Можайсько-Верейські

Загальні відомості

Поколінний розпис

I генерація

40/27. КН. АНДРЕЙ-МАКСИМ МЕНЬШОЙ ДМИТРИЕВИЧ (*14.08.1382, †9/10.07.1432, Можайск).

Князь Можайский и Верейский с 1389.

Великие московские князья не признавали представителей можайского дома равными себе и не титуловали их «великими князьями»37. Тем не менее традиция титулования Андрея Дмитриевича «великим князем» бытовала внутри его белозерской вотчины, что, видимо, подчеркивало его превосходство над местными белозерскими князьями. Устюжская летопись, сообщала, что в 1389 г. великий князь Дмитрий Московский завещал своему третьему сыну «на Беле озере два города, Карголомъ да Каргополь, а прежъ того было Белозерское великое княжение». Однако когда прежде это княжение было «великим» — не говорилось, а сам Андрей Дмитриевич назван просто «князем»38. В сообщении ранних летописей о завещании великого князя Дмитрия Московского своему сыну князю Андрею под 1389 г. про Белоозеро говорилось: «се же было неколи княжение Белозерьское». В сокращенных летописных сводах конца XV в. это место было отредактировано: «неколи бысть Белозерское княжение великое» (ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1. Стб. 500–501; ПСРЛ. Т. 27. С. 85, 257, 335). Сведения о его высоком титуле можно почерпнуть из духовной грамоты Кирилла Белозерского († 1427 г.). Впервые она была напечатана в 1812 г. по житию святого. Однако в житии грамота сокращена (Пахомием Сербом), и Андрей Дмитриевич назван просто «князем»39. Публикация грамоты с оригинала состоялась только в 1841 г., к тому времени Сказание о крещении мецнян уже было опубликовано И.П. Сахаровым. В духовной грамоте Кирилла Белозерского Андрей Дмитриевич назван «великим князем», а его жена Аграфена — «великой княгиней»40.

Гораздо позже были опубликованы другие интересующие нас источники. Согласно житию Александра Ошевенского (1427–1479 гг.), этот святой родился «от области же убо славна града Белаозера, въ страны северныя», «при великом князе белозеръскомъ Андрее Дмитреевиче»41. В своих жалованных грамотах Андрей Дмитриевич и его сыновья Иван и Михаил титуловались «князьями», но называли свою вотчину «великим княжением».1 Эта традиция прекратилась, видимо, только в 1486 г. с кончиной князя Михаила Андреевича Верейского и Белозерского.

37 ДДГ. №18. С. 51–52; №31–32. С. 80–83; №41–44. С. 121–129; №46. С. 140–142; №48. С. 146–148; №51. С. 150–155; №55. С. 164–168; №64–65. С. 207–214; №67. С. 217–221; №75. С. 277–283; №78. С. 293–295.
38 Летописец, содержащий в себе российскую историю… С. 93. 39 Амвросий. История российской иерархии. Ч. IV. С. 418–419.
40 АИ. Т. 1. №32. С. 61–62; АСЭИ. Т. 2. №314. С. 277–278.
41 Пигин А.В. Пространная редакция жития Александра Ошевенского. С. 222, 224.

В начале января 1397 г. князь Александр Стародубский по каким-то делам был в Москве2, а в октябре 1403 г. выдал свою дочь за князя Андрея Можайского.3

Во время литовско-московской войны в мае-июне 1406 г. Литва, по-видимому, ответила Москве двумя ударами: «въступль же глубле въ страну Московскую, градъ Воротынескь взяша, и въ Козелсте посадиша посадникы своа, и близъ Мужайску воеваша»4). О можайском походе больше ничего не известно.

Витовт находился всего в нескольких днях пути от арены боевых действий. Однако тут оказалось, что он больше не может рассчитывать на поддержку некоторых литовских князей. В Московском летописном своде (равно как и в Симеоновской летописи) вслед за известием о нападении Василия I на литовские земли сообщается о выезде на московскую службу князя Александра Ивановича Гольшанского по прозвищу Нелюб. По выписке Н.М. Карамзина из Троицкой летописи, это произошло «весной»5, т. е., видимо, в период с конца мая по 23 июня.6 Кроме того, от войны уклонился стародубский князь.7 Ранее еще его отец князь Патрикей Давыдович имел тесные отношения с Орденом 8 4 июля 1406 г. из Орши Витовт сообщал маршалу Немецкого ордена, что «герцог Александр Стародубский, божьей милостью, здоров»97. Однако князь Александр Патрикеевич, видимо, не желал идти войной против своего зятя князя Андрея Можайского и вскоре был обвинен в том, что хотел изменить Витовту.9 С.М. Кучиньский вслед за рядом других исследователей с опорой на сведения М. Стрыйковского полагал, что именно князь Александр Стародубский в 1401–1406 гг. одновременно был и брянским наместником.10 Е.В. Русина справедливо указала, что опора на сочинение М. Стрыйковского сомнительна, поскольку в его Хронике много сведений, которые нельзя проверить по другим, более надежным источникам.11 Так или иначе, из всех князей, составлявших костяк воинских сил на востоке Великого княжества Литовского, у Витовта остался один только князь Семен-Лугвень.

∞, 8.10.1403, Москва, КЖ. АГРИППИНА АЛЕКСАНДРОВНА, дочь Александра Патрикеевича, князя Стародубского, правнука Гедимина.

Библиография: Беспалов Р.А. История Новосильско-Одоевской земли до начала XVI века в контексте международных отношений в Восточной Европе. — М.; СПб.: Нестор-История, 2021.

IІ генерація

64/40. КЖ. АНАСТАСИЯ АНДРЕЕВНА (†12.02.1451),

∞, В. КН. БОРИС АЛЕКСАНДРОВИЧ ТВЕРСКОЙ (ум. 10.02.1461 в Твери), его первая жена.

65/40. КН. ИВАН АНДРЕЕВИЧ МОЖАЙСКИЙ († п. 1471).

Сын Андрея Дмитриевича Можайского, по материнской линии приходился внуком князю Александру Патрикеевичу Стародубскому.12 Второй князь Можайский с 1432, пленил Василия II 13.02.1446, в 1454 бежал с женой и детьми в Литву, где был владетелем Стародуба, Гомеля, Брянска, Любеча.

К концу 1444 г. ситуация накалилась. В тот момент Василий II находился в походе против татар Улу-Мухаммеда. С ним были князья Иван Андреевич Можайский, Михаил Андреевич Верейский и Василий Ярославич Серпуховский, владения которых располагались на границе или близко к границе с Великим княжеством Литовским.

Для своевременного нападения литовской стороне необходимо было заранее знать о том, что московские тылы окажутся оголенными. Поэтому можно предположить, что после неудачного похода на Беспуту 1444 г. Улу-Мухаммед смог договориться с Казимиром (и с его панами, фактически управлявшими государством) об одновременном нападении на Великое княжество Московское с двух сторон. В то время они были союзниками и оба находились в конфликте с Василием II. В таком случае литовская сторона без особого труда успевала бы воспользоваться удачным моментом, что и произошло.

Согласно Московскому своду конца XV в., литовские войска были под Козельском и под Калугой, «да не учинили ничего»22. По иным летописям Северо-Восточной Руси, уже имеющим в своем изложении поздние редакционные переделки, они «съ Колуги взяли окупъ, а подъ Козельскомъ стояли неделю»23. Имеется еще один источник о калужском бедствии. В Мазуринском и Успенском синодиках сохранились поминальные записи о ряде событий, вроде бы расположенные по порядку: о погибших в Белёвской битве (1437 г.), в Суздальской битве (июль 1445 г.), в московском пожаре (июль 1445 г.), о сгоревших в Калуге «от запаления» и скончавшихся насильственной смертью (?), о погибших во время нашествия сына Сеид-Ахмеда (1451 г.), о погибших в Константинополе от турок (1453 г.)24. По такой хронологии калужский пожар должен был бы приходиться на период 1445–1451 гг. и его предположительно можно было бы отнести ко времени нашествия татар в 1449 г.25 Однако об их нападении на Калугу летописи не сообщают. Поэтому стоит обратить внимание на то, что нападение литовских войск на Калугу, Суздальская битва и московский пожар в сентябрьском летоисчислении относились к одному и тому же 6953 г. Среди этих событий калужский пожар был наименее значимым, поэтому мог произойти во время нападения литвы, но быть записанным после московского пожара. Причем «запаление» могло случиться от скопления массы людей в осаде и их неосторожного обращения с огнем, как это произошло и в Москве.

Можайские, верейские и серпуховские войска собрались числом всего 260 человек и потерпели поражение в волости Суходрове (севернее Калуги), многие попали в плен к литовским войскам26. Составитель свода 1447 (6955) г. был очень информированным, так что знал по именам многих воевод. Московский свод конца XV в. наиболее точно отразил его сведения, однако в них названо явно символическое количество литовских войск: 7000, что соответствует семи перечисленным в них литовским воеводам. Должно быть, это поздняя оценка летописца, завышенная как минимум в десять раз27. По своему масштабу Суходровская битва, видимо, была сравнительно небольшим сражением, но она повлияла на дальнейшее развитие событий. Весной 1445 г. к Василию II пришла весть, что хан послал на него войной своих сыновей Мамутека и Ягупа.

В конце мая Василий II выступил в новый поход. С ним снова были князья можайский, верейский и серпуховский. Однако теперь они пришли на помощь к великому князю «с малыми людми», «мало бе вои их, яко ни с тысячу». Должно быть, им пришлось оставить на литовском порубежье гораздо больше войска для защиты от литвы. Кроме того, князья Иван Можайский и Михаил Верейский, видимо, предъявили великому князю требования о возмещении ущерба от литовского разорения28. Уже во время нового похода на татар в договоре от 17 июня29 Василий II на год освободил князя Михаила Верейского от уплаты «выходов», а князю Ивану Можайскому передал в вотчину: «Козлескъ с волостьми, а волости: Серенескъ, Людимескъ, Коропки, Вырка», вместе с другими «примыслами» Василия I: «купля Пересветова, Олексин, Лисин(,) Свиблов, со всем с тем, что к тем потягло истарины местом»30. К этому времени можайский князь по завещанию отца также владел Калугой и Рощей31. Таким образом, он становился крупным землевладельцем Верхнего Поочья.

В итоге предпринятые Василием II меры не спасли положения. Ему удалось собрать не более полутора тысяч войска, служилый царевич Бердедат Куйдадатович к нему не поспел, а Дмитрий Шемяка и вовсе не послал помощи. В битве под Суздалем московское войско было разбито превосходящими силами татар. Василий II, многие князья и бояре попали в плен, а князю Ивану Можайскому удалось бежать. В октябре того же года за большой выкуп Василий II был отпущен из плена в сопровождении многих татарских послов32. Однако Улу-Мухаммеду не довелось насладиться победой. Возможно, между ним и его старшим сыном Мамутеком, в плену у которого и содержался Василий II, возникли разногласия по поводу кандидата на великое московское княжение. Как показали дальнейшие события, Мамутек решил поддержать на московском престоле князя Дмитрия Шемяку33. Видимо, под нажимом отца Мамутеку пришлось уступить, но затем в результате вспыхнувшей смуты хан Улу-Мухаммед был убит34, а его сыновья Касим и Ягуп бежали к Василию II35.

Вскоре Дмитрий Шемяка обвинил великого князя в наведении на Русь татар и привлек на свою сторону князя Ивана Можайского. В феврале 1446 г. заговорщики схватили Василия II, ослепили его и послали в заточение в Углич. Позже им пришлось выпустить его, и Василий II выехал в Тверь, где получил поддержку от великого князя Бориса Александровича Тверского. Тем временем князь Василий Ярославич Серпуховский и другие сторонники Василия II бежали в Великое княжество Литовское36. Там они получили от Казимира в кормление Брянск, Гомель, Стародуб и Мстиславль37. При этом литовская сторона, видимо, тоже получила от них прямую выгоду, о чем мы скажем далее. В Литву же направились татары Касима и Ягупа. Под Ельней они встретились с людьми князя Василия Серпуховского38.

Вокруг Василия Ярославича в поддержку Василия II объединились многие князья и бояре, бежавшие из Великого княжества Московского. В декабре 1446 г. они выступили из Литвы против Дмитрия Шемяки и Ивана Можайского, которые собрали свои силы в Волоке Ламском. Василий II с Твери тоже выдвинулся к Волоку Ламскому, а его сторонники заняли Москву. В этой связи уже к началу 1447 г. мятежникам пришлось отступить39.

24 РГАДА. Ф. 196. Оп. 1. №289. Л. 156 об. — 159 об.; ГИМ. Син. №667. Л. 78 — 86 об.; ДРВ. Ч. 6. С. 456–460.
25 ПСРЛ. Т. 25. С. 270.
26 ПСРЛ. Т. 25. С. 394–395; ПСРЛ. Т. 18. С. 192–193.
27 Обратим внимание на летописную оценку численности московских войск в Суздальском походе 1445 г.: 1500 человек. Оно потерпело поражение от татар, которых было 3500 человек. Во время Муромского похода московской стороне пришлось сильно оголять тылы, так что литовские воеводы с 7000 войска вполне могли бы взять Москву или сильно разорить ее окрестности, не говоря уже о Козельске и Калуге, которые, по Московскому своду, им не удалось взять. Поэтому можно думать, что 7000 литовского войска — это литературная оценка, не соответствующая действительности.

28 Литовские войска могли сильно разграбить беззащитные окрестности Калуги и волости Суходров. Также можайскому и верейскому князьям потребовались деньги на выкуп пленных. Так, из плена был возвращен Иван Судок и впоследствии служил князю Ивану Можайскому (Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 378, 527). 29 В тексте грамоты имеется датировка: 17 июля 1445 г. (ДДГ. №41. С. 122). Василий II выступил из Москвы 23 мая, однако с 7 июля он и Михаил Верейский уже находились в татарском плену, а Ивану Можайскому удалось избежать их участи. А.Е. Пресняков, а за ним и А.А. Зимин
предположили, что в грамоте имеется описка, следует читать «17 июня» (Пресняков А.Е. Образование великорусского государства. С. 462. Сноска 189; Зимин А.А. О хронологии духовных и до-говорных грамот… С. 306–307). На справедливость их датировки указывает период освобождения князя Михаила Верейского от уплаты «выходов»: от Петрова дня до Петрова дня этого года (29 июня). Было бы логично, если бы грамота была заключена незадолго до 29 июня, т. е. 17 июня. 30 Лисин был пожалован можайскому князю несколько раньше (ДДГ. №42. С. 124; Зимин А.А. О хронологии духовных и договорных грамот… С. 307–308). Нет ясности, упоминается ли Свиблов в качестве волости (возможно, к северо-востоку от Москвы) или имеется в виду прежняя принадлежность Лисина — Семену Федоровичу Свиблову, убитому в ходе белёвской кампании 1437 г. (Бархатная книга. Ч. 1. С. 326, 335; ВОИДР. Кн. 10. С. 102).
31 ДДГ. №31. С. 81.
32 ПСРЛ. Т. 18. С. 193–196.
33 В послании от 29 декабря 1447 г. русское духовенство уличало Дмитрия Шемяку: «христианство православное губя, съсылаешься с ыноверцы, с поганством»; «посылал еси в Казань ко царевичю к Мамотяку на брата своего старейшего великого князя»; «и посол его к тобе пришел, у собе его и ныне держишь» (РФА. Вып. 1. С. 109, 110).22 ПСРЛ. Т. 25. С. 394–395; ПСРЛ. Т. 18. С. 192–193. 23 ПСРЛ. Т. 23. С. 151; ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. Стб. 103; ПСРЛ. Т. 20. С. 256–257; ПСРЛ. Т. 5. (1851). С. 26.
34 ПСРЛ. Т. 19. Стб. 20, 221–222. 35 Царевичи Касим и Ягуп не упомянуты при возвращении Василия II из татарского плена, следовательно, прибыли к нему зимой 1445/46 г. Позже их татары вспоминали Василия II «за преднее его добро и за его хлебъ, много бо добра его до насъ было» (ПСРЛ. Т. 25. С. 268; ПСРЛ. Т. 18. С. 202). Перед нами вовсе не надзиратели за великим князем, а лишившиеся пропитания беглецы из Орды. Не исключено, что, в отличие от Мамутека, Касим и Ягуп имели другую мать и принадлежали к иному татарскому клану. О многоженстве Улу-Мухаммеда см.: Полехов С.В., Наумов Н.Н. Татарская тематика в переписке сановников Тевтонского ордена. №2. С. 790; ПСРЛ.
Т. 15. Стб. 491.
36 ПСРЛ. Т. 18. С. 195–200.
37 ПСРЛ. Т. 25. С. 264–266; ПСРЛ. Т. 18. С. 196–199. Казимир вместе с троцким воеводой паном Монивидом посещал Смоленск в 1446 г. (LM. Kn. 3. P. 44). Вероятно, в этой поездке он встречался с московскими эмигрантами. Сохранилась записи о его пожаловании князю Василию Ярославичу села Плесо под Гомелем (см.: Темушев В.Н. На восточной границе Великого княжества Литовского. С. 176. Карта 18). Кроме того, Василий Ярославич приобрел в Великом княжестве Литовском некие две «купли», которые позже были переданы его жене (LM. Kn. 3. P. 37).
38 В данном месте в летописях, текстологически близких к Московскому своду, читаются только Касим и Ягуп (ПСРЛ. Т. 25. С. 268; ПСРЛ. Т. 18. С. 202), в Ермолинской летописи к ним был добавлен Бердедат, что является ошибкой и поздней переработкой известий, отразившихся в Московском своде (ПСРЛ. Т. 23. С. 153).

Князья Дмитрий Шемяка и Иван Можайский не могли точно так же отпасть со своими вотчинами к Великому княжеству Литовскому. 12 июня 1447 г. они целовали крест к князьям Михаилу Верейскому и Василию Ярославичу на том, что готовы подчиниться Василию II. Они согласны были идти на большие уступки и обещали возвратить полученные от него ранее волости. В частности, можайский князь заявлял: «А что мне, кн(я)зю Ивану Андреевич(ю), далкняз(ь) великии Козлескъ с месты, да Олексин, да Лисинъ в вудел и в вотчину, и мне тог(о) оу великог(о) княз(я) не хотети (не требовать, не добиваться. — Р.Б.), ни под его детми». Однако Василий II не должен был звать к себе князей Дмитрия Шемяку и Ивана Можайского, пока не избран новый митрополит.13

В сентябре того же года дьяк князя Ивана Можайского выехал в Коломну, где подписал договор своего князя с Василием II. Так прежнее соглашение было закреплено: «А что мя еси был, г(о)с(поди)не, княз(ь) великии, пожаловал, дал ми еси в отчину Козлескъ с волостьми, а во(ло)сти Серенескъ, Людимескъ, Коробкы, Вырка, Олексин, купля Пересветова, и со всем тем, что к тем местом издавна потягло, и те, г(осподи)не, места все вотчина твоя, великог(о) княз(я), и твоихъ детеи. А мне, г(о)с(поди)не, под тобою, всег(о) тог(о), под великим кн(я)зем, не хотети, ни под твоими детьми, не вступатис(я), ни моим детем». За можайским князем должен был сохраниться лишь Лисин, к которому он получил несколько волостей далеко от Верхнего Поочья.14 Подтверждалось право князя Ивана Можайского не ездить к Василию II до поставления нового митрополита. По смыслу этого условия, видимо, и сам Василий II и его люди не должны были ехать в можайский удел, а ведь Козельск находился за калужской вотчиной князя Ивана Можайского.

Митрополита на Руси не было до декабря 1448 г., а Василий II так и не сумел взять под свой контроль верхнеокские волости за р. Угрой. Преступления князя Ивана Андреевича были настольно тяжелы, что достигнутое перемирие не давало ему гарантий полной безопасности. Поддержку пришлось искать на стороне. 5 февраля 1448 г. в Троках великий князь литовский Казимир, к тому времени уже получивший польскую корону, принимал посольство из верховьев Оки. Князь Федор Львович Воротынский поручился перед королем за своего зятя с тем, что если Казимир поможет можайскому князю сесть на великом московском княжении, тот готов идти на значительные уступки Литве. В частности, князь Иван Андреевич обещал отдать города Ржеву и Медынь, а Козельск уступал без предварительных условий. В текст грамоты было вписано условие, особенно выгодное князю Федору Львовичу: «А особно боронити ся мает княз(ь) Иван Анъдреевичъ на границах от татаръ зъ г(о)с(у)д(а)рем нашым, первореченънымъ королемъ Казимиромъ, заодно, обеюх земль ихъ». Грамота заключалась только на случай успеха предприятия: «А никоторыми делы тое ся не станеть, и г(о)с(у)д(а)ръ мои, король, зятя моего, первореченъного князя Ивана Анъдреевича, на великомъ княжен(ь)и не посадить, ино сяя моя грамота не грамотою, а дело не деломъ». В тот же день король Казимир IV передал Козельск в наместничество князю Федору Львовичу. Тот обязался: «А не подати ми того первореченъного города Козелска никому, толко г(о)с(у)д(а)ру своему, королю полскому и великому кн(я)зю литовскому».15 10 февраля 1448 г. князь Федор Львович за службу получил от Казимира «у Смоленскои державе» щедрые пожалования в вотчину: королевский двор Немчиновское в Смоленске; волости: Городечну с Колуговичами, Ужеперет, Ковыльну; также в его владении была закреплена Демена со Снопотом.16

Король принял уступку можайского князя, козельские служилые землевладельцы и горожане (земляне, и местичи) стали его подданными, а князь Федор Львович от имени короля сделался козельским наместником. Передача Козельска иному владельцу вновь выглядит как внутрисемейная, словно даже без оглядки на фигуры верховных правителей. В дальнейшем в нем вовсе не сложился тот институт литовского наместничества, при котором наместники обычно меняются каждые несколько лет. Следующие пятьдесят лет Литва осуществляла над городом с его землями и водами лишь верховную власть. Не исключено, что князь Федор Львович начал управлять Козельском еще при своем можайском зяте и фактически забрал его с собой еще в начале 1447 г., что получило правовое оформление лишь через год (передача Ржевы тоже была оформлена уже по факту ее нахождения под властью Литвы). При этом князь Федор Львович по своему положению оказался выше Мосальских и других измельчавших князей козельского дома, служивших Литве.

После Пасхи (24 марта) 1448 г. на Фоминой неделе Василий II вернулся в Москву из успешного похода на Галич, в результате которого князь Дмитрий Шемяка был вынужден покориться великому князю и просить мира. Семен Гедиголдович уже ожидал Василия II в Москве.17 Увиденное и услышанное должно было произвести на него большое впечатление. Налицо была победа Василия II над своими соперниками. В итоге Казимиру IV пришлось отказаться от поддержки можайско-воротынского заговора.

В этой связи показательно отношение князя Ивана Можайского к одному из своих недавних обещаний Казимиру IV. Еще во время своего пребывания в Твери в начале 1447 г. Василий II за тверскую помощь отдал Ржеву великому князю Борису Тверскому (между прочим, женатому на сестре князя Ивана Можайского). 28 января 1448 г. Ржева была взята литовскими войсками.18 При составлении договора от 5 февраля 1448 г. Казимир IV обязал можайского князя уступить ее Литве и политически. Когда же стало ясно, что Казимир IV вступил в переговоры с Василием II, то до конца августа 1448 г. князь Иван Можайский и сам заключил с великим князем московским новый договор о мире19, а осенью того же года ходил на помощь великому князю Борису Тверскому против Литвы. В итоге Казимир IV был вынужден отступиться от Ржевы в пользу Твери, а вскоре признал в ней владение Василия II.20

31 августа 1449 г. между Москвой и Литвой было подписано «вечное докончание».21. С окончанием в Великом княжестве Московском войны 1433–1453 гг. политическая ситуация в верховьях Оки изменилась. Вина за ослепление Василия II в 1446 г. лежала не только на его поверженном противнике князе Дмитрии Шемяке, но и на князе Иване Андреевиче Можайском.22 В 1454 г. под угрозой расправы князь Иван Андреевич вместе с женою и детьми бежал в Литву, где получил в отчину Стародуб и Гомель. Его же удел отошел к великому князю московскому.23 С можайским князем бежали и его служилые люди, например калужанин Булгак, который тоже получил пожалование в Литве.24

В результате ликвидации Можайского и Серпуховского уделов к северу от Новосильско-Одоевской земли в руки Василия II перешли города Можайск, Медынь, Калуга, Боровск и их волости.25

Вскоре князей Ивана Можайского и Ивана Серпуховского объединила идея возмездия. Они обязались вместе идти «доставати своее отчины и дедины» и освободить из плена князя Василия Ярославича. У этого мероприятия имелась еще одна подоплека. Первый из заговорщиков уже давно был женат на дочери князя Федора Воротынского.26 Второй же к началу 1460‑х гг., вероятно, тоже успел породниться с князем Федором Львовичем, женившись на другой его дочери.27 Не исключено, что свояки рассчитывали на деятельную помощь воротынского князя, который еще в 1448 г. помогал своему можайскому зятю устроить заговор против Василия II.28 Политика Василия II наносила князю Федору Львовичу значительный ущерб не только на границах, но и внутри Новосильско-Одоевской земли. Можно думать, что это обстоятельство могло побудить воротынского князя к реваншу. Однако к началу марта 1462 г. новый заговор был раскрыт и потерпел неудачу.29 Князья Иван Андреевич Можайский и Иван Васильевич Серпуховский вместе со своими боярами были вынуждены осесть в Литве.

Тем временем к северу и к востоку от Новосильско-Одоевской земли происходила смена землевладельцев. 27 марта 1462 г. умер Василий II. Великокняжеский стол занял его сын Иван III. В числе прочего он получил в наследство: «Боровескъ со всеми волостьми, и с путми, и з селы, и со всеми пошлинами, какбыло за кн(я)зем за Васил(ь)ем (Ярославичем. — Р.Б.), и Суходол с‑Ыстьею, и с‑Ыстервою, и с Красным селом, да Колугу, и с Олексиным, и с волостми, и с путми, и з селы, и со всеми пошлинами, как было за кн(я)зем за Иваном за можаиским», а также «дворъ княж Ивановскои можаиског(о) на Москве». Другой сын Василия II — князь Юрий Васильевич кроме прочего получил: «Можаескъ с волостьми, и с путми, и с селы, и со всеми пошлинами, и с Медынью, и что к Медыни потягло, да Серпоховъ», а также в Москве «дворъ княж Васил(ь)евскои Ярославич(а)».30

В апреле 1480 г., когда подготовка к главному походу хана Ахмата на Москву шла уже полным ходом, Казимир IV усилил положение своего слуги и к его литовским вотчинам Стародубу и Гомелю придал еще и Брянск. Послушная грамота Казимира IV жителям Брянска о его передаче в отчину князю Ивану Андреевичу Стародубскому (Можайскому) датирована: «апрыль 13, инъдиктъ 13». В публикации И.И. Григоровича отнесена к 1450 г. (АЗР. Т. 1. №52. С. 67). В новых изданиях — к 1465 г. (LM. Kn. 3. P. 69; LM. Kn. 4. P. 108). Грамота не может быть датирована 1450 г., когда можайский князь еще сохранял свой московский удел и находился в докончании с Василием II. Ее можно было бы отнести к 1465 или к 1480 гг. Она сохранилась в третьей (1440–1498 гг.) и в четвертой (1479–1491 гг.) книгах записей Литовской метрики. В третьей книге она открывает собой ряд поздних документов, среди таковых же находится и в четвертой книге. Видимо, должна датироваться по более узкому диапазону датированных актов четвертой книги, т. е. 13 апреля 1480 г.Так в руках князя Ивана Андреевича сосредотачивалось больше сил, они выдвигались ближе к владениям его воротынских родственников (также ближе к границам) и потенциально могли быть задействованы в ожидавшемся нападении на Великое княжество Московское.

∞, ....., дочь князя Фёдора Львовича Воротынского.

66/40. КН. МИХАИЛ АНДРЕЕВИЧ (†12.04.1486, ‡ Пафнутьево-Боровский монастырь).

Князь Верейский и Белоозерский с 1432, Вышгородский в 1450 — 1464.

В 1484–1485 гг. верейский князь Михаил Андреевич пожаловал Троице-Сергиеву монастырю пустошь Галкинскую «в Рѣпенке» «к Передолю».31 Пустошь Галкина нам известна по спискам писцовой книги 1587/1588–1591/1592 гг. и дозору троицких земель в Угодском стане Малоярославецкого уезда.32 Вероятно, пожалование вызвало размежевание «земли монастырской Передольской от своей (князя Михаила Андреевича. – А. Д.) от Репенской земли и от Угодской земли».33

Ж., КЖ. ЕЛЕНА ЯРОСЛАВНА, княжна Боровская.

IІІ генерація

85/65. КН. АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ (ум. ок. 1487)

князь Брянский (в Литве). Иван Андреевич Можайский около 1485 года перед смертью разделил свои владения между сыновьями Андреем и Семеном. Андрею Ивановичу достался Брянск, а Семену Ивановичу – Стародуб и Гомель.

По смерти князя Ивана Андреевича Брянском владел его старший сын князь Андрей Иванович. Правда, к июню 1486 г., возможно, в результате какого-то конфликта, он был «сведен» с Брянска, при этом брянчане убили его сына князя Федора Андреевича. Князья Иван Андреевич и его сын князь Андрей раздавали в Брянске имения своим слугам в ущерб некоторым брянцам. В их бытность князь Семен Иванович тоже получил там имение (LM. Kn. 5. 2012. №6. P. 41; №32. P. 51; №45. P. 56–57). Может быть, поэтому они настроили против себя часть местного населения, в результате чего был убит князь Федор Андреевич (ПСРЛ. Т. 7. С. 238). Князь Андрей Иванович был «сведен» с Брянска, видимо, в то время, когда князь Дмитрий Путятич был мценско-любутским наместником. К 7 июня 1486 г. вопрос о новом брянском наместнике еще не был решен.34 Должно быть, и сам князь Андрей вскоре умер, а Брянск перешел под управление господарских наместников.

∞, КЖ. ЕВДОКИЯ АЛЕКСАНДРОВНА ЧАРТОРЫЙСКАЯ.

86/65. КН. СЕМЁН ИВАНОВИЧ МОЖАЙСКИЙ СТАРОДУБСКИЙ († II.1502)

В Литве владел Стародубом, Любечем. Гомелем, Черниговом, Карачевом, с 1500 служил в Москве.

Иван Андреевич Можайский около 1485 года перед смертью разделил свои владения между сыновьями Андреем и Семеном. Андрею Ивановичу достался Брянск, а Семену Ивановичу – Стародуб и Гомель.

В ходе Пограничной войны 1487–1494 гг. Князь Семен Стародубский в 1492 году совершает поход с целью вернуть захваченные города Мезецк и Серпейск [5, c. 103], итогом которого стал захват данных городов. Литовское правительство, хотя и с заметным запозданием, вполне разобралось с нуждами украинных феодалов и стало делать попытки исправить свои прежние политические просчеты. Литовский господарь Александр отреагировал на новые потери в верховьях Оки более решительно, чем его покойный отец Казимир. Не дожидаясь приезда упомянутого московского посольства, он «прислал из Смоленска своего пана Юрья Глебовича да князя Семена Ивановича Можайского (Стародубского. — Р.Б.), да князей друцких. Да те городки Мезетцк да Серпееск и с волостми поимали да позасели».35 Очевидно, причиной их выступления стало то, что вместе с «отъехавшими» к Москве служилыми князьями от Литвы отпала обширная территория. В результате ответного удара многие литовские города и волости были возвращены Литве: «граждане не взмогша противитис(ь) имъ и грады своя здаша».36

Несмотря на то, что данные события не повлияли на исход войны, князь до последнего оборонял литовские порядки в верховских городах. Литовский господарь выдал князю Семену Ивановичу Стародубскому (Можайскому) грамоту на Карачев в июле 1496 г. Позже Карачев и Хотимль назывались его выслугой «на» Александре Казимировиче.37 Однако из контекста посольских сношений видно, что к 1494 г. князь Семен уже распоряжался Карачевом и Хотимлем. Возможно, фактически он выслужил их несколько раньше, когда в 1493 г. вместе со смоленскими войсками ходил отвоевывать у московской стороны Мезецк и Серпейск.38

Новый московско-литовский договор 1494 г. о мире в большинстве случаев очерчивал четкую границу между двумя крупными державами. Однако во владении воротынских князей сохранялись спорные территории. В посольстве, выехавшем в Литву 9 марта 1494 г., московским послам был дан наказ: «А учнутъ говорити о техъ волостехъ, что за княземъ за Дмитреемъ, Лугань и иные волостки, и за княземъ за Иваномъ за Михайловичемъ, и за одоевскими, и бояромъ молвити: князи те волости зовут своими волостьми; ино то на обыскъ». Волости Местилово, Кцин и Хвостовичи, как и некоторые другие, до предусмотренных разбирательств находились под контролем князя Дмитрия Воротынского.39 Однако Александр Казимирович поспешил передать их своему слуге князю Семену Ивановичу Стародубскому (Можайскому), который по матери был ближайшим родственником воротынских князей и в это время владел Карачевом и Хотимлем. В итоге на те волости «князь Семен (Иванович. — Роман Беспалов) наслалъ своихъ людей, да княжыхъ Дмитреевыхъ людей съ техъ его волостей сослалъ».40 В литовском посольстве Ивана Сопеги, прибывшем в Москву 13 июня 1497 г., говорилось, что в ответ князь Дмитрий Воротынский, «наславши слугъ своихъ на тыи села, наместниковъ его (князя Семена Ивановича. — Р.Б.) поималъ и къ собе свелъ головами, а люди побили и пограбили, а иныхъ зъ жонами и зъ детьми и со всеми ихъ сстатки къ собе свелъ». Литовский государь просил «управить» дело. Иван III отвечал: «те волости, сказываетъ князь Дмитрей, издавна его, а къ намъ приехалъ служити ещо при отце великого князя при короле, а те волости за нимъ. И онъ сказываетъ, велелъ сослати съ техъ своихъ волостей княжихъ Семеновыхъ людей, а иныхъ велелъ свести, а те волости нашего слуги княжи Дмитреевы».41

В марте 1498 г. разбирательство по этому вопросу продолжилось. Дело касалось не только указанных ранее волостей, но и Лугани. Литовские послы заявили, что «король (Казимир. — Р.Б.), его милость, подавалъ княземъ воротынскимъ, князю Дмитрею а князю Семену тыи волости смоленскии въ жалованье». Александр Казимирович указывал Ивану III на докончание, в котором говорилось: «тебе, брату нашему, во вси волости смоленскии и въ земли и у воды не вступатися». И просил его, чтобы он не велел этого делать и воротынским князьям. Напоминал, что за ними были и многие другие волости, от которых московская сторона уже отступилась. Но Иван III отвечал: «мы и наши князи и украинники ваши въ смоленская места, по нашему докончанию нигде не вступаютца. А о техъ волостехъ неодинова есмя къ великому князю съ его послы отказывали, что наши слуги князи воротынские издавна держатъ те волости къ своимъ отчинамъ, а съ теми волостьми къ намъ приехали до нашего докончаниа еще при отце при его, при короле. А въ докончании нашемъ написано: новосилские князи и воротынские (в том числе. — Р.Б.) мои великого князя и съ своими отчинами, а великому князю Александру въ нихъ и въ ихъ отчины и что къ ихъ отчинамъ потягло не вступатися ничемъ и не обидети. Ино те волости нашихъ князей, къ нашему великому княжству».42

Таким образом, те волости, которые по итогам переговоров о мире предназначались «на обыск», обе стороны считали собственностью своих слуг. При этом на стороне воротынских князей (московских слуг), видимо, было преимущество в военной силе.

После подписания мира стародубский князь принимает участие в польско-литовской экспедиции в Молдавию в 1497 году. В мае 1499 года подьячий Федор Шестаков, который находился при княгине Елене Ивановне в Вильне, прислал тайное письмо в Москву, в котором сообщал Ивану, будто бы княгиню и других православных заставляют принимать католичество [4, c. 122]. Стоит отметить тот факт, что информация, присланная великому князю московскому, ложная и не имеет под собой оснований. Княгиня Елена в переписке с отцом не сообщает об этом. Также прибывшие послы князя Александра в Москву отвергают данный факт.

При посредничестве России подстрекаемый Иоанном III Менгли-Гирей в 1499 г. потребовал передать ему Киев, Канев, Черкассы, Путивль и выплачивать дань за управление 13 городами (включая поименованные). Хан в свою очередь пообещал переуступить Иоанну III Киев и Черкассы. В 1498 г. «московитяне» [русские] перешли границу и разорили Рогачевскую, Мценскую и Лучинскую области. В июле того же года великий князь Московский уже открыто грозил войной литовскому послу Станиславу Кишке. В августе 1499 г. Глебович и Сапега, сулившие за гарантии безопасности Киева признать Иоанна III государем всея Руси, получили отрицательный ответ. Видя, к чему всё клонится, Александр II еще в 1498 г. предложил Ливонскому ордену заключить военный союз против России.

Кроме того, воротынские князья ревностно отстаивали те волости, которые «по старине» принадлежали Козельску (а может быть, и совсем недавно были к нему присоединены).43 В 1499 г. ту же политику продолжил новый козельский
наместник Петр Михайлович Плещеев (выходец из черниговских бояр на московской службе).44 В июне этого года в Москву было направлено литовское посольство Станислава Глебовича и Ивана Сопеги, которые к августу привезли Ивану III жалобу князя Семена Ивановича Стародубского (Можайского): «тыми разы писалъ къ намъ князь Семенъ Ивановичъ, штожъ наместникъ твой козелский, Петръ Плещеевъ, присылалъ до наместника его корачовского и хотимльского отказывати (просить. — Р.Б.) села корачовскии и хотимльскии, на имя Бубенское а Хролово, а два села нашихъ брянскихъ Храчовъ а Кошатинъ. И наместникъ князя Семеновъ тыхъ селъ ему не поступился. И онъ въ другий разъ прислалъ къ самому князю Семену дворянина вашого на имя Левшу козлитина (выходца из Козельска. — Р.Б.), тыижъ селъ отказываючи». Великий князь литовский напоминал про докончание, в котором написано, «што тобе, брату нашему, въ Брянск, въ Корачовъ и въ Хотимль и во все брянскии, карачовскии и въ хотимльскии села, и въ земли и въ воды не вступатися». Московская сторона отвечала, что «нашъ наместникъ козелской Петръ къ намъ приказывалъ, что на те на наши земли на козелские и на иные наши земли учали княжи Семеновы люди наезжати и грабити и людей бити. И онъ къ нему о томъ посылалъ, чтобы своимъ людемъ на те земли наезжати не велелъ. Ино и ныне князь бы велики на наши земли своимъ людемъ наезжати не велелъ, занже те земли, сказываютъ, наши изстарины, козелскии».45 Теперь уже на спорную территорию покушался крупный московский сановник — козельский наместник Ивана III.

Тем временем русские все более активизировались. Агенты Иоанна III в 1499 г. объявились в верховьях Оки с призывами принять его подданство. Князь Семен Можайский (он получил от Александра Карачев, Хотимль и Чернигов) схватил смутьянов и отправил их в Вильно. В руки Александра II попало подстрекательское письмо Иоанна III Менгли-Гирею. Согласовав договор о взаимопомощи, Литва и Польша в 1499 г. оказались перед лицом большой войны со своими опаснейшими соседями [3, c. 268]. Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод о том, что великий князь московский Иван III уже заранее начинает готовить почву для предстоящей борьбы с Литвой. Получив письмо о том, что православные притесняются в Великом княжестве Литовском, он отправляет своих эмиссаров в приграничные территории Литвы. В этих областях князья имели важное право о смене господина, вольном переходе от службы у одного господина к другому [7, c. 44–45]. Этой возможностью и хотел воспользоваться великий князь московский: с одной стороны, показаться защитником православной веры, а с другой, расширить свои владения за счет новых территорий.

Князь Семен Иванович Стародубский остается верен своему господину, а именно великому князю литовскому Александру, от которого в 1499 году получил иммунитетную грамоту на свои владения в Литве – города Чернигов, Стародуб, Гомель, Любеч, Карачев и Хотимль [3, c. 268]. В этом же году он выдает посланников Иван III литовскому князю, которые вели переговоры о переходе на службу к московскому князю. Но на этом контакты между Иваном III и Семеном Можайским не прекращаются, к концу 1499 года московский князь снова посылает послов к удельному и снова получает отказ.

3 мая 1500 г. великокняжеский воевода Яков Захарьич выступил из Москвы к Брянску. По литовским источникам, когда он подошел близко к городу, некие брянцы ночью предательски зажгли город. Московские войска заняли Брянск, взяли в плен брянского епископа Иону, а в некоем селе схватили брянского воеводу Станислава Барташевича и отправили их в Москву. Услышав о победе Якова Захарьича, к нему поспешили князья Семен Стародубский и Василий Шемячич и «присягнули служити великому князю московскому со всими городы, со Черниговом, со Стародубом, з Гомлем, з Новымгородком Северским, з Рыльском и со всими волостми», которые имели под властью Литвы.46

Той же весной Яков Захарьич взял город Дорогобуж. Литовские воеводы выдвинулись из Смоленска с большим запозданием. Погоня за полками Якова Захарьича была обречена на провал, поскольку для решающего отпора были собраны более крупные московские войска. К Якову Захарьичу подоспел князь Данила Щеня «с тверскою силою», а в большом полку были войска князей Семена Стародубского (Можайского) и Василия Шемячича, не считая других воевод. В полку правой руки вместе с татарами был князь Иван Михайлович Воротынский. 14 июля 1500 г. на р. Ведроше литовские войска потерпели сокрушительное поражение.47 11 августа того же года к Менгли-Гирею были направлены послы, которые сообщили хану об успехах московских войск. Ими были заняты города Брянск, Мценск, Серпейск, Дорогобуж, Опаков, Почап, Радогощь и иные города и волости. Также сообщалось о князьях, которые «приехали» к Москве служить со своими городами и волостями: о Семене Стародубском (Можайском), Василии Шемячиче, Семене Бельском, трубецких и мосальских. Крымских татар просили не нападать на те города.48

Как мы видим, удельный князь Семен Иванович Можайский будет верен своей клятве и не уйдет на службу в Москву. Но уже в апреле 1500 года он сам станет просить московского государя принять его на службу, вслед за князьями Бельскими. Что побудило князя пойти на такой шаг, нам не известно. Московский государь примет его просьбу и вместе с удельным князем получит обширные владения в Великом княжестве Литовском. В ходе русско-литовской войны 1500–1503 годов князь Семен Стародубский участвует во всех значимых сражениях. Первоначально мы встречаем упоминание об участии князя со своими полками в ключевой битве на реке Ведроше [5, c. 107], в ходе этой битвы были разгромлены объединенные силы Великого княжества Литовского и Королевства Польского. Значение этого сражения заключалось в том, что большая часть древнерусских земель в составе Литвы перейдет под покровительство Москвы.

Следующий раз полки Семена Можайска примут участие в битве под Мстиславлем в 1501 году [1, c. 367]. В ходе данного сражения были разбиты литовские силы, тем самым поспособствовали удачному наступлению русских войск на Смоленск. Стратегическое значение этой победы велико: она сорвала план совместного нападения литовских войск и Большой Орды на Чернигово-Северскую землю. После этого полки удельного князя присоединились к осаде Смоленска.

Князь Семен Иванович Можайский сыграл важные роли как в истории Великого княжества Литовского, так и в истории Московского государства. Князь является видным участников двух московско-литовских войн. Он всю свою жизнь стремился не нарушить данную им клятву. Был верным сподвижником князя Александра, а затем князя Ивана III. Он является примером человека, который до последнего хранил верность своему господину.

4 марта 1503 г. в Москву прибыло литовское посольство с переговорами о заключении мира. Иван III отверг возможность вернуться к докончанию 1494 г. и восстановлению «старых рубежей». Он не шел ни на какие уступки, мотивируя это тем, что новый договор о мире нужен не ему, а Литве. Сторонам так и не удалось достичь договора о мире, поэтому было принято решение о заключении перемирия сроком на шесть лет до «Благовещеньева дни» 25 марта 1509 г. На перемирные годы под власть Москвы, в числе прочих, отходили города и волости, которые были за князьями Семеном Стародубским, Василием Шемячичем, Семеном Бельским, трубецкими и мосальскими и другими князьями — новыми московскими слугами. Также к Москве отходил весь бассейн верхнего течения Десны, Оки и все течение Угры, где располагались города Брянск, Карачев, Дорогобуж, Мосальск, Серпейск, Серенск, Мезецк, Мценск, Любутск.49 2 апреля 1503 г. состоялось утверждение перемирных грамот, а 7 апреля послы выехали из Москвы.

Список использованной литературы
1. Алексеев, Ю. Г. Походы Русских войск при Иване III / Ю. Г. Алексеев. – СПб. : СПбУ, 2007. – 464 с.
2. Борисов, Н. С. Иван III / Н. С. Борисов. – М., 2006. – 644 с.
3. Гудавичюс, Э. История Литвы / Э. Гудавичус. – Т. 1. С древнейших времен до 1569 года – М. : Baltrus, 2005. – 670 с.
4. Карпов, Г. Ф. История борьбы Московского государства с Польско-Литовским 1462–1508 / Г. Ф. Карпов. – Ч. 2. Литва. – 2‑е изд. – М., 2011. – 380 с.
5. Кром, М. М. Меж Русью и Литвой: Западнорусские земли в системе русско-литовских отношений конца XV – первой трети XVI в. / М. М. Кром. – 2‑е изд., доп. – М. : Квадрига, 2010. – 318 c.
6. Московский летописный свод конца XV века // ПСРЛ. – М., 2000. – Т. 25. – 464 с.
7. Темушев, В. Н. Гомельская земля в конце XV – первой половине XVI в. Территориальные трансформации в пограничном регионе / В. Н. Темушев. – М., 2009. – 192 с.

87/66. КЖ. АНАСТАСИЯ МИХАЙЛОВНА,

М., до IV.1486, КН. ОСИП АНДРЕЕВИЧ ДОРОГОБУЖСКИЙ (из тверской династии Рюриковичей).

88/66. КН. ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ УДАЛОЙ ВЕРЕЙСКИЙ (1468, † ок. 1501),

князь Верейский (упоминается с 1468), в 1483 бежал в Литву с женой. С 2.10.1483 князь Любеча.

Ж., МАРИЯ АНДРЕЕВНА ПАЛЕОЛОГ, племянница Софьи Палеолог.

89/66. КН. ИВАН МИХАЙЛОВИЧ († 1476/1483).

IV генерація

118/85. КН. ФЁДОР АНДРЕЕВИЧ БРЯНСКИЙ,

погиб в Брянске в 1486. По смерти князя Ивана Андреевича Брянском владел его старший сын князь Андрей Иванович. Правда, к июню 1486 г., возможно, в результате какого-то конфликта, он был «сведен» с Брянска, при этом брянчане убили его сына князя Федора Андреевича. Князья Иван Андреевич и его сын князь Андрей раздавали в Брянске имения своим слугам в ущерб некоторым брянцам. В их бытность князь Семен Иванович тоже получил там имение.50 Может быть, поэтому они настроили против себя часть местного населения, в результате чего был убит князь Федор Андреевич.51

119/86. КН. ВАСИЛИЙ СЕМЁНОВИЧ МОЖАЙСКИЙ СТАРОДУБСКИЙ (+ III.1515/IX.1518),

с 1500 служил в Москве. Владел Стародубом, Гомелем, Черниговом, Карачевом и Любечем.

С тем чтобы прочнее привязать этого князя к себе, Василий III в 1506 г. женил его на сестре своей супруги52. Вероятно, именно тогда он «придает» В. С. Стародубскому «отчины»53. В дальнейшем более десяти лет Василий Семенович верой и правдой служил Василию III. Так, уже в период восстания Михаила Глинского он вместе с Василием Шемячичем отправляется с войсками в Литву на выручку к новому союзнику московского государя54. Весной 1512 г. Стародубский и Шемячич прикрывали на юге от крымцев тылы русской армии, готовившейся к походу на Смоленск55. В этом случае, как и в походе 1507—1508 гг., с ними вместе находились и московские воеводы. То же самое повторилось и перед вторым походом на Смоленск в 1513 г.56

Во время первого похода на Смоленск в конце 1512 — начале 1513 г. Василий Семенович сопровождал московского государя57. Весной 1515 г. на вотчину Василия Семеновича, когда князь отправился по вызову Василия III в Москву, напали войска Менгли-Гирея58. В сентябре 1518 г. в Крым сообщалось, что князь Василий Стародубский умер59. Его громадная вотчина перешла Василию III. В. Д. Назаров выдвинул весьма правдоподобное предположение, что князь В. С. Стародубский владел некоторое время Хотунской волостью. Так, в межевой грамоте 1518/19 г. упоминается, что дворцовый дьяк Александр «межы чинил и ямы копал со князем Васильем Стародубским в Хотунской волости60. Вместе с тем в февральской грамоте 1519 г. Василий III выдавал льготы Троицкому монастырю на село Дубошню Хотунской волости, которую дал в монастырь «слуга наш князь Василий Семенович»61. Очевидно, князь Василий Семенович (Стародубский) обладал в Хотуне какими-то суверенными правами. Позднее Хотунь была дворцовой волостью, и в 1565 г. ее включили в состав опричной территории.

В синодике Киево-Печерского монастыря был отмечен род князя Василия Семеновича Можайского (Стародубского), служившего Василию III. Ранее вкладчиком в ту обитель был, вероятно, его дед. Две записи его рода фиксируются также в синодике киевского Николо-Пустынского монастыря62 В первом случае он обозначен как «Можайский», во втором – как «Стародубский».

∞, 1506, МАРИЯ ЮРЬЕВНА САБУРОВА, сестра царицы Соломонии.

120/88. КН. СОФЬЯ ВАСИЛЬЕВНА ВЕРЕЙСКАЯ († авг. 1549),

∞, ОЛЬБРАХТ МАРТИНОВИЧ ГАШТОЛЬД (†1539).

ПЕЧАТКИ

Печаток не знайдено

ПУБЛІКАЦІЇ ДОКУМЕНТІВ

АЛЬБОМИ З МЕДІА

Медіа не знайдено

РЕЛЯЦІЙНІ СТАТТІ

АСЭИ. Т. 2. №48, 50, 65–67, 74, 76, 80, 140, 153, 156, 164, 182, 218, 221, 222.[↩]
Карамзин Н.М. История государства Российского. Кн. 2. Т. 5. Примеч. 254. Стб. 100; Приселков М.Д. Троицкая летопись. С. 447.[↩]
ПСРЛ. Т. 25. С. 232.[↩]
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 472. Беспалов Р.А. История Новосильско-Одоевской земли до начала XVI века в контексте международных отношений в Восточной Европе. — М.; СПб.: Нестор-История, 2021. С. 197. Прим. 86. Этим сообщением в Тверской летописи оканчивается рассказ «Розмерье с Литвою», после которого идут отдельные летописные записи за 6914 г. Составитель Никоновской летописи, видимо, использовал тверской источник, при этом соединил окончание рассказа «Розмерье с Литвою» со следующим за ним отдельным сообщением о солнечном затмении, произошедшем 16 июня 1406 г. Под этим годом он поместил сообщение: «избиша и изсекоша литва въ своей земле москвичь» и ошибочно датировал его 16 июня (ПСРЛ. Т. 11. С. 193[↩]
Карамзин Н.М. История государства Российского. Кн. 2. Т. 5. Примеч. 199. Стб. 74; Приселков М.Д. Троицкая летопись. С. 461.[↩]
См.: Громов М.Н. Время и его восприятие в Древней Руси. С. 11.[↩]
ПСРЛ. Т. 25. С. 231. 97 CEV. №369. S. 150.[↩]
Лицкевич О.В. Поручительство литовско-русской знати за нобиля Братошу Койлутовича (1387–1394 гг.)… С. 35–37. О происхождении князя Александра Стародубского также см.: Келембет С. [М.] Князі стародубські та рильські: середина XIV — початок XV століть. С. 12–18.[↩]
CEV. №352. S. 136–137.[↩]
Kuczyński S.M. Ziemie Czernihowsko-Siewerskie pod rządami Litwy. S. 176.[↩]
Русина О. [В.] Сiверська земля у складi Великого князiвства Литовського. С. 107.[↩]
ПСРЛ. Т. 25. С. 232).[↩]
ДДГ. №46. С. 141; Зимин А.А. О хронологии духовных и договорных грамот… С. 310–311.[↩]
ДДГ. №48. С. 146–147.[↩]
ДДГ. №50, 49. С. 149–150; LM. Kn. 5. 1993. №131, 132. P. 248–249. О датировке см. приложения №3, 4.[↩]
LM. Kn. 5. 1993. P. 37; РИБ. Т. 27. Стб. 48. О принадлежности Снопота к Демене см.: LM. Kn. 3. P. 45; РИБ. Т. 27. Стб. 68.[↩]
ПСРЛ. Т. 25. С. 269–270.[↩]
В воскресенье (в неделю) мясного заговенья 6955 мартовского или 6956 сентябрьского года.[↩]
ДДГ. №51. С. 150–155; Зимин А.А. О хронологии духовных и договорных грамот… С. 312.[↩]
См.: Клюг Э. Княжество Тверское (1247–1485 гг.). С. 303–310; ПСРЛ. Т. 15. Стб. 493–494; Инока Фомы слово похвальное. С. 126–127; ДДГ. №54. С. 163; №53. С. 160–161.[↩]
LM. Kn. 5. 1993. №78.1. P. 131–133; №136. P. 251–254; ДДГ. №53. С. 160–163.[↩]
ПСРЛ. Т. 25. С. 264–266.[↩]
ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. Стб. 127–128; ПСРЛ. Т. 8. С. 144; ДДГ. №61. С. 194. Поход Василия II на Можайск упомянут в летописях под 6962 г. (сентябрьский стиль) после преставления ростовского епископа Ефрема 29 марта. А.А. Зимин предложил его датировать периодом между поставлением нового ростовского епископа (23 июня) и окончанием календарного года 31 августа (Зимин А.А. Витязь на распутье… С. 260).[↩]
LM. Kn. 3. P. 4.[↩]
ДДГ. №61. С. 194. В частности, Калугу Василий II пожаловал своему боярину конюшему Андрею Остафьевичу (Козляков В.Н. Дашковский сборник XVII века. С. 16–17).[↩]
ДДГ. №50. С. 149–150. [↩]
LM. Kn. 6. №530. P. 312; АЗР. Т. 1. №214. С. 364.[↩]
ДДГ. №50. С. 149–150.[↩]
ДДГ. №62. С. 199–201; Зимин А.А. О хронологии духовных и договорных грамот… С. 314–315; ПСРЛ. Т. 25. С. 277–278; ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. Стб. 158; Мазуров А.Б., Никандров А.Ю. Русский удел эпохи создания единого государства… С. 172–182.[↩]
ДДГ. №61. С. 194, 195, 199.[↩]
АСЭИ. Т. 1. № 503. С. 382.[↩]
РГАДА. Ф. 1209 (Поместный приказ – Вотчинная коллегия – Вотчинный департамент). Оп. 1. Кн. 258. Л. 165 об.–166; Кн. 539. Л. 250–250 об.[↩]
АСЭИ. Т. 1. № 504. С. 382–383.[↩]
СИРИО. Т. 35. С. 10, 11–12; LM. Kn. 4. P. 40; Urzędnicy wielkiego księstwa Litewskiego. T. 4. S. 45–46.[↩]
РК-1598. С. 22–23; РК-1605. Т. 1. С. 33–34.[↩]
ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. Стб. 334.[↩]
LM. Kn. 6. №156, 157. P. 129; LM. Kn. 5. 2012. №203. P. 125–126.[↩]
см.: РК-1598. С. 22–23; РК-1605. Т. 1. С. 33–34.[↩]
СИРИО. Т. 35. С. 136. [↩]
СИРИО. Т. 35. С. 234.[↩]
СИРИО. Т. 35. С. 232, 234.[↩]
СИРИО. Т. 35. С. 247, 249.[↩]
Например, Козельску подчинялась волость Хозци, на которую претендовали литовские слуги (СИРИО. Т. 35. С. 153).[↩]
Очевидно, Петр Плещеев занял козельское наместничество после смерти князя Дмитрия Воротынского. О происхождении Плещеевых и их родстве с митрополитом Алексием см.: Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 247–262.
47.[↩]
СИРИО. Т. 35. С. 282–283, 287.[↩]
Хроника Быховца. С. 135–136; ПСРЛ. Т. 32. С. 166; ПСРЛ. Т. 8. С. 239; СИРИО. Т. 41. С. 318.[↩]
Хроника Быховца. С. 137–140; ПСРЛ. Т. 32. С. 167; ПСРЛ. Т. 8. С. 239–240; Базилевич К.В.Внешняя политика Русского централизованного государства… С. 453–456. Подробнее см.: Зимин А.А. Служилые князья в Русском государстве конца XV — первой трети XVI в. С. 185–188.[↩]
СИРИО. Т. 41. С. 318.[↩]
Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства… С. 508–522; СИРИО. Т. 35. С. 363–412.[↩]
LM. Kn. 5. 2012. №6. P. 41; №32. P. 51; №45. P. 56–57.[↩]
ПСРЛ. Т. 7. С. 238.[↩]
Разрядная книга 1475—1598 гг. М., 1966, стр. 16.[↩]
Описи Царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 года. М., 1960, стр. 22, ящик 36‑П.[↩]
Разрядная книга 1475—1598 гг. М., 1966, стр. 38, 41. О ней упоминалось в договоре Литвы и России 1508 г. (АЗР, т. II, № 43).[↩]
Разрядная книга 1475—1598 гг. М., 1966, стр. 45; ГПБ, Эрм. собр., № 390, л. 45 об.[↩]
Разрядная книга 1475—1598 гг. М., 1966, стр. 50.[↩]
Иоасафовская летопись. М., 1957, стр. 191.[↩]
Сб. РИО, т. 95, стр. 104. О Стародубских упоминалось позднее, в 1526 г. (там же, стр. 292, 300, 301) и до ноября 1517 г. (там же, стр. 393, 395). См. также: Сб. РИО, т. 35, стр. 728, 729, 752, 759.[↩]
Сб. РИО, т. 95, стр. 554, 555.[↩]
ОР ГБЛ, Троицк., кн. 518, лл. 283 об.—284.[↩]
Там же, л. 282.[↩]
ДПКПЛ. С. 56; ОР РГБ. Ф. 256. № 387. Л. 21 об., 23.[↩]