПТАВШЕЙ
Гос­по­же моей кня­гине Марии, супру­ге кня­зя Андрея Федо­ро­ви­ча, я, греш­ный чер­нец... челом бью.
Писа­ла ты к нам: «Пока у меня были день­ги, я дава­ла мило­сты­ню», Но ведь, гос­по­жа, когда у тебя не будет, то бог у тебя и не потре­бу­ет, а толь­ко если у тебя будет, а ты не дашь в память детей их долю и насле­дие, то писал об этом вели­кий Афа­на­сий так: «Смерть детей веру­ю­щих часто совер­ша­ет­ся ради вра­зум­ле­ния их роди­те­лей по божье­му про­мыс­лу, что­бы роди­те­ли, уви­дев это, устра­ши­лись и, опе­ча­лив­шись, вра­зу­ми­лись». Ибо ска­зал бог уста­ми про­ро­ка Иере­мии: «Я преж­де вре­ме­ни дослал смерть вашим детям, вы же это­го настав­ле­ния не ура­зу­ме­ли; как лев-все­гу­би­тель навел на вас несча­стья, вы же, и уви­дев это, не пока­я­лись, не отка­за­лись от злых сво­их дел». И еще гово­рит тот же про­рок: «Нанес ты им раны, гос­по­ди боже, а они не почув­ство­ва­ли боли, истре­бил их, а они не захо­те­ли при­нять нака­за­ние, оже­сто­чи­ли свои лица. слов­но камен­ные». Итак, бра­тья, мы узна­ем, что бог мило­сер­ден и чело­ве­ко­лю­бив, непо­сти­жи­мы­ми и раз­но­об­раз­ны­ми путя­ми сво­и­ми он стре­мит­ся при­ве­сти нас к себе и спа­сти наши души. А смерть юных объ­яс­ня­ет­ся так. Если они уми­ра­ют во мла­ден­че­стве, то, отой­дя чисты­ми и непо­роч­ны­ми, обре­та­ют веч­ную жизнь. Если же уми­ра­ют совер­шен­но­лет­ни­ми, но моло­ды­ми, то пото­му, что бог пред­ви­дит их склон­ность жить злой и лука­вой жиз­нью и быть созда­ни­я­ми дья­воль­ски­ми. В этих слу­ча­ях бог при­зы­ва­ет их к себе преж­де вре­ме­ни, что­бы их роди­те­ли вра­зу­ми­лись и те богат­ства и име­ния, кото­рые хоте­ли при­го­то­вить для них, раз­да­ли нищим и убо­гим, и божьим церк­вам, кото­рые раз­да­дут эти богат­ства для их спа­се­ния, и они вме­сте со сво­и­ми детьми обре­тут цар­ствие небес­ное. Если же, отдав­шись лихо­им­ству и коры­сто­лю­бию, роди­те­ли лишат детей, при­над­ле­жа­щих им, насле­дия и иму­ще­ства, кото­рое долж­ны они были полу­чить при жиз­ни, то, как жесто­кие и неми­ло­серд­ные, при­мут осуж­де­ние от бога, а в страш­ный день при­ше­ствия Хри­сто­ва будут осуж­де­ны сво­и­ми детьми, ибо ска­за­но: «Неми­ло­сти­вый не будет помилован».
А что ты писа­ла, буд­то по тво­им детям у нас не было ни одной пани­хи­ды, то, гос­по­жа, у нас вся­кую неде­лю слу­жат три пани­хи­ды, да по девять заупо­кой­ных литий, да еже­днев­но обед­ню, а поми­на­ют на обедне три­жды, и на пани­хи­де три­жды же, а на лити­ях по одно­му разу. Да кро­ме того, в сино­ди­ке поми­на­ют тех же, а в боль­ших пани­хи­дах четы­ре­жды, а выхо­дит все­го десять раз в день, если боль­шая пани­хи­да, а во вся­кую пят­ни­цу быва­ет боль­шая пани­хи­да. А если малая пани­хи­да, то по девять раз в день. А если в какие-либо дни нет пани­хи­ды, то по шесть раз в день, и над просфо­ра­ми так­же годо­вое поми­на­ние чита­ют, и в гос­под­ские празд­ни­ки, и на Пас­ху. А твой князь и ваши дети запи­са­ны в том же годо­вом поми­на­нии. А если помыш­ля­ешь, что­бы твои пани­хи­ды слу­жи­ли сверх собор­ных пани­хид, тогда уже и обед­ни для тебя надо слу­жить осо­бые. И ты, гос­по­жа, пошли посмот­реть служ­бу, кото­рую слу­жат мит­ро­по­лит и все вла­ды­ки: а ведь там писа­ны все вели­кие кня­зья и удель­ные, а слу­жат пани­хи­ду одну собор­ную для всех и так же, гос­по­жа, поми­на­ют во всех собор­ных церк­вах и мона­сты­рях. А слу­жить за вся­ко­го все­гда по пани­хи­де и по собор­ной обедне невозможно.
А что ты писа­ла: «И в четы­ре раза мень­ше берут, что­бы запи­сать в сино­дик», — так ведь, гос­по­жа, у нас мона­стыр­ских стро­и­те­лей, кото­рых в мона­сты­ре погре­ба­ют, тех и даром пишут в сино­дик и в годо­вое поми­на­ние на года с нищих бог не берет, а с каж­до­го бога­то­го будет взя­то по его сред­ствам. А если бога­тый даже постри­жет­ся в чер­не­цы, а по сред­ствам не дает, то его не веле­но поми­нать в том монастыре.
А что ты писа­ла: «Дать два­дцать руб­лей за семь лет — то гра­беж, а не мило­сты­ня», — так это не гра­беж, это мы с тобою заклю­ча­ем доб­ро­воль­ное согла­ше­ние, по воле тво­ей и по нашей, а если тебе угод­но, то мы так и сде­ла­ем, а неугод­но — не сде­ла­ем. Так мы заклю­ча­ли согла­ше­ния и преж­де с теми, кто писа­лись в годо­вое поми­на­ние. А гра­бе­жом это­го никто не назы­вал, ибо ведо­мо всем, и тебе ведо­мо: даром свя­щен­ник ни одной обед­ни, ни пани­хи­ды не слу­жит. Да что­бы слу­жить со сво­и­ми просфо­ра­ми, и вином, и тимья­ном, и све­ча­ми, и кутьею, и кану­ном, и при­том веч­но, пока мона­стырь Пре­чи­стой сто­ит, — для это­го свя­щен­ни­кам, кли­ро­ша­нам и всей бра­тии нуж­но еже­час­но иметь попе­че­ние, как и обо всем, что для это­го пона­до­бит­ся. Даже если давать по одной день­ге за обед­ню — на год вый­дет мало, не хва­тит даже на то, о чем мы писа­ли. А сверх того еще пани­хи­ды, да заупо­кой­ные литии, нужен еще мед, да воск, да просфо­ры, да фими­ам — если их счи­тать, то не хва­тит и по полу­день­ге на обед­ню, а у нас идет свя­щен­ни­кам за вся­кое бого­слу­же­ние по четы­ре день­ги каж­до­му, а в про­стые дни по две деньги.
А по всем мона­сты­рям и по собор­ным церк­вам впи­сы­ва­ют в годо­вое поми­на­ние, заклю­чив для это­го дого­вор. В мона­сты­рях и в собор­ных церк­вах и кня­зья и бояре дава­ли на это села — пото­му-то у всех мона­сты­рей зем­ли мно­го. И в нашем мона­сты­ре если кто впи­сы­ва­ет­ся навсе­гда в годо­вое поми­на­ние, то на тех же усло­ви­ях. Для поми­но­ве­ния кня­зя Бори­са, да кня­ги­ни Улья­ны, да кня­зя Ива­на дали село Успен­ское да село Спас­ское, а село Покров­ское дал при жиз­ни князь Борис Васи­лье­вич, а велел молить­ся о сво­ем здо­ро­вье и спа­се­нии, а после смер­ти впи­сать себя в то же годо­вое поми­на­ние наве­ки. А князь Иван Васи­лье­вич Хован­ский дал гра­мо­ту, велел сво­им детям давать на свое поми­но­ве­ние по сто чет­вер­тей хле­ба в год. А вла­ды­ка нов­го­род­ский Ген­на­дий дал мона­сты­рю сель­цо Мечев­ское, да две дерев­ни, да сель­цо Чеме­со­во в Рузе, да коло­кол за сто руб­лей. А Гри­го­рий Соба­кин купил у Миха­и­ла Коро­вы семь дере­вень да у Ники­ты Кон­стан­ти­но­ва село и две дерев­ни и дал две­сти руб­лей. А князь Семен Ива­но­вич Бель­ский при­слал две­сти руб­лей и велел узнать, где мона­сты­рю мож­но купить зем­лю, а велел писать в годо­вое поми­на­ние отца, мать, да себя тре­тьим. Да и все, кто писа­лись в годо­вое поми­на­ние, наве­ки запи­са­ны в сино­ди­ке — как их поми­нать, и какая за них пла­та, и кто что дал на свое поми­но­ве­ние,— что­бы это нико­гда не было забыто.
А так, как ты веле­ла ныне, в годо­вое поми­на­ние не запи­сы­ва­ют — ни в собор­ных церк­вах, ни в мона­сты­рях. Извест­но и тебе, как жало­ва­ли нас князь Борис Васи­лье­вич, да кня­ги­ня Улья­на, да князь Иван Бори­со­вич: и мило­сты­ню дава­ли, и на моле­бен и на пани­хи­ды, дава­ли корм и мило­сты­ню и по роди­те­лям и по детям; и наш мона­стырь, и сколь­ко ни есть мона­сты­рей, — все божьи да их, но они это­го не счи­та­ли, когда про­си­ли впи­сать себя в годо­вое поми­на­ние, ибо им ведо­мо, что в нашем мона­сты­ре обы­чай: сколь­ко бог пошлет, столь­ко и разой­дет­ся. Надоб­но при­го­тов­лять цер­ков­ные вещи, свя­тые ико­ны, и свя­тые сосу­ды, и кни­ги, и ризы, бра­тию кор­мить, и поить, и оде­вать, и обу­вать, и удо­вле­тво­рять иные вся­кие нуж­ды, опе­кать и кор­мить нищих, и стран­ни­ков, и путе­ше­ству­ю­щих. А рас­хо­ду­ет­ся каж­дый год по пол­то­рас­та руб­лей день­га­ми, а ино­гда и боль­ше, да хле­ба по три тыся­чи чет­вер­тей рас­хо­ду­ет­ся, пото­му что каж­дый день в тра­пез­ной едят ино­гда шесть­сот, а ино­гда семь­сот душ: сколь­ко бог пошлет, столь­ко и рас­хо­ду­ет­ся. Пото­му-то госу­да­ри наши и иные, кото­рые хоте­ли писать­ся в годо­вое поми­на­ние наве­ки, и дава­ли по себе села. Ибо кто в годо­вое поми­на­ние впи­сы­ва­ет­ся наве­ки, тот и села дает мона­сты­рю наве­ки. Князь Иван Хован­ский давал нам и хле­ба и денег, и вла­ды­ка нов­го­род­ский так­же давал — невоз­мож­но и исчис­лить его дары. А Гри­го­рий Соба­кин уже преж­де дал руб­лей сорок, а князь Семен Ива­но­вич Бель­ский руб­лей с трид­цать дал. А как захо­те­ли быть впи­сан­ны­ми в годо­вое поми­на­ние наве­ки, они это­го в дого­вор не вклю­чи­ли, а дого­ва­ри­ва­лись об этом заново.
А что ты писа­ла: дала за поми­но­ве­ние сво­е­го кня­зя и сво­их детей более семи­де­ся­ти руб­лей, — то так ты оце­ни­ла пла­тье и коней, а мы за них выру­чи­ли толь­ко поло­ви­ну этих денег. А как при­брал бог тво­е­го сына, кня­зя Ива­на, про­шло уже лет пят­на­дцать или более того, а ты с того вре­ме­ни и до сих пор сосчи­та­ла, что дава­ла за пят­на­дцать лет на обед­ню, или на пани­хи­ду, или на моле­бен, или на корм, или на погре­бе­ние сво­их детей, да велишь за это впи­сать сво­е­го кня­зя и детей в годо­вое поми­на­ние наве­ки. А за все эти пят­на­дцать лет ты ни разу не писа­ла, что­бы за эти дая­ния впи­сать тво­е­го кня­зя и детей в поми­на­ние наве­ки. А если бы ты писа­ла о том, то мы бы у тебя это­го не брали.
А что ты напи­са­ла: «Если вы выпи­ше­те мое­го кня­зя и детей из годо­во­го поми­на­ния, то судья вам бог», — то этим, гос­по­жа, ты сама себя обли­чи­ла. Писа­ла ты в сво­ей гра­мо­те ныне: когда бог взял тво­е­го сына, кня­зя Ива­на, ты дала нам один­на­дцать руб­лей и мери­на, и веле­ла впи­сать в сино­дик кня­зя Афа­на­сия, да отца сво­е­го Ива­на, да сына сво­е­го Ива­на. И ты писа­ла о сино­ди­ке, а не о годо­вом поми­на­нии на буду­щее, — вот мы и впи­са­ли тогда их в сино­дик, и там они и поми­на­ют­ся веч­но. Писа­ла ты еще, что когда бог взял сына тво­е­го, кня­зя Семе­на, ты по нем дала шубу и двух мери­нов и веле­ла впи­сать его в сино­дик и поми­нать веч­но,— а о том не было ни сло­ва, что­бы его наве­ки поми­на­ли в годо­вом поми­на­нии; и сама ты так напи­са­ла теперь в сво­ей гра­мо­те, что ты не дого­ва­ри­ва­лась, не ряди­лась. А в то поми­на­ние не впи­сы­ва­ют без дого­во­ра. А если кого впи­сы­ва­ют, в поми­на­ние, то дого­ва­ри­ва­ют­ся — или каж­дый год давать пo уго­во­ру день­ги, или хлеб, или село по ком-нибудь дадут, тогда его навек и впи­сы­ва­ют в годо­вое поминание.
А ты бы, гос­по­жа, меня не бра­ни­ла за то, что я напи­сал тебе по пра­ви­лам о мона­стыр­ском обы­чае и о том, как пишут­ся в годо­вое поми­на­ние наве­ки, ибо, гос­по­жа, не всем вам это ведомо.
А я тебе, сво­ей гос­по­же, челом бью.

Раз­ви­тое бел­ле­три­сти­че­ское нача­ло харак­тер­но для сце­ны пострижения
А.А.Голенина в Житии Иоси­фа Волоц­ко­го редак­ции Льва Фило­ло­га. Приняв
і реше­ние стать мона­хом, но скрыв это от род­ствен­ни­ков и слуг, Андрей Голенин
отправ­ля­ет­ся на соко­ли­ную охо­ту, «яздя изъ дому сво­е­го свЬт­ло и мно­го­имьн­но, и
пшай­ши­ми кон­ми и оде­жа­ми утво­рень и мно­го среб­ре­ны­ми утвар­ми, слу­гу­емъ и
отро­кы сво­и­ми oкpyжaeмъ«4,. По пути он заез­жа­ет в Иосифо-Волоколамский
мона­стырь и неожи­дан­но для всех при­ни­ма­ет постриг, вкла­ды­вая на «устро­е­ние
оби­те­ли­ща» Успе­ния Бого­ро­ди­цы «вся своя име­ниа» (с.53)! Если о состо­я­нии кня­зя в
пери­од постри­же­ния, до и после него агио­граф ниче­го не сооб­ща­ет, обращая
вни­ма­ние лишь на мате­ри­аль­ное выра­же­ние духов­но­го пере­рож­де­ния героя, то
реак­ция слуг пере­да­ет­ся им с эле­мен­та­ми пси­хо­ло­ги­за­ции дей­ствия: «слов­но стрелы
прон­зи­ли серд­ца их», когда они уви­де­ли Андрея Голе­ни­на, выхо­дя­ще­го из церк­ви в
мона­ше­ском обла­че­нии. Узнав о даро­ван­ной им сво­бо­де, после «пла­ча»

ПЕЧАТКИ

Печаток не знайдено

ПУБЛІКАЦІЇ ДОКУМЕНТІВ

АЛЬБОМИ З МЕДІА

Медіа не знайдено

РЕЛЯЦІЙНІ СТАТТІ

НОТАТКИ
  1. Сер­ге­ев А. В. Кня­зья Ростов­ские (Устре­тен­ские) … С. 22–23.[]
  2. ДДГ. № 71.С. 251.[]
  3. Воло­ко­лам­ский пате­рик // Древ­не­рус­ские пате­ри­ки. М., 1999. С. 91.[]
  4. Мест­ни­че­ская память кня­зей Ростов­ских (РГА­ДА (Ф. 181. № 111 (Шиш­ков­ский спи­сок). Л. 274 об.-275); См. Бара­нов К.В. Мест­ни­че­ская память кня­зей Ростов­ских // Поря­док и сму­та. Госу­дар­ство, обще­ство, чело­век на восто­ке и запа­де Евро­пы в Сред­ние века и ран­нее Новое вре­мя: К 85-летию Вла­ди­сла­ва Дмит­ри­е­ви­ча Наза­ро­ва / Под общей редак­ци­ей А.А. Фро­ло­ва. М.: Акви­лон, 2023. – 464 с. (Спе­ци­аль­ные исто­ри­че­ские дис­ци­пли­ны, вып. 3. С. 56, 61.[]
  5. ПСРЛ, 2001, стб. 169.[]
  6. Акты фео­даль­но­го зем­ле­вла­де­ния и хозяй­ства XIV–XVI веков. Ч. 1. М., 1951. № 117. С. 110.[]
  7. Акты соци­аль­но-эко­но­ми­че­ской исто­рии Севе­ро-Восточ­ной Руси кон­ца XIV–начала XVI в. Т. 1. М., 1952. № 628. С. 539, 541.[]
  8. APГ. № 61[]
  9. Раз­ряд­ная кни­га 1475–1598 гг. М., 1966. С. 31, 38, 42; Раз­ряд­ная кни­га 1475–1605 гг. Т. 1. Ч. 2. М., 1977. С. 199; Акты соци­аль­но-эко­но­ми­че­ской исто­рии Севе­ро-Восточ­ной Руси кон­ца XIV–начала XVI в. Т. 1. М., 1952. № 635. С. 547–549, 635; Акты фео­даль­но­го зем­ле­вла­де­ния и хозяй­ства XIV–XVI веков. Ч. 1. М., 1951. С. 40, 53–55, 108, 110; Духов­ные и дого­вор­ные гра­мо­ты вели­ких и удель­ных кня­зей XIV–XVI вв. М.; Л., 1950. № 89. С. 363, 373, 379, 452, 469; Акты фео­даль­но­го зем­ле­вла­де­ния и хозяй­ства. Акты Мос­ков­ско­го Симо­но­ва мона­сты­ря (1506–1613 гг.). М., 1983. № 3, 57, 65, 115, 116; Акты Рус­ско­го госу­дар­ства 1505–1526 гг. М., 1975. № 57, 61, 271; Зимин А.А. Фор­ми­ро­ва­ние бояр­ской ари­сто­кра­тии в Рос­сии во вто­рой поло­вине XV – пер­вой тре­ти XVI в. М., 1988. С. 75–76.[]
  10. РГА­ДА. Ф. 281. № 2582[][]
  11. АСЭИ. Т. 2. С. 328, № 336; Собо­ле­ва Н. А. Рус­ские печа­ти. М., 1991. С. 184, № 143.[]
  12. РГА­ДА. Ф. 9. Отд. II. Кн. 91. Л. 69–71. Фили­гра­ни не про­смат­ри­ва­ют­ся. Руко­пись пред­став­ля­ет собой четы­рех­лист­ную тет­радь, фор­мат листов 15,5×9,5 см. Л. 69–72 об., л. 71об. – 72 об. чистые.[]
  13. А. В. Анто­нов пола­га­ет, что речь долж­на идти о двух гра­мо­тах: Анто­нов А. В. Вот­чин­ные архи­вы мос­ков­ских мона­сты­рей и собо­ров XIV–XVII века // Рус­ский дипло­ма­та­рий. М., 1997. Вып. 2. С. 87, № 58, 59.[]
  14. Акты соци­аль­но-эко­но­ми­че­ской исто­рии Севе­ро-Восточ­ной Руси кон­ца XIV — нача­ла XVI в. (далее — АСЭИ). М., 1964. Т. 3. С. 73, № 6. Сокра­ще­ния в цита­тах здесь и далее вос­ста­нав­ли­ва­ют­ся.[]
  15. Кисте­рев С. Н. Акты мос­ков­ско­го Чудо­ва мона­сты­ря 1507–1606 годов // Рус­ский дипло­ма­та­рий. М., 2003. Вып. 9. С. 103, л. 315.[]
  16. Каш­та­нов С. М. Финан­сы сред­не­ве­ко­вой Руси. М., 1988. С. 156.[]
  17. В. Д. Нефи­мо­нов в 1500 г. был дья­ком вели­кой кня­ги­ни, в 1504 г. — вели­ко­го кня­зя, в 1507 г. дья­ком «у каз­ны» кня­зя Дмит­рия Ива­но­ви­ча, в 1514/1515 и 1515/1516 гг. дьяк того же кня­зя (Весе­лов­ский С. Б. Дья­ки и подья­чие XV–XVII вв. М., 1975. С. 365).[]
  18. Акты Рус­ско­го госу­дар­ства 1505–1526 гг. (далее — АРГ). М., 1975. С. 60, № 57. В под­бор­ку Н. А. Собо­ле­вой не вошла.[]
  19. Сбор­ник сним­ков с древ­них печа­тей, при­ло­жен­ных к гра­мо­там и дру­гим юри­ди­че­ским актам, хра­ня­щим­ся в Мос­ков­ском архи­ве Мини­стер­ства юсти­ции / сост. П. [И.] Ива­но­вым. М., 1858. Табл. III, № 8; С. 4, № 8.[]
  20. АРГ. С. 65–68, № 61 (май 1510 г.); АСЭИ. Т. 1. С. 560–561, № 643 (с В. Д. Нефи­мо­но­вым, б. д.); Т. 2. С. 329–330, № 337 (1502 г.); С. 451–453, № 418 (1498/99 г.); С. 453–456, № 419 (1498/99 г.); С. 457–458, № 421 (б. д.); Т. 3. С. 75–77, № 50 (б. д.); Анто­нов А. В., Бара­нов К. В. Неиз­вест­ные акты XIV–XVI века из архи­ва мос­ков­ско­го Чудо­ва мона­сты­ря // Рус­ский дипло­ма­та­рий. М., 1997. Вып. 2. С. 15–18, № 8 (1498–1499 гг.).[]
  21. АСЭИ. Т. 3. С. 67, № 46 (с В. Д. Нефи­мо­но­вым, 1504 г.).[Разрядная кни­га 1475–1598 гг. М., 1966. С. 24, 31, 34, 35, 38, 39, 42.;Зимин А.А. Фор­ми­ро­ва­ние … С. 75–76. 12 Родо­слов­ная кни­га // Рус­ские лето­пи­си. Т. 7. Ермо­лин­ская лето­пись … С. 310.;Черкасова М. С. Кубе­но-Заозер­ский край на поли­ти­че­ской кар­те Руси в XIV– XVI вв. // Тру­ды кафед­ры исто­рии Рос­сии с древ­ней­ших вре­мен до XX века. СПб., 2006. Т. 1. При­ло­же­ние 1. № 5.; АФЗХ. Ч. 1. № 22, 39; АСЭИ. Т. 1. № 628, 643, 649; Т. 2. № 336, 337, 418; ДДГ. № 94, 95; РК. С. 31, 38, 42; ЦГА­ДА. Ф. 281 (Гра­мо­ты Кол­ле­гии эко­но­мии). Бежецк. № 37/1141.][]
  22. Хру­щев И.П. Иссле­до­ва­ние о сочи­не­ни­ях Иоси­фа Сани­на, пре­по­доб­но­го Игу­ме­на Волоц­ко­го. СПб., 1868., с. 97, прим. 104; Весе­лов­ский С.Б. Оно­ма­сти­кон. Древ­не­рус­ские име­на, про­зви­ща и фами­лии. М., 1974, с. 223[]
  23. РГА­ДА (Ф. 181. № 111 (Шиш­ков­ский спи­сок). Л. 274 об.-275 (Мест­ни­че­ская память кня­зей Ростов­ских).[]
  24. Мест­ни­че­ская память кня­зей Ростов­ских (РГА­ДА (Ф. 181. № 111 (Шиш­ков­ский спи­сок). Л. 274 об.-275); См. Бара­нов К.В. Мест­ни­че­ская память кня­зей Ростов­ских // Поря­док и сму­та. Госу­дар­ство, обще­ство, чело­век на восто­ке и запа­де Евро­пы в Сред­ние века и ран­нее Новое вре­мя: К 85-летию Вла­ди­сла­ва Дмит­ри­е­ви­ча Наза­ро­ва / Под общей редак­ци­ей А.А. Фро­ло­ва. М.: Акви­лон, 2023. – 464 с. (Спе­ци­аль­ные исто­ри­че­ские дис­ци­пли­ны, вып. 3. С. 56, 61–62.[]

Оставьте комментарий