Суздальские

Загальні відомості

Суз­даль­ские — кня­же­ский род, Рюри­ко­ви­чи, ветвь вла­ди­ми­ро-суз­даль­ских кня­зей, потом­ки Юрия Вла­ди­ми­ро­ви­ча Дол­го­ру­ко­го, вла­дель­цы г. Суз­даля. Су́здальское кня́жество в по­след­ней тре­ти 12 – 1‑й пол. 13 вв. С. к. не­сколь­ко раз вы­де­ля­лось из до­ме­на вла­ди­мир­ских кня­зей: так, в 1217–18 там пра­вил кн. Юрий Все­воло­до­вич, в 1238–47 – кн. Свя­то­слав Все­во­ло­до­вич. В 1247–53 вла­дельч. при­над­леж­ность С. к. не­яс­на. В 1256/57 с со­гла­сия ор­дын­ских вла­стей С. к. пе­ре­да­но вер­нув­ше­му­ся на Русь кн. Ан­д­рею Яро­сла­ви­чу. Во 2‑й пол. 13 – 1‑й пол. 14 вв. бли­зость к Вла­ди­ми­ру, за­ви­си­мость от мар­шру­тов тор­го­вых пу­тей и эко­но­мич. свя­зей с Вла­ди­мир­ским вел. кн-вом пре­до­пре­де­ли­ли под­чи­нён­ность вла­де­те­лей С. к. его пра­ви­те­лям. По­ли­тич. вес на­след­ни­ков кн. Ан­д­рея Яро­сла­ви­ча ос­лаб­ля­ло су­ще­ст­во­ва­ние в пре­де­лах С. к. анк­ла­вов из сёл, при­над­ле­жав­ших по­том­кам вел. кн. вла­ди­мир­ско­го Алек­сан­д­ра Яро­сла­ви­ча Нев­ско­го. В 1264 С. к. унас­ле­до­вал стар­ший сын кн. Ан­д­рея Яро­сла­ви­ча кн. Юрий Ан­д­рее­вич. В 1267–68 Юрий Ан­д­рее­вич – на­ме­ст­ник вел. кн. вла­ди­мир­ско­го Яро­сла­ва Яро­сла­ви­ча в Нов­го­ро­де, в 1267 уча­ст­во­вал в по­хо­де и оса­де нов­го­род­ца­ми Ра­ко­во­ра, за­тем в об­ще­рус­ском по­хо­де и Ра­ко­вор­ской бит­ве 1268 (в ней не вы­дер­жал уда­ра ры­ца­рей и бе­жал с по­ля боя). В 1279 С. к. унас­ле­до­вал млад­ший брат Юрия Ан­д­рее­ви­ча – кн. Ми­ха­ил Ан­д­рее­вич. Даль­ней­шая судь­ба С. к. вплоть до кон. 1300‑х гг. ма­ло ос­ве­ще­на ис­точ­ни­ка­ми, в борь­бе за вла­ди­мир­ское вел. кня­же­ние 1281–1293 его пра­ви­те­ли под­дер­жи­ва­ли пра­ва кн. Дмит­рия Алек­сан­д­ро­ви­ча, в свя­зи с чем С. к. под­верг­лось ор­дын­ским на­бе­гам в 1281 и 1293 («Дю­де­не­ва рать»). В 1309 скон­чал­ся суз­даль­ский кн. Ва­си­лий Ми­хай­ло­вич. Ему на­сле­до­вал кн. Иван (ве­ро­ят­но, брат; из­вес­тен по си­но­ди­ку Ус­пен­ско­го со­бо­ра Мо­с­ков­ско­го Крем­ля). По-ви­­ди­­мо­­му, имен­но Иван (Ми­хай­ло­вич?) воз­глав­лял коа­ли­цию кня­зей С. к., пе­ре­шед­ших в 1317 во вре­мя борь­бы за Вла­ди­мир­ское вел. кня­же­ние на сто­ро­ну моск. кн. Юрия Да­ни­ло­ви­ча и уча­ст­во­вав­ших в ра­зо­ре­нии вла­де­ний вел. кн. вла­ди­мир­ско­го и твер­ско­го кн. Ми­хаи­ла Яро­сла­ви­ча. До 1327 пре­ем­ни­ка­ми кн. Ива­на (Ми­хай­ло­ви­ча?) ста­ли кня­зья Алек­сандр Ва­силь­е­вич и Кон­стан­тин Ва­силь­е­вич – сы­но­вья кн. Ва­си­лия Ан­д­рее­ви­ча (млад­ше­го из сы­но­вей кн. Ан­д­рея Яро­сла­ви­ча; на это чёт­ко ука­зы­ва­ют из­вес­тия др.-рус. си­но­ди­ков и ро­до­слов­цев). По­сле раз­де­ла Вла­ди­мир­ско­го вел. кн-ва ха­ном Уз­бе­ком (1328) Вла­ди­мир и его центр. во­лос­ти пе­ре­шли под власть пра­ви­те­ля С. к. По­сле смер­ти Алек­сан­д­ра Ва­силье­ви­ча (1331) кн. Кон­стан­тин Ва­силь­е­вич унас­ле­до­вал лишь С. к. Од­на­ко в 1341, не­взи­рая на со­про­тив­ле­ние ме­ст­но­го бо­яр­ст­ва, он до­бил­ся у ха­на Уз­бе­ка пе­реда­чи яр­лы­ка на Ниж­ний Нов­го­род, что при­ве­ло к об­ра­зо­ва­нию еди­но­го Ни­же­го­род­ско­го кня­же­ст­ва (Ни­­же­­го­род­ско-Суз­­даль­­ско­­го кн-ва). В даль­ней­шем С. к. вы­де­ля­лось как удел в со­ста­ве Ни­же­го­род­ско­го кн-ва (до кон. 14 в.), в 15 в. в со­ста­ве Моск. вел. кн-ва кня­зья слу­жи­лые из суз­даль­ских Рю­ри­ко­ви­чей со­хра­ня­ли вла­де­тель­ные пра­ва на не­кото­рые ро­до­вые зем­ли на тер­ри­то­рии быв. Суз­даль­ско­го княжества.

Наи­бо­лее пол­но родо­слов­ная Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ских вели­ких кня­зей отра­же­на в ста­тей­ных сооб­ще­ни­ях Нико­нов­ской лето­пи­си. Соглас­но Нико­нов­ской лето­пи­си, родо­сло­вие Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ских вели­ких кня­зей по изве­сти­ям ста­тей до 1365 года выгля­дит сле­ду­ю­щим обра­зом: Андрей Яро­сла­во­вич Суз­даль­ский, сын вели­ко­го кня­зя Вла­ди­мир­ско­го; Юрий Андре­евич, сын Андрея Яро­сла­во­ви­ча; Миха­ил Андре­евич, сын Андрея Яро­сла­во­ви­ча; Васи­лий Михай­ло­вич, сын Миха­и­ла Андре­еви­ча; Алек­сандр Васи­лье­вич, сын Васи­лия Михай­ло­ви­ча; Кон­стан­тин Васи­лье­вич, сын Васи­лия Михай­ло­ви­ча; Андрей Кон­стан­ти­но­вич, сын Кон­стан­ти­на Васи­лье­ви­ча. Но вот как сооб­ща­ет­ся о смер­ти Андрея Кон­стан­ти­но­ви­ча в ста­тье 1365 года: «Того же лета (6873–1365) пре­ста­ви­ся крот­кий и тихий и сми­рен­ный и мно­го­доб­ро­де­тель­ный вели­кий князь Андрей Кон­стан­ти­но­вичь Суз­даль­ский и Ново­го­ро­да Ниж­ня­го и Горо­дец­кий, внукъ Васи­льевъ, пра­внукъ Михай­ловъ, пра­пра­внукъ Андре­евъ, пре­пра­пра­внукъ Алек­сан­дровъ, пра­щуръ Яро­славль, пра­пра­щур Все­во­ложъ…». [1]

Несо­мнен­но, что в этом лето­пис­ном сооб­ще­нии при­сут­ству­ет явная и гру­бая ошиб­ка. Вопре­ки всем преды­ду­щим родо­слов­ным сооб­ще­ни­ям, начи­ная с 1264 года, кото­рые при­ве­де­ны в изве­сти­ях о смер­ти Андрея Яро­сла­во­ви­ча и его сыно­вьях Юрии и Миха­и­ле, лето­пи­сец (или редак­тор) Нико­нов­ской лето­пи­си решил, спу­стя 100 лет, изме­нить родо­слов­ную Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ских вели­ких кня­зей и при­чис­лить ее нача­ло, безо вся­ких на то осно­ва­ний, к Андрею Алек­сан­дро­ви­чу. Сле­ду­ет отме­тить, что родо­слов­ная Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ских вели­ких кня­зей про­сле­жи­ва­ет­ся наи­бо­лее после­до­ва­тель­но тоже толь­ко в Нико­нов­ской лето­пи­си. В дру­гих лето­пис­ных сво­дах при­ве­де­ны лишь отдель­ные упо­ми­на­ния о Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ских вели­ких кня­зьях. Одна­ко в сооб­ще­ни­ях всех лето­пис­ных сво­дов чет­ко про­сле­жи­ва­ет­ся, что вто­рым Суз­даль­ским кня­зем после Андрея Яро­сла­во­ви­ча был его сын Юрий. [2] Тре­тьим Суз­даль­ским кня­зем был брат Юрия, Миха­ил Андре­евич, т.е. тоже внук Яро­сла­ва, а не Алек­сандра. [3] Инфор­ма­ция о нали­чии кня­зя Миха­и­ла Андре­еви­ча в тот пери­од вре­ме­ни под­твер­жда­ет­ся и дру­ги­ми лето­пис­ны­ми сво­да­ми в свя­зи с изби­е­ни­ем веч­ни­ков в Ниж­нем Нов­го­ро­де в 1305 году. Кро­ме Нико­нов­ской лето­пи­си, об этом есть сооб­ще­ния в лето­пи­си Авра­ам­ки, Нов­го­род­ской чет­вер­той лето­пи­си, Софий­ской пер­вой лето­пи­си стар­ше­го изво­да, Мос­ков­ском лето­пис­ном сво­де кон­ца XV века. [4] Нет и тен­ден­ции редак­то­ров Нико­нов­ской лето­пи­си «после­до­ва­тель­но воз­во­дить суз­даль­ских Рюри­ко­ви­чей к Андрею Алек­сан­дро­ви­чу». [5] Про­смат­ри­ва­ет­ся лишь жела­ние редак­то­ров Нико­нов­ской лето­пи­си по какой-то при­чине взять и пере­ина­чить родо­слов­ную Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ских вели­ких кня­зей, воз­ве­дя ее в 1365 году к вели­ко­му кня­зю Андрею Алек­сан­дро­ви­чу. При этом в Нико­нов­ской лето­пи­си перед ста­тьей 1365 года есть три родо­слов­ные бра­та Андрея Кон­стан­ти­но­ви­ча, Дмит­рия. Две из них за 1362 год (Х том ПСРЛ) и одна за 1363 год (ХI том ПСРЛ). Все три родо­слов­ные закан­чи­ва­ют­ся его пра­пра­де­дом Андре­ем [6]. Но уже после опи­са­ния в лето­пи­си родо­слов­ной Андрея Кон­стан­ти­но­ви­ча в год его смер­ти в 1365 году (ХI том ПСРЛ), появ­ля­ют­ся ана­ло­гич­ные родо­слов­ные, как и у Андрея Кон­стан­ти­но­ви­ча, у его бра­тьев Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча в 1365 и 1370 годах, и у Бори­са Кон­стан­ти­но­ви­ча в 1365 году. Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние и тот факт, что появ­ле­ние у всех трех бра­тьев новой родо­слов­ной, иду­щей от вели­ко­го кня­зя Андрея Алек­сан­дро­ви­ча, отно­сит­ся к одно­му и тому же году–1365. И лишь один раз, как бы для под­креп­ле­ния, при­во­дит­ся еще одна такая же родо­слов­ная у Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча в 1370 году. И все. В даль­ней­шем же родо­слов­ные у Дмит­рия и Бори­са Кон­стан­ти­но­ви­чей пред­став­ле­ны без упо­ми­на­ния их пра­пра­де­да Андрея.

Біб­ліо­гра­фія: Куч­кин В.А. Фор­ми­ро­ва­ние госу­дар­ствен­ной тер­ри­то­рии Севе­ро-Восточ­ной Руси в X‑XIV вв. – М.: Нау­ка, 1984. – 349 с.. – с.199–232.

Історична географія

Рис. 7. Ниже­го­род­ское вели­кое кня­же­ство в 60‑е годы XIV. 1 — гра­ни­цы кня­жеств, опре­де­ля­е­мые более точ­но; 2 — гра­ни­цы кня­жеств, опре­де­ля­е­мые при­бли­зи­тель­но; 3 — гра­ни­цы уде­лов; 4 — сто­ли­цы кня­жеств; 5 — цен­тры уде­лов; 6 — цен­тры воло­стей; 7 — горо­да; 8 — села; 9 — воло­сти; 10 — удел вели­ко­го кня­зя Андрея Кон­стан­ти­но­ви­ча; 11 — удел кня­зя Дмит­рия-Фомы Кон­стан­ти­но­ви­ча; 12 — удел кня­зя Бори­са Кон­стан­ти­но­ви­ча; 13 — удел кня­зя Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча Ног­тя; а — кня­же­ские села; б — села свет­ских фео­да­лов; в — епи­скоп­ские села; г — села мона­сты­рей; д — села, место­по­ло­же­ние кото­рых дано пред­по­ло­жи­тель­но; е — села, суще­ство­ва­ние кото­рых в XIV в предположительно.

Гра­ни­цы С. к. оп­ре­де­ля­ют­ся при­бли­зи­тель­но, его осн. зем­ли на­хо­ди­лись в вер­ховь­ях и ме­ж­ду­ре­чье ле­вых при­то­ков р. Клязь­ма – рек Ир­ме­са, Нерль Клязь­мин­ская, Уводь, Те­за и Лух. Кон­крет­ний склад та кор­до­ни біль­шо­сті дріб­них уділів Суз­дальсь­кої зем­лі кін­ця XIV – сере­ди­ни XV ст. зали­ша­ють­ся нам неві­до­ми­ми (подіб­ні дані част­ко­во збе­рег­ли­ся лише для уді­лу кн. Ног­тєвих та кн. Іва­на Васи­льо­ви­ча Гор­ба­то­го). При­чи­на поля­гає, насам­пе­ред, у тому, що ні духов­ні гра­мо­ти кн. Суз­дальсь­ких, ні дого­во­ри між ними до нашо­го часу не збе­рег­ли­ся. Тому для окре­мих князівсь­ких володінь надалі буде засто­со­ву­ва­ти­ся таке загальне визна­чен­ня, як “суз­дальсь­кий уділ”. Оче­вид­но, до скла­ду кож­но­го суз­дальсь­ко­го уді­лу вхо­ди­ли, окрім пев­них воло­стей (у дослід­жу­ва­ний період – ниж­ча адміністра­тив­но-тери­торіаль­на оди­ни­ця), і части­ни само­го м. Суз­да­ля. Навряд чи кн. Суз­дальсь­кі ста­но­ви­ли виклю­чен­ня з пану­ю­чо­го на Русі у XIV – XV ст. зви­чаю, за яким міста – цен­три володінь пев­но­го князівсь­ко­го роду, діли­лись на част­ки (т. зв. “жере­бьи”) між вси­ми пред­став­ни­ка­ми цьо­го роду. Разом з тим, подіб­но до інших князівств, у Суз­далі існу­вав й інсти­тут голов­но­го, або “боль­шо­го” кня­зя. Про це пере­кон­ли­во свід­чать нуміз­ма­тич­ні дані, згід­но з яки­ми пра­вом кар­бу­ван­ня влас­ної моне­ти завжди володів лише один з кіль­кох пред­став­ни­ків роду кн. Суздальських.

На юг в срав­ни­тель­ной бли­зо­сти от Суз­да­ля был рас­по­ло­жен Вла­ди­мир, а на запад — Юрьев. Эти два древ­них горо­да Севе­ро-Восточ­ной Руси в XIV в. были кня­же­ски­ми цен­тра­ми. Под­власт­ные им тер­ри­то­рии сло­жи­лись дав­но и в осво­ен­ных местах име­ли чет­кие пре­де­лы. Сле­до­ва­тель­но, мож­но наме­тить южную гра­ни­цу Суз­даль­ско­го кня­же­ства, кото­рая отде­ля­ла его тер­ри­то­рию от тер­ри­то­рии вели­ко­го кня­же­ства Вла­ди­мир­ско­го, а так­же запад­ную, рас­чле­няв­шую суз­даль­ские зем­ли и зем­ли Юрьев­ско­го княжества.

Доку­мен­ты XV в. фик­си­ру­ют в южной части Суз­даль­щи­ны ряд насе­лен­ных пунк­тов и дру­гих гео­гра­фи­че­ских объ­ек­тов, место­по­ло­же­ние кото­рых поз­во­ля­ет выявить ста­рый суз­даль­ско-вла­ди­мир­ский рубеж. Так, в дан­ной гра­мо­те Н.Д. Нар­бе­ко­ва, состав­лен­ной око­ло 1444—1445 гг., упо­ми­на­ет­ся «луг Круг­лой, едучи к Печ­ю­зе»[7]. Река Печу­га впа­да­ет в р. Нерль Клязь­мин­скую с левой сто­ро­ны. Луг Круг­лый нахо­дил­ся «под сло­бод­кою под Нис­кою на оной сто­ронѣ Нер­ли» [8]. Сло­бод­ка Низ­кая — позд­ней­шая Щеня­чья сло­бод­ка [9], сто­яв­шая на пра­вом бере­гу Нер­ли неда­ле­ко от впа­де­ния в нее Печу­ги [10]. Сле­до­ва­тель­но, луг Круг­лый лока­ли­зу­ет­ся в меж­ду­ре­чье Нер­ли и Печу­ги. Луг коси­ли кре­стьяне сло­бод­ки Чапи­хи — вла­де­ния потом­ков суз­даль­ских кня­зей [11]. Таким обра­зом, пра­во­бе­реж­ная часть низо­вья Печу­ги была суз­даль­ской. По дан­ным кон­ца пер­вой чет­вер­ти XVI в., зем­ли по лево­му бере­гу Печу­ги при­над­ле­жа­ли вла­ди­мир­ским чистуш­ским борт­ни­кам [12]. Село Чисту­ха сохра­ни­лось и в XIX в. [13] Оно было рас­по­ло­же­но кило­мет­рах в трех к юго-запа­ду от устья Печу­ги [10]. Оче­вид­но, что Печу­га в сво­ем ниж­нем тече­нии и явля­лась суз­даль­ско-вла­ди­мир­ским рубежом.

Кар­та Ниже­го­род­ско-Суз­даль­ско­го кня­же­ства. Наза­ров В. Д. Ниже­го­род­ское кня­же­ство // Боль­шая рос­сий­ская энцик­ло­пе­дия: науч­но-обра­зо­ва­тель­ный пор­тал – URL: https://​bigenc​.ru/​c​/​n​i​z​h​e​g​o​r​o​d​s​k​o​e​-​k​n​i​a​z​h​e​s​t​v​o​-​8​7​0​0​d​1​/​?​v​=​6​6​3​5​466. – Дата пуб­ли­ка­ции: 21.03.2023

К запа­ду от печуж­ско­го устья, ниже по Нер­ли, на ее пра­вом бере­гу сто­я­ли упо­ми­на­е­мые в актах XV в. села Мор­даш и Василь­ко­во [14]. Зем­ли этих сел име­ли общую гра­ни­цу [15]. Село Мор­даш было дав­ним вла­де­ни­ем суз­даль­ских кня­зей [16]. Тот факт, что в сере­дине XV в. мос­ков­ская вели­ко­кня­же­ская адми­ни­стра­ция не зна­ла, как отде­лить мор­даш­ские зем­ли от Василь­ков­ских, и пору­чи­ла раз­ме­же­ва­ние этих земель людям кня­ги­ни Марии, вдо­вы суз­даль­ско­го кня­зя Семе­на Алек­сан­дро­ви­ча [17], поз­во­ля­ет сде­лать вывод, что и с. Василь­ко­во неко­гда при­над­ле­жа­ло суз­даль­ским кня­зьям. Тем самым уста­нав­ли­ва­ет­ся, что зем­ли по пра­во­му бере­гу Нер­ли ниже впа­де­ния в нее Печу­ги издав­на были суздальскими.

К Суз­да­лю отно­си­лось так­же и с. Уло­ла. По назва­нию оно отож­деств­ля­ет­ся с с. Улол XIX в. [18] Село Уло­ла было рас­по­ло­же­но к запа­ду, с неболь­шим откло­не­ни­ем на север, от с. Василь­ко­ва, при­мер­но в трех км от него [10]. В XV в. села Уло­ла и Василь­ко­во были отда­ны мос­ков­ски­ми вели­ки­ми кня­зья­ми вла­ди­мир­ско­му Рож­де­ствен­ско­му мона­сты­рю, при­чем доку­мен­ты XVII в. и пере­сказ того же вре­ме­ни древ­них гра­мот это­го мона­сты­ря сви­де­тель­ству­ют о при­над­леж­но­сти обо­их сел к тер­ри­то­рии Суз­даль­ско­го уез­да [19]. Зем­ли назван­ных сел, види­мо, были рас­по­ло­же­ны на самой гра­ни­це Суз­даль­щи­ны. Так мож­но думать пото­му, что нахо­див­ше­е­ся менее чем в четы­рех км к юго-запа­ду от с. Уло­лы с. Бори­сов­ское отно­си­лось к Вла­ди­ми­ру [20].

Далее от с. Уло­лы на запад — севе­ро-запад на про­стран­стве в 12 км сто­я­ли села Пав­лов­ское, Федо­ров­ское и Тур­тин­ское [21], о кото­рых извест­но, что они были суз­даль­ски­ми. Села Пав­лов­ское и Тур­тин­ское, по дан­ным XVI в., вхо­ди­ли в состав Суз­даль­ско­го уез­да. Они явля­лись соб­ствен­но­стью Суз­даль­ской вла­дыч­ной кафед­ры [22] и, по-види­мо­му, с доста­точ­но ран­не­го вре­ме­ни. Село Пав­лов­ское, в част­но­сти, упо­ми­на­ет­ся в доку­мен­те 70‑х годов XV в. [23]. Что каса­ет­ся с. Федо­ров­ско­го, то оно фигу­ри­ру­ет в целом ряде актов XV в., при­чем в неко­то­рых — с ука­за­ни­ем «в Суз­да­ле» [24]. Упо­ми­на­ние в одной из гра­мот тре­тьей чет­вер­ти XV в. рядом с зем­ля­ми с. Федо­ров­ско­го Выпо­в­ской зем­ли и Тар­ба­е­ва [25] сви­де­тель­ству­ет, что речь идет имен­но о с. Федо­ров­ском, рас­по­ло­жен­ном к запа­ду-севе­ро-запа­ду от с. Уло­лы, посколь­ку села Выпо­во и Тар­ба­е­во, сохра­нив­ши­е­ся и в XIX в. [26], как пока­зы­ва­ют кар­то­гра­фи­че­ские мате­ри­а­лы, сосе­ди­ли с с. Федо­ров­ским [27].

Таким обра­зом, лока­ли­за­ция пере­чис­лен­ных выше посе­ле­ний и уго­дий на юге Суз­даль­щи­ны и отча­сти на севе­ре вла­ди­мир­ской тер­ри­то­рии поз­во­ля­ет про­ве­сти при­мер­ную гра­ни­цу Суз­даль­ско­го кня­же­ства с вели­ким кня­же­ством Вла­ди­мир­ским. Ока­зы­ва­ет­ся, что эта древ­няя гра­ни­ца в основ­ном сов­па­да­ла с позд­ней­шей гра­ни­цей Суз­даль­ско­го и Вла­ди­мир­ско­го уездов.

Подоб­ным же обра­зом уста­нав­ли­ва­ет­ся и запад­ный пре­дел вла­де­ний суз­даль­ских кня­зей. Сохра­ни­лось сви­де­тель­ство, что жена Дмит­рия Дон­ско­го кня­ги­ня Евдо­кия, дочь ниже­го­род­ско­го кня­зя (из суз­даль­ских) Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча, пожерт­во­ва­ла во Вла­ди­мир­ский Рож­де­ствен­ский мона­стырь село Бас­ка­ко­во [28]. Зем­ли это­го села были рас­по­ло­же­ны по бере­гам р. Ирме­са, близ с. Дер­га­е­ва, при­над­ле­жав­ше­го с 60‑х годов XV в. Тро­и­це-Сер­ги­е­ву мона­сты­рю [29]. По дан­ным XVII в., с. Бас­ка­ко­во отно­си­лось к Суз­даль­ско­му уез­ду [30]. При­ве­ден­ные сви­де­тель­ства о с. Бас­ка­ко­ве поз­во­ля­ют отож­де­ствить его с д. Бас­ка­ки XIX в., сто­яв­шей в верх­нем тече­нии р. Ирме­са, близ его пра­во­го бере­га [31].

На той же реке были рас­по­ло­же­ны и дру­гие вла­де­ния суз­даль­ских кня­зей. Так, в дого­вор­ной гра­мо­те 1445 г. Дмит­рия Шемя­ки с ниже­го­род­ски­ми кня­зья­ми Васи­ли­ем и Федо­ром Юрье­ви­ча­ми упо­ми­на­ет­ся «удель­ное» суз­даль­ское село «сло­бод­ка Шиповь­ская» [32]. Посе­ле­ние с таким назва­ни­ем извест­но и в XIX в. [33] Оно сто­я­ло на пра­вом бере­гу Ирме­са, в 7—7,5 км (по пря­мой) от д. Бас­ка­ки [34]. Несколь­ко выше Шипо­в­ской сло­бод­ки на дру­гом бере­гу Ирме­са кар­то­гра­фи­че­ские мате­ри­а­лы XIX в. фик­си­ру­ют с. Шипо­во [5]. Око­ло это­го села (ныне — дерев­ни) обна­ру­жен кур­ган­ный могиль­ник XI—XIII вв. [35]. Сле­до­ва­тель­но, Шипо­во было доста­точ­но древним посе­ле­ни­ем. Несо­мнен­на гене­ти­че­ская связь меж­ду Шипо­вом и Шипо­в­ской сло­бод­кой (послед­няя, веро­ят­но, отпоч­ко­ва­лась от пер­во­го). Но если Шипо­в­ская сло­бод­ка вхо­ди­ла в состав земель суз­даль­ских кня­зей, то и Шипо­во, ско­рее все­го, долж­но было при­над­ле­жать тем же кня­зьям. Их вла­де­ния, види­мо, лежа­ли по обо­им бере­гам Ирмеса.

Заклю­чен­ный во вто­рой поло­вине 1434 г. дого­вор меж­ду вели­ким кня­зем Васи­ли­ем Васи­лье­ви­чем и его дво­ю­род­ны­ми бра­тья­ми Дмит­ри­ем Шемя­кой и Дмит­ри­ем Крас­ным содер­жал сле­ду­ю­щий пункт: «А што въвел зять мои, князь Олек­сан­дръ Ива­но­вич, отцу вашо­му четы­ре села, два Гав­ри­лов­ские, да Яры­ше­во, да Ива­новь­ское, в дол­гу в пяти­сот руб­лѣхъ, и мнѣ то вам отъ­пра­ви­ти по доконь­ча­нью» [36]. Из тек­ста дого­во­ра выяс­ня­ет­ся, что назван­ные в нем четы­ре села в свое вре­мя при­над­ле­жа­ли зятю вели­ко­го кня­зя. Речь идет о кня­зе Алек­сан­дре Ива­но­ви­че, жена­том на сест­ре Васи­лия Васи­лье­ви­ча Васи­ли­се [37]. Князь Алек­сандр про­ис­хо­дил из рода ниже­го­род­ских (суз­даль­ских) кня­зей [38] и его вот­чин­ные [39] села Гав­ри­лов­ские, Яры­ше­во и Ива­нов­ское долж­ны рас­смат­ри­вать­ся как части тер­ри­то­рии неко­гда неза­ви­си­мо­го Суз­даль­ско­го княжества.

Два села Гав­ри­лов­ские по назва­нию могут быть отож­деств­ле­ны с позд­ней­ши­ми Гав­ри­лов­ским поса­дом и Гав­ри­лов­ской сло­бо­дой, рас­по­ло­жен­ны­ми по сосед­ству друг с дру­гом на левом бере­гу Ирме­са, по обе сто­ро­ны от устья р. Вай­ми­ги (Вой­ми­ги) [40]. Отно­си­тель­но место­по­ло­же­ния с. Яры­ше­ва М.К. Любав­ский писал, что оно сто­я­ло на Ирме­се, но на при­ло­жен­ной к сво­е­му иссле­до­ва­нию кар­те поме­стил с. Яры­ше­во к севе­ру от сел Гав­ри­лов­ских [41], С послед­ней лока­ли­за­ци­ей М.К. Любав­ско­го согла­сил­ся И.А. Голуб­цов [42]. Дей­стви­тель­но, для поме­ще­ния с. Яры­ше­ва гра­мо­ты 1434 г. на Вай­ми­ге [43] есть все осно­ва­ния. Во-пер­вых, это село рас­по­ло­же­но побли­зо­сти от упо­ми­на­е­мых вме­сте с ним сел Гав­ри­лов­ских. Во-вто­рых, оно и в XIX в. отно­си­лось к госу­дар­ствен­ным селам [5]. Что каса­ет­ся с. Ива­нов­ско­го, то, его сле­ду­ет, по-види­мо­му, иден­ти­фи­ци­ро­вать с с. Ива­но­вом XIX в., рас­по­ло­жен­ным в 8 км к севе­ру — севе­ро-запа­ду от с. Яры­ше­ва вбли­зи боль­шо­го лес­но­го мас­си­ва [44].

Из ска­зан­но­го сле­ду­ет, что запад­ная гра­ни­ца Суз­даль­ско­го кня­же­ства про­хо­ди­ла где-то в рай­оне Ирме­са, захва­ты­вая, веро­ят­но, его вер­хо­вье и зем­ли по лево­му бере­гу реки до пово­ро­та ее рус­ла на восток. От этой излу­чи­ны Ирме­са запад­ные суз­даль­ские зем­ли про­сти­ра­лись на север до сосед­не­го с с. Ива­нов­ским леса.

Как дале­ко ухо­ди­ли суз­даль­ские зем­ли на севе­ро-запад от очер­чен­но­го рай­о­на, ска­зать труд­но. Воз­мож­но, они дости­га­ли верх­не­го тече­ния Нер­ли Клязь­мин­ской. Эта река явля­лась частью вод­ной маги­стра­ли, свя­зы­вав­шей Верх­нее Повол­жье с Вол­го-Клязь­мин­ским меж­ду­ре­чьем как в домон­голь­ский, так и в после­мон­голь­ские пери­о­ды [45]. Вер­хо­вья Нер­ли Клязь­мин­ской были засе­ле­ны сла­вя­на­ми в XI—XIII вв. [46]. Перль Клязь­мин­ская пред­став­ля­ла собой удоб­ный путь рас­про­стра­не­ния суз­даль­ской дани, поэто­му кажет­ся весь­ма веро­ят­ным, что зем­ли по ее верх­не­му тече­нию вхо­ди­ли в состав Суз­даль­ско­го княжества.

Север­ную и восточ­ную гра­ни­цы это­го кня­же­ства наме­тить еще слож­нее, чем южную или запад­ную [47]. С одной сто­ро­ны, есть фак­ты, поз­во­ля­ю­щие гово­рить об осво­е­нии толь­ко во вто­рой поло­вине XV в. земель, рас­по­ло­жен­ных все­го в 25—30 км к севе­ру от Суз­да­ля. Так, в одной из гра­мот суз­даль­ско­го Спа­со-Евфи­мье­ва мона­сты­ря, дати­ру­е­мой при­мер­но сере­ди­ной 60‑х годов XV в., упо­ми­на­ют­ся пожни на Нер­ли мона­стыр­ско­го села Сте­ба­че­ва, кото­рые поко­си­ли кре­стьяне вели­ко­го кня­зя. На суде эти кре­стьяне пока­за­ли, что они «люди приш­лые» и что «велѣл ся нам сади­ти госу­дарь наш князь вели­ки от Кра­сень­ские доро­ги до Шат­рищ» [48]. Село Шат­ри­щи было рас­по­ло­же­но на пра­вом бере­гу Нер­ли Клязь­мин­ской на рас­сто­я­нии при­мер­но 22 км по пря­мой к севе­ру от Суз­да­ля [49]. Село Сте­ба­че­во сто­я­ло на дру­гом бере­гу Нер­ли, кило­мет­рах в 5 (так­же по пря­мой) на север от Шат­рищ [50]. Види­мо, даже во вто­рой поло­вине XV в. этот рай­он был насе­лен недо­ста­точ­но, посколь­ку сюда вели­ким кня­зем Ива­ном III «назы­ва­лись» крестьяне.

С дру­гой сто­ро­ны, дан­ные XIII в. ука­зы­ва­ют на суще­ство­ва­ние сухо­пут­но­го пути из Вла­ди­ми­ра на Горо­дец Ради­лов, про­хо­див­ше­го через с. Омуц­кое, т. е. через Суз­даль на север и далее на восток. Если эта доволь­но длин­ная доро­га, свя­зы­вав­шая в домон­голь­ское вре­мя раз­лич­ные цен­тры Вла­ди­мир­ско­го вели­ко­го кня­же­ства, не про­ле­га­ла по тер­ри­то­рии Ста­ро­дуб­ско­го кня­же­ства, а шла толь­ко по вла­ди­мир­ским зем­лям, то она долж­на была про­хо­дить север­нее ста­ро­дуб­ско­го села Палех. Столь про­тя­жен­ный путь дол­жен был про­кла­ды­вать­ся меж­ду каки­ми-то селе­ни­я­ми. А насе­лен­ные зем­ли в XIII—XIV вв. не мог­ли не являть­ся объ­ек­та­ми госу­дар­ствен­ной фео­даль­ной экс­плу­а­та­ции. После выде­ле­ния из Вла­ди­мир­ско­го кня­же­ства в 1238 г. Суз­даль­ско­го к суз­даль­ским кня­зьям долж­на была отой­ти зна­чи­тель­ная часть тер­ри­то­рии, по кото­рой про­хо­ди­ла доро­га на Горо­дец Ради­лов. И тогда гра­ни­цу Суз­даль­ско­го кня­же­ства надо ото­дви­гать намно­го север­нее ука­зан­но­го ранее рай­о­на сел Шат­рищ и Стебачева.

Для кон­кре­ти­за­ции выска­зан­ной мыс­ли важ­ное зна­че­ние име­ют сви­де­тель­ства XV—XVI вв. о при­над­леж­но­сти потом­кам суз­даль­ских кня­зей земель по сред­не­му и ниж­не­му тече­ни­ям лево­го при­то­ка Клязь­мы р. Уво­ди и пра­вых при­то­ков послед­ней — рек Ухто­мы (Ухтох­мы) и Вязь­мы [51], а так­же земель по верх­не­му тече­нию р. Тезы, в рай­оне Николь­ско­го Шар­том­ско­го мона­сты­ря [52]. Веро­ят­но, север­ная гра­ни­ца Суз­даль­ско­го кня­же­ства поры его поли­ти­че­ской само­сто­я­тель­но­сти пере­се­ка­ла верх­ние тече­ния рек Вязь­мы, Ухто­мы, Уво­ди и Тезы, дости­гая на восто­ке р. Луха или водо­раз­де­ла меж­ду река­ми Тезой и Лухом. Во вся­ком слу­чае, за Лухом в нача­ле XV в. были рас­по­ло­же­ны горо­дец­кие зем­ли, в 1341—1392 гг. вхо­див­шие в состав вели­ко­го кня­же­ства Нижегородского.

К сред­не­му тече­нию Луха выхо­ди­ли зем­ли Ста­ро­дуб­ско­го кня­же­ства, а ниж­нее тече­ние этой реки раз­гра­ни­чи­ва­ло в XV в. вла­ди­мир­скую и ниже­го­род­скую тер­ри­то­рии [53]. Таким обра­зом, восточ­ный рубеж Суз­даль­ско­го кня­же­ства мог дости­гать толь­ко верх­не­го и отча­сти сред­не­го тече­ния Луха. Отсю­да суз­даль­ская гра­ни­ца шла в юго-запад­ном направ­ле­нии к южной окра­ине кня­же­ства, рез­ко вкли­ни­ва­ясь по р. Уво­ди в ста­ро­дуб­ские земли.

Вла­де­ния суз­даль­ских кня­зей пер­вых четы­рех деся­ти­ле­тий XIV в. в очер­чен­ных пре­де­лах были осво­е­ны и засе­ле­ны дале­ко не рав­но­мер­но. Более все­го были осво­е­ны зем­ли вокруг само­го Суз­да­ля по Нер­ли Клязь­мин­ской и ее пра­во­му при­то­ку р. Ирме­су. Леси­стые север­ная и восточ­ная части кня­же­ства осва­и­ва­лись на про­тя­же­нии XV—XVII вв. Таким обра­зом, в пору поли­ти­че­ской само­сто­я­тель­но­сти Суз­даль­ско­го кня­же­ства в рас­по­ря­же­нии его кня­зей фак­ти­че­ски име­лась доволь­но огра­ни­чен­ная по сво­им раз­ме­рам обжи­тая и осво­ен­ная тер­ри­то­рия, с насе­ле­ния кото­рой мож­но было взи­мать фео­даль­ную ренту.

Эко­но­ми­че­ская сла­бость во мно­гом обу­слав­ли­ва­ла и поли­ти­че­скую немощь суз­даль­ских кня­зей в нача­ле XIV в. Пока­за­те­лем ухуд­ше­ния их иму­ще­ствен­но­го поло­же­ния и упад­ка вла­сти в соб­ствен­ном кня­же­стве слу­жит покуп­ка вели­ким кня­зем Вла­ди­мир­ским Юри­ем Дани­ло­ви­чем Мос­ков­ским с. Весь­ско­го и д. Коще­е­во [54]. Покуп­ка состо­я­лась меж­ду летом 1317 и осе­нью 1322 гг., когда Юрий зани­мал вели­ко­кня­же­ский стол [55]. Село Весь­ское (Весь) и д. Коще­е­во сто­я­ли на пра­вом бере­гу Ирме­са в 7 и 14 км к севе­ро-запа­ду от Суз­да­ля [56]. Речь, сле­до­ва­тель­но, идет о вели­ко­кня­же­ском при­об­ре­те­нии не на окра­ине Суз­даль­ско­го кня­же­ства, где его зем­ли сопри­ка­са­лись с вели­ко­кня­же­ски­ми, а в самом цен­тре Суз­даль­щи­ны, в гуще вла­де­ний мест­ных кня­зей [57]. Это внед­ре­ние вели­ко­кня­же­ской вла­сти в суз­даль­скую тер­ри­то­рию хотя и было крат­ко­вре­мен­ным (Юрий Мос­ков­ский пожерт­во­вал Весь­ское и Коще­е­во Вла­ди­мир­ско­му Рож­де­ствен­ско­му мона­сты­рю, что мог­ло иметь место до смер­ти Юрия в 1325 г. [58]), тем не менее крас­но­ре­чи­во демон­стри­ру­ет поли­ти­че­скую сла­бость суз­даль­ских кня­зей и их опре­де­лен­ную зави­си­мость от вла­ди­мир­ско­го вели­ко­го князя.

Соглас­но дого­во­ру вели­ко­го кня­зя Васи­лия Дмит­ри­е­ви­ча с сер­пу­хов­ским кня­зем Вла­ди­ми­ром Андре­еви­чем, заклю­чен­но­му око­ло 1401—1402 гг., к Город­цу отно­си­лись сле­ду­ю­щие воло­сти: Бело­го­ро­дье, Юрье­вец, Коря­ко­ва сло­бо­да, Чер­ня­ко­ва, а так­же унжин­ская там­га [59]. В состав­лен­ной несколь­ко позд­нее духов­ной гра­мо­те Вла­ди­ми­ра Сер­пу­хов­ско­го кро­ме толь­ко что пере­чис­лен­ных горо­дец­ких воло­стей ука­за­ны Норозд­на и Соль, а так­же безы­мян­ные ста­ны на левом бере­гу Вол­ги выше Город­ца и на пра­вом бере­гу реки ниже Город­ца [60].

Из всех назван­ных Горо­дец­ких воло­стей нача­ла XV в. лег­че все­го опре­де­ля­ет­ся место­по­ло­же­ние Юрьев­ца. Речь идет о Юрьев­це Поволь­ском, сто­яв­шем на пра­вом бере­гу Вол­ги, и адми­ни­стра­тив­но под­чи­нен­ной ему тер­ри­то­рии. Что каса­ет­ся Бело­го­ро­дья, Коря­ко­вой сло­бо­ды, Чер­ня­ко­вой, Порозд­ны и Соли, то их лока­ли­за­ция сопря­же­на с извест­ны­ми трудностями.

В.Н. Деболь­ский пола­гал, что Бело­го­ро­дье лежа­ло где-то по Вол­ге ниже Город­ца, но «точ­но ука­за­но быть не может» [61]. Пред­по­ло­жи­тель­но за центр воло­сти — древ­ний Бел­го­род — иссле­до­ва­тель при­ни­мал с. Бело­во Балах­нин­ско­го уез­да Ниже­го­род­ской губер­нии [62]. Отно­си­тель­но Коря­ко­вой сло­бо­ды и Чер­ня­ко­вой В.Н. Деболь­ский писал, что пер­вая из них лежа­ла в 63 вер­стах от Мака­рье­ва Костром­ской губер­нии, а вто­рая — в той же губер­нии, в 40 вер­стах от Кинеш­мы. Село Порозд­на В.Н. Деболь­ский иден­ти­фи­ци­ро­вал с совре­мен­ным ему селом Порозд­на, сто­яв­шим в 52 вер­стах от Юрьев­ца Поволь­ско­го [63]. Оче­вид­но, что лока­ли­за­ции были про­из­ве­де­ны В.Н. Деболь­ским по Спис­ку насе­лен­ных мест Костром­ской губер­нии на осно­ва­нии сход­ства древ­них назва­ний с назва­ни­я­ми XIX в. [64].

По пис­цо­вым кни­гам XVII в. Ю.В. Готье опре­де­лил поло­же­ние Коря­ко­вой сло­бо­ды: по лево­му бере­гу Вол­ги про­тив Юрьев­ца и вверх по тече­нию Унжи при­мер­но до впа­де­ния в Унжу р. Ней [65]. Вывод Ю.В. Готье несколь­ко уточ­нил М.К. Любав­ский. Он поме­щал Коря­ко­ву сло­бо­ду в низо­вьях Ней и по пра­во­му бере­гу Унжи [66]. Кро­ме того, иссле­до­ва­тель ука­зал, где нахо­ди­лась Чер­ня­ко­ва: «меж­ду Елна­дью и Вол­гою», и Порозд­на: «к югу от Чер­ня­ко­вой» [5]. Здесь М.К. Любав­ский по сути дела повто­рил В.Н. Деболь­ско­го. С пред­ло­жен­ны­ми иссле­до­ва­те­ля­ми послед­ни­ми дву­мя лока­ли­за­ци­я­ми сле­ду­ет согла­сить­ся. Опре­де­лен­ные ими Чер­ня­ко­ва и Порозд­на вполне впи­сы­ва­ют­ся в тот аре­ал горо­дец­ких земель, кото­рый может быть обри­со­ван по дан­ным нача­ла XV в. Прав­да, сле­ду­ет иметь в виду, что лока­ли­за­ции про­из­ве­де­ны по весь­ма позд­не­му источ­ни­ку — Спис­ку насе­лен­ных мест Костром­ской губер­нии. Толь­ко каса­тель­но Коря­ко­вой сло­бо­ды нуж­но доба­вить, что, по све­де­ни­ям XVII в., ее тер­ри­то­рия захо­ди­ла и на левый берег Унжи. К Коря­ко­вой сло­бо­де отно­си­лись, в част­но­сти, Николь­ский погост на р. Виле­ше­ме — пра­вом при­то­ке р. Кур­дю­ги, почи­нок (позд­нее — село) Собо­ле­во на р. Юмчи­щи (Юнчи­щи) — левом при­то­ки Унжи, зем­ли по рекам Кур­дю­ге — лево­му при­то­ку Унжи, Шемах­те, Бори­сов­ке и Родин­ке — левым при­то­кам р. Вир­га­сов­ки, самой Вир­га­сов­ке — лево­му при­то­ку Унжи [67].

Место­по­ло­же­ние Бело­го­ро­дья, так и не выяс­нен­ное до сих пор иссле­до­ва­те­ля­ми, изу­чав­ши­ми исто­ри­че­скую гео­гра­фию сред­не­ве­ко­вой Руси, опре­де­ля­ет­ся на осно­ва­нии ряда сви­де­тельств доволь­но ран­них источ­ни­ков. Так, в Твер­ском лето­пис­ном сбор­ни­ке сохра­нил­ся рас­сказ о напа­де­нии в 1408 г. на ниже­го­род­ские зем­ли одно­го из отря­дов ордын­ско­го тем­ни­ка Еди­гея. Захва­тив Ниж­ний Нов­го­род, мон­го­ло-тата­ры дви­ну­лись вверх по Вол­ге на Горо­дец, взя­ли и этот город, а далее «пои­до­ша отъ Город­ца въверхь по Вьлзѣ, вою­ю­чи обѣ странѣ, и быша въ Бѣло­го­ро­дия... хотѣ­ша ити на Костро­му и на Волог­ду» [68]. Из при­ве­ден­но­го тек­ста выяс­ня­ет­ся, что Бело­го­ро­дье было рас­по­ло­же­но на Вол­ге, или близ нее, выше, а не ниже, как думал В.Н. Деболь­ский, Город­ца. Соглас­но заве­ща­нию сер­пу­хов­ско­го кня­зя Вла­ди­ми­ра Андре­еви­ча Бело­го­ро­дье долж­но было отой­ти его вто­ро­му сыну Семе­ну [69]. Но зем­ли по лево­му бере­гу Вол­ги выше Город­ца пред­на­зна­ча­лись тре­тье­му сыну кня­зя Вла­ди­ми­ра Яро­сла­ву [70]. Сле­до­ва­тель­но, Бело­го­ро­дье не мог­ло быть выше Город­ца на левом бере­гу Вол­ги. Оно долж­но было нахо­дить­ся на пра­вом бере­гу реки к севе­ро-запа­ду от Город­ца. Такое заклю­че­ние может быть под­креп­ле­но еще одним сооб­ра­же­ни­ем. Пока­за­тель­но, что имен­но в севе­ро-запад­ном направ­ле­нии от волж­ско­го Город­ца наме­ре­вал­ся дви­гать­ся в 1408 г. отряд мон­го­ло-татар, захва­тив­ший Бело­го­ро­дье и пред­по­ла­гав­ший напасть на Костро­му и Вологду.

Сде­лан­ный на осно­ва­нии дан­ных нача­ла XV в. вывод о место­по­ло­же­нии Бело­го­ро­дья пол­но­стью под­твер­жда­ет­ся более позд­ним мате­ри­а­лом. По пис­цо­во­му опи­са­нию 1619 г. пис­цов И. Жит­ко­ва и подья­че­го И. Демен­тье­ва, Бело­го­род­ская волость Ниже­го­род­ско­го уез­да была рас­по­ло­же­на по пра­во­му бере­гу Вол­ги, к севе­ру от впа­де­ния в нее Юга, далее вверх по Вол­ге выше с. Кату­нок, по пра­вым при­то­кам Вол­ги рекам Тро­це и Санех­те (Санахте), а так­же по лево­му при­то­ку Тро­цы р. Дор­ку [71].

Упо­мя­ну­тая в духов­ной гра­мо­те кня­зя Вла­ди­ми­ра Андре­еви­ча Сер­пу­хов­ско­го «Соль на Город­це» так­же до сих пор не была лока­ли­зо­ва­на. А.Л. Хорош­ке­вич посчи­та­ла даже, что «судь­ба Соли на Город­це неиз­вест­на, веро­ят­но, соль добы­ва­лась здесь в незна­чи­тель­ных коли­че­ствах и недол­го» [72], из чего мож­но заклю­чить, буд­то само посе­ле­ние быст­ро пре­кра­ти­ло свое суще­ство­ва­ние. Меж­ду тем есть все осно­ва­ния видеть в Соли на Город­це нача­ла XV в. позд­ней­шую Балах­ну. Балах­на была рас­по­ло­же­на все­го лишь в 18,5 км от Город­ца ниже по Вол­ге, но на про­ти­во­по­лож­ном, пра­вом, бере­гу [73]. А волж­ское пра­во­бе­ре­жье ниже Город­ца было засе­ле­но уже к нача­лу XV в. Вла­ди­мир Сер­пу­хов­ский заве­щал сво­е­му сыну Семе­ну «ста­ны на сеи сто­ронѣ Вол­ги, пони­же Город­ца» [69]. Выхо­ды соли на осво­ен­ной тер­ри­то­рии не мог­ли, конеч­но, остать­ся неза­ме­чен­ны­ми. Близ них и появи­лось посе­ле­ние Соль, поз­же назван­ное Балахной.

Итак, лока­ли­за­ция упо­ми­на­е­мых в источ­ни­ках нача­ла XV в. горо­дец­ких воло­стей пока­зы­ва­ет, что к древ­не­му Город­цу отно­си­лись зем­ли по ниж­не­му тече­нию Утки, вклю­чая, види­мо, сам город Унжу, пра­во­му при­то­ку Унжи р. Нее, левым унжин­ским при­то­кам рекам Кур­дю­ге и Вир­га­сов­ке, зем­ли по пра­во­му бере­гу Вол­ги от р. Елпа­ти до Бала­х­ны вклю­чи­тель­но, на запа­де огра­ни­чи­вав­ши­е­ся ско­рее все­го тече­ни­ем Луха, а так­же зем­ли по лево­му бере­гу Вол­ги от унжин­ско­го устья до Город­ца. Воз­мож­но, они про­сти­ра­лись и далее по волж­ско­му лево­бе­ре­жью за р. Узо­лу. Дело в том, что в XVI в. извест­на Заузоль­ская волость, рас­по­ло­жен­ная по лево­му бере­гу Узо­лы [74]. Назва­ние и место­по­ло­же­ние воло­сти пока­зы­ва­ют, что засе­ля­лась она из Город­ца: имен­но для жите­лей Город­ца зем­ли по лево­бе­ре­жью Узо­лы были «за Узо­лой». Одна­ко нет твер­дых фак­тов, поз­во­ля­ю­щих уста­но­вить, осва­и­ва­лись ли при­ле­жа­щие к У золе зем­ли в нача­ле XIV в. или позд­нее. Надеж­ды здесь при­хо­дит­ся воз­ла­гать почти исклю­чи­тель­но на археологию.

Отно­сив­ши­е­ся, по дан­ным XV в., к Город­цу зем­ли состав­ля­ли лишь часть тер­ри­то­рии Горо­дец­ко­го (несколь­ко позд­нее — Ниже­го­род­ско­го) кня­же­ства нача­ла XIV в. Дру­гой частью этой тер­ри­то­рии были зем­ли, при­ле­гав­шие к Ниж­не­му Нов­го­ро­ду. Раз­ме­ры послед­них в нача­ле XIV в. были, по-види­мо­му, невелики.

Судя по актам кон­ца XIV—XV вв., самой запад­ной ниже­го­род­ской воло­стью была Горо­хо­вец­кая. Так, в жало­ван­ной тар­хан­ной и несу­ди­мой гра­мо­те, выдан­ной око­ло 1418—1419 гг. ниже­го­род­ским кня­зем Алек­сан­дром Ива­но­ви­чем суз­даль­ско­му Спа­со-Евфи­мье­ву мона­сты­рю, назва­ны несколь­ко дере­вень «в моей вот­чине, в Ноуго­род­ском кня­же­нии, в Горо­хов­це» [75]. По жало­ван­ной дай­ной гра­мо­те от 22 декаб­ря 1485 г. вели­ко­го кня­зя Ива­на III Спа­со-Евфи­мьев мона­стырь полу­чил к сво­им преж­ним уго­дьям ряд новых «в Нижегородц[к]ом уез­де, в Горо­хов­ской воло­сти» [76]. Нако­нец, соглас­но жало­ван­ной гра­мо­те мит­ро­по­ли­та Симо­на от 15 янва­ря 1496 г., подат­ные льго­ты были предо­став­ле­ны церк­ви Васи­лия Кеса­рий­ско­го в одно­имен­ном мона­сты­ре «на Горо­хов­цѣ в деся­тинѣ Ниж­не­го Иова­гра­да» [77]. При­ве­ден­ный мате­ри­ал пока­зы­ва­ет, что в XV в. как свет­ское, так и цер­ков­ное адми­ни­стра­тив­ные деле­ния отно­си­ли Горо­хо­вец и его волость к Ниж­не­му Нов­го­ро­ду. Харак­тер­но, что и древ­ней­шая (коп­ца XIV — нача­ла XV в.) из сохра­нив­ших­ся гра­мот на горо­хо­вец­кие зем­ли была выда­на ниже­го­род­ским кня­зем Дани­и­лом Бори­со­ви­чем [78]. Все это дает опре­де­лен­ные, хотя и не бес­спор­ные, осно­ва­ния счи­тать, что и в нача­ле XIV в. Горо­хо­вец был ниже­го­род­ским [79].

В XV в. к горо­хо­вец­ким зем­лям отно­си­ли два озе­ра Сала [80] и устье р. Клязь­мы [81]. На кар­тах XVIII—XIX вв. оз. Сало пока­за­но в пой­мен­ном лево­бе­ре­жье Клязь­мы, при­мер­но в 2 км от впа­де­ния в нее Луха [82]. Посколь­ку на Лухе сто­я­ли езы рыбо­ло­вов вла­ди­мир­ской Яро­полч­ской воло­сти [83], ста­но­вит­ся оче­вид­ным, что гра­ни­ца меж­ду Яро­пол­чем и Горо­хов­цом про­хо­ди­ла по Луху. Зем­ли по тече­нию Клязь­мы ниже лухов­ско­го устья вплоть до впа­де­ния Клязь­мы в Оку были гороховецкими.

Как дале­ко про­сти­ра­лись в нача­ле XIV в. эти зем­ли к севе­ру и к югу от ниж­не­го тече­ния Клязь­мы, ска­зать труд­но. Во вся­ком слу­чае, в XV в. клязь­мин­ское лево­бе­ре­жье было осво­е­но не более, чем на 10 км от реки [84]. Веро­ят­но, на несколь­ко боль­шее рас­сто­я­ние было осво­е­но пра­во­бе­ре­жье ниж­ней Клязь­мы. Но в целом насе­лен­ные горо­хо­вец­кие зем­ли в нача­ле XIV в. тяну­лись, ско­рее все­го, узкой лен­той по бере­гам Клязь­мы. К ойку­мене при­ле­га­ли, воз­мож­но, зна­чи­тель­ные пустын­ные про­стран­ства, по кото­рым про­хо­ди­ли гра­ни­цы кня­жеств и воло­стей, т. е. госу­дар­ствен­ная тер­ри­то­рия пре­вы­ша­ла осво­ен­ную. Одна­ко кате­го­рич­но наста­и­вать на этом нель­зя вви­ду отсут­ствия точ­ных данных.

«Лен­точ­ный» вид ниже­го­род­ской тер­ри­то­рии, види­мо, не менял­ся и по мере при­бли­же­ния к Ниж­не­му Нов­го­ро­ду. Даже из све­де­ний, кото­рые могут быть воз­ве­де­ны самое ран­нее к кон­цу XV в., сле­ду­ет, что зем­ли от Оки до оз. Пыр­ско­го (к севе­ру от Оки) и до р. Вор­смы (пра­во­го при­то­ка Оки) были осво­е­ны сла­бо. Здесь рос «хором­ный, крас­ный и чер­ный рамен­ный и дро­вя­ной лес» [85]. Ясно, что в нача­ле XIV в. кон­тро­ли­ру­е­мая из Ниж­не­го Нов­го­ро­да тер­ри­то­рия тяну­лась вдоль Оки. Толь­ко око­ло само­го горо­да эта тер­ри­то­рия, воз­мож­но, несколь­ко рас­ши­ря­лась к югу.

Вниз по Вол­ге ниже­го­род­ские зем­ли в ука­зан­ное вре­мя дости­га­ли, види­мо, пра­во­го при­то­ка Вол­ги р. Сун­до­ви­ти [86], или Сун­до­ви­ка, как она назы­ва­ет­ся теперь. В 1958 г. А.Н. Насо­но­вым был опуб­ли­ко­ван лето­пис­ный текст, где сооб­ща­лось о покуп­ке ниже­го­род­ским гостем Тара­си­ем Пет­ро­вым шести сел у кня­зя Муран­чи­ка [87]. Тара­сий Пет­ров, по сви­де­тель­ству того же источ­ни­ка, жил во вре­ме­на ниже­го­род­ских кня­зей Кон­стан­ти­на Васи­лье­ви­ча и Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча, т. е. меж­ду 1341 и 1383 гг. «И какъ запу­стилъ Новъго­род от татар» [88], Тара­сий съе­хал в Моск­ву. В ука­зан­ный про­ме­жу­ток вре­ме­ни мон­го­ло-тата­рам два­жды уда­ва­лось захва­ты­вать Ниж­ний: 5 авгу­ста 1377 г. и 24 июля 1378 г. [89] Оче­вид­но, после этих напа­де­ний Тара­сий Пет­ров и оста­вил Ниж­ний Нов­го­род. В таком слу­чае его покуп­ки долж­ны дати­ро­вать­ся вре­ме­нем меж­ду нача­лом 40‑х и кон­цом 70‑х годов XIV в., ско­рее все­го — 60—70-ми года­ми XIV в., когда акти­ви­зи­ро­ва­лась восточ­ная поли­ти­ка Ниже­го­род­ско­го кня­же­ства [90]. Тара­сий Пет­ров при­об­рел у кня­зя Муран­чи­ка села Сало­во, Горо­ди­ще, Хре­по­в­ское, Запруд­ное, Халяп­чи­ко­во и Мунарь [91]. Из них три села сохра­ни­лись и в XIX в. Села Сало­во и Горо­ди­ще сто­я­ли на пра­вом бере­гу Сун­до­ви­ка, село Мунарь (Муна­ри) — на р. Мунар­ке, пра­вом при­то­ке Суп­до­ви­ка [92]. Судя по име­ни, преж­ний вла­де­лец этих сел, князь Муран­чик, при­над­ле­жал к мест­ным мор­дов­ским кня­зьям [93]. Если до 60‑х годов XIV в. зем­ля­ми по пра­во­му бере­гу Сун­до­ви­ка вла­дел мор­дов­ский фео­дал, есть вес­кие осно­ва­ния счи­тать, что в нача­ле XIV в. кон­тро­ли­ру­е­мая Ниж­ним Нов­го­ро­дом тер­ри­то­рия не пере­хо­ди­ла за Сун­до­вик. Для того вре­ме­ни эту реку мож­но счи­тать пограничной.

Таким обра­зом, на осно­ва­нии сви­де­тельств вто­рой поло­ви­ны XIV—XV в. ретро­спек­тив­но очер­чи­ва­ют­ся при­мер­ные гра­ни­цы Горо­дец­ко­го (с 1311 г. — Ниже­го­род­ско­го) кня­же­ства нача­ла XIV в. Тер­ри­то­рия кня­же­ства вклю­ча­ла в себя зем­ли по обо­им бере­гам ниж­не­го тече­ния Унжи вме­сте с г. Унжой, зем­ли по пра­во­му при­то­ку Унжи р. Нее, левым унжин­ским при­то­кам рекам Кур­дю­ге и Вир­га­сов­ке, пра­во­бе­реж­ные и лево­бе­реж­ные волж­ские зем­ли при­мер­но от устья Елна­ти до устья Сун­до­ви­ка, ниж­ние тече­ния рек Клязь­мы и Оки. На запа­де зем­ли кня­же­ства дохо­ди­ли, веро­ят­но, до Луха.

После смер­ти в 1320 г. кня­зя Бори­са Дани­ло­ви­ча Ниже­го­род­ское кня­же­ство было при­со­еди­не­но к вели­ко­му кня­же­ству Вла­ди­мир­ско­му. Так про­дол­жа­лось до 1328 г., когда ниже­го­род­ские зем­ли в каче­стве состав­ной части вла­ди­мир­ских были отда­ны ханом Узбе­ком ниче­го не зна­чив­ше­му в поли­ти­че­ском отно­ше­нии суз­даль­ско­му кня­зю Алек­сан­дру Васи­лье­ви­чу [94]. Под вла­стью пред­ста­ви­те­ля суз­даль­ско­го дома впер­вые ока­за­лись и Суз­даль, и Ниж­ний Нов­го­род с Город­цом. Одна­ко 1328 г. нель­зя при­зна­вать «момен­том обра­зо­ва­ния тер­ри­то­рии Ниже­го­род­ско­го кня­же­ства», как в свое вре­мя счи­тал А.Е. Прес­ня­ков [95]. А.Н. Насо­нов пра­виль­но отме­тил, что в 1328 г. ниже­го­род­ская тер­ри­то­рия не была выде­ле­на из соста­ва вла­ди­мир­ской [96]. Ниж­ний Нов­го­род и Горо­дец были полу­че­ны Алек­сан­дром Суз­даль­ским вме­сте с Вла­ди­ми­ром и Пере­я­с­лав­лем. После смер­ти Алек­сандра в 1331 г. эти при­дан­ные к Суз­да­лю цен­тры были изъ­яты из вла­де­ний суз­даль­ских кня­зей и отда­ны ханом Узбе­ком Ива­ну Кали­те [97]. Вос­со­еди­нив, таким обра­зом, в сво­их руках всю тер­ри­то­рию Вла­ди­мир­ско­го вели­ко­го кня­же­ства, Иван Кали­та управ­лял ею с помо­щью намест­ни­ков. Ими мог­ли быть и его сыно­вья. Так, дума­ет­ся, сле­ду­ет интер­пре­ти­ро­вать лето­пис­ное ука­за­ние под 1340 г. о пре­бы­ва­нии в Ниж­нем Нов­го­ро­де стар­ше­го сына Ива­на Кали­ты Симео­на Гор­до­го, веро­ят­но вви­ду каких-то мест­ных собы­тий даже не попав­ше­го на похо­ро­ны отца [98]. Факт пре­бы­ва­ния в Ниж­нем Симео­на Ива­но­ви­ча нель­зя ни при­зна­вать слу­чай­ным, как это пытал­ся делать А.Е. Прес­ня­ков [99], ни видеть в нем сви­де­тель­ство кня­же­ния Симео­на в Ниж­нем Нов­го­ро­де, к чему в свое вре­мя скло­ня­лись П.И. Мель­ни­ков и Н.И. Храм­цов­ский [100]. Прав А.Н. Насо­нов, пола­гая, что ниже­го­род­ские зем­ли (в соста­ве вла­ди­мир­ских) до смер­ти Ива­на Кали­ты нахо­ди­лись под его вла­стью [101]. Да и сохра­нив­ши­е­ся изве­стия о Симеоне за 30‑е годы XIV в. рису­ют его не само­сто­я­тель­ным ниже­го­род­ским кня­зем, а вер­ным помощ­ни­ком отца, его пре­ем­ни­ком на мос­ков­ском и, при бла­го­при­ят­ных усло­ви­ях, вла­ди­мир­ском сто­лах [102].

Ниже­го­род­ское вели­кое кня­же­ство было сфор­ми­ро­ва­но после смер­ти Ива­на Кали­ты и в резуль­та­те пря­мо­го воз­дей­ствия Орды [103]. Ярлык на Ниж­ний Нов­го­род полу­чил в 1341 г. суз­даль­ский князь Кон­стан­тин Васи­лье­вич [104]. Так в Севе­ро-Восточ­ной Руси воз­ник­ло новое госу­дар­ствен­ное обра­зо­ва­ние с обшир­ной тер­ри­то­ри­ей, сло­жив­шей­ся из земель быв­ше­го Суз­даль­ско­го и быв­ше­го Ниже­го­род­ско­го (ранее — Горо­дец­ко­го) кня­жеств. Сто­ли­цей чет­вер­то­го по сче­ту севе­ро-восточ­но­го рус­ско­го вели­ко­го кня­же­ства стал Ниж­ний Нов­го­род [105].

Дмит­рий, по про­зви­щу Ноготь, упо­ми­на­ет­ся в лето­пи­си с опре­де­ле­ни­ем «Суж­даль­скыи» [106]. Отсю­да мож­но заклю­чить, что Ноготь так­же имел вла­де­ния в Суз­да­ле. Ска­зан­ное под­твер­жда­ет­ся ана­ли­зом извест­ной «дан­ной» чер­ни­цы Мари­ны. В насто­я­щее вре­мя мож­но счи­тать уста­нов­лен­ным, что доку­мент этот дол­жен дати­ро­вать­ся не XIII в., как счи­та­лось ранее, а 1453 г. [107]. Спе­ци­аль­ный раз­бор «дан­ной» под­твер­жда­ет выска­зан­ную еще А.В. Экзем­пляр­ским догад­ку, что упо­ми­на­е­мый в гра­мо­те князь Дмит­рий Кон­стан­ти­но­вич — это Дмит­рий Ноготь [108]. Соглас­но тек­сту «дан­ной», Дмит­рию при­над­ле­жа­ли села Минин­ское, Рома­нов­ское и «при­куп­ной» луг Любо­ща «под­ле реки Нер­ли», у «Василь­ков­ско­го мочи­ща» [109]. Село Минин­ское, в XVI в. пре­вра­тив­ше­е­ся в пустошь, нахо­ди­лось в двух вер­стах к югу от Суз­да­ля, вле­во от доро­ги Суз­даль — Вла­ди­мир [110]. Село Рома­нов­ское по назва­нию отож­деств­ля­ет­ся с позд­ней­шим с. Рома­но­вом, сто­яв­шим на Ирме­се в шести вер­стах к севе­ру от Суз­да­ля [111]. Луг Любо­ща был рас­по­ло­жен по пра­во­му бере­гу Нер­ли Клязь­мин­ской, ниже с. Василь­ко­ва, близ суз­даль­ско-вла­ди­мир­ско­го рубе­жа [112]. Таким обра­зом, ука­зан­ные в «дан­ной» чер­ни­цы Мари­ны села кня­зя Дмит­рия Ног­тя кон­цен­три­ро­ва­лись вокруг Суз­да­ля. Лишь «при­куп­ной» луг Любо­ща был уда­лен от Суз­да­ля при­мер­но на 16 км.

Дру­гие вла­де­ния млад­ше­го Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча опре­де­ля­ют­ся, прав­да отча­сти, но отчи­нам его потом­ков. Села, дерев­ни, раз­лич­ные уго­дья, при­над­ле­жав­шие кня­зьям Ног­те­вым, упо­ми­на­ют­ся в неко­то­рых гра­мо­тах XV—XVI вв. Так, кня­зю Андрею Андре­еви­чу в 40‑е годы XV в. при­над­ле­жа­ло с. Коров­ни­че­ское «по ста­ринѣ и съ судомъ». Село явля­лось «вонт­чи­ной» вла­дель­ца [113]. И.А. Голуб­цов, опуб­ли­ко­вав­ший доку­мент, вна­ча­ле отож­де­ствил кня­зя Андрея Андре­еви­ча с пра­пра­пра­пра­вну­ком или с пра­пра­пра­вну­ком кня­зя Дмит­рия Ног­тя Андре­ем, сыном кня­зя Андрея Васи­лье­ви­ча Ног­те­ва [114]. Одна­ко затем иссле­до­ва­тель внес поправ­ку, ука­зав, что этот Андрей Андре­евич был отцом Васи­лия Ног­тя, т. е. пра­вну­ком кня­зя Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча Млад­ше­го [115]. Послед­нее мне­ние И.А. Голуб­цо­ва абсо­лют­но вер­но. Пра­внук Дмит­рия Ног­тя князь Андрей Андре­евич вне­сен в один из древ­ней­ших по соста­ву родо­слов­цев, сохра­нив­ший­ся в спис­ке 40‑х годов XVI в. и обна­ру­жен­ный несколь­ко лет назад авто­ром этих строк [116]. Быв­шая вот­чи­на кня­зя Андрея Андре­еви­ча с. Коров­ни­че­ское сохра­ни­лось и в XIX в. Оно было рас­по­ло­же­но на севе­ро-запад­ной окра­ине Суз­да­ля [117].

Жало­ван­ная гра­мо­та Ива­на III вла­стям суз­даль­ско­го Спа­со-Евфи­мье­ва мона­сты­ря от 17 октяб­ря 1472 г. назы­ва­ет при­над­ле­жав­шие кня­зю Андрею Андре­еви­чу Ног­те­ву «в Суз­да­ле... зем­ли Мед­ве­жей Угол и с пустош­ми на реце на Уво­те» [118]. Речь идет о том же лице, кото­рое вла­де­ло и с. Коров­ни­че­ским. Мед­ве­жий Угол так­же был селом [119]. И.А. Голуб­цов, издав­ший самые ран­ние доку­мен­ты, в кото­рых речь идет о с. Мед­ве­жий Угол, пред­по­ло­жи­тель­но отож­де­ствил это село с суще­ство­вав­шей в XIX в. д. Мед­ве­жье Ков­ров­ско­го уез­да [120]. Отож­деств­ле­ние ока­зы­ва­ет­ся невер­ным. Точ­но лока­ли­зо­вать с. Мед­ве­жий Угол поз­во­ля­ют дан­ные пере­пис­ной кни­ги 1678 г. Суз­даль­ско­го уез­да. Там упо­ми­на­ют­ся с. Мед­ве­жий Угол и в нем цер­ковь Воз­не­се­ния [121]. А в Спис­ке насе­лен­ных мест Вла­ди­мир­ской губер­нии зна­чит­ся казен­ное (обыч­но быв­шее мона­стыр­ское) село «Воз­не­се­ние, что в Мед­ве­жьем Углу» [122]. Ста­но­вит­ся оче­вид­ным, что Воз­не­се­ние — вто­рое назва­ние с. Мед­ве­жий Угол, полу­чен­ное им по мест­ной церк­ви. Сто­я­ло это село на пра­вом бере­гу Уво­ди, в ее ниж­нем тече­нии [123].

К той же реке под­хо­ди­ли и дру­гие вла­де­ния кня­зей Ног­те­вых. Сохра­ни­лась состав­лен­ная око­ло 1500—1515 гг. раз­дель­ная гра­мо­та вну­ков кня­зя А.А. Ног­те­ва кня­зей Семе­на, Ива­на и Андрея Васи­лье­ви­чей Ног­те­вых на вот­чи­ну их отца — Лям­цын­ский Угол. В гра­мо­те ука­за­ны гра­ни­цы земель млад­ше­го из бра­тьев — Андрея. Они состо­я­ли из трех отдель­ных участ­ков. В каче­стве ори­ен­ти­ров назва­ны реки Ухтах­ма с Поче­вин­ским езом, Сага­лен­ка, Вязь­ма, Юрьев­ка, Шереш, Чер­ная, Уводь, близ кото­рой был «ост­ров» Син­горь; боло­та Сага­лин­ское, Боло­гов­ское, Юрьев­ское, Козин­ское, Бере­зо­во, плав Раз­ве­ев­ский; заводь Дол­гая, Ине­уль­ское устье, овраг Кор­дов­ский, луг Мал­ков; дерев­ни и сели­ща Мас­лов­ская, Ста­рое и Новое Лям­цы­но, Селыш­ки, Боло­го­во, Зме­ин­ское, Яков­ля (Яко­вль­ское), Стро­и­ко­во, Селыш­ко Круг­лое, Щит­ни­ко­во (Щит­ни­че), Буш­ма­но­во, Шереш, Бор­що­во­во, Малое Голуб­цо­во [124]. И.А. Голуб­цов счи­тал, что Лям­цын­ский Угол полу­чил свое назва­ние от д. Лям­цы­но, в XIX в. чис­лив­шей­ся в Нере­хот­ском уез­де Костром­ской губер­нии [125]. Вла­де­ния же кня­зя А.В. Ног­те­ва он лока­ли­зо­вал зна­чи­тель­ное южнее это­го Лям­цы­на, в ниж­нем тече­нии рек Уво­ди и Вязь­мы [126]. Дей­стви­тель­но, основ­ной мас­сив вла­де­ний кня­зя А.В. Ног­те­ва про­сти­рал­ся от сто­яв­шей на пра­вом бере­гу Ухто­мы (Ухтах­мы), в ее ниж­нем тече­нии, д. Мас­лов­ской до рас­по­ло­жен­ной на левом бере­гу р. Вязь­мы д. Боло­го­во, далее вниз по Вязь­ме, от нее обрат­но на восток к Козин­ско­му боло­ту, далее к дерев­ням Яко­в­ле (Яко­вль­ско­му), Щит­ни­ко­ву (Щит­ни­чу) и к р. Ухто­ме (Ухтах­ме), где был «забит» ез кре­стьян д. Поче­ви­ной [127]. Вто­рой уча­сток вла­де­ний кня­зя Андрея Васи­лье­ви­ча был рас­по­ло­жен ниже пер­во­го по р. Вязь­ме и не на левом, а на пра­вом бере­гу этой реки. В раз­дель­ной гра­мо­те упо­ми­на­ют­ся д. Буш­ма­но­во и р. Шереш [128]. На кар­те 1812 г. пока­за­ны сто­яв­шая на пра­вом бере­гу Вязь­мы д. Буш­ма­ко­во и к югу от нее пра­вый при­ток Вязь­мы р. Аве­реш [129]. Несмот­ря на неко­то­рую раз­ни­цу в назва­ни­ях (воз­мож­но, что на кар­те про­сто опис­ки в наиме­но­ва­ни­ях), ста­но­вит­ся оче­вид­ным, что речь в гра­мо­те нача­ла XVI в. идет о вла­де­нии, рас­по­ло­жен­ном в рай­оне зафик­си­ро­ван­ных источ­ни­ком XIX в. д. Буш­ма­ко­во и р. Аве­ре­ша. Нако­нец, тре­тий уча­сток кня­зя А.В. Ног­те­ва — «ост­ров на рѣкѣ на Уво­ти Син­горь» [124] — И.А. Голуб­цов совер­шен­но пра­виль­но поме­стил на р. Син­го­ри, впа­да­ю­щей сле­ва в р. Уводь, в 12—13 км от устья послед­ней [130]. Таким обра­зом, вла­де­ния кня­зя А.В. Ног­те­ва были рас­по­ло­же­ны по ниж­не­му тече­нию рек Уво­ди, Вязь­мы и Ухто­мы (Ухтах­мы). Посколь­ку они состав­ля­ли лишь часть отчи­ны его отца, мож­но думать, что в свое вре­мя князь Васи­лий Ног­тев вла­дел зем­ля­ми и по сред­не­му тече­нию назван­ных рек. Одна­ко сомни­тель­но, что­бы вот­чи­ны Ног­те­вых вклю­ча­ли в себя пере­хот­ское Лям­цы­но, как пола­гал И.А. Голуб­цов. Ста­рое и Новое Лям­цы­но упо­ми­на­ют­ся в раз­дель­ной гра­мо­те 1500—1515 гг. при фик­са­ции гра­ни­цы части кня­зя А.В. Ног­те­ва от д. Мас­лов­ской до д. Боло­го­во [131]. Оче­вид­но, назва­ния этих Лям­цы­ных, теперь уже не сохра­нив­ших­ся, сле­ду­ет свя­зы­вать с наиме­но­ва­ни­ем всей мест­но­сти — вла­де­ния бра­тьев Ног­те­вых — Лям­цын­ским Углом, а не пере­хот­ско­го Лямцына.

Итак, рас­смот­ре­ние актов XV—XVI вв. убеж­да­ет в точ­но­сти лето­пис­но­го опре­де­ле­ния кня­зя Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча Ног­тя как кня­зя имен­но суз­даль­ско­го. Дан­ные акто­во­го мате­ри­а­ла поз­во­ля­ют гово­рить о том, что удел само­го млад­ше­го из сыно­вей Кон­стан­ти­на Васи­лье­ви­ча Ниже­го­род­ско­го состо­ял как мини­мум из отдель­ных сел и уго­дий в суз­даль­ской горо­до­вой окру­ге и обшир­ных про­странств по сред­не­му и ниж­не­му тече­нию рек Уво­ди, Вязь­мы и Ухтомы.

Выяс­нив гео­гра­фию вла­де­ний трех из четы­рех Кон­стан­ти­но­ви­чей, срав­ни­тель­но лег­ко опре­де­лить и отчи­ну их бра­та Бори­са. Сле­дуя мето­ду исклю­че­ния, мож­но прид­ти к выво­ду, что Бори­су дол­жен был при­над­ле­жать Горо­дец с воло­стя­ми. Такую мысль унте выска­зы­вал А.В. Экзем­пляр­ский, а вслед за ним А.Е. Прес­ня­ков [132]. Одна­ко весо­мых дово­дов в поль­зу это­го заклю­че­ния ни у того, пи у дру­го­го иссле­до­ва­те­ля не было. Меж­ду тем, даже если не при­бе­гать к при­е­му исклю­че­ния, в рас­по­ря­же­нии исто­ри­ков есть один забы­тый источ­ник, дан­ные кото­ро­го под­твер­жда­ют пред­по­ло­же­ние А.В. Экзем­пляр­ско­го и А.Е. Прес­ня­ко­ва. Речь идет о Поучи­тель­ном Посла­нии мит­ро­по­ли­та Алек­сея цер­ков­ни­кам и при­хо­жа­нам «все­го предѣ­ла Нов­го­ро­дь­ско­го и Горо­де­ць­ско­го», состав­лен­ном, как спра­вед­ли­во пола­гал его изда­тель К.И. Кевостру­ев, в момент захва­та Бори­сом вели­ко­кня­же­ско­го сто­ла в Ниж­нем Нов­го­ро­де [133]. Посколь­ку Посла­ние адре­со­ва­но не толь­ко ниже­го­род­цам, власть над кото­ры­ми узур­пи­ро­вал Борис, но и город­ча­нам, ста­но­вит­ся оче­вид­ным, что до сво­е­го пере­хо­да в Ниж­ний Нов­го­род в 1363 г. Борис вла­дел Город­цом. (См. рис. 7).

Нумізматика

Родовід

  1. Рюрик, князь Новгородский
  2. Игорь Рюри­ко­вич, вели­кий князь Киев­ский +945
  3. Свя­то­слав I Иго­ре­вич, вели­кий Киев­ский 942–972
  4. Вла­ди­мир I, вели­кий князь Киев­ский +1015
  5. Яро­слав I Муд­рый, вели­кий князь Киев­ский 978‑1054
  6. Все­во­лод I, вели­кий князь Киев­ский 1030–1093
  7. Вла­ди­мир II Моно­мах, князь Киев­ский 1053–1125
  8. Юрий Дол­го­ру­кий, кн. Вла­ди­мир­ский 1090–1157
  9. Все­во­лод III Боль­шое Гнез­до 1154–1212
  10. Яро­слав II (Фёдор) Все­во­ло­до­вич, князь Пере­я­с­лав­ский 1190–1246
Суз­дальсь­кі і Ниже­го­родсь­кі князі. Схе­ма Келем­бе­та С.
XI генерація от Рюрика

1. КН. АНДРЕЙ ЯРО­СЛА­ВИЧ († 1264)

вто­рой князь Суз­даль­ский, с 1248 г. вели­кий князь Владимирский
Князь нов­го­родсь­кий (1240–1241 рр.), суз­дальсь­кий (1246–1252, 1256–1264 рр.), вел. кн. воло­ди­мирсь­кий (1249–1252 рр.).

Ж., 1251, одру­жи­вся з доч­кою гали­ць­ко-волинсь­ко­го кня­зя Дани­ла Романовича.

XII генерація от Рюрика

2/1. КН. ЮРИЙ АНДРЕ­ЕВИЧ († 8.03.1279)

Помер 8.03.1279 р. (115, с.43). Князь нов­го­родсь­кий (1267–1269 рр.), суз­дальсь­кий [?] (?- 1279 рр.).
стар­ший сын Андрея Яро­сла­ви­ча (5), тре­тий князь на суз­даль­ском сто­ле, кото­рый он полу­чил в 1264 г., после смер­ти отца. Наслед­ствен­ный удел достал­ся ему зна­чи­тель­но уре­зан­ным, ибо часть его, в цен­тре кото­рой был Горо­дец-Волж­ский, по заве­ща­нию Андрея Яро­сла­ви­ча пере­шла к пле­мян­ни­ку послед­не­го, сыну Алек­сандра Нев­ско­го, Андрею Алек­сан­дро­ви­чу. Вла­дея Суз­да­лем, Ю. А. тем не менее всю почти жизнь про­вел в Вели­ком Нов­го­ро­де, в кото­ром он кня­жил, одна­ко, не как при­зван­ный насе­ле­ни­ем князь, а как намест­ник вел. кн. Твер­ско­го Яро­сла­ва Яро­сла­ви­ча. Дата рож­де­ния Ю. А. неиз­вест­на, на исто­ри­че­скую сце­ну же он, по лето­пис­ным дан­ным, высту­пил в 1267 г., когда нов­го­род­цы «сду­ма­ша с кня­зем сво­им Юрьем, хоте­ша идти на Лит­ву». В челе с Ю. А. вой­ско Вели­ко­го Нов­го­ро­да и дви­ну­лось к гра­ни­цам Лит­вы, подо­шло уже к Дуб­ров­ке, — неболь­шой погост в нынеш­нем Пор­хов­ском уез­де, — но там про­изо­шла рас­пря из-за даль­ней­ше­го пути: одни жела­ли остать­ся вер­ны­ми при­ня­то­му наме­ре­нию, т. е. вторг­нуть­ся в Лит­ву, дру­гие сове­то­ва­ли дви­нуть­ся на Полоцк, а тре­тьи, сре­ди кото­рых был, кажет­ся, и Ю. А., наста­и­ва­ли на похо­де за Нарву, про­тив ливон­ских рыца­рей. Послед­нее тече­ние взя­ло верх, и вой­ско пошло к под­власт­но­му дат­ча­нам Рако­во­ру (Везен­бер­гу), кото­ро­го, одна­ко, взять не смог­ло и огра­ни­чи­лось опу­сто­ше­ни­ем при­ле­га­ю­ще­го края, — «мно­го зем­ля их потра­ти­ша», по выра­же­нию лето­пи­си. В сле­ду­ю­щем году нов­го­род­цы, с целью загла­дить пред­ше­ству­ю­щую неуда­чу, сно­ва дви­ну­лись к Рако­во­ру. На этот раз в похо­де, кро­ме Ю. А., при­ня­ли уча­стие, по прось­бе нов­го­род­цев, и дру­гие рус­ские кня­зья, в том чис­ле Дмит­рий Алек­сан­дро­вич пере­я­с­лав­ский, Свя­то­слав и Миха­ил Яро­сла­ви­чи, Кон­стан­тин Рости­сла­вич смо­лен­ский, псков­ский князь Дов­монт. На p. Кего­ли про­изо­шло боль­шое кро­во­про­ли­тие, «страш­ное побо­и­ще, яко не вида­ли ни отцы, ни деды», извест­ное под име­нем Рако­вор­ской бит­вы, в кото­рой нов­го­род­цы одер­жа­ли реши­тель­ную побе­ду. О роли Ю. А. в этой бит­ве сохра­нил­ся не совсем лест­ный для его памя­ти отзыв лето­пис­ца: «Юрий вда пле­чи», т. е. пока­зал непри­я­те­лю тыл; к тому же и на побу­ди­тель­ные при­чи­ны бег­ства лето­пись, хотя и не кате­го­ри­че­ски, набра­сы­ва­ет подо­зре­ние сло­ва­ми; «или пере­вет был в нем, то Бог весть», а это, по тол­ко­ва­нию новей­ших исто­ри­ков, озна­ча­ет, что мол­ва подо­зре­ва­ла его в сно­ше­ни­ях с вра­гом. Как бы то ни было, в сле­ду­ю­щем 1269 г. Ю. А. загла­дил свою вину. Дви­жи­мые чув­ством мести, ливон­цы во вто­рой поло­вине мая это­го года под­сту­пи­ли к Пско­ву и обло­жи­ли его со всех сто­рон. Тогда Ю. А. с нов­го­род­ским вой­ском пошел на выруч­ку оса­жден­ным и при­ну­дил «божьих дво­рян», т. е. рыца­рей, сна­ча­ла к бег­ству, а затем к весь­ма невы­год­но­му для них миру, заклю­чен­но­му «на всей воле нов­го­род­ской». В послед­ний раз Ю. А. упо­ми­на­ет­ся в свя­зи со ссо­рой меж­ду Яро­сла­вом Яро­сла­ви­чем и нов­го­род­ца­ми; понят­но, что Ю. А. при­нял сто­ро­ну пер­во­го, оста­вил Нов­го­род и засел в Торж­ке, где задер­жи­вал еду­щих в Нов­го­род куп­цов и иду­щие туда суда и това­ры. Скон­чал­ся Ю. А. 8 мар­та 1279 г. и погре­бен в Суз­да­ле, в хра­ме Бого­ма­те­ри. Неиз­вест­но, был ли он женат, но потом­ства во вся­ком слу­чае не оставил.

Полн. Собр. Русск. Летоп., т. III, стр. 59—61; т. IV, стр. 40, 43; т. V, стр. 19.

3/1. КН. МИХА­ИЛ АНДРЕ­ЕВИЧ († піс­ля 1305)

Князь суз­дальсь­кий (1279 ? — піс­ля 1305 рр.).
вто­рой сын Андрея Яро­сла­ви­ча, чет­вер­тый князь в Суз­да­ле, кото­рый полу­чил после смер­ти сво­е­го стар­ше­го бра­та Юрия в 1279 г., а до это­го года вла­дел Город­цем-Волж­ским. «Того же лета (6787–1279) пре­ста­ви­ся князь вели­ки Юрьи Андре­евичь Суз­даль­ский, внукъ Яро­славль, пра­внук Все­во­ложъ, пра­пра­внук Юрья Дол­го­ру­ка­го… И по немъ сяде братъ его на вели­комъ кня­же­нии въ Суз­да­ле князь Миха­и­ло Андре­евичь». [ПСРЛ, М., 1965. Т. X, С.156.] Подоб­но бра­ту, M. A. дол­гое вре­мя управ­лял одним Суз­да­лем с его воло­стьми, в Ниж­нем-Нов­го­ро­де же сидел сын Алек­сандра Нев­ско­го, Андрей Алек­сан­дро­вич. Толь­ко в 1304 г., после кон­чи­ны это­го кня­зя, к М. А. пере­шел и Ниж­ний-Нов­го­род, для утвер­жде­ния кото­ро­го за собою он в 1305 г. ездил в орду. Там при раз­де­ле вели­ко­кня­же­ских Вла­ди­мир­ских земель Ордын­ским царем Тах­той, вели­ко­кня­же­ский стол во Вла­ди­ми­ре был отдан «по-ста­рей­шин­ству» Твер­ско­му кня­зю Миха­и­лу Яро­сла­во­ви­чу, вну­ку вели­ко­го кня­зя Вла­ди­мир­ско­го Яро­сла­ва Все­во­ло­до­ви­ча. А Ниж­ний Нов­го­род, веро­ят­нее все­го и Горо­дец, Ордын­ский царь отдал дру­го­му вну­ку вели­ко­го кня­зя Яро­сла­ва Все­во­ло­до­ви­ча, Миха­и­лу Андре­еви­чу Суздальскому,7 кото­рые после его смер­ти пере­шли к его сыну, кня­зю Васи­лию Михай­ло­ви­чу Суз­даль­ско­му. Миха­ил Андре­евич укре­пил свое поло­же­ние сре­ди рус­ских кня­зей, женив­шись в том же 1305 году (в 1306 году по изве­стию в лето­пи­си Авра­ам­ки) на Ордын­ке: «Того же лета (6814–1306) оже­ни­ся князь Михай­ло Анъ­д­ре­евичь во орде…». ПСРЛ, М., 2000. Т. XVI. С.58. Добив­шись в орде сво­ей цели, M. A. про­ехал пря­мо в утвер­жден­ный за ним город и там пер­вым делом «изби веч­ни­ки» — каз­нил и нака­зал мно­гих жите­лей за то, что они поби­ли бояр умер­ше­го кн. Андрея Алек­сан­дро­ви­ча, при­том такое реше­ние при­ня­ли на вече, «чернь же — по мне­нию Карам­зи­на — не име­ла вла­сти судеб­ной, исклю­чи­тель­но­го пра­ва кня­же­ско­го». Супро­тив­ни­ки цієї вер­сії поси­ла­ють­ся на відо­му гра­мо­ту царя Васи­ля Шуйсь­ко­го, де суз­дальсь­кі князі виво­дять­ся від Андрія Олек­сан­дро­ви­ча. Цю дум­ку під­т­ри­мав В.Кучкін, вва­жа­ю­чи Михай­ла горо­де­ць­ким кня­зем. На нашу дум­ку, пра­виль­ність вер­сії А.Екземплярського та Г.Абрамовича під­твер­джу­ють родо­во­ди, які скла­дені рані­ше за гра­мо­ту Васи­ля Шуйсь­ко­го, покли­ка­ну дове­сти, що суз­дальсь­ка гіл­ка стар­ша за мос­ковсь­ку. Нико­нов­ская летоп. дает ему сына Васи­лия. Кон­чи­ну его на осно­ва­нии хро­но­ло­ги­че­ских сооб­ра­же­ний сле­ду­ет отне­сти к 1306 или 1307 г.

4/1. КН. ВАСИ­ЛИЙ АНДРЕ­ЕВИЧ († 1309)

Князь суз­дальсь­кий (піс­ля 1305–1309 рр.), тре­тий сын Андрея Яро­сла­ви­ча, кото­рым вла­дел три или четы­ре года, так как уна­сле­до­вал его не ранее 1306—1307 г., когда умер брат Β. Α., Миха­ил, а в 1309 г. скон­чал­ся и сам Β. Α.; он и упо­ми­на­ет­ся толь­ко по пово­ду сво­ей кон­чи­ны, имен­но в Нико­нов­ской лето­пи­си, кото­рая изве­стия о нем явно пере­пу­ты­ва­ет, счи­тая его пря­мым потом­ком не Андрея Яро­сла­ви­ча, а его бра­та — Алек­сандра Нев­ско­го. Згід­но Никонівсь­ко­го зве­ден­ня був сином Михай­ла Андрій­о­ви­ча. Ми прий­має­мо вер­сію А.Екземплярського, згід­но якої Василь був бра­том Михай­ла. Ця вер­сія доз­во­ляє пого­ди­ти вік кня­зя Михай­ла та його спад­коєм­ців. От бра­ка с неиз­вест­ной имел двух сыно­вей — Алек­сандра и Кон­стан­ти­на. Помер 1309 р.

У кня­зя Андрея дей­стви­тель­но был сын по име­ни Васи­лий, что уста­нав­ли­ва­ет­ся по поми­наль­ным спис­кам в синодиках.

XIІ генерація от Рюрика

5/3. КН. ВАСИ­ЛИЙ МИХАЙ­ЛО­ВИЧ СУЗДАЛЬСЬКИЙ

Изве­стие о Васи­лии Михай­ло­ви­че Суз­даль­ском есть толь­ко в Нико­нов­ской лето­пи­си в свя­зи с его смер­тью в 1309 году. «Того же лета (6817–1309) пре­ста­ви­ся князь Васи­лей Михай­ло­вич Суз­даль­ский» [134]. Посколь­ку далее в лето­пи­сях упо­ми­на­ют­ся кня­зья Суз­даль­ские «Васи­лье­ви­чи» – сна­ча­ла Алек­сандр Васи­лье­вич в 1327, 1329 и 1332 году (год его смер­ти), затем Кон­стан­тин Васи­лье­вич в 1339, 1340, 1341, 1343, 1350, 1352, 1353 и 1355 году (год его смер­ти), то мож­но с уве­рен­но­стью ска­зать, что Васи­лий Михай­ло­вич был сыном кня­зя Миха­и­ла Андре­еви­ча, а Алек­сандр и Кон­стан­тин — сыно­вья Васи­лия Михай­ло­ви­ча. И ника­кой «зага­доч­но­сти» в кня­зе Васи­лии Михай­ло­ви­че Суз­даль­ском нет, как пишут неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли [135].

6/?. КН. ИВАН [МИХАЙ­ЛО­ВИЧ]

В 1309 скон­чал­ся суз­даль­ский кн. Ва­си­лий Ми­хай­ло­вич. Ему на­сле­до­вал кн. Иван (ве­ро­ят­но, брат; из­вес­тен по си­но­ди­ку Ус­пен­ско­го со­бо­ра Мо­с­ков­ско­го Крем­ля). По-ви­­ди­­мо­­му, имен­но Иван (Ми­хай­ло­вич?) воз­глав­лял коа­ли­цию кня­зей С. к., пе­ре­шед­ших в 1317 во вре­мя борь­бы за Вла­ди­мир­ское вел. кня­же­ние на сто­ро­ну моск. кн. Юрия Да­ни­ло­ви­ча и уча­ст­во­вав­ших в ра­зо­ре­нии вла­де­ний вел. кн. вла­ди­мир­ско­го и твер­ско­го кн. Ми­хаи­ла Яро­сла­ви­ча. До 1327 пре­ем­ни­ка­ми кн. Ива­на (Ми­хай­ло­ви­ча?) ста­ли кня­зья Алек­сандр Ва­силь­е­вич и Кон­стан­тин Ва­силь­е­вич – сы­но­вья кн. Ва­си­лия Ан­д­рее­ви­ча (млад­ше­го из сы­но­вей кн. Ан­д­рея Яро­сла­ви­ча; на это чёт­ко ука­зы­ва­ют из­вес­тия др.-рус. си­но­ди­ков и родословцев).

7/4. КН. АЛЕК­САНДР ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ (ум. 1331/1332)

стар­ший сын Суз­даль­ско­го кня­зя Васи­лий Андре­еви­ча (по дру­гим дан­ным Васи­лия Михай­ло­ви­ча), князь Суз­даль­ский (1309—1331), вели­кий князь Вла­ди­мир­ский (1328—1331 года). [136]

Впер­вые упо­ми­на­ет­ся В. А. толь­ко в 1327 г.. Под­дер­жи­вал Твер­ско­го кня­зя Миха­и­ла Яро­сла­ви­ча в его борь­бе с кня­зем Мос­ков­ским Юри­ем Дани­ло­ви­чем. Затем стал союз­ни­ком Ива­на Дани­ло­ви­ча Кали­ты. Участ­во­вал в орга­ни­зо­ван­ном послед­ним кара­тель­ном похо­де на Тверь, где вспых­ну­ло анти­та­тар­ское вос­ста­ние (1327). В резуль­та­те имен­но Алек­сан­дру Васи­лье­ви­чу, оче­вид­но спе­ци­аль­но как сла­бо­му кня­зю, Узбек-хан выдал ярлык на Вла­ди­мир и «Повол­жье» (веро­ят­но, Ниж­ний Нов­го­род и Горо­дец), а за Ива­ном Кали­той оста­вил вто­рую поло­ви­ну вели­ко­го кня­же­ния — Костро­му и Вели­кий Нов­го­род. Одна­ко к уси­ле­нию маловли­я­тель­но­го Суз­даль­ско­го кня­же­ства этот шаг не при­вёл (в отли­чие от ана­ло­гич­ной ситу­а­ции деся­ти­ле­ти­ем поз­же), но «фун­да­мент при­тя­за­ний на вели­ко­кня­же­ский титул ниже­го­род­ско-суз­даль­ских кня­зей» был зало­жен. Реаль­ная роль в обще­рус­ских делах оста­лась за Ива­ном Кали­той. Мос­ков­ские лето­пи­си об Алек­сан­дре даже не упо­ми­на­ют, а нов­го­род­ские (основ­ной источ­ник све­де­ний) не назы­ва­ют вели­ким. Алек­сандр Васи­лье­вич при­нял уча­стие в вокня­же­нии Ива­на в Нов­го­ро­де и в похо­де на Псков, про­тив укрыв­ше­го­ся там твер­ско­го кня­зя Алек­сандра Михай­ло­ви­ча (1329). Пере­вёз из Вла­ди­ми­ра в Суз­даль вече­вой коло­кол Успен­ско­го собо­ра. На новом месте коло­кол не стал зво­нить, что было вос­при­ня­то как недоб­рое зна­ме­ние, и коло­кол был воз­вра­щен обрат­но. После смер­ти Суз­даль уна­сле­до­вал его млад­ший брат Кон­стан­тин Васи­лье­вич, а Ниж­ний Нов­го­род и Горо­дец в каче­стве части вла­ди­мир­ско­го вели­ко­го кня­же­ния пере­шли к Ива­ну Калите.

8/4. КН. КОН­СТАН­ТИН ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ (*1295/1303, † 21.11.1355)

князь Суз­даль­ский (1332—1341), князь Ниже­го­род­ский (1341—1355); сын Васи­лия Михай­ло­ви­ча, внук Миха­ил Андре­еви­ча, пра­внук Андрея Яро­сла­ви­ча и пра­вну­ча­тый пле­мян­ник Алек­сандра Нев­ско­го (по дру­гим дан­ным был сыном Васи­лия Андре­еви­ча, являв­ше­го­ся бра­том Миха­ил Андре­еви­ча). [137] Начал пра­вить Суз­даль­ским кня­же­ством после смер­ти сво­е­го без­дет­но­го бра­та Алек­сандра Васи­лье­ви­ча, кня­зя Суз­даль­ско­го в 1309—1331 годы и вели­ко­го кня­зя Вла­ди­мир­ско­го в 1328—1331 годы.

Впер­вые начи­на­ет участ­во­вать в усо­би­цах и про­во­дить актив­ную поли­ти­ку с 1339 года, когда Смо­лен­ский князь вос­стал про­тив Орды, всту­пив в союз с Геди­ми­ном. Про­тив Ива­на Алек­сан­дро­ви­ча Смо­лен­ско­го высту­пи­ло татар­ское вой­ско под руко­вод­ством Тов­лу­бия, а так­же ряд рус­ских кня­зей, в том чис­ле, как ука­зы­ва­ет Нико­нов­ская лето­пись, в соста­ве мос­ков­ской рати и Кон­стан­тин Васи­лье­вич. После смер­ти Ива­на Кали­ты Узбек-хан в 1341 году отдал в под­чи­не­ние Кон­стан­ти­ну Васи­лье­ви­чу низов­ские горо­да: Ниж­ний Нов­го­род, Горо­дец и Унжу, одна­ко, над­ле­жав­шее ему по пра­ву стар­шин­ства вели­кое кня­же­ние он так и не полу­чил. После он посе­щал Орду и в 1342 году, задаб­ри­вая хана Чани­бе­ка, и в 1344 году вме­сте с осталь­ны­ми рус­ски­ми кня­зья­ми. В 1350 году Кон­стан­тин Васи­лье­вич пере­но­сит сто­ли­цу из теря­ю­ще­го своё былое зна­че­ние Суз­да­ля в актив­но раз­ви­ва­ю­щий­ся Ниж­ний Нов­го­род. В том же году, по прось­бе Кон­стан­ти­на Васи­лье­ви­ча кон­стан­ти­но­поль­ский пат­ри­арх поста­вил суз­даль­ским епи­ско­пом Иоан­на, а так­же зало­жил в новой сто­ли­це Храм Бого­леп­но­го Пре­об­ра­же­ния, куда из Суз­да­ля был пере­не­сен образ Спа­са. Так было обра­зо­ва­но Ниже­го­род­ско-Суз­даль­ское вели­кое княжество.

В 1353 году, после смер­ти Семе­на Ива­но­ви­ча, Кон­стан­тин попы­тал­ся оспо­рить пра­во на вели­кое кня­же­ние у Ива­на Крас­но­го, зару­чив­шись под­держ­кой нов­го­род­цев, но хан оста­вил ярлык у Моск­вы. Лишь перед сво­ей смер­тью Кон­стан­тин при­знал пра­во Ива­на Крас­но­го на вели­ко­кня­же­ский пре­стол. При его прав­ле­нии актив­но осва­и­ва­лись южные и юго-восточ­ные гра­ни­цы кня­же­ства, в том чис­ле бас­сейн реки Кудь­мы и пра­во­бе­ре­жье Оки. Засе­ле­ние новых земель шло мир­но, пере­се­лен­цы были воль­ны селит­ся вез­де, где они хоте­ли. Восточ­ная гра­ни­ца кня­же­ства рас­ши­ри­лась до реки Сун­до­вик. Вре­мя прав­ле­ния Кон­стан­ти­на — нача­ло эпо­хи наи­боль­ше­го рас­цве­та вли­я­ния Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ско­го кня­же­ства, кото­рое вста­ло в один ряд с Мос­ков­ским и Твер­ским. Кон­стан­тин сбли­зил­ся с Лит­вой, женил сво­е­го сына Бори­са на доче­ри кня­зя Оль­гер­да Агриппине.

Ж.1, КНЖ. АННА ВАСИ­ЛЬЕВ­НА МАН­ГУП­СКАЯ (ум. до 1335), дочь вла­де­тель­но­го ман­гуп­ско­го кня­зя Васи­лия (воз­мож­но из визан­тий­ско­го рода Ком­ни­ных), или, по дру­гой вер­сии, визан­тий­ско­го царе­ви­ча Василия[1]. Она умер­ла в Ниж­нем Нов­го­ро­де, похо­ро­не­на там же в Спа­со-Пре­об­ра­жен­ском соборе.

Ж.2, ЕЛЕ­НА (ум. после 1365), неиз­вест­но­го про­ис­хож­де­ния. В 1365 году Еле­на сопро­вож­да­ла кня­зя Дмит­рия к Ниж­не­му Нов­го­ро­ду, заня­то­му его бра­том кня­зем Бори­сом. Имел несколь­ких детей (но кто из них родил­ся от какой жены — допод­лин­но неизвестно):

Дети: Андрей (1320/1321—1365) — вели­кий князь Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ский (1355—1365), Дмит­рий (1323/1324—1383) — князь Суз­даль­ский с 1356, вели­кий князь Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ский с 1365. В 1360—1362 — фор­маль­ный гла­ва рус­ских кня­жеств (вели­кий князь Вла­ди­мир­ский), Борис (ум. 1394) — князь городецко-суздальский
Дмит­рий Ноготь — без­удель­ный князь, Евдо­кия (ок. 1340—1404) — супру­га Миха­и­ла Алек­сан­дро­ви­ча, кня­зя Твер­ско­го, Анто­ни­да (ум. 1365) — пер­вая супру­га Андрея Федо­ро­ви­ча, кня­зя Ростовского.

XIII генерація от Рюрика

8/6. КНЖ. АНА­СТА­СИЯ АЛЕКСАНДРОВНА

М., В.КН. БОРИС ОЛЕК­САН­ДРО­ВИЧ ТВЕРСКОЙ.

9/7. КН. АНДРЕЙ КОН­СТАН­ТИ­НО­ВИЧ († 2.06.1365)

стар­ший сын Кон­стан­ти­на Васи­лье­ви­ча (17), князь ниже­го­родсь­кий (1355–1365 рр.). Насле­до­вал ниже­го­род­ский стол, родил­ся не поз­же 1329 г. Рогож­ский лето­пи­сец сви­де­тель­ству­ет, что после Кон­стан­ти­на Васи­лье­ви­ча «сѣдѣ на кня­же­нии сынъ его князъ Андреи» [138]. Впро­чем, Андрею при­шлось доби­вать­ся утвер­жде­ния сво­их отчин­ных прав в Орде. Види­мо, зимой, в нача­ле 1356 г. он «при­и­де изъ Орды... и сѣдѣ на кня­же­ние въ Новѣ­го­родѣ въ Нижь­немь» [139]. Через несколь­ко меся­цев после это­го меж­ду ним и вели­ким кня­зем мос­ков­ским Ива­ном Ива­но­ви­чем про­изо­шло в Пере­я­с­лав­ле сви­да­ние, о целях кото­ро­го, вви­ду умол­ча­ния лето­пи­сей об этом, мож­но толь­ко дога­ды­вать­ся. А. К., харак­те­ром мяг­кий и миро­лю­би­вый, не желая про­дол­жать рас­прей из-за вели­ко­кня­же­ско­го сто­ла, так рев­ност­но оспа­ри­вав­ше­го­ся его отцом, пер­вый, по-види­мо­му, сде­лал неко­то­рые шаги к при­ми­ре­нию о Мос­ков­ским кня­зем, в поль­зу послед­не­го отка­зал­ся от вся­ких при­тя­за­ний на вели­кое кня­же­ние, и упо­мя­ну­тое сви­да­ние для того, как кажет­ся, и состо­я­лось, что­бы этот отказ офор­мить. Извест­но, что Мос­ков­ский князь щед­ро ода­рил «молод­ше­го бра­та», т. е. А. К., и «отпу­стил его с миром». Под 1359 г, лето­пи­си отме­ча­ют А. К. пре­бы­ва­ю­щим в орде, где в это вре­мя про­ис­хо­ди­ли сму­ты — двор­цо­вые пере­во­ро­ты и хано­убий­ства сле­до­ва­ли непре­рыв­ным рядом. Бран­ные вре­ме­на в орде чуть было не захва­ти­ли и А. К. в чис­ло сво­их жертв, что явству­ет из слов лето­пи­си: «.... едва упа­се его Бог от горь­кия смер­ти от рук поганых».

Когда хан­ский пре­стол нена­дол­го занял один из мно­го­чис­лен­ных пре­тен­ден­тов на него, Нар­бус, все рус­ские кня­зья в том же 1359 г. езди­ли в орду с дара­ми и покло­ном ново­му хану; сре­ди них был и А. К. Око­ло это­го вре­ме­ни умер Мос­ков­ский князь Иван Ива­но­вич, и в свя­зи с этим воз­ник вопрос о том, кому сидеть на вели­ко­кня­же­ском сто­ле, ибо сын умер­ше­го, Димит­рий (Дон­ской), был еще ребе­нок. Вели­ко­кня­же­ский Вла­ди­мир­ский пре­стол хан пред­ло­жил А. К., одна­ко он «по то не поял­ся», т. е. от пред­ло­жен­ной чести отка­зал­ся, при том не из скром­но­сти, как склон­ны пред­по­ла­гать мно­гие исто­ри­ки, а веро­ят­нее из про­сто­го рас­че­та: при­няв дар, ему при­шлось бы за него вести оже­сто­чен­ную борь­бу с дру­ги­ми кня­зья­ми, и преж­де все­го с Моск­вою, мерять­ся с кото­рою для него было, разу­ме­ет­ся, не под силу. Эти вполне веро­ят­ные сооб­ра­же­ния нахо­дят неко­то­рое под­твер­жде­ние и в сло­вах, кото­рые Тати­щев, неиз­вест­но отку­да их почерп­нув­ший, вла­га­ет в уста A. K.: «Доис­ки­вать­ся ярлы­ка (на вели­кое кня­же­ние) — потра­тить толь­ко день­ги, а потом, когда вырас­тет Димит­рий, то надоб­но будет вое­вать с ним, при том долж­но нару­шить клят­ву, дан­ную его отцу» [140]. Как извест­но, вели­ко­кня­же­ский пре­стол после отка­за А. К. достал­ся его млад­ше­му бра­ту, Дмит­рию Кон­стан­ти­но­ви­чу (12), кото­рый менее чем через два года на опы­те убе­дил­ся в спра­вед­ли­во­сти опа­се­ний А. К.

В 1360 г. А. К. участ­во­вал в съез­де кня­зей, состо­яв­шем­ся в Костро­ме для реше­ния вопро­са о том, как отве­тить на тре­бо­ва­ние хана о выда­че нов­го­род­ских раз­бой­ни­ков, «ушкуй­ни­ков», на кото­рых в орде жало­ва­лись жуко­тин­ские кня­зья. Надоб­но думать, что А. К. при­со­еди­нил­ся к обще­му мне­нию, в смыс­ле удо­вле­тво­ре­ния тре­бо­ва­ния. Наря­ду с дру­ги­ми рус­ски­ми кня­зья­ми А. К. в 1361 г. отпра­вил­ся в орду пред­ста­вить­ся ново­му хану Хиды­рю и попал туда как раз в то вре­мя, когда там про­ис­хо­ди­ла новая «замят­ня» — Хидырь был убит стар­шим сыном, Темир-Хозем, в свою оче­редь тоже ско­ро уби­тым. Рус­ские кня­зья поспе­ши­ли уда­лить­ся. На обрат­ном пути из орды на Α. Κ. напал какой-то татар­ский князь Рятя­козь, отби­тый толь­ко с боль­шим трудом.

В 1359 г. на сред­ства А. был постро­ен собор во имя архи­стра­ти­га Миха­и­ла в Н. Нов­го­ро­де (ПСРЛ. Т. 10. С. 230) и, если пола­гать­ся на сооб­ще­ние позд­не­го (XVI в.) жития прп. Евфи­мия Суз­даль­ско­го, так­же суз­даль­ский в честь Покро­ва Бого­ма­те­ри мон-рь как бла­го­дар­ность Богу за чудес­ное спа­се­ние во вре­мя путе­ше­ствия по Вол­ге (1364). В 1363 г. миро­то­чил крест, к‑рым ново­по­став­лен­ный Суз­даль­ский еп. Алек­сий после литур­гии бла­го­сло­вил А. (ПСРЛ. Т. 11. С. 3; Т. 15. Вып. 1. Стб. 75–76).

По сооб­ще­нию Нико­нов­ской лето­пи­си, при­мер­но за год до смер­ти, т. е. в 1364 г., Андрей постриг­ся в мона­хи [141]. Скон­чал­ся 2 июня 1365 г., пред смер­тью при­няв схи­му, и погре­бен в ниже­го­род­ском Спа­со-Пре­об­ра­жен­ском мона­сты­ре. лето­пи­сец так отме­тил это собы­тие: «Пре­ста­ви­ся крот­кий, и тихий, и сми­рен­ный, и мно­го­доб­ро­де­тель­ный вели­кий князь Андрей Кон­стян­ти­но­вич во ино­цех и в схи­ме» [142]. А. был погре­бен в ниже­го­род­ском собо­ре в честь Пре­об­ра­же­ния Гос­под­ня рядом со сво­им отцом. Память А. и жены его Васи­ли­сы (без ука­за­ния дня) отме­че­на в Меся­це­сло­ве Симо­на (Аза­рьи­на) сер. 50‑х гг. XVII в. [143]; он так­же упо­мя­нут под 25 авг. в ико­но­пис­ном под­лин­ни­ке 20‑х гг. XIX в. [144]. Он был женат, по одним дан­ным, на неко­ей Ана­ста­сии, про­ис­хож­де­ни­ем нам неиз­вест­ной, а по дру­гим — на доче­ри тве­ри­тя­ни­на Ива­на Киа­сов­ско­го, Васи­ли­се, но потом­ства не оставил.

В 1829 г. древ­ний Пре­об­ра­жен­ский собор был разо­бран и постро­ен зано­во, 17 сент. 1834 г. про­изо­шло освя­ще­ние хра­ма, моги­лы ниже­го­род­ских кня­зей, в т. ч. А., ока­за­лись в отдель­ной усы­паль­ни­це в под­зем­ной части хра­ма, сюда пере­нес­ли и над­гроб­ные пли­ты, ранее нахо­див­ши­е­ся в самой церк­ви. Впо­сл. в усы­паль­ни­це на доб­ро­воль­ные пожерт­во­ва­ния устро­и­ли ц. в честь Казан­ской ико­ны Пре­св. Бого­ро­ди­цы с сев. при­де­лом во имя свя­тых бес­среб­ре­ни­ков Кос­мы и Дами­а­на и юж.- во имя вмч. Димит­рия. Моги­ла А. и его жены ока­за­лась в юж. при­де­ле хра­ма-усы­паль­ни­цы; здесь еже­днев­но совер­ша­лись служ­бы. В 1929 г. собор был разрушен.

Ж., Васи­ли­са (ин. Фео­до­ра) Ива­нов­на Киа­сов­ская, дочь твер­ско­го боярина.

Лит.: Храм­цов­ский Н. Крат­кий очерк исто­рии и опи­са­ние Ниж­не­го Нов­го­ро­да. Н. Новг., 1857. Ч. 1. С. 16–19; Бар­су­ков. Источ­ни­ки агио­гра­фии. Стб. 38; Экзем­пляр­ский А. В. Вели­кие и удель­ные кня­зья Север­ной Руси в татар­ский пери­од, с 1238 по 1505 г. СПб., 1891. Т. 2. С. 404–407; Доб­ро­воль­ский М. Крат­кое опи­са­ние рус­ских церк­вей, мона­сты­рей и часо­вен. Н. Новг., 1895. С. 11–12; Сер­гий (Спас­ский). Меся­це­слов. Т. 3. Прил. 3. С. 548; Мура­вье­ва Л. Л. Лето­пи­са­ние Севе­ро-Восточ­ной Руси кон. XIII — нач. XV в. М., 1983. С. 170–173; Мар­ке­лов. Свя­тые Древ­ней Руси. Т. 2. С. 51.

10/7. КН. ДМИТ­РИЙ КОН­СТАН­ТИ­НО­ВИЧ (* 1323/24 † 5.07.1383)

вто­рой сын Кон­стан­ти­на Васи­лье­ви­ча, князь суз­дальсь­кий (1356–1363 рр.), ниже­го­родсь­кий (1365–1383 рр.), вел. кн. воло­ди­мирсь­кий (1360–1361 рр.). Один з най­знач­ні­ших князів суз­дальсь­кої династії.

Родил­ся, как мож­но заклю­чить из кос­вен­ных ука­за­ний Вос­кре­сен­ской и Нико­нов­ской лето­пи­сей, в 1323 г. О пер­вой поло­вине его жиз­ни не сохра­ни­лось ника­ких изве­стий — впер­вые его имя на стра­ни­цах лето­пи­сей упо­ми­на­ет­ся поче­му-то толь­ко под 1359 г., когда рус­ские кня­зья, а в чис­ле их и Д. К., езди­ли в орду на поклон ново­му хану, Навру­су. Заме­ча­тель­но, что в тече­ние целых 35 лет ни разу даже не упо­ми­на­е­мый лето­пис­ца­ми, сле­до­ва­тель­но, как мож­но думать по это­му при­зна­ку, не при­ни­мав­ший ника­ко­го уча­стия в совре­мен­ных собы­ти­ях, ничем себя не про­явив­ший и ничем не видав­ший­ся, Д. Κ. в эту поезд­ку, бла­го­да­ря отча­сти сте­че­ни­ям обсто­я­тельств, отча­сти же, по-види­мо­му, лич­ным каче­ствам, сра­зу же выдви­га­ет­ся на пер­вый исто­ри­че­ский план с тем, что­бы вско­ре и сой­ти с него. Неза­дол­го перед поезд­кой кня­зей в орду скон­чал­ся мос­ков­ский князь Иван Ива­но­вич, быв­ший в то же вре­мя и вели­ким кня­зем Вла­ди­мир­ским. Так как даже стар­ший его сын, Димит­рий (Дон­ской), был мало­ле­тен, то воз­ник вопрос, не отдать ли вели­ко­кня­же­ский пре­стол кому-нибудь стар­ше­му. Хан пред­ло­жил его сна­ча­ла стар­ше­му бра­ту Д. К., Андрею Кон­стан­ти­но­ви­чу (4), но тот отка­зал­ся от этой чести. Тогда Наврус дал ярлык Д. К. Послед­ний, по выра­же­нию лето­пи­си, полу­чил кня­же­ние «не по отчине и не по дедине», т. е. ни отец, ни дед его вели­ки­ми кня­зья­ми Вла­ди­мир­ски­ми не были, сле­до­ва­тель­но, наслед­ствен­но­го пра­ва на это досто­ин­ство он не имел. Сам Д. К., одна­ко, был дру­го­го мне­ния (хотя бы пото­му, что он был коле­ном стар­ше детей Ива­на Ива­но­ви­ча), ярлык при­нял и из орды напра­вил­ся непо­сред­ствен­но во Вла­ди­мир, в кото­ром, что­бы проч­нее закре­пить его за собою, остал­ся жить, воз­вра­тив это­му горо­ду зна­че­ние сто­ли­цы. Но Москва не дума­ла усту­пать. Бояре ее, при­вык­шие быть бояра­ми силь­ней­ших кня­зей, не жела­ли сой­ти на низ­шую сту­пень и при­ло­жи­ли все силы, что­бы добыть ярлык для мало­лет­не­го Димит­рия. Послед­ний был отправ­лен с этой целью в орду, где за него хло­по­та­ли вли­я­тель­ные его род­ствен­ни­ки, кня­зья твер­ской и ростов­ский, пола­гав­шие, что для них без­опас­нее иметь на Вла­ди­мир­ском сто­ле без­воль­но­го малют­ку, чем взрос­ло­го често­люб­ца, каким они счи­та­ли Д. К. В орде про­дол­жа­лись сму­ты, и добить­ся чего-нибудь не пред­став­ля­лось воз­мож­ным. Тогда мос­ков­ские бояре в 1362 г. дви­ну­ли про­тив Д. К. мно­го­чис­лен­ное вой­ско, вви­ду кото­ро­го он, не счи­тая воз­мож­ным сопро­тив­лять­ся, отсту­пил­ся от вели­ко­го кня­же­ния, и оно пере­шло к Димит­рию Ивановичу.

На этом борь­ба Д. К. за вели­кое кня­же­ние не закон­чи­лась. В 1363 г. он сно­ва полу­чил вели­ко­кня­же­ский ярлык, на этот раз от хана Мюри­да, кото­рый гне­вал­ся на мос­ков­ско­го кня­зя и этим хотел его нака­зать. Д. К. тот­час же поехал во Вла­ди­мир, но про­кня­жил там толь­ко 12 дней, так как Димит­рий Ива­но­вич опять пошел на него с боль­шим вой­ском, вытес­нил его из Вла­ди­ми­ра, оса­дил в Суз­да­ле и при­ну­дил к миру на всей сво­ей воле. Хотя в том году в Суз­даль к Д. К. при­бе­жа­ли несколь­ко вли­я­тель­ных рус­ских кня­зей, в том или дру­гом оби­жен­ных Моск­вою, и пред­ла­га­ли ему союз про­тив послед­ней, он, одна­ко, не риск­нул воз­об­но­вить борь­бу. Даже когда в 1365 г. он в тре­тий раз полу­чил ярлык на вели­кое кня­же­ние Вла­ди­мир­ское и борь­ба за осу­ществ­ле­ние сво­их прав, так ска­зать, сама собою напра­ши­ва­лась, Д. К., два­жды испы­тав на себе могу­ще­ство мос­ков­ско­го кня­зя, пред­по­чел укло­нить­ся от нее, доб­ро­воль­но отка­зав­шись от ярлы­ка в поль­зу Димит­рия Ива­но­ви­ча, чем снис­кал его рас­по­ло­же­ние и обес­пе­чил для себя в труд­ных слу­ча­ях его под­держ­ку, кото­рая при­го­ди­лась в самом бли­жай­шем времени.

В том же 1365 г. скон­чал­ся Андрей Кон­стан­ти­но­вич, и Д. К., как стар­ший после умер­ше­го, дол­жен был уна­сле­до­вать ему Ниж­ний-Нов­го­род, одна­ко тре­тий из Кон­стан­ти­но­ви­чей князь Борис Горо­дец­кий, вос­поль­зо­вав­шись тем, что стар­ший брат Андрей, види­мо, устра­нил­ся от управ­ле­ния, а дру­гой брат Дмит­рий-Фома втя­нул­ся в борь­бу за вла­ди­мир­ский стол, захва­тил в 1363 г. Ниж­ний Нов­го­род [145]. Под его вла­стью ока­за­лись зем­ли Горо­дец­ко­го и ниже­го­род­ско­го уде­лов, т. е. боль­шая часть тер­ри­то­рии кня­же­ства. Попыт­ка Дмит­рия уго­во­рить Бори­са усту­пить ему как более стар­ше­му Ниж­ний Нов­го­род успе­ха не име­ла. Меж­ду бра­тья­ми назре­вал воору­жен­ный кон­фликт. В этих усло­ви­ях Дмит­рий-Фома вынуж­ден был окон­ча­тель­но отка­зать­ся от сопер­ни­че­ства с мос­ков­ским кня­зем за вели­кое кня­же­ние Вла­ди­мир­ское и более того — про­сить у него помо­щи про­тив Бори­са [146]. Димит­ри­ц­юй Ива­но­ви­чу через посред­ни­че­ство св. Сер­гия Радо­неж­ско­го пред­ло­жил сна­ча­ла Бори­су суд, затем при­гро­зил закры­ти­ем всех церк­вей в Ниж­нем [147]. После того как эти меры на Бори­са не про­из­ве­ли воз­дей­ствия, Дмит­рий Мос­ков­ский послал свои рати в помощь Дмит­рию Суз­даль­ско­му. Но до кро­во­про­ли­тия дело не дошло. Борис встре­тил бра­та у Береж­ца (село на левом бере­гу Оки, несколь­ко выше устья Клязь­мы), «кла­ня­я­ся и пока­ря­я­ся и про­ся мира» [148]. Покор­ность при­ве­ла к миру. Бра­тья «под?лишася кня­же­ни­емь Ново­го­род­скымъ», при­чем Дмит­рий «сѣде на кня­же­нии въ Новѣ­го­родѣ въ Ниж­немъ, а кня­зю Бори­су... вдасть Горо­де­ць». Ока­зан­ная Моск­вою помощь Д. К. окон­ча­тель­но при­ми­ри­ла его с Димит­ри­ем Ива­но­ви­чем, а в 1366 г. друж­ба меж­ду ними была закреп­ле­на уза­ми свой­ства — мос­ков­ский князь женил­ся на доче­ри Д. К., Евдокии. .

При­ми­рив­шись с Димит­ри­ем Ива­но­ви­чем и с род­ным бра­том Бори­сом, Д. К. мог обра­тить свое вни­ма­ние и на про­тив­ни­ков дру­го­го рода. Еще рань­ше Ниже­го­род­скую зем­лю тре­во­жи­ли волж­ские пира­ты, «ушкуй­ни­ки» или, как назы­ва­ет их Нико­нов­ская лето­пись, «мла­дые дво­рян­чи­ки»; при­ня­тое в 1360 г. на костром­ском съез­де кня­зей, в кото­ром участ­во­вал и Д. К., реше­ние о выда­че раз­бой­ни­ков хану ни к чему не при­ве­ло, так как они на сво­их лег­ких судах, «ушку­ях», были неуло­ви­мы. В 1366 г. эти «мла­дые дво­рян­чи­ки» вне­зап­но под­плы­ли на 200 ушку­ях к само­му Ниж­не­му, огра­би­ли здесь гостей и ушли с боль­шой добы­чей, а Д. К. был бес­си­лен даже пре­сле­до­вать их, огра­ни­чив­шись при­ня­ти­ем лишь обо­ро­ни­тель­ных мер на слу­чай повтор­ных набе­гов. В 1367 г. он имел рат­ное дело с ордын­ским выход­цем кн. Булат-Теми­ром, кото­рый, поль­зу­ясь непре­кра­ща­ю­щи­ми­ся сму­та­ми в орде, овла­дел сред­ним тече­ни­ем Вол­ги и отту­да стал тре­во­жить и гра­бить Ниже­го­род­скую область. С целью разом покон­чить с этим хищ­ни­ком, Д. К. собрал зна­чи­тель­ное вой­ско и лич­но вывел его про­тив татар­ско­го князь­ка, кото­ро­го встре­тил у бере­гов Пья­ны, сыг­рав­шей такую роко­вую роль в судь­бе Д. К., и наго­ло­ву его раз­бил. Нако­нец, в 1370 г. Д. К. послал бра­та Бори­са и сына Васи­лия про­тив сво­е­го сосе­да, бол­гар­ско­го кня­зя Аса­на (Оса­на), кото­рый, не всту­пая даже в бой, встре­тил рус­ских с чело­би­тьем и дара­ми. Поход был пред­при­нят Д. К. не по сво­ей воле, так как с бол­га­ра­ми он под­дер­жи­вал самые доб­ро­со­сед­ские отно­ше­ния, а по при­ка­за­нию хана, чем, веро­ят­но, и объ­яс­ня­ет­ся доволь­но ред­кий в исто­рии рус­ских кня­зей посту­пок: при­няв от Аса­на чело­би­тье и дары, они, тем не менее, его само­го сме­сти­ли и на Бол­гар­ское кня­же­ство поса­ди­ли како­го-то Сал­та­на, сына Бако­ва, по-види­мо­му — став­лен­ни­ка хана. В 1372 г., опа­са­ясь новых набе­гов со сто­ро­ны раз­бой­ни­ков — «ушкуй­ни­ков» и ино­род­цев, Д. К. обнес Ниж­ний-Нов­го­род камен­ной стеной.

После это­го о Д. К. нет ника­ких изве­стий до 1374 г. В этом году к Ниж­не­му-Нов­го­ро­ду подо­шли 1½ тыс. татар, состав­ляв­шие, как вид­но, лишь пере­до­вой отряд более круп­но­го вой­ска и направ­ляв­ши­е­ся к Москве, где в это вре­мя нахо­дил­ся и Д. К., гостя на кре­сти­нах у зятя, Димит­рия Ива­но­ви­ча. Ниже­го­род­цы татар не толь­ко не про­пу­сти­ли, но напа­ли на них, мно­гих пере­би­ли, а глав­но­го посла, име­нем Сарай­ку, и его дру­жи­ну захва­ти­ли живьем и поса­ди­ли в кре­пость. Воз­вра­тив­шись из Моск­вы, Д. К. рас­по­ря­дил­ся раз­ве­сти плен­ных татар по раз­ным местам, но они, как повест­ву­ет лето­пись, вырва­лись, про­би­лись на архи­ерей­ский двор и отту­да, пред­во­ди­тель­ству­е­мые Сарай­кой, ста­ли стре­лять по напа­дав­шим ниже­го­род­цам. Послед­ние, конеч­но, одо­ле­ли и, при­дя в оже­сто­че­ние, пере­би­ли всех татар. Мстя за свой отряд и послов, тогдаш­ний хан Мамай выслал про­тив Ниж­не­го зна­чи­тель­ное вой­ско, кото­рое опу­сто­ши­ло побе­ре­жья pp. Киши и Пья­ной, мно­гих людей пере­би­ло и в полон побра­ло. Ока­зать сопро­тив­ле­ние Д. К. было не под силу. Так же пас­сив­но отнес­ся он к наше­ствию татар и в сле­ду­ю­щем 1375 г., послан­ных Мама­ем нака­зать его за то, что он помо­гал Мос­ков­ско­му кня­зю в похо­де послед­не­го на Миха­и­ла Алек­сан­дро­ви­ча, кн. Твер­ско­го, быв­ше­го в то вре­мя в мило­сти у Мамая. И на этот раз тата­ры пожгли и погра­би­ли ниже­го­род­ские засе­ле­ния и ушли с боль­шим поло­ном. Неиз­вест­но по каким при­чи­нам, в 1376 г. у Д. К. вышла ссо­ра с бол­га­ра­ми, и зимою это­го года он пред­при­нял про­тив них поход, в кото­ром его соб­ствен­ное мно­го­чис­лен­ное вой­ско было уси­ле­но еще зна­чи­тель­ною ратью, при­слан­ною в помощь, по его прось­бе, Мос­ков­ским кня­зем. 16 мар­та рус­ские подо­шли к Каза­ни. При­нять бой жите­ли вышли за город — нача­ли стре­лять, «гром пуща­ху, стра­ша­ю­ще рус­ские пол­ки», выез­жа­ли на вер­блю­дах в надеж­де вспо­ло­шить у рус­ских лоша­дей, но еди­но­душ­но­го и стре­ми­тель­но­го натис­ка не выдер­жа­ли и бежа­ли в город, пре­сле­ду­е­мые и изби­ва­е­мые рус­ски­ми, кото­рые потом ста­ли разо­рять и гра­бить села и зимо­ви­ща окрест Каза­ни, а на Каме пожгли все бол­гар­ские суда. Не видя исхо­да, оса­жден­ные кня­зья Мах­мет-Сал­тан и упо­мя­ну­тый выше Асан доби­ли челом Д. К. дву­мя тыся­ча­ми руб­лей, на вои­нов дали три тыся­чи, да кро­ме того при­нуж­де­ны были согла­сить­ся на обло­же­ние стра­ны данью.

В 1377 г. на Ниж­ний-Нов­го­род, не без ведо­ма Мамая, пошел ратью выхо­дец из Синей орды (от Араль­ско­го моря) царе­вич Арап­ша (Араб-шах), «рат­ник велий и муже­ствен, и кре­пок, и сви­реп зело». Д. К. послал про­сить помо­щи у Мос­ков­ско­го кня­зя, кото­рый явил­ся лич­но к Ниж­не­му и при­вел с собою мно­го­чис­лен­ные пол­ки. Так как слу­хи о наше­ствии Арап­ши посте­пен­но затих­ли, то Димит­рий Ива­но­вич решил отъ­е­хать в Моск­ву, свою рать оста­вив в рас­по­ря­же­нии Д. К. Вско­ре выяс­ни­лось, что тата­ры до поры до вре­ме­ни скры­ва­ют­ся у уро­чи­ща Вол­чьих Вод (где-то в нынеш­ней Сим­бир­ской губ.). Д. К. немед­лен­но послал сво­е­го сына Ива­на (16) и како­го-то кн. Семе­на Михай­ло­ви­ча с боль­шой ратью, к кото­рой при­со­еди­ни­лись и мос­ков­ские пол­ки. В похо­де и вой­ско и его началь­ни­ки вели себя очень неосто­рож­но: доспе­хи, щиты и шле­мы дер­жа­ли на повоз­ках, ору­жие име­ли не гото­вое к бою, «езди­ша пор­ты своя с плеч спу­ща­ю­ще, а пет­ли рас­те­гав­ше, аки в бане рас­тре­па­ша», все «мед пиа­ху допи­а­на и ловы дею­щее, поте­ху себе тво­ря­ще... мня­шесь дома суще». Меж­ду тем тата­ры, тай­но наве­ден­ные мор­дов­ски­ми кня­зья­ми на рус­ских, зашли с тыла и непо­да­ле­ку от той же р. Пья­ны 2 авгу­ста уда­ри­ли на них, «бью­ще, колю­ще и секу­ще». Сре­ди рус­ских пол­ков воз­ник­ла нево­об­ра­зи­мая пани­ка: пре­сле­ду­е­мые и изби­ва­е­мые тата­ра­ми, люди бро­си­лись бежать в бес­по­ряд­ке к Пьяне, в водах кото­рой мно­гие нашли свою смерть, и сре­ди них сын Д. К., Иван. Толь­ко неболь­шая горсть людей спас­лась или оста­лась в живых в этой несчаст­ной бит­ве, память о кото­рой дол­го еще жила у наро­да в сар­ка­сти­че­ской «послов­ке»: «За Пья­ною люди пья­ны». Побе­ди­те­ли-тата­ры «ста­ша на костех», а затем быст­рым мар­шем дви­ну­лись к Ниж­не­му. Думать об обо­роне при таких обсто­я­тель­ствах, когда все вой­ско было уни­что­же­но, Д. К. не при­хо­ди­лось, и он ушел в Суз­даль, а его при­ме­ру после­до­ва­ло и боль­шин­ство жите­лей. 5 авгу­ста тата­ры были уже в горо­де, пере­би­ли остав­ших­ся там людей, дома, церк­ви и мона­сты­ри сожгли, а затем раз­ру­ши­тель­ной лавой раз­ли­лись по окрест­но­стям Ниж­не­го, все пре­да­вая огню и мечу.

Кня­же­ство Д. K. наше­стви­ем Арап­ши до того было опу­сто­ше­но и ослаб­ле­но, что по ухо­де татар на него осме­ли­лась напасть даже ничтож­ная морд­ва, побив­шая мно­гих людей и пожег­шая уце­лев­шие селе­ния. На борь­бу с этим не столь­ко несча­стьем, сколь­ко позо­ром за Д. K. высту­пил его бла­го­род­ный брат Борис, кото­рый, наско­ро собрав­ши незна­чи­тель­ное вой­ско, бро­сил­ся по сле­дам ухо­дя­щей морд­вы, у той же роко­вой р. Пья­ны настиг ее и жесто­ко раз­бил, ото­мстив за пору­га­ние. Этим месть не огра­ни­чи­лась, и зимою того же 1377 г. Д. К. сам, собрав­шись с сила­ми, выслал на хищ­ни­ков зна­чи­тель­ную рать, кото­рая в сою­зе с при­слан­ны­ми на помощь мос­ков­ски­ми пол­ка­ми всю Мор­дов­скую зем­лю «пусту сотво­ри­ша», селе­ния раз­гра­бив и пожег­ши, жите­лей побив и поло­нив. В отмще­ние за этот кара­тель­ный поход на под­власт­ную хану морд­ву, Мамай в 1378 г. выслал рать на Ниж­ний. Д. К., быв­ший в то вре­мя в Город­це, поспе­шил домой, но жите­лей нашел раз­бе­жав­ши­ми­ся. Не наде­ясь на успеш­ность сопро­тив­ле­ния, он попы­тал­ся отде­лать­ся от бед­ствия отку­пом, но тата­ры послед­ний не при­ня­ли, вошли в город, погра­би­ли и сожгли его и отпра­ви­лись в орду с боль­шим полоном.

Опи­сав эти бед­ствен­ные собы­тия, лето­пи­си на неко­то­рое вре­мя, года на четы­ре, пере­ста­ют гово­рить о Д. Κ. Πо-види­мо­му, он не участ­во­вал даже в Кули­ков­ской бит­ве, может быть из-за сво­е­го бес­си­лия, может быть и по неко­то­рым сооб­ра­же­ни­ям. Имен­но, мож­но думать, что напу­ган­ный преды­ду­щи­ми наше­стви­я­ми татар и опа­са­ясь еще боль­ших опу­сто­ше­ний, он не толь­ко не под­дер­жи­вал Мос­ков­ско­го кня­зя в его анти­ор­дын­ской поли­ти­ке, но напро­тив — стал искать для себя у хана мило­сти. Объ­яс­не­ние пово­ро­та Д. К. нуж­но искать в том, что ему при­хо­ди­лось труд­нее чем кому бы то ни было вви­ду близ­ко­го сосед­ства с тата­ра­ми и еще бли­жай­ше­го с под­власт­ны­ми им ино­род­че­ски­ми пле­ме­на­ми и вви­ду того, что и те и дру­гие мог­ли во вся­кое вре­мя набе­гать на ниже­го­род­ские воло­сти. Дей­стви­тель­но, когда в 1382 г. на Моск­ву и вооб­ще на Русь ста­ла надви­гать­ся гроз­ная туча — с несмет­ны­ми пол­чи­ща­ми шел побе­ди­тель Мамая, Тох­та­мыш, Д. K., желая спа­сти свою зем­лю от новых бед, отпра­вил навстре­чу ему боль­шое посоль­ство во гла­ве с сво­и­ми сыно­вья­ми Васи­ли­ем (8) и Семе­ном (20), при­чем послед­ние сопро­вож­да­ли хана во все вре­мя пре­бы­ва­ния его на Руси. Такая покор­ность понра­ви­лась Тох­та­мы­шу, а он оста­вил зем­ли Д. К. в покое, а на обрат­ном пути в орду не по-татар­ски любез­но отве­тил ему так­же посоль­ством, во гла­ве кото­ро­го поста­вил сво­е­го шури­на Ших­ма­та. Вме­сте с посоль­ством был отпу­щен к Д. К. и его сын Семен, дру­го­го же хан взял с собою в орду в каче­стве заложника.

Скон­чал­ся Д. К. 5 июля 1383 г., «жив всех лет 61», перед смер­тью при­няв ино­че­ский образ с име­нем Фео­до­ра; погре­бен в церк­ви св. Спа­са. Он был женат на про­ис­хож­де­ни­ем нам неиз­вест­ной Анне, от бра­ка с кото­рой имел тро­их сыно­вей — Васи­лия (8), Ива­на (16) и Семе­на (20), и двух доче­рей — Марию, быв­шую за Нико­ла­ем Васи­лье­ви­чем Велья­ми­но­вым, и Евдо­кию — как ска­за­но, жену Дмит­рия Ива­но­ви­ча Дон­ско­го. Д. К. обла­дал древ­ней­шим хара­тей­ным спис­ком лето­пи­си Несто­ра; сде­лан­ный по его при­ка­зу спи­сок с это­го спис­ка дошел до нас и напе­ча­тан под назва­ни­ем «Лав­рен­тьев­ской летописи».

Ж., Анна.

11/7. КН. БОРИС КОН­СТАН­ТИ­НО­ВИЧ († 12.05.1394)

тре­тий сын Кон­стан­ти­на Васи­лье­ви­ча, князь горо­де­ць­кий (1356–1383 рр.), ниже­го­родсь­кий (1365, 1383–1387, 1389–1392 рр.). Наро­ди­вся не рані­ше 1323 р. (його стар­ший брат Дмит­ро-Фома помер у 1383 р. у віці 61 року [149], тоб­то наро­ди­вся у 1322 р.). Піс­ля смер­ті бать­ка у листо­па­ді 1354 р. Борис успад­ку­вав Горо­де­ць – третє за зна­чен­ням місто Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­ко­го князів­ства. Щоправ­да, Горо­де­ць як його сто­ли­ця зга­дуєть­ся лише з 1365 р., однак прак­тич­но невіро­гід­но, щоб до цьо­го часу Борис володів яки­мось іншим уді­лом. Окрім Город­ця, Бори­су нале­жа­ли також тери­торія за ниж­ньою течією р. Сури, на сході Ниже­го­родсь­кої зем­лі, де в 1372 р. він засну­вав нове м. Кур­миш [150].

В лето­пи­сях пер­вый раз встре­ча­ет­ся толь­ко в 1354 г., по пово­ду его женить­бы на доче­ри вели­ко­го кня­зя литов­ско­го Оль­гер­да. В сле­ду­ю­щем году умер отец Б. К., перед смер­тью назна­чив детям сво­им осо­бые уде­лы: стар­ше­му сыну, Андрею (4), он дал Н.-Новгород, Дмит­рию (12) — Суз­даль, Б. К. – Горо­дец. Піс­ля постри­жен­ня у чен­ці кн. Ниже­го­родсь­ко­го Андрія Костян­ти­но­ви­ча у 1363 р. Борис, пору­шив­ши пра­ва наступ­но­го за стар­шин­ством бра­та, Дмит­ра Суз­дальсь­ко­го, захо­пив Ниж­ній Нов­го­род. В нуж­де Дмит­рий обра­тил­ся к помо­щи вел. кн. Дмит­рия Ива­но­ви­ча (Дон­ско­го), кото­рый уго­ва­ри­вал бра­тьев мир­но поде­лить­ся, но Б. K. сове­та не послу­шал­ся. Тогда Мос­ков­ский князь послал к нему пре­по­доб­но­го Сер­гия (Радо­неж­ско­го) звать его на суд в Моск­ву, на что Б. К. отве­тил, по сло­вам лето­пи­си — «Кня­зей судит толь­ко Бог», т. е. от суда отка­зал­ся и в Моск­ву, конеч­но, не поехал. По насто­я­нию мит­ро­по­ли­та и Димит­рия Ива­но­ви­ча, Сер­гий при­ме­нил рез­кую меру — затво­рил все церк­ви в Ниж­нем-Нов­го­ро­де, но и это не помог­ло. Когда же, нако­нец, все мир­ные сред­ства были исчер­па­ны, Мос­ков­ский князь при­бег­нул к более дей­стви­тель­но­му — послал свои пол­ки на помощь Дмит­рию, и послед­ний, при­со­еди­нив к ним и свою доволь­но зна­чи­тель­ную рать, в 1365 г. подо­шел к Ниж­не­му-Нов­го­ро­ду. Не наде­ясь на успеш­ность сопро­тив­ле­ния, Б. К. вышел бра­ту навстре­чу и запро­сил мира, отсту­па­ясь от Ниж­не­го. Мир был дан, и Б. К. сно­ва посе­лил­ся в сво­ем Город­це. С тех пор он ни разу не нару­шил уста­но­вив­ше­го­ся меж­ду ним и бра­том согла­сия и в этом отно­ше­нии явля­ет­ся ред­ким и отрад­ным исклю­че­ни­ем на фоне тогдаш­ней исто­ри­че­ской жиз­ни, когда нару­ше­ние заклю­чен­ных дого­во­ров, сло­же­ние крест­ных цело­ва­ний и пр. были общим явле­ни­ем. Как бра­ту Дмит­рию, так и вел. кн. Мос­ков­ско­му он все­гда оста­вал­ся вер­ным союз­ни­ком: под 1367 г. лето­пись сооб­ща­ет, что ордын­ский князь Булат-Темир пово­е­вал Ниже­го­род­ский «оуездъ даже и до Вол­ги и до Соун­до­ви­ти и села кня­жи Бори­со­вы» [151]). Оче­вид­но, напа­де­нию под­верг­лась тер­ри­то­рия меж­ду пра­вы­ми бере­га­ми рек Вол­ги и Сун­до­ви­ка, т. е. юго-восточ­ная часть кня­же­ства. Соеди­нен­ны­ми сила­ми бра­тья, кня­зья Дмит­рий и Борис, раз­би­ли татар и про­гна­ли их за p. Пья­ну; в 1370 г., по тре­бо­ва­нию бра­та, он ходил на бол­гар­ско­го царя Аса­на, кото­рый сдал­ся без бит­вы и был сме­щен с пре­сто­ла; далее, в 1375 г. Б. К. помо­гал Димит­рию Ива­но­ви­чу в борь­бе его с Твер­ским кня­зем Миха­и­лом Алек­сан­дро­ви­чем; нако­нец, в 1377 г. Б. К. раз­бил и жесто­ко нака­зал морд­ву, сжег­шую Ниж­ний-Нов­го­род и огра­бив­шую удел Дмит­рия, кото­рый сам в то вре­мя был бес­си­лен, так как неза­дол­го до того его пол­ки были раз­гром­ле­ны y p. Пья­ны ордын­ским выход­цем Арапшею.

В 1383 г. умер Дмит­рий Кон­стан­ти­но­вич, и вслед за этим воз­ник вопрос, кому дол­жен достать­ся глав­ный в Суз­даль­ском кня­же­стве удел, Ниж­ний-Нов­го­род, его ли детям или же Б. К., как сле­ду­ю­ще­му бра­ту скон­чав­ше­го­ся. Б. К., нахо­див­ший­ся в это вре­мя в орде у Тох­та­мы­ша, повел пред послед­ним энер­гич­ные хло­по­ты и успел у него выпро­сить себе ярлык на Ниже­го­род­ский удел. Сыно­вья же Дмит­рия, Семен (20) и Васи­лий (8) Кир­дя­па, при­нуж­де­ны были тем самым доволь­ство­вать­ся Суз­да­лем. Этим она оста­лись, конеч­но, недо­воль­ны, и в 1387 г., когда воз­вра­тил­ся из орды млад­ший из них, Васи­лий, дер­жав­ший­ся там с 1382 г. в каче­стве залож­ни­ка, бра­тья нача­ли борь­бу с Б. К. за Ниж­ний и даже за Горо­дец, на кото­рый полу­чил ярлык от хана Васи­лий. Так как им помо­гал Мос­ков­ский князь, то Б. К. при­нуж­ден был усту­пить силе, отсту­пил­ся от Ниж­не­го и вновь посе­лил­ся в Город­це, кото­рый полу­чил по заклю­чен­но­му с пле­мян­ни­ка­ми дого­во­ру. Счи­тая свои пра­ва на Ниже­го­род­ский удел несо­мнен­ны­ми, Б. К. не терял надеж­ды воз­вра­тить его себе и ждал толь­ко удоб­но­го слу­чая. Такой слу­чай пред­ста­вил­ся в 1389 г., когда умер Димит­рий Дон­ской, в кото­ром пле­мян­ни­ки Б. К. нахо­ди­ли силь­ную под­держ­ку. Б. К. тот­час отпра­вил­ся в орду хло­по­тать о ярлы­ке. Не застав в орде Тох­та­мы­ша, отпра­вив­ше­го­ся к гра­ни­цам Пер­сии вое­вать с Тамер­ла­ном, он нагнал его в пути, дол­гое вре­мя стран­ство­вал с ним, нако­нец, добил­ся жела­е­мо­го и в 1390 г. вер­нул­ся в Ниж­ний. Но и в этот раз кня­же­ние В. К. в Ниж­нем про­дол­жа­лось недол­го. В 1393 г. Мос­ков­ский князь Васи­лий Димит­ри­е­вич поехал в орду «со мно­гою честию и дары», «умздил» там всех хан­ских вель­мож и само­го хана в осо­бен­но­сти и вме­сте с дру­ги­ми уде­ла­ми полу­чил ярлык и на кня­же­ство Ниже­го­род­ское. В том же году, воз­вра­тив­шись из орды, он отпра­вил в Ниж­ний-Нов­го­род послов, кото­рым ниже­го­род­ские бояре, не любив­шие, как пола­га­ют неко­то­рые исто­ри­ки, В. К. или, что веро­ят­нее, пони­мав­шие, на чьей сто­роне сила и успех, — пре­да­ли город, а наро­ду объ­яви­ли, что он теперь при­над­ле­жит Мос­ков­ско­му кня­зю. Через неко­то­рое вре­мя при­е­хал в Ниж­ний и Васи­лий Димит­ри­е­вич, схва­тил В. К., его жену и детей, заклю­чил их в око­вы и раз­вел их по раз­ным горо­дам, а в Ниж­нем поса­дил сво­их намест­ни­ков. С этих пор пре­кра­ти­лась само­сто­я­тель­ность Ниже­го­род­ско­го кня­же­ства, став­ше­го вла­де­ни­ем мос­ков­ских кня­зей. Поми­мо про­че­го запом­нил­ся совре­мен­ни­кам актив­ной хра­мо­здан­ной дея­тель­но­стью: при его под­держ­ке на рубе­же 50–60‑х гг. XIV в. был осно­ван и в даль­ней­шем обу­стра­и­вал­ся Спа­со-Евфи­ми­ев мона­стырь (подроб­нее см.: Крив­цов, 2008. С. 385, 386), в 1368/69 г. постро­ен собор во имя Архан­ге­ла Миха­и­ла в Город­це (ПСРЛ. Т. VIII. 2001. С. 16), нако­нец, по наше­му мне­нию, почти несо­мнен­ной пред­став­ля­ет­ся при­част­ность семьи Бори­са к ста­нов­ле­нию Спа­со-Кукоц­кой оби­те­ли, нахо­див­шей­ся на юго-запад­ных рубе­жах Суз­даль­щи­ны. В 1372 г., в виде опло­та от набе­гов морд­вы, чере­мис и татар, он осно­вал на p. Суре город. Кур­мыш (ныне уезд­ный город в Сим­бир­ской губ.),

Скон­чал­ся Б. К. в Суз­да­ле, по одним изве­сти­ям в 1393 г., по дру­гим — 12 мая 1394 г.; тело его погре­бе­но в суз­даль­ском Рож­де­ствен­ско-Бого­ро­диц­ком собо­ре; поз­же его прах был пере­не­сен в горо­дец­кий Михай­лов­ский собор. Как упо­мя­ну­то выше, он был женат на доче­ри литов­ско­го кня­зя Оль­гер­да, Марии, и от бра­ка с нею имел двух сыно­вей — Даниила(10) и Ива­на (14) про­зва­ни­ем Тугий Лук.
Помер у мос­ковсь­кій в’яз­ни­ці 12.05.1394 р.

Борис Костян­ти­но­вич був одру­же­ний з жовтня 1352 р. на Агрип­піні (Огра­фені), доч­кі зна­ме­ни­то­го Оль­гер­да, вел. кня­зя Литовсь­ко­го [152]. За дани­ми Шага­но­ва (напевне, запо­зи­че­ни­ми з намо­гиль­но­го напи­су) Агрип­пі­на Оль­гер­дів­на помер­ла у 1393 р. та була похо­ва­на у Суз­далі, у жіно­чо­му мона­сти­рі, де піз­ні­ше зна­хо­ди­лась при­хідсь­ка церк­ва св. Олек­сандра Персь­ко­го ((Храм­цов­ский Н. Крат­кий очерк исто­рии и опи­са­ние Ниж­не­го Нов­го­ро­да. –Ниж­ний Нов­го­род, 1857. – Ч. I (очерк исто­рии). – 128, 32, 4 с, с. 35, прим. 63, с. 8(). Від шлю­бу з нею піс­ля Бори­са зали­ши­лось двоє синів – Дани­ло (3.2.4) та Іван Тугий Лук (), а також неві­до­ма на ім’я доч­ка, яка була вида­на за тверсь­ко­го уділь­но­го кня­зя Іва­на Все­во­ло­до­ви­ча Холмсь­ко­го та помер­ла зимою 1395/96 р. [153].

Ж., 1354, кнж. Агрип­пи­на (†1393), дочь вел. кн. Литов­ско­го Ольгерда.

12/7. КН. ДМИТ­РИЙ КОН­СТАН­ТИ­НО­ВИЧ НОГОТЬ ОДНО­ОК СУЗ­ДАЛЬ­СКИЙ (1375)

чет­вер­тый сын Кон­стан­ти­на Васи­лье­ви­ча, князь Суз­даль­ский, в ино­ках Дио­ни­сий. Немно­гие сохра­нив­ши­е­ся о нем лето­пис­ные изве­стия едва ли досто­вер­ны. Соглас­но дан­ным этих источ­ни­ков, в 1367 г. он вме­сте с стар­ши­ми бра­тья­ми Дмит­ри­ем и Бори­сом Кон­стан­ти­но­ви­ча­ми ходил про­тив ордын­ско­го выход­ца Булат-Теми­ра, разо­ряв­ше­го сво­и­ми набе­га­ми Ниже­го­род­скую зем­лю, а в 1375 г. был в похо­де Димит­рия Ива­но­ви­ча (Дон­ско­го) про­тив Твер­ско­го кня­зя Миха­и­ла Алек­сан­дро­ви­ча. Меж­ду тем сохра­нил­ся офи­ци­аль­ный доку­мент — дан­ная суз­даль­ско­му Васи­льев­ско­му мона­сты­рю, — в кото­ром 1353 годом поме­ча­ет­ся смерть кн. «Дмит­рея Костян­ти­но­ви­ца», и этот князь, по мне­нию А. В. Экзем­пляр­ско­го, не кто иной, как Д. К.

Навер­ное вла­дел уде­лом по р.Уводи. Упо­ми­на­ет­ся в лето­пи­си с опре­де­ле­ни­ем «Суж­даль­скыи». Отсю­да мож­но заклю­чить, что Ноготь так­же имел вла­де­ния в Суз­да­ле. Рас­смот­ре­ние актов XV—XVI вв. убеж­да­ет в точ­но­сти лето­пис­но­го опре­де­ле­ния кня­зя Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча Ног­тя как кня­зя имен­но суз­даль­ско­го. Ска­зан­ное под­твер­жда­ет­ся ана­ли­зом извест­ной «дан­ной» чер­ни­цы Мари­ны. В насто­я­щее вре­мя мож­но счи­тать уста­нов­лен­ным, что доку­мент этот дол­жен дати­ро­вать­ся не XIII в., как счи­та­лось ранее, а 1453 г.. Спе­ци­аль­ный раз­бор «дан­ной» под­твер­жда­ет выска­зан­ную еще А.В.Экземплярским догад­ку, что упо­ми­на­е­мый в гра­мо­те князь Дмит­рии Кон­стан­ти­но­вич — это Дмит­рий Ноготь. Соглас­но тек­сту «дан­ной», Дмит­рию при­над­ле­жа­ли села Минин­ское, Рома­нов­ское и «при­куп­ной» луг Любо­ща «под­ле реки Пер­ли», у «Василь­ков­ско­го мочи­ща». Село Минин­ское, в XVI в. пре­вра­тив­ше­е­ся в пустошь, нахо­ди­лось в двух вер­стах к югу от Суз­да­ля, вле­во от доро­ги Суз­даль — Вла­ди­мир. Село Рома­нов­ское по назва­нию отож­деств­ля­ет­ся с позд­ней­шим с.Романовом, сто­яв­шим на Ирме­се в шести вер­стах к севе­ру от Суз­да­ля. Луг Любо­ща был рас­по­ло­жен по пра­во­му бере­гу Нер­ли Клязь­мин­ской, ниже с.Василькова, близ суз­даль­ско-вла­ди­мир­ско­го рубе­жа. Таким обра­зом, ука­зан­ные в «дан­ной» чер­ни­цы Мари­ны села кня­зя Дмит­рия Ног­тя кон­цен­три­ро­ва­лись вокруг Суз­да­ля. Лишь «при­куп­ной» луг Любо­ща был уда­лен от Суз­да­ля при­мер­но на 16 км.

Дру­гие вла­де­ния млад­ше­го Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча опре­де­ля­ют­ся, прав­да отча­сти, но отчи­нам его потом­ков. Села, дерев­ни, раз­лич­ные уго­дья, при­над­ле­жав­шие кня­зьям Ног­те­вым, упо­ми­на­ют­ся в неко­то­рых гра­мо­тах XV—XVI вв. Так, кня­зю Андрею Андре­еви­чу в 40‑е годы XV в. при­над­ле­жа­ло с. Коров­ни­че­ское «по ста­ринѣ и съ судомъ». Село явля­лось «вонт­чи­ной» вла­дель­ца [АСВР, т. 2, № 441, с. 483.]. И.А. Голуб­цов, опуб­ли­ко­вав­ший доку­мент, вна­ча­ле отож­де­ствил кня­зя Андрея Андре­еви­ча с пра­пра­пра­пра­вну­ком или с пра­пра­пра­вну­ком кня­зя Дмит­рия Ног­тя Андре­ем, сыном кня­зя Андрея Васи­лье­ви­ча Ног­те­ва. Одна­ко затем иссле­до­ва­тель внес поправ­ку, ука­зав, что этот Андрей Андре­евич был отцом Васи­лия Ног­тя, т. е. пра­вну­ком кня­зя Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча Млад­ше­го [АСВР, т. 3, с. 477, 513.]. Послед­нее мне­ние И.А. Голуб­цо­ва абсо­лют­но вер­но. Пра­внук Дмит­рия Ног­тя князь Андрей Андре­евич вне­сен в один из древ­ней­ших по соста­ву родо­слов­цев, сохра­нив­ший­ся в спис­ке 40‑х годов XVI в. и обна­ру­жен­ный несколь­ко лет назад авто­ром этих строк [БАН, 17.15.19, л. 292.]. Быв­шая вот­чи­на кня­зя Андрея Андре­еви­ча с. Коров­ни­че­ское сохра­ни­лось и в XIX в. Оно было рас­по­ло­же­но на севе­ро-запад­ной окра­ине Суз­да­ля [Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 194, № 5165; ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12.].
Жало­ван­ная гра­мо­та Ива­на III вла­стям суз­даль­ско­го Спа­со-Евфи­мье­ва мона­сты­ря от 17 октяб­ря 1472 г. назы­ва­ет при­над­ле­жав­шие кня­зю Андрею Андре­еви­чу Ног­те­ву «в Суз­да­ле... зем­ли Мед­ве­жей Угол и с пустош­ми на реце на Уво­те» [АСВР, т. 2, № 466, с. 505.]. Речь идет о том же лице, кото­рое вла­де­ло и с. Коров­ни­че­ским. Мед­ве­жий Угол так­же был селом [АСВР, т. 2; № 497, с. 546.]. И.А. Голуб­цов, издав­ший самые ран­ние доку­мен­ты, в кото­рых речь идет о с. Мед­ве­жий Угол, пред­по­ло­жи­тель­но отож­де­ствил это село с суще­ство­вав­шей в XIX в. д. Мед­ве­жье Ков­ров­ско­го уез­да [АСВР, т. 2, с. 605, по «Ука­за­те­лю гео­гра­фи­че­ских назва­ний».]. Отож­деств­ле­ние ока­зы­ва­ет­ся невер­ным. Точ­но лока­ли­зо­вать с. Мед­ве­жий Угол поз­во­ля­ют дан­ные пере­пис­ной кни­ги 1678 г. Суз­даль­ско­го уез­да. Там упо­ми­на­ют­ся с. Мед­ве­жий Угол и в нем цер­ковь Воз­не­се­ния [ЦГА­ДА, ф. 1209, № 11325, л. 562.]. А в Спис­ке насе­лен­ных мест Вла­ди­мир­ской губер­нии зна­чит­ся казен­ное (обыч­но быв­шее мона­стыр­ское) село «Воз­не­се­ние, что в Мед­ве­жьем Углу» [Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 106, № 2870.]. Ста­но­вит­ся оче­вид­ным, что Воз­не­се­ние — вто­рое назва­ние с. Мед­ве­жий Угол, полу­чен­ное им по мест­ной церк­ви. Сто­я­ло это село на пра­вом бере­гу Уво­ди, в ее ниж­нем тече­нии [ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 13; ЦГА­ДА, ф. 1356, он. 1, д. 202.].

К той же реке под­хо­ди­ли и дру­гие вла­де­ния кня­зей Ног­те­вых. Сохра­ни­лась состав­лен­ная око­ло 1500—1515 гг. раз­дель­ная гра­мо­та вну­ков кня­зя А.А. Ног­те­ва кня­зей Семе­на, Ива­на и Андрея Васи­лье­ви­чей Ног­те­вых на вот­чи­ну их отца — Лям­цын­ский Угол. В гра­мо­те ука­за­ны гра­ни­цы земель млад­ше­го из бра­тьев — Андрея. Они состо­я­ли из трех отдель­ных участ­ков. В каче­стве ори­ен­ти­ров назва­ны реки Ухтах­ма с Поче­вин­ским езом, Сага­лен­ка, Вязь­ма, Юрьев­ка, Шереш, Чер­ная, Уводь, близ кото­рой был «ост­ров» Син­горь; боло­та Сага­лин­ское, Боло­гов­ское, Юрьев­ское, Козин­ское, Бере­зо­во, плав Раз­ве­ев­ский; заводь Дол­гая, Ине­уль­ское устье, овраг Кор­дов­ский, луг Мал­ков; дерев­ни и сели­ща Мас­лов­ская, Ста­рое и Новое Лям­цы­но, Селыш­ки, Боло­го­во, Зме­ин­ское, Яков­ля (Яко­вль­ское), Стро­и­ко­во, Селыш­ко Круг­лое, Щит­ни­ко­во (Щит­ни­че), Буш­ма­но­во, Шереш, Бор­що­во­во, Малое Голуб­цо­во [АСВР, т. 3, № 500, с. 476.]. И.А. Голуб­цов счи­тал, что Лям­цын­ский Угол полу­чил свое назва­ние от д. Лям­цы­но, в XIX в. чис­лив­шей­ся в Нере­хот­ском уез­де Костром­ской губер­нии [АСВР, т. 3, с. 513, ком­мен­та­рий к акту № 500; ср.: Костром­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 281, № 8502]. Нере­хот­ское Лям­цы­но сто­я­ло на левом бере­гу р. Шачи почти при ее исто­ке [ЦГА­ДА, ф. 1356, оп. 1, д. 1714]. Вла­де­ния же кня­зя А.В. Ног­те­ва он лока­ли­зо­вал зна­чи­тель­ное южнее это­го Лям­цы­на, в ниж­нем тече­нии рек Уво­ди и Вязь­мы [АСВР, т. 3, с. 513.]. Дей­стви­тель­но, основ­ной мас­сив вла­де­ний кня­зя А.В. Ног­те­ва про­сти­рал­ся от сто­яв­шей на пра­вом бере­гу Ухто­мы (Ухтах­мы), в ее ниж­нем тече­нии, д. Мас­лов­ской до рас­по­ло­жен­ной на левом бере­гу р. Вязь­мы д. Боло­го­во, далее вниз по Вязь­ме, от нее обрат­но на восток к Козин­ско­му боло­ту, далее к дерев­ням Яко­в­ле (Яко­вль­ско­му), Щит­ни­ко­ву (Щит­ни­чу) и к р. Ухто­ме (Ухтах­ме), где был «забит» ез кре­стьян д. Поче­ви­ной [АСВР, т. 3, с. 476.]. Все ука­зан­ные здесь посе­ле­ния сохра­ни­лись и в XIX в., лишь незна­чи­тель­но изме­нив свои назва­ния [ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 5, 6]. Вто­рой уча­сток вла­де­ний кня­зя Андрея Васи­лье­ви­ча был рас­по­ло­жен ниже пер­во­го по р. Вязь­ме и не на левом, а на пра­вом бере­гу этой реки. В раз­дель­ной гра­мо­те упо­ми­на­ют­ся д. Буш­ма­но­во и р. Шереш [АСВР, т. 3, 500, с. 476.]. На кар­те 1812 г. пока­за­ны сто­яв­шая на пра­вом бере­гу Вязь­мы д. Буш­ма­ко­во и к югу от нее пра­вый при­ток Вязь­мы р. Аве­реш [ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 5.]. Несмот­ря на неко­то­рую раз­ни­цу в назва­ни­ях (воз­мож­но, что на кар­те про­сто опис­ки в наиме­но­ва­ни­ях), ста­но­вит­ся оче­вид­ным, что речь в гра­мо­те нача­ла XVI в. идет о вла­де­нии, рас­по­ло­жен­ном в рай­оне зафик­си­ро­ван­ных источ­ни­ком XIX в. д. Буш­ма­ко­во и р. Аве­ре­ша. Нако­нец, тре­тий уча­сток кня­зя А.В. Ног­те­ва — «ост­ров на рѣкѣ на Уво­ти Син­горь» [АСВР, т. 3, № 500, с. 476.] — И.А. Голуб­цов совер­шен­но пра­виль­но поме­стил на р. Син­го­ри, впа­да­ю­щей сле­ва в р. Уводь, в 12—13 км от устья послед­ней 177. Таким обра­зом, вла­де­ния кня­зя А.В. Ног­те­ва были рас­по­ло­же­ны по ниж­не­му тече­нию рек Уво­ди, Вязь­мы и Ухто­мы (Ухтах­мы). Посколь­ку они состав­ля­ли лишь часть отчи­ны его отца, мож­но думать, что в свое вре­мя князь Васи­лий Ног­тев вла­дел зем­ля­ми и по сред­не­му тече­нию назван­ных рек. Одна­ко сомни­тель­но, что­бы вот­чи­ны Ног­те­вых вклю­ча­ли в себя пере­хот­ское Лям­цы­но, как пола­гал И.А. Голуб­цов. Ста­рое и Новое Лям­цы­но упо­ми­на­ют­ся в раз­дель­ной гра­мо­те 1500—1515 гг. при фик­са­ции гра­ни­цы части кня­зя А.В. Ног­те­ва от д. Мас­лов­ской до д. Боло­го­во («...про­меж Ста­ро­ва Лям­ци­на и Ново­го в Боло­гов­ское боло­то».) [АСВР, т. 3, № 500, с. 476.]. Оче­вид­но, назва­ния этих Лям­цы­ных, теперь уже не сохра­нив­ших­ся, сле­ду­ет свя­зы­вать с наиме­но­ва­ни­ем всей мест­но­сти — вла­де­ния бра­тьев Ног­те­вых — Лям­цын­ским Углом, а не пере­хот­ско­го Лямцына.
Итак, рас­смот­ре­ние актов XV—XVI вв. убеж­да­ет в точ­но­сти лето­пис­но­го опре­де­ле­ния кня­зя Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча Ног­тя как кня­зя имен­но суз­даль­ско­го. Дан­ные акто­во­го мате­ри­а­ла поз­во­ля­ют гово­рить о том, что удел само­го млад­ше­го из сыно­вей Кон­стан­ти­на Васи­лье­ви­ча Ниже­го­род­ско­го состо­ял как мини­мум из отдель­ных сел и уго­дий в суз­даль­ской горо­до­вой окру­ге и обшир­ных про­странств по сред­не­му и ниж­не­му тече­нию рек Уво­ди, Вязь­мы и Ухто­мы [107].

Ж. МАРИЯ ( ин. МАРИ­НА); она скон­ча­лась и погре­бе­на в Суз­да­ле, в нынеш­ней церк­ви св. Алек­сандра Перт­ско­го, быв­шей жен­ским мона­сты­рем. Д. К. имел един­ствен­но­го сына Юрия, через кото­ро­го он счи­та­ет­ся родо­на­чаль­ни­ком неудель­ных кня­зей Ногтевых.

13/7. КНЖ. ЕВДО­КИЯ КОН­СТАН­ТИ­НОВ­НА (ок. 1340—1404)

М., В.КН. МИХА­ИЛ АЛЕК­САН­ДРО­ВИЧ ТВЕРСКОЙ.

14/7. КНЖ. АНТО­НИ­ДА КОН­СТАН­ТИ­НОВ­НА (ум. 1365)

М., КН. АНДРЕЙ ФЕДО­РО­ВИЧ РОСТОВ­СКИЙ, его пер­вая супруга.

XIV генерація от Рюрика

15/10. КН. ВАСИ­ЛИЙ ДМИТ­РИ­Е­ВИЧ КИР­ДЯ­ПА СУЗ­ДАЛЬ­СКИЙ († 1403)

стар­ший сын Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча, родил­ся око­ло 1350 г., князь горо­дец­кий (1387–1389, 1394?- 1403 гг.). У дже­ре­лах Василь Дмит­ро­вич зга­дуєть­ся з 1363 р. [154]. По пору­че­нию отца, В. Д. в этом 1365 г. вме­сте с бра­том Семе­ном ездил для пере­го­во­ров к дяде, но тот не пустил его к себе; тогда В. Д. отпра­вил­ся в орду, отку­да вско­ре воз­вра­тил­ся с хан­ским послом и, глав­ное, с ярлы­ком для отца на вели­кое кня­же­ние Вла­ди­мир­ское, от кото­ро­го Дмит­рий Кон­стан­ти­но­вич, впро­чем, доб­ро­воль­но отка­зал­ся в поль­зу мос­ков­ско­го кня­зя, чем обес­пе­чил себе под­держ­ку послед­не­го в борь­бе с Бори­сом. Когда Борис был слом­лен и Дмит­рий Кон­стан­ти­но­вич сел в Ниж­нем, В. Д. полу­чил Суз­даль, в кото­ром кня­жил до 1382 г. За это вре­мя о нем сохра­ни­лись немно­го­чис­лен­ные све­де­ния: в 1367 г. он участ­во­вал вме­сте с отцом и дядей Бори­сом в похо­де на ордын­ско­го выход­ца Булат-Теми­ра, в 1370 г. толь­ко с дядей ходил на бол­гар­ско­го царя Аса­на и, нако­нец, в 1376 г. с бра­том Ива­ном водил соеди­нен­ную рать ниже­го­род­скую и мос­ков­скую опять на бол­гар, кото­рых под Каза­нью раз­бил, обло­жил данью и взял с них еди­но­вре­мен­ный выкуп в раз­ме­ре 5000 руб. Есть изве­стие, что В. Д. при­над­ле­жит ини­ци­а­ти­ва про­ис­шед­ше­го в 1374 г. в Ниж­нем изби­е­ния татар­ско­го посла Сарай­ки и его сви­ты, одна­ко досто­вер­ность его сомни­тель­на. В тра­ги­че­ской бит­ве с тата­ра­ми на p. Пьяне В. Д. не участ­во­вал, нахо­дясь в это вре­мя в Суз­да­ле; полу­чив же весть о пора­же­нии рус­ских и о гибе­ли бра­та Ива­на, он отпра­вил­ся к месту бит­вы и там отыс­кал тело бра­та, кото­рое при­вез в Ниж­ний и пре­дал земле.

В 1382 г. на Русь и в част­но­сти на Моск­ву надви­ну­лась гро­за в лице Тох­та­мы­ша. В. Д. отцом, желав­шим откло­нять от Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ско­го кня­же­ства новый раз­гром, был послан с дара­ми навстре­чу хану. Когда моск­ви­чи отка­за­лись отво­рить пред Тох­та­мы­шем город­ские воро­та, В. Д. и брат его Семен всту­пи­ли с оса­жден­ны­ми в пере­го­во­ры, при­чем кля­лись им в отсут­ствии злых наме­ре­ний у хана, доб­ро­со­вест­но, по-види­мо­му, будучи убеж­де­ны в этом. Одна­ко, как ока­за­лось, они заблуж­да­лись — хан, достиг­нув цели, веро­лом­но нару­шил обе­ща­ние не уби­вать и не гра­бить, и В. Д. с бра­том явля­ют­ся, таким обра­зом, кос­вен­ною при­чи­ною, хотя бы и неволь­ною, про­изо­шед­шей в Москве рез­ни. Из-под Моск­вы Тох­та­мыш взял Б. Д. с собою в орду в каче­стве залож­ни­ка, ама­на­та [155]. Піс­ля смер­ті бать­ка у 1383 р. Василь Кір­дя­па, схо­же, номі­наль­но вва­жав­ся кня­зем Суз­дальсь­ким. При­най­мі, відо­мо, що в 1387 р. Суз­даль нале­жав синам Дмит­ра Костян­ти­но­ви­ча. А якщо б кня­зем Суз­дальсь­ким у 1383 – 1387 рр. був молод­ший брат Кір­дя­пи Семен, то прак­тич­но немож­ли­во пояс­ни­ти пов­ну від­сут­ність імен­них монет остан­ньо­го. В той же час відо­ма знач­на кіль­кість суз­дальсь­ких монет з ім’ям кн. Васи­ля, котрі, віро­гід­ні­ше за все, кар­бу­ва­лись саме під час пере­бу­ван­ня Кір­дя­пи у Орді [156].

Там он томил­ся до 1386 г., когда, не будучи в силах долее выдер­жи­вать нево­лю, бежал, но на доро­ге был пой­ман и вновь достав­лен в орду, где за свою попыт­ку при­нял от хана «исто­му велию». Одна­ко вско­ре он успел чем-то уми­ло­сти­вить Тох­ту и в 1387 г. был отпу­щен на Русь, при­чем полу­чил даже ярлык на Горо­дец – родо­вий уділ вел. кня­зя Ниже­го­родсь­ко­го Бори­са Костян­ти­но­ви­ча (мож­ли­во, дію­чи за відо­мим прин­ци­пом “поді­ляй та владарюй”).

Повер­нув­шись на Русь, Василь Дмит­ро­вич прак­тич­но відра­зу всту­пив у кон­флікт з дядь­ком, який, ціл­ком мож­ли­во, був при­чет­ним до його кіль­каріч­ної ординсь­кої неволі. У берез­ні 1388 р. Кір­дя­па та його брат Семен, зібрав­ши війсь­ка зі своїх Суз­да­ля та Город­ця, а також отри­мав­ши силь­ну допо­мо­гу від Дмит­ра Донсь­ко­го (одру­же­но­го з їх сест­рою Євдо­кією Дмит­рів­ною), виру­шил у похід на Ниж­ній Нов­го­род. Борис Костян­ти­но­вич нама­гав­ся чини­ти опір, але через п’ять днів зму­ше­ний був пого­ди­ти­ся на мир, за умо­ва­ми яко­го “отсту­пил­ся” пле­мін­ни­кам “воло­стей ноуго­род­скыхъ” та отри­мав від них свій попе­ред­ній уділ, тоб­то Горо­де­ць і Кур­миш [157]. Без­пе­реч­но, що разом з ниже­го­родсь­ки­ми воло­стя­ми Борис від­мо­ви­вся й від само­го Ниж­ньо­го Нов­го­ро­ду, де став кня­зю­ва­ти стар­ший з Дмит­ро­ви­чів, Василь Кір­дя­па. Про це свід­чать і ниже­го­родсь­кі моне­ти з ім’ям вел. кня­зя Васи­ля Дмит­ро­ви­ча; у наш час мож­на вва­жа­ти дове­де­ним, що вони за своїм типом не мог­ли кар­бу­ва­ти­ся повним тез­кою Кір­дя­пи, вел. кня­зем Воло­ди­ми­ро-Мос­ковсь­ким Васи­лем Дмит­ро­ви­чем [158].

Одна­ко В. Д. вла­дел Ниж­ним-Нов­го­ро­дом недол­го, так как в 1389 г. он, по хан­ско­му ярлы­ку, сно­ва пере­шел к Бори­су, а несколь­ко поз­же, в 1393 г., был при­со­еди­нен к Москве вел. кн. Васи­ли­ем Димит­ри­е­ви­чем (сыном Дон­ско­го), кото­рый, не доволь­ству­ясь этим, пошел на Суз­даль, где сно­ва кня­жил В. Д. вме­сте с бра­том Семе­ном. По дан­ным Тати­щев­ско­го сво­да, Мос­ков­ский князь вывел бра­тьев из Суз­да­ля и дал им Шую, чем они, как стар­шие в роду Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ских кня­зей, оста­лись крайне недо­воль­ны и в 1394 г. «побе­жа­ли» в орду доби­вать­ся сво­ей вот­чи­ны, — пола­гать надо, не Суз­да­ля, а Ниж­не­го. Вели­кий князь послал за ними пого­ню, но бра­тья ускольз­ну­ли от нее. С этих пор вплоть до самой кон­чи­ны В. Д. более в лето­пи­сях не упо­ми­на­ет­ся. Надо думать, что он поми­рил­ся с Мос­ков­ским кня­зем, конеч­но, на всей воле послед­не­го, при­чем, веро­ят­но, полу­чил Горо­дец; по край­ней мере, извест­но, что в нем он скон­чал­ся, имен­но в 1403 г.; тело его пре­да­но зем­ле в ниже­го­род­ском Спа­со-Пре­об­ра­жен­ском собо­ре. От бра­ка с неиз­вест­ной он имел четы­рех сыно­вей: Ива­на, Юрия, Федо­ра и Дани­и­ла, через кото­рых счи­та­ет­ся родо­на­чаль­ни­ком кня­зей Шуй­ских стар­шей ветви.

Кн. Горо­де­ць­кий Василь Дмит­ро­вич (Кір­дя­па) помер зимою 1403/04 р. [159] та був похо­ва­ний у ниже­го­родсь­ко­му Спа­со-Пре­об­ра­женсь­ко­му соборі, поряд зі свої­ми бать­ком та дідом [160]. Від шлю­бу з яко­юсь Анною [161] він зали­шив чоти­рьох синів – Іва­на (3.3.7), Дани­ла (3.3.8), Федо­ра (3.3.9) та Юрія Шуйсь­ко­го (3.3.10).

Ж., Анна ….. …… .

16/10. КН. ИВАН ДМИТ­РИ­Е­ВИЧ († 2.08.1377)

вто­рой сын Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча (11), кня­жич Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ский, осо­бо­го уде­ла не имел. Заги­нув 2.08. 1 377 р., вто­пив­шись у р. П’яні при пере­слі­ду­ван­ні ординцями.

Све­де­ния о нем немно­го­чис­лен­ны: в 1367 г. вме­сте с отцом, дядей Бори­сом (6) и бра­тья­ми пре­сле­до­вал Булат-Теми­ра, в 1376 г. — участ­во­вал в похо­де на Казань и в 1377 г. — ходил с ниже­го­род­ски­ми и мос­ков­ски­ми вой­ска­ми про­тив при­шед­ше­го из Синей орды царе­ви­ча Арап­ши, при­чем во вре­мя про­изо­шед­шей 2 авгу­ста на бере­гах р. Пья­ны тра­ги­че­ской для рус­ских бит­вы И. Д., спа­са­ясь от татар, бро­сил­ся в реку и уто­нул. Тело его поз­же было разыс­ка­но бра­том Васи­ли­ем Дмит­ри­е­ви­чем (8) и погре­бе­но в ниже­го­род­ском Спас­ском собо­ре. Потом­ства И. Д. не оста­вил и неиз­вест­но даже, был ли он женат.

17/10. КНЖ. МАРІЯ ДМИТРІВНА

М., Мико­ла Васи­льо­вич Велья­мі­нов, мос­ковсь­кий боярин.

18/10. КНЖ. ЄВДО­КІЯ (ІН. ЄВФРО­СИНІЯ) ДМИТ­РІВ­НА (*1‑я поло­ви­на 1350‑х гг., † 7.6.1407, Москва)

кня­ги­ня мос­ков­ская и вели­кая кня­ги­ня вла­ди­мир­ская (с 1366 или 1367); рус­ская свя­тая. Из суз­даль­ских Рюри­ко­ви­чей. Дочь Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча. Жена Дмит­рия Ива­но­ви­ча. Брак Евдо­кии Дмит­ри­ев­ны и вели­ко­го кня­зя вла­ди­мир­ско­го Дмит­рия Ива­но­ви­ча дол­жен был скре­пить сло­жив­ший­ся к сере­дине 1360‑х гг. союз послед­не­го и вели­ко­го кня­зя ниже­го­род­ско­го Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча. Сва­дьба состо­я­лась в Коломне 18 янва­ря 1367 г. (по отно­си­тель­ной хро­но­ло­гии собы­тий) или 1366 г. (по соче­та­нию ука­зан­ных чис­ла и дня неде­ли)[162]. По источ­ни­кам извест­но 8 сыно­вей и 4 доче­ри, родив­ших­ся у Евдо­кии Дмит­ри­ев­ны: Дани­ил Дмит­ри­е­вич (ум. до нача­ла 1372), Васи­лий I Дмит­ри­е­вич, Юрий Дмит­ри­е­вич; Мария Дмит­ри­ев­на (ум. 15.5.1399), жена (с 14 июня 1394) мсти­слав­ско­го кня­зя Лугве­ня (Семё­на) Оль­гер­до­ви­ча (ум. после 1431); Ана­ста­сия Дмит­ри­ев­на (ум. после 1402), 2‑я жена (с 23 сен­тяб­ря 1397) ста­риц­ко­го кня­зя Ива­на Все­во­ло­до­ви­ча (ум. 27.3.1402); Иван Дмит­ри­е­вич (в мона­ше­стве Иоасаф) (1378 или 1380 – 29.7.1393), Семён Дмит­ри­е­вич (ум. 11.9.1379), Софья Дмит­ри­ев­на (ум. не ранее 1409), жена (с 1387) вели­ко­го кня­зя рязан­ско­го Фёдо­ра Оль­го­ви­ча; Андрей Дмит­ри­е­вич, Пётр Дмит­ри­е­вич; Анна Дмит­ри­ев­на (род. 8.1.1388), Кон­стан­тин Дмитриевич.

В 1368 и 1370 гг. нахо­ди­лась вме­сте с мужем в Москве в ходе её осад вой­ска­ми вели­ко­го кня­зя литов­ско­го Оль­гер­да во вре­мя похо­дов Оль­гер­да 1368–1372 гг. Долж­на была остать­ся там и во вре­мя набе­га Тох­та­мы­ша 1382 г., одна­ко вслед­ствие мяте­жа, воз­ник­ше­го в горо­де после отъ­ез­да вели­ко­го кня­зя Дмит­рия Ива­но­ви­ча для сбо­ра войск в Костро­му, при­ня­ла реше­ние поки­нуть с детьми Моск­ву и так­же отъ­е­хать в Костро­му, что спас­ло вели­ко­кня­же­скую семью.

Соглас­но духов­ной гра­мо­те (заве­ща­нию) Дмит­рия Ива­но­ви­ча (1389), полу­чи­ла в пожиз­нен­ное вла­де­ние воло­сти и сёла (в том чис­ле из уде­лов сво­их сыно­вей), а так­же ста­ла гаран­том заве­ща­ния: «При­ка­зы­ваю дѣти свои сво­еи кня­гинѣ. А вы, дѣти мои, жыви­те заодин, а мате­ри сво­ее слу­ша­и­те во всем»; «А вы, дѣти мои, слу­ша­и­те сво­ее мате­ри, что кому дасть, то тому и есть»[163].

Дела­ла круп­ные вкла­ды во вла­ди­мир­ский в честь Рож­де­ства Пре­свя­той Бого­ро­ди­цы муж­ской мона­стырь (село Арбу­зо­во во Вла­ди­мир­ском уез­де, село Бас­ка­ко­во в Суз­даль­ском уез­де), в Кирил­лов Бело­зер­ский в честь Успе­ния Пре­свя­той Бого­ро­ди­цы муж­ской мона­стырь (село Сан­ды­рев­ское на Бело­озе­ре). По дошед­ше­му в соста­ве «Сте­пен­ной кни­ги» ска­за­нию («Въма­ле ска­за­ние о бла­жен­нои вели­кои кня­ги­ни Евдо­кии, во ино­ки­няхъ Евфро­си­нии, супруж­ни­цы досто­хвал­на­го вели­ка­го кня­зя Димит­риа Ива­но­ви­чя Донъ­ска­го»), постро­и­ла в Пере­я­с­лав­ле (Залес­ском) «близ гра­да, у реки Тру­бе­жа» цер­ковь во имя свя­то­го Иоан­на Пред­те­чи и «мона­сты­ри устрои» (Сте­пен­ная кни­га. 2008. С. 66). Суще­ству­ет пре­да­ние, в соот­вет­ствии с кото­рым, Евдо­кия Дмит­ри­ев­на сыг­ра­ла важ­ную роль в воз­об­нов­ле­нии око­ло 1392 г. пере­славль-залес­ско­го Гориц­ко­го в честь Успе­ния Пре­свя­той Бого­ро­ди­цы муж­ско­го мона­сты­ря. В 1393 г. на сво­ём дво­ре в Мос­ков­ском Крем­ле постро­и­ла вме­сто дере­вян­ной церк­ви во имя пра­вед­но­го Лаза­ря камен­ную цер­ковь в честь Рож­де­ства Пре­свя­той Бого­ро­ди­цы с при­де­лом пра­вед­но­го Лаза­ря (освя­ще­на мит­ро­по­ли­том Кипри­а­ном 1 фев­ра­ля 1394).

«Въма­ле ска­за­ние» повест­ву­ет о бла­го­че­сти­вой жиз­ни кня­ги­ни во вдов­стве. Это кос­вен­но под­твер­ди­лось ана­ли­зом её остан­ков, в кото­рых не было выяв­ле­но обыч­ных для захо­ро­не­ний кня­гинь сле­дов кос­ме­ти­че­ских средств. В послед­ние годы жиз­ни осно­ва­ла в Мос­ков­ском Крем­ле мос­ков­ский в честь Воз­не­се­ния Гос­под­ня жен­ский мона­стырь, вес­ной 1407 г. на её сред­ства нача­лось воз­ве­де­ние там камен­но­го собор­но­го хра­ма. Неза­дол­го до смер­ти при­ня­ла в оби­те­ли мона­ше­ский постриг с име­нем Евфросиния.

Была похо­ро­не­на в собо­ре Воз­не­сен­ско­го мона­сты­ря; в 1929 г. её мощи были пере­не­се­ны в под­клет Архан­гель­ско­го собо­ра Мос­ков­ско­го Крем­ля. 28 мая 2008 г. мощи пере­не­се­ны из под­кле­та в при­дел муче­ни­ка Уара Архан­гель­ско­го собо­ра Мос­ков­ско­го Кремля.

Почи­та­ние раз­ви­ва­лось в 16–17 вв., по всей види­мо­сти, в 16 в. гото­ви­лась её кано­ни­за­ция, но она не состо­я­лась. В Воз­не­сен­ском мона­сты­ре почи­та­ние Евдо­кии Дмит­ри­ев­ны как свя­той утвер­ди­лось в послед­ней тре­ти 19 в. В 1880 г. были опуб­ли­ко­ва­ны служ­ба и ака­фист Евдо­кии Дмит­ри­евне. Дни памя­ти: 17 мая, 19 мая (уста­нов­ле­на в 2015; общая с мужем) и 7 июля ст. ст., в собо­рах Радо­неж­ских свя­тых (6 июля ст. ст.), Мос­ков­ских свя­тых (вос­кре­се­нье перед 26 авгу­ста ст. ст.), Всех свя­тых, в зем­ле Рус­ской про­си­яв­ших (2‑е вос­кре­се­нье после Троицы).

∞, 18.01.1366, В. КН. ДМИТ­РО ІВА­НО­ВИЧ МОСКОВСЬКИЙ.

19/10. КН. СЕМЕН ДМИТ­РИ­Е­ВИЧ († 1402)

дру­гий чи третій син Дмит­ра-Фоми Костян­ти­но­ви­ча, вел. кня­зя Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­ко­го. У дже­ре­лах зга­дуєть­ся з 1375 р. [164]. Помер у 1402 р. на заслан­ні у В’ят­ці, напев­но не без сто­рон­ньої допо­мо­ги (116, с.243–254; 117, с. 131). З 1395 р. нама­гав­ся повер­ну­ти захопле­ний Моск­вою Ниж­ній Нов­го­род. Коли, у 1401 р. у Морд­ві захо­пи­ли в полон його сім’ю, здав­ся сам і був засла­ний у В’ятку.

В 1377 г. С. Д., вме­сте с дядей Бори­сом Кон­стан­ти­но­ви­чем (6) пред­во­ди­тель­ствуя соеди­нен­ны­ми ниже­го­род­ски­ми и мос­ков­ски­ми пол­ка­ми, ходил на морд­ву, осме­лив­шу­ю­ся после несчаст­ной для рус­ских бит­вы y p. Пья­ны с царе­ви­чем Арап­шей напасть на Ниже­го­род­скую зем­лю; поход был настоль­ко жесток, что мор­дов­ская зем­ля «сотво­ри­лась пуста». Во вре­мя наше­ствия на Русь в 1382 г. Тох­та­мы­ша С. Д., вме­сте с бра­том Васи­ли­ем (8), по пору­че­нию отца, сопро­вож­дал хана в похо­де на Моск­ву и был одним из сове­то­вав­ших моск­ви­чам отво­рить город­ские воро­та, так как хан пита­ет-де самые мир­ные наме­ре­ния, что, как ука­за­но в био­гра­фии Васи­лия Дмит­ри­е­ви­ча, ока­за­лось невер­ным: тата­ры пре­да­ли город страш­но­му раз­ру­ше­нию. На обрат­ном пути в орду Тох­та, задер­жав при себе Васи­лия Дмит­ри­е­ви­ча, само­го С. Д. отпу­стил к отцу вме­сте со сво­им шури­ном Ших­ма­том и целым посоль­ством, наря­жен­ным ханом к Дмит­рию Кон­стан­ти­но­ви­чу в знак мило­сти хана к нему за его покорность.

После смер­ти отца С. Д. в Ниж­нем-Нов­го­ро­де занял кня­же­ский стол его дядя Борис, а сам С. Д. и брат его долж­ны были кня­жить в Суз­да­ле, чем оста­лись недо­воль­ны и в 1387 г. с помо­щью мос­ков­ских войск отня­ли у дяди Ниж­ний, в кото­ром, одна­ко, про­си­де­ли не более двух лет, так как Борис Кон­стан­ти­но­вич добил­ся хан­ско­го ярлы­ка на Ниж­ний, и С. Д. с бра­том при­нуж­де­ны были усту­пить, сно­ва сев­ши в Суз­да­ле. В 1393 г. Мос­ков­ский князь, купив в орде ярлык на ниже­го­род­ское кня­же­ние, отнял Ниж­ний у Бори­са и выгнал С. Д. и Васи­лия из Суз­да­ля, дав им Шую. Бра­тья оста­лись новым уде­лом недо­воль­ны и «побе­жа­ли» в орду жало­вать­ся Тох­та­мы­шу, при­чем счаст­ли­во избе­жа­ли пого­ни, выслан­ной им вслед из Моск­вы. У Тох­та­мы­ша они, по-види­мо­му, ниче­го не доби­лись, и Васи­лий, поте­ряв­ши вся­кую надеж­ду на воз­вра­ще­ние вот­чи­ны, успо­ко­ил­ся и поми­рил­ся с Мос­ков­ским кня­зем. С. Д. одна­ко не оста­вил сво­их домо­га­ний и стал дей­ство­вать уже само­сто­я­тель­но. В 1395 г. он, собрав­ши кое-какие соб­ствен­ные силы и полу­чив под­креп­ле­ние от казан­ских татар, под­сту­пил к Ниж­не­му и обло­жил его. Оса­жден­ные дол­го сопро­тив­ля­лись, но, нако­нец, долж­ны были согла­сить­ся на сда­чу при усло­вии, что ниче­го не будет раз­граб­ле­но, в чем С. Д. и его вои­ны цело­ва­ли крест, а тата­ры «роту пили по сво­ей вере». Тем не менее, послед­ние не сдер­жа­ли сло­ва: ворва­лись в город и раз­гра­би­ли его. «Не аз тво­рих месть, но тата­ро­ве; а яз в них не волен, а с них не могу», при­во­дит лето­пись оправ­да­ния С. Д. Мос­ков­ский князь вско­ре послал силь­ный отряд на выруч­ку ниже­го­род­цев; тата­ры бежа­ли, а с ними и С. Д., не желав­ший поко­рить­ся вели­ко­му кня­зю и отка­зать­ся от Ниж­не­го. В 1399 г. С. Д. опять пытал­ся при помо­щи казан­ских татар овла­деть Ниж­ним-Нов­го­ро­дом, но об этом забла­го­вре­мен­но узна­ли в Москве, отку­да была посла­на за С. Д. пого­ня, кото­рая пре­сле­до­ва­ла его до Каза­ни, но «не уго­ни­ша». В 1401 г. вели­кий князь сно­ва послал дво­их вое­вод искать С. Д. и его семью. Послед­ние нашли семей­ство С. Д. в Мор­дов­ской зем­ле и при­вез­ли его в Моск­ву, где оно было заклю­че­но во дво­ре бояри­на Беле­ута. Узнав об этом, С. Д., скры­вав­ший­ся в орде, стал про­сить у мос­ков­ско­го кня­зя «мира и люб­ви», что и полу­чил в том же году. На мир Мос­ков­ский князь согла­сил­ся, веро­ят­но, под вли­я­ни­ем посла­ния игу­ме­на Бело­зер­ско­го мона­сты­ря Кирил­ла, в кото­ром он уве­ще­вал вели­ко­го кня­зя в его борь­бе с суз­даль­ски­ми кня­зья­ми не под­да­вать­ся зло­бе и чув­ству мще­ния, а быть спра­вед­ли­вым, миро­лю­би­вым и мяг­ко­сер­дым. После это­го С. Д. уехал с семей­ством в Вят­ку, где ско­ро умер — 21 декаб­ря 1402 г., оста­вив дво­их сыно­вей, из кото­рых толь­ко один изве­стен по име­ни — Васи­лий (9). Тщет­ные забо­ты и хло­по­ты С. Д. о воз­вра­ще­нии сво­ей вот­чи­ны лето­пись рису­ет сле­ду­ю­щи­ми сло­ва­ми: «Сей же князь Семен Дмит­ре­евич суз­дол­скии из Ниж­не­го Нова­го­ро­да мно­ги напа­сти подъ­ят и мно­ги исто­мы пре­тер­пе во Орде и на Руси, тру­жав­ся доби­ва­ясь сво­ея отчи­ны, и 8 лет не почи­вая по ряду во Орде слу­жил четы­рем царем: пер­во­му — Тах­та­мы­шу, вто­ро­му — Аскак-Теми­рю, тре­тье­му — Темир-Кут­лую, чет­вер­то­му — Шади­бе­ку; а все то под­ни­мая рать на вели­ко­го кня­зя Васи­лья Дмит­ре­еви­ча мос­ков­ско­го, како бы ему най­ти свою отчи­ну — кня­же­ние Нова­го­ро­да Ниж­не­го, и Суз­даль и Горо­дец; и того ради мног труд подъя, и мно­го напа­стей и бед пре­тер­пе, сво­е­го при­ста­ни­ща не имея и не обре­тая покоя нога­ма сво­има, и не успе ничтож».

Піс­ля смер­ті бать­ка у 1383 р. Семен пови­нен був успад­ку­ва­ти части­ну його володінь, а саме якийсь уділ у Суз­дальсь­кій зем­лі. Але оскіль­ки його стар­ший брат Василь Кір­дя­па кіль­ка років зна­хо­ди­вся в ординсь­кій неволі, то в цей час молод­ший Дмит­ро­вич, напевне, фак­тич­но пра­вив і самим Суз­да­лем. У берез­ні 1388 р. Семен разом з недав­но звіль­не­ним Васи­лем Кір­дя­пою зму­си­ли сво­го дядь­ка Бори­са Костян­ти­но­ви­ча піти з Ниж­ньо­го Нов­го­ро­ду, де вокня­жи­вся Василь. Логіч­но було б при­пу­сти­ти, що піс­ля цьо­го Семен став кня­зю­ва­ти у Суз­далі; однак пов­на від­сут­ність суз­дальсь­ких монет з його ім’ям навряд чи доз­во­ляє прий­ня­ти таку мож­ливість, хоча уділ молод­шо­го Дмит­ро­ви­ча, напевне, й був сут­тєво збіль­ше­ний. Коли у 1391 р. Борис повер­нув собі ниже­го­родсь­кий стіл, Семе­ну Дмит­ро­ви­чу, на від­мі­ну від Васи­ля Кір­дя­пи, поща­сти­ло вря­ту­ва­ти­ся вте­чею, але його дру­жи­на та діти потра­пи­ли в полон та були поса­д­жені під вар­ту у Ниж­ньо­му Нов­го­роді (за дани­ми М. Храм­цовсь­ко­го [165]).

Восе­ни 1392 р., коли Ниж­ній Нов­го­род було при­єд­на­но до Мос­ковсь­кої дер­жа­ви, Семе­ну Дмит­ро­ви­чу зно­ву вда­ло­ся уник­ну­ти поло­ну (на цей раз мос­ковсь­ко­го) та втек­ти до Орди [166]. Тро­хи зго­дом він повер­нув­ся на Русь, а в черв­ні 1394 р. разом Васи­лем Кір­дя­пою зно­ву подав­ся до хансь­ко­го дво­ру. У Орді Семен і про­вів наступ­ні вісім років жит­тя, даре­м­но нама­га­ю­чись з татарсь­кою допо­мо­гою боро­ти­ся з Моск­вою за свою “отчи­ну” – Ниже­го­родсь­ке кня­жін­ня. Лише у 1402 р. він виму­ше­ний був поми­ри­ти­ся з вел. кня­зем Васи­лем Дмит­ро­ви­чем, піс­ля чого виру­шив до Вят­ки, де й помер 21 груд­ня того ж року (див. 4.1). Семен Дмит­ро­вич був одру­же­ний з яко­юсь Олек­сан­дрою [167], від шлю­бу з якою зали­шив єди­но­го відо­мо­го сина Васи­ля (3.3.11).

Ж., АЛЕК­САНДРА …… …… .

20/11. КН. ДАНИ­ЛО БОРИ­СО­ВИЧ († піс­ля 1418)

стар­ший син Бори­са Костян­ти­но­ви­ча (3.1.1), від шлю­бу з Агріп­пі­ною Оль­гер­дів­ною Литовсь­кою. Наро­ди­вся неза­дов­го до 1370 р. (дата народ­жен­ня його молод­шо­го бра­та Іва­на). Піс­ля втечі синів Дмит­ра Костян­ти­но­ви­ча до Орди в черв­ні 1394 р. Дани­ло Бори­со­вич, зали­шив­шись на Русі стар­шим з кн. Суз­дальсь­ких, від­по­від­но вокня­жи­вся у Суз­далі. Про це свід­чать моне­ти з ім’ям кн. Дани­ла, які кар­бу­ва­ли­ся в Суз­далі на межі XIV – XV ст. [168]. Без­пе­реч­но, що їх кар­бу­вав саме Дани­ло Бори­со­вич, а не його дво­юрід­ний пле­мін­ник Дани­ло Васи­льо­вич (3.3.8), який за стар­шин­ством не міг кня­зю­ва­ти в Суз­далі за жит­тя Бори­со­ви­чів та сво­го стар­шо­го бра­та Іва­на (3.3.7).

У 1411 р. з допо­мо­гою Морд­ви здо­був Ниж­ній Нов­го­род, а потім і Воло­ди­мир. У 1414 р. зно­ву вигна­ний з Ниж­ньо­го Нов­го­ро­да. У 1417 р. потра­пив у полон і був ув’яз­не­ний в Москві, але вже наступ­но­го року втік. Даль­ша доля невідома.

стар­ший сын Бори­са Кон­стан­ти­но­ви­ча (6), родил­ся ранее 1370 г., веро­ят­но в Ниж­нем-Нов­го­ро­де, в пер­вый раз упо­ми­на­ет­ся под 1392 г., при­том безы­мен­но: в этом году вели­кий князь Мос­ков­ский отнял у Бори­са Кон­стан­ти­но­ви­ча Ниж­ний-Нов­го­род, а его само­го, жену и детей захва­тил в плен и раз­вел по раз­ным горо­дам. Осво­бо­див­шись из нево­ли — когда имен­но, неиз­вест­но, — Д. Б. жил сна­ча­ла в орде, потом у казан­ских татар, в Бол­га­рии. Это ски­та­ние по чужим зем­лям сви­де­тель­ству­ет, что из нево­ли он, веро­ят­но, бежал. Из Бол­га­рии Д. Б., стар­ший меж­ду налич­ны­ми суз­даль­ско-ниже­го­род­ски­ми кня­зья­ми, или, как назы­ва­ют его лето­пи­си, «отчич Ниж­не­го-Нов­го­ро­да», пытал­ся вырвать свою отчи­ну из рук Мос­ков­ско­го кня­зя Васи­лия Димит­ри­е­ви­ча. В 1411 г. он и его брат Иван (14) с бол­гар­ски­ми, жуко­тин­ски­ми и мор­дов­ски­ми кня­зья­ми подо­шли к Ниж­не­му и обло­жи­ли его. Узнав об этом, Мос­ков­ский князь на выруч­ку оса­жден­ным послал сво­е­го сына Пет­ра, кото­ро­му дал ростов­ские и яро­слав­ские пол­ки. Про­тив­ни­ки встре­ти­лись 15 янва­ря при с. Лыс­ко­ве. «Бысть межи ими сеча зла», из кото­рой Д. Б. вышел побе­ди­те­лем, но не совсем ясно, сумел ли он исполь­зо­вать свое бла­го­при­ят­ное поло­же­ние, овла­дел ли Ниж­ним или нет; толь­ко кос­вен­ные дан­ные поз­во­ля­ют с неко­то­рою веро­ят­но­стью отве­чать на этот вопрос утвер­ди­тель­но. В том же 1411 г. Д. Б., «укры­вая тай­но от всех, при­ве­де к себе», веро­ят­но в Ниж­ний, татар­ско­го царе­ви­ча Талы­ча и в июле послал его вме­сте со сво­им бояри­ном Семе­ном Кара­мы­ше­вым на Вла­ди­мир, кото­рый был страш­но разо­рен и опу­сто­шен. Сле­ду­ю­щее изве­стие о Д. Б. гла­сит, что он отпра­вил­ся в орду хло­по­тать о ярлы­ке на Ниже­го­род­ское кня­же­ство, кото­рый и полу­чил, бла­го­да­ря тому, что хан Зеле­ни-Сал­тан (Дже­дал-Эдин) гне­вал­ся на Мос­ков­ско­го кня­зя. Послед­ний, одна­ко, и сам пошел в орду, где нашел уже ново­го хана, бра­та и убий­цу Зеле­ни-Сал­та­на, Керим­бен­дея, кото­рый утвер­дил Ниж­ний за Мос­ков­ским кня­зем. Тем не менее, Д. Б. не поко­рил­ся, и толь­ко в 1414 г. послан­ный вели­ким кня­зем Юрий Димит­ри­е­вич кн. Галиц­кий при­ну­дил его, после без­успеш­но­го сопро­тив­ле­ния, уйти из Нижнего.

Три сле­ду­ю­щих за тем года Д. Б. ски­тал­ся по раз­ным зем­лям, ища себе помо­щи про­тив Моск­вы и нигде не нахо­дя ее. Видя бес­плод­ность сво­их уси­лий, он и его брат Иван, кото­рый все­гда делил с Д. Б. и радо­сти и неуда­чи, в 1417 г. яви­лись в Моск­ву и при­ми­ри­лись с вели­ким кня­зем, но этот мир был непро­дол­жи­те­лен, так как уже в сле­ду­ю­щем году они бежа­ли из Моск­вы, а куда — неиз­вест­но. На этом лето­пис­ные изве­стия о Д. Б. пре­кра­ща­ют­ся. От бра­ка с Мари­ей, отче­ством и про­ис­хож­де­ни­ем неиз­вест­ной (в ино­че­стве Мари­на), он имел сына Алек­сандра, про­зва­ни­ем Взметень.

Неза­ба­ром піс­ля зна­ме­ни­то­го Єді­гєєво­го наше­стя на Пів­ніч­но-Схід­ну Русь, у 1409/10 р., Дани­ло Бори­со­вич отри­мав від ординсь­ко­го пра­ви­те­ля свою “отчи­ну” – вел. князів­ство Ниже­го­родсь­ке. З цьо­го часу вся відо­ма діяль­ність Дани­ла пов’язана з його бороть­бою за Ниж­ній Нов­го­род, яка три­ва­ла з пере­мін­ним успі­хом про­тя­гом більш ніж трьох деся­ти­річ, як міні­мум до 1442 р. (про неї див. 4.1 та 4.2). Помер Дани­ло Бори­со­вич у гли­бо­кій ста­ро­сті у 1444 р. До цьо­го року (див. 2.4.24) нале­жить дан­на гра­мо­та його дру­жи­ни Марії, у чер­нец­тві Мари­ни, якою вона “по при­ка­зу” покій­но­го чоло­віка нада­ла Спа­со-Євфи­мієву мона­сти­реві своє суз­дальсь­ке с. Омутсь­ке – “по душе сво­е­го кня­зя и по сво­ей душе” [2, № 444, с. 485]; зро­зу­мі­ло, що Марія-Мари­на повин­на була вико­на­ти волю Дани­ла невдо­взі піс­ля його смерті.

Дру­жи­на Дани­ла Бори­со­ви­ча була живою ще у 1448 р. – коли кн. Гали­ць­кий Дмит­ро Юрій­о­вич (Шемя­ка), який отри­мав від вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча за борг Дани­ла сво­му бать­ку с. Омутсь­ке, вже від влас­но­го імені надав його Спа­со-Євфи­мієву мона­сти­реві, зобов’язавши чен­ців з при­бут­ків цьо­го села “кор­мить” його колиш­ню влас­ни­цю, кня­ги­ню Марію, до кін­ця її жит­тя [169]. Дуже віро­гід­но також, що цю кня­ги­ню слід ото­тож­ни­ти з тією чер­ни­цею Мари­ною, яка в 1452/53 р. нада­ла суз­дальсь­ко­му Васи­лівсь­ко­му мона­сти­реві два села, котрі колись нале­жа­ли кн. Дмит­ру-Діонісію Костян­ти­но­ви­чу Ног­тю [170]. Кня­ги­ня Марія, у чер­нец­тві Мари­на, напевне дру­жи­на Дани­ла, була похо­ва­на в суз­дальсь­ко­му жіно­чо­му мона­сти­рі, де піз­ні­ше зна­хо­ди­лась церк­ва св. Олек­сандра Персь­ко­го. Від шлю­бу з нею у Дани­ла Бори­со­ви­ча відо­мий єди­ний син Іван (3.3.12).

Ж., МАРИЯ …… …… .; 1444 г. жало­ван­ной дан­ной гра­мо­те кня­ги­ни-ино­ки Мари­ны (в миру Марии) Спа­со-Евфи­ми­е­ву мона­сты­рю на муж­ни­ну вот­чи­ну село Омут­ское, рас­по­ло­жен­ное на пра­вом бере­гу Нер­ли про­тив устья Ирме­са. [171].

21/11. КН. ИВАН БОРИ­СО­ВИЧ ТУГОЙ ЛУК (* 1370 † 1418)

Дру­гий син Бори­са Костян­ти­но­ви­ча (3.1.1), від шлю­бу з Агрип­пі­ною Оль­гер­дів­ною Литовсь­кою. Князь ниже­го­родсь­кий (1414–1418 рр.). Наро­ди­вся у 1370 р., при­чо­му був охре­ще­ний у Ниж­ньо­му Нов­го­роді самим мит­ро­по­ли­том Олексієм [172]. Піс­ля смер­ті бать­ка у 1394 р. Іван Бори­со­вич пови­нен був успад­ку­ва­ти уділ у Суз­дальсь­кій зем­лі, а також отри­мав від вел. кня­зя Васи­ля Дмит­ро­ви­ча якісь володін­ня у Город­ці, які було збе­ре­же­но за ним і при надан­ні Город­ця у 1404/06 р. кн. Воло­ди­ми­ру Андрій­о­ви­чу Сер­пу­ховсь­ко­му [173].

В 1383 г. вслед за отцом отпра­вил­ся в орду, куда повез, как кажет­ся, допол­ни­тель­ные подар­ки для хана Тох­та­мы­ша, у кото­ро­го Борис Кон­стан­ти­но­вич искал мило­сти, а через три года, сле­до­ва­тель­но, 15-ти лет, И. Б., по пору­че­нию отца, вновь ездил в орду — с целью, по-види­мо­му, хло­по­тать у хана о даль­ней­шем задер­жа­нии в орде Васи­лия Кир­дя­пы (8), в кото­ром Борис Кон­стан­ти­но­вич не без осно­ва­ния боял­ся уви­деть опас­но­го сопер­ни­ка на ниже­го­род­ский стол. В 1392 г., когда Ниж­ний-Нов­го­род был насиль­ствен­но отнят у Суз­даль­ских кня­зей и при­со­еди­нен к Москве, И. Б. вме­сте с отцом, мате­рью и бра­том попал к мос­ков­ско­му кня­зю в плен, из кото­ро­го впо­след­ствии бежал в орду.

Під час пер­шо­го ниже­го­родсь­ко­го кня­зю­ван­ня Дани­ла Бори­со­ви­ча Іван Тугий Лук, при­род­ньо, був союз­ни­ком та сорат­ни­ком стар­шо­го бра­та. У січ­ні 1411 р. оби­д­ва Бори­со­ви­чі зав­да­ли пораз­ки мос­ковсь­ким війсь­кам у битві при Лис­ко­ві. В 1412 г. ездил в орду, где выхло­по­тан был ярлык на Ниже­го­род­ское кня­жеств. В січ­ні 1415 р. виму­шені були тіка­ти з Ниж­ньо­го Нов­го­ро­ду до Орди. У цей період Іван Тугий Лук кня­зю­вав у Суз­далі, про що вираз­но свід­чать нуміз­ма­тич­ні дані. Так, моне­ти з ім’ям кн. Іва­на Бори­со­ви­ча почи­на­ють кар­бу­ва­ти­ся лише піс­ля гро­шо­вої рефор­ми, про­ве­де­ної близь­ко 1410 р. [174]. Оскіль­ки рані­ше Іван пра­ва кар­бу­ван­ня моне­ти не мав вза­галі, то зро­зу­мі­ло, що піс­ля вокня­жін­ня Дани­ла Бори­со­ви­ча у Ниж­ньо­му Нов­го­роді у 1409/10 р. його молод­ший брат отри­мав влас­ний князівсь­кий стіл, яким міг бути лише Суз­даль. Ціл­ком логіч­но, що дру­гий за стар­шин­ством пред­став­ник роду кн. Суз­дальсь­ких отри­мав і дру­ге за зна­чен­ням місто від­нов­ле­но­го вел. князів­ства Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­ко­го. Більш піз­ні за своїм типом моне­ти Іва­на Бори­со­ви­ча кар­бу­ва­лись саме в Суз­далі, на що існує й пря­мий доказ. Так, на одній монеті Іва­на роз­мі­ще­но зоб­ра­жен­ня люди­ни зі спи­сом у лівій руці та моло­точ­ком у правій, а точ­но таке саме зоб­ра­жен­ня зустрі­чаєть­ся на моне­тах без імені кня­зя та напи­сом “кня­зя (КЗ) Суз­даль­ско­го”; “ця ана­ло­гія тіс­но пов’язує Іва­на Бори­со­ви­ча та його моне­ти, схід­но­го з опи­са­ним типу, з Суз­да­лем” [175]. Щоправ­да, дєнь­ги дано­го типу мог­ли кар­бу­ва­тись у період як пер­шо­го, так і дру­го­го ниже­го­родсь­ко­го кня­зю­ван­ня Дани­ла Бори­со­ви­ча у 1423/24 р.

У 1416 р. Іван Бори­со­вич, за при­кла­дом влас­но­го сина Олек­сандра (3.3.13), вирі­шив повер­ну­ти­ся на Русь та поми­ри­ти­ся з вел. кня­зем Васи­лем Дмит­ро­ви­чем. Оче­вид­но, піс­ля цьо­го він став кня­зю­ва­ти в Суз­далі – до 1417 р., коли пови­нен був посту­пи­ти­ся суз­дальсь­ким сто­лом на користь стар­шо­го бра­та Дани­ла, який тоді також поми­ри­вся з мос­ковсь­ким воло­да­рем. Втім, вже у 1418 р. Дани­ло та Іван Бори­со­ви­чі роз­ва­ри­ли­ся з Васи­лем Дмит­ро­ви­чем і втек­ли з Моск­ви [176], оче­вид­но зно­ву до Орди. Піс­ля цьо­го іме­на братів у літо­пи­сах біль­ше не зга­ду­ють­ся; скоріш за все, піс­ля оста­точ­но­го розри­ву з Моск­вою вони кіль­ка наступ­них років зна­хо­ди­лись на вигнанні.

Ціл­ком логіч­но, що під час дру­го­го ниже­го­родсь­ко­го кня­зю­ван­ня Дани­ла Бори­со­ви­ча у 1423/24 р. Іван Тугий Лук, як і в 1409/10 – 1415 рр., зно­ву пови­нен був кня­зю­ва­ти в Суз­далі. Саме в цей період мог­ли кар­бу­ва­тись його суз­дальсь­кі моне­ти най­більш піз­ньо­го типу. Дуже віро­гід­но також, що до цьо­го ж часу від­но­сить­ся дан­на гра­мо­та Іва­на Бори­со­ви­ча Спа­со-Євфи­мієву мона­сти­рю, яку він видав “с отцом сво­им Мит­ро­фа­ном, со вла­ды­кою Суз­даль­скимъ, пого­во­ря по духов­но­му делу, и с Олек­сан­дром, сыномъ сво­им”, на ім’я архі­манд­ри­та Дави­да [177]. У цій гра­мо­ті, здаєть­ся, відо­бра­же­но факт своєрід­но­го спів­прав­лін­ня Іва­на з сином Олек­сан­дром, оскіль­ки зви­чай­но подіб­ні доку­мен­ти вида­ва­лись від імені лише одно­го кня­зя. Най­більш віро­гід­но, що таке спів­прав­лін­ня мало міс­це саме у 1423/24 р. – вихо­дя­чи з того, що піс­ля втечі Бори­со­ви­чів до Орди у 1418 р. суз­дальсь­кий стіл напевне зай­мав Олек­сандр Іва­но­вич, який зберіг мир з Моск­вою та навіть одру­жи­вся з доч­кою вел. кня­зя Васи­ля Дмит­ро­ви­ча. Тако­му дату­ван­ню не супере­чить і хро­но­ло­гія архі­манд­рит­ства Дави­да, який зга­дуєть­ся в іншій гра­мо­ті від 8 люто­го 1425 р. [178], тоб­то напевне керу­вав мона­сти­рем і в 1423/24 р.

Іван Бори­со­вич був остан­нім з роду кн. Суз­дальсь­ких, похо­ва­ним у голов­но­му ниже­го­родсь­ко­му Спа­со-Пре­об­ра­женсь­ко­му соборі. За дани­ми М. Храм­цовсь­ко­го, у написі на його гроб­ни­ці датою смер­ті було вка­зан­но 1448 р. [116, с.40, прим. 77, с. 9]. Тим часом у робо­ті М. Д. Хми­ро­ва без поси­лан­ня на дже­ре­ло гово­рить­ся, що Іван Бори­со­вич втік до Ниж­ньо­го Нов­го­ро­ду і помер тут у 1418 р. [179]. Мож­на було б при­пу­сти­ти, що Хми­ров запо­зи­чив цю дату також з намо­гиль­но­го напи­су, а отже визна­ти у книзі Храм­цовсь­ко­го оче­вид­ну дру­карсь­ку помил­ку – 1448 замість 1418 р. Такої мож­ли­во­сті не виклю­чав А. В. Екзем­плярсь­кий [180], а в наш час 1418 р. як дату смер­ті Іва­на Бори­со­ви­ча вже кате­го­рич­но прий­має Л. Вой­то­вич [181]. Однак мені здаєть­ся, що в тому разі, якби на гроб­ни­ці Туго­го Лука був вка­за­ний 1418 р., то Храм­цовсь­кий напев­но зга­дав би про його смерть відра­зу піс­ля пові­дом­лен­ня про вте­чу Бори­со­ви­чів з Моск­ви; а тим часом цей автор вка­за­ні події між собою ніяк не пов’язує і навіть нав­па­ки – пише (від себе) про те, що Іван Бори­со­вич до самої смер­ті вір­но слу­жив Москві [182]. Наба­га­то віро­гід­ні­ше, що Хми­ров (який у своїй робо­ті, як пра­ви­ло, не наво­див поси­лань на дже­ре­ла та обґрун­ту­вань наве­де­них фак­тів) про­сто “випра­вив” дуже піз­ню і тому сум­нів­ну дату Храм­цовсь­ко­го, вва­жа­ю­чи її дру­карсь­кою помилкою.

Тим часом, хоча дата смер­ті Іва­на Бори­со­ви­ча в робо­ті М. Храм­цовсь­ко­го хро­но­ло­гіч­но й дійс­но викли­кає дея­кі сум­ніви, сама по собі вона не є немож­ли­вою, оскіль­ки Тугий Лук ціл­ком міг дожи­ти до 78 років (для порів­нян­ня, його стар­ший брат Дани­ло Бори­со­вич помер у 1444 р.). Факт його похо­ван­ня в Ниж­ньо­му Нов­го­роді дуже логіч­но пояс­нюєть­ся тим, що саме в 1448 р. це місто зна­хо­ди­лось під вла­дою міс­це­вих “отчи­чів” – Васи­ля та Федо­ра Юрій­о­ви­чів. У той же час не виклю­че­но, що Іван Бори­со­вич насправ­ді помер на десять років рані­ше. Так, у гео­гра­фіч­ній книзі “Рос­сия” (1899 р.), при описі ниже­го­родсь­ко­го Спа­со-Пре­об­ра­женсь­ко­го собо­ру, вка­за­но, що похо­ва­ний тут Іван Бори­со­вич помер у 1338 р. [183]. Ця дата містить оче­вид­ну помил­ку, напевне в числі сотень, з виправ­лен­ням якої повин­на чита­ти­ся як 1438 р. У будь-яко­му разі пока­зо­во, що остан­ня циф­ра даної дати спів­па­дає з від­по­від­ною циф­рою у даті Храмцовського.

Щоправ­да, за умо­ви досто­вір­но­сті дати 1448 чи 1438 р. дове­деть­ся визна­ти, що син Іва­на Бори­со­ви­ча Олек­сандр Взме­тень († 1434) кня­зю­вав у Суз­далі та Ниж­ньо­му Нов­го­роді ще за жит­тя влас­но­го бать­ка. Однак відо­мо, що Олек­сандр Іва­но­вич навіть у юно­сті про­во­див ціл­ком неза­леж­ну і навіть воро­жу Іва­ну Бори­со­ви­чу політи­ку, в 1415 – 1419 рр. зали­ша­ю­чись постій­ним союз­ни­ком Моск­ви; тому нема нічо­го див­но­го в тому, що він ціл­ком міг оми­ну­ти родо­ві пра­ва сво­го бать­ка так само, як і стар­шо­го дядь­ка Дани­ла Бори­со­ви­ча, який помер лише у 1444 р. Втім, для оста­точ­но­го вирі­шен­ня питан­ня про дату смер­ті Іва­на Бори­со­ви­ча необ­хідне ознай­ом­лен­ня з ори­гі­наль­ним напи­сом на його гроб­ни­ці (зви­чай­но, за умо­ви збе­ре­же­но­сті та задо­віль­но­го ста­ну цієї епі­гра­фіч­ної пам’ятки).

Дру­жи­ною Іва­на Бори­со­ви­ча Туго­го Лука була неві­до­мо­го поход­жен­ня Дом­на [177], від шлю­бу з якою він мав одно­го сина, Олек­сандра Взмет­ня (3.3.13).

Ж., ДОМ­НА ….. …… ..

22/12. КН. ЮРИЙ ДМИТ­РИ­Е­ВИЧ НОГТЕВ

Єди­ний син Дмит­ра Костян­ти­но­ви­ча Ног­тя – най­мо­лод­шо­го сина Костян­ти­на Васи­льо­ви­ча, кн. Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­ко­го. Відо­мий лише за родо­від­ни­ми роз­пи­са­ми [184]. Зас­нов­ник гіл­ки кн. Ног­тєвих, Дмит­ро Ноготь, у дру­гій поло­вині XIV ст. “на уде­ле былъ” [185]. Склад цьо­го незнач­но­го уді­лу в основ­но­му вста­нов­ле­ний В. А. Куч­кі­ним (на під­ставі даних про родо­ві володін­ня кн. Ног­тєвих сере­ди­ни – дру­гої поло­ви­ни XV ст.): їм нале­жа­ли суз­дальсь­кі зем­лі за ниж­ньою та серед­ньою течією річок Уводі та її пра­вих при­то­ків Вязь­ми й Ухто­ми, а також окре­мі села під самим Суз­да­лем [186].

У Юрія Дмит­ро­ви­ча Ног­тє­ва був один відо­мий син, Андрій Ног­тєв (3.3.14).

XV генерація от Рюрика

23/15. КН. ИВАН ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ КИР­ДЯ­ПИН СУЗ­ДАЛЬ­СКИЙ (1414)

стар­ший син Васи­ля Дмит­ро­ви­ча Кір­дя­пи (3.2.2) [187], від шлю­бу з Анною. Оче­вид­но, з 1409/10 р. Іван Васи­льо­вич під­т­ри­му­вав синів Бори­са Костян­ти­но­ви­ча у бороть­бі про­ти Моск­ви, оскіль­ки в січ­ні 1415 р. він разом з Бори­со­ви­ча­ми втік з Ниж­ньо­го Нов­го­ро­ду до Орди [188]. У 1416 р. Іван Васи­льо­вич разом з Іва­ном Бори­со­ви­чем повер­нув­ся на Русь та поми­ри­вся з вел. кня­зем Васи­лем Дмит­ро­ви­чем [189]. Піс­ля цьо­го у дже­ре­лах біль­ше не зга­дуєть­ся, хоча в історіо­гра­фії XIX ст. Іван Кір­дя­пін змі­шу­вав­ся з його повним тез­кою – сином Васи­ля Мос­ковсь­ко­го Іва­ном, який був поса­д­же­ний бать­ком кня­зю­ва­ти у Ниж­ньо­му Нов­го­роді та помер у 1417 р..

Міс­цем похо­ван­ня Іва­на Васи­льо­ви­ча Кір­дя­пі­на (оче­вид­но, впер­ше у родині кн. Суз­дальсь­ких) став ниже­го­родсь­кий Архан­гельсь­кий собор [190].

24/15. КН. ДАНИ­ИЛ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ СУЗ­ДАЛЬ­СКИЙ († 15.01.1411)

дру­гий син Васи­ля Дмит­ро­ви­ча Кір­дя­пи (3.2.2) [191], від шлю­бу з Анною. Дани­ло Васи­льо­вич заги­нув у Лис­ковсь­кій битві 15 січ­ня 1411 р. [192], у якій, оче­вид­но, бився про­ти мос­ковсь­ких військ на сто­роні своїх дво­юрід­них дядь­ків Дани­ла та Іва­на Бори­со­ви­чів. Синів піс­ля ньо­го не залишилось.

25/15. КН. ФЕДОР ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ СУЗ­ДАЛЬ­СКИЙ († 15.01.1411)

третій син Васи­ля Дмит­ро­ви­ча Кір­дя­пи (3.2.2) [187], від шлю­бу з Анною. Про цьо­го кня­зя відо­мо лише те, що він був одру­же­ний, але помер без­діт­ним [191]. Щоправ­да, Л. Вой­то­вич пише про заги­бель Федо­ра у Лис­ковсь­кій битві 1415 р. разом з бра­том Дани­лом [193]; але це твер­джен­ня є яки­мось непо­ро­зу­мін­ням, оскіль­ки у дже­ре­лах такі дані відсутні.

26/15. КН. ЮРИЙ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ КИР­ДЯ­ПИН ШУЙСКИЙ

Чет­вер­тий син Васи­ля Дмит­ро­ви­ча Кір­дя­пи (3.2.2) [191], від шлю­бу з Анною. Удільне пріз­ви­ще Юрія Васи­льо­ви­ча, яке зго­дом закрі­пи­ло­ся за його нащад­ка­ми, відо­ме лише з одно­го доку­мен­ту дру­гої поло­ви­ни XV ст. [194]. З ньо­го вип­ли­ває, що цен­тром суз­дальсь­ко­го уді­лу Юрія була Шуя на р. Тезі. Це відо­ме піз­ні­ше місто (нині – Іва­но­во, облас­ний центр Росії) у відо­мо­му переліку русь­ких міст, скла­де­но­му напри­кін­ці XIV ст., ще не зга­дуєть­ся [195], як і в доку­мен­тах XV ст.; отже, Шуя була тоді про­стим селом, що під­твер­джуєть­ся й міс­це­вою тра­ди­цією, згід­но з якою місто спо­чат­ку носи­ло назву Бори­со­глібсь­кої сло­бо­ди [196]. Дру­жи­ною Юрія Васи­льо­ви­ча Шуйсь­ко­го була неві­до­мо­го поход­жен­ня Софія, яка пере­жи­ла чоло­віка та в 1440‑х рр., вико­ну­ю­чи його волю, зро­би­ла надан­ня Спа­со-Євфи­мієву мона­сти­реві [161]. Спад­коєм­ця­ми Юрія ста­ли три сина – Василь (3.4.16), Іван (3.4.17) та Федір (3.4.18).

Ж., София …… …… .

27/19. КН. ВАСИ­ЛИЙ СЕМЕНОВИЧ 

Єди­ний син Семе­на Дмит­ро­ви­ча (3.2.3) [197], від шлю­бу з Олек­сан­дрою. У літо­пи­сах Василь Семе­но­вич єди­ний раз зга­дуєть­ся у січ­ні 1415 р., коли разом із стар­ши­ми роди­ча­ми він втік від мос­ковсь­ких військ з Ниж­ньо­го Нов­го­ро­ду до Орди [198]. За дани­ми М. Храм­цовсь­ко­го, його було похо­ва­но у ниже­го­родсь­ко­му Архан­гельсь­ко­му соборі, при­чо­му автор помил­ко­во пише про смерть Васи­ля Семе­но­ви­ча одно­го року з Васи­лем Кір­дя­пою, тоб­то у 1403 р. [199].

Помил­ко­ва дата смер­ті Васи­ля Семе­но­ви­ча, напевне, мог­ла бути вка­за­ною Храм­цовсь­ким лише на осно­ві непра­виль­но про­чи­та­но­го напи­су на гроб­ни­ці цьо­го кня­зя у Архан­гельсь­ко­му соборі. У тако­му разі най­більш віро­гід­ним пояс­нен­ням даної помил­ки є наступне. 1403-му року н. е. від­по­ві­дає 6911‑й дав­ньо­рус­сь­кий, який позна­чаєть­ся кири­лич­ни­ми літе­ра­ми під тит­ла­ми як S Ц А І. Літе­ра-циф­ра І (10) за пра­ви­ла­ми ста­ви­лась піс­ля оди­ни­ць (А – 1) лише для чисел від 11 до 19, для наступ­них же чисел спо­чат­ку ста­ви­лась циф­ра десят­ків, а потім оди­ниц. Але оскіль­ки Василь Семе­но­вич насправ­ді помер піс­ля 6922 (1414/15) р., то від­по­від­но у пра­виль­ній кири­лич­ній даті його смер­ті на третьо­му міс­ці повин­на була сто­я­ти циф­ра десят­ків, а на чет­вер­то­му – оди­ни­ць. Тому – зви­чай­но за тієї умо­ви, що Храм­цовсь­кий читав дату як S Ц А І, – його помил­ка ціл­ком прав­до­подіб­но може пояс­ню­ва­тись наступ­ним чином: вна­слі­док дефек­ту ори­гі­наль­но­го напи­су за циф­ру А (1) було прий­ня­то Л (30), а за циф­ру І (10) – Г (3). Слід від­зна­чи­ти, що саме плу­та­ни­на кири­лич­них літер-цифр 1 – 30 та 3 – 10, вна­слі­док їхньо­го близь­ко­го гра­фіч­но­го напи­сан­ня, часті­ше за інші механіч­ні помил­ки зустрі­чаєть­ся в дав­ньо­русь­ких руко­пис­них текстах (мож­на наве­сти ряд при­кла­дів подіб­ної плу­та­ни­ни сто­сов­но дату­ван­ня різ­ни­ми літо­пис­ни­ми спис­ка­ми чис­ла однієї й тієї ж події). Отже, у разі пра­виль­но­сті нашо­го при­пу­щен­ня, рік смер­ті Васи­ля Семе­но­ви­ча слід рекон­стру­ю­ва­ти як SЦЛ Г – 6933 (1425/26) р.; до речі, саме у 1425 – 1426 рр. Пів­ніч­но-Схід­на Русь зазна­ла тяж­кої моро­вої епі­де­мії, про­тя­гом якої у Москві, Твері та Яро­слав­лі помер­ло не мен­ше шести князів [200]. Однак вка­за­ну дату мож­на прий­ня­ти лише зі знач­ним засте­ре­жен­ням, оскіль­ки Храм­цовсь­кий при про­чи­тан­ні або пере­кла­ді ори­гі­наль­но­го напи­су на гроб­ни­ці Васи­ля Семе­но­ви­ча міг зро­би­ти помил­ку й зов­сім іншо­го характеру.

Піс­ля Васи­ля Семе­но­ви­ча зали­ши­ло­ся шість синів: Олек­сандр Гла­за­тий (3.4.19), Іван Гор­ба­тий (3.4.20), Роман (3.4.21), Андрій Луг­ви­ця (3.4.22), Борис (3.4.23) та Василь Гребін­ка (3.4.24).

Ж., …… …… …… .

28/20. КН. ІВАН ДАНИ­ЛО­ВИЧ (1410, †1414/1444

Єди­ний син Дани­ла Бори­со­ви­ча (3.2.4), від шлю­бу з Марією. У черв­ні 1410 р. Іван Дани­ло­вич за роз­по­ряд­жен­ням бать­ка разом з татарсь­ким заго­ном здійс­нив напад на Воло­ди­мир, який закін­чи­вся здо­бут­тям та роз­гра­бу­ван­ням міста (фак­тич­но напад очо­лю­ва­ли царе­вич Тари­ча та боярин Семен Кара­ми­шев – про подро­би­ці див. 4.1). [19, с. 243]. Окрім того, до нашо­го часу зберіг­ся сріб­ний ков­чег-моще­вик, виго­тов­ле­ний для кн. Іва­на Дани­ло­ви­ча у 1414 р. [7, с. 34]. Скоріш за все, Іван помер ще за жит­тя бать­ка, до 1444 р.; синів піс­ля ньо­го не залишилось.

29/21. КН. АЛЕК­САНДР ИВА­НО­ВИЧ ВЗМЕ­ТЕНЬ († о.1434)

син Іва­на Бори­со­ви­ча. У родо­від­них роз­пи­сах кн. Суз­дальсь­ких щодо поход­жен­ня Олек­сандра Взмет­ня існу­ють дві супереч­ливі вер­сії. У най­дав­ні­шо­му Типо­граф­сь­ко­му родо­слов­ці, скла­де­но­му напри­кін­ці XV ст., Олек­сандр Взме­тень назва­ний сином Іва­на Бори­со­ви­ча Туго­го Лука [20, с. 230]. Однак у Бар­хат­ній книзі, зас­но­ваній на т. зв. Госу­дарєво­му родо­слов­ці 1555 р., Іва­на Бори­со­ви­ча пока­за­но без­діт­ним, а Олек­сандра Взмет­ня – сином його стар­шо­го бра­та Дани­ла Бори­со­ви­ча [25, с. 67–68]. Та ж сама вер­сія зустрі­чаєть­ся і в дея­ких інших родо­від­них кни­гах [24, с. 227]. Однак при­най­мі у одній родо­від­ній книзі містить­ся гене­а­ло­гіч­на схе­ма Типо­граф­сь­ко­го родо­слов­ця, при­чо­му з наступ­ною редак­торсь­кою при­міт­кою: “А в иныхъ родо­слов­цахъ пишет­ся князь Алек­сан­дро Взме­тень Дани­ловъ, а князь Иван де Тугой Лукъ без­де­тенъ; и то спра­вилъ под­лин­но” [24, с. 46].

Окрім вка­за­но­го про­ти­річ­чя, у родо­від­них роз­пи­сах існує й ще одне. У тих з них, де Олек­сандра Взмет­ня пока­за­но сином Іва­на Бори­со­ви­ча, він назва­ний пер­шим чоло­віком Васи­ли­си, доч­ки вел. кня­зя Мос­ковсь­ко­го Васи­ля Дмит­ро­ви­ча, яка вдру­ге вий­ш­ла заміж за його пов­но­го тез­ку Олек­сандра Іва­но­ви­ча Брю­ха­то­го (ону­ка Васи­ля Кір­дя­пи). Але у родо­від­них кни­гах, укла­да­чі яких вва­жа­ли Олек­сандра Взмет­ня сином Дани­ла Бори­со­ви­ча, його пока­за­но дру­гим чоло­віком Васи­ли­си, вдо­ви Олек­сандра Брюхатого.

Досить див­но, що в історіо­гра­фії XIX ст. вер­сія Типо­граф­сь­ко­го родо­слов­ця та однієї з опуб­лі­ко­ва­них редак­цій родо­від­них книг до ува­ги вза­галі не прий­ма­лась, а поход­жен­ня Олек­сандра Взмет­ня від Дани­ла Бори­со­ви­ча вва­жа­лось без­за­пе­реч­ним фак­том. В осно­ві тако­го пере­ко­нан­ня лежа­ла наступ­на випис­ка М. М. Карам­зі­на, наве­де­на ним під 1418 р.: “Пре­ста­ви­ся князь Алек­сан­дръ Ива­но­вичъ Брю­ха­той Суж­даль­ской, зять вели­ко­го кня­зя; князь же вели­кий дасть дочь свою Васи­ли­су за дру­го­ва мужа, за кня­зя Алек­сандра Взмет­ня Дани­ло­ви­ча суж­даль­ско­го и ниже­го­род­ско­го” [54, прим. 254]. Це пові­дом­лен­ня жод­но­му сум­ніву не під­да­ва­лось; М. Храм­цовсь­кий та А. В. Екзем­плярсь­кий навіть у кате­го­рич­ній фор­мі вва­жа­ли його випис­кою з втра­че­но­го Трої­ць­ко­го літо­пи­су [116, прим. 73, с. 9; 128, с. 435, прим. 1237], випу­стив­ши з ува­ги той відо­мий факт, що цей літо­пис (згід­но свід­чен­ню само­го Карам­зі­на) було дове­де­но лише до 1408 р.

У XIX ст. спір­ним вва­жа­лось лише поход­жен­ня помер­ло­го у 1418 р. Олек­сандра Брю­ха­то­го. М. Голо­він та М. Храм­цовсь­кий, слі­дом за дани­ми родо­від­них роз­писів, вва­жа­ли його сином Іва­на Васи­льо­ви­ча Кір­дя­пі­на [41, с. 47; 116, с. 39]. Однак М. Д. Хми­ров визнав такий родо­від хиб­ним, поси­ла­ю­чись на одну гра­мо­ту вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча, де його зять Олек­сандр Іва­но­вич назва­ний сином Іва­на Бори­со­ви­ча [115, с. 133, 135]. А. В. Екзем­плярсь­кий з при­во­ду нащад­ків Іва­на Бори­со­ви­ча писав, що “від­носно цьо­го питан­ня родо­во­ди незгід­ні: одні з них вва­жа­ють його без­діт­ним, а інші дають йому сина Олек­сандра Брю­ха­то­го й ону­ка Семе­на. Ті родо­во­ди, у яких він пока­за­ний без­діт­ним, вва­жа­ють Олек­сандра Брю­ха­то­го ону­ком Васи­ля Кір­дя­пи. Важ­ко розібра­ти­ся у цій плу­та­нині!” [128, с. 435]. Але досить оче­вид­но, що плу­та­ни­ну у ніби­то свід­чен­ня дже­рел вніс сам же Екзем­плярсь­кий: Олек­сандр Іва­но­вич Брю­ха­тий у всіх родо­від­них роз­пи­сах пока­за­ний ону­ком Васи­ля Кір­дя­пи, а в дея­ких з них сином Іва­на Бори­со­ви­ча назва­ний Олек­сандр Взме­тень, а не Брю­ха­тий. Вре­шті-решт, Екзем­плярсь­кий слі­дом за Хми­ро­вим виз­нає Олек­сандра Брю­ха­то­го сином Іва­на Бори­со­ви­ча [128, с. 436–437, 438]. Інши­ми сло­ва­ми, вка­за­ні авто­ри, на осно­ві спів­став­лен­ня випис­ки Карам­зі­на з акто­ви­ми дани­ми, запе­ре­чу­ва­ли одно­стайне свід­чен­ния родо­водів про поход­жен­ня Олек­сандра Брю­ха­то­го від Васи­ля Кір­дя­пи, оскіль­ки прий­ма­ли існу­ван­ня лише одно­го Олек­сандра Іва­но­ви­ча, поход­жен­ня яко­го від Іва­на Бори­со­ви­ча у світ­лі акто­вих вказі­вок сум­нівів не викликає.

Лише І. А. Голуб­цов вка­зав на те, що згід­но однієї з вер­сій родо­від­них роз­писів існу­ва­ло два Олек­сан­дри Іва­но­ви­чі – Взме­тень, син Іва­на Бори­со­ви­ча (а не його бра­та Дани­ла), та Брю­ха­тий, син Іва­на Васи­льо­ви­ча Кір­дя­пі­на. Що ж сто­суєть­ся випис­ки Карам­зі­на зі згад­кою Олек­сандра Дани­ло­ви­ча, то про неї дослід­ник писав наступне: “(…) у жод­но­му з опуб­лі­ко­ва­них до цьо­го часу літо­писів ні під 1418 р., ні в інших міс­цях немає звіст­ки ні про швид­ку смерть Олек­сандра Іва­но­ви­ча (…), ні про видан­ня його вдо­ви заміж за іншо­го кн. Олек­сандра. Всю­ди під 6926 р. (берез­не­вим) наве­де­но лише звіст­ку про видан­ня заміж за кн. Олек­сандра Іва­но­ви­ча “суж­даль­ско­го” доч­ки вел. кн. Васи­ля Дмит­ро­ви­ча – Васи­ли­си – “в неде­лю о фари­сеи”, тоб­то у неді­лю 5 люто­го 1419 р.

Весь вка­за­ний текст запо­зи­че­ний Карам­зі­ним, оче­вид­но, з родо­слов­ців, мож­ли­во, дещо від­ре­да­го­ва­ний історіо­гра­фом, через про­ти­річ­чя у родо­во­дах, і потра­пив, оче­вид­но, через недо­гляд, без жод­но­го засте­ре­жен­ня до одно­го ряду з дійс­ни­ми витя­га­ми з літо­писів. Але, мало того, що від­па­дає це сві­доц­тво Карам­зі­на; серед наяв­них дже­рел є, як уяв­ляєть­ся, пря­ма вказів­ка на те, що кн. Олек­сандр Іва­но­вич жив і піс­ля 1419 р., року сво­го весіл­ля, і, мож­ли­во, пере­жив і вел. кня­зя Васи­ля Дмит­ро­ви­ча, сво­го тестя (про це питан­ня див ниж­че – С. К.) [2, с. 565].

У наш час Л. Вой­то­вич, зали­шив­ши поза ува­гою спо­сте­ре­жен­ня І. А. Голуб­цо­ва, вва­жає дове­де­ним фак­том дум­ку А. В. Екзем­плярсь­ко­го, тоб­то виз­нає існу­ван­ня дво­юрід­них братів, онуків Бори­са Костян­ти­но­ви­ча – Олек­сандра Дани­ло­ви­ча Взмет­ня та Олек­сандра Іва­но­ви­ча Брю­ха­то­го, помер­ло­го у 1418 р. [39, с. 271]. Тим часом спо­сте­ре­жен­ня І. А. Голуб­цо­ва є абсо­лют­но спра­вед­ли­ви­ми: даних, що наве­дені у випис­ці Карам­зі­на, не містить­ся не лише у жод­но­му з опуб­лі­ко­ва­них літо­писів (а всі скіль­ки-небудь ори­гі­наль­ні зво­ди над­ру­ко­вані прак­тич­но повністю), але і в робо­тах його попе­ред­ни­ків В. М. Таті­ще­ва [105, с. 228] та М. М. Щер­ба­то­ва [125, стп. 491]. Недо­сто­вір­ність випис­ки Карам­зі­на оста­точ­но з’ясовується з даних Опис­ної кни­ги Спа­со-Євфи­мієво­го мона­сти­ря 1660 р. (опуб­лі­ко­ва­них І. А. Голуб­цо­вим тро­хи зго­дом цито­ва­но­го комен­та­ра). Так, якщо за Карам­зі­ним єди­ний серед кн. Суз­дальсь­ких Олек­сандр Іва­но­вич – Брю­ха­тий, – помер у 1418 р., то в Опис­ній книзі серед мона­стирсь­ких доку­мен­тів зга­да­на втра­че­на нині “гра­мо­та кн. Алек­сандра Ива­но­ви­ча на поло­ви­ну с. Лубян­це­ва 6940 г.”, тоб­то від 1431/32 р. [3, с. 482]. Окрім того, як вже було дове­де­но вище, іншу жалу­ван­ну гра­мо­ту вел. кня­зя Олек­сандра Іва­но­ви­ча Спа­со-Євфи­мієву мона­сти­рю [2, № 435, с. 478–479] було вида­но не рані­ше 1425 р. (див. 2.4.21).
При­чи­на появи випис­ки Карам­зі­на про смерть Олек­сандра Брю­ха­то­го та дру­гий шлюб Васи­ли­си Васи­лів­ни під 1418 р. може бути лише наступ­ною. Серед своїх дже­рел істо­рик мав родо­від­ну кни­гу тієї редак­ції, де Олек­сандра Взмет­ня було назва­но Дани­ло­ви­чем, дру­гим (піс­ля Олек­сандра Брю­ха­то­го) чоло­віком Васи­ли­си Васи­лів­ни. Карам­зін вирі­шив уве­сти ці дані до чис­ла мало­знач­них “раз­ных слу­ча­ев”, котрі він наво­див у при­міт­ках для періо­ду прав­лін­ня кож­но­го вели­ко­го кня­зя. Однак, оскіль­ки такі “слу­чаи” пода­ва­лись у фор­мі поріч­них випи­сок з літо­писів, то й пові­дом­лен­ня родо­від­ної кни­ги потріб­но було зане­сти під якийсь кон­крет­ний рік. Карам­зін чисто умов­но при­пу­стив, що шлюб Олек­сандра Брю­ха­то­го з Васи­ли­сою був недов­гим та що Олек­сандр помер неза­дов­го піс­ля весіл­ля, ще у тому ж році. А оскіль­ки в літо­пи­сах про одру­жен­ня Олек­сандра Іва­но­ви­ча Суз­дальсь­ко­го пові­дом­ля­лось під 6926 р., кот­рий у ціло­му (для деся­ти міся­ців з два­надця­ти) пере­кла­даєть­ся на сучасне літо­чис­лен­ня як 1418 р., то Карам­зін визнав за мож­ли­ве наве­сти саме під цим роком і пові­дом­лен­ня родо­від­ної кни­ги про дру­гий шлюб Васи­ли­си, допов­нив­ши його “від себе” звіст­кою про смерть її пер­шо­го чоло­віка. При цьо­му істо­рик про­сто не звер­нув ува­ги на те, що за літо­пи­са­ми одру­жен­ня Олек­сандра Іва­но­ви­ча від­бу­ло­ся зимою, остан­ньо­го міся­ця 6926 берез­не­во­го р., який при­па­дав вже на поча­ток 1419 р.; тому пер­ший чоло­вік Васи­ли­си у будь-яко­му випад­ку не міг помер­ти рані­ше 1419 р.

Отже, оскіль­ки випис­ка Карам­зі­на зас­но­ва­на виключ­но на одній з редак­цій родо­від­них книг, то суть питан­ня зво­дить­ся до того, який з двох варіан­тів родо­від­них роз­писів є досто­вір­ним – той, де Олек­сандр Взме­тень назва­ний сином Іва­на Бори­со­ви­ча, або той, де він пока­за­ний сином Дани­ла Бори­со­ви­ча. Пер­шу вер­сію слід визна­ти більш віро­гід­ною хоча б тому, що вона містить­ся у най­дав­ні­шо­му Типо­граф­сь­ко­му родо­слов­ці, укла­де­но­му років на 60 рані­ше т. зв. Госу­дарє­ва родо­слов­ця 1555 р. (осно­ви Бар­хат­ної кни­ги). Окрім того, має зна­чен­ня й наве­де­на вище при­міт­ка редак­то­ра однієї з родо­від­них книг, який “спра­вил под­лин­но” про те, що Олек­сандр Взме­тень був сином Іва­на Туго­го Лука, а не Дани­ла Борисовича.
Про наяв­ність у Іва­на Бори­со­ви­ча сина Олек­сандра свід­чать дані відра­зу кіль­кох дже­рел, син­хрон­них або май­же син­хрон­них періо­ду жит­тя цьо­го кня­зя. 1) Літо­пис­ний запис 1416 р. [напр. 21, с. 243]. 2) Дан­на гра­мо­та Іва­на Бори­со­ви­ча з сином Олек­сан­дром Спа­со-Євфи­мієво­му мона­сти­рю [2, № 436, с. 480]. 3) Дан­на гра­мо­та вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча Спа­со-Євфи­мієво­му мона­сти­рю, вида­на “по при­ка­зу” його пле­мін­ни­ка (за сест­рою) кн. Семе­на Олек­сан­дро­ви­ча, у якій пред­ка­ми Семе­на названі вел. кн. Костян­тин, кн. Борис, кн. Іван, кн. Олек­сандр та кня­ги­ня Васи­ли­са [2, № 446, с. 487]. 4) Моне­ти з ім’ям кн. Олек­сандра Іва­но­ви­ча, які повто­рю­ють монет­ний тип кн. Іва­на Бори­со­вич­ча; за сло­ва­ми Н. Д. Мец, “схо­жість типів монет цих двох князів під­твер­джує пря­му спорід­неність між ними” [82, с. 315]. У той же час кн. Олек­сандр Дани­ло­вич у жод­но­му дже­релі XV ст. не згадується.
Таким чином, досто­вір­ним слід визна­ти свід­чен­ня най­дав­ні­шо­го Типо­граф­сь­ко­го родо­слов­ця та однієї з редак­цій родо­від­них книг, згід­но яким у роду кн. Суз­дальсь­ких одно­час­но існу­ва­ли два повні тез­ки – Олек­сандр Іва­но­вич Взме­тень, син Іва­на Бори­со­ви­ча, та його тро­юрід­ний пле­мін­ник Олек­сандр Іва­но­вич Брю­ха­тий, син Іва­на Васи­льо­ви­ча Кір­дя­пі­на. Пра­виль­ність такої гене­а­ло­гіч­ної схе­ми під­твер­джуєть­ся також дани­ми Патріар­шо­го сино­ди­ку (зас­но­ва­но­го на більш ран­ніх сино­ди­ках), де містить­ся наступ­ний поми­наль­ний запис: “(…) бла­го­вер­но­му кня­зю Алек­сан­дру и дру­го­му кня­зю Алек­сан­дру Ива­но­ви­чемъ Суж­даль­скимъ веч­ная память” [27, с. 448]. Досить оче­вид­но також, що слі­дом за Типо­граф­сь­ким родо­слов­цем Олек­сандра Взмет­ня слід визна­ти пер­шим чоло­віком Васи­ли­си Васи­лів­ни, від­но­ся­чи їх шлюб до люто­го 1419 р., а Олек­сандра Брю­ха­то­го – другим.
Олек­сандр Іва­но­вич (Взме­тень) впер­ше зга­дуєть­ся на почат­ку 1415 р., коли піс­ля втечі стар­ших князів Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­ких до Орди, в т. ч. і його бать­ка Іва­на Бори­со­ви­ча, він виявив рід­кіс­ну само­стій­ність та з влас­ної волі поми­ри­вся з вел. кня­зем Мос­ковсь­ким Васи­лем Дмит­ро­ви­чем [21, с. 243]. Скоріш за все, до тако­го вчин­ку моло­до­го Олек­сандра під­штовх­ну­ло вла­до­люб­ство: навряд чи мож­на сум­ні­ва­ти­ся в тому, що, довів­ши таким чином свою від­даність Москві, та до того ж зали­шив­шись на Русі чи не єди­ним з кн. Суз­дальсь­ких, він пови­нен був отри­ма­ти Суз­даль – зви­чай­но, на умо­вах визнан­ня вас­саль­ної залеж­но­сті від Васи­ля Дмит­ро­ви­ча. У про­тив­но­му разі у Олек­сандра Іва­но­ви­ча не було жод­них ваго­мих при­чин мири­ти­ся з мос­ковсь­ким воло­да­рем, голов­ним воро­гом сво­го влас­но­го бать­ка. Але вже у наступ­но­му 1416 р. за при­кла­дом сина поми­ри­вся з Васи­лем Мос­ковсь­ким і сам Іван Бори­со­вич, напевне, також на умо­вах визнан­ня за ним суз­дальсь­ко­го сто­лу. Коли ж у 1418 р. Дани­ло та Іван Бори­со­ви­чі оста­точ­но розір­ва­ли від­но­си­ни з Моск­вою та втек­ли до Орди, Олек­сандр Іва­но­вич зно­ву не під­т­ри­мав бать­ка, зали­шив­шись вір­ним Васи­лю Дмит­ро­ви­чу. Неза­ба­ром він був вина­го­род­же­ний за таку від­даність тим, що став зятем само­го вели­ко­го кня­зя: весіл­ля Олек­сандра Іва­но­ви­ча та Васи­ли­си Васи­лів­ни від­бу­ло­ся 5 люто­го 1419 р. [21, с. 244]. З при­во­ду цієї події у літо­пи­сах він назва­ний кня­зем Суз­дальсь­ким, що в дано­му випад­ку мож­на впев­не­но роз­гля­да­ти не лише як родо­ве пріз­ви­ще, але й свід­чен­ня дійс­но­го кня­зю­ван­ня у Суз­далі такої знач­ної осо­би, як зять само­го вели­ко­го кня­зя Мос­ковсь­ко­го. Пам’ятками суз­дальсь­ко­го кня­зю­ван­ня Олек­сандра Іва­но­ви­ча зали­ши­лись моне­ти з його ім’ям, які повто­рю­ють тип монет Іва­на Бори­со­ви­ча, але мають дещо ниж­чу серед­ню вагу [82, с. 315; 51, с. 37–38]. Через дея­кий час Олек­сандр яки­мось чином зміг досяг­ну­ти дуже знач­но­го політич­но­го успі­ху, а саме у 1428/32 р. він отри­мав під свою вла­ду Ниж­ній Нов­го­род (про це питан­ня див. 4.2).
Дату смер­ті Олек­сандра Іва­но­ви­ча впер­ше прин­ци­по­во вір­но вста­но­вив І. А. Голуб­цов. Для цьо­го дослід­ник залу­чив наступ­ний фраг­мент з дого­вір­ної гра­мо­ти вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча з кня­зя­ми Дмит­ром Шемя­кою та Дмит­ром Крас­ним Юрій­о­ви­ча­ми: “А што въвел зять мой, кн. Олек­сан­дръ Ива­но­вич, отцу ваше­му четы­ре села, два Гав­ри­лов­ские, да Яры­ше­во, да Ива­новь­ское, в дол­гу в пяти­сот руб­лехъ, и мне то вам отъ­пра­ви­ти по доконь­ча­нью. А заприт­ца мой сест­ри­чичь, и мне, кня­зю вели­ко­му, у него суд взя­ти по докон­ча­нью” [5, № 34, с. 88]. Зга­да­ний тут без імені “сест­рич” Васи­ля Васи­льо­ви­ча – це, без­пе­реч­но, син його сест­ри Васи­ли­си та Олек­сандра Іва­но­ви­ча Семен; як “сест­ри­чич” Васи­ля Семен Олек­сан­дро­вич зга­да­ний і в кіль­кох інших гра­мо­тах, в одній з яких засвід­че­но його поход­жен­ня від Іва­на Бори­со­ви­ча [2, № 446, с. 487]. Остан­ня обста­ви­на є без­за­пе­реч­ним свід­чен­ням того, що у вище­на­ве­деній цитаті мова йде саме про Олек­сандра Іва­но­ви­ча Взмет­ня, сина Іва­на Бори­со­ви­ча, а не про його пов­но­го тез­ку Олек­сандра Брюхатого.

Ціка­вий для нас фраг­мент гра­мо­ти 1434 р. І. А. Голуб­цов тлу­ма­чив наступ­ним чином: “З наве­де­но­го зобов’язання вип­ли­ває, що вели­кий князь не визна­вав за кн. Олек­сан­дром Іва­но­ви­чем пра­ва пере­да­чі назва­ної тери­торії до рук сво­го супро­тив­ни­ка – кн. Юрія та вима­гав від його сина лікві­да­ції цієї уго­ди з повер­нен­ням закла­де­ної тери­торії, беру­чи на себе стяг­нен­ня з сина кн. Олек­сандра – сво­го пле­мін­ни­ка – кн. Семе­на отри­ма­но­го бор­гу (500 крб.). Кн. Юрій, нав­па­ки, при укла­ден­ні уго­ди визна­вав, оче­вид­но, у кн. Олек­сан­дрі пов­но­влад­но­го гос­по­да­ря сіл, що закла­да­ли­ся” [2, с. 566]. Однак таке тлу­ма­чен­ня воче­видь є дещо неточ­ним: насправ­ді Василь Васи­льо­вич обі­цяє Юрій­о­ви­чам у разі потре­би впли­ну­ти на сво­го пле­мін­ни­ка (Семе­на Олек­сан­дро­ви­ча), щоб той вико­нав умо­ви уго­ди, вста­нов­ле­ної між їхні­ми покій­ни­ми бать­ка­ми, Олек­сан­дром Іва­но­ви­чем та Юрієм Дмит­ро­ви­чем (“мне, кня­зю вели­ко­му, у него (Семе­на) взя­ти (борг) по докончанью”).

З при­во­ду часу смер­ті Олек­сандра Іва­но­ви­ча І. А. Голуб­цов писав: “Судя­чи з того, що в докон­чаль­них гра­мо­тах вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча з дядь­ком кн. Юрієм Дмит­ро­ви­чем від 1428 (берез­ня 11) та від 1433 р. (див. ДДГ, №№ 24 і 30) немає згад­ки про які-небудь рахун­ки між ними, пов’язаних з бор­гом кн. Олек­сандра Іва­но­ви­ча та заста­вою суз­дальсь­ких сіл, мож­на дума­ти, що заста­ва від­бу­ла­ся неза­дов­го до смер­ті Юрія Дмит­ро­ви­ча (помер­ло­го 5 черв­ня 1434 р.), – при­близ­но, близь­ко 1433 р., – вра­хо­вує­мо тут зви­чай тих часів застав­ні каба­ли, як і пози­ко­ві, здійс­ню­ва­ти стро­ком на рік. Таким чином, зали­шаєть­ся при­пу­сти­ти, що кн. Олек­сандр Іва­но­вич помер, не спла­тив­ши бор­гу, неза­дов­го до смер­ті кн. Юрія Дмит­ро­ви­ча, близь­ко 1433 – почат­ку 1434 р.” [2, с. 566].

І це спо­сте­ре­жен­ня І. А. Голуб­цо­ва вима­гає дея­ко­го уточ­нен­ня. Уго­да Юрія Дмит­ро­ви­ча з Олек­сан­дром Іва­но­ви­чем тео­ре­тич­но мог­ла бути укла­де­ною не обов’язково піс­ля дого­ворів 1428 та 1433 рр.; у цих остан­ніх про неї мог­ло бути не зга­да­но в тому випад­ку, якщо тоді були живи­ми оби­д­ва учас­ни­ки уго­ди, і від­по­від­но у втру­чан­ні вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча у їхні спра­ви не було нія­кої потре­би. З іншої сто­ро­ни, якби у 1428 та 1433 рр. Олек­сандра вже не було серед живих, то логіч­но було б очіку­ва­ти, що в мир­них дого­во­рах вел. кня­зя Васи­ля з кн. Юрієм пер­ший надав би дру­го­му обі­цян­ку впли­ну­ти на сво­го “сест­ри­чи­ча”, спад­коєм­ця Олек­сандра, щоб той вико­нав перед Юрієм зобов’язання покій­но­го бать­ка – вихо­дя­чи з того, що саме таку обі­цян­ку вел. кн. Василь піз­ні­ше дав синам Юрія. Втім, таке мір­ку­ван­ня не може вва­жа­ти­ся без­за­пе­реч­ним, оскіль­ки Василь Васи­льо­вич зов­сім не обов’язково мав втру­ча­ти­ся у від­но­си­ни само­го Юрія Дмит­ро­ви­ча зі своїм “сест­ри­чи­чем”, спад­коєм­цем Олек­сандра Іва­но­ви­ча. Однак у нашо­му роз­по­ряд­жен­ні є ще один доку­мент, дані яко­го доз­во­ля­ють впев­не­но від­не­сти уго­ду Олек­сандра з Юрієм до часу не рані­ше 1433 р.

Мова йде про духов­ну гра­мо­ту Юрія Дмит­ро­ви­ча [5, № 29, с. 73–75], яку було скла­де­но у той корот­кий період, коли Юрій піс­ля повер­нен­ня з Орди володів Дмит­ро­вом, тоб­то восе­ни 1432 р. [12, с. 264; 21, с. 250]. У князівсь­ких духов­них гра­мо­тах, як пра­ви­ло, ретель­но пере­ра­хо­ву­ва­лись всі володін­ня авто­ра запо­віту. Не є виклю­чен­ням і зга­да­ний доку­мент: свої володін­ня, які він запо­ві­дає синам, Юрій Дмит­ро­вич пере­ра­хо­вує дуже деталь­но, за окре­ми­ми воло­стя­ми і села­ми. Але про чоти­ри суз­дальсь­ких села, отри­мані ним від Олек­сандра Іва­но­ви­ча під заста­ву 500 крб. (біль­ше 50 кг сріб­ла), у духов­ній гра­мо­ті нічо­го не зга­да­но, хоча ціл­ком оче­вид­но, що вони уяв­ля­ли собою над­то знач­ну цін­ність для того, щоб бути про­сто про­пу­ще­ни­ми у запо­віті; для порів­нян­ня, у доку­мен­ті Юрій деталь­но пере­ра­хо­вує навіть свої цін­ні речі. Тому не під­ля­гає сум­ніву, що уго­ду Юрія Дмит­ро­ви­ча з Олек­сан­дром Іва­но­ви­чем, умо­ви якої Олек­сандр так і не встиг вико­на­ти, було укла­де­но вже піс­ля оформ­лен­ня духов­ної гра­мо­ти, тоб­то не рані­ше зими 1432/33 р. А оскіль­ки дого­вір­ну гра­мо­ту вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча з сина­ми Юрія, у якій Олек­сандр Іва­но­вич зга­да­ний як помер­лий, було скла­де­но у липні/​серпні 1434 р. (див. 2.2.6), то дата його смер­ті досить точ­но вста­нов­люєть­ся як 1433/​перша поло­ви­на 1434 р.

Від шлю­бу з Васи­ли­сою Васи­лів­ною Мос­ковсь­кою піс­ля Олек­сандра Іва­но­ви­ча Взмет­ня зали­ши­вся один син Семен (3.4.25).

един­ствен­ный сын Дани­и­ла Бори­со­ви­ча (10), упо­ми­на­ет­ся в лето­пи­сях толь­ко одна­жды, по слу­чаю женить­бы его в 1419 г. на вдо­ве Алек­сандра Ива­но­ви­ча Брю­ха­то­го, Васи­ли­се Васи­льевне. Потом­ства он не имел.
Князь ниже­го­родсь­кий (1418 — піс­ля 1419 рр.).женитьба Алек­сандра Ива­но­ви­ча состо­я­лась зимой, в послед­ний месяц 6926 мар­тов­ско­го года, а это соот­вет­ству­ет уже нача­лу 1419 г.

По пово­ду про­ис­хож­де­ния Алек­сандра, носив­ше­го про­зва­ние Взме­тень, в источ­ни­ках отме­че­ны про­ти­во­ре­чи­вые све­де­ния. Пер­вая вер­сия содер­жит­ся в древ­ней­шей родо­слов­ной рос­пи­си кня­зей Суз­даль­ских, кото­рая поме­ще­на сре­ди раз­лич­ных при­пи­сок к Типо­граф­ской лето­пи­си. Этот родо­сло­вец, кото­рый мы услов­но назо­вем Типо­граф­ским, судя по вре­ме­ни жиз­ни послед­них запи­сан­ных в нем лиц, был состав­лен в кон­це XV в. Здесь Алек­сандр Взме­тень назван сыном Ива­на Бори­со­ви­ча Туго­го Лука, вну­ком Бори­са Константиновича3. Одна­ко в офи­ци­аль­ной Бар­хат­ной кни­ге, вос­хо­дя­щей к так назы­ва­е­мо­му Госу­да­ре­ву родо­слов­цу 1555 г. [Лиха­чев, с. 6–8], Иван Бори­со­вич пока­зан без­дет­ным, а Алек­сандр Взме­тень назван сыном его стар­ше­го бра­та, Дани­и­ла Борисовича4. Эта вер­сия отра­зи­лась и в неко­то­рых дру­гих родословных5. В то же вре­мя, по край­ней мере, в одной из редак­ций родо­слов­ных книг содер­жит­ся вер­сия Типо­граф­ско­го родо­слов­ца, при­чем со сле­ду­ю­щим при­ме­ча­ни­ем соста­ви­те­ля: «А въ иныхъ родо­слов­цахъ пишет­ся князь Алек­сан­дро Взме­тенъ Дани­ловъ, а князь Иванъ де Тугой Лукъ былъ без­де­тенъ; и то спра­вилъ подлинно»6.Помимо ука­зан­но­го про­ти­во­ре­чия, в родо­слов­ных рос­пи­сях суще­ству­ет и еще одно. В тех из них, где Алек­сандр Взме­тень пока­зан сыном Ива­на Бори­со­ви­ча, он назван пер­вым мужем Васи­ли­сы, доче­ри вели­ко­го кня­зя Мос­ков­ско­го Васи­лия Дмит­ри­е­ви­ча, кото­рая вто­рич­но вышла замуж за его пол­но­го тез­ку, Алек­сандра Ива­но­ви­ча Брю­ха­то­го. По вер­сии же родо­слов­ных книг, счи­та­ю­щих Алек­сандра Взмет­ня сыном Дани­и­ла Бори­со­ви­ча, он был вто­рым мужем Васи­ли­сы, вдо­вы Алек­сандра Брю­ха­то­го. Первую вер­сию сле­ду­ет при­знать более веро­ят­ной уже пото­му, что она содер­жит­ся в древ­ней­шем Типо­граф­ском родо­слов­це, кото­рый был состав­лен лет на 60 ранее так назы­ва­е­мо­го Госу­да­ре­ва родо­слов­ца 1555 г. Кро­ме того, досто­вер­ность обе­их вер­сий про­ве­ря­лась еще в XVI в., когда соста­ви­тель одной из родо­слов­ных книг «спра­вилъ под­лин­но», что Алек­сандр Взме­тень был сыном Ива­на Туго­го Лука, а не Дани­и­ла Бори­со­ви­ча. Но, глав­ное, нали­чие у Ива­на Бори­со­ви­ча сына Алек­сандра под­твер­жда­ет­ся дан­ны­ми сра­зу несколь­ких совре­мен­ных источ­ни­ков: 1) лето­пис­ная запись 1416 г.9 (о ней см. ниже); 2) дан­ная гра­мо­та кня­зя Ива­на Бори­со­ви­ча с сыном Алек­сан­дром Спа­со-Евфи­ми­е­ву монастырю10; 3) дан­ная гра­мо­та вели­ко­го кня­зя Васи­лия Васи­лье­ви­ча тому же Спасо-Евфимиеву
мона­сты­рю, выдан­ная «по при­ка­зу» его пле­мян­ни­ка (от сест­ры) кня­зя Семе­на Алек­сан­дро­ви­ча, в кото­рой пред­ка­ми Семе­на назва­ны вели­кий князь Кон­стан­тин, князь Борис, князь Иван, князь Алек­сандр и кня­ги­ня Василиса11; 4) моне­ты с име­нем кня­зя Алек­сандра Ива­но­ви­ча, кото­рые повто­ря­ют монет­ный тип денег кня­зя Ива­на Бори­со­ви­ча; по сло­вам Н. Д. Мец, «сход­ство типов монет этих двух кня­зей под­твер­жда­ет пря­мое род­ство меж­ду ними» [Мец, с. 315]. В то же вре­мя князь Алек­сандр Дани­ло­вич ни в одном источ­ни­ке XV в. не упо­мя­нут. Пра­виль­ность такой гене­а­ло­гии под­твер­жда­ет­ся еще и дан­ны­ми мос­ков­ско­го Сино­ди­ка Успен­ско­го собо­ра, в кото­ром име­ет­ся сле­ду­ю­щая поми­наль­ная запись: «…бла­го­вѣр­но­му кня­зю Алек­сан­дру и дру­го­му кня­зю Алек­сан­дру Ива­но­ви­чемъ Суж­даль­скимъ вѣч­ная память»12. Оче­вид­но так­же, что вслед за Типо­граф­ским родо­слов­цем Алек­сандра Взмет­ня сле­ду­ет при­знать пер­вым мужем Васи­ли­сы Васи­льев­ны, а Алек­сандра Брю­ха­то­го – вторым.

Алек­сандр, сын Ива­на Бори­со­ви­ча, впер­вые упо­ми­на­ет­ся в нача­ле 1415 г. Тогда, вско­ре после бег­ства его стар­ших род­ствен­ни­ков, в том чис­ле и само­го Ива­на Бори­со­ви­ча, из Ниж­не­го Нов­го­ро­да в Орду13, Алек­сандр Ива­но­вич при­нял реше­ние поми­рить­ся с Васи­ли­ем Дмит­ри­е­ви­чем Московским14. Оче­вид­но, глав­ным сти­му­лом для столь необыч­но­го реше­ния моло­до­го кня­зя было при­зна­ние за ним, конеч­но, в каче­стве вас­са­ла Моск­вы прав на Суз­даль­ское кня­же­ние. В про­тив­ном слу­чае труд­но пред­по­ло­жить, что­бы Алек­сандр мог иметь какие-то дру­гие, сколь­ко-нибудь весо­мые при­чи­ны для того, что­бы мирить­ся с глав­ным вра­гом соб­ствен­но­го отца. Прав­да, уже в 1416 г. в Моск­ву при­е­хал с миром и сам Иван Бори­со­вич, а в 1417 г. – его стар­ший брат Дани­ил, быв­ший вели­кий князь Ниже­го­род­ский (1409–1414 г.)15. Понят­но, что после это­го Алек­сандр Ива­но­вич дол­жен был усту­пить суз­даль­ский стол отцу и дяде. Одна­ко сыно­вья Бори­са Кон­стан­ти­но­ви­ча ужить­ся с Васи­ли­ем Мос­ков­ским так и не смог­ли. Уже в 1418 г. оба бра­та, Дани­ил и Иван, бежа­ли от него, оче­вид­но, опять в Орду. Что каса­ет­ся Алек­сандра Ива­но­ви­ча, то он и на этот раз про­явил само­сто­я­тель­ность, сохра­нив вер­ность Москве. Вско­ре за это после­до­ва­ла достой­ная награ­да: 5 фев­ра­ля 1419 г. вели­кий князь Васи­лий Дмит­ри­е­вич выдал за Алек­сандра соб­ствен­ную дочь, Василису16. При­чем все лето­пи­си, сооб­ща­ю­щие об этой сва­дьбе, назы­ва­ют жени­ха кня­зем Суз­даль­ским. Пола­га­ем, что в дан­ном слу­чае этот титул явля­ет­ся не толь­ко родо­вым про­зва­ни­ем Алек­сандра Ива­но­ви­ча, но и сви­де­тель­ством реаль­но­го кня­же­ния в Суз­да­ле столь важ­но­го лица, каким был зять мос­ков­ско­го госу­да­ря. К тому же из духов­ных гра­мот Васи­лия Дмит­ри­е­ви­ча извест­но, что он до кон­ца жиз­ни при­зна­вал само­сто­я­тель­ность Суз­даль­ско­го кня­же­ния (см. выше). Сви­де­тель­ством прав­ле­ния Алек­сандра Ива­но­ви­ча в Суз­да­ле на рубе­же 10–20‑х годов XV в. явля­ют­ся и его имен­ные моне­ты. При­чем эти моне­ты были наи­бо­лее ран­ни­ми суз­даль­ско-ниже­го­род­ски­ми моне­та­ми так назы­ва­е­мой «тре­тьей груп­пы» (по клас­си­фи­ка­ции Н. Д. Мец), то есть чека­ни­лись рань­ше, чем моне­ты этой же груп­пы Дани­и­ла и Ива­на Бори­со­ви­чей [Мец, с. 315; Ильин, с. 37–38; Тро­стьян­ский, с. 248–249, 256–257]. Послед­ние отно­сят­ся к пери­о­ду после того, как Бори­со­ви­чи в оче­ред­ной раз вер­ну­лись из Орды на Русь, что про­изо­шло в 1423/1424 г. После это­го Дани­ил Бори­со­вич вокня­жил­ся в Ниж­нем Нов­го­ро­де, а Иван – в Суз­да­ле, где, веро­ят­но, раз­де­лил власть со сво­им сыном Алек­сан­дром [Гор­ский, с. 160–164]. «Рез­чик, изго­то­вив­ший обо­рот­ные штем­пе­ли для монет кня­зя Алек­сандра Ива­но­ви­ча, делал их и для ново­го кня­зя суз­даль­ско­го» (Ива­на Бори­со­ви­ча) [Тро­стьян­ский, с. 257]. При­бли­зи­тель­ную дату смер­ти Алек­сандра Ива­но­ви­ча уста­но­вил И. А. Голуб­цов, кото­рый при­влек для это­го сле­ду­ю­щий фраг­мент из дого­вор­ной гра­мо­ты вели­ко­го кня­зя Васи­лия Васи­лье­ви­ча с кня­зья­ми Дмит­ри­ем Юрье­ви­чем Шемя­кой и его бра­том Дмит­ри­ем Крас­ным 1434 г.: «А што въвел зять мой, князь Олек­сан­дръ Ива­но­вич, отцу ваше­му четы­ре села, два Гав­ри­лов­ские, да Яры­ше­во, да Ива­новь­ское, в дол­гу в пяти­сот руб­лѣхъ, и мнѣ то вам отъ­пра­ви­ти по доконь­ча­нью. А заприт­ца мой сест­ри­чичь, и мнѣ, кня­зю вели­ко­му, у него суд взя­ти по доконьчанью»17. Упо­мя­ну­тый здесь без име­ни «сест­ри­чичь» Васи­лия Васи­лье­ви­ча – это, вне вся­ких сомне­ний, сын его сест­ры Васи­ли­сы и Алек­сандра Ива­но­ви­ча Семен; как «сест­ри­чич» Васи­лия Семен Алек­сан­дро­вич упо­мя­нут и в несколь­ких дру­гих гра­мо­тах, в одной из кото­рых его пред­ка­ми назва­ны вели­кий князь Кон­стан­тин, князь Борис, князь Иван, князь Алек­сандр и кня­ги­ня Василиса18. Такая родо­слов­ная Семе­на совер­шен­но одно­знач­но сви­де­тель­ству­ет о том, что в при­ве­ден­ной цита­те речь идет об Алек­сан­дре Ива­но­ви­че Взметне, сыне Ива­на Бори­со­ви­ча, а не о его пол­ном тез­ке Алек­сан­дре Ива­но­ви­че Брюхатом.

Инте­ре­су­ю­щий нас фраг­мент из гра­мо­ты 1434 г. И. А. Голуб­цов истол­ко­вы­ва­ет сле­ду­ю­щим обра­зом: «Из при­ве­ден­но­го обя­за­тель­ства сле­ду­ет, что в. князь не при­знал за кн. Ал-дром Ива­но­ви­чем пра­ва отчуж­де­ния назван­ной тер­ри­то­рии в руки сво­е­го про­тив­ни­ка – кн. Юрия и тре­бо­вал от его сына лик­ви­да­ции этой сдел­ки с воз­вра­ще­ни­ем зало­жен­ной тер­ри­то­рии, беря на себя взыс­ка­ние с сына кн. Алек­сандра – сво­е­го пле­мян­ни­ка – кн. Семе­на полу­чен­но­го дол­га (500 р.). Кн. Юрий, наобо­рот, заклю­чая сдел­ку, при­зна­вал, оче­вид­но, в кн. Алек­сан­дре пол­но­прав­но­го хозя­и­на закла­ды­ва­е­мых сел»19. Дума­ет­ся, что такое тол­ко­ва­ние несколь­ко «натя­ну­то» и неточ­но. На самом деле Васи­лий Васи­лье­вич все­го лишь обе­щал Юрье­ви­чам повли­ять на сво­е­го пле­мян­ни­ка Семе­на Алек­сан­дро­ви­ча, что­бы тот испол­нил усло­вия согла­ше­ния, заклю­чен­но­го меж­ду их покой­ны­ми отца­ми – Алек­сан­дром Ива­но­ви­чем и Юри­ем Дмит­ри­е­ви­чем («мнѣ, кня­зю вели­ко­му, у него (Семе­на – С. К.) суд взя­ти по доконьчанью»).По пово­ду вре­ме­ни смер­ти Алек­сандра Ива­но­ви­ча И. А. Голуб­цов писал: «Судя по тому, что в докон­чаль­ных гра­мо­тах в. кн. Вас. Вас. с дядей кн. Юри­ем Дмит­ри­е­ви­чем от 1428 г..(марта 11) и от 1433 г. (см. ДДГ, №№ 24 и 30) нет упо­ми­на­ния о каких-либо сче­тах меж­ду ними, свя­зан­ных с дол­гом кн. Алек­сандра Ив. и закла­дом суз­даль­ских сел, мож­но думать, что заклад состо­ял­ся неза­дол­го до смер­ти кн. Юрия Дмит­ри­е­ви­ча (умер­ше­го 5 июня 1434 г.), – при­мер­но, око­ло 1433 г., – учи­ты­ва­ем здесь обы­чай тех вре­мен заклад­ные каба­лы, как и заем­ные, совер­шать сро­ком на год. Таким обра­зом, оста­ет­ся пред­по­ло­жить, что кн. Ал-др Ива­но­вич умер, не выпла­тив дол­га, неза­дол­го до смер­ти кн. Юрия Дмит­ри­е­ви­ча, око­ло 1433 – нач. 1434 г.»20

Пере­хо­дим к вопро­су о кня­же­нии Алек­сандра Ива­но­ви­ча в Ниж­нем Нов­го­ро­де. О самом
этом фак­те извест­но толь­ко из двух его жало­ван­ных гра­мот, выдан­ных мест­ным мона­сты­рям – ниже­го­род­ско­му Бла­го­ве­щен­ско­му и суз­даль­ско­му Спа­со-Евфи­ми­е­ву. Пер­вая из них была выда­на «июля того лета, коли князь Алек­сандр Ива­но­вич сел на сво­ей отчине на Новегороде»24.

Вто­рая гра­мо­та Алек­сандра, на мона­стыр­ские вла­де­ния «в моей вот­чине в Ноугородском
кня­же­нии, в Горо­хов­це», отно­сит­ся ко вре­ме­ни, когда «вели­кий князь Алек­сандр Ива­но­вичь взял ми[p] с вели­ким кня­зем (Мос­ков­ским. – С. К.)»25. К сожа­ле­нию, оба этих доку­мен­та дат выда­чи не содер­жат. Алек­сандр Ива­но­вич (Брю­ха­тый или Взме­тень) полу­чил Ниж­ний Нов­го­род от вели­ко­го кня­зя Васи­лия Дмит­ри­е­ви­ча в свя­зи с женить­бой на его доче­ри Васи­ли­се. Одна­ко как раз этот факт ника­ко­го под­твер­жде­ния в источ­ни­ках не нахо­дит, явля­ясь лишь догад­кой А. В. Экзем­пляр­ско­го, кото­рая «по инер­ции» пере­шла в после­ду­ю­щую исто­рио­гра­фию. Все лето­пи­си, сооб­ща­ю­щие о женить­бе Алек­сандра в фев­ра­ле 1419 г., титу­лу­ют его толь­ко кня­зем Суз­даль­ским, а не Ниже­го­род­ским, как назва­ны его дядя Дани­ил и отец Иван Борисовичи29.

В круп­ном кла­де из Селит­рен­но­го горо­ди­ща, сокры­том в сере­дине 1420‑х годов, содер­жат­ся почти исклю­чи­тель­но суз­даль­ско-ниже­го­род­ские моне­ты «тре­тьей груп­пы» (по клас­си­фи­ка­ции Н. Д. Мец). Из них 1109 – ниже­го­род­ские вели­ко­го кня­зя Дани­и­ла Бори­со­ви­ча, 42 – суз­даль­ские кня­зя Алек­сандра Ива­но­ви­ча и 39 – кня­зя Ива­на Бори­со­ви­ча [Тро­стьян­ский, с. 237, 255–256]. Если бы Алек­сандр кня­жил в Ниж­нем Нов­го­ро­де в кон­це прав­ле­ния Васи­лия Дмит­ри­е­ви­ча, то логич­но было бы ожи­дать, что свои моне­ты он чека­нил бы имен­но здесь и с вели­ко­кня­же­ским титу­лом, а не в Суз­да­ле с кня­же­ским. А то, что моне­ты Алек­сандра чека­ни­лись в Суз­да­ле, поми­мо ико­но­гра­фии, дока­зы­ва­ют их обо­рот­ные штем­пе­ля, иден­тич­ные с моне­та­ми Ива­на Бори­со­ви­ча – несо­мнен­но, толь­ко кня­зя Суз­даль­ско­го (см. выше).

Но, глав­ное, жало­ван­ную гра­мо­ту вели­ко­го кня­зя Алек­сандра Ива­но­ви­ча Спа­со-Евфи­ми­е­ву мона­сты­рю, в кото­рой он назы­ва­ет сво­ей отчи­ной Нов­го­род­ское кня­же­ние, по ряду при­зна­ков сле­ду­ет отно­сить уже ко вре­ме­ни прав­ле­ния вели­ко­го кня­зя Мос­ков­ско­го Васи­лия Васи­лье­ви­ча (с 1425 г.). Спас­ский архи­манд­рит Авра­амий, на имя кото­ро­го был выдан этот доку­мент, по дру­гим источ­ни­кам (кро­ме одной, так­же неда­ти­ро­ван­ной гра­мо­ты) неиз­ве­стен. По дан­ным П. М. Стро­е­ва, Авра­амий упо­ми­на­ет­ся око­ло 1417 г., при­чем дает­ся ссыл­ка на руко­пись Румян­цев­ско­го музея [Стро­ев, стб. 664]. А посколь­ку гра­мо­та Алек­сандра Ива­но­ви­ча Спа­со-Евфи­ми­е­ву мона­сты­рю извест­на толь­ко по спис­ку нача­ла XIX в. как раз из собра­ния Н. П. Румян­це­ва, то, ско­рее все­го, упо­ми­на­ние об Авра­амии П. М. Стро­ев заим­ство­вал имен­но из это­го доку­мен­та. Дата же «око­ло 1417» навер­ня­ка осно­ва­на на «Исто­рии» Н. М. Карам­зи­на, где смерть Алек­сандра Ива­но­ви­ча была оши­боч­но отне­се­на к 1418 г.; поэто­му дату П. М. Стро­е­ва во вни­ма­ние при­ни­мать не сле­ду­ет. Веро­ят­нее все­го, архи­манд­ри­та Авра­амия нуж­но отож­де­ствить с извест­ным епи­ско­пом Суз­даль­ским Авра­ами­ем, кото­рый упоминается
в источ­ни­ках с 1437 г.30, а до заня­тия епи­скоп­ской кафед­ры вполне мог быть насто­я­те­лем круп­ней­ше­го из суз­даль­ских монастырей31. Гра­мо­ту Алек­сандра Ива­но­ви­ча поз­же под­твер­дил князь Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ский Федор Юрье­вич, а после окон­ча­тель­но­го при­со­еди­не­ния Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ской зем­ли к Мос­ков­ско­му госу­дар­ству, 17 янва­ря 1451 г., жало­ван­ную гра­мо­ту точ­но тако­го же содер­жа­ния выдал мона­сты­рю и вели­кий князь Мос­ков­ский Васи­лий Васильевич34. Если допу­стить, что гра­мо­та Алек­сандра Ива­но­ви­ча была выда­на ранее 1425 г., то совер­шен­но непо­нят­но, поче­му гра­мо­та Васи­лия Васи­лье­ви­ча дослов­но повто­ря­ет имен­но этот доку­мент, а не более позд­нюю гра­мо­ту его соб­ствен­но­го отца, Васи­лия Дмит­ри­е­ви­ча. Учи­ты­вая ска­зан­ное, выда­чу гра­мо­ты Алек­сандра Ива­но­ви­ча Ниже­го­род­ско­го Спа­со-Евфи­ми­е­ву мона­сты­рю, пола­га­ем, мож­но доста­точ­но уве­рен­но отно­сить ко вре­ме­ни после 8 фев­ра­ля 1425 г., то есть к пер­вым годам мос­ков­ско­го кня­же­ния Васи­лия Васильевича.

В поль­зу такой дати­ров­ки мож­но при­ве­сти еще один источ­ник – над­пись на напре­столь­ном кре­сте ниже­го­род­ско­го Спа­со-Пре­об­ра­жен­ско­го собо­ра (в XIX в. он был пере­дан в одну из про­вин­ци­аль­ных церк­вей Ниже­го­род­ской епар­хии). Эта над­пись гла­сит: «В лѣто 6942‑е положе[н] бысть си кр[е]стъ на пре­столѣ в Ниж­немъ Новѣго[ро]дѣ в собо­руи ц[е]рковь б[о]голѣпново Пре­об­ра­же­ния Сп[а]сова бл[а]говѣрноию и бл[а]городной вели­коу кн[я]гинею Вас[или]сою на память с[вя]таго отца наше­го Епси­хия е…» [Мака­рий, с. 332–334; Нико­ла­е­ва, с. 14]. Память св. муче­ни­ка Евпси­хия Кеса­рий­ско­го отме­ча­ет­ся пра­во­слав­ной цер­ко­вью два­жды – 9 апре­ля и 7 сен­тяб­ря. В Чети­их Мине­ях мит­ро­по­ли­та Мака­рия под 9 апре­ля его муче­ни­че­ство поме­ще­но на пер­вом месте35, тогда как под 7 сен­тяб­ря – на вто­ром после св. муче­ни­ка Созон­та Ликий­ско­го (при­чем с оши­боч­ным име­нем Евти­хий) и повтор­но зна­чи­тель­но ниже36. Поэто­му датой вкла­да Васи­ли­сы сле­ду­ет при­знать 9 апре­ля 6942, то есть 1434, г. Дари­тель­ни­ца кре­ста – это, несо­мнен­но, дочь вели­ко­го кня­зя Мос­ков­ско­го Васи­лия Дмит­ри­е­ви­ча, с 1419 г. жена Алек­сандра Ива­но­ви­ча Взметня.То, что 9 апре­ля 1434 г. Васи­ли­са назы­ва­ла себя в Ниж­нем Нов­го­ро­де вели­кой кня­ги­ней, конеч­но, само по себе еще не озна­ча­ет, что она была женой пра­вя­ще­го вели­ко­го кня­зя Ниже­го­род­ско­го. Одна­ко, учи­ты­вая дру­гие аргу­мен­ты (см. так­же далее), имен­но такая трак­тов­ка нам кажет­ся наи­бо­лее пред­по­чти­тель­ной. Логич­но так­же свя­зать вклад Васи­ли­сы с пла­чев­ной судь­бой ее бра­та, нахо­див­ше­го­ся тогда «в бегах», после пора­же­ния от Юрия Дмит­ри­е­ви­ча (20 мар­та) и поте­ри Моск­вы (31 мар­та). Кста­ти, и сам Васи­лий Васи­лье­вич где-то в мае (воз­мож­но, в июне) нашел убе­жи­ще имен­но в Ниж­нем Нов­го­ро­де [Зимин, с. 64–66].Как нам кажет­ся, факт вос­ста­нов­ле­ния Ниже­го­род­ско­го вели­ко­го кня­же­ния око­ло 1430 г. отра­зил­ся отра­же­ние и в неко­то­рых доку­мен­тах из Мос­ков­ско­го вели­ко­кня­же­ско­го архи­ва. Так, в дого­вор­ной гра­мо­те вели­ко­го кня­зя Васи­лия Васи­лье­ви­ча с кня­зем Юри­ем Дмит­ри­е­ви­чем Зве­ни­го­род­ским от 11 мар­та 1428 г. Ниж­ний Нов­го­род опре­де­лен­но назван в соста­ве вели­ко­кня­же­ских владений37. Одна­ко в дого­вор­ной гра­мо­те Васи­лия Васи­лье­ви­ча с кня­зем Васи­ли­ем Яро­сла­ви­чем Сер­пу­хов­ским, состав­лен­ной осе­нью 1432 г. [Зимин, с. 50], этот город сре­ди мос­ков­ских вла­де­ний уже не ука­зан (так же и в дого­во­ре с кня­зем Юри­ем Дмит­ри­е­ви­чем 1433 г.)38. При­чем этот про­пуск вряд ли мож­но объ­яс­нить про­стой слу­чай­но­стью, посколь­ку в обе­их гра­мо­тах упо­мя­нут гораз­до менее зна­чи­тель­ный Муром, в доку­мен­те 1428 г. запи­сан­ный сра­зу после Ниж­не­го Нов­го­ро­да. Вари­ант же, что в гра­мо­те 1432 г. Ниж­ний Нов­го­род уже рас­смат­ри­ва­ет­ся как часть обще­го поня­тия «вели­кое кня­же­ние» (а в состав ста­ро­го Вели­ко­го кня­же­ния Вла­ди­мир­ско­го Муром не вхо­дил), мы так­же счи­та­ем мало­ве­ро­ят­ным, посколь­ку очень уж неве­лик хро­но­ло­ги­че­ский отре­зок меж­ду доку­мен­та­ми – все­го 4 года. А если это так, то сле­ду­ет прий­ти к заклю­че­нию, что меж­ду 1428 и 1432 г. Ниже­го­род­ская зем­ля вышла из-под непо­сред­ствен­ной вла­сти мос­ков­ско­го государя.

Итак, на осно­ва­нии при­ве­ден­ных аргу­мен­тов мож­но заклю­чить, что Алек­сандр Ива­но­вич вокня­жил­ся в Ниж­нем Нов­го­ро­де в пери­од меж­ду 1428 и 1432 г. вклю­чи­тель­но. Хотя каж­дый из этих аргу­мен­тов, взя­тый по отдель­но­сти, и может быть оспо­рен, по их сум­ме пред­ло­жен­ная вер­сия, пола­га­ем, выгля­дит доста­точ­но убе­ди­тель­но. Тем более что аль­тер­на­тив­ная, тра­ди­ци­он­ная вер­сия, отно­ся­щая ниже­го­род­ское кня­же­ние Алек­сандра к пери­о­ду 1419–1423 г., ника­ких под­твер­жде­ний в источ­ни­ках не находит.Более того, нумиз­ма­ти­че­ский мате­ри­ал, хотя и кос­вен­но, ей даже про­ти­во­ре­чит (см. выше).Наиболее веро­ят­ной датой вос­ста­нов­ле­ния Ниже­го­род­ско­го кня­же­ния нам пред­став­ля­ет­ся весна/​лето 1432 г. В это вре­мя хан Улу-Мухам­мед, хотя и под­твер­дил вели­кое кня­же­ние Васи­лию Васи­лье­ви­чу, отдал его сопер­ни­ку, Юрию Дмит­ри­е­ви­чу, «вымо­роч­ный» Дмит­ров­ский удел. При этом Юрий назван в лето­пи­си «побра­ти­мом» вели­ко­го кня­зя Литов­ско­го Свидригайла39. А послед­ний с мая 1431 г. нахо­дил­ся в тес­ном сою­зе с ордын­ским ханом40. Поэто­му Улу-Мухам­мед, наря­ду с изъ­я­ти­ем из соста­ва вла­де­ний Васи­лия Дмит­ро­ва вполне мог и выдать ярлык на Нижний.Новгород мест­но­му «отчи­чу» (мос­ков­ские же лето­пи­си, в любом слу­чае, об этом фак­те умолчали).

Кста­ти, утра­чен­ная гра­мо­та кня­зя Алек­сандра Ива­но­ви­ча Спа­со-Пре­об­ра­жен­ско­му мона­сты­рю на поло­ви­ну с. Лубян­це­ва, упо­мя­ну­тая в опи­си 1660 г., была выда­на имен­но в 6940, то есть 1431/1432, г.41 Ср. его же гра­мо­ту ниже­го­род­ско­му Бла­го­ве­щен­ско­му мона­сты­рю, выдан­ную «июля того лета, коли князь Алек­сандр Ива­но­вич сел на сво­ей отчине на Новегороде»42. Но какой имен­но Алек­сандр Ива­но­вич вокня­жил­ся в Ниж­нем Нов­го­ро­де? Точ­ный ответ на этот вопрос дать невоз­мож­но. Но более веро­ят­но, что это был все же Алек­сандр Взме­тень, сын Ива­на Бори­со­ви­ча. Во-пер­вых, он в то вре­мя являл­ся гла­вой рода кня­зей Суз­даль­ских, будучи на поко­ле­ние стар­ше Алек­сандра Брю­ха­то­го. А во-вто­рых, похо­же, нахо­дил­ся в непло­хих отно­ше­ни­ях с Юри­ем Дмит­ри­е­ви­чем: как упо­ми­на­лось выше, неза­дол­го до смер­ти Алек­сандр занял у Юрия 500 руб­лей, за кото­рые зало­жил ему четы­ре суз­даль­ских села (воз­мож­но, как раз в счет упла­ты за ярлык на Ниж­ний Новгород).

После смер­ти Алек­сандра Взмет­ня в 1433 / 1‑й поло­вине 1434 г. его вдо­ва, мос­ков­ская княж­на Васи­ли­са Васи­льев­на, вто­рич­но вышла замуж за Алек­сандра Брюхатого.

3 ПСРЛ. Т. XXIV. С. 230.
4 Родо­слов­ная кни­га кня­зей и дво­рян рос­сий­ских и выез­жих… Ч. 1. С. 67–68.
5 Вре­мен­ник Импе­ра­тор­ско­го Мос­ков­ско­го обще­ства исто­рии и древ­но­стей рос­сий­ских. Кн. 10. С. 227.
9 ПСРЛ. М., 2004 [М.; Л., 1949]. Т. XXV. С. 243; так же и в ряде дру­гих сводов.
10 АСЭИ. Т. II. С. 480, № 436.
11 Там же. С. 487, № 446.
12 Древ­няя Рос­сий­ская Вив­лио­фи­ка. М., 1788. Ч. VI. С. 448
13 ПСРЛ. М., 2000 [СПб., 1863]. Т. XV. Стб. 486–487. 14 ПСРЛ. Т. XXV. С. 243; так же и в ряде дру­гих сво­дов. 15 Там же. 16 Там же. С. 243–244; так же и в ряде дру­гих сводов
17 ДДГ. С. 88, № 34. 18 АСЭИ. Т. II. С. 487, № 446. 19 Там же. С. 566. 20 Там же.
24 АФЗХ. М., 1951. Ч. I. С. 205, № 234. 25 АСЭИ. Т. II. С. 437, № 435
29 ПСРЛ. Т. XXV. С. 244; так же и в дру­гих сво­дах. 30 Там же. С. 253. 31 Из гра­мо­ты кня­зя Андрея Андре­еви­ча (Ног­те­ва-Суз­даль­ско­го) сле­ду­ет, что в мар­те 1434 г. архимандритом
Спа­со-Евфи­ми­е­ва мона­сты­ря был Фео­гност (Наза­ров В. Д. Акты XV века из архи­ва Суз­даль­ско­го Спасо-
Евфи­мье­ва мона­сты­ря // Рус­ский дипло­ма­та­рий. М., 1998. Вып. 4. С. 15, № 2). Но был ли этот Феогност
пре­ем­ни­ком, или еще пред­ше­ствен­ни­ком Авра­амия, опре­де­лить невозможно.
32 АСЭИ. Т. II. С. 480–481, № 437.
35 Вели­кие Минеи Четии. М., 1912. Апрель. Тет­радь II. Дни 8–21. Стб. тк҃е. 36 Вели­кие Минеи Четии. СПб., 1868. Сен­тябрь. Дни 1–13. Стб. 320–321, 348.
37 ДДГ. С. 64, № 24. 38 Там же. С. 70, № 27; С. 76, № 30. 39 ПСРЛ. Т. XXV. С. 249–250. 40 Коце­бу А. Свит­ри­гай­ло, вели­кий князь Литов­ский. СПб., 1835. С. 93–94 (пись­мо от 9 мая 1431 г.). 41 АСЭИ. Т. III. С. 482. 42 АФЗХ. Ч. I. С. 205, № 234
[С. Н. Келем­бет. Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ские кня­зья Алек­сандр Взме­тень и Алек­сандр Брюхатый]

30/22. КН. АНДРЕЙ ЮРЬЕ­ВИЧ НОГТЕВ

Єди­ний син Юрія Дмит­ро­ви­ча Ног­тє­ва (3.2.6). Цей дріб­ний князь, пред­став­ник най­мо­лод­шої гіл­ки роду кн. Суз­дальсь­ких, відо­мий лише за родо­від­ни­ми роз­пи­са­ми [24, с. 46, 228; 25, с. 73].

XVI генерація от Рюрика

31/23. КН. АЛЕК­САНДР ИВА­НО­ВИЧ БРЮХАТЫЙ

єди­ний син Іва­на Васи­льо­ви­ча (3.3.7) [20, с. 229; 24, с. 44, 226; 25, с. 68], соглас­но всем вари­ан­там родо­слов­ных рос­пи­сей, был сыном Ива­на Васи­лье­ви­ча, вну­ком Васи­лия Дмит­ри­е­ви­ча Кир­дя­пы, пра­вну­ком Дмит­рия Кон­стан­ти­но­ви­ча [201].

У історіо­гра­фії XIX – сере­ди­ни XX ст. домі­ну­ва­ла дум­ка, що Олек­сандр Брю­ха­тий був сином Іва­на Бори­со­ви­ча та помер у 1418 р. Ця дум­ка є помил­ко­вою, оскіль­ки вона зас­но­ва­на виключ­но на випис­ці М. М. Карам­зі­на, дже­ре­лом якої була родо­від­на кни­га тієї редак­ції, де гене­а­ло­гію кн. Суз­дальсь­ких викла­де­но зі знач­ною похиб­кою; дата ж, під якою випис­ка наве­де­на у Карам­зі­на – 1418 р., – є чисто довіль­ною та такою, що супере­чить даним досто­вір­них дже­рел. Насправ­ді сином Іва­на Бори­со­ви­ча був Олек­сандр Взме­тень, а Олек­сандр Брю­ха­тий в усіх варіан­тах родо­від­них роз­писів назва­ний сином Іва­на Васи­льо­ви­ча Кір­дя­пі­на (про це питан­ня див. 3.3.13).

Єди­ним пря­мим свід­чен­ням дже­рел про Олек­сандра Брю­ха­то­го є факт його одру­жен­ня з доч­кою вел. кня­зя Васи­ля Дмит­ро­ви­ча Васи­ли­сою. Як вже зазна­ча­ло­ся вище, у тих вер­сіях родо­від­них роз­писів, які містять досто­вір­ну гене­а­ло­гіч­ну схе­му поход­жен­ня Олек­сандра Взмет­ня та Олек­сандра Брю­ха­то­го, остан­ній пока­за­ний дру­гим чоло­віком Васи­ли­си Васи­лів­ни, овдо­ві­лої піс­ля смер­ті Взмет­ня. А оскіль­ки Олек­сандр Взме­тень помер у 1433/34 р., то зро­зу­мі­ло, що Олек­сандр Брю­ха­тий став зятем вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча не рані­ше 1434 р., але й навряд чи знач­но піз­ні­ше цієї дати.
Піс­ля смер­ті Олек­сандра Взмет­ня Олек­сандр Брю­ха­тий зали­ши­вся стар­шим з лояль­них Москві кн. Суз­дальсь­ких. Тому ціл­ком логіч­но при­пу­сти­ти, що разом з рукою Васи­ли­си Васи­лів­ни він отри­мав також і володін­ня її пер­шо­го чоло­віка – Суз­даль та Ниж­ній Нов­го­род. Так, одру­жен­ня Олек­сандра Брю­ха­то­го з сест­рою вел. кня­зя Мос­ковсь­ко­го, без­пе­реч­но, було мож­ли­вим лише у разі визнан­ня за ним закон­но­го пра­ва, при­най­мі, на Суз­дальсь­ке князів­ство. Для порів­нян­ня, молод­ші дво­юрід­ні бра­ти Олек­сандра – Василь та Федір Юрій­о­ви­чі, – піс­ля при­єд­нан­ня Суз­да­ля до Мос­ковсь­кої дер­жа­ви ста­ли запе­к­ли­ми воро­га­ми вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча, у мирі з яким їх не втри­ма­ло навіть визнан­ня за кн. Суз­дальсь­ки­ми прав на їхні дріб­ні уділи-“жеребьи” (див. ниж­че). З іншої сто­ро­ни, існу­ють дані про те, що піс­ля 1433/34 г. дея­кий час збері­гав само­стій­ність і Ниж­ній Нов­го­род, при­єд­на­ний до Мос­ковсь­кої дер­жа­ви піс­ля черв­ня 1436 і до люто­го 1438 р. (див. 4.2). При­близ­но тоді ж було при­єд­на­но до Моск­ви й Суз­даль: вел. кн. Василь Васи­льо­вич надав це місто у володін­ня слу­жеб­но­му кня­зю Олек­сан­дру Васи­льо­ви­чу Чор­то­рийсь­ко­му, який виї­хав на мос­ковсь­ку служ­бу з Литовсь­ко-Русь­кої дер­жа­ви у 1440 р., а потім у 1442 р. – сво­му дво­юрід­но­му бра­ту, кн. Можайсь­ко­му Іва­ну Андрій­о­ви­чу [19, с. 151].

Навряд чи Василь Мос­ковсь­кий міг зва­жи­ти­ся на такий знач­ний “при­мы­сел”, як при­єд­нан­ня Суз­да­ля та Ниж­ньо­го Нов­го­ро­ду, ще за жит­тя сво­го зятя, який напевне володів ними з 1433/34 р. Оче­вид­но, це ста­ло­ся вже піс­ля без­діт­ної смер­ті Олек­сандра Брю­ха­то­го, кот­ру у тако­му разі слід від­но­си­ти до дру­гої поло­ви­ни 1436/​лютого 1438 р. За нуміз­ма­тич­ни­ми дани­ми, піс­ля Олек­сандра Іва­но­ви­ча князі Суз­дальсь­кі влас­них монет вже не кар­бу­ва­ли, а для Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­кої зем­лі почи­на­ють виго­тов­ля­ти­ся, хоча й за міс­це­вим типом, моне­ти з ім’ям вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча [82, с. 315–317]. Той вище­за­зна­че­ний факт, що моне­ти Олек­сандра Іва­но­ви­ча нале­жа­ли Олек­сан­дру Взмет­ню (оскіль­ки вони повто­рю­ють монет­ний тип його бать­ка Іва­на Бори­со­ви­ча), ще жод­ним чином не запе­ре­чує мож­ли­во­сті ниже­го­родсь­ко-суз­дальсь­ко­го кня­зю­ван­ня Олек­сандра Брю­ха­то­го; спра­ва в тому, що в Олек­сандра Брю­ха­то­го зов­сім не було необ­хід­но­сті виго­тов­ля­ти нові монет­ні штем­пе­лі (про­це­ду­ра на той час тех­но­ло­гіч­но досить склад­на), оскіль­ки його та Олек­сандра Взмет­ня ім’я – по-бать­ко­ві повністю співпадали.

.един­ствен­ный сын, по одним родо­слов­ным, Ива­на Васи­лье­ви­ча (15), а по дру­гим — Ива­на Бори­со­ви­ча (14), что более веро­ят­но, так как нахо­дит под­твер­жде­ние в офи­ци­аль­ных доку­мен­тах. Изве­стия о нем доволь­но скуд­ны. До 1414 г. он был заод­но с Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ски­ми кня­зья­ми Дани­и­лом (10) и Ива­ном (14) Бори­со­ви­ча­ми, Васи­ли­ем Семе­но­ви­чем (9) и Ива­ном Васильевичем(15), боров­ши­ми­ся про­тив Моск­вы за обла­да­ние Н.-Новгородом, когда же в этом году брат вели­ко­го кня­зя Юрий Димит­ри­е­вич назван­ных кня­зей выгнал из Ниж­не­го, оттес­нив их за p. Cypy, А. И. поспе­шил при­ми­рить­ся с вели­ким кня­зем, а несколь­ко поз­же даже пород­нил­ся с ним, женив­шись в 1418 г. на доче­ри его Васи­ли­се. В виде при­да­но­го он полу­чил Ниж­ний Нов­го­род и писал­ся вели­ким кня­зем, хотя кня­же­ние его нахо­ди­лось, конеч­но, в пол­ной зави­си­мо­сти от Моск­вы. Про­кня­жил он недол­го, так как в кон­це того же 1418 г. скон­чал­ся, оста­вив един­ствен­но­го сына Семе­на, кото­рый потом­ства не имел.

Недо­сто­вер­ность запис­ки Н. М. Карам­зи­на окон­ча­тель­но выяс­ня­ет­ся из дан­ных Опис­ной кни­ги суз­даль­ско­го Спа­со-Евфи­ми­е­ва мона­сты­ря 1660 г., опуб­ли­ко­ван­ных И. А. Голуб­цо­вым несколь­ко поз­же цити­ро­ван­но­го ком­мен­та­рия. Так, если по Н. М. Карам­зи­ну един­ствен­ный в роде кня­зей Суз­даль­ских Алек­сандр Ива­но­вич – Брю­ха­тый – умер в 1418 г., то в Опис­ной кни­ге сре­ди доку­мен­тов, хра­нив­ших­ся в мона­стыр­ском архи­ве, упо­мя­ну­та утра­чен­ная к насто­я­ще­му вре­ме­ни «гра­мо­та кн. Ал-дра Ив-ча на поло­ви­ну с. Лубян­це­ва 6940 г.», то есть от 1431/1432 г. АСЭИ. М., 1964. Т. III. С. 482

Кро­ме того, как будет пока­за­но ниже, дру­гая сохра­нив­ша­я­ся жало­ван­ная грамота
вели­ко­го кня­зя Ниже­го­род­ско­го Алек­сандра Ива­но­ви­ча Спа­со-Евфи­ми­е­ву мона­сты­рю была выда­на не ранее 1425 г. Пра­виль­ность такой гене­а­ло­гии под­твер­жда­ет­ся еще и дан­ны­ми мос­ков­ско­го Сино­ди­ка Успен­ско­го собо­ра, в кото­ром име­ет­ся сле­ду­ю­щая поми­наль­ная запись: «…бла­го­вѣр­но­му кня­зю Алек­сан­дру и дру­го­му кня­зю Алек­сан­дру Ива­но­ви­чемъ Суж­даль­скимъ вѣч­ная память» 12 Древ­няя Рос­сий­ская Вив­лио­фи­ка. М., 1788. Ч. VI. С. 448.

Оче­вид­но так­же, что вслед за Типо­граф­ским родо­слов­цем Алек­сандра Взмет­ня сле­ду­ет при­знать пер­вым мужем Васи­ли­сы Васи­льев­ны, а Алек­сандра Брю­ха­то­го – вто­рым. После смер­ти Алек­сандра Взмет­ня в 1433 / 1‑й поло­вине 1434 г. его вдо­ва, мос­ков­ская княж­на Васи­ли­са Васи­льев­на, вто­рич­но вышла замуж за Алек­сандра Брю­ха­то­го. В то вре­мя Васи­ли­се было все­го чуть за 30 лет (допус­кая, что ее пер­вый брак в фев­ра­ле 1419 г. состо­ял­ся в 16-лет­нем воз­расте, – око­ло 31 года); остав­лять ее в таком воз­расте вдо­вой со сто­ро­ны ее бра­та, вели­ко­го кня­зя Васи­лия Васи­лье­ви­ча, было бы не очень «гуман­но», да и новый дина­сти­че­ский союз со стар­шим из кня­зей Суз­даль­ских был явно не лиш­ним. Этот брак, как пред­став­ля­ет­ся, был воз­мо­жен толь­ко в слу­чае при­зна­ния за Алек­сан­дром Брю­ха­тым прав, по край­ней мере, на Суз­даль­ское кня­же­ние. Ука­жем для срав­не­ния, что его млад­шие дво­ю­род­ные бра­тья, Васи­лий и Федор Юрье­ви­чи, после при­со­еди­не­ния Суз­да­ля к Москве (см. ниже) пол­но­стью разо­рва­ли отно­ше­ния с Васи­ли­ем Васи­лье­ви­чем. В част­но­сти, в 1440‑х годах они со сво­и­ми бояра­ми гра­би­ли мос­ков­ские земли43, а затем вынуж­де­ны были вооб­ще поки­нуть свою «отчи­ну»: Васи­лия Юрье­ви­ча в 1444 г. мы видим на служ­бе в Нов­го­ро­де Великом44, а Федор в 1446 г. слу­жил вели­ко­му кня­зю Твер­ско­му Бори­су Александровичу45.

Одна­ко есть неко­то­рые осно­ва­ния пола­гать, что вме­сте с Суз­да­лем Алек­сандр Брю­ха­тый мог уна­сле­до­вать и Ниж­ний Нов­го­род. Это мог­ло най­ти отра­же­ние в дого­во­ре вели­ко­го кня­зя Васи­лия с кня­зем Дмит­ри­ем Шемя­кой от 13 июня 1436 г., где сре­ди вели­ко­кня­же­ских вла­де­ний Ниж­ний Нов­го­род не упо­мя­нут, в отли­чие от менее зна­чи­тель­но­го Мурома46 (в дого­во­ре 1428 г. с отцом Шемя­ки, Юри­ем Дмит­ри­е­ви­чем, Ниж­ний фигу­ри­ру­ет перед Муро­мом – см. выше). Поли­ти­че­ская ситу­а­ция для вокня­же­ния Алек­сандра Брю­ха­то­го в Ниж­нем Нов­го­ро­де в 1433/1434 г. была весь­ма бла­го­при­ят­ной, ведь как раз в эти годы вели­кий князь Васи­лий вел оже­сто­чен­ную борь­бу со сво­им дядей Юри­ем Дмит­ри­е­ви­чем, а затем его сыном Васи­ли­ем Косым (напом­ним, в мае/​июне 1434 г. Васи­лий, после пора­же­ния от Юрия, нашел убе­жи­ще имен­но в Ниж­нем Новгороде).

Как уже отме­ча­лось, Алек­сандр Брю­ха­тый тео­ре­ти­че­ски мог выдать и упо­мя­ну­тые гра­мо­ты на ниже­го­род­ские вла­де­ния суз­даль­ско-ниже­го­род­ским мона­сты­рям, при­чем как обе, так и какую-то одну из них. В поль­зу вто­ро­го вари­ан­та (одна из гра­мот выда­на Взмет­нем, дру­гая – Брю­ха­тым) могут сви­де­тель­ство­вать раз­ные титу­лы Алек­сандра Ива­но­ви­ча в этих доку­мен­тах: в гра­мо­те Бла­го­ве­щен­ско­му мона­сты­рю он назы­ва­ет себя кня­зем, а в гра­мо­те Спа­со-Евфи­ми­е­ву мона­сты­рю – вели­ким кня­зем. Вто­рую из этих гра­мот даже логич­нее отне­сти имен­но к Алек­сан­дру Брю­ха­то­му, посколь­ку в ее позд­ней­шем под­твер­жде­нии кня­зя Федо­ра Юрье­ви­ча тот назы­ва­ет Алек­сандра Ива­но­ви­ча сво­им братом47; веро­ят­нее, что так был назван Алек­сандр Брю­ха­тый, дво­ю­род­ный брат Федо­ра Юрье­ви­ча, а не Алек­сандр Взме­тень, при­хо­див­ший­ся ему тро­ю­род­ным дядей. В этом доку­мен­те сохра­ни­лось важ­ное упо­ми­на­ние о том, что отно­ше­ния Алек­сандра Ива­но­ви­ча со сво­им мос­ков­ским шури­ном были дале­ко не без­об­лач­ны­ми: в одно вре­мя они даже дошли до откры­то­го раз­ры­ва, хотя, в кон­це кон­цов, вели­кие кня­зья Мос­ков­ский и Ниже­го­род­ский заклю­чи­ли мир, по усло­ви­ям кото­ро­го Алек­сандр сохра­нил за собой Ниж­ний Новгород.

Одна­ко, в любом слу­чае, через несколь­ко лет не толь­ко спор­ный Ниж­ний Нов­го­род, но и Суз­даль, кото­рый ранее все­гда при­зна­вал­ся закон­ным вла­де­ни­ем мест­ных кня­зей, были вклю­че­ны в состав Мос­ков­ско­го госу­дар­ства. 4 мар­та 1438 г. вели­кий князь Васи­лий выдал жало­ван­ную гра­мо­ту на ниже­го­род­ские зем­ли Бла­го­ве­щен­ско­го мона­сты­ря, в кото­рой опре­де­лен­но упо­ми­на­ют­ся его ниже­го­род­ские наместники48. Он же в 1438/1439 г. выдал гра­мо­ту Тро­и­це-Сер­ги­е­ву мона­сты­рю на пустошь в ниже­го­род­ской Горо­хо­вец­кой волости49. Отсю­да сле­ду­ет вывод, что, веро­ят­нее все­го, в пре­де­лах хро­но­ло­ги­че­ско­го отрез­ка с июня 1436 по фев­раль 1438 г. Ниж­ний Нов­го­род ото­шел к Мос­ков­ско­му госу­дар­ству. При­бли­зи­тель­но тогда же был при­со­еди­нен к Москве и Суз­даль. Извест­но, что неко­то­рое вре­мя этот город при­над­ле­жал кня­зю Алек­сан­дру Васи­лье­ви­чу Чарто­рый­ско­му, выехав­ше­му на мос­ков­скую служ­бу из Лит­вы в 1440 г., а затем в 1442 г. был отдан вели­ким кня­зем Васи­ли­ем сво­е­му дво­ю­род­но­му бра­ту, кня­зю Ива­ну Андре­еви­чу Можайскому50. Вряд ли мос­ков­ский пра­ви­тель мог пой­ти на столь крупный.«примысел», как при­со­еди­не­ние Ниж­не­го Нов­го­ро­да и Суз­да­ля, еще при жиз­ни кня­жив­ше­го там сво­е­го зятя. Оче­вид­но, это про­изо­шло уже после смер­ти без­дет­но­го Алек­сандра Брюхатого.

Итак, выво­ды насто­я­щей ста­тьи сво­дят­ся к сле­ду­ю­ще­му. Сре­ди пред­ста­ви­те­лей рода кня­зей Суз­даль­ских в 1‑й поло­вине XV в. суще­ство­ва­ли два пол­ных тез­ки – Алек­сандр Взме­тень, сын Ива­на Бори­со­ви­ча Туго­го Лука, и его тро­ю­род­ный пле­мян­ник Алек­сандр Брю­ха­тый, сын Ива­на Васи­лье­ви­ча Кир­дя­пи­на. Алек­сандр Взме­тень в 1415–1416 и с 1418 г. кня­жил в Суз­да­ле, с 1423 г. – сов­мест­но со сво­им отцом. Соглас­но нашей вер­сии, меж­ду 1428 и 1432 г., веро­ят­нее все­го весной/​летом 1432 г., Алек­сандр Ива­но­вич вокня­жил­ся так­же и в Ниж­нем Нов­го­ро­де. Какой имен­но был этот Алек­сандр, точ­но ска­зать нель­зя, но более веро­ят­но, что все же Взме­тень. Он умер в 1433 / 1‑й поло­вине 1434 г. После это­го его вдо­ва, мос­ков­ская княж­на Васи­ли­са Васи­льев­на, вто­рич­но вышла замуж за Алек­сандра Брю­ха­то­го, кото­рый уна­сле­до­вал Суз­даль и, нель­зя исклю­чать, так­же Ниж­ний Нов­го­род. Во 2‑й поло­вине 1436 – нача­ле 1438 г., оче­вид­но, в свя­зи со смер­тью Алек­сандра Брю­ха­то­го Суз­даль (впер­вые) и Ниж­ний Нов­го­род (в оче­ред­ной раз) были вклю­че­ны в состав Мос­ков­ско­го государства.Князь ниже­го­родсь­кий (1418 р.).

43 ДДГ. С. 120, № 40. 44 Нов­го­род­ская пер­вая лето­пись стар­ше­го и млад­ше­го изво­дов. М.; Л., 1950. С. 424. 45 Памят­ни­ки древ­ней пись­мен­но­сти и искус­ства. СПб., 1908. Вып. CLXVIII. Ино­ка Фомы сло­во похваль­ное о бла­го­вер­ном вели­ком кня­зе Бори­се Алек­сан­дро­ви­че / Сооб­ще­ние Н. П. Лиха­че­ва. С. 42.
46 ДДГ. С. 90, 92, № 35. Так же и в дого­во­ре с Шемя­кой 1441/1442 г. (Там же. С. 107, № 38), когда Ниж­ний Нов­го­род, несо­мнен­но, уже при­над­ле­жал Москве. Но это может объ­яс­нять­ся тем, что за осно­ву его фор­му­ля­ра был взят дого­вор 1436 г., то есть меха­ни­че­ской пере­пиской преды­ду­ще­го тек­ста. То же самое, пола­га­ем, отно­сит­ся и к
дого­во­рам с Васи­ли­ем Яро­сла­ви­чем кон­ца 1440‑х – нача­ла 1450‑х годов (Там же. С. 129, № 47; С. 169, № 56; С. 179, № 58), фор­му­ляр кото­рых вос­хо­дит к докон­ча­нию 1432 г.
47 АСЭИ. Т. II. С. 479, № 435.
48 АФЗХ. Ч. I. С. 203, № 231.
49 АСЭИ. М., 1952. Т. I. С. 104–105, № 135
50 ПСРЛ. М., 2004 [СПб., 1910]. Т. XXIII. С. 151.

Ж., (с 1418 г.) Васи­ли­са, дочь Дмит­рия Донского.

[С. Н. Келем­бет. Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ские кня­зья Алек­сандр Взме­тень и Алек­сандр Брюхатый]

32/26. КН. ВАСИ­ЛИЙ ЮРЬЕ­ВИЧ ШУЙСКИЙ

Стар­ший син Юрія Васи­льо­ви­ча Шуйсь­ко­го (3.3.10) [20, с. 229], від шлю­бу з Софією. Піс­ля смер­ті бать­ка разом з бра­та­ми пови­нен був успад­ку­ва­ти неве­ли­кий суз­дальсь­кий уділ з цен­тром у Шуї. Піс­ля при­єд­нан­ня Суз­да­ля до Мос­ковсь­кої дер­жа­ви напри­кін­ці 1430‑х рр. Василь Юрій­о­вич, який за пра­вом родо­во­го старій­шин­ства мав закон­ні пра­ва на суз­дальсь­кий стіл, разом з бра­том Федо­ром ста­ли запе­к­ли­ми воро­га­ми вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча. Зокре­ма, відо­мо, що у 1440‑х рр. Юрій­о­ви­чі зі свої­ми бояра­ми гра­бу­ва­ли вели­ко­кня­жі володін­ня [5, № 40, с. 120]. Вре­шті-решт, вони зму­шені були поки­ну­ти свою “отчи­ну” та перей­ти на ста­но­ви­ще слу­жеб­них князів у інших пів­ніч­но­русь­ких зем­лях. Василь Юрій­о­вич виї­хав до Нов­го­ро­ду Вели­ко­го; відо­мо, що зимою 1444 р. він захи­щав нов­го­родсь­кий при­го­род Яму від військ Лівонсь­ко­го Орде­ну [8, с. 424]. Від своїх родо­вих прав Юрій­о­ви­чі від­мо­в­ля­тись не зби­ра­лись, і через кіль­ка років досяг­ли-таки знач­но­го успі­ху: напри­кін­ці 1447 р., ско­ри­став­шись воро­жи­ми від­но­си­на­ми Мос­ковсь­кої дер­жа­ви з моло­дим Казансь­ким хан­ством, вони за допо­мо­гою остан­ньо­го заво­лоді­ли не лише Суз­да­лем, а й Ниж­нім Нов­го­ро­дом. Ско­ро піс­ля цьо­го, у 1449 р., Василь Юрій­о­вич помер, став­ши остан­нім з кн. Суз­дальсь­ких, хто завер­шив жит­тя у ста­тусі суве­рен­но­го уділь­но­го кня­зя. Його було похо­ва­но у ниже­го­родсь­ко­му Архан­гельсь­ко­му соборі (про питан­ня ниже­го­родсь­ко-суз­дальсь­ко­го кня­зю­ван­ня Юрій­о­ви­чів див. 4.3). Нащад­ки Васи­ля Юрій­о­ви­ча утво­ри­ли стар­шу гіл­ку роду кн. Шуйсь­ких [25, с. 68–69]; всі вони зна­хо­ди­лись на мос­ковсь­кій служ­бі, де зай­ма­ли дуже висо­ке ста­но­ви­ще (один з них, кн. Василь Іва­но­вич Шуйсь­кий, під час “Сму­ти” почат­ку XVII ст. кіль­ка років був навіть царем Росії).

сын пер­во­го удель­но­го кня­зя шуй­ско­го Юрия Васи­лье­ви­ча, внук Кирдяпы.
Князь шуй­ский: ок. 1405 — 1447 гг. Князь суз­даль­ский: 1446 — 1447 гг.
Васи­лий Юрье­вич, будучи удель­ным кня­зем Шуй­ским, нахо­дил­ся на служ­бе у мос­ков­ских кня­зей, но во вре­мя сму­ты бежал с бра­том Фёдо­ром из сво­ей вот­чи­ны в Нов­го­род. Там в 1445 г. Васи­лий участ­во­вал в обо­роне Яма от нем­цев, а затем при­стал к Дмит­рию Шемя­ке. Меж­ду Дмит­ри­ем, Васи­ли­ем и Фёдо­ром был заклю­чен дого­вор, по кото­ро­му Васи­лий при­зна­вал­ся рав­ным бра­том Шемя­ки, а Фёдор — млад­шим бра­том. В слу­чае вос­ше­ствия на пре­стол Шемя­ка обе­щал вер­нуть бра­тьям их вот­чи­ну — Ниж­ний Нов­го­род, Суз­даль и Горо­дец с пра­вом пря­мых сно­ше­ний с Ордой (т.е. фак­ти­че­ски вос­ста­но­вить неза­ви­си­мость Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ско­го кня­же­ства), дать еще Вят­ку и анну­ли­ро­вать все про­чие пожа­ло­ва­ния, дан­ные мос­ков­ски­ми кня­зья­ми на эти зем­ли. Так в ито­ге и про­изо­шло, но Шемя­ка про­дер­жал­ся в Москве недол­го, а вско­ре после его пора­же­ния в 1448 г. Васи­лий Юрье­вич скончался.

33/26. КН. ИВАН ЮРЬЕ­ВИЧ ШУЙСКИЙ

Дру­гий син Юрія Васи­льо­ви­ча Шуйсь­ко­го (3.3.10) [20, с. 229], від шлю­бу з Софією. Жод­них свід­чень про цьо­го кня­зя не збе­рег­ло­ся. Оскіль­ки зимою 1447/48 р. Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­ким князів­ством володі­ли його стар­ший брат Василь та молод­ший Федір (див. 4.3), мож­на зро­би­ти вис­но­вок, що Іван Юрій­о­вич помер до 1448 р. Нащад­ків він не залишив.

34/26. КН. ФЁДОР ЮРЬЕ­ВИЧ ШУЙ­СКИЙ +1476

Третій син Юрія Васи­льо­ви­ча Шуйсь­ко­го (3.3.10) [20, с. 229], від шлю­бу з Софією. Піс­ля смер­ті бать­ка пови­нен був успад­ку­ва­ти части­ну Шуйсь­ко­го уді­лу. Впер­ше кн. Федір Юрій­о­вич Шуйсь­кий зга­дуєть­ся як сві­док у доку­мен­ті 1432/45 р. [1, № 100, с. 80]. Піс­ля при­єд­нан­ня Суз­да­ля до Мос­ковсь­кої дер­жа­ви Федір, як і його стар­ший брат Василь, розі­рвав мир­ні від­но­си­ни з вел. кня­зем Васи­лем Васи­льо­ви­чем та зму­ше­ний був поки­ну­ти свої родо­ві володін­ня. Зимою 1446/47 р. кн. Федір Шуйсь­кий зга­дуєть­ся на служ­бі вел. кня­зя Тверсь­ко­го Бори­са Олек­сан­дро­ви­ча, де зай­мав поса­ду наміс­ни­ка м. Каши­на [10, с. 42].* Напри­кін­ці 1447 р. Федір Юрій­о­вич разом з бра­том Васи­лем отри­ма­ли під свою вла­ду Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­ку зем­лю, а піс­ля швид­кої смер­ті Васи­ля там став кня­зю­ва­ти один Федір. Однак його прав­лін­ня було дуже корот­ким, оскіль­ки вже у пер­шій поло­вині 1449 р. Суз­даль та Ниж­ній Нов­го­род було оста­точ­но при­єд­на­но до Мос­ковсь­кої дер­жа­ви. Піс­ля цьо­го Федір Юрій­о­вич Шуйсь­кий – остан­ній уділь­ний князь Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­кий, – вирі­шив-таки визна­ти вла­ду вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча: він дав запис у своїй “вине” та перей­шов на мос­ковсь­ку служ­бу (див. 4.3).

У Мос­ковсь­кій дер­жаві Федір Юрій­о­вич, зав­дя­ки сво­му знат­но­му поход­жен­ню, зай­няв дуже висо­ке ста­но­ви­ще. У 1463 р. він очо­лю­вав війсь­ка, вислані на допо­мо­гу Пско­ву про­ти Лівонсь­ко­го Орде­ну [11, с. 222]. А з 29 квіт­ня 1467 по 19 люто­го 1472 рр. Федір Шуйсь­кий зай­мав важ­ли­ву поса­ду мос­ковсь­ко­го кня­зя-наміс­ни­ка у Псковсь­кій рес­пуб­лі­ці [11, с. 231, 243; 23, с. 164, 187]. Помер він зимою 1475/76 р. у Воло­ди­ми­рі [11, с. 252; 23, с. 202], постриг­шись перед смер­тю у чен­ці з ім’ям Фео­гно­ста [27, с. 448]. Його нащад­ки – молод­ша гіл­ка кн. Шуйсь­ких, – постій­но вхо­ди­ли до скла­ду верхів­ки мос­ковсь­кої боярсь­кої ари­сто­кратії [50, с. 56–61].

Князь шуй­ский: ок. 1405 — 1447 гг. Князь суз­даль­ский: 1446 — 1447 гг.
Фёдор во вре­ме­на Васи­лия II Васи­лье­ви­ча Тём­но­го вла­дел Суз­да­лем вме­сте со сво­им бра­том Василием.
Во вре­мя борь­бы Васи­лия Тём­но­го с Дмит­ри­ем Шемя­кой Фёдор Юрье­вич с бра­том Васи­ли­ем при­нял сто­ро­ну послед­не­го. По заклю­чен­но­му с Дмит­ри­ем Шемя­кой дого­во­ру, Федор Юрье­вич с бра­том Васи­ли­ем полу­чи­ли Суз­даль­скую зем­лю и пра­во пря­мых сно­ше­ний с Ордой. Но Тём­ный взял верх над Шемя­кой, и Юрье­ви­чи долж­ны были сми­рить­ся перед ним.
После смер­ти Васи­лия Тём­но­го Фёдор пере­шёл на служ­бу Ива­ну III. Бла­го­да­ря это­му ему уда­лось полу­чить рас­по­ло­же­ние мос­ков­ско­го князя.
В 1463 г. Фёдор Юрье­вич, вое­во­да Ива­на III, был послан на помощь пско­ви­чам для обо­ро­ны от ливон­цев. Бла­го­да­ря побе­де при­об­рёл попу­ляр­ность сре­ди пско­ви­чей. По прось­бам горо­жан Фёдор Юрье­вич назна­чен намест­ни­ком Пскова.
В 1472 г. поссо­рил­ся с пско­ви­ча­ми (пред­по­ло­жи­тель­но, при­чи­ной был спор из-за деле­жа добы­чи, захва­чен­ной пско­ви­ча­ми в бит­ве при Шело­ни; т.к. Федор Юрье­вич не участ­во­вал в бит­ве сам, пско­ви­чи не поде­ли­лись с ним тро­фе­я­ми) и поки­нул город. умер в 1476 г.
С тор­же­ствен­ной встре­чи 29 апре­ля 1467 г. нача­лось в Пско­ве кня­же­ние Федо­ра Юрье­ви­ча Шуй­ско­го, при­е­хав­ше­го на Псков­скую зем­лю вме­сте с сыном Васи­ли­ем. Федор Юрье­вич являл­ся сыном родо­на­чаль­ни­ка стар­шей вет­ви Шуй­ских, а для пско­ви­чей он не был нович­ком: ранее корот­кое вре­мя — с 8 июля по 31 авгу­ста 1463 г. – он был псков­ским вое­во­дой. Федор Юрье­вич Шуй­ский в каче­стве намест­ни­ка вели­ко­го кня­зя Ива­на III зани­мал­ся в Пско­ве совер­шен­ство­ва­ни­ем управ­ле­ния псков­ски­ми при­го­ро­да­ми: в Гдов, Кобы­лий горо­док, Изборск, Ост­ров, Котель­но, Врев, Выш­го­ро­док, Дуб­ков, Выбор, Опоч­ка он назна­чил сво­их наместников.11 Он же укреп­лял псков­скую кре­пость: осе­нью 1468 г. стро­и­лись кре­пост­ные воро­та на Запско­вье, в 1469 г. шла рекон­струк­ция Вели­ких ворот Кро­ма; при нем при­сту­пи­ли к воз­ве­де­нию камен­ных церк­вей: в 1467 г. – Вос­кре­се­ния на Поло­ни­ще, в 1468 г. – в мона­сты­ре Пан­те­лей­мо­на на Крас­ном дворе.12От стро­и­тель­ных работ Федо­ра Юрье­ви­ча посто­ян­но отвле­ка­ли меж­ду­на­род­ные дела: при­хо­ди­лось зани­мать­ся уре­гу­ли­ро­ва­ни­ем погра­нич­ных вопро­сов с поля­ка­ми и литовцами.13 Рассо­рив­шись с пско­ви­ча­ми, Федор Юрье­вич 19 фев­ра­ля 1472 г. сло­жил на вече крест­ное цело­ва­ние и сошел с кня­же­ния [202].

35/27. КН. АЛЕК­САНДР ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ ГЛА­ЗА­ТЫЙ ШУЙСКИЙ

стар­ший син Васи­ля Семе­но­ви­ча (3.3.11) [20, с. 230; 24, с. 45, 226; 25, с. 70]. Піс­ля при­єд­нан­ня Суз­да­ля до Мос­ковсь­кої дер­жа­ви Олек­сандр Васи­льо­вич, подіб­но до стар­ших роди­чів, кн. Шуйсь­ких, розі­рвав від­но­си­ни з вел. кня­зем Васи­лем Васи­льо­ви­чем, втра­тив­ши при цьо­му свій незнач­ний суз­дальсь­кий уділ. Ще в 1449 р. мос­ковсь­кий воло­дар лише вис­лов­лю­вав надію на поко­ру Олек­сандра (та його бра­та Васи­ля), погод­жу­ю­чись у тако­му разі “жало­ва­ти их ихъ вот­чи­ною, их жере­бьи, по ста­рине, что за ними было” [5, № 52, с. 156]. Дійс­но, через якийсь час Олек­сандр Васи­льо­вич, за при­кла­дом молод­шо­го бра­та Іва­на Гор­ба­то­го, поми­ри­вся-таки з Васи­лем Васи­льо­ви­чем. Так, у вели­ко­кня­жо­му архіві збері­га­лась “жало­валь­ная гра­мо­та кня­зю Алек­сан­дру Ива­но­ви­чу (потріб­но “Васи­льо­ви­чу” – С. К.) Гла­за­то­му в докон­ча­нье” [9, с. 32] (нині цей доку­мент втра­че­но). Оче­вид­но, Олек­сандр уклав з вели­ким кня­зем при­близ­но таке ж “докон­ча­ние”, як і Іван Гор­ба­тий, тоб­то перей­шов на мос­ковсь­ку служ­бу за умо­ви визнан­ня за ним суве­рен­них кня­жих прав на свою суз­дальсь­ку “отчи­ну” (про ці умо­ви див. нижче).

Напри­кін­ці 1452 р. кн. Олек­сандр Суз­дальсь­кий (тоб­то Гла­за­тий) видав свою доч­ку Ана­стасію заміж за вел. кня­зя Тверсь­ко­го Бори­са Олек­сан­дро­ви­ча – тодіш­ньо­го союз­ни­ка і сва­та (через доч­ку від пер­шо­го шлю­бу) Васи­ля Мос­ковсь­ко­го. Ціка­во, що в жит­тє­писі Бори­са Олек­сан­дро­ви­ча пові­дом­ляєть­ся про його посоль­ство за наре­че­ною до Суз­да­ля [10, с. 54–55]. Якщо під назвою міста тут не маєть­ся на ува­зі вза­галі Суз­дальсь­ка зем­ля (що ціл­ком віро­гід­но), то дове­деть­ся визна­ти, що Олек­сандр Гла­за­тий дея­кий час володів і самим Суз­да­лем, зви­чай­но, на пра­вах слу­жеб­но­го кня­зя (подіб­но до Олек­сандра Чор­то­рийсь­ко­го у 1440 – 1442 рр.). Подіб­на поступ­ка з боку вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча не зда­ва­ти­меть­ся такою вже невіро­гід­ною, якщо враху­ва­ти, що молод­ший брат Олек­сандра Іван Гор­ба­тий при всту­пі на мос­ковсь­ку служ­бу отри­мав в уділ Горо­де­ць (див. ниж­че). Як би там не було, на 1462 р. Суз­даль з воло­стя­ми точ­но нале­жав Васи­лю Мос­ковсь­ко­му, що чіт­ко засвід­чує його духов­на гра­мо­та [5,№ 61, с. 194]. Дата смер­ті Олек­сандра Гла­за­то­го, навіть при­близ­на, зали­шаєть­ся невідомою.

Олек­сандр Васи­льо­вич Гла­за­тий став зас­нов­ни­ком двох неве­ли­ких гілок роду кн. Суз­дальсь­ких – кн. Гла­за­тих та Бар­ба­ше­вих (від сина Іва­на Бар­ба­ші) [25, с. 71–72]. У Мос­ковсь­кій дер­жаві тако­го висо­ко­го ста­но­ви­ща, як їхні роди­чі, кн. Шуйсь­кі та Гор­баті, вони не займали.

- родо­на­чаль­ник стар­шей вет­ви линии, дав­шей фами­лии Глазатых‑Ш. (пре­сек­лась в нач. 16 в.) и Барбашиных‑Ш. (пре­сек­лась ок. 1571 со смер­тью кн. Васи­лия Ива­но­ви­ча Барбашина‑Ш., извест­но­го воен. дея­те­ля 50–60‑х гг., раз­гро­мив­ше­го в 1560 отбор­ную кон­ни­цу Ливон­ско­го орде­на, оприч­ни­ка к лету 1570);

36/27. КН. ИВАН ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ ШУЙ­СКИЙ ГОР­БА­ТЫЙ

Дру­гий син Васи­ля Семе­но­ви­ча (3.3.11) [20, с. 230; 24, с. 45, 226; 25, с. 70]. Піс­ля при­єд­нан­ня Суз­да­ля до Мос­ковсь­кої дер­жа­ви напри­кін­ці 1430‑х рр. Іван Васи­льо­вич, подіб­но до стар­ших роди­чів, розі­рвав мир з вел. кня­зем Васи­лем Васи­льо­ви­чем, хоча й втра­тив при цьо­му свій неве­лич­кий суз­дальсь­кий уділ. Невдо­во­лен­ня Іва­на Гор­ба­то­го вияв­ля­ло­ся у тому, що він зі свої­ми людь­ми здійс­ню­вав “наез­ды и гра­бе­жи” на вели­ко­кня­жі зем­лі [5, № 52, с. 157]. Однак невдо­взі піс­ля того, як Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­ку зем­лю було оста­точ­но при­єд­на­но до Мос­ковсь­кої дер­жа­ви (піс­ля корот­ко­го кня­зю­ван­ня там Васи­ля і Федо­ра Юрій­о­ви­чів), Іван Гор­ба­тий прий­няв рішен­ня під­ко­ри­ти­ся вла­ді Васи­ля Васи­льо­ви­ча. У квітні/​липні 1449 р. (про дату див. 2.2.8) між ними було укла­де­но дого­вір, який зберіг­ся до нашо­го часу; слід зазна­чи­ти, що цей доку­мент ста­но­вить над­зви­чай­ну цін­ність з тієї при­чи­ни, що є єди­ною відо­мою нам уго­дою між вел. кня­зем Мос­ковсь­ким та пред­став­ни­ком про­шар­ку “слу­жи­лых” князів, який лише нещо­дав­но з’явився серед прав­ля­чої (князівсь­кої) верхів­ки Пів­ніч­но-Схід­ної Русі.*
Ста­тус Іва­на Васи­льо­ви­ча Гор­ба­то­го досить чіт­ко визна­че­но вже в пре­ам­булі дого­вір­ної гра­мо­ти. Так, в усіх без виклю­чен­ня відо­мих нам уго­дах між вели­ки­ми та уділь­ни­ми кня­зя­ми Мос­ковсь­ки­ми, Литовсь­ки­ми, Тверсь­ки­ми, Рязансь­ки­ми та Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­ки­ми (дого­вір Васи­ля та Федо­ра Юрій­о­ви­чів з Дмит­ром Шемя­кою) князі-учас­ни­ки фігу­ру­ють як “братія”, абсо­лют­но неза­леж­но від дійс­но­го спорід­нен­ня нази­ва­ю­чи один одно­го “брат”, “брат ста­рей­ший” або “брат молод­ший”. Від­носно ж Іва­на Гор­ба­то­го визна­чен­ня “брат” не вжи­ваєть­ся, що є фор­маль­ною озна­кою його ста­ту­су слу­жеб­но­го кня­зя [5, с. 157].
Голов­ни­ми обов’язками Іва­на Гор­ба­то­го перед Васи­лем Васи­льо­ви­чем вста­нов­лю­ва­лись наступ­ні. Іван обі­цяє вели­ко­му кня­зю та його дітям “добра (…) хоте­ти вез­де во всем”, “не при­ста­вать” до його “недру­гов” (пер­шим з яких назва­ний Дмит­ро Шемя­ка) та не укла­да­ти ні з ким жод­них угод без відо­ма мос­ковсь­ко­го воло­да­ря. У випад­ку пере­хо­ду Іва­на Васи­льо­ви­ча на сто­ро­ну когось з воро­гів Моск­ви пра­ва на його уділ ним втра­ча­ли­ся; цей пункт, який ніко­ли не вно­си­вся до дого­ворів з уділь­ни­ми кня­зя­ми, най­більш яскра­во під­креслює залеж­ність “слу­жи­ло­го” кня­зя від вели­ко­го. Іван Гор­ба­тий зобов’язується від­мо­ви­тись від будь-яких зно­син з Ордою, від­да­ти вели­ко­му кня­зю всі наяв­ні у ньо­го старі ярли­ки на Суз­даль, Ниж­ній Нов­го­род та Горо­де­ць, а в май­бут­ньо­му не прий­ма­ти від ханів жод­них нових ярли­ків. Мос­ковсь­кий воло­дар має пра­во поси­ла­ти Іва­на зі всі­ми його людь­ми на будь-яку “свою служ­бу”, а той зобов’язується ходи­ти у такі похо­ди “без ослушанья”.

Зі своєї сто­ро­ни, Василь Васи­льо­вич за поко­ру та служ­бу Іва­на Гор­ба­то­го пішов на знач­ні поступ­ки сво­му ново­му вас­са­лу. Вели­кий князь “пожа­ло­вал в вот­чи­ну и въ удел” Іва­ну не лише його колиш­ній суз­дальсь­кий уділ – Дор, поло­ви­ну Заріч­чя та Опольсь­кі села, – а також ще й “жере­бей” його покій­но­го бра­та Андрія Луг­ви­ці та, що най­го­лов­ні­ше, м. Горо­де­ць “с воло­стя­ми и пошли­на­ми”. На всі ці володін­ня Іван збері­гав суве­рен­ні князівсь­кі пра­ва, а саме пра­во судо­чин­ства та збо­ру дани­ни; спір­ні спра­ви між під­да­ни­ми обох сторін повин­ні були вирі­шу­ва­тись їхні­ми суд­дя­ми лише за про­це­ду­рою “смест­но­го” суду, а у випад­ку немож­ли­во­сті прий­ти до спіль­но­го рішен­ня тре­тейсь­ким суд­дею визна­вав­ся мит­ро­по­лит Іона. Наре­шті, Іван Гор­ба­тий не пови­нен був від­шко­до­ву­ва­ти збит­ки (за дея­ки­ми виклю­чен­ня­ми), зав­дані рані­ше ним та його людь­ми під час наїздів та гра­бун­ків на вели­кок­нязівсь­кі володін­ня [5, № 52, с. 155–157].

На мос­ковсь­кій служ­бі кн. Іван Васи­льо­вич Гор­ба­тий єди­ний раз зга­дуєть­ся у 1458 р., коли він очо­лю­вав вели­кок­нязівсь­кі війсь­ка у невда­ло­му поході на Вят­ку [13, с. 181]. Схо­же на те, що Город­цем він володів до самої смер­ті; при­най­мі, у духов­ній гра­мо­ті вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча 1461/62 р. це місто, на від­мі­ну від Суз­да­ля та Ниж­ньо­го Нов­го­ро­ду, серед мос­ковсь­ких володінь не вка­зане [5, № 61, с. 194]. Нащад­ки Іва­на Гор­ба­то­го утво­ри­ли окре­му гіл­ку кн. Гор­ба­тих-Суз­дальсь­ких. Суве­рен­ни­ми пра­ва­ми на свої володін­ня вони вже не кори­сту­ва­лись. Так, у дру­гій поло­вині XV ст. кн. Іва­на Іва­но­ви­ча Гор­ба­то­го, як зви­чай­но­го суз­дальсь­ко­го вот­чин­ни­ка, судив зі Спа­со-Євфи­мієвим мона­сти­рем суд­дя вели­ко­го кня­зя [2, № 493, с. 537]. Але у XVI ст. кн. Гор­баті-Суз­дальсь­кі, подіб­но до своїх роди­чів Шуйсь­ких, увій­шли до чис­ла най­знач­ні­ших боярсь­ких родів Мос­ковсь­кої дер­жа­ви [50, с. 62–64].

князь, родо­на­чаль­ник вет­ви Гор­ба­тых-Шуй­ских. Умер в кон­це XV века. Вели­кий князь Ниже­го­род­ско-Суз­даль­ский. Пер­вый из Шуй­ских, доб­ро­воль­но при­знав­ший власть мос­ков­ско­го князя.Во вре­мя шемя­ки­но­го бун­та под­дер­жал Васи­лия Тём­но­го. В 1449 отка­зал­ся от кня­же­ства в его поль­зу по дого­во­ру, сдав все ярлы­ки Золо­той Орды, что были за его отцом и отка­зав­шись полу­чать иные. За это в пожа­ло­ван Город­цом и «вот­чи­ной в Суз­да­ле» в про­ти­во­вес пред­ста­ви­те­лям стар­шей вет­ви под­дер­жав­шим Шемя­ку. Он с потом­ством вла­дел Город­цом, Шуей, Юрьев­цем и др. с пра­ва­ми дер­жав­ных кня­зей. Вое­во­да в похо­де про­тив вят­чан 1458.

Родо­на­чаль­ни­ком фами­лии Гор­ба­тых был Иван Васи­лье­вич Гор­ба­тый. В кон­це 40‑х гг. XV в. он стал слу­жи­лым кня­зем мос­ков­ско­го вели­ко­го кня­зя Васи­лия Васи­лье­ви­ча Тем­но­го. Это собы­тие яви­лось одним из эта­пов посте­пен­но­го отка­за суз­даль­ских Рюри­ко­ви­чей от борь­бы с Моск­вой за вос­ста­нов­ле­ние неза­ви­си­мо­сти сво­е­го кня­же­ства, кото­рая про­хо­ди­ла с кон­ца XIV в. Резуль­та­том был их пере­ход в ста­тус слу­жи­лых кня­зей. Вас­саль­ное поло­же­ние Ива­на Васи­лье­ви­ча было закреп­ле­но пожа­ло­ва­ни­ем ему его же суз­даль­ской «отчи­ны», а так­же земель Горо­дец­ко­го кня­же­ства (состав­ной части быв­ше­го вели­ко­го кня­же­ства Ниже­го­род­ско­го). Почти пол­ный внут­рен­ний суве­ре­ни­тет вла­де­ний был обу­слов­лен воен­ной служ­бой мос­ков­ско­му госу­да­рю. Горо­дец не мог стать цен­тром вла­де­ний, т. к. не воз­ро­дил­ся после раз­гро­ма тата­ра­ми Еди­гея (1408 г.). По-види­мо­му, управ­ле­ние было сосре­до­то­че­но в город­ке Юрьев­це на Волге.
Со вре­ме­нем пол­но­та прав на родо­вые вот­чи­ны потом­ков Ива­на Васи­лье­ви­ча под­вер­га­лась серьез­но­му огра­ни­че­нию. Вла­де­ния дро­би­лись меж­ду наслед­ни­ка­ми и раз­лич­ны­ми путя­ми пере­хо­ди­ли в соб­ствен­ность вели­ко­го кня­зя, позд­нее – царя. Одна­ко родо­вые зем­ли в соб­ствен­но­сти Гор­ба­тых оставались[14].

[Чечен­ков П.В. Инте­гра­ция ниже­го­род­ских земель в поли­ти­че­скую систе­му вели­ко­го кня­же­ства Мос­ков­ско­го в кон­це XIV – пер­вой поло­вине XV в. // Ниже­го­род­ский кремль. К 500-летию осно­ва­ния камен­ной кре­по­сти – памят­ни­ка архи­тек­ту­ры XVI в. Ниж­ний Нов­го­род, 2001. С. 45 – 57; он же. Пути мос­ков­ской поли­ти­ки в Ниже­го­род­ском кня­же­стве (пер­вая поло­ви­на XV в.) // Госу­дар­ство и обще­ство в Рос­сии XV – нача­ла XX века: Сбор­ник ста­тей памя­ти Н.Е. Носо­ва. СПб., 2007. C. 94 – 105. Наза­ров В.Д. Слу­жи­лые кня­зья Севе­ро-Восточ­ной Руси в XV в. // Рус­ский дипло­ма­та­рий. Вып. 5. М., 1999. С. 175 – 196. Чечен­ков П.В. Адми­ни­стра­тив­но-тер­ри­то­ри­аль­ное устрой­ство и управ­ле­ние на зем­лях Горо­дец­ко­го уде­ла в XV – сере­дине XVI вв. // V Горо­дец­кие чте­ния. Горо­дец, 2004. С. 77 – 91 Чечен­ков П.В. . Ниже­го­род­ский край в кон­це XIV – тре­тьей чет­вер­ти XVI в.: внут­рен­нее устрой­ство и систе­ма управ­ле­ния. Ниж­ний Нов­го­род, 2004. С. 37 – 44.]

37/27. КН. РОМАН ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ ШУЙСКИЙ

Третій син Васи­ля Семе­но­ви­ча (3.3.11) [20, с. 230; 24, с. 45; 25, с. 70].* Про цьо­го кня­зя жод­них даних не збе­рег­ло­ся. Згід­но з родо­від­ни­ми роз­пи­са­ми, він помер бездітним.

38/27. КН. АНДРЕЙ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ ЛУГ­ВИ­ЦА ШУЙ­СКИЙ (ум. 1445)

Чет­вер­тий син Васи­ля Семе­но­ви­ча (3.3.11) [20, с. 230; 24, с. 45, 226; 25, с. 70]. Піс­ля при­єд­нан­ня Суз­да­ля до Мос­ковсь­кої дер­жа­ви Андрій Луг­ви­ця, на від­мі­ну від своїх стар­ших тро­юрід­них та рід­них братів, зали­ши­вся у мир­них від­но­си­нах з вел. кня­зем Васи­лем Васи­льо­ви­чем, на умо­вах збе­ре­жен­ня за ним його неве­лич­ко­го суз­дальсь­ко­го “жере­бья” у яко­сті слу­жеб­но­го кня­зя. Така поведін­ка Андрія, оче­вид­но, пояс­нюєть­ся тим, що за пра­вом родо­во­го старій­шин­ства він навряд чи міг споді­ва­ти­ся коли-небудь успад­ку­ва­ти суз­дальсь­кий стіл. Піс­ля того, як у 1442 р. Суз­даль було вклю­че­но до скла­ду володінь Іва­на Андрій­о­ви­ча Можайсь­ко­го [19, с. 151], Андрій Васи­льо­вич від­по­від­но перей­шов на служ­бу до цьо­го мос­ковсь­ко­го уділь­но­го кня­зя. У січ­ні 1445 р. кн. Андрій Луг­ви­ця-Суз­дальсь­кий, очо­лю­ю­чи загін військ Іва­на Андрій­о­ви­ча, заги­нув у битві з литов­ця­ми на р. Суход­ро­ві [21, с. 395; 19, с. 151]. Синів піс­ля ньо­го не зали­ши­лось. Як вже гово­ри­ло­ся, суз­дальсь­кий уділ-“жеребей” Андрія вел. кн. Василь Васи­льо­вич у 1449 р. надав його стар­шо­му бра­ту Іва­ну Горбатому.

- слу­жи­лый князь удель­но­го кн. Ива­на Андре­еви­ча Можай­ско­го; Чет­вёр­тый сын удель­но­го суз­даль­ско­го кня­зя Васи­лия Семё­но­ви­ча Шуй­ско­го, внук Симео­на Дмит­ри­е­ви­ча Суз­даль­ско­го. Про­зви­ще озна­ча­ет пев­чую пти­цу лугов­ку — чиби­са. Слу­жил вое­во­дой при кня­зе Иване Андре­еви­че Можай­ском. Убит в бит­ве на Суход­ре­ве. Потом­ства не оста­вил. Упо­ми­на­ет­ся в Ермо­лин­ской лето­пи­си и Нико­нов­ской летописи.

39/27. КН. БОРИС ВАСИ­ЛЬО­ВИЧ.

П’ятий син Васи­ля Семе­но­ви­ча (3.3.11) [20, с. 230; 24, с. 45, 226; 25, с. 70]. Зимою 1435/36 р. кн. Борис Васи­льо­вич, оче­вид­но Суз­дальсь­кий, зай­няв стіл кня­зя-наміс­ни­ка у Пско­ві, видав­ши себе за пред­став­ни­ка вели­ко­го кня­зя. Однак пско­ви­чі неза­ба­ром викри­ли ошу­кан­ство, і Борис, “прол­гав­ся”, виму­ше­ний був поки­ну­ти місто [11, с. 210; 23, с. 45–46].* У подаль­шо­му він, подіб­но до бра­та Андрія Луг­ви­ці, вір­но слу­жив Мос­ковсь­кій дер­жаві. Кн. Борис Васи­льо­вич Суз­дальсь­кий заги­нув 7 лип­ня 1445 р., став­ши однією з багатьох жертв нищів­но­го роз­гро­му мос­ковсь­ких військ у зна­ме­ни­тій Суз­дальсь­кій битві з казансь­ким царе­ви­чем Маму­те­ком [27, с. 457]. Його спад­коєм­цем став єди­ний син Семен (3.5.27).

40/27. КН. ВАСИ­ЛИЙ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ ГРЕ­БЕН­КА ШУЙ­СКИЙ (ум. после 1478 бездетным)

Шостий син Васи­ля Семе­но­ви­ча (3.3.11) [20, с. 230; 24, с. 45, 227; 25, с. 70]. У дже­ре­лах Василь Гребін­ка напри­кін­ці сво­го жит­тя іноді висту­пає також з пріз­ви­щем Шуйсь­ко­го; однак воно не може бути свід­чен­ням його володін­ня Шуєю, оскіль­ки жоден з п’яти стар­ших братів цьо­го кня­зя тако­го пріз­ви­ща не носив. Оче­вид­но, Василь Васи­льо­вич у 1470- рр. звав­ся Шуйсь­ким лише за спорід­нен­ням з відо­ми­ми кн. Шуйсь­ки­ми – нащад­ка­ми Васи­ля Кірдяпи.

Піс­ля при­єд­нан­ня Суз­да­ля до Мос­ковсь­кої дер­жа­ви напри­кін­ці 1430‑х рр. Василь Гребін­ка, за при­кла­дом стар­ших братів Олек­сандра Гла­за­то­го та Іва­на Гор­ба­то­го, став запе­к­лим воро­гом вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча, як наслі­док втра­тив­ши свій неве­ли­кий суз­дальсь­кий уділ. У 1449 р. вели­кий князь вис­лов­лю­вав надію на поко­ру Васи­ля (як і його стар­шо­го бра­та Олек­сандра), погод­жу­ю­чись у тако­му випад­ку “жало­ва­ти их ихъ вот­чи­ною, их жере­бьи, по ста­рине, что за ними было” [5, № 52, с. 156]. Однак, на від­мі­ну від Олек­сандра, від Гребін­ки мос­ковсь­кий воло­дар поко­ри так і не дочекався.

Діяль­ність Васи­ля Гребін­ки про­тя­гом трьох деся­ти­річ була пов’язана з Пів­ніч­но-Захід­ною Рус­сю. Спо­чат­ку він виї­хав на служ­бу до Нов­го­ро­да Вели­ко­го, а через якийсь час перей­шов звід­ти до Пско­ва (тоді ця рес­пуб­ліка мос­ковсь­кої вла­ди не визна­ва­ла), де зай­няв князівсь­кий стіл 14 січ­ня 1448 р. [11, с. 213; 23, с. 48, 137]. 15 черв­ня 1455 р. Василь Васи­льо­вич, незва­жа­ю­чи на здо­бу­ту в боях з нім­ця­ми народ­ну попу­ляр­ність, поки­нув Псков та повер­нув­ся до Нов­го­ро­да [11, с. 216; 23, с. 49, 141]. На нов­го­родсь­кій служ­бі він і пере­бу­вав наступ­ні 22 роки сво­го жит­тя, про­тя­гом цьо­го часу двічі очо­лю­ю­чи нов­го­родсь­кі війсь­ка у невда­лих бит­вах з мос­ковсь­ки­ми пол­ка­ми. Лише 28 груд­ня 1477 р., бук­валь­но напе­ре­до­дні падін­ня нов­го­родсь­кої неза­леж­но­сті, Василь Гребін­ка про­го­ло­сив недійс­ною свою при­ся­гу Вели­ко­му Нов­го­ро­ду, а 30 груд­ня – остан­нім з кн. Суз­дальсь­ких, – перей­шов на мос­ковсь­ку служ­бу [13, с. 215]. Вес­ною 1478 р. Василь Васи­льо­вич при­ї­хав з під­ко­ре­но­го Нов­го­ро­да до вел. кня­зя Іва­на Васи­льо­ви­ча, який “дал ему Нов­го­род Ниж­ний со всем” [20, с. 196] – зро­зу­мі­ло, що не в удільне володін­ня, а лише у наміс­ниц­тво та “корм­ле­ние”. Досить ско­ро піс­ля цьо­го Гребін­ка помер, оскіль­ки у дже­ре­лах біль­ше не зга­дуєть­ся. Нащад­ків піс­ля ньо­го не залишилось.

слу­жи­лый князь в Пско­ве (1448–55) и Вел. Нов­го­ро­де (1455–78), актив­ный участ­ник анти­моск. борь­бы нов­го­род­ско­го бояр­ства в 1456 и 1471.
Пер­вым намест­ни­ком вели­ко­го Мос­ков­ско­го кня­зя в Пско­ве был Васи­лий Васи­лье­вич Гре­бен­ка – из млад­шей вет­ви Шуй­ских. Пско­ви­чи встре­ча­ли его 14 янва­ря 1448 г., а дли­лась его служ­ба в Пско­ве семь лет – до 1455 г.Период кня­же­ния Гре­бен­ки отме­чен рядом собы­тий, зафик­си­ро­ван­ных в лето­пи­сях. Так, ему при­шлось пере­жить два опу­сто­ши­тель­ных пожара.Осенью 1449 г. пожар начал­ся в юго-запад­ной части Засте­нья от кост­ра (баш­ни) у Бур­ко­вой лави­цы (Бур­ков­ский костер сохра­нил­ся до насто­я­ще­го вре­ме­ни – это Мсти­слав­ская баш­ня). Пско­ви­чи без­успеш­но боро­лись с огнем более полу­то­ра суток, город выго­рел до Детин­ца (Кро­ма), хотя послед­ний не пострадал.6 Дру­гой пожар начал­ся 14 декаб­ря 1453 г. у Плос­ких ворот (в насто­я­щее вре­мя – спуск по ули­це Проф­со­юз­ной к набе­реж­ной Вели­кой), огонь пере­ки­нул­ся к церк­ви Спа­са (на ее месте теперь мага­зин Юве­лир­т­ор­га, быв­ший «Алмаз»), сго­ре­ли дома вбли­зи Глу­хой баш­ни и от нее вдоль сте­ны посад­ни­ка Бори­са до реки Пско­вы. Пожар туши­ли целые сутки.7Князь-воин забо­тил­ся об обо­ро­ни­тель­ных соору­же­ни­ях горо­да. При нем пско­ви­чи укреп­ля­ли Кром, постро­и­ли камен­ную сте­ну от Вели­ких до Малых ворот (Малые воро­та нахо­ди­лись в стене на месте нынеш­ней коло­коль­ни Тро­иц­ко­го собо­ра). В стене соору­ди­ли пять погре­бов, позд­нее пре­вра­щен­ных в госу­дар­ствен­ную тюрь­му. Эти рабо­ты про­во­ди­лись в 1451/52 гг. В 1453 г. у Луж­ских ворот про­ве­ли рекон­струк­цию пряс­ла кре­пост­ной стены,9 постро­ен­ной в 1374/75 гг. До наших дней сохра­ни­лись два ее участ­ка: один – у зда­ния есте­ствен­но-гео­гра­фи­че­ско­го факуль­те­та педа­го­ги­че­ско­го уни­вер­си­те­та, дру­гой – на тер­ри­то­рии цен­траль­но­го рын­ка. Сте­на от Вели­кой до Пско­вы шла парал­лель. но нынеш­ним ули­цам Пуш­ки­на и Крас­ных партизан.

Б/​д.

[Псков­ский био­гра­фи­че­ский сло­варь. Псков,2002. С.77 Лето­пись зем­ли Псков­ской: годы и собы­тия. Псков.2007. С.56; Лабу­ти­на И.К. Исто­ри­че­ская топо­гра­фия Пско­ва в XIV-XV вв. М.,1985. С.63 Лето­пись зем­ли Псков­ской. С.57 Лабу­ти­на И.К. Указ. соч. Сс.67, 68; Бол­хо­ви­ти­нов Е.А. (Мит­ро­по­лит Евге­ний). Сокра­щен­ная Псков­ская лето­пись. Псков.1993. С.36 Бол­хо­ви­ти­нов Е.А. Указ. соч. С.36 Лабу­ти­на И.К. Указ. соч. Сс.55, 59, 69]

41/29. КН. СЕМЕН АЛЕК­САН­ДРО­ВИЧ (* 1419 † ?)

Єди­ний син Олек­сандра Іва­но­ви­ча Взмет­ня (3.3.13), від шлю­бу з Васи­ли­сою Васи­лів­ною Мос­ковсь­кою. У родо­від­них кни­гах він пока­за­ний сином не Олек­сандра Взмет­ня, а його пов­но­го тез­ки Олек­сандра Іва­но­ви­ча Брю­ха­то­го, ону­ка Васи­ля Кір­дя­пи [24, с. 44, 226; 25, с. 68]. Помил­ко­вість цьо­го свід­чен­ня з’ясовується з однієї дан­ної гра­мо­ти вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча, де пред­ка­ми його “сест­ри­чи­ча” Семе­на Олек­сан­дро­ви­ча названі вел. кн. Костян­тин, кн. Борис, кн. Іван, кн. Олек­сандр та кня­ги­ня Васи­ли­са [2, № 446, с. 487].

Піс­ля смер­ті бать­ка у 1434 р. Семен Олек­сан­дро­вич успад­ку­вав якийсь суз­дальсь­кий уділ, але у само­му Суз­далі він не кня­зю­вав, про що свід­чить від­сут­ність монет з його ім’ям (від всіх попе­ред­ніх князів Суз­дальсь­ких моне­ти збе­рег­ли­ся). Помер Семен дуже рано, оче­вид­но, у пер­шій поло­вині 1445 р., оскіль­ки 15 трав­ня цьо­го року (про дату див. 2.5.38) вел. кн. Василь Васи­льо­вич надав Трої­це-Сер­гієво­му мона­сти­рю кіль­ка суз­дальсь­ких сіл “по сво­ем сест­ри­чи­че по кня­зе Семене по Алек­сан­дро­ви­че на поми­нок” [1, № 176, с. 127–128]; це надан­ня було потвер­дже­но з дея­ки­ми допов­нен­ня­ми у 1448/49 р., піс­ля оста­точ­но­го при­єд­нан­ня Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­кої зем­лі до Мос­ковсь­кої дер­жа­ви [1, № 221, с. 156–157].

Дру­жи­ною Семе­на Олек­сан­дро­ви­ча була неві­до­мо­го поход­жен­ня Марія. Піс­ля смер­ті сво­го чоло­віка вона, схо­же, навіть збері­га­ла дея­кі уділь­но­кня­жі пра­ва на свої володін­ня, при­най­мі, мала влас­них бояр. Так, піс­ля надан­ня с. Микульсь­ко­го Трої­це-Сер­гієво­му мона­сти­рю вел. кн. Василь Васи­льо­вич вка­зу­вав Марії, щоб вона нака­за­ла своїм боярам “зем­лю им (чен­цям – С. К.) отве­сти того села по ста­рине, как было за тво­им кня­зем за Семе­ном Алек­сан­дро­ви­чем, зане деи их в зем­лях оби­дят” [1, № 222, с. 158]. Шлюб Семе­на та Марії був бездітним.

Зга­да­ний як внук вели­кої кня­гині Софії Віто­втів­ни (20, т. 1, N 38).скончавшемся где-то на рубе­же 30–40‑х гг. XV в. [203].

Ж., Мария ….. ….., едва на деся­ти­ле­тие пере­жи­ла сво­е­го супру­га; во вся­ком слу­чае, упо­ми­на­ния о ней в источ­ни­ках не идут далее сере­ди­ны того же сто­ле­тия [204].

42/30. КН. АНДРЕЙ АНДРЕ­ЕВИЧ НОГТЕВ

Єди­ний син Андрія Юрій­о­ви­ча Ног­тє­ва (3.3.14) [25, с. 73]. За дея­ки­ми родо­від­ни­ми кни­га­ми, тако­го кня­зя не існу­ва­ло, а сином Андрія Юрій­о­ви­ча був Василь Ног­тєв [24, с. 46, 228]. Однак вір­ність свід­чен­ня Бар­хат­ної кни­ги дово­дить міно­ва гра­мо­та 1440‑х рр., за якою кн. Андрій Андрій­о­вич обмі­няв своє суз­дальсь­ке с. Коров­ні­чесь­ке на село Спа­со-Євфи­мієво­го мона­сти­ря Заполітсь­ке. У цьо­му доку­мен­ті гово­рить­ся, що Андрій володів Коров­ні­чесь­ким, а отже й інши­ми свої­ми зем­ля­ми, з пра­вом судо­чин­ства, тоб­то юри­дич­но ще збері­гав ста­тус суве­рен­но­го уділь­но­го кня­зя [2, № 441, с. 483]. Спа­со-Євфи­міїв мона­стир отри­мав від кн. Андрія Андрій­о­ви­ча Ног­тє­ва також міс­цевість Мед­ве­жий Угол; це надан­ня у 1472 р. було потвер­джене вел. кня­зем Іва­ном Васи­льо­ви­чем [2, № 466, с. 505–506]. Нащад­ки Андрія, кн. Ног­тєви-Суз­дальсь­кі, на мос­ковсь­кій служ­бі особ­ли­во висо­ко­го ста­но­ви­ща не займали.

в 40‑е годы XV в. ему при­над­ле­жа­ло с.Коровническое «по ста­ринЪ и съ судомъ». Село явля­лось «вонт­чи­ной» владельца.Правнук Дмит­рия Ног­тя князь Андрей Андре­евич вне­сен в один из древ­ней­ших по соста­ву родо­слов­цев, сохра­нив­ший­ся в спис­ке 40‑х годов XVI в. Князь А. А. Ног­тев зафик­си­ро­ван доку­мен­таль­но. Хро­но­ло­гия дан­ной кня­зя А. А. Ног­те­ва (см. № 2) не вызы­ва­ет сомне­ний. Поме­та (сде­лан­ная спе­ци­аль­но от име­ни кня­зя) о том, что вклад был дан «коли бои был вели­ко­му кн(я)зю Васи­лью Васи­лье­ви­чю со кн(я)зем Юрьемъ Мит­ри­е­ви­чемъ на Холь­му» ука­зы­ва­ет одно­знач­но на несчаст­ли­вое для Васи­лия II сра­же­ние с его дядей и сопер­ни­ком в борь­бе за вели­ко­кня­же­ский стол. По авто­ри­тет­но­му ука­за­нию ростов­ско­го вла­дыч­но­го сво­да оно про­изо­шло 20 мар­та 1434 г. «у свя­то­го Нико­лы на горе, на реце на Могзе» (Ермо­лин­ская лето­пись и мос­ков­ские лето­пис­цы кон­ца XV в. назы­ва­ют Лаза­ре­ву суб­бо­ту, канун Верб­но­го вос­кре­се­нья, кото­рая в 1434 г. и при­шлась на 20 мар­та) 10. Участ­во­вал ли в бою сам князь Андрей (это не исклю­че­но, но очень сомни­тель­но, учи­ты­вая вне­зап­ность похо­да кня­зя Юрия Дмит­ри­е­ви­ча и крат­ко­вре­мен­ность ком­па­нии в целом) или же факт сра­же­ния про­сто стал вско­ре изве­стен ему и в Суз­да­ле вооб­ще (что пред­по­чти­тель­нее думать), оста­ет­ся до кон­ца невы­яс­нен­ным. Но как бы то ни было, помет­ка с таким содер­жа­ни­ем и с подоб­ным опре­де­ле­ни­ем ста­ту­са Васи­лия II и его дяди мог­ла быть сде­ла­на в бли­жай­шие после 20 мар­та дни, [6] вряд ли позд­нее 1–2 апре­ля (31 мар­та, в сре­ду на Свет­лой неде­ле князь Юрий взял Моск­ву после недель­ной оса­ды, о чем в Суз­да­ле долж­ны были узнать через один-два дня). Инфор­ма­ция двух крат­ких тек­стов поз­во­ля­ет мно­гое про­яс­нить в ста­ту­се кня­зя Андрея Андре­еви­ча. Во-пер­вых, речь идет об одном вла­де­нии – селе Коров­ни­чьем (Коров­ни­ки), рас­по­ло­жен­ным в бли­жай­шем око­ло­го­ро­дье Суз­да­ля и смеж­но с самим мона­сты­рем. Там же обре­тал­ся и Ветель­ский пруд (пра­виль­но опре­де­лил его место­на­хож­де­ние В. А. Куч­кин, испра­вив­ший ошиб­ку И. А. Голуб­цо­ва), пожню у кото­ро­го и отдал в мона­стырь вклад­чик «на поми­нок сво­еи д(у)ше». Вклад был несо­мнен­но обет­ным. Само село было наслед­ствен­но-родо­вой вот­чи­ной кня­зя Андрея, кото­рой он вла­дел «по ста­рине и с судомъ» (это зафик­си­ро­ва­ла менов­ная Ног­те­ва с мона­сты­рем пер­вой поло­ви­ны 1440‑х гг.), что сви­де­тель­ству­ет о его суве­рен­ных пра­вах на это вла­де­ние. Сооб­ра­зуя дан­ное обсто­я­тель­ство с обо­зна­че­ни­ем имен­но Васи­лия II вели­ким кня­зем в помет­ке гра­мо­ты на пожню (хотя князь Андрей Андре­евич в кон­це мар­та 1434 г. знал и о пора­же­нии Васи­лия II, и о пре­тен­зи­ях кня­зя Юрия Дмит­ри­е­ви­ча на вели­ко­кня­же­ский стол), при­хо­дим к есте­ствен­но­му выво­ду. Князь А. А. Ног­тев обла­дал в 30‑е гг. XV в. инди­ви­ду­аль­ным ста­ту­сом слу­жи­ло­го кня­зя мос­ков­ско­го вели­ко­го кня­зя и сохра­нял за собой родо­вые зем­ли уде­ла сво­е­го пра­де­да. Ста­тус слу­жи­лых кня­зей XV в. иссле­до­ван нами в спе­ци­аль­ной ста­тье, сей­час же под­черк­нем толь­ко, что пра­ва и обя­зан­но­сти кня­зя Андрея в 30‑е гг. XV в. прин­ци­пи­аль­но не отли­ча­лись ско­рее все­го от соот­вет­ству­ю­щих норм докон­ча­ния 1448–1449 гг. Васи­лия II с даль­ним род­ствен­ни­ком Ног­те­ва, кня­зем И. В. Гор­ба­тым [Куч­кин В. А. Фор­ми­ро­ва­нии госу­дар­ствен­ной тер­ри­то­рии... С. 220; Он же. «Дан­ная» чер­ни­цы Мари­ны // Исто­ри­че­ские запис­ки. М., 1982. Т. 108. С. 308, 315. При­ме­ча­ние 76; АСЭИ. М., 1958. Т. 2. № 441; насто­я­щая пуб­ли­ка­ция № 1; ДДГ. М.-Л., 1950. № 52; Наза­ров В. Д. Слу­жи­лые кня­зья Севе­ро-Восточ­ной Руси в XV в. (в печа­ти); ср. Наза­ров, 1996 б. С. 81.].

В момент обме­на на село Коров­ни­ки ста­тус Андрея Андре­еви­ча, види­мо, уже начал менять­ся. Пока­за­тель­но, что в акте не фигу­ри­ру­ют ни вве­ли­кий князь, ни любой дру­гой суве­рен Суз­даль­ско­го кня­же­ства (в 1441–1442 гг., а может быть и в 1443 г. им после­до­ва­тель­но вла­де­ли князь А. В. Чарто­рый­ский, эми­грант из Лит­вы, и мос­ков­ский удель­ный князь Иван Андре­евич можай­ский). Князь Андрей совер­ша­ет сдел­ку «доло­жа сво­е­го гос­по­ди­на Авра­мия, вла­ды­ки Суж­дал­ско­го». Подоб­ное име­но­ва­ние архи­ере­ев не харак­тер­но для вла­де­тель­ных кня­зей (вели­ких, удель­ных, слу­жи­лых). В жало­ван­ных и менов­ных гра­мо­тах вели­кие кня­зья (Васи­лий I, Васи­лий Тем­ный, Иван III) име­ну­ют мит­ро­по­ли­тов «сво­и­ми отца­ми». Ана­ло­гич­ны акты мос­ков­ских удель­ных кня­зей в адрес раз­ных иерар­хов (князь Миха­ил Андре­евич бело­зер­ский, князь Васи­лий Яро­сла­вич боров­ский, князь Юрий Васи­лье­вич дмит­ров­ский). Так же обсто­я­ло дело у суз­даль­ских кня­зей: князь Иван Бори­со­вич Тугой Лук дал вкла­дом в Спа­со-Евфи­мьев мона­стырь село Пере­бо­ро­во «пого­во­ря по духов­но­му делу», «с отцомъ сво­имъ с Мит­ро­фа­ном, со вла­ды­кою Суз­даль­ским» [ПСРЛ. СПб., 1910. Т. 23. С. 151; Куч­кин В. А., Фло­ря Б. Н. О докон­ча­нии Дмит­рия Шемя­ки... С. 206, 207; Зимин А. А. Витязь на рас­пу­тье... С. 89, 90, 92, 94, 95, 97; АФЗХ. М., 1951. Т. 1. С. 84, 92,1 08, 116, 131, 149, 178, 179, 186, 198, 200, 211, 225, 242–244, 246, 274, 276–278; АСЭИ. М., 1958. Т. 2. № 436.].

Мит­ро­по­ли­ты и епи­ско­пы были «госу­да­ря­ми и гос­по­ди­на­ми» для свет­ских вас­са­лов пра­во­слав­ных иерар­хов, начи­ная от дво­рец­ких и бояр и кон­чая рядо­вы­ми детьми бояр­ски­ми и слу­га­ми. Мно­го­чис­лен­ные тек­сты с подоб­ным сло­во­упо­треб­ле­ни­ем хоро­шо извест­ны спе­ци­а­ли­стам хотя бы по архи­ву мит­ро­по­ли­чьей кафед­ры. «Гос­по­ди­на­ми» мит­ро­по­лит и дру­гие вла­ды­ки были для вас­са­лов вели­ких и удель­ных кня­зей, не обла­дав­ших хотя бы инди­ви­ду­аль­ным ста­ту­сом вла­де­тель­но­го слу­жи­ло­го кня­зя (князь И. Ю. Пат­ри­ке­ев, князь И. В. Бул­гак-Голи­цын, В. Т. Осте­ев и др.) [АФЗХ. М., 1951. Т. 1. С. 26, 49, 117, 159 и др.]. Если это наше наблю­де­ние спра­вед­ли­во, то князь А. А. Ног­тев к момен­ту сдел­ки утра­тил цели­ком или в зна­чи­тель­ной мере инди­ви­ду­аль­ный ста­тус слу­жи­ло­го кня­зя мос­ков­ско­го госу­да­ря. Это­му спо­соб­ство­ва­ли по край­ней мере два обсто­я­тель­ства. Во-пер­вых, рез­ко уси­лив­ший­ся нажим на юго-восточ­ные зем­ли Рос­сии со сто­ро­ны толь­ко что воз­ник­ше­го Казан­ско­го хан­ства. Во-вто­рых, чехар­да вла­де­тель­ных кня­зей в Суз­да­ле в кон­це 30‑х – нача­ле 40‑х гг. XV в.

Позд­нее князь А. А. Ног­тев про­дол­жал терять зем­ли. Выме­нен­ное им у вла­стей мона­сты­ря село Запо­лиц­кое (к югу от Суз­да­ля) ока­за­лось в 70‑е гг. XV в. вот­чи­ной кня­зя Семе­на Ива­но­ви­ча Хри­пу­на Ряпо­лов­ско­го (он вхо­дил в бли­жай­шее окру­же­ние и Васи­лия Тем­но­го, и Ива­на III). Свою родо­вую вот­чи­ну Мед­ве­жий Угол он отдал в Спа­со-Евфи­мьев мона­стырь, что было под­твер­жде­но жало­ван­ной гра­мо­той Ива­на III от 17 октяб­ря 1472 г. В ней, одна­ко, отсут­ству­ет пере­чис­ле­ние посе­ле­ний в Мед­ве­жьем Углу, что кос­вен­но под­твер­жда­ет воз­мож­ность замет­но­го вре­мен­но­го зазо­ра меж­ду вкла­дом и его утвер­жде­ни­ем [10] мос­ков­ским госу­да­рем. Посколь­ку при­мер­но тогда же Иван III от сво­е­го име­ни пожа­ло­вал в оби­тель «свое озе­ро Воз­не­сен­ское в Мед­ве­жьем Углу» с пра­вом ловить рыбу в реке Уво­ти, напра­ши­ва­ет­ся вывод о хотя бы частич­ной кон­фис­ка­ции родо­во­го уде­ла кня­зя Андрея в поль­зу мос­ков­ско­го вели­ко­го кня­зя. Мож­но дога­ды­вать­ся, что выда­ча жало­ван­ной гра­мо­ты 1472 г. была отча­сти свое­об­раз­ной и не исклю­че­но посмерт­ной реа­би­ли­та­ци­ей кня­зя А. А. Ног­те­ва, коль ско­ро при­зна­ва­лась закон­ной отда­ча родо­вых земель слу­жи­ло­го кня­зя в мона­стырь [АСЭИ. М., 1958. Т. 2. № 466, 469, 470.].

Что же менял князь В. А. Ног­тев Игна­тию Посуль­щи­ко­ву? Он сам обо­зна­чил пра­во­вой ста­тус отда­ва­е­мых им вла­де­ний как куп­ли. Ско­рее все­го, речь идет о родо­вом выку­пе у мона­стыр­ских вла­стей какой-то части быв­ше­го слу­жи­ло­го уде­ла. В момент сдел­ки поло­же­ние кня­зя Васи­лия Андре­еви­ча было затруд­ни­тель­ным. Это про­яви­лось в нерав­но­цен­но­сти обме­на (он полу­чил две дерев­ни, пустошь и 30 руб­лей, отдав девять дере­вень и сем­на­дцать пусто­шей), в пре­об­ла­да­нии запу­стев­ших посе­ле­ний в его вот­чине. Поми­мо общих при­чин, затруд­не­ния кня­зя В. А. Ног­те­ва к кон­цу сто­ле­тия были явно обя­за­ны поте­рям и утра­там земель, отча­сти ста­ту­са, кото­рые сопро­вож­да­ли кня­зя А. А. Ног­те­ва на его жиз­нен­ном пути. Впро­чем, князь Васи­лий Андре­евич сохра­нял пра­ва и обя­зан­но­сти слу­жи­ло­го кня­зя в его груп­по­вом ста­ту­се, в соста­ве тер­ри­то­ри­аль­ной кор­по­ра­ции суз­даль­ских Рюри­ко­ви­чей, что и зафик­си­ро­вал спи­сок дво­ро­вых 1495 г.

[АСЭИ. М., 1958. Т. 2. № 441 и насто­я­щую пуб­ли­ка­цию № 2. О сыно­вьях кня­зя В. А. Ног­те­ва см.: АСЭИ. М., 1964. Т. 3. № 500; Сбор­ник кня­зя Хил­ко­ва. СПб., 1879. С. 153, 154. Спи­сок дво­ро­вых 1495 г. см.: РК 1475–1598 гг. М., 1966. С. 25. О назна­че­ни­ях кн. В. А. Ногот­ко­ва-Обо­лен­ско­го см.: РК 1475–1598 гг. М., 1966. С. 55, 56, 72, 73; АСЭИ. М., 1964. Т. 3. С. 477 (выво­ды И. А. Голуб­цо­ва), ср. повто­ре­ние оши­боч­ных отож­деств­ле­ний у А. А. Зими­на (Фор­ми­ро­ва­ние бояр­ской ари­сто­кра­тии... С. 75, 100. При­ме­ча­ние 59).]

XVII генерація от Рюрика

43/32. КН. ВАСИ­ЛИЙ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ БЛЕД­НЫЙ ШУЙ­СКИЙ (1478,–1497)

кн.Псков(1497) полк.воев.(1492) 1С:Вас.Юр.Вас-ча
25 нояб­ря 1477 г. на псков­ском вече состо­я­лось кре­сто­це­ло­ва­ние вели­ко­кня­же­ско­го намест­ни­ка Васи­лия Васи­лье­ви­ча Бледного-Шуйского,15 при­хо­див­ше­го­ся Федо­ру Юрье­ви­чу племянником.16 Он участ­во­вал в собы­ти­ях, свя­зан­ных с при­со­еди­не­ни­ем в 1478 г. к Мос­ков­ско­му госу­дар­ству Нов­го­род­ской зем­ли. Князь во гла­ве псков­ско­го вой­ска 1–2 декаб­ря 1477 г. при­был под Нов­го­род, где состо­я­лась встре­ча с вой­ском Ива­на III, а затем и соеди­не­ние с ним. Нов­го­род­цы 13 янва­ря 1478 г. капи­ту­ли­ро­ва­ли, и пско­ви­чи на сле­ду­ю­щий день (14 янва­ря) вер­ну­лись домой.

В пери­од кня­же­ния Васи­лия Васи­лье­ви­ча Блед­но­го раз­вер­ну­лись бое­вые дей­ствия на рубе­жах Псков­ской рес­пуб­ли­ки, начав­ши­е­ся 1 янва­ря 1480 г. наступ­ле­ни­ем на псков­ские зем­ли войск Ливон­ско­го орде­на. Про­тив­ник опу­сто­шил воло­сти близ Выш­го­род­ка, Гдо­ва и Избор­ска, а лето­пи­си сооб­ща­ют об актив­ном уча­стии в борь­бе с ним Васи­лия Васи­лье­ви­ча. В Казан­ском похо­де 1487 года был началь­ни­ком вой­ска. В 1492 году князь Васи­лий Васи­лье­вич — пер­вый вое­во­да пол­ка пра­вой руки в похо­де рус­ской рати на Север­скую зем­лю.[205]

44/32. КН. МИХА­ИЛ ВАСИ­ЛЬЕ­ВИЧ ШУЙСКИЙ

В 1495—96 в сви­те Ива­на III в его поезд­ке по Нов­го­ро­ду.. В мае 1508—мае 1514 г. (в 1508/09 г. ?) он вме­сте с В. М. Забо­лоц­ким был пере­слав­ским намест­ни­ком и «сте­рег» в Пере­слав­ле детей «княж Ондре­евых» (Углиц­ко­го).

[РК. С. 25; ОАПП. Ч. 1. С. 57 (меж­ду маем 1508 г. и маем 1514 г.); Опи­си Цар­ско­го архи­ва. С. 60 (1508/09 г.); ГАР. С. 44—45 (ящик 27/II), 167—168.]

Ж., …… (ин. Мар­фа) (1490?)

45/34. КН. ВАСИ­ЛИЙ ФЁДО­РО­ВИЧ КИТАЙ ШУЙ­СКИЙ (1471,–1496)

кн.Новг.(1496) кн.Псков(1493,1495) полк.воев.(1487) С:Фед.Юр. /ин.ФЕОГНОСТ/
слу­жи­лый князь Ива­на III, намест­ник в Вел. Нов­го­ро­де в 1481, участ­ник похо­да на Казань в 1487, князь и намест­ник в Пско­ве в 1491–95;17 фев­ра­ля 1491 г. в Псков при­е­хал намест­ник вели­ко­го кня­зя Ива­на III Васи­лий Федо­ро­вич Шуй­ский, ранее здесь уже бывав­ший: в 1467–1472 гг. он нахо­дил­ся в горо­де вме­сте с отцом Федо­ром Юрьевичем.18 При Васи­лии Федо­ро­ви­че в Пско­ве велось стро­и­тель­ство несколь­ких камен­ных церк­вей: Геор­гия на боло­те в Острой лави­це ( до наших дней не сохра­ни­лась, нахо­ди­лась на месте пра­во­го кры­ла глав­но­го кор­пу­са педу­ни­вер­си­те­та), Геор­гия на Взво­зе (нахо­дит­ся воз­ле зда­ния кол­ле­джа искусств), Вар­ла­а­ма Хутын­ско­го на Запско­вье, на Зва­ни­це (ул. Лео­на Позем­ско­го). Но вско­ре воз­ве­де­ние хра­мов затруд­ни­лось, т.к. пско­ви­чи по тре­бо­ва­нию Ива­на III и реше­нию веча долж­ны были высту­пить в поход про­тив шве­дов под Выборг. Князь Васи­лий Федо­ро­вич нахо­дил­ся во гла­ве псков­ско­го вой­ска с 6 сен­тяб­ря 1495 до нача­ла янва­ря 1496 гг., т.к. 17 янва­ря того же года умер [206].

46/35. КН. ДМИТ­РИЙ АЛЕК­САН­ДРО­ВИЧ ГЛА­ЗА­ТЫЙ ШУЙСКИЙ

47/35. КН. БОРИС АЛЕК­САН­ДРО­ВИЧ ГЛА­ЗА­ТЫЙ ШУЙСКИЙ

умер­ший бездетным.

48/35. КН. ИВАН АЛЕК­САН­ДРО­ВИЧ БАР­БАШ ГЛАЗАТЫЙ-ШУЙСКИЙ

пра­внук вели­ко­го кня­зя Ниже­го­род­ско­го суз­даль­ско­го кня­зя Семё­на Дмит­ри­е­ви­ча, сын Алек­сандра Васи­лье­ви­ча Гла­за­то­го, кня­зя Шуй­ско­го. Родо­на­чаль­ник кня­зей Бар­ба­ши­ных. Князь Иван Алек­сан­дро­вич Бар­баш изве­стен тем, что слу­жил Ива­ну III в нов­го­род­ском похо­де 1495 года, и пред­во­ди­тель­ство­вал судо­вой ратью в похо­де на Казань в 1499 году.

49/35. КНЖ. АНА­СТА­СИЯ АЛЕК­САН­ДРОВ­НА ГЛА­ЗА­ТАЯ ШУЙСКАЯ

М., с 1453 вели­кий князь Твер­ской Борис Александрович.

50/36. КН. ИВАН (ИН. ИОВ) ИВА­НО­ВИЧ ЧЕС­НОК ГОР­БА­ТЫЙ ШУЙ­СКИЙ (1496,1497)

стар­ший сын кн. Ива­на Гор­ба­то­го Васи­лье­ви­ча Суз­даль­ско­го Горо­дец­ко­го; вот­чин­нмк Ста­ро­дуб­ско­го уез­да Ряпо­лов. ст...24 апре­ля 1501 г. в Псков при­был на кня­же­ние Иван Ива­но­вич Шуй­ский-Гор­ба­тый, внук Васи­лия Семе­но­ви­ча, родо­на­чаль­ни­ка млад­шей вет­ви Шуй­ских. Пско­ви­чи сами про­си­ли Ива­на III напра­вить Ива­на Ива­но­ви­ча к ним, отпра­вив 14 апре­ля в Моск­ву посла.20 В пери­од сво­е­го намест­ни­че­ства в Пско­ве Иван Ива­но­вич Гор­ба­тый вое­вал в 1501–1503 гг. с ливон­ца­ми. Бои шли на при­гра­нич­ных к Псков­ской рес­пуб­ли­ке тер­ри­то­ри­ях с пере­мен­ным успе­хом для про­ти­во­бор­ству­ю­щих сто­рон. Враг сжег Ост­ров, пытал­ся захва­тить Изборск, Опоч­ку и Крас­ный город, но без­успеш­но. А направ­лен­ные в Псков Ива­ном III мос­ков­ские вои­ны вме­сте с пско­ви­ча­ми совер­ши­ли осе­нью 1501 и летом 1502 гг. опу­сто­ши­тель­ные похо­ды в Ливо­нию. Начав­ши­е­ся в янва­ре 1503 г. пере­го­во­ры нем­цев с пред­ста­ви­те­ля­ми Моск­вы завер­ши­лись в апре­ле того же года заклю­че­ни­ем мир­ных дого­во­ров меж­ду Нов­го­ро­дом и Ливо­ни­ей, Пско­вом и Ливо­ни­ей и Пско­ва с Дерпт­ским епископством.21В 1510 г. про­изо­шло при­со­еди­не­ние Пско­ва к Мос­ков­ско­му госу­дар­ству, вече­вая рес­пуб­ли­ка была лик­ви­ди­ро­ва­на, а из двух при­быв­ших из Моск­вы дья­ков обра­зо­ва­но адми­ни­стра­тив­ное управ­ле­ние. Теперь в Псков вме­сто одно­го намест­ни­ка ста­ли при­сы­лать двух. Они обя­за­ны были испол­нять госу­да­ре­ву служ­бу, зани­мать­ся фор­ми­ро­ва­ни­ем псков­ских воен­ных отря­дов и коман­до­вать ими.
Око­ло 1490—1496 гг. И. И. Гор­ба­тый вла­дел с. Лопат­ни­чи в Суз­даль­щине (АСЭИ. Т. 2. № 484)

Ж., …… (ин. Феогния) …….. …… .

51/36. КН. АНДРЕЙ ИВА­НО­ВИЧ ГОР­БА­ТЫЙ ШУЙ­СКИЙ (1480?,–1519+до)

вто­рой сын кн. Ива­на Гор­ба­то­го Васи­лье­ви­ча Суз­даль­ско­го Горо­дец­ко­го, при сбо­ре вой­ска для отра­же­ния крым­цев в 1493 году вое­во­дою пра­вой руки. умер, как пишут родо­слов­цы, «без­дет­ным».

52/36. КН. БОРИС ИВА­НО­ВИЧ ГОР­БА­ТЫЙ ШУЙ­СКИЙ (1489,1495)

князь и вое­во­да на служ­бе у Мос­ков­ско­го кня­зя Ива­на III. Один из пред­ста­ви­те­лей кня­же­ско­го рода Гор­ба­тых-Шуй­ских, отрас­ли кня­зей Шуй­ских. Рюри­ко­вич в XX поко­ле­нии. тре­тий сын кня­зя Ива­на Васи­лье­ви­ча Гор­ба­то­го-Шуй­ско­го, кото­рый удель­ных прав уже не имел и так­же состо­ял на мос­ков­ской служ­бе. В 1489 году был коман­до­вал судо­вой ратью в похо­де на Вят­ку. В 1492–1495 годах участ­во­вал в похо­дах Ива­на III на Нов­го­род, состоя в его сви­те [207].

Имел шесте­рых сыно­вей: Иван Боль­шой, Андрей Сучок, Васи­лий, Фёдор Куз­нец, Дани­ил, Иван Меньшой.

53/36. КНЖ. [...] ИВА­НОВ­НА ГОР­БА­ТАЯ ШУЙСКАЯ

М., кн. Дани­ил Васи­лье­вич Щеня (?-1516)

54/36. КН. ВАСИ­ЛИЙ ИВА­НО­ВИЧ ГОР­БА­ТЫЙ ШУЙ­СКИЙ (1471,1491)

чет­вер­тый сын кн. Ива­на Гор­ба­то­го Васи­лье­ви­ча Суз­даль­ско­го Городецкого.
был намест­ни­ком в Нов­го­ро­де перед самым воз­му­ще­ни­ем (1471 г.). Заду­мы­ва­ние отло­жить­ся к Лит­ве граж­дане воль­ной дер­жа­вы намест­ни­ка мос­ков­ско­го спро­ва­ди­ли под при­смотр в Заво­ло­чье, отку­да уда­лось ему, одна­ко счаст­ли­во воротиться.

55/39. КН. СЕМЕН (ИН. СЕР­ГИЙ) БОРИ­СО­ВИЧ СУЗДАЛЬСКИЙ

Єди­ний син Бори­са Васи­льо­ви­ча (3.4.23) [24, с. 45, 227], об этом пря­мо гово­рят древ­ней­шие родо­слов­цы: « А у пято­го сына у княз Бори­са Васи­лье­ви­ча один сын князь Семен Суз­даль­ский, а у кня­зя Семе­на сын князь Васи­лий Суз­даль­ский» [208]. Піс­ля заги­белі бать­ка у 1445 р. успад­ку­вав його неве­ли­кий суз­дальсь­кий уділ. Як ми знає­мо, в 1449 р. вел. кн. Василь Васи­льо­вич ще визна­вав суве­рен­ні пра­ва на свої уді­ли тих кн. Суз­дальсь­ких, які зна­хо­ди­лись на мос­ковсь­кій служ­бі [5, № 52, с. 156]. Дійс­но, в одній куп­чій гра­мо­ті 1447/55 р. пові­дом­ляєть­ся, що чер­не­ць Трої­це-Сер­гієво­го мона­сти­ря Про­ко­пій купив у при­ват­них осіб суз­дальсь­ку пустош Міци­но (в Опольсь­ко­му стані) “доло­жа князь Семе­на Бори­со­ви­ча” [1, № 211, с. 148], а такий вираз свід­чить, що Семен вва­жав­ся тоді суве­рен­ним уділь­ним пра­ви­те­лем вка­за­ної тери­торії. Однак з пра­вої гра­мо­ти 1458/59 р. (про дату див. 2.4.32) вип­ли­ває, що на той час Семен Бори­со­вич вже був лише зви­чай­ним зем­ле­влас­ни­ком, під­ля­га­ю­чи суду вели­ко­кня­жо­го суз­дальсь­ко­го наміс­ни­ка [2, № 458, с. 496–497]. Кн. Семен Суз­дальсь­кий мав єди­но­го сина Васи­ля, на яко­му ця гіл­ка роду при­пи­ни­лася [24, с. 45].

Семен Бори­со­вич був єди­ним пред­став­ни­ком сво­го поколін­ня роду кн. Суз­дальсь­ких, який (через ран­ню заги­бель бать­ка) дея­кий час ще збері­гав на свої володін­ня суве­рен­ні князівсь­кі пра­ва, тоб­то мав ста­тус “слу­жи­ло­го” кня­зя. Його дво­юрід­ні бра­ти та інші роди­чі були вже не прав­ля­чи­ми кня­зя­ми, а зви­чай­ни­ми вот­чин­ни­ка­ми Мос­ковсь­кої дер­жа­ви. Симе­он Бори­со­вич в послед­ний раз упо­ми­на­ет­ся в 1502 г. [209]

Упо­ми­на­ет­ся в пра­вой гра­мо­те око­ло 1455—1464 гг. и в дан­ных 1503/04 и 1508—1515 гг. По родо­слов­цам, он «был в Лит­ве, там и извел­ся» [210]. По Лето­пис­ной и Румян­цев­ской редак­ци­ям Госу­да­ре­ва родо­слов­ца кн. Борис пока­зан без­дет­ным [211].

Над­гро­бие кн. Семе­на Бори­со­ви­ча Суз­даль­ско­го в Тро­иц­кой Лавре.

Имен­но к нему нуж­но отне­сти запись в Кор­мо­вой кни­ге Тро­и­це-Сер­ги­е­вой лав­ры: «Село Шухо­ба­ло­во, а к нему сел и дере­вень 5, вытей 283 выти с чет­вер­тью, а в пись­мен­ных кни­гах 7 сох; кор­ми­ти пять кор­мов, один серед­ний корм, а четы­ре мень­шии по вели­ком кня­зе Иване, по кня­зе Семеоне, по кня­зе Иване, по кня­зе Дмит­рие, по кня­зе Бори­се, по кня­зе Андрее, по кня­зе инок Сер­гие» [212]. Село Шухо­ба­ло­во нахо­ди­лось в Суз­даль­ском уез­де [213]. Князь инок Сер­гий (в миру Симе­он), впи­сан в поми­наль­ни­це вели­ко­го кня­зя Ива­на III. Он был свя­зан с Тро­иц­ким мона­сты­рем, о чем мож­но судить по сле­ду­ю­щей запи­се во Вклад­ной кни­ге, поме­щен­ной в гла­ве «Госу­да­рей царе и вели­ки кня­зей вкла­ды»: «Дал вклад князь Семен Бори­со­вич Суж­даль­ской по себе и по сво­им роди­те­лем вот­чи­ну свою в Суж­даль­ском уез­де село Ока­е­мо­во со все­ми уго­дьи, а сколь­ко в той вот­чине кре­стьян и паш­ни и каких уго­дей з сколь­ко денег дано — того не напи­са­но, а даная писа­на в вот­чин­ной кни­ге в Суж­да­ле, гла­ва 1‑я». [214].

Под­твер­жде­ни­ем тому, что князь Симе­он Бори­со­вич при­нял ино­че­ское имя Сер­гия, явля­ет­ся запись в мона­стыр­ских сино­ди­ках, Где он зна­чит­ся под свет­ским, и под мона­ше­ским име­нем: «Князь Симео­на», а свер­ху кино­ва­рью над­пи­са­но «Суж­даль­ской» и рядом — «князь Сер­гия», а свер­ху кино­ва­рью — «Суж­даль­ской» [215].

Похо­ро­нен в Тро­и­це-Сер­ги­е­вом монастыре.Следует отме­тить, что фраг­мент над­гро­бия кня­зя ино­ка Сер­ги был най­ден вбли­зи того места, где погре­ба­ли и дру­гих суз­даль­ских кня­зей — Шуй­ских и Гор­ба­тых Шуйских.

56/42. КН. ВАСИ­ЛИЙ АНДРЕ­ЕВИЧ НОГ­ТЕВ (1495,–1529/33)

воев.Калуга(1528) воев.Серпухов(1529) С:Анд.Анд. ХУДОЙ.
един­ствен­ный сын кня­зя А. А. Ног­тя. В 1495 году сопро­вож­дал Ива­на III в его похо­де на Нов­го­род. В 1514 году при­нял уча­стие в похо­де на Смо­ленск. В авгу­сте 1528 года был пер­вым вое­во­дой Калу­ге, затем пере­ве­дён в Каши­ру и был остав­лен там пер­вым вое­во­дой после ухо­да из Каши­ры войск в Рости­славль-Рязан­ский для помо­щи кня­зю Ф. М. Мсти­слав­ско­му про­тив крым­ско­го царе­ви­ча Ислам Гирея. В мар­те 1529 года был пер­вым вое­во­дой в Сер­пу­хо­ве, а в мае того же года пере­ве­дён пер­вым вое­во­дой в Каширу.
Имел трёх сыно­вей Семё­на, Ива­на и Василия.

Васи­лий Андре­евич Ног­тев был в 1514 г. пись­мен­ный голо­ва, послан­ный под Смо­ленск из-под Тулы, 1515 г.- 1‑й вое­во­да Сто­ро­же­во­го пол­ка в Туле, 1529 г.- 1‑й вое­во­да в Сер­пу­хо­ве, а 1533 г.- в Коломне, при ожи­да­нии набе­га крымцев.
обмен кня­зя В. А. Ног­те­ва с И. М. Посуль­щи­ко­вым (см. № 9) состо­ял­ся где-то в 1470–1490‑е гг. Дати­ру­ю­щее зна­че­ние име­ют неко­то­рые био­гра­фи­че­ские фак­ты контр­аген­тов сдел­ки и их род­ствен­ни­ков, а так­же ана­ло­гич­ные све­де­ния о послу­хах. Отец В. А. Ног­те­ва изве­стен нам по доку­мен­там 1430‑х – пер­вой поло­ви­ны 1440‑х гг. Трое сыно­вей кня­зя Васи­лия делят вот­чи­ну его чет­вер­то­го отпрыс­ка меж­ду собой где-то в 1500–1515 гг., а млад­ший его сын (два­жды жена­тый и неоста­вив­ший муж­ско­го потом­ства) умер в 1533/34 г., заве­щав свои дол­ги и часть родо­вых вот­чин двум пле­мян­ни­кам (из чего сле­ду­ет, что двух его стар­ших бра­тьев уже не было в живых). Сам князь В. А. Ног­тев фигу­ри­ру­ет в спис­ке дво­ро­вых 1495 г. (там же при­сут­ству­ет его вто­рой по стар­шин­ству сын Иван), при­чем назван князь Васи­лий с «вичем», что гово­рит о его высо­ком ста­ту­се и вполне солид­ном воз­расте. Сооб­ра­зуя все при­ве­ден­ные дан­ные сви­де­тель­ства, кон­чи­ну кня­зя В. А. Ног­те­ва сле­ду­ет отне­сти к рубе­жу сто­ле­тий (раз­ряд­ные назна­че­ния 1514–1529 гг., как дока­зал И. А. Голуб­цов при­пи­сы­ва­ют­ся ему оши­боч­но: речь идет о кня­зе В. А. Ноготкове-Оболенском).

Ж., Анна (1533)

XVIII генерація от Рюрика

57/55. КН. ВАСИ­ЛИЙ СЕМЕ­НО­ВИЧ СУЗДАЛЬСКИЙ

о нем гово­рят древ­ней­шие родо­слов­цы: « А у пято­го сына у княз Бори­са Васи­лье­ви­ча один сын князь Семен Суз­даль­ский, а у кня­зя Семе­на сын князь Васи­лий Суз­даль­ский» [208].

Недостовірні персони

Архівні документи князів Суздальських

№ 1

Дого­вір­на гра­мо­та кн. Дмит­ра Юрій­о­ви­ча (Шемя­ки Гали­ць­ко­го) зкня­зя­ми Васи­лем та Федо­ром Юрій­о­ви­ча­ми (Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­ки­ми).

Доку­мент зберіг­ся в ори­гі­налі [5, № 40, с. 119–121].Питання про дату­ван­ня цієї гра­мо­ти, з при­во­ду яко­го в історіо­гра­фії існує декіль­ка різ­них вер­сій, вима­гає ретель­но­го роз­гля­ду загаль­ної політич­ної­си­ту­а­ції 1445 – 1448 рр.

Дого­вір­на гра­мо­та вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча (Мос­ковсь­ко­го) зкн. Іва­ном Васи­льо­ви­чем (Гор­ба­тим Суздальським).

Доку­мент зберіг­ся вори­гі­налі [5, № 52, с. 155–160]. Укла­да­чі збір­ки СГГД від­нес­ли скла­ден­ня­цієї гра­мо­ти до часу близь­ко 1451 р. [29, № 80, с. 185]. Таке доволі умов­не­да­ту­ван­ня знач­но уточ­нив А. В. Екзем­плярсь­кий: дослід­ник вка­зав на те, що удо­ку­мен­ті серед синів вели­ко­го кня­зя зга­да­ний Семен, який наро­ди­вся 1вересня 1447 р., але від­сут­ній Борис, що з’явився на світ 21 лип­ня 1449 р.[127, с. 294, прим. 541]. Л. В. Череп­нін звер­нув ува­гу також на те, щодо­го­вір­на гра­мо­та була оформ­ле­на з відо­ма мит­ро­по­ли­та Іони, який зай­няв­мит­ро­по­ли­чу кафед­ру 15 груд­ня 1448 р., і таким чином дату­вав доку­мент­груд­нем 1448/​липнем 1449 р. [121, с. 147–149].
Але й дату­ван­ня Л. В. Череп­ні­на мож­на ще біль­ше уточ­ни­ти. У тексті­до­го­вір­ної гра­мо­ти Дмит­ро Шемя­ка назва­ний “недру­гом” вели­ко­го кня­зя [5,с. 156]. А звід­си вип­ли­ває, що дого­вір було укла­де­но вже піс­ля того, якШе­мя­ка у квіт­ні 1449 р. розі­рвав мир з Васи­лем Васи­льо­ви­чем, який три­мавсяз берез­ня 1448 р. [21, с. 270]. Таким чином, дого­вір­ну гра­мо­ту з Іва­ном­Гор­ба­тим слід дату­ва­ти квітнем/​липнем 1449 р.

Запис кн. Федо­ра Юрій­о­ви­ча Шуйсь­ко­го “вь его вине”; дого­вір­на­гра­мо­та вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча (Мос­ковсь­ко­го) з кн. Олек­сан­дром­Ва­си­льо­ви­чем Гла­за­тим (Суз­дальсь­ким).

Ці доку­мен­ти, на пре­ве­ли­кий жаль, до нашо­го часу не збе­рег­ли­ся, але згад­ка про них є в описі царсь­ко­го архіву1570‑х рр. [9, с. 32]. Як буде дове­де­но ниж­че, гра­мо­ти були скла­дені у1448 – 1449 рр., неза­ба­ром піс­ля оста­точ­но­го при­єд­нан­ня Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­кої зем­лі до Мос­ковсь­кої дер­жа­ви (див. 3.4.19, 4.3).

Жалу­ван­на гра­мо­та вел. кня­зя Бори­са Костянтиновича(Нижегородського) архі­манд­ри­ту Бла­го­ві­щинсь­ко­го мона­сти­ря Іоні. Дата видан­ня доку­мен­ту вка­за­на в його­тексті – 8 груд­ня 6902 р. [4, № 229, с. 201–202]. Ця дата, безперечно,наведена за верес­не­вим сти­лем і від­по­ві­дає 1393 р. На 8 груд­ня 6902березневого (1394) р. Бори­са Костян­ти­но­ви­ча вже 7 міся­ців не було середжи­вих, оскіль­ки він помер у сере­ду 6 трав­ня 1394 р. [54, прим. 145]; як бачи­мо, ця остан­ня дата за свої­ми скла­до­ви­ми ком­по­нен­та­ми є пов­ною і тому­сум­нівів викли­ка­ти не може.

Жалу­ван­на гра­мо­та кн. Олек­сандра Івановича(Нижегородського) архі­манд­ри­ту Бла­го­ві­щенсь­ко­го монастиря.

Ім’я архі­манд­ри­та Бла­го­ві­щенсь­ко­го мона­сти­ря у доку­мен­ті не наве­дене. Єди­ною вказів­кою на його хро­но­ло­гію є заключ­на фра­за про те,що гра­мо­та була вида­на “июля того лета, коли князь Алек­сандр Ива­но­вич сел­на сво­ей отчине на Нове­го­ро­де” [4, № 234, с. 205]. Про­блемне питан­ня про­час вокня­жін­ня Олек­сандра у Ниж­ньо­му Нов­го­роді деталь­но буде роз­гля­да­ти­ся ниж­че (див. 4.2)

Жалу­ван­на гра­мо­та вел. кня­зя Дани­ла Бори­со­ви­ча (Ниже­го­родсь­ко­го) архі­манд­ри­ту Бла­го­ві­щенсь­ко­го мона­сти­ря Малахії.

Доку­мент було вида­но “маиа в 8 того лета, коли князь­ве­ли­кий Дани­ло Бори­со­вич вышол на свою отчи­ну от Мах­ме­тя царя в дру­гий ряд”[4, № 233, с. 204]. А. В. Екзем­плярсь­кий з цьо­го при­во­ду писав: “Про­Маг­ме­та гово­рить­ся у літо­пи­сах під 1426 – 1437 рр. (…) Але чи нема тутя­коїсь помил­ки? Вел. кн. Василь Дмит­ро­вич від­дає перед смер­тю († 1425 р.)Н.-Новгород сину Васи­лю, як вже пов­ну влас­ність свою!” [128, с. 433, прим.1226]. Ближ­че до істи­ни був Л. В. Череп­нін, який вва­жав, що “поси­лан­ня наМах­ме­та роз­кри­ває, оче­вид­но, неві­до­мий з інших дже­рел факт з історії­Ни­же­го­родсь­ко­го князів­ства, що від­но­сить­ся до кін­ця 20‑х – почат­ку 30-хро­ків XV ст.” [122, с. 140].
Питан­ня про дату­ван­ня доку­мен­ту, що роз­гля­даєть­ся, оста­точ­но вирі­ши­лось­піс­ля пуб­ліка­ції (у 1964 р.) переліку спис­ків з гра­мот Бла­го­ві­щенсь­ко­го­мо­на­сти­ря, пода­них до суду у 1628 р. Тут жалу­ван­на гра­мо­та вел. кня­зя­Да­ни­ла Бори­со­ви­ча (корот­ко пере­ка­за­но і її зміст) дато­ва­на 6950 (1441/42)роком [3, № 294, с. 321]. Звід­ки з’явилась ця дата? Скоріш за все, вона­мі­сти­лась на зво­ро­ті ори­гі­наль­ної гра­мо­ти або одно­го з її спис­ків; подіб­ніви­пад­ки у дипло­ма­тич­ній прак­ти­ці XV ст. нам відо­мі (див. напр. 2.2.2).Достовірність такої, на пер­ший погляд, дуже піз­ньої дати, під­твер­джує­гра­мо­та вдо­ви Дани­ла Бори­со­ви­ча Марії, вида­на неза­ба­ром піс­ля його смер­ті у1444 р. (див. 2.4.24). Таким чином, дата доку­мен­ту, що розглядається,визначається як 8 трав­ня 1442 р.

1394/1404 рр. Дан­на гра­мо­та кн. Дани­ла Бори­со­ви­ча (Суз­дальсь­ко­го) архі­манд­ри­ту суз­дальсь­ко­го Спа­со-Євфи­мієво­го мона­сти­ря Євфимію.

Доку­мент зберіг­ся у спис­ку кін­ця XVII ст. [3, № 480, с. 465].Батько кн. Дани­ла, вел. кн. Борис Костян­ти­но­вич, помер 2 трав­ня 1394 р.[54, прим. 145]. Архі­манд­рит Євфи­мій, зас­нов­ник мона­сти­ря, помер зимою1404/​05 р. [21, с. 233]. Звід­си дата гра­мо­ти – 1394/1404 р.

1405–1406 рр. Дан­на гра­мо­та кн. Дани­ла Бори­со­ви­ча (Суз­дальсь­ко­го) архі­манд­ри­ту суз­дальсь­ко­го Спа­со-Євфи­мієво­го мона­сти­ря Костянтину.

Доку­мент зберіг­ся у спис­ку кін­ця XVII ст. [3, № 482, с. 467].В. Д. Наза­ров та І. А. Голуб­цов дату­ва­ли його часом близь­ко 1405 – 1415 рр.Однак таке широ­ке дату­ван­ня, на мій погляд, мож­ли­во уточ­ни­ти. Так, зміст­да­ної гра­мо­ти повністю спів­па­дає зі змі­стом попе­ред­ньої, вида­ноїар­хі­манд­ри­ту Євфи­мію. Звід­си достат­ньо зро­зу­мі­ло, що Костян­тин був­на­ступ­ни­ком Євфи­мія, а кн. Дани­ло про­сто нака­зав пере­пи­са­ти попе­ред­ню­гра­мо­ту на ім’я ново­го архі­манд­ри­та. Таким чином, доку­мент мож­на досить впев­не­но дату­ва­ти часом невдо­взі піс­ля смер­ті Євфи­мія, 1405‑м або, можливо,1406‑м роком.

1Данна гра­мо­та кн. Іва­на Бори­со­ви­ча (Суз­дальсь­ко­го) з сином Олек­сан­дром архі­манд­ри­ту суз­дальсь­ко­го Спа­со-Євфи­мієво­го мона­сти­ря Давиду.

Доку­мент зберіг­ся в ори­гі­налі [2, № 436,с. 480]. Архі­манд­рит Давид зга­дуєть­ся 8 люто­го 1425 р. (див. 2.4.20). Окрім того, гра­мо­та була вида­на з відо­ма єпис­ко­па Суз­дальсь­ко­го Мит­ро­фа­на, який був постав­ле­ний на єпископ­ство у 1406 р. та зга­дуєть­ся у 1416 р. [21, с.234, 242]. І. А. Голуб­цов дуже загаль­но дату­вав доку­мент часом близь­ко 1424– 1425 рр., мож­ли­во дещо рані­ше або піз­ні­ше [2, с. 480]. На мій погляд, факт вида­чі цієї гра­мо­ти Іва­ном Бори­со­ви­чем разом з сином Олек­сан­дром мож­на роз­гля­да­ти як свід­чен­ня їхньо­го своєрід­но­го спів­прав­лін­ня, оскіль­ки зви­чай­но подіб­ні доку­мен­ти вида­ва­лись від імені лише одно­го кня­зя. А таке одно­ча­сне прав­лін­ня бать­ка та сина у Суз­далі ціл­ком мог­ло мати міс­це у1423/​24 р. (див. 3.2.5), коли і спась­ким архі­манд­ри­том напевне був Давид. Втім, таке дату­ван­ня без­за­пе­реч­ним вва­жа­ти­ся все ж не може.

Жалу­ван­на гра­мо­та вел. кня­зя Олек­сандра Іва­но­ви­ча (Ниже­го­родсь­ко­го) архі­манд­ри­ту суз­дальсь­ко­го Спа­со-Євфи­мієво­го мона­сти­ря Аврамію.

Доку­мент зберіг­ся у спис­ку XIX ст.[2, № 435, с. 478–479]. Ця гра­мо­та була вида­на неза­ба­ром піс­ля того, як“великий князь Алек­сандр Ива­но­вичь взял ми[р] с вели­ким кня­зем (Мос­ков­ским– С. К.)”. Питан­ня про її дату­ван­ня (як і гра­мо­ти 2.3.13) напря­му пов’язанез хро­но­ло­гією прав­лін­ня Олек­сандра Іва­но­ви­ча. Оскіль­ки три­ва­лий часв­ва­жа­лось, що Олек­сандр вокня­жи­вся у Ниж­ньо­му Нов­го­роді в 1418 (1417) р. тапо­мер у тому ж році, то до цьо­го часу від­но­си­лась і його жалу­ван­на грамота[128, с. 442; 93, с. 281–282; 122, с. 135]. І. А. Голуб­цов, який дій­шов довір­но­го вис­нов­ку про смерть Олек­сандра Іва­но­ви­ча лише в 1433/34 р.,припускав, що гра­мо­та архі­манд­ри­ту Авра­амію була вида­на в період близько1418 – 1419 рр. Дослід­ник вва­жав за мож­ли­ве пов’язати зга­ду­ва­ний удо­ку­мен­ті “мир” з одру­жен­ням Олек­сандра у люто­му 1419 р. на Васи­лисі, доч­ківел. кня­зя Васи­ля Дмит­ро­ви­ча [2, с. 478, 480].

Гра­мо­та кн. Олек­сандра Іва­но­ви­ча (Суз­дальсь­ко­го) суз­дальсь­ко­му Спа­со-Євфи­мієво­му монастирю.

Цей доку­мент до нашо­го часу не зберіг­ся. Але згад­ка про гра­мо­ту кн. Олек­сандра Іва­но­ви­ча на поло­ви­ну с. Лубян­це­ва містить­ся в описі мона­стирсь­ких актів 1660 р.,причому тут вка­за­на й дата її видан­ня – 6940 (1431/32) р. [3, с. 482,№ 502].

Дан­на гра­мо­та кн. Олек­сандра Іва­но­ви­ча (Суз­дальсь­ко­го). Доку­мент зберіг­ся у спис­ку XIX ст. [2, № 438, с. 481]. Ім’я спась­ко­го архі­манд­ри­та вньо­му не наве­дене. Ото­тож­ню­ва­ти дану гра­мо­ту з попе­ред­ньою, зга­да­ною у мона­стирь­ко­му опи­су 1660 р. (2.4.22), не мож­на, оскіль­ка та була вида­на напо­ло­ви­ну с. Лубян­це­ва, а ця – на с. Трої­ць­ке. І. А. Голуб­цов дату­вав доку­мент періо­дом близь­ко 1426 – 1433 рр., ото­тож­ню­ю­чи Олек­сандра Іва­но­ви­чаз помер­лим у 1433/34 р. сином Іва­на Бори­со­ви­ча [2, с. 481].

Дану гра­мо­ту слід від­но­си­ти до іншо­го Олек­сандра Іва­но­ви­ча– сина Іва­на Васи­льо­ви­ча Кір­дя­пі­на. В доку­мен­ті Олек­сандр гово­рить, щона­дає с. Трої­ць­ке “сво­е­му отцу и сво­ей мате­ри и сво­ей жене на поминок”;отже, його дру­жи­на на той час вже помер­ла. Однак ниж­че буде дове­де­но, щоОлек­сандр Іва­но­вич Бори­со­ви­ча (Взме­тень) помер у 1433/34 р. рані­ше своєї­дру­жи­ни Васи­ли­си Васи­лів­ни (був одру­же­ний на ній з 1419 р.), яка зго­дом­вдру­ге вий­ш­ла заміж за його пов­но­го тез­ку Олек­сандра Іва­но­ви­ча Васильовича(Брюхатого) (див. 3.3.13). Звід­си зро­зу­мі­ло, що Олек­сандр Взме­тень не міг­го­во­ри­ти про свою дру­жи­ну як про помер­лу. Саме тому дану гра­мо­ту слідвід­но­си­ти до Олек­сандра Іва­но­ви­ча Брю­ха­то­го. Але вона мог­ла бути вида­ною якпіс­ля 1434 р. – якщо під помер­лою дру­жи­ною кня­зя маєть­ся на ува­зі Васи­ли­са,– так і рані­ше цьо­го року, адже дру­гий чоло­вік овдо­ві­лої Васи­ли­си (Олек­сандр Брю­ха­тий) ціл­ком міг бути одру­же­ним і рані­ше. Таким чином,датувати гра­мо­ту чіт­ко обме­же­ним від­тин­ком часу прак­тич­но неможливо.

Дан­на гра­мо­та кня­гині Марії, у чер­нец­тві Мари­ни, вдо­ви вел.князя Дани­ла Бори­со­ви­ча (Ниже­го­родсь­ко­го), архі­манд­ри­ту суз­дальсь­ко­го Спа­со-Євфи­мієво­го мона­сти­ря Фомі.

Доку­мент зберіг­ся у спис­ку кін­ця XV ст. [2, № 444, с. 485–486]. Як вка­зав І. А.Голубцов, дана гра­мо­та, якою мона­сти­ру нада­ва­лось с. Омутсь­ке, датуєть­ся напід­ставі згад­ки про це надан­ня в одній правій гра­мо­ті XV ст. А саме, згід­но­свід­чен­ню спась­ко­го чен­ця Матвія Вяз­ги (під­твер­дже­но­му міс­це­ви­ми жителями),княгиня Марія нада­ла мона­сти­рю Омутсь­ке “по кня­зе Дани­ле Бори­со­ви­че и посе­бе за год до Маму­тя­ко­вы рати”, тоб­то за рік до Суз­дальсь­кої бит­ви 7 липня1445 р. [2, № 492, с. 486, 532, 534]. Звід­си зро­зу­мі­ло, що датою доку­мен­тує 1444 р.

Міно­ва гра­мо­та кн. Андрія Андрій­о­ви­ча (Ног­тє­ва-Суз­дальсь­ко­го) з архі­манд­ри­том суз­дальсь­ко­го Спа­со-Євфи­мієво­го мона­сти­ря Фомою.

Доку­мент зберіг­ся в ори­гі­налі [2, № 441, с. 483].Архімандрит Фома зга­дуєть­ся у 1444 р. (див. 2.4.24). У гра­мо­ті вка­за­но­та­кож, що оформ­ле­ний нею обмін володін­ня­ми було здійс­не­но з відо­ма єпис­ко­па Суз­дальсь­ко­го Авра­амія, який зга­дуєть­ся з 1436 по 1449 рр. На під­ставі цих­фак­тів І. А. Голуб­цов дату­вав доку­мент періо­дом близь­ко 1440 – 1444 рр. [2,с. 484], і таке дату­ван­ня ваго­мих запе­ре­чень не викликає.

Дан­на гра­мо­та кня­гині Софії, вдо­ви кн. Юрія Васильовича(Шуйського), архі­манд­ри­ту суз­дальсь­ко­го Спа­со-Євфи­мієво­го мона­сти­ря Фомі.

Доку­мент зберіг­ся у спис­ку 1556 р. [2, №443, с. 485]. І. А. Голуб­цов дату­вав його за архі­манд­ри­том Фомою так само, як і попе­ред­ній, періо­дом близь­ко 1440 – 1444 рр. Від­зна­чу ще, що в одній­правій гра­мо­ті 1460‑х рр. містить­ся свід­чен­ня про те, що слобід­ку Чапі­ху нада­ла мона­сти­ру “кня­ги­ня София кня­жа Юрье­ва Васи­лье­ви­ча Шуй­ско­го” [2, №464, с. 502] (це єди­на у дже­ре­лах вказів­ка на удільне володін­ня кн. Юрія, зас­нов­ни­ка зна­ме­ни­то­го роду кн. Шуйських).

Жалу­ван­на гра­мо­та князів Васи­ля та Федо­ра Юрій­о­ви­чів (Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­ких) архі­манд­ри­ту суз­дальсь­ко­го Спа­со-Євфи­мієво­го мона­сти­ря Сергію.

Доку­мент зберіг­ся у спис­ку XVIII ст. [2, № 448, с. 488–489]. Архі­манд­рит Сер­гій відо­мий лише заще однією жалу­ван­ною гра­мо­тою, вида­ною вел. кня­зем Васи­лем Васи­льо­ви­чем. Цюо­стан­ню І. А. Голуб­цов дату­вав 6–7 лип­ня 1445 р. – на тій під­ставі, що їїпід­пи­сав Олексій Ігна­то­вич, а з літо­писів відо­мо, що на почат­ку лип­ня 1445р. на допо­мо­гу Васи­лю Васи­льо­ви­чу, який сто­яв під Суз­да­лем в очіку­ван­ні­бит­ви з тата­ра­ми, прий­шов саме Олексій Ігна­то­вич; звід­си дослід­ник дій­шо­в­вис­нов­ку про те, що “він і скрі­пив своїм під­пи­сом цю коро­тень­ку гра­мо­ту, кот­ра носить риси обіт­но­го акту перед бит­вою” [2, № 447, с. 488]. Таке дату­ван­ня ціл­ком віро­гідне, але все-таки не може вва­жа­ти­ся беззаперечним.
Що сто­суєть­ся гра­мо­ти на ім’я Сер­гія Васи­ля та Федо­ра Юрій­о­ви­чів, тажод­них дату­ю­чих вказі­вок у само­му її тексті не містить­ся. Л. В. Черепнін,який від­но­сив вокня­жін­ня Юрій­о­ви­чів у Суз­далі та Ниж­ньо­му Нов­го­роді до 1445р., дату­вав їхню жалу­ван­ну гра­мо­ту 1446 р. [122, с. 141]. І. А. Голуб­цов­прий­мав більш широ­кий період – близь­ко 1445–1446 рр. [2, с. 489]. У даній­ро­бо­ті питан­ня про хро­но­ло­гію недов­го­го кня­зю­ван­ня Васи­ля та Федо­ра Юрій­о­ви­чів, коли й були видані їхні жалу­ван­ні гра­мо­ти Спа­со-Євфи­мієво­му­мо­на­сти­рю, буде деталь­но роз­гля­да­ти­ся ниж­че (див. 4.3).

Жалу­ван­на гра­мо­та (дру­га) князів Васи­ля та Федо­ра Юрій­о­ви­чів (Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­ких) суз­дальсь­ко­му Спа­со-Євфи­мієво­му монастирю.

Доку­мент зберіг­ся у спис­ку кін­ця XVII ст.[3, № 491, с. 471–472]. Його було вида­но у період тимча­со­вої від­сут­но­сті архі­манд­ри­та у Спа­со-Євфи­мієво­му мона­сти­рі, між Сер­гієм та Філі­пом (про Філі­па див. ниж­че). Датуєть­ся гра­мо­та, як і попе­ред­ня, лише за часо­мко­рот­ко­го суз­дальсь­ко-ниже­го­родсь­ко­го кня­зю­ван­ня Васи­ля та Федо­ра­Юрій­о­ви­чів, хро­но­ло­гія яко­го є пред­ме­том роз­гля­ду у спе­ціаль­но­му під­розділіро­бо­ти (4.3).

Жалу­ван­на гра­мо­та кн. Федо­ра Юрій­о­ви­ча (Ниже­го­родсь­ко-Суз­дальсь­ко­го) архі­манд­ри­ту суз­дальсь­ко­го Спа­со-Євфи­мієво­го мона­сти­ря Філіпу.

Доку­мент зберіг­ся у спис­ку кін­цяXVII ст. [3, № 492, с. 472]. Як від­зна­чив І. А. Голуб­цов, архі­манд­рит Філі­п­був без­по­се­ред­нім попе­ред­ни­ком Іса­а­кія, оскіль­ки з однієї “пра­вої” грамоти(недатованої) вип­ли­ває, що судо­ва спра­ва, роз­по­ча­та за Філі­па, була­за­вер­ше­на вже за Іса­а­кія [2, № 450, с. 490–491]. Пер­ший дато­ва­ний доку­ментз ім’ям архі­манд­ри­та Іса­а­кія від­но­сить­ся до 17 січ­ня 1451 р. [2, № 452, с.492]. Жалу­ван­ну гра­мо­ту Федо­ра Юрій­о­ви­ча, як і дві попе­ред­ніх, було вида­но­на­при­кін­ці його корот­ко­го кня­зю­ван­ня в Суз­далі та Ниж­ньо­му Нов­го­роді (див.4.3).

Пра­ва гра­мо­та по судо­вій справі суз­дальсь­ко­го Спа­со-Євфи­мієво­го мона­сти­ря з селя­ни­ном кн. Семе­на Бори­со­ви­ча (Суз­дальсь­ко­го).

Доку­мент зберіг­ся у спис­ку XVIII ст. [2, № 458,с. 496–497]. Викла­де­ний у ньо­му судо­вий про­цес від­бу­вав­ся заар­хі­манд­рит­ства Іса­а­кія, коли кн. Семен Бори­со­вич не міг бути при­сут­нім наньо­му з тієї при­чи­ни, що зна­хо­ди­вся у поході на Вят­ку. І. А. Голуб­цов від­зна­чив, що у 1456 – 1459 рр. мос­ковсь­кі війсь­ка здійс­ни­ли кіль­ка походів­на Вят­ку, але чомусь дату­вав гра­мо­ту дуже широ­ким періо­дом – близь­ко 1456–1464 рр. [2, с. 497]. Однак про­тя­гом вка­за­но­го часу, за архі­манд­ри­таІ­са­а­кія, від­бу­ло­ся лише два похо­ди на Вят­ку, у 1458 та 1459 рр., при­чо­му­пер­ший з цих походів очо­лю­вав кн. Іван Васи­льо­вич Гор­ба­тий, рід­ний дядь­кокн. Семе­на Бори­со­ви­ча [13, с. 181]. Тому дану гра­мо­ту ціл­ком впев­не­но слідвід­но­си­ти до 1458/59 р.

Діло­ва гра­мо­та князів Семе­на, Іва­на та Андрія Васи­льо­ви­чів Ног­тєвих. Доку­мент зберіг­ся в ори­гі­налі [3, № 500, с. 476–477].

Дату­ван­ня цієї піз­ньої гра­мо­ти – за І. А. Голуб­цо­вим, близь­ко 1500–1515 рр.

Указ­на гра­мо­та вел. кня­зя Васи­ля Васи­льо­ви­ча (Мос­ковсь­ко­го) кня­гині Марії, вдо­ві кн. Семе­на Олек­сан­дро­ви­ча (Суз­дальсь­ко­го).

Доку­ментз беріг­ся у спис­ку сере­ди­ни XVI ст. [1, № 222, с. 158]. У цій гра­мо­тіве­ли­кий князь дає роз­по­ряд­жен­ня вста­но­ви­ти чіт­кі кор­до­ни земель с.Микульського, рані­ше нада­но­го ним у володін­ня мос­ковсь­ко­го Трої­це-Сер­гієво­го мона­сти­ря. Микульсь­ке було надане мона­сти­реві у 1445 р., а пра­ва на володін­ня селом потвер­джені та дещо роз­ши­рені Васи­лем Васи­ле­ви­чем у 1448/49 р. (див. 2.5.38, 2.5.39). При­близ­но цим часом і датуєть­ся дана указ­на грамота.
Куп­ча (доклад­на) гра­мо­та чен­ця Про­ко­пія на володін­ня, при­дбані ігу­ме­ну мос­ковсь­ко­го Трої­це-Сер­гієво­го мона­сти­ря Мар­тініа­ну. Доку­мент зберіг­ся у спис­ку сере­ди­ни XVI ст. [1, № 211,с. 148–149].

Датуєть­ся він періо­дом ігу­мен­ства Мар­тініа­на: 1447 – 1455 рр.

Міно­ва гра­мо­та мос­ковсь­ко­го Трої­це-Сер­гієво­го мона­сти­ря з кн. Іва­ном Васи­льо­ви­чем (Гор­ба­тим­Суз­дальсь­ким).

Доку­мент зберіг­ся в ори­гі­налі [1, № 223, с. 159]. Він може­бу­ти дато­ва­ний лише за згад­кою чен­ця Про­ко­пія, який діяв за ігу­ме­на­Мар­тініа­на (див. 2.5.41).

Жалу­ван­на гра­мо­та вел. кня­зя Дани­ла Бори­со­ви­ча (Ниже­го­родсь­ко­го) ігу­ме­ну ниже­го­родсь­ко­го Нікольсь­ко­го Дуді­на мона­стир Ігнатію.

Вида­ве­ць доку­мен­ту І. А. Голуб­цов дату­вав його періо­дом­пер­шо­го ниже­го­родсь­ко­го кня­зю­ван­ня Дани­ла Бори­со­ви­ча – близь­ко 1412–1415рр. [3, № 298, с. 326]. Однак гра­мо­та ціл­ком мог­ла бути вида­ною також і під­час дру­го­го чи третьо­го кня­зю­ван­ня Дани­ла (див. 4.2). У правій гра­мо­ті 1633р. її зміст викла­де­но піс­ля жалу­ван­ної гра­мо­ти Васи­ля Васи­льо­ви­ча (див.нижче), хоча й зазна­че­но, що в обох доку­мен­тах дати від­сут­ні. [3, с. 327].

Дан­на гра­мо­та чер­ни­ці Мари­ни суз­дальсь­ко­му Васи­лівсь­ко­му монастирю

Три­ва­лий час цей доку­мент був відо­мий за дво­ма спис­ка­ми: основ­ним, щоко­лись нале­жав М. Г. Голо­ві­ну (далі – Голо­вінсь­кий), кот­рий від­но­си­ли до XVчи XVI ст., а також за спис­ком почат­ку XIX ст. (т. зв. Румян­цевсь­ким). Щео­дин спи­сок, дру­гої поло­ви­ни XVII ст., на даний час втра­че­но або невід­най­де­но [3, № 93, с. 129, 491]. В обох зга­да­них спис­ках датою видан­ня­гра­мо­ти вка­за­ний 6761 (1253) р. Така над­зви­чай­но ран­ня для Пів­ніч­но-Схід­но­їРусі дата одни­ми дослід­ни­ка­ми вва­жа­ла­ся досто­вір­ною, інши­ми ж роз­гля­да­ла­ся­як один з аргу­мен­тів для визнан­ня гра­мо­ти фальсифікатом.
У 1962 р. В. А. Куч­кін від­най­шов у Воло­ди­мирсь­ко­му облас­но­му архіві щео­дин, неві­до­мий рані­ше спи­сок дан­ної гра­мо­ти Мари­ни. В цьо­му спис­ку рік­ви­дан­ня доку­мен­ту читав­ся не як 6761, а як 6961, тоб­то 1452/53 (літер­не­по­зна­чен­ня чис­ла сотень нага­ду­ва­ло літе­ру-циф­ру “У” (400), але ста­ва­ло­яс­ним, що це дещо невір­но напи­са­на “Ц” (900)). І. А. Голуб­цов опуб­ліку­вав­цей спи­сок та вста­но­вив час його ство­рен­ня – 1761/74 рр. [3, с. 491–492].Пізніше В. А. Куч­кін при­свя­тив гра­мо­ті Мари­ни спе­ціаль­ну об’ємну статтю[69], в якій досить впев­не­но довів помил­ко­вість аргу­мен­та­ції тих­до­слід­ни­ків, які визна­ва­ли цей доку­мент фаль­ши­вим або ж оригінальним,виданим у 1253 р.
Гра­мо­та Мари­ни була вида­на нею “по бла­го­сло­ве­нию госу­да­ря сво­е­го кня­зяД­мит­рея Костен­ти­но­ви­ча, во мни­ше­ском чину Дио­ни­сия (…)” [3, с. 491]. Цьо­гок­ня­зя мож­ли­во ото­тож­ни­ти лише з най­мо­лод­шим сином кн. Суз­дальсь­ко-Ниже­го­родсь­ко­го Костян­ти­на Васи­льо­ви­ча – Дмит­ром Костян­ти­но­ви­чем Ногтем,який зга­дуєть­ся у 1365 та 1375 рр. [18, стп. 85, 110]. Ще М. Храм­цовсь­кий­пи­сав про те, що Дмит­ро Ноготь постриг­ся у чер­нец­тво з ім’ям Діонісія, айо­го дру­жи­на зва­лась Мари­ною [116, с. 17, прим. 30, с. 5]. Щоправ­да, цей­краєзна­ве­ць-ама­тор про гра­мо­ту Мари­ни не зга­дує; однак наве­дене ним чернечеім’я Діонісія не мог­ло бути запо­зи­че­ним ні з намо­гиль­но­го напи­су Дмит­ра­Ног­тя, міс­це похо­ван­ня яко­го, за сло­ва­ми само­го Храм­цовсь­ко­го, зали­шаєть­ся­неві­до­мим, ні з інших дже­рел – окрім дан­ної гра­мо­ти Марини.
А. В. Екзем­плярсь­кий також писав про те, що єди­ним кня­зем, чиє ім’я та по-бать­ко­ві спів­па­да­ли з ім’ям – по-бать­ко­ві зга­да­но­го у гра­мо­ті Мари­ни князя,був Дмит­ро Костян­ти­но­вич Ноготь. Однак час його жит­тя абсо­лют­но неузгод­жу­вав­ся з датою грамо

ПЕЧАТКИ

Печаток не знайдено

ПУБЛІКАЦІЇ ДОКУМЕНТІВ

АЛЬБОМИ З МЕДІА

Медіа не знайдено

РЕЛЯЦІЙНІ СТАТТІ

НОТАТКИ
  1. ПСРЛ, М., 1965. Т. X. С.175.[]
  2. Напри­мер, в Мос­ков­ском лето­пис­ном сво­де кон­ца XV века о смер­ти Юрия Андре­еви­ча в 1279 году сооб­ща­ет­ся так: «Того же лета (6787–1279) пре­ста­ви­ся князь вели­ки Юрьи Суж­даль­ски, сынъ Андре­евъ Яро­сла­ви­ча…». Здесь чет­ко ука­за­но, что Юрий – внук Яро­сла­ва Все­во­ло­до­ви­ча. ПСРЛ, М., Л., 1949. Т. XXV. С.152.[]
  3. «Того же лета (6787–1279) пре­ста­ви­ся князь вели­ки Юрьи Андре­евичь Суз­даль­ский, внукъ Яро­славль, пра­внук Все­во­ложъ, пра­пра­внук Юрья Дол­го­ру­ка­го… И по немъ сяде братъ его на вели­комъ кня­же­нии въ Суз­да­ле князь Миха­и­ло Андре­евичь». ПСРЛ, М., 1965. Т. X, С.156.[]
  4. ПСРЛ, М., 2000. Т. XVI. С. 58; ПСРЛ, М., 2000. Т. IV. С. 253; ПСРЛ, М., 2000. Т. VI. Выпуск 1. С.368; ПСРЛ, М., Л., 1949. Т. XXV. С. 393.[]
  5. Там же.[][][][]
  6. ПСРЛ, М., 1965. Т. Х. С.233, 234.[]
  7. АСВР, т. 2, № 445, с. 486.[]
  8. Там же, № 464, с. 502.[]
  9. Куч­кин В.А. Из суз­даль­ско-ниже­го­род­ской топо­ни­мии XIV—XV вв. — В кн.: Оно­ма­сти­ка Повол­жья. Горь­кий, 1971, вып. 2, с. 146.[]
  10. ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 18.[][][]
  11. АСВР, т. 2, № 464, с. 502; № 443, с. 485.[]
  12. Сбор­ник Муха­но­ва. 2‑е изд. СПб., 1866, № 286, с. 575—576.[]
  13. Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест. СПб., 1863, с. 5, № 66.[]
  14. Там же; Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 190, № 5046 (в XIX в. — Мордыт), № 5048 (в XIX в. — Василь­ки).[]
  15. АСВР, т. 2, № 450, с. 490.[]
  16. Там же, № 446, с. 487.[]
  17. Там же, № 450, с. 490[]
  18. Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 190, № 5049.[]
  19. АСВР, т. 3, № 92, с. 124; № 92 а, с. 128.[]
  20. Федо­тов-Чехов­ский А. Акты, отно­ся­щи­е­ся до граж­дан­ской рас­пра­вы в Древ­ней Руси. Киев, 1860, т. 1, № 56, с. 86.[]
  21. ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12. Село Тур­тин­ское здесь назва­но Тур­кин­ским.[]
  22. АИ. СПб., 1841, т. 1, № 200, с. 366.[]
  23. АСВР, т. 2, № 470, с. 509.[]
  24. Там же, № 467, с. 506, № 473, с. 511.[]
  25. Там же, № 456, с. 495.[]
  26. Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 7, № 136; с. 189, № 5036.[]
  27. ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12, 18. Село Тар­ба­е­во здесь оши­боч­но назва­но Гар­ба­е­вым.[]
  28. АСВР, т. 3, № 92а, с. 128.[]
  29. Акты Рус­ско­го госу­дар­ства 1505—1526 гг. М., 1975, № 293, 294, с. 292—293; АСВР, т. 1, № 315, 316, с. 225.[]
  30. АСВР, т. 3; № 92, с. 124.[]
  31. Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 196, № 5222; ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12. Из раз­лич­ных напи­са­ний назва­ния р. Ирмес при­ве­ден­ное здесь явля­ет­ся древ­ней­шим. См.: АСВР, т. 2, № 492, с. 532.[]
  32. ДДГ, № 40, с. 120.[]
  33. Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 196, № 5207.[]
  34. ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12. Назва­ние посе­ле­ния пере­да­но неточ­но: Шико­ва сло­бод­ка.[]
  35. Горю­но­ва Е.И. Этни­че­ская исто­рия Вол­го-Окско­го меж­ду­ре­чья, — МИА СССР, М., 1961, № 94, прил., врез­ка к кар­те 4, кур­ган­ный могиль­ник № 456.[]
  36. ДДГ, № 34, с. 88. О дате дого­во­ра см.: Череп­нин Л.В. Рус­ские фео­даль­ные архи­вы XIV—XV веков. М.; Л., 1948, ч. 1, с. 118—120; Зимин А.А. О хро­но­ло­гии духов­ных и дого­вор­ных гра­мот вели­ких и удель­ных кня­зей XII—XV вв. — В кн.: Про­бле­мы источ­ни­ко­ве­де­ния. М., 1958, вып. 6, с. 300.[]
  37. Экзем­пляр­ский А.В. Вели­кие и удель­ные кня­зья Север­ной Руси в татар­ский пери­од. СПб., 1891, т. 2, с. 442. Новый раз­бор сви­де­тельств о кня­зе Алек­сан­дре Ива­но­ви­че дан И.А. Голуб­цо­вым. См.: АСВР, т. 2, с. 565—566.[]
  38. Экзем­пляр­ский А.В. Указ. соч., т. 2, с. 441.[]
  39. Ука­за­ние в дого­во­ре 1434 г. на факт зало­же­ния кн. Алек­сан­дром Ива­но­ви­чем четы­рех сел сви­де­тель­ству­ет о том, что они были его соб­ствен­но­стью, ско­рее все­го уна­сле­до­ван­ной.[]
  40. Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест с 197, № 5242, ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12.[]
  41. Любав­ский М.К. Обра­зо­ва­ние осно­вой госу­дар­ствен­ной тер­ри­то­рии вели­ко­рус­ской народ­но­сти. Л., 1929. с. 107 и кар­та. В тек­сте сво­е­го тру­да М. К. Любав­ский отож­де­ствил с. Яры­ше­во с с. Яры­ше­во-Звен­цо­во на р. Шуге в одном кило­мет­ре от пра­во­го бере­га р. Ирме­са (Ср.: Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 196, № 5212).[]
  42. АСВР, т. 2, с. 566.[]
  43. Ср.: Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 195, № 5185.[]
  44. ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12. В Спис­ке насе­лен­ных мест Вла­ди­мир­ской губер­нии не зна­чит­ся.[]
  45. Насо­нов А.Н. «Рус­ская зем­ля» и обра­зо­ва­ние тер­ри­то­рии Древ­не­рус­ско­го госу­дар­ства. М., 1951, с. 173—174; Куч­кин В.А. Пове­сти о Миха­и­ле Твер­ском. М., 1974, с. 230.[]
  46. Горю­но­ва Е.И. Указ. соч., прил., кар­та 4а.[]
  47. Несмот­ря на то что на восто­ке Суз­даль­ское кня­же­ство гра­ни­чи­ло со сфор­ми­ро­вав­шим­ся в XIII в. Ста­ро­дуб­ским кня­же­ством, их кон­крет­ный рубеж труд­но опре­де­лим из-за недо­стат­ка дан­ных.[]
  48. АСВР, т. 2, № 463, с. 501, 500.[]
  49. ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12 (село оши­боч­но назва­но Шат­ря­щи); Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 194, № 5158.[]
  50. Там же, с. 199, № 5296.[]
  51. АСВР, т. 3, № 500 (дело­вая кня­зей Ног­те­вых). По фили­гра­но­гра­фи­че­ским дан­ным, доку­мент дати­ру­ет­ся пер­вы­ми дву­мя деся­ти­ле­ти­я­ми XVI в., но в акте ска­за­но, что пере­чис­лен­ные в нем зем­ли состав­ля­ли «вот­чи­ну» отца раз­де­лив­ших ее меж­ду собой кня­зей. Сле­до­ва­тель­но, эти зем­ли при­над­ле­жа­ли кня­зьям Ног­те­вым еще в XV в.[]
  52. Древ­ней­шее кос­вен­ное упо­ми­на­ние Шар­том­ско­го мона­сты­ря (шар­том­ско­го архи­манд­ри­та Коно­на) содер­жит­ся в жало­ван­ной гра­мо­те ниже­го­род­ской (суз­даль­ской) кня­ги­ни Марии Спа­со-Евфи­мье­ву мона­сты­рю 1444 г. (АСВР, т. 2, № 444, с. 485). Конон при­сут­ство­вал при состав­ле­нии этой гра­мо­ты как послух. Такое поло­же­ние Коно­на было, оче­вид­но, свя­за­но с тем, что его мона­стырь сто­ял на зем­ле потом­ков суз­даль­ских кня­зей.[]
  53. На р. Лух в XV в. суще­ство­ва­ли езы яро­полч­ских рыбо­ло­вов (АСВР, т. 1, № 362, с. 265). Яро­полч­ская волость вхо­ди­ла в состав Вла­ди­мир­ско­го вели­ко­го кня­же­ства (ДДГ, № 13, с. 38). Рядом с Яро­пол­чем ниже по р. Клязь­ме сто­ял Горо­хо­вец — центр одно­имен­ной воло­сти (АСВР, т. 1, № 200, с. 143; № 383, с. 241). Горо­хо­вец­кая волость была ниже­го­род­ской (АСВР, т. 2, № 435, с. 479).[]
  54. АСВР, т. 3, № 86, с. 117—118. Здесь ука­за­но, что, кро­ме с. Весь­ско­го, Рож­де­ствен­ско­му мона­сты­рю было дано и что-то «иное». В дру­гих актах с. Весь­ское упо­ми­на­ет­ся вме­сте с д. Коще­е­во (Там же, № 92 а, с. 128). Поэто­му есть осно­ва­ния пола­гать, что с. Весь­ское было при­об­ре­те­но кн. Юри­ем Мос­ков­ским вме­сте с д. Коще­е­во и затем пожерт­во­ва­но им вла­ди­мир­ско­му мона­сты­рю.[]
  55. Экзем­пляр­ский А.В. Вели­кие и удель­ные кня­зья... СПб., 1889, т. 1, с. 63, 68.[]
  56. Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 194, № 5167, 5176; ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12.[]
  57. У с. Весь­ско­го обна­ру­жен могиль­ник XI—XIII вв. (Горю­но­ва Е.И. Указ. соч., прил., кар­та 4, кур­ган № 459). Оче­вид­но, это село суще­ство­ва­ло в домон­голь­ский пери­од и издав­на было вла­де­ни­ем суз­даль­ских кня­зей.[]
  58. АСВР, т. 3, № 86; ср.: № 92 а. О дате смер­ти Юрия — 21 XI 1325 — см,: ПСРЛ. СПб., 1913, т. 18, с. 89.[]
  59. ДДГ, № 16, с. 43. О дате гра­мо­ты см.: Череп­нин Л.В. Рус­ские фео­даль­ные архи­вы..., ч. 1, с. 68—71; Зимин А.А. Указ. соч., с. 289—290.[]
  60. ДДГ, № 17, с. 47, 50.[]
  61. Деболь­ский В.Н. Духов­ные и дого­вор­ные гра­мо­ты мос­ков­ских кня­зей как исто­ри­ко-гео­гра­фи­че­ский источ­ник. СПб., 1902, ч. 2, с. 2.[]
  62. Там же; ср.: Ниже­го­род­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест. СПб., 1863, с. 43, № 935. Это един­ствен­ное Бело­во, при­чем не село, а дерев­ня, зафик­си­ро­ван­ное в Балах­нин­ском уез­де Спис­ком. Оно сто­я­ло при­мер­но в 3,5 км к запа­ду от с. Кату­нок. В.Н. Деболь­ский, види­мо, даже не спра­вил­ся по кар­те отно­си­тель­но место­по­ло­же­ния д. Бело­во. Ина­че он бы убе­дил­ся, что Бело­во лежит выше Город­ца, и его заме­ча­ние о Бело­го­ро­дье ниже Город­ца теря­ет смысл.[]
  63. Деболь­ский В.Н. Указ. соч., с. 2, 11.[]
  64. Костром­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест. СПб., 1877, с. 262, № 7938 (Коря­ко­во); с. 176, № 5230 (Чер­ня­ко­во); с. 377, № 11541 (Порзд­ни на р. Порзд­нян­ке). На кар­те 1793 г. пока­за­но с. Малая Порс­ня на пра­вом бере­гу р. Порьз­ни и на доро­ге Лух—Юрьевец (ЦГА­ДА, ф. 1356, оп. 1, д. 1666).[]
  65. Готье Ю.В. Замос­ков­ный край в XVII в. М., 1937, с. 406.[]
  66. Любав­ский М.К. Указ. соч., с. 94.[]
  67. Федо­тов-Чехов­ский А. Указ. соч., т. 1, № 102, с. 334, 340, 338, 336, 349, 350; ЦГА­ДА, ф. 1356, оп. 1, д. 1677. Николь­ский Виле­шем­ский погост зафик­си­ро­ван, оче­вид­но, в Спис­ках насе­лен­ных мест как дерев­ня Вилеш (См.: Костром­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 239, № 7228). Рядом ука­за­ны д. Собо­ле­во и с. Пеле­го­во (См.: Костром­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 239, № 7229, 7230).[]
  68. ПСРЛ. СПб., 1863, т. 15, стб. 484.[]
  69. ДДГ, № 17, с. 47.[][]
  70. Там же («А сыну, кня­зю Яро­сла­ву, ста­ны на оной сто­ро­ны Вол­ги, повы­ше Город­ца...»).[]
  71. ЦГА­ДА, ф. 1209, кн. 7512, л. 19, 18; 80 об. По меже­ва­нью 1621/22 г. гра­ни­ца Бело­го­род­ской воло­сти с воло­стью Верх­ний Лан­дих про­хо­ди­ла по вер­хо­вьям рек Тро­цы, Дор­ка и Санех­ты (ЦГА­ДА, ф. 1209, кн. 11321, л. 582 об. — 584 об. Ср.: Там же, ф. 1356, оп. 1, д. 2592, 2593). Соста­ви­те­ли Спис­ка насе­лен­ных мест Ниже­го­род­ской губер­нии ука­за­ли на рас­по­ло­жен­ную в 43 вер­стах от г. Бала­х­ны при впа­де­нии в Вол­гу Санех­ты Васи­лье­ву сло­бо­ду как центр древ­ней Бело­го­род­ской воло­сти (Ниже­го­род­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. XXII, с. 38, № 744). Цен­тром Бело­го­ро­дья Васи­лье­ва сло­бо­да не была, но в состав бело­го­род­ской тер­ри­то­рии вхо­ди­ла (ЦГА­ДА, ф. 1209, кн. 7512, л. 2). Древним цен­тром Бело­го­ро­дья был, воз­мож­но, рас­по­ло­жен­ный в ниж­нем тече­нии Санех­ты погост Спас­ский, где в XVII в. сто­я­ла волост­ная цер­ковь (ЦГА­ДА, ф. 1209, кн. 7512, л. 48 об.).[]
  72. Хорош­ке­вич А.Л. Тор­гов­ля Вели­ко­го Нов­го­ро­да с При­бал­ти­кой и Запад­ной Евро­пой в XIV—XV веках. М., 1963, с. 227. Здесь А.Л. Хорош­ке­вич сде­ла­ла ссыл­ку, при­чем неточ­ную, на рабо­ту А.М. Саха­ро­ва, кото­рый совер­шен­но ниче­го не писал о судь­бе Соли на Город­це. См.: Саха­ров А.М. Горо­да Севе­ро-Восточ­ной Руси XIV—XV вв. М., 1959, с. 64.[]
  73. Ниже­го­род­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 51, № 1146.[]
  74. См. сот­ную 1560 г. Заузоль­ской воло­сти: Звез­дин А.И. Мате­ри­а­лы по исто­рии засе­ле­ния Ниже­го­род­ско­го края. — В кн.: Сбор­ник доку­мен­тов Ниже­го­род­ской губерн­ской уче­ной архив­ной комис­сии. Ниж­ний Нов­го­род, 1908, т. 7; Горь­ков­ский област­ной исто­ри­ко-архи­тек­тур­ный музей-запо­вед­ник, д. 13309, л. 26—36 (отры­вок копии XVIII в. сот­ной 1560 г.).[]
  75. ЛСВР, т. 2, № 435, с. 479. Зна­ки пре­пи­на­ния остав­ле­ны такие, как в изда­нии.[]
  76. Там же, № 482, с. 522.[]
  77. Там же, № 487, с. 527.[]
  78. Там же, т. 3, № 480; ср. т. 2, № 482.[]
  79. В домон­голь­ское вре­мя и после Горо­хо­вец отно­сил­ся к тер­ри­то­рии Вла­ди­мир­ско­го вели­ко­го кня­же­ства. Он мог быть выде­лен из вла­ди­мир­ской тер­ри­то­рии вме­сте с Город­цом в 1263 г. или вме­сте с Ниж­ним Нов­го­ро­дом в 1341 г. Двой­ствен­ное реше­ние вопро­са вызва­но тем, что все дан­ные о при­над­леж­но­сти Горо­хов­ца Ниж­не­му Нов­го­ро­ду отно­сят­ся к пери­о­ду после 1341 г.[]
  80. АСВР, т. 1, № 95, с. 78 (гра­мо­та 1432—1445 гг.).[]
  81. Там же, № 94, с. 77 (гра­мо­та 1432—1445 гг.).[]
  82. ЦГА­ДА, ф. 1356, оп. 1, д. 191; ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 20.[]
  83. ЛСВР, т. 1, № 362, с. 265.[]
  84. В цити­ро­вав­шей­ся уже гра­мо­те 1418/19 гг. упо­ми­на­ет­ся отно­сив­ша­я­ся к мона­сты­рю св. Васи­лия в Горо­хов­це д. Стар­ко­во (АСВР, т. 2, № 435, с. 479). Она была рас­по­ло­же­на при­мер­но в 6,5 км по пря­мой от р. Клязь­мы. Север­нее Стар­ко­ва сколь­ко-нибудь зна­чи­тель­ных посе­ле­ний не было и в XIX в. (См.: ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 21). Сооб­ра­же­ния о вре­ме­ни воз­ник­но­ве­ния Стар­ко­ва см.: Весе­лов­ский С.Б. Топо­ни­ми­ка на служ­бе у исто­рии. — Ист. зап., 1947, вып. 17, с. 43—46.[]
  85. АСВР, т. 3, № 302.[]
  86. Такое назва­ние зафик­си­ро­ва­но в древ­ней­шем лето­пис­ном сооб­ще­нии об этой реке под 1367 г. (См.: ПСРЛ, т. 15, вып. 1. Пг., 1922, стб. 85). Сохра­ня­лось оно и в XVI в. (Анпи­ло­гов Г.Н. Ниже­го­род­ские доку­мен­ты XVI века (1588—1600 гг.). М., 1977, с. 19, 55).[]
  87. Насо­нов А.И. Мате­ри­а­лы и иссле­до­ва­ния по исто­рии рус­ско­го лето­пи­са­ния. — В кн.: Про­бле­мы источ­ни­ко­ве­де­ния. М., 1958, вып. 6, с. 247; ГБЛ, ф. 173 III, № 146, л. 397 об. (по ста­рой паги­на­ции — л. 407 об.).[]
  88. ГБЛ, ф. 173 III, № 146, л. 397 об.[]
  89. ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 118—119, 133—134.[]
  90. Там же, стб. 85, 92, 106, 116—117.[]
  91. Насо­нов А.Н. Мате­ри­а­лы..., с. 247; ГБЛ, ф. 173 III, № 146, л. 397 об.[]
  92. Ниже­го­род­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 95, № 2262, 2257; с. і 18, № 3477 (ука­за­но, что Муна­ри сто­ят на Кит­ме­ре); ЦГА­ДА, ф. 1356, оп. 1, д. 2642.[]
  93. Пред­по­ло­жи­тель­но к мест­ным кня­зьям отно­сил Муран­чи­ка А.Н. Насо­нов. — Насо­нов А.И. Мате­ри­а­лы..., с. 247.[]
  94. НПЛ, с. 469. Алек­сандр полу­чил «Воло­ди­меръ и Пово­ло­жье». Это един­ствен­ное изве­стие о при­над­леж­но­сти Повол­жья суз­даль­ско­му кня­зю. Еще одно изве­стие, при­ве­ден­ное А.В. Экзем­пляр­ским (Экзем­пляр­ский А.В. Указ. соч., т. 2, с. 398, при­меч. 1115), ока­зы­ва­ет­ся мни­мым. Ср.: ПСРЛ, т. 10, с. 201; НПЛ, с. 98, где нов­го­род­цы, участ­во­вав­шие в похо­де на Псков в 1329 г., вопре­ки А.В. Экзем­пляр­ско­му, не ниже­го­род­цы, а жите­ли Нов­го­ро­да Вели­ко­го.[]
  95. Прес­ня­ков А.Е. Указ. соч., с. 261.[]
  96. Насо­нов А.Н. Мон­го­лы и Русь, с. 97—98.[]
  97. НПЛ. с. 469.[]
  98. ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 53.[]
  99. Прес­ня­ков А.Е. Указ. соч., с. 262, при­мем. 1.[]
  100. Мель­ни­ков П.И. Исто­рия Ниж­не­го Нов­го­ро­да до 1350 г. — Ниже­го­род­ские губерн­ские ведо­мо­сти, 1847, № 4; Храм­цов­ский И.И. Крат­кий очерк исто­рии и опи­са­ние Ниж­не­го Нов­го­ро­да. Ниж­ний Нов­го­род, 1857, ч. 1, с. 14.[]
  101. Насо­нов А.Н. Мон­го­лы и Русь, с. 97.[]
  102. ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 47, 51, 52 под 6841 и 6847 гг.; ДДГ, № 1, 2; Экзем­пляр­ский А.В. Указ. соч., т. 1, с. 77, 78, 81.[]
  103. Сооб­ра­же­ния, поче­му Повол­жье было выде­ле­но Ордой из тер­ри­то­рии Вла­ди­мир­ско­го вели­ко­го кня­же­ства, см. выше, в гл. 3.[]
  104. ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 54.[]
  105. Там же, стб. 54, 64.[]
  106. ПСРЛ, т. 15, вып.1, стб. 110; При­сел­ков М.Д. Тро­иц­кая лето­пись..., с. 398, вез­де под 6883 г. М.Д. При­сел­ков счи­та­ет, что сло­ва «князь Дмит­реи Костян­ти­но­вичь Ноготь Суж­даль­скыи» чита­лись в пер­га­мен­ной Тро­иц­кой лето­пи­си, быв­шей в руках у Н.М. Карам­зи­на (При­сел­ков М.Д. Тро­иц­кая лето­пись..., с. 398, при­меч. 3). 1375 год, под кото­рым встре­ча­ет­ся имя Дмит­рия Ног­тя, — не самое ран­нее вре­мя упо­ми­на­ния это­го кня­зя. Впер­вые Дмит­рия Ног­тя лето­пись назы­ва­ет под 1367 г. (ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 85).[]
  107. АСВР, т. 3, № 93, с. 129, 491—492; Куч­кин В.А. «Дан­ная» чер­ни­цы Мари­ны. — Ист. зап., 1982, вып. 108, с. 306.[][]
  108. Экзем­пляр­ский А.В. Указ. соч., т. 2, с. 422—423, при­меч. 1191; Куч­кин В.А. «Дан­ная» чер­ни­цы Мари­ны, с. 307—309.[]
  109. АСВР т. 3 № 93 с. 129.[]
  110. ЦГА­ДА, ф. 1209, кн. 464, л. 114—118 об.; кн. 11328, л. 222—222 об.; Влад. Г. В. Замет­ки по доро­ге от Вла­ди­ми­ра до Суз­да­ля. — ЖМВД. СПб., 1847, ч. 17, с. 300.[]
  111. Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 194, № 5156. Это Рома­нов­ское (Рома­но­во) — един­ствен­ное село с таким назва­ни­ем в Суз­даль­ском уез­де XIX в.[]
  112. ЦГА­ДА, ф. 1209, кн. 11328. л. 222. О с. Василь­ко­ве см. выше.[]
  113. АСВР, т. 2, № 441, с. 483.[]
  114. Там же, при­меч. к акту.[]
  115. АСВР, т. 3, с. 477, 513.[]
  116. БАН, 17.15.19, л. 292.[]
  117. Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 194, № 5165; ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12.[]
  118. АСВР, т. 2, № 466, с. 505.[]
  119. Там же («в том их сель­це...»); № 497, с. 546.[]
  120. Там же, с. 605, по «Ука­за­те­лю гео­гра­фи­че­ских назва­ний».[]
  121. ЦГА­ДА, ф. 1209, № 11325, л. 562.[]
  122. Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 106, № 2870.[]
  123. ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 13; ЦГА­ДА, ф. 1356, он. 1, д. 202.[]
  124. АСВР, т. 3, № 500, с. 476.[][]
  125. Там же, с. 513, ком­мен­та­рий к акту № 500; ср.: Костром­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 281, № 8502. Нере­хот­ское Лям­цы­но сто­я­ло на левом бере­гу р. Шачи почти при ее исто­ке (ЦГА­ДА, ф. 1356, оп. 1, д. 1714).[]
  126. АСВР, т. 3, с. 513.[]
  127. Там же, № 500, с. 476. Все ука­зан­ные здесь посе­ле­ния сохра­ни­лись и в XIX в., лишь незна­чи­тель­но изме­нив свои назва­ния (см.: ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 5, 6).[]
  128. АСВР, т. 3, 500, с. 476.[]
  129. ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 5.[]
  130. Там же, с. 513. «Ост­ров» — здесь, ско­рее все­го, уча­сток борт­но­го леса. См.: Даль В.И. Тол­ко­вый сло­варь живо­го вели­ко­рус­ско­го язы­ка. СПб.; М., 1881, т. 2, с. 707. Вполне воз­мож­но, что «ост­ров» Син­горь дал нача­ло одно­имен­но­му посе­ле­нию, фик­си­ру­е­мо­му в мате­ри­а­лах XIX в. (ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 13; ЦГА­ДА, ф. 1356, оп. 1, д. 202; Вла­ди­мир­ская губер­ния. Спи­сок насе­лен­ных мест, с. 95, № 2534), так же, как «Лоси­ный ост­ров» под Моск­вой со вре­ме­нем пре­вра­тил­ся в Лоси­но­ост­ров­скую.[]
  131. «...про­меж Ста­ро­ва Лям­ци­на и Ново­го в Боло­гов­ское боло­то». — АСВР, т. 3, № 500, с. []
  132. Экзем­пляр­ский А.В. Указ. соч., т. 2, с. 404; Прес­ня­ков А.Е. Указ. соч., с. 265 и при­меч. 3. По догад­ке А.В. Экзем­пляр­ско­го, Борис полу­чил Горо­дец из рук стар­ше­го бра­та Андрея. А.Е. Прес­ня­ков счи­тал более логич­ным полу­че­ние Бори­сом Город­ца по отцов­ско­му заве­ща­нию. Послед­няя точ­ка зре­ния пред­став­ля­ет­ся более вер­ной.[]
  133. Невостру­ев К. Вновь откры­тое поучи­тель­ное посла­ние свя­то­го Алек­сия мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го и всея Руси. — В кн.: Душе­по­лез­ное чте­ние. М., 1861, ч. 1, с. 452. К.И. Невостру­ев пола­гал, что захват Бори­сом Ниж­не­го Нов­го­ро­да про­изо­шел в 1365 г., и этим годом дати­ро­вал Посла­ние. Одна­ко назван­ное собы­тие про­изо­шло не в 1365, а в 1363 г., что меня­ет и дати­ров­ку памят­ни­ка (Куч­кин В.А. Ниж­ний Нов­го­род и Ниже­го­род­ское кня­же­ство в XIII—XIV вв. — В кн.: Поль­ша и Русь. М., 1974, с. 247 и при­меч. 100).[]
  134. ПСРЛ, М., 1965. Т. Х. С.177.[]
  135. Пуда­лов Б.М.. Рус­ские зем­ли сред­не­го Повол­жья (вто­рая треть XIII –пер­вая треть XIV в.). Н.Новгород, 2004. С.226.[]
  136. Тало­вин Д. С.Великое Ниже­го­род­ско-Суз­даль­ское кня­же­ство (1341—1392 гг.) в систе­ме земель Севе­ро-Восточ­ной Руси — Авто­ре­фе­рат. Н. Нов­го­род, 2001; Пуда­лов Б. М. Рус­ские зем­ли Сред­не­го Повол­жья (вто­рая треть XIII — пер­вая треть XIV в.); Сер­бов Н. Суз­даль­ские и Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ские удель­ные кня­зья // Рус­ский био­гра­фи­че­ский сло­варь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.; Сла­вян­ская энцик­ло­пе­дия. Киев­ская Русь — Мос­ко­вия: в 2 т. / Автор-соста­ви­тель В. В. Богу­слав­ский. — Т. 1. — С. 15.[]
  137. Коган В.М., Дом­бров­ский-Шала­гин В.И. Князь Рюрик и его потом­ки: Исто­ри­ко-гене­а­ло­ги­че­ский свод. — СПб: «Пари­тет», 2004. — С. 242. — 688 с. Сер­бов Н. Суз­даль­ские и Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ские удель­ные кня­зья // Рус­ский био­гра­фи­че­ский сло­варь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918. Экзем­пляр­ский А. В. Кон­стан­тин Васи­лье­вич, сын Васи­лия Андре­еви­ча // Рус­ский био­гра­фи­че­ский сло­варь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.[]
  138. ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 64, под 6863 г.[]
  139. Там же, под 6864 г.[]
  140. ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 68, 69[]
  141. ПСРЛ. СПб., 1897, т. 11, с. 3[]
  142. ПСРЛ. Т. 11. С. 4[]
  143. РГБ. МДА. № 201. Л. 333 об.[]
  144. РНБ. Погод. № 1931. Л. 209[]
  145. ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 74; Куч­кин В.А. Ниж­ний Нов­го­род..., с. 247 и при­меч. 100.[]
  146. ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 78; Куч­кин В.А. Ниж­ний Нов­го­род..., с. 247—248.[]
  147. ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 78. Изда­тель Рогож­ско­го лето­пис­ца Н.П. Лиха­чев совер­шен­но напрас­но испра­вил чте­ние источ­ни­ка «подѣлѣ» на «то[м] дѣлѣ» (Там же, стб. 78, при­меч. 2). Речь в тек­сте идет о раз­де­ле тер­ри­то­рии кня­же­ства меж­ду Дмит­ри­ем и Бори­сом Кон­стан­ти­но­ви­ча­ми.[]
  148. ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 78.[]
  149. ПСРЛ. – М.; Л., 1949. – Т. XXV. Мос­ков­ский лето­пис­ный свод кон­ца XVве­ка. – 463 с., с. 211[]
  150. ПСРЛ. – Пг., 1922. – Т. XV. Изд. 2‑е. – Вып. 1. Рогож­ский лето­пи­сец. –VIII с., 186 стб. (репринтне видан­ня – М., 1965)., стп. 100[]
  151. ПСРЛ, т. 15, выл. 1, стб. 85.[]
  152. ПСРЛ. – Пг., 1922. – Т. XV. Изд. 2‑е. – Вып. 1. Рогож­ский лето­пи­сец. –VIII с., 186 стб. (репринтне видан­ня – М., 1965)., стп. 61[]
  153. ПСРЛ. – СПб., 1897. – Т. XI. Лето­пис­ный сбор­ник, име­ну­е­мый Пат­ри­ар­ше­ю­и­ли Нико­нов­скою лето­пи­сью (про­дол­же­ние). – VII, 254 с. (репринтне видан­ня –М., 1965)., с. 162[]
  154. ПСРЛ. – Пг., 1922. – Т. XV. Изд. 2‑е. – Вып. 1. Рогож­ский лето­пи­сец. –VIII с., 186 стб. (репринтне видан­ня – М., 1965., стп. 75[]
  155. ПСРЛ. – Пг., 1922. – Т. XV. Изд. 2‑е. – Вып. 1. Рогож­ский лето­пи­сец. –VIII с., 186 стб. (репринтне видан­ня – М., 1965)., стп. 146[]
  156. Федо­ров-Давы­дов Г. А. Моне­ты Ниже­го­род­ско­го кня­же­ства. – М., 1989. –253 с, с. 20, 51–59[]
  157. ПСРЛ. – Пг., 1922. – Т. XV. Изд. 2‑е. – Вып. 1. Рогож­ский лето­пи­сец. –VIII с., 186 стб. (репринтне видан­ня – М., 1965), стп. 154[]
  158. Федо­ров-Давы­дов Г. А. Моне­ты Ниже­го­род­ско­го кня­же­ства. – М., 1989. –253 с, с. 20, 59–65[]
  159. ПСРЛ. – М.; Л., 1949. – Т. XXV. Мос­ков­ский лето­пис­ный свод кон­ца XVве­ка. – 463 с., с. 232; 54, прим. 146[]
  160. Храм­цов­ский Н. Крат­кий очерк исто­рии и опи­са­ние Ниж­не­го Нов­го­ро­да. –Ниж­ний Нов­го­род, 1857. – Ч. I (очерк исто­рии). – 128, 32, 4 с., с. 37; Храм­цов­ский Н. Крат­кий очерк исто­рии и опи­са­ние Ниж­не­го Нов­го­ро­да. –Ниж­ний Нов­го­род, 1859. – Ч. II (опи­са­ние горо­да). – 224, 30, 8, 2 с., с. 44; Ниже­го­род­ский лето­пи­сец. Рабо­та А. С. Гацис­ко­го. – Ниж­ний Новгород,1886. – XII, 144 с., с. 26[]
  161. АСЭИ. – М., 1958. – Т. II. – 727 с., № 443, с. 485[][]
  162. Пол­ное собра­ние рус­ских лето­пи­сей. Т. 15, вып. 1. 1922. Стб. 83.[]
  163. Духов­ные и дого­вор­ные гра­мо­ты. 1950. № 12. С. 33, 35.[]
  164. ПСРЛ. – Пг., 1922. – Т. XV. Изд. 2‑е. – Вып. 1. Рогож­ский лето­пи­сец. –VIII с., 186 стб. (репринтне видан­ня – М., 1965)., стп. 110[]
  165. Храм­цов­ский Н. Крат­кий очерк исто­рии и опи­са­ние Ниж­не­го Нов­го­ро­да. –Ниж­ний Нов­го­род, 1857. – Ч. I (очерк исто­рии). – 128, 32, 4 с. с. 31[]
  166. Нов­го­род­ская пер­вая лето­пись стар­ше­го и млад­ше­го изво­дов. –М.; Л., 1950. – 641 с., с. 385[]
  167. ПСРЛ. – М.; Л., 1949. – Т. XXV. Мос­ков­ский лето­пис­ный свод кон­ца XVве­ка. – 463 с, с. 23[]
  168. Федо­ров-Давы­дов Г. А. Моне­ты Ниже­го­род­ско­го кня­же­ства. – М., 1989. –253 с., с. 83–87[]
  169. АСЭИ. – М., 1958. – Т. II. – 727 с., № 449, с. 489[]
  170. АСЭИ. – М., 1964. – Т. III. – 687 с., № 93, с. 129[]
  171. АСЭИ. Т. II. 1958. № 444[]
  172. Пол­ное собра­ние рус­ских лето­пи­сей (далі – ПСРЛ). – М., 1848. – Т. IV. Нов­го­род­ские и Псков­ские лето­пи­си. – VIII, 360 с., с. 66[]
  173. Духов­ные и дого­вор­ные гра­мо­ты вели­ких и удель­ных кня­зей XIV – XVI веков. – М.; Л., 1950. – 586 с., № 16, с. 43[]
  174. Мец Н. Д. Неко­то­рые вопро­сы систе­ма­ти­за­ции монет Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ско­го кня­же­ства // Исто­ри­ко-архео­ло­ги­че­ский сбор­ник. – М., 1962. – С. 308–318, с. 312–313[]
  175. Мец Н. Д. Неко­то­рые вопро­сы систе­ма­ти­за­ции монет Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ско­го кня­же­ства // Исто­ри­ко-архео­ло­ги­че­ский сбор­ник. – М., 1962. – С. 308–318, с. 313[]
  176. ПСРЛ. – М.; Л., 1949. – Т. XXV. Мос­ков­ский лето­пис­ный свод кон­ца XV века. – 463 с., с. 243–244[]
  177. АСЭИ. – М., 1958. – Т. II. – 727 с., № 436, с. 480[][]
  178. АСЭИ. – М., 1958. – Т. II. – 727 с., № 437, с. 480–481[]
  179. Хмы­ров М. Д. Алфа­вит­но-спра­воч­ный пере­чень удель­ных кня­зей рус­ских и чле­нов Цар­ству­ю­ще­го Дома Рома­но­вых. – СПб., 1871. – Ч. I (А – И), с. 133[]
  180. Экзем­пляр­ский А. В. Вели­кие и удель­ные кня­зья Север­ной Руси в татар­ский пери­од, с 1238 по 1505 г. – СПб., 1891. – Т. II. Вла­де­тель­ные кня­зья вла­ди­мир­ских и мос­ков­ских уде­лов и вели­кие и удель­ные кня­зья Суз­даль­ско-Ниже­го­род­ские, Твер­ские и Рязан­ские. – X, 696 с., 9 л. табл., с. 435, прим. 1235[]
  181. Вой­то­вич Л. Князівсь­кі дина­стії Схід­ної Євро­пи (кіне­ць IX – поча­ток XVI столiть). Склад, сус­піль­на і політич­на роль. Істо­ри­ко-гене­а­ло­гічне дослід­жен­ня. – Львів, 2000. – 652 с., с. 269[]
  182. Храм­цов­ский Н. Крат­кий очерк исто­рии и опи­са­ние Ниж­не­го Нов­го­ро­да. – Ниж­ний Нов­го­род, 1857. – Ч. I (очерк исто­рии). – 128, 32, 4 с., с. 40[]
  183. Рос­сия. Пол­ное гео­гра­фи­че­ское опи­са­ние наше­го оте­че­ства. Под ред. В. П. Семё­но­ва. – СПб., 1899. – Т. I., с. 384[]
  184. ПСРЛ. – Пг., 1921. – Т. XXIV. Типо­граф­ская лето­пись. – III, 271 c., с. 230; 25, с. 73[]
  185. ПСРЛ. – Пг., 1921. – Т. XXIV. Типо­граф­ская лето­пись. – III, 271 c., с. 230[]
  186. Куч­кин В. А. Фор­ми­ро­ва­ние госу­дар­ствен­ной тер­ри­то­рии Севе­ро-Восточ­ной Руси в X – XIV вв. – М., 1984. – 350 с., с. 220–223[]
  187. ПСРЛ. – Пг., 1921. – Т. XXIV. Типо­граф­ская лето­пись. – III, 271 c., с. 229; 25, с. 68[][]
  188. ПСРЛ. – СПб., 1863. – Т. XV. Лето­пис­ный сбор­ник, име­ну­е­мый Твер­скою лето­пи­сью. – VII с., 504 стб. (репринтне видан­ня – М., 1965), стп. 487[]
  189. ПСРЛ. – М.; Л., 1949. – Т. XXV. Мос­ков­ский лето­пис­ный свод кон­ца XV века. – 463 с., с. 243[]
  190. Храм­цов­ский Н. Крат­кий очерк исто­рии и опи­са­ние Ниж­не­го Нов­го­ро­да. – Ниж­ний Нов­го­род, 1857. – Ч. I (очерк исто­рии). – 128, 32, 4 с., с. 39[]
  191. ПСРЛ. – Пг., 1921. – Т. XXIV. Типо­граф­ская лето­пись. – III, 271 c., с. 229[][][]
  192. ПСРЛ. – СПб., 1897. – Т. XI. Лето­пис­ный сбор­ник, име­ну­е­мый Пат­ри­ар­шею или Нико­нов­скою лето­пи­сью (про­дол­же­ние). – VII, 254 с. (репринтне видан­ня – М., 1965)., с. 215; ПСРЛ. – СПб., 1863. – Т. XV. Лето­пис­ный сбор­ник, име­ну­е­мый Твер­скою лето­пи­сью. – VII с., 504 стб. (репринтне видан­ня – М., 1965)., стп. 485–486[]
  193. Вой­то­вич Л. Князівсь­кі дина­стії Схід­ної Євро­пи (кіне­ць IX – поча­ток XVI столiть). Склад, сус­піль­на і політич­на роль. Істо­ри­ко-гене­а­ло­гічне дослід­жен­ня. – Львів, 2000. – 652 с., с. 270[]
  194. АСЭИ. – М., 1958. – Т. II. – 727 с., № 464, с. 502[]
  195. Нов­го­род­ская пер­вая лето­пись стар­ше­го и млад­ше­го изво­дов. – М.; Л., 1950. – 641 с., с. 475–477[]
  196. Бори­сов В. Опи­са­ние горо­да Шуи и его окрест­но­стей. – М., 1851. – II, 464., с. 2–3[]
  197. ПСРЛ. – Пг., 1921. – Т. XXIV. Типо­граф­ская лето­пись. – III, 271 c., с. 29–30[]
  198. ПСРЛ. – СПб., 1863. – Т. XV. Лето­пис­ный сбор­ник, име­ну­е­мый Твер­скою лето­пи­сью. – VII с., 504 стб. (репринтне видан­ня – М., 1965)., стп. 487[]
  199. Храм­цов­ский Н. Крат­кий очерк исто­рии и опи­са­ние Ниж­не­го Нов­го­ро­да. – Ниж­ний Нов­го­род, 1857. – Ч. I (очерк исто­рии). – 128, 32, 4 с, с. 37[]
  200. ПСРЛ. – СПб., 1853. – Т. VI. Софий­ские лето­пи­си. – 358 с., с. 143; 17, стп. 488–489[]
  201. ПСРЛ. М., 2000 [Пг., 1921]. Т. XXIV. С. 229; Родо­слов­ная кни­га кня­зей и дво­рян рос­сий­ских и выез­жих… М., 1787. Ч. 1. С. 68; Вре­мен­ник Импе­ра­тор­ско­го Мос­ков­ско­го обще­ства исто­рии и древ­но­стей рос­сий­ских. М., 1851. Кн. 10. С. 44, 226 (част­ные родо­слов­ные кни­ги).[]
  202. ПСРЛ. Т. 28. С. 124; ИЛ. С. 66.[]
  203. (Гор­ский, 2004. С. 164, 165[]
  204. АСЭИ. Т. I. 1952. № 222; Т. II. 1958. № 450[]
  205. ПЛ. Вып. 2. С. 212—213, 218, 222; РК. С. 22.[]
  206. ПСРЛ. Т. 25. С. 329; АЗР. Т. 1. № 75. С. 95; Сбор­ник Муха­но­ва. СПб., 1866. № 27. С. 39; ПЛ. Вып. 1. С. 81, 82; Сб. РИО. Т. 35. С. 94, 153; Род. кн. Ч. 1. С. 68; см. его гра­мо­ты нача­ла XV в. (АСЭИ. Т. 2. № 438).[]
  207. РК – 98. С. 21.[]
  208. Родо­слов­ная кни­га. — Вре­мен­ник, т. X. М., 1851, стр. 45; В. Дура­сов. Родо­слов­ная книг все­рос­сий­ско­го дво­рян­ства. I. СПб., 1906, стр. 110 и 132.[][]
  209. Н. М. Карам­зин . Исто­рия госу­дар­ства Рос­сий­ско­го. СПб., 1843, т. VI, прим. 533.[]
  210. АСЭИ. Т. 2. № 458; Сбор­ник Муха­но­ва. СПб., 1866. № 292; Род. кн. Ч. 1. С. 71.[]
  211. РИИР. Вып. 2. С. 17, 94).[]
  212. Лео­нид. Кор­мо­вая книг XVII в. биб­лио­те­ки Тро­иц­кой Сер­ги­е­вой лав­ры, 1812. — В кн. А. В. Гор­ский. Исто­ри­че­ское опи­са­ние Свя­то-Тро­иц­кия Сер­ге­е­вы лав­ры, II. М., 1890, стр. 48.[]
  213. Акты соци­аль­но-эко­но­ми­че­ской исто­рии Севе­ро-Восточ­ной Руси, т. I. M., 1952, стр. 607, прим. 221.[]
  214. Вклад­ная кни­га 1673 г., л. 52.[]
  215. Сино­дик и риз­ни­ца Тро­и­це-Сер­ги­е­вой лав­ры 1575 г. (2). Руко­пис ГБЛ, М‑8666, л. 11 об.; Сино­ди 1680 г. Руко­пись в архи­ве ГЗМ, № 322, л. 42[]