Суздальские - Генеограф

Загальні відомості

Суздальские — княжеский род, Рюриковичи, ветвь владимиро-суздальских князей, потомки Юрия Владимировича Долгорукого, владельцы г. Суздаля. Су́здальское кня́жество в последней трети 12 – 1‑й пол. 13 вв. С. к. несколько раз выделялось из домена владимирских князей: так, в 1217–18 там правил кн. Юрий Всеволодович, в 1238–47 – кн. Святослав Всеволодович. В 1247–53 владельч. принадлежность С. к. неясна. В 1256/57 с согласия ордынских властей С. к. передано вернувшемуся на Русь кн. Андрею Ярославичу. Во 2‑й пол. 13 – 1‑й пол. 14 вв. близость к Владимиру, зависимость от маршрутов торговых путей и экономич. связей с Владимирским вел. кн-вом предопределили подчинённость владетелей С. к. его правителям. Политич. вес наследников кн. Андрея Ярославича ослабляло существование в пределах С. к. анклавов из сёл, принадлежавших потомкам вел. кн. владимирского Александра Ярославича Невского. В 1264 С. к. унаследовал старший сын кн. Андрея Ярославича кн. Юрий Андреевич. В 1267–68 Юрий Андреевич – наместник вел. кн. владимирского Ярослава Ярославича в Новгороде, в 1267 участвовал в походе и осаде новгородцами Раковора, затем в общерусском походе и Раковорской битве 1268 (в ней не выдержал удара рыцарей и бежал с поля боя). В 1279 С. к. унаследовал младший брат Юрия Андреевича – кн. Михаил Андреевич. Дальнейшая судьба С. к. вплоть до кон. 1300‑х гг. мало освещена источниками, в борьбе за владимирское вел. княжение 1281–1293 его правители поддерживали права кн. Дмитрия Александровича, в связи с чем С. к. подверглось ордынским набегам в 1281 и 1293 («Дюденева рать»). В 1309 скончался суздальский кн. Василий Михайлович. Ему наследовал кн. Иван (вероятно, брат; известен по синодику Успенского собора Московского Кремля). По-видимому, именно Иван (Михайлович?) возглавлял коалицию князей С. к., перешедших в 1317 во время борьбы за Владимирское вел. княжение на сторону моск. кн. Юрия Даниловича и участвовавших в разорении владений вел. кн. владимирского и тверского кн. Михаила Ярославича. До 1327 преемниками кн. Ивана (Михайловича?) стали князья Александр Васильевич и Константин Васильевич – сыновья кн. Василия Андреевича (младшего из сыновей кн. Андрея Ярославича; на это чётко указывают известия др.-рус. синодиков и родословцев). После раздела Владимирского вел. кн-ва ханом Узбеком (1328) Владимир и его центр. волости перешли под власть правителя С. к. После смерти Александра Васильевича (1331) кн. Константин Васильевич унаследовал лишь С. к. Однако в 1341, невзирая на сопротивление местного боярства, он добился у хана Узбека передачи ярлыка на Нижний Новгород, что привело к образованию единого Нижегородского княжества (Нижегородско-Суздальского кн-ва). В дальнейшем С. к. выделялось как удел в составе Нижегородского кн-ва (до кон. 14 в.), в 15 в. в составе Моск. вел. кн-ва князья служилые из суздальских Рюриковичей сохраняли владетельные права на некоторые родовые земли на территории быв. Суздальского княжества.

Наиболее полно родословная Суздальско-Нижегородских великих князей отражена в статейных сообщениях Никоновской летописи. Согласно Никоновской летописи, родословие Суздальско-Нижегородских великих князей по известиям статей до 1365 года выглядит следующим образом: Андрей Ярославович Суздальский, сын великого князя Владимирского; Юрий Андреевич, сын Андрея Ярославовича; Михаил Андреевич, сын Андрея Ярославовича; Василий Михайлович, сын Михаила Андреевича; Александр Васильевич, сын Василия Михайловича; Константин Васильевич, сын Василия Михайловича; Андрей Константинович, сын Константина Васильевича. Но вот как сообщается о смерти Андрея Константиновича в статье 1365 года: «Того же лета (6873–1365) преставися кроткий и тихий и смиренный и многодобродетельный великий князь Андрей Константиновичь Суздальский и Новогорода Нижняго и Городецкий, внукъ Васильевъ, правнукъ Михайловъ, праправнукъ Андреевъ, препраправнукъ Александровъ, пращуръ Ярославль, прапращур Всеволожъ…». 1

Несомненно, что в этом летописном сообщении присутствует явная и грубая ошибка. Вопреки всем предыдущим родословным сообщениям, начиная с 1264 года, которые приведены в известиях о смерти Андрея Ярославовича и его сыновьях Юрии и Михаиле, летописец (или редактор) Никоновской летописи решил, спустя 100 лет, изменить родословную Суздальско-Нижегородских великих князей и причислить ее начало, безо всяких на то оснований, к Андрею Александровичу. Следует отметить, что родословная Суздальско-Нижегородских великих князей прослеживается наиболее последовательно тоже только в Никоновской летописи. В других летописных сводах приведены лишь отдельные упоминания о Суздальско-Нижегородских великих князьях. Однако в сообщениях всех летописных сводов четко прослеживается, что вторым Суздальским князем после Андрея Ярославовича был его сын Юрий. 2 Третьим Суздальским князем был брат Юрия, Михаил Андреевич, т.е. тоже внук Ярослава, а не Александра. 3 Информация о наличии князя Михаила Андреевича в тот период времени подтверждается и другими летописными сводами в связи с избиением вечников в Нижнем Новгороде в 1305 году. Кроме Никоновской летописи, об этом есть сообщения в летописи Авраамки, Новгородской четвертой летописи, Софийской первой летописи старшего извода, Московском летописном своде конца XV века. 4 Нет и тенденции редакторов Никоновской летописи «последовательно возводить суздальских Рюриковичей к Андрею Александровичу». 5 Просматривается лишь желание редакторов Никоновской летописи по какой-то причине взять и переиначить родословную Суздальско-Нижегородских великих князей, возведя ее в 1365 году к великому князю Андрею Александровичу. При этом в Никоновской летописи перед статьей 1365 года есть три родословные брата Андрея Константиновича, Дмитрия. Две из них за 1362 год (Х том ПСРЛ) и одна за 1363 год (ХI том ПСРЛ). Все три родословные заканчиваются его прапрадедом Андреем 6. Но уже после описания в летописи родословной Андрея Константиновича в год его смерти в 1365 году (ХI том ПСРЛ), появляются аналогичные родословные, как и у Андрея Константиновича, у его братьев Дмитрия Константиновича в 1365 и 1370 годах, и у Бориса Константиновича в 1365 году. Обращает на себя внимание и тот факт, что появление у всех трех братьев новой родословной, идущей от великого князя Андрея Александровича, относится к одному и тому же году–1365. И лишь один раз, как бы для подкрепления, приводится еще одна такая же родословная у Дмитрия Константиновича в 1370 году. И все. В дальнейшем же родословные у Дмитрия и Бориса Константиновичей представлены без упоминания их прапрадеда Андрея.

Бібліографія: Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X‑XIV вв. – М.: Наука, 1984. – 349 с.. – с.199–232.

Історична географія

Рис. 7. Нижегородское великое княжество в 60‑е годы XIV. 1 — границы княжеств, определяемые более точно; 2 — границы княжеств, определяемые приблизительно; 3 — границы уделов; 4 — столицы княжеств; 5 — центры уделов; 6 — центры волостей; 7 — города; 8 — села; 9 — волости; 10 — удел великого князя Андрея Константиновича; 11 — удел князя Дмитрия-Фомы Константиновича; 12 — удел князя Бориса Константиновича; 13 — удел князя Дмитрия Константиновича Ногтя; а — княжеские села; б — села светских феодалов; в — епископские села; г — села монастырей; д — села, местоположение которых дано предположительно; е — села, существование которых в XIV в предположительно.

Границы С. к. определяются приблизительно, его осн. земли находились в верховьях и междуречье левых притоков р. Клязьма – рек Ирмеса, Нерль Клязьминская, Уводь, Теза и Лух. Конкретний склад та кордони більшості дрібних уділів Суздальської землі кінця XIV – середини XV ст. залишаються нам невідомими (подібні дані частково збереглися лише для уділу кн. Ногтєвих та кн. Івана Васильовича Горбатого). Причина полягає, насамперед, у тому, що ні духовні грамоти кн. Суздальських, ні договори між ними до нашого часу не збереглися. Тому для окремих князівських володінь надалі буде застосовуватися таке загальне визначення, як “суздальський уділ”. Очевидно, до складу кожного суздальського уділу входили, окрім певних волостей (у досліджуваний період – нижча адміністративно-територіальна одиниця), і частини самого м. Суздаля. Навряд чи кн. Суздальські становили виключення з пануючого на Русі у XIV – XV ст. звичаю, за яким міста – центри володінь певного князівського роду, ділились на частки (т. зв. “жеребьи”) між всими представниками цього роду. Разом з тим, подібно до інших князівств, у Суздалі існував й інститут головного, або “большого” князя. Про це переконливо свідчать нумізматичні дані, згідно з якими правом карбування власної монети завжди володів лише один з кількох представників роду кн. Суздальських.

На юг в сравнительной близости от Суздаля был расположен Владимир, а на запад — Юрьев. Эти два древних города Северо-Восточной Руси в XIV в. были княжескими центрами. Подвластные им территории сложились давно и в освоенных местах имели четкие пределы. Следовательно, можно наметить южную границу Суздальского княжества, которая отделяла его территорию от территории великого княжества Владимирского, а также западную, расчленявшую суздальские земли и земли Юрьевского княжества.

Документы XV в. фиксируют в южной части Суздальщины ряд населенных пунктов и других географических объектов, местоположение которых позволяет выявить старый суздальско-владимирский рубеж. Так, в данной грамоте Н.Д. Нарбекова, составленной около 1444—1445 гг., упоминается «луг Круглой, едучи к Печюзе»7. Река Печуга впадает в р. Нерль Клязьминскую с левой стороны. Луг Круглый находился «под слободкою под Нискою на оной сторонѣ Нерли» 8. Слободка Низкая — позднейшая Щенячья слободка 9, стоявшая на правом берегу Нерли недалеко от впадения в нее Печуги 10. Следовательно, луг Круглый локализуется в междуречье Нерли и Печуги. Луг косили крестьяне слободки Чапихи — владения потомков суздальских князей 11. Таким образом, правобережная часть низовья Печуги была суздальской. По данным конца первой четверти XVI в., земли по левому берегу Печуги принадлежали владимирским чистушским бортникам 12. Село Чистуха сохранилось и в XIX в. 13 Оно было расположено километрах в трех к юго-западу от устья Печуги 14. Очевидно, что Печуга в своем нижнем течении и являлась суздальско-владимирским рубежом.

Карта Нижегородско-Суздальского княжества. Назаров В. Д. Нижегородское княжество // Большая российская энциклопедия: научно-образовательный портал – URL: https://bigenc.ru/c/nizhegorodskoe-kniazhestvo-8700d1/?v=6635466. – Дата публикации: 21.03.2023

К западу от печужского устья, ниже по Нерли, на ее правом берегу стояли упоминаемые в актах XV в. села Мордаш и Васильково 15. Земли этих сел имели общую границу 16. Село Мордаш было давним владением суздальских князей 17. Тот факт, что в середине XV в. московская великокняжеская администрация не знала, как отделить мордашские земли от Васильковских, и поручила размежевание этих земель людям княгини Марии, вдовы суздальского князя Семена Александровича 18, позволяет сделать вывод, что и с. Васильково некогда принадлежало суздальским князьям. Тем самым устанавливается, что земли по правому берегу Нерли ниже впадения в нее Печуги издавна были суздальскими.

К Суздалю относилось также и с. Улола. По названию оно отождествляется с с. Улол XIX в. 19 Село Улола было расположено к западу, с небольшим отклонением на север, от с. Василькова, примерно в трех км от него 20. В XV в. села Улола и Васильково были отданы московскими великими князьями владимирскому Рождественскому монастырю, причем документы XVII в. и пересказ того же времени древних грамот этого монастыря свидетельствуют о принадлежности обоих сел к территории Суздальского уезда 21. Земли названных сел, видимо, были расположены на самой границе Суздальщины. Так можно думать потому, что находившееся менее чем в четырех км к юго-западу от с. Улолы с. Борисовское относилось к Владимиру 22.

Далее от с. Улолы на запад — северо-запад на пространстве в 12 км стояли села Павловское, Федоровское и Туртинское 23, о которых известно, что они были суздальскими. Села Павловское и Туртинское, по данным XVI в., входили в состав Суздальского уезда. Они являлись собственностью Суздальской владычной кафедры 24 и, по-видимому, с достаточно раннего времени. Село Павловское, в частности, упоминается в документе 70‑х годов XV в. 25. Что касается с. Федоровского, то оно фигурирует в целом ряде актов XV в., причем в некоторых — с указанием «в Суздале» 26. Упоминание в одной из грамот третьей четверти XV в. рядом с землями с. Федоровского Выповской земли и Тарбаева 27 свидетельствует, что речь идет именно о с. Федоровском, расположенном к западу-северо-западу от с. Улолы, поскольку села Выпово и Тарбаево, сохранившиеся и в XIX в. 28, как показывают картографические материалы, соседили с с. Федоровским 29.

Таким образом, локализация перечисленных выше поселений и угодий на юге Суздальщины и отчасти на севере владимирской территории позволяет провести примерную границу Суздальского княжества с великим княжеством Владимирским. Оказывается, что эта древняя граница в основном совпадала с позднейшей границей Суздальского и Владимирского уездов.

Подобным же образом устанавливается и западный предел владений суздальских князей. Сохранилось свидетельство, что жена Дмитрия Донского княгиня Евдокия, дочь нижегородского князя (из суздальских) Дмитрия Константиновича, пожертвовала во Владимирский Рождественский монастырь село Баскаково 30. Земли этого села были расположены по берегам р. Ирмеса, близ с. Дергаева, принадлежавшего с 60‑х годов XV в. Троице-Сергиеву монастырю 31. По данным XVII в., с. Баскаково относилось к Суздальскому уезду 32. Приведенные свидетельства о с. Баскакове позволяют отождествить его с д. Баскаки XIX в., стоявшей в верхнем течении р. Ирмеса, близ его правого берега 33.

На той же реке были расположены и другие владения суздальских князей. Так, в договорной грамоте 1445 г. Дмитрия Шемяки с нижегородскими князьями Василием и Федором Юрьевичами упоминается «удельное» суздальское село «слободка Шиповьская» 34. Поселение с таким названием известно и в XIX в. 35 Оно стояло на правом берегу Ирмеса, в 7—7,5 км (по прямой) от д. Баскаки 36. Несколько выше Шиповской слободки на другом берегу Ирмеса картографические материалы XIX в. фиксируют с. Шипово 37. Около этого села (ныне — деревни) обнаружен курганный могильник XI—XIII вв. 38. Следовательно, Шипово было достаточно древним поселением. Несомненна генетическая связь между Шиповом и Шиповской слободкой (последняя, вероятно, отпочковалась от первого). Но если Шиповская слободка входила в состав земель суздальских князей, то и Шипово, скорее всего, должно было принадлежать тем же князьям. Их владения, видимо, лежали по обоим берегам Ирмеса.

Заключенный во второй половине 1434 г. договор между великим князем Василием Васильевичем и его двоюродными братьями Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным содержал следующий пункт: «А што въвел зять мои, князь Олександръ Иванович, отцу вашому четыре села, два Гавриловские, да Ярышево, да Ивановьское, в долгу в пятисот рублѣхъ, и мнѣ то вам отъправити по доконьчанью» 39. Из текста договора выясняется, что названные в нем четыре села в свое время принадлежали зятю великого князя. Речь идет о князе Александре Ивановиче, женатом на сестре Василия Васильевича Василисе 40. Князь Александр происходил из рода нижегородских (суздальских) князей 41 и его вотчинные 42 села Гавриловские, Ярышево и Ивановское должны рассматриваться как части территории некогда независимого Суздальского княжества.

Два села Гавриловские по названию могут быть отождествлены с позднейшими Гавриловским посадом и Гавриловской слободой, расположенными по соседству друг с другом на левом берегу Ирмеса, по обе стороны от устья р. Ваймиги (Воймиги) 43. Относительно местоположения с. Ярышева М.К. Любавский писал, что оно стояло на Ирмесе, но на приложенной к своему исследованию карте поместил с. Ярышево к северу от сел Гавриловских 44, С последней локализацией М.К. Любавского согласился И.А. Голубцов 45. Действительно, для помещения с. Ярышева грамоты 1434 г. на Ваймиге 46 есть все основания. Во-первых, это село расположено поблизости от упоминаемых вместе с ним сел Гавриловских. Во-вторых, оно и в XIX в. относилось к государственным селам 47. Что касается с. Ивановского, то, его следует, по-видимому, идентифицировать с с. Ивановом XIX в., расположенным в 8 км к северу — северо-западу от с. Ярышева вблизи большого лесного массива 48.

Из сказанного следует, что западная граница Суздальского княжества проходила где-то в районе Ирмеса, захватывая, вероятно, его верховье и земли по левому берегу реки до поворота ее русла на восток. От этой излучины Ирмеса западные суздальские земли простирались на север до соседнего с с. Ивановским леса.

Как далеко уходили суздальские земли на северо-запад от очерченного района, сказать трудно. Возможно, они достигали верхнего течения Нерли Клязьминской. Эта река являлась частью водной магистрали, связывавшей Верхнее Поволжье с Волго-Клязьминским междуречьем как в домонгольский, так и в послемонгольские периоды 49. Верховья Нерли Клязьминской были заселены славянами в XI—XIII вв. 50. Перль Клязьминская представляла собой удобный путь распространения суздальской дани, поэтому кажется весьма вероятным, что земли по ее верхнему течению входили в состав Суздальского княжества.

Северную и восточную границы этого княжества наметить еще сложнее, чем южную или западную 51. С одной стороны, есть факты, позволяющие говорить об освоении только во второй половине XV в. земель, расположенных всего в 25—30 км к северу от Суздаля. Так, в одной из грамот суздальского Спасо-Евфимьева монастыря, датируемой примерно серединой 60‑х годов XV в., упоминаются пожни на Нерли монастырского села Стебачева, которые покосили крестьяне великого князя. На суде эти крестьяне показали, что они «люди пришлые» и что «велѣл ся нам садити государь наш князь велики от Красеньские дороги до Шатрищ» 52. Село Шатрищи было расположено на правом берегу Нерли Клязьминской на расстоянии примерно 22 км по прямой к северу от Суздаля 53. Село Стебачево стояло на другом берегу Нерли, километрах в 5 (также по прямой) на север от Шатрищ 54. Видимо, даже во второй половине XV в. этот район был населен недостаточно, поскольку сюда великим князем Иваном III «назывались» крестьяне.

С другой стороны, данные XIII в. указывают на существование сухопутного пути из Владимира на Городец Радилов, проходившего через с. Омуцкое, т. е. через Суздаль на север и далее на восток. Если эта довольно длинная дорога, связывавшая в домонгольское время различные центры Владимирского великого княжества, не пролегала по территории Стародубского княжества, а шла только по владимирским землям, то она должна была проходить севернее стародубского села Палех. Столь протяженный путь должен был прокладываться между какими-то селениями. А населенные земли в XIII—XIV вв. не могли не являться объектами государственной феодальной эксплуатации. После выделения из Владимирского княжества в 1238 г. Суздальского к суздальским князьям должна была отойти значительная часть территории, по которой проходила дорога на Городец Радилов. И тогда границу Суздальского княжества надо отодвигать намного севернее указанного ранее района сел Шатрищ и Стебачева.

Для конкретизации высказанной мысли важное значение имеют свидетельства XV—XVI вв. о принадлежности потомкам суздальских князей земель по среднему и нижнему течениям левого притока Клязьмы р. Уводи и правых притоков последней — рек Ухтомы (Ухтохмы) и Вязьмы 55, а также земель по верхнему течению р. Тезы, в районе Никольского Шартомского монастыря 56. Вероятно, северная граница Суздальского княжества поры его политической самостоятельности пересекала верхние течения рек Вязьмы, Ухтомы, Уводи и Тезы, достигая на востоке р. Луха или водораздела между реками Тезой и Лухом. Во всяком случае, за Лухом в начале XV в. были расположены городецкие земли, в 1341—1392 гг. входившие в состав великого княжества Нижегородского.

К среднему течению Луха выходили земли Стародубского княжества, а нижнее течение этой реки разграничивало в XV в. владимирскую и нижегородскую территории 57. Таким образом, восточный рубеж Суздальского княжества мог достигать только верхнего и отчасти среднего течения Луха. Отсюда суздальская граница шла в юго-западном направлении к южной окраине княжества, резко вклиниваясь по р. Уводи в стародубские земли.

Владения суздальских князей первых четырех десятилетий XIV в. в очерченных пределах были освоены и заселены далеко не равномерно. Более всего были освоены земли вокруг самого Суздаля по Нерли Клязьминской и ее правому притоку р. Ирмесу. Лесистые северная и восточная части княжества осваивались на протяжении XV—XVII вв. Таким образом, в пору политической самостоятельности Суздальского княжества в распоряжении его князей фактически имелась довольно ограниченная по своим размерам обжитая и освоенная территория, с населения которой можно было взимать феодальную ренту.

Экономическая слабость во многом обуславливала и политическую немощь суздальских князей в начале XIV в. Показателем ухудшения их имущественного положения и упадка власти в собственном княжестве служит покупка великим князем Владимирским Юрием Даниловичем Московским с. Весьского и д. Кощеево 58. Покупка состоялась между летом 1317 и осенью 1322 гг., когда Юрий занимал великокняжеский стол 59. Село Весьское (Весь) и д. Кощеево стояли на правом берегу Ирмеса в 7 и 14 км к северо-западу от Суздаля 60. Речь, следовательно, идет о великокняжеском приобретении не на окраине Суздальского княжества, где его земли соприкасались с великокняжескими, а в самом центре Суздальщины, в гуще владений местных князей 61. Это внедрение великокняжеской власти в суздальскую территорию хотя и было кратковременным (Юрий Московский пожертвовал Весьское и Кощеево Владимирскому Рождественскому монастырю, что могло иметь место до смерти Юрия в 1325 г. 62), тем не менее красноречиво демонстрирует политическую слабость суздальских князей и их определенную зависимость от владимирского великого князя.

Согласно договору великого князя Василия Дмитриевича с серпуховским князем Владимиром Андреевичем, заключенному около 1401—1402 гг., к Городцу относились следующие волости: Белогородье, Юрьевец, Корякова слобода, Чернякова, а также унжинская тамга 63. В составленной несколько позднее духовной грамоте Владимира Серпуховского кроме только что перечисленных городецких волостей указаны Нороздна и Соль, а также безымянные станы на левом берегу Волги выше Городца и на правом берегу реки ниже Городца 64.

Из всех названных Городецких волостей начала XV в. легче всего определяется местоположение Юрьевца. Речь идет о Юрьевце Повольском, стоявшем на правом берегу Волги, и административно подчиненной ему территории. Что касается Белогородья, Коряковой слободы, Черняковой, Пороздны и Соли, то их локализация сопряжена с известными трудностями.

В.Н. Дебольский полагал, что Белогородье лежало где-то по Волге ниже Городца, но «точно указано быть не может» 65. Предположительно за центр волости — древний Белгород — исследователь принимал с. Белово Балахнинского уезда Нижегородской губернии 66. Относительно Коряковой слободы и Черняковой В.Н. Дебольский писал, что первая из них лежала в 63 верстах от Макарьева Костромской губернии, а вторая — в той же губернии, в 40 верстах от Кинешмы. Село Пороздна В.Н. Дебольский идентифицировал с современным ему селом Пороздна, стоявшим в 52 верстах от Юрьевца Повольского 67. Очевидно, что локализации были произведены В.Н. Дебольским по Списку населенных мест Костромской губернии на основании сходства древних названий с названиями XIX в. 68.

По писцовым книгам XVII в. Ю.В. Готье определил положение Коряковой слободы: по левому берегу Волги против Юрьевца и вверх по течению Унжи примерно до впадения в Унжу р. Ней 69. Вывод Ю.В. Готье несколько уточнил М.К. Любавский. Он помещал Корякову слободу в низовьях Ней и по правому берегу Унжи 70. Кроме того, исследователь указал, где находилась Чернякова: «между Елнадью и Волгою», и Пороздна: «к югу от Черняковой» 71. Здесь М.К. Любавский по сути дела повторил В.Н. Дебольского. С предложенными исследователями последними двумя локализациями следует согласиться. Определенные ими Чернякова и Пороздна вполне вписываются в тот ареал городецких земель, который может быть обрисован по данным начала XV в. Правда, следует иметь в виду, что локализации произведены по весьма позднему источнику — Списку населенных мест Костромской губернии. Только касательно Коряковой слободы нужно добавить, что, по сведениям XVII в., ее территория заходила и на левый берег Унжи. К Коряковой слободе относились, в частности, Никольский погост на р. Вилешеме — правом притоке р. Курдюги, починок (позднее — село) Соболево на р. Юмчищи (Юнчищи) — левом притоки Унжи, земли по рекам Курдюге — левому притоку Унжи, Шемахте, Борисовке и Родинке — левым притокам р. Виргасовки, самой Виргасовке — левому притоку Унжи 72.

Местоположение Белогородья, так и не выясненное до сих пор исследователями, изучавшими историческую географию средневековой Руси, определяется на основании ряда свидетельств довольно ранних источников. Так, в Тверском летописном сборнике сохранился рассказ о нападении в 1408 г. на нижегородские земли одного из отрядов ордынского темника Едигея. Захватив Нижний Новгород, монголо-татары двинулись вверх по Волге на Городец, взяли и этот город, а далее «поидоша отъ Городца въверхь по Вьлзѣ, воюючи обѣ странѣ, и быша въ Бѣлогородия... хотѣша ити на Кострому и на Вологду» 73. Из приведенного текста выясняется, что Белогородье было расположено на Волге, или близ нее, выше, а не ниже, как думал В.Н. Дебольский, Городца. Согласно завещанию серпуховского князя Владимира Андреевича Белогородье должно было отойти его второму сыну Семену 74. Но земли по левому берегу Волги выше Городца предназначались третьему сыну князя Владимира Ярославу 75. Следовательно, Белогородье не могло быть выше Городца на левом берегу Волги. Оно должно было находиться на правом берегу реки к северо-западу от Городца. Такое заключение может быть подкреплено еще одним соображением. Показательно, что именно в северо-западном направлении от волжского Городца намеревался двигаться в 1408 г. отряд монголо-татар, захвативший Белогородье и предполагавший напасть на Кострому и Вологду.

Сделанный на основании данных начала XV в. вывод о местоположении Белогородья полностью подтверждается более поздним материалом. По писцовому описанию 1619 г. писцов И. Житкова и подьячего И. Дементьева, Белогородская волость Нижегородского уезда была расположена по правому берегу Волги, к северу от впадения в нее Юга, далее вверх по Волге выше с. Катунок, по правым притокам Волги рекам Троце и Санехте (Санахте), а также по левому притоку Троцы р. Дорку 76.

Упомянутая в духовной грамоте князя Владимира Андреевича Серпуховского «Соль на Городце» также до сих пор не была локализована. А.Л. Хорошкевич посчитала даже, что «судьба Соли на Городце неизвестна, вероятно, соль добывалась здесь в незначительных количествах и недолго» 77, из чего можно заключить, будто само поселение быстро прекратило свое существование. Между тем есть все основания видеть в Соли на Городце начала XV в. позднейшую Балахну. Балахна была расположена всего лишь в 18,5 км от Городца ниже по Волге, но на противоположном, правом, берегу 78. А волжское правобережье ниже Городца было заселено уже к началу XV в. Владимир Серпуховский завещал своему сыну Семену «станы на сеи сторонѣ Волги, пониже Городца» 79. Выходы соли на освоенной территории не могли, конечно, остаться незамеченными. Близ них и появилось поселение Соль, позже названное Балахной.

Итак, локализация упоминаемых в источниках начала XV в. городецких волостей показывает, что к древнему Городцу относились земли по нижнему течению Утки, включая, видимо, сам город Унжу, правому притоку Унжи р. Нее, левым унжинским притокам рекам Курдюге и Виргасовке, земли по правому берегу Волги от р. Елпати до Балахны включительно, на западе ограничивавшиеся скорее всего течением Луха, а также земли по левому берегу Волги от унжинского устья до Городца. Возможно, они простирались и далее по волжскому левобережью за р. Узолу. Дело в том, что в XVI в. известна Заузольская волость, расположенная по левому берегу Узолы 80. Название и местоположение волости показывают, что заселялась она из Городца: именно для жителей Городца земли по левобережью Узолы были «за Узолой». Однако нет твердых фактов, позволяющих установить, осваивались ли прилежащие к У золе земли в начале XIV в. или позднее. Надежды здесь приходится возлагать почти исключительно на археологию.

Относившиеся, по данным XV в., к Городцу земли составляли лишь часть территории Городецкого (несколько позднее — Нижегородского) княжества начала XIV в. Другой частью этой территории были земли, прилегавшие к Нижнему Новгороду. Размеры последних в начале XIV в. были, по-видимому, невелики.

Судя по актам конца XIV—XV вв., самой западной нижегородской волостью была Гороховецкая. Так, в жалованной тарханной и несудимой грамоте, выданной около 1418—1419 гг. нижегородским князем Александром Ивановичем суздальскому Спасо-Евфимьеву монастырю, названы несколько деревень «в моей вотчине, в Ноугородском княжении, в Гороховце» 81. По жалованной дайной грамоте от 22 декабря 1485 г. великого князя Ивана III Спасо-Евфимьев монастырь получил к своим прежним угодьям ряд новых «в Нижегородц[к]ом уезде, в Гороховской волости» 82. Наконец, согласно жалованной грамоте митрополита Симона от 15 января 1496 г., податные льготы были предоставлены церкви Василия Кесарийского в одноименном монастыре «на Гороховцѣ в десятинѣ Нижнего Иоваграда» 83. Приведенный материал показывает, что в XV в. как светское, так и церковное административные деления относили Гороховец и его волость к Нижнему Новгороду. Характерно, что и древнейшая (копца XIV — начала XV в.) из сохранившихся грамот на гороховецкие земли была выдана нижегородским князем Даниилом Борисовичем 84. Все это дает определенные, хотя и не бесспорные, основания считать, что и в начале XIV в. Гороховец был нижегородским 85.

В XV в. к гороховецким землям относили два озера Сала 86 и устье р. Клязьмы 87. На картах XVIII—XIX вв. оз. Сало показано в пойменном левобережье Клязьмы, примерно в 2 км от впадения в нее Луха 88. Поскольку на Лухе стояли езы рыболовов владимирской Ярополчской волости 89, становится очевидным, что граница между Ярополчем и Гороховцом проходила по Луху. Земли по течению Клязьмы ниже луховского устья вплоть до впадения Клязьмы в Оку были гороховецкими.

Как далеко простирались в начале XIV в. эти земли к северу и к югу от нижнего течения Клязьмы, сказать трудно. Во всяком случае, в XV в. клязьминское левобережье было освоено не более, чем на 10 км от реки 90. Вероятно, на несколько большее расстояние было освоено правобережье нижней Клязьмы. Но в целом населенные гороховецкие земли в начале XIV в. тянулись, скорее всего, узкой лентой по берегам Клязьмы. К ойкумене прилегали, возможно, значительные пустынные пространства, по которым проходили границы княжеств и волостей, т. е. государственная территория превышала освоенную. Однако категорично настаивать на этом нельзя ввиду отсутствия точных данных.

«Ленточный» вид нижегородской территории, видимо, не менялся и по мере приближения к Нижнему Новгороду. Даже из сведений, которые могут быть возведены самое раннее к концу XV в., следует, что земли от Оки до оз. Пырского (к северу от Оки) и до р. Ворсмы (правого притока Оки) были освоены слабо. Здесь рос «хоромный, красный и черный раменный и дровяной лес» 91. Ясно, что в начале XIV в. контролируемая из Нижнего Новгорода территория тянулась вдоль Оки. Только около самого города эта территория, возможно, несколько расширялась к югу.

Вниз по Волге нижегородские земли в указанное время достигали, видимо, правого притока Волги р. Сундовити 92, или Сундовика, как она называется теперь. В 1958 г. А.Н. Насоновым был опубликован летописный текст, где сообщалось о покупке нижегородским гостем Тарасием Петровым шести сел у князя Муранчика 93. Тарасий Петров, по свидетельству того же источника, жил во времена нижегородских князей Константина Васильевича и Дмитрия Константиновича, т. е. между 1341 и 1383 гг. «И какъ запустилъ Новъгород от татар» 94, Тарасий съехал в Москву. В указанный промежуток времени монголо-татарам дважды удавалось захватывать Нижний: 5 августа 1377 г. и 24 июля 1378 г. 95 Очевидно, после этих нападений Тарасий Петров и оставил Нижний Новгород. В таком случае его покупки должны датироваться временем между началом 40‑х и концом 70‑х годов XIV в., скорее всего — 60—70-ми годами XIV в., когда активизировалась восточная политика Нижегородского княжества 96. Тарасий Петров приобрел у князя Муранчика села Салово, Городище, Хреповское, Запрудное, Халяпчиково и Мунарь 97. Из них три села сохранились и в XIX в. Села Салово и Городище стояли на правом берегу Сундовика, село Мунарь (Мунари) — на р. Мунарке, правом притоке Супдовика 98. Судя по имени, прежний владелец этих сел, князь Муранчик, принадлежал к местным мордовским князьям 99. Если до 60‑х годов XIV в. землями по правому берегу Сундовика владел мордовский феодал, есть веские основания считать, что в начале XIV в. контролируемая Нижним Новгородом территория не переходила за Сундовик. Для того времени эту реку можно считать пограничной.

Таким образом, на основании свидетельств второй половины XIV—XV в. ретроспективно очерчиваются примерные границы Городецкого (с 1311 г. — Нижегородского) княжества начала XIV в. Территория княжества включала в себя земли по обоим берегам нижнего течения Унжи вместе с г. Унжой, земли по правому притоку Унжи р. Нее, левым унжинским притокам рекам Курдюге и Виргасовке, правобережные и левобережные волжские земли примерно от устья Елнати до устья Сундовика, нижние течения рек Клязьмы и Оки. На западе земли княжества доходили, вероятно, до Луха.

После смерти в 1320 г. князя Бориса Даниловича Нижегородское княжество было присоединено к великому княжеству Владимирскому. Так продолжалось до 1328 г., когда нижегородские земли в качестве составной части владимирских были отданы ханом Узбеком ничего не значившему в политическом отношении суздальскому князю Александру Васильевичу 100. Под властью представителя суздальского дома впервые оказались и Суздаль, и Нижний Новгород с Городцом. Однако 1328 г. нельзя признавать «моментом образования территории Нижегородского княжества», как в свое время считал А.Е. Пресняков 101. А.Н. Насонов правильно отметил, что в 1328 г. нижегородская территория не была выделена из состава владимирской 102. Нижний Новгород и Городец были получены Александром Суздальским вместе с Владимиром и Переяславлем. После смерти Александра в 1331 г. эти приданные к Суздалю центры были изъяты из владений суздальских князей и отданы ханом Узбеком Ивану Калите 103. Воссоединив, таким образом, в своих руках всю территорию Владимирского великого княжества, Иван Калита управлял ею с помощью наместников. Ими могли быть и его сыновья. Так, думается, следует интерпретировать летописное указание под 1340 г. о пребывании в Нижнем Новгороде старшего сына Ивана Калиты Симеона Гордого, вероятно ввиду каких-то местных событий даже не попавшего на похороны отца 104. Факт пребывания в Нижнем Симеона Ивановича нельзя ни признавать случайным, как это пытался делать А.Е. Пресняков 105, ни видеть в нем свидетельство княжения Симеона в Нижнем Новгороде, к чему в свое время склонялись П.И. Мельников и Н.И. Храмцовский 106. Прав А.Н. Насонов, полагая, что нижегородские земли (в составе владимирских) до смерти Ивана Калиты находились под его властью 107. Да и сохранившиеся известия о Симеоне за 30‑е годы XIV в. рисуют его не самостоятельным нижегородским князем, а верным помощником отца, его преемником на московском и, при благоприятных условиях, владимирском столах 108.

Нижегородское великое княжество было сформировано после смерти Ивана Калиты и в результате прямого воздействия Орды 109. Ярлык на Нижний Новгород получил в 1341 г. суздальский князь Константин Васильевич 110. Так в Северо-Восточной Руси возникло новое государственное образование с обширной территорией, сложившейся из земель бывшего Суздальского и бывшего Нижегородского (ранее — Городецкого) княжеств. Столицей четвертого по счету северо-восточного русского великого княжества стал Нижний Новгород 111.

Дмитрий, по прозвищу Ноготь, упоминается в летописи с определением «Суждальскыи» 112. Отсюда можно заключить, что Ноготь также имел владения в Суздале. Сказанное подтверждается анализом известной «данной» черницы Марины. В настоящее время можно считать установленным, что документ этот должен датироваться не XIII в., как считалось ранее, а 1453 г. 113. Специальный разбор «данной» подтверждает высказанную еще А.В. Экземплярским догадку, что упоминаемый в грамоте князь Дмитрий Константинович — это Дмитрий Ноготь 114. Согласно тексту «данной», Дмитрию принадлежали села Мининское, Романовское и «прикупной» луг Любоща «подле реки Нерли», у «Васильковского мочища» 115. Село Мининское, в XVI в. превратившееся в пустошь, находилось в двух верстах к югу от Суздаля, влево от дороги Суздаль — Владимир 116. Село Романовское по названию отождествляется с позднейшим с. Романовом, стоявшим на Ирмесе в шести верстах к северу от Суздаля 117. Луг Любоща был расположен по правому берегу Нерли Клязьминской, ниже с. Василькова, близ суздальско-владимирского рубежа 118. Таким образом, указанные в «данной» черницы Марины села князя Дмитрия Ногтя концентрировались вокруг Суздаля. Лишь «прикупной» луг Любоща был удален от Суздаля примерно на 16 км.

Жалованная грамота Ивана III властям суздальского Спасо-Евфимьева монастыря от 17 октября 1472 г. называет принадлежавшие князю Андрею Андреевичу Ногтеву «в Суздале... земли Медвежей Угол и с пустошми на реце на Увоте» 124. Речь идет о том же лице, которое владело и с. Коровническим. Медвежий Угол также был селом 125. И.А. Голубцов, издавший самые ранние документы, в которых речь идет о с. Медвежий Угол, предположительно отождествил это село с существовавшей в XIX в. д. Медвежье Ковровского уезда 126. Отождествление оказывается неверным. Точно локализовать с. Медвежий Угол позволяют данные переписной книги 1678 г. Суздальского уезда. Там упоминаются с. Медвежий Угол и в нем церковь Вознесения 127. А в Списке населенных мест Владимирской губернии значится казенное (обычно бывшее монастырское) село «Вознесение, что в Медвежьем Углу» 128. Становится очевидным, что Вознесение — второе название с. Медвежий Угол, полученное им по местной церкви. Стояло это село на правом берегу Уводи, в ее нижнем течении 129.

К той же реке подходили и другие владения князей Ногтевых. Сохранилась составленная около 1500—1515 гг. раздельная грамота внуков князя А.А. Ногтева князей Семена, Ивана и Андрея Васильевичей Ногтевых на вотчину их отца — Лямцынский Угол. В грамоте указаны границы земель младшего из братьев — Андрея. Они состояли из трех отдельных участков. В качестве ориентиров названы реки Ухтахма с Почевинским езом, Сагаленка, Вязьма, Юрьевка, Шереш, Черная, Уводь, близ которой был «остров» Сингорь; болота Сагалинское, Бологовское, Юрьевское, Козинское, Березово, плав Развеевский; заводь Долгая, Инеульское устье, овраг Кордовский, луг Малков; деревни и селища Масловская, Старое и Новое Лямцыно, Селышки, Бологово, Змеинское, Яковля (Яковльское), Строиково, Селышко Круглое, Щитниково (Щитниче), Бушманово, Шереш, Борщовово, Малое Голубцово 130. И.А. Голубцов считал, что Лямцынский Угол получил свое название от д. Лямцыно, в XIX в. числившейся в Нерехотском уезде Костромской губернии 131. Владения же князя А.В. Ногтева он локализовал значительное южнее этого Лямцына, в нижнем течении рек Уводи и Вязьмы 132. Действительно, основной массив владений князя А.В. Ногтева простирался от стоявшей на правом берегу Ухтомы (Ухтахмы), в ее нижнем течении, д. Масловской до расположенной на левом берегу р. Вязьмы д. Бологово, далее вниз по Вязьме, от нее обратно на восток к Козинскому болоту, далее к деревням Яковле (Яковльскому), Щитникову (Щитничу) и к р. Ухтоме (Ухтахме), где был «забит» ез крестьян д. Почевиной 133. Второй участок владений князя Андрея Васильевича был расположен ниже первого по р. Вязьме и не на левом, а на правом берегу этой реки. В раздельной грамоте упоминаются д. Бушманово и р. Шереш 134. На карте 1812 г. показаны стоявшая на правом берегу Вязьмы д. Бушмаково и к югу от нее правый приток Вязьмы р. Авереш 135. Несмотря на некоторую разницу в названиях (возможно, что на карте просто описки в наименованиях), становится очевидным, что речь в грамоте начала XVI в. идет о владении, расположенном в районе зафиксированных источником XIX в. д. Бушмаково и р. Авереша. Наконец, третий участок князя А.В. Ногтева — «остров на рѣкѣ на Увоти Сингорь» 136 — И.А. Голубцов совершенно правильно поместил на р. Сингори, впадающей слева в р. Уводь, в 12—13 км от устья последней 137. Таким образом, владения князя А.В. Ногтева были расположены по нижнему течению рек Уводи, Вязьмы и Ухтомы (Ухтахмы). Поскольку они составляли лишь часть отчины его отца, можно думать, что в свое время князь Василий Ногтев владел землями и по среднему течению названных рек. Однако сомнительно, чтобы вотчины Ногтевых включали в себя перехотское Лямцыно, как полагал И.А. Голубцов. Старое и Новое Лямцыно упоминаются в раздельной грамоте 1500—1515 гг. при фиксации границы части князя А.В. Ногтева от д. Масловской до д. Бологово 138. Очевидно, названия этих Лямцыных, теперь уже не сохранившихся, следует связывать с наименованием всей местности — владения братьев Ногтевых — Лямцынским Углом, а не перехотского Лямцына.

Итак, рассмотрение актов XV—XVI вв. убеждает в точности летописного определения князя Дмитрия Константиновича Ногтя как князя именно суздальского. Данные актового материала позволяют говорить о том, что удел самого младшего из сыновей Константина Васильевича Нижегородского состоял как минимум из отдельных сел и угодий в суздальской городовой округе и обширных пространств по среднему и нижнему течению рек Уводи, Вязьмы и Ухтомы.

Выяснив географию владений трех из четырех Константиновичей, сравнительно легко определить и отчину их брата Бориса. Следуя методу исключения, можно придти к выводу, что Борису должен был принадлежать Городец с волостями. Такую мысль унте высказывал А.В. Экземплярский, а вслед за ним А.Е. Пресняков 139. Однако весомых доводов в пользу этого заключения ни у того, пи у другого исследователя не было. Между тем, даже если не прибегать к приему исключения, в распоряжении историков есть один забытый источник, данные которого подтверждают предположение А.В. Экземплярского и А.Е. Преснякова. Речь идет о Поучительном Послании митрополита Алексея церковникам и прихожанам «всего предѣла Новгородьского и Городецьского», составленном, как справедливо полагал его издатель К.И. Кевоструев, в момент захвата Борисом великокняжеского стола в Нижнем Новгороде 140. Поскольку Послание адресовано не только нижегородцам, власть над которыми узурпировал Борис, но и городчанам, становится очевидным, что до своего перехода в Нижний Новгород в 1363 г. Борис владел Городцом. (См. рис. 7).

Нумізматика

Родовід

Рюрик, князь Новгородский
Игорь Рюрикович, великий князь Киевский +945
Святослав I Игоревич, великий Киевский 942–972
Владимир I, великий князь Киевский +1015
Ярослав I Мудрый, великий князь Киевский 978‑1054
Всеволод I, великий князь Киевский 1030–1093
Владимир II Мономах, князь Киевский 1053–1125
Юрий Долгорукий, кн. Владимирский 1090–1157
Всеволод III Большое Гнездо 1154–1212
Ярослав II (Фёдор) Всеволодович, князь Переяславский 1190–1246

Суздальські і Нижегородські князі. Схема Келембета С.

XI генерація от Рюрика

1. КН. АНДРЕЙ ЯРОСЛАВИЧ († 1264)

второй князь Суздальский, с 1248 г. великий князь Владимирский
Князь новгородський (1240–1241 рр.), суздальський (1246–1252, 1256–1264 рр.), вел. кн. володимирський (1249–1252 рр.).

Ж., 1251, одружився з дочкою галицько-волинського князя Данила Романовича.

XII генерація от Рюрика

2/1. КН. ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ († 8.03.1279)

Помер 8.03.1279 р. (115, с.43). Князь новгородський (1267–1269 рр.), суздальський [?] (?- 1279 рр.).
старший сын Андрея Ярославича (5), третий князь на суздальском столе, который он получил в 1264 г., после смерти отца. Наследственный удел достался ему значительно урезанным, ибо часть его, в центре которой был Городец-Волжский, по завещанию Андрея Ярославича перешла к племяннику последнего, сыну Александра Невского, Андрею Александровичу. Владея Суздалем, Ю. А. тем не менее всю почти жизнь провел в Великом Новгороде, в котором он княжил, однако, не как призванный населением князь, а как наместник вел. кн. Тверского Ярослава Ярославича. Дата рождения Ю. А. неизвестна, на историческую сцену же он, по летописным данным, выступил в 1267 г., когда новгородцы «сдумаша с князем своим Юрьем, хотеша идти на Литву». В челе с Ю. А. войско Великого Новгорода и двинулось к границам Литвы, подошло уже к Дубровке, — небольшой погост в нынешнем Порховском уезде, — но там произошла распря из-за дальнейшего пути: одни желали остаться верными принятому намерению, т. е. вторгнуться в Литву, другие советовали двинуться на Полоцк, а третьи, среди которых был, кажется, и Ю. А., настаивали на походе за Нарву, против ливонских рыцарей. Последнее течение взяло верх, и войско пошло к подвластному датчанам Раковору (Везенбергу), которого, однако, взять не смогло и ограничилось опустошением прилегающего края, — «много земля их потратиша», по выражению летописи. В следующем году новгородцы, с целью загладить предшествующую неудачу, снова двинулись к Раковору. На этот раз в походе, кроме Ю. А., приняли участие, по просьбе новгородцев, и другие русские князья, в том числе Дмитрий Александрович переяславский, Святослав и Михаил Ярославичи, Константин Ростиславич смоленский, псковский князь Довмонт. На p. Кеголи произошло большое кровопролитие, «страшное побоище, яко не видали ни отцы, ни деды», известное под именем Раковорской битвы, в которой новгородцы одержали решительную победу. О роли Ю. А. в этой битве сохранился не совсем лестный для его памяти отзыв летописца: «Юрий вда плечи», т. е. показал неприятелю тыл; к тому же и на побудительные причины бегства летопись, хотя и не категорически, набрасывает подозрение словами; «или перевет был в нем, то Бог весть», а это, по толкованию новейших историков, означает, что молва подозревала его в сношениях с врагом. Как бы то ни было, в следующем 1269 г. Ю. А. загладил свою вину. Движимые чувством мести, ливонцы во второй половине мая этого года подступили к Пскову и обложили его со всех сторон. Тогда Ю. А. с новгородским войском пошел на выручку осажденным и принудил «божьих дворян», т. е. рыцарей, сначала к бегству, а затем к весьма невыгодному для них миру, заключенному «на всей воле новгородской». В последний раз Ю. А. упоминается в связи со ссорой между Ярославом Ярославичем и новгородцами; понятно, что Ю. А. принял сторону первого, оставил Новгород и засел в Торжке, где задерживал едущих в Новгород купцов и идущие туда суда и товары. Скончался Ю. А. 8 марта 1279 г. и погребен в Суздале, в храме Богоматери. Неизвестно, был ли он женат, но потомства во всяком случае не оставил.

Полн. Собр. Русск. Летоп., т. III, стр. 59—61; т. IV, стр. 40, 43; т. V, стр. 19.

3/1. КН. МИХАИЛ АНДРЕЕВИЧ († після 1305)

Князь суздальський (1279 ? — після 1305 рр.).
второй сын Андрея Ярославича, четвертый князь в Суздале, который получил после смерти своего старшего брата Юрия в 1279 г., а до этого года владел Городцем-Волжским. «Того же лета (6787–1279) преставися князь велики Юрьи Андреевичь Суздальский, внукъ Ярославль, правнук Всеволожъ, праправнук Юрья Долгорукаго… И по немъ сяде братъ его на великомъ княжении въ Суздале князь Михаило Андреевичь». [ПСРЛ, М., 1965. Т. X, С.156.] Подобно брату, M. A. долгое время управлял одним Суздалем с его волостьми, в Нижнем-Новгороде же сидел сын Александра Невского, Андрей Александрович. Только в 1304 г., после кончины этого князя, к М. А. перешел и Нижний-Новгород, для утверждения которого за собою он в 1305 г. ездил в орду. Там при разделе великокняжеских Владимирских земель Ордынским царем Тахтой, великокняжеский стол во Владимире был отдан «по-старейшинству» Тверскому князю Михаилу Ярославовичу, внуку великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича. А Нижний Новгород, вероятнее всего и Городец, Ордынский царь отдал другому внуку великого князя Ярослава Всеволодовича, Михаилу Андреевичу Суздальскому,7 которые после его смерти перешли к его сыну, князю Василию Михайловичу Суздальскому. Михаил Андреевич укрепил свое положение среди русских князей, женившись в том же 1305 году (в 1306 году по известию в летописи Авраамки) на Ордынке: «Того же лета (6814–1306) оженися князь Михайло Анъдреевичь во орде…». ПСРЛ, М., 2000. Т. XVI. С.58. Добившись в орде своей цели, M. A. проехал прямо в утвержденный за ним город и там первым делом «изби вечники» — казнил и наказал многих жителей за то, что они побили бояр умершего кн. Андрея Александровича, притом такое решение приняли на вече, «чернь же — по мнению Карамзина — не имела власти судебной, исключительного права княжеского». Супротивники цієї версії посилаються на відому грамоту царя Василя Шуйського, де суздальські князі виводяться від Андрія Олександровича. Цю думку підтримав В.Кучкін, вважаючи Михайла городецьким князем. На нашу думку, правильність версії А.Екземплярського та Г.Абрамовича підтверджують родоводи, які складені раніше за грамоту Василя Шуйського, покликану довести, що суздальська гілка старша за московську. Никоновская летоп. дает ему сына Василия. Кончину его на основании хронологических соображений следует отнести к 1306 или 1307 г.

4/1. КН. ВАСИЛИЙ АНДРЕЕВИЧ († 1309)

Князь суздальський (після 1305–1309 рр.), третий сын Андрея Ярославича, которым владел три или четыре года, так как унаследовал его не ранее 1306—1307 г., когда умер брат Β. Α., Михаил, а в 1309 г. скончался и сам Β. Α.; он и упоминается только по поводу своей кончины, именно в Никоновской летописи, которая известия о нем явно перепутывает, считая его прямым потомком не Андрея Ярославича, а его брата — Александра Невского. Згідно Никонівського зведення був сином Михайла Андрійовича. Ми приймаємо версію А.Екземплярського, згідно якої Василь був братом Михайла. Ця версія дозволяє погодити вік князя Михайла та його спадкоємців. От брака с неизвестной имел двух сыновей — Александра и Константина. Помер 1309 р.

У князя Андрея действительно был сын по имени Василий, что устанавливается по поминальным спискам в синодиках.

XIІ генерація от Рюрика

5/3. КН. ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ СУЗДАЛЬСЬКИЙ

Известие о Василии Михайловиче Суздальском есть только в Никоновской летописи в связи с его смертью в 1309 году. «Того же лета (6817–1309) преставися князь Василей Михайлович Суздальский» 141. Поскольку далее в летописях упоминаются князья Суздальские «Васильевичи» – сначала Александр Васильевич в 1327, 1329 и 1332 году (год его смерти), затем Константин Васильевич в 1339, 1340, 1341, 1343, 1350, 1352, 1353 и 1355 году (год его смерти), то можно с уверенностью сказать, что Василий Михайлович был сыном князя Михаила Андреевича, а Александр и Константин — сыновья Василия Михайловича. И никакой «загадочности» в князе Василии Михайловиче Суздальском нет, как пишут некоторые исследователи 142.

6/?. КН. ИВАН [МИХАЙЛОВИЧ]

В 1309 скончался суздальский кн. Василий Михайлович. Ему наследовал кн. Иван (вероятно, брат; известен по синодику Успенского собора Московского Кремля). По-видимому, именно Иван (Михайлович?) возглавлял коалицию князей С. к., перешедших в 1317 во время борьбы за Владимирское вел. княжение на сторону моск. кн. Юрия Даниловича и участвовавших в разорении владений вел. кн. владимирского и тверского кн. Михаила Ярославича. До 1327 преемниками кн. Ивана (Михайловича?) стали князья Александр Васильевич и Константин Васильевич – сыновья кн. Василия Андреевича (младшего из сыновей кн. Андрея Ярославича; на это чётко указывают известия др.-рус. синодиков и родословцев).

7/4. КН. АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ (ум. 1331/1332)

старший сын Суздальского князя Василий Андреевича (по другим данным Василия Михайловича), князь Суздальский (1309—1331), великий князь Владимирский (1328—1331 года). 143

Впервые упоминается В. А. только в 1327 г.. Поддерживал Тверского князя Михаила Ярославича в его борьбе с князем Московским Юрием Даниловичем. Затем стал союзником Ивана Даниловича Калиты. Участвовал в организованном последним карательном походе на Тверь, где вспыхнуло антитатарское восстание (1327). В результате именно Александру Васильевичу, очевидно специально как слабому князю, Узбек-хан выдал ярлык на Владимир и «Поволжье» (вероятно, Нижний Новгород и Городец), а за Иваном Калитой оставил вторую половину великого княжения — Кострому и Великий Новгород. Однако к усилению маловлиятельного Суздальского княжества этот шаг не привёл (в отличие от аналогичной ситуации десятилетием позже), но «фундамент притязаний на великокняжеский титул нижегородско-суздальских князей» был заложен. Реальная роль в общерусских делах осталась за Иваном Калитой. Московские летописи об Александре даже не упоминают, а новгородские (основной источник сведений) не называют великим. Александр Васильевич принял участие в вокняжении Ивана в Новгороде и в походе на Псков, против укрывшегося там тверского князя Александра Михайловича (1329). Перевёз из Владимира в Суздаль вечевой колокол Успенского собора. На новом месте колокол не стал звонить, что было воспринято как недоброе знамение, и колокол был возвращен обратно. После смерти Суздаль унаследовал его младший брат Константин Васильевич, а Нижний Новгород и Городец в качестве части владимирского великого княжения перешли к Ивану Калите.

8/4. КН. КОНСТАНТИН ВАСИЛЬЕВИЧ (*1295/1303, † 21.11.1355)

князь Суздальский (1332—1341), князь Нижегородский (1341—1355); сын Василия Михайловича, внук Михаил Андреевича, правнук Андрея Ярославича и правнучатый племянник Александра Невского (по другим данным был сыном Василия Андреевича, являвшегося братом Михаил Андреевича). 144 Начал править Суздальским княжеством после смерти своего бездетного брата Александра Васильевича, князя Суздальского в 1309—1331 годы и великого князя Владимирского в 1328—1331 годы.

Впервые начинает участвовать в усобицах и проводить активную политику с 1339 года, когда Смоленский князь восстал против Орды, вступив в союз с Гедимином. Против Ивана Александровича Смоленского выступило татарское войско под руководством Товлубия, а также ряд русских князей, в том числе, как указывает Никоновская летопись, в составе московской рати и Константин Васильевич. После смерти Ивана Калиты Узбек-хан в 1341 году отдал в подчинение Константину Васильевичу низовские города: Нижний Новгород, Городец и Унжу, однако, надлежавшее ему по праву старшинства великое княжение он так и не получил. После он посещал Орду и в 1342 году, задабривая хана Чанибека, и в 1344 году вместе с остальными русскими князьями. В 1350 году Константин Васильевич переносит столицу из теряющего своё былое значение Суздаля в активно развивающийся Нижний Новгород. В том же году, по просьбе Константина Васильевича константинопольский патриарх поставил суздальским епископом Иоанна, а также заложил в новой столице Храм Боголепного Преображения, куда из Суздаля был перенесен образ Спаса. Так было образовано Нижегородско-Суздальское великое княжество.

В 1353 году, после смерти Семена Ивановича, Константин попытался оспорить право на великое княжение у Ивана Красного, заручившись поддержкой новгородцев, но хан оставил ярлык у Москвы. Лишь перед своей смертью Константин признал право Ивана Красного на великокняжеский престол. При его правлении активно осваивались южные и юго-восточные границы княжества, в том числе бассейн реки Кудьмы и правобережье Оки. Заселение новых земель шло мирно, переселенцы были вольны селится везде, где они хотели. Восточная граница княжества расширилась до реки Сундовик. Время правления Константина — начало эпохи наибольшего расцвета влияния Суздальско-Нижегородского княжества, которое встало в один ряд с Московским и Тверским. Константин сблизился с Литвой, женил своего сына Бориса на дочери князя Ольгерда Агриппине.

Ж.1, КНЖ. АННА ВАСИЛЬЕВНА МАНГУПСКАЯ (ум. до 1335), дочь владетельного мангупского князя Василия (возможно из византийского рода Комниных), или, по другой версии, византийского царевича Василия[1]. Она умерла в Нижнем Новгороде, похоронена там же в Спасо-Преображенском соборе.

Ж.2, ЕЛЕНА (ум. после 1365), неизвестного происхождения. В 1365 году Елена сопровождала князя Дмитрия к Нижнему Новгороду, занятому его братом князем Борисом. Имел нескольких детей (но кто из них родился от какой жены — доподлинно неизвестно):

Дети: Андрей (1320/1321—1365) — великий князь Суздальско-Нижегородский (1355—1365), Дмитрий (1323/1324—1383) — князь Суздальский с 1356, великий князь Суздальско-Нижегородский с 1365. В 1360—1362 — формальный глава русских княжеств (великий князь Владимирский), Борис (ум. 1394) — князь городецко-суздальский
Дмитрий Ноготь — безудельный князь, Евдокия (ок. 1340—1404) — супруга Михаила Александровича, князя Тверского, Антонида (ум. 1365) — первая супруга Андрея Федоровича, князя Ростовского.

XIII генерація от Рюрика

8/6. КНЖ. АНАСТАСИЯ АЛЕКСАНДРОВНА

М., В.КН. БОРИС ОЛЕКСАНДРОВИЧ ТВЕРСКОЙ.

9/7. КН. АНДРЕЙ КОНСТАНТИНОВИЧ († 2.06.1365)

старший сын Константина Васильевича (17), князь нижегородський (1355–1365 рр.). Наследовал нижегородский стол, родился не позже 1329 г. Рогожский летописец свидетельствует, что после Константина Васильевича «сѣдѣ на княжении сынъ его князъ Андреи» 145. Впрочем, Андрею пришлось добиваться утверждения своих отчинных прав в Орде. Видимо, зимой, в начале 1356 г. он «прииде изъ Орды... и сѣдѣ на княжение въ Новѣгородѣ въ Нижьнемь» 146. Через несколько месяцев после этого между ним и великим князем московским Иваном Ивановичем произошло в Переяславле свидание, о целях которого, ввиду умолчания летописей об этом, можно только догадываться. А. К., характером мягкий и миролюбивый, не желая продолжать распрей из-за великокняжеского стола, так ревностно оспаривавшегося его отцом, первый, по-видимому, сделал некоторые шаги к примирению о Московским князем, в пользу последнего отказался от всяких притязаний на великое княжение, и упомянутое свидание для того, как кажется, и состоялось, чтобы этот отказ оформить. Известно, что Московский князь щедро одарил «молодшего брата», т. е. А. К., и «отпустил его с миром». Под 1359 г, летописи отмечают А. К. пребывающим в орде, где в это время происходили смуты — дворцовые перевороты и ханоубийства следовали непрерывным рядом. Бранные времена в орде чуть было не захватили и А. К. в число своих жертв, что явствует из слов летописи: «.... едва упасе его Бог от горькия смерти от рук поганых».

Когда ханский престол ненадолго занял один из многочисленных претендентов на него, Нарбус, все русские князья в том же 1359 г. ездили в орду с дарами и поклоном новому хану; среди них был и А. К. Около этого времени умер Московский князь Иван Иванович, и в связи с этим возник вопрос о том, кому сидеть на великокняжеском столе, ибо сын умершего, Димитрий (Донской), был еще ребенок. Великокняжеский Владимирский престол хан предложил А. К., однако он «по то не поялся», т. е. от предложенной чести отказался, при том не из скромности, как склонны предполагать многие историки, а вероятнее из простого расчета: приняв дар, ему пришлось бы за него вести ожесточенную борьбу с другими князьями, и прежде всего с Москвою, меряться с которою для него было, разумеется, не под силу. Эти вполне вероятные соображения находят некоторое подтверждение и в словах, которые Татищев, неизвестно откуда их почерпнувший, влагает в уста A. K.: «Доискиваться ярлыка (на великое княжение) — потратить только деньги, а потом, когда вырастет Димитрий, то надобно будет воевать с ним, при том должно нарушить клятву, данную его отцу» 147. Как известно, великокняжеский престол после отказа А. К. достался его младшему брату, Дмитрию Константиновичу (12), который менее чем через два года на опыте убедился в справедливости опасений А. К.

В 1360 г. А. К. участвовал в съезде князей, состоявшемся в Костроме для решения вопроса о том, как ответить на требование хана о выдаче новгородских разбойников, «ушкуйников», на которых в орде жаловались жукотинские князья. Надобно думать, что А. К. присоединился к общему мнению, в смысле удовлетворения требования. Наряду с другими русскими князьями А. К. в 1361 г. отправился в орду представиться новому хану Хидырю и попал туда как раз в то время, когда там происходила новая «замятня» — Хидырь был убит старшим сыном, Темир-Хозем, в свою очередь тоже скоро убитым. Русские князья поспешили удалиться. На обратном пути из орды на Α. Κ. напал какой-то татарский князь Рятякозь, отбитый только с большим трудом.

В 1359 г. на средства А. был построен собор во имя архистратига Михаила в Н. Новгороде. (ПСРЛ. Т. 10. С. 230) В 1363 г. мироточил крест, к‑рым новопоставленный Суздальский еп. Алексий после литургии благословил А. (ПСРЛ. Т. 11. С. 3; Т. 15. Вып. 1. Стб. 75–76).

Если полагаться на сообщение позднего (XVI в.) жития прп. Евфимия Суздальского на средства А.К. был построен суздальский в честь Покрова Богоматери мон-рь как благодарность Богу за чудесное спасение во время путешествия по Волге. Восходящие к устной традиции известия об обстоятельствах основания в Суздале Покровской обители отложились в позднейших агиографических памятниках – Пространной редакции жития преподобного Евфимия Суздальского и обеих редакциях (Краткой и Пространной) жития святителя Иоанна Суздальского. Названные произведения имеют общую литературную основу (в качестве таковой выступила Краткая редакция жития преподобного Евфимия 10‑х гг. XVI в.), атрибутируются одному автору – иноку Спасо-Евфимиева монастыря Григорию, действовавшему в третьей четверти XVI в., и вообще текстуально очень близки друг другу (подробнее об истории создания рассматриваемых источников см.: Клосс Б. М., 2001. Избранные труды. Т. 2: Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI веков. М.: Языки русской культуры. 488 с. С. 351, 352, 363–366, 370–372; Усачев А. С., 2008. Житие святого Иоанна, епископа Суздальского // Вестник церковной истории. 2008. № 2 (10). С. 5–15). Вкратце фабула интересующего нас сюжета освещена в житиях следующим образом. Нижегородский князь Андрей Константинович во исполнение данного ранее обета задумал построить в Суздале женскую обитель. Заручившись поддержкой суздальского владыки Иоанна, князь обратился с просьбой к спасскому архимандриту Евфимию выделить «место об он пол рекы на брезе (то есть на противоположном городу правом берегу Каменки. – М. Д.)… земли и в широту, и в долготу на двадесят лактеи.., еже есть благоугодно на нем монастырю здатися». Получив требуемое, князь Андрей «поклонися блаженому Еуфимию и дасть ему в монастырь довольну милостыню». Вскоре после этого «создана бысть церковь древяна во имя Пресвятыа Богородица честнаго и славнаго Ея Покрова. Святыи же Иоанн вручи стареишиньство матери блаженаго Еуфимиа сестричичне и взем ю от великиа лавры святого великаго мученика Александра, иже на горе в том же граде Суждале» (цит. по публикации Пространной редакции жития святого Иоанна Суздальского: Усачев А. С., 2008. Житие святого Иоанна, епископа Суздальского // Вестник церковной истории. 2008. № 2 (10). С. 5–56.. С. 37, 38). Добавим, в древнейших списках житий обоих святых рассмотренный эпизод не имеет четкой хронологической привязки; принятая же в литературе, пусть и с оговорками, датировка основания Покровского монастыря – 6872 (то есть 1363/64) г. – фигурирует, насколько нам известно, лишь в куда более поздних (первой половины XIX в.) вариантах Пространной редакции жития преподобного Евфимия Суздальского (см., например: ГВСМЗ. № В‑27306. Л. 14 об.; № В‑43576. Л. 3). В этой связи рискнем предположить, что для последних источником заимствования даты 6872 г. скорее всего послужило соответствующее место сочинения Анания Федорова «Историческое собрание о богоспасаемом граде Суждале» (Федоров А., 1855. Историческое собрание о богоспасаемом граде Суждале // Временник императорского Московского общества истории и древностей Российских. М., 1855. Кн. 22. [Отд.] II: Материалы. С. 1–212 [разд. паг.].. С. 181), которое в рукописном виде широко бытовало в городе и его округе еще с середины XVIII в. Не свободен вышеприведенный рассказ об устроении Покровской обители и от разного рода анахронизмов – вроде представления князя Андрея и преподобного Евфимия как современников епископа Иоанна, хотя тот скончался еще в 1314 г. (Клосс Б. М., 2001. Избранные труды. Т. 2: Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI веков. М.: Языки русской культуры. 488 с.. С. 365).

По сообщению Никоновской летописи, примерно за год до смерти, т. е. в 1364 г., Андрей постригся в монахи 148. Скончался 2 июня 1365 г., пред смертью приняв схиму, и погребен в нижегородском Спасо-Преображенском монастыре. летописец так отметил это событие: «Преставися кроткий, и тихий, и смиренный, и многодобродетельный великий князь Андрей Констянтинович во иноцех и в схиме» 149. А. был погребен в нижегородском соборе в честь Преображения Господня рядом со своим отцом. Память А. и жены его Василисы (без указания дня) отмечена в Месяцеслове Симона (Азарьина) сер. 50‑х гг. XVII в. 150; он также упомянут под 25 авг. в иконописном подлиннике 20‑х гг. XIX в. 151. Он был женат, по одним данным, на некоей Анастасии, происхождением нам неизвестной, а по другим — на дочери тверитянина Ивана Киасовского, Василисе, но потомства не оставил.

В 1829 г. древний Преображенский собор был разобран и построен заново, 17 сент. 1834 г. произошло освящение храма, могилы нижегородских князей, в т. ч. А., оказались в отдельной усыпальнице в подземной части храма, сюда перенесли и надгробные плиты, ранее находившиеся в самой церкви. Впосл. в усыпальнице на добровольные пожертвования устроили ц. в честь Казанской иконы Пресв. Богородицы с сев. приделом во имя святых бессребреников Космы и Дамиана и юж.- во имя вмч. Димитрия. Могила А. и его жены оказалась в юж. приделе храма-усыпальницы; здесь ежедневно совершались службы. В 1929 г. собор был разрушен.

Ж., Василиса (ин. Феодора) Ивановна Киасовская, дочь тверского боярина.

Лит.: Храмцовский Н. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. Н. Новг., 1857. Ч. 1. С. 16–19; Барсуков. Источники агиографии. Стб. 38; Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период, с 1238 по 1505 г. СПб., 1891. Т. 2. С. 404–407; Добровольский М. Краткое описание русских церквей, монастырей и часовен. Н. Новг., 1895. С. 11–12; Сергий (Спасский). Месяцеслов. Т. 3. Прил. 3. С. 548; Муравьева Л. Л. Летописание Северо-Восточной Руси кон. XIII — нач. XV в. М., 1983. С. 170–173; Маркелов. Святые Древней Руси. Т. 2. С. 51.

10/7. КН. ДМИТРИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ (* 1323/24 † 5.07.1383)

второй сын Константина Васильевича, князь суздальський (1356–1363 рр.), нижегородський (1365–1383 рр.), вел. кн. володимирський (1360–1361 рр.). Один з найзначніших князів суздальської династії.

Родился, как можно заключить из косвенных указаний Воскресенской и Никоновской летописей, в 1323 г. О первой половине его жизни не сохранилось никаких известий — впервые его имя на страницах летописей упоминается почему-то только под 1359 г., когда русские князья, а в числе их и Д. К., ездили в орду на поклон новому хану, Наврусу. Замечательно, что в течение целых 35 лет ни разу даже не упоминаемый летописцами, следовательно, как можно думать по этому признаку, не принимавший никакого участия в современных событиях, ничем себя не проявивший и ничем не видавшийся, Д. Κ. в эту поездку, благодаря отчасти стечениям обстоятельств, отчасти же, по-видимому, личным качествам, сразу же выдвигается на первый исторический план с тем, чтобы вскоре и сойти с него. Незадолго перед поездкой князей в орду скончался московский князь Иван Иванович, бывший в то же время и великим князем Владимирским. Так как даже старший его сын, Димитрий (Донской), был малолетен, то возник вопрос, не отдать ли великокняжеский престол кому-нибудь старшему. Хан предложил его сначала старшему брату Д. К., Андрею Константиновичу (4), но тот отказался от этой чести. Тогда Наврус дал ярлык Д. К. Последний, по выражению летописи, получил княжение «не по отчине и не по дедине», т. е. ни отец, ни дед его великими князьями Владимирскими не были, следовательно, наследственного права на это достоинство он не имел. Сам Д. К., однако, был другого мнения (хотя бы потому, что он был коленом старше детей Ивана Ивановича), ярлык принял и из орды направился непосредственно во Владимир, в котором, чтобы прочнее закрепить его за собою, остался жить, возвратив этому городу значение столицы. Но Москва не думала уступать. Бояре ее, привыкшие быть боярами сильнейших князей, не желали сойти на низшую ступень и приложили все силы, чтобы добыть ярлык для малолетнего Димитрия. Последний был отправлен с этой целью в орду, где за него хлопотали влиятельные его родственники, князья тверской и ростовский, полагавшие, что для них безопаснее иметь на Владимирском столе безвольного малютку, чем взрослого честолюбца, каким они считали Д. К. В орде продолжались смуты, и добиться чего-нибудь не представлялось возможным. Тогда московские бояре в 1362 г. двинули против Д. К. многочисленное войско, ввиду которого он, не считая возможным сопротивляться, отступился от великого княжения, и оно перешло к Димитрию Ивановичу.

На этом борьба Д. К. за великое княжение не закончилась. В 1363 г. он снова получил великокняжеский ярлык, на этот раз от хана Мюрида, который гневался на московского князя и этим хотел его наказать. Д. К. тотчас же поехал во Владимир, но прокняжил там только 12 дней, так как Димитрий Иванович опять пошел на него с большим войском, вытеснил его из Владимира, осадил в Суздале и принудил к миру на всей своей воле. Хотя в том году в Суздаль к Д. К. прибежали несколько влиятельных русских князей, в том или другом обиженных Москвою, и предлагали ему союз против последней, он, однако, не рискнул возобновить борьбу. Даже когда в 1365 г. он в третий раз получил ярлык на великое княжение Владимирское и борьба за осуществление своих прав, так сказать, сама собою напрашивалась, Д. К., дважды испытав на себе могущество московского князя, предпочел уклониться от нее, добровольно отказавшись от ярлыка в пользу Димитрия Ивановича, чем снискал его расположение и обеспечил для себя в трудных случаях его поддержку, которая пригодилась в самом ближайшем времени.

В том же 1365 г. скончался Андрей Константинович, и Д. К., как старший после умершего, должен был унаследовать ему Нижний-Новгород, однако третий из Константиновичей князь Борис Городецкий, воспользовавшись тем, что старший брат Андрей, видимо, устранился от управления, а другой брат Дмитрий-Фома втянулся в борьбу за владимирский стол, захватил в 1363 г. Нижний Новгород 152. Под его властью оказались земли Городецкого и нижегородского уделов, т. е. большая часть территории княжества. Попытка Дмитрия уговорить Бориса уступить ему как более старшему Нижний Новгород успеха не имела. Между братьями назревал вооруженный конфликт. В этих условиях Дмитрий-Фома вынужден был окончательно отказаться от соперничества с московским князем за великое княжение Владимирское и более того — просить у него помощи против Бориса 153. Димитрицюй Ивановичу через посредничество св. Сергия Радонежского предложил сначала Борису суд, затем пригрозил закрытием всех церквей в Нижнем 154. После того как эти меры на Бориса не произвели воздействия, Дмитрий Московский послал свои рати в помощь Дмитрию Суздальскому. Но до кровопролития дело не дошло. Борис встретил брата у Бережца (село на левом берегу Оки, несколько выше устья Клязьмы), «кланяяся и покаряяся и прося мира» 155. Покорность привела к миру. Братья «под?лишася княжениемь Новогородскымъ», причем Дмитрий «сѣде на княжении въ Новѣгородѣ въ Нижнемъ, а князю Борису... вдасть Городець». Оказанная Москвою помощь Д. К. окончательно примирила его с Димитрием Ивановичем, а в 1366 г. дружба между ними была закреплена узами свойства — московский князь женился на дочери Д. К., Евдокии. .

Примирившись с Димитрием Ивановичем и с родным братом Борисом, Д. К. мог обратить свое внимание и на противников другого рода. Еще раньше Нижегородскую землю тревожили волжские пираты, «ушкуйники» или, как называет их Никоновская летопись, «младые дворянчики»; принятое в 1360 г. на костромском съезде князей, в котором участвовал и Д. К., решение о выдаче разбойников хану ни к чему не привело, так как они на своих легких судах, «ушкуях», были неуловимы. В 1366 г. эти «младые дворянчики» внезапно подплыли на 200 ушкуях к самому Нижнему, ограбили здесь гостей и ушли с большой добычей, а Д. К. был бессилен даже преследовать их, ограничившись принятием лишь оборонительных мер на случай повторных набегов. В 1367 г. он имел ратное дело с ордынским выходцем кн. Булат-Темиром, который, пользуясь непрекращающимися смутами в орде, овладел средним течением Волги и оттуда стал тревожить и грабить Нижегородскую область. С целью разом покончить с этим хищником, Д. К. собрал значительное войско и лично вывел его против татарского князька, которого встретил у берегов Пьяны, сыгравшей такую роковую роль в судьбе Д. К., и наголову его разбил. Наконец, в 1370 г. Д. К. послал брата Бориса и сына Василия против своего соседа, болгарского князя Асана (Осана), который, не вступая даже в бой, встретил русских с челобитьем и дарами. Поход был предпринят Д. К. не по своей воле, так как с болгарами он поддерживал самые добрососедские отношения, а по приказанию хана, чем, вероятно, и объясняется довольно редкий в истории русских князей поступок: приняв от Асана челобитье и дары, они, тем не менее, его самого сместили и на Болгарское княжество посадили какого-то Салтана, сына Бакова, по-видимому — ставленника хана. В 1372 г., опасаясь новых набегов со стороны разбойников — «ушкуйников» и инородцев, Д. К. обнес Нижний-Новгород каменной стеной.

После этого о Д. К. нет никаких известий до 1374 г. В этом году к Нижнему-Новгороду подошли 1½ тыс. татар, составлявшие, как видно, лишь передовой отряд более крупного войска и направлявшиеся к Москве, где в это время находился и Д. К., гостя на крестинах у зятя, Димитрия Ивановича. Нижегородцы татар не только не пропустили, но напали на них, многих перебили, а главного посла, именем Сарайку, и его дружину захватили живьем и посадили в крепость. Возвратившись из Москвы, Д. К. распорядился развести пленных татар по разным местам, но они, как повествует летопись, вырвались, пробились на архиерейский двор и оттуда, предводительствуемые Сарайкой, стали стрелять по нападавшим нижегородцам. Последние, конечно, одолели и, придя в ожесточение, перебили всех татар. Мстя за свой отряд и послов, тогдашний хан Мамай выслал против Нижнего значительное войско, которое опустошило побережья pp. Киши и Пьяной, многих людей перебило и в полон побрало. Оказать сопротивление Д. К. было не под силу. Так же пассивно отнесся он к нашествию татар и в следующем 1375 г., посланных Мамаем наказать его за то, что он помогал Московскому князю в походе последнего на Михаила Александровича, кн. Тверского, бывшего в то время в милости у Мамая. И на этот раз татары пожгли и пограбили нижегородские заселения и ушли с большим полоном. Неизвестно по каким причинам, в 1376 г. у Д. К. вышла ссора с болгарами, и зимою этого года он предпринял против них поход, в котором его собственное многочисленное войско было усилено еще значительною ратью, присланною в помощь, по его просьбе, Московским князем. 16 марта русские подошли к Казани. Принять бой жители вышли за город — начали стрелять, «гром пущаху, страшающе русские полки», выезжали на верблюдах в надежде всполошить у русских лошадей, но единодушного и стремительного натиска не выдержали и бежали в город, преследуемые и избиваемые русскими, которые потом стали разорять и грабить села и зимовища окрест Казани, а на Каме пожгли все болгарские суда. Не видя исхода, осажденные князья Махмет-Салтан и упомянутый выше Асан добили челом Д. К. двумя тысячами рублей, на воинов дали три тысячи, да кроме того принуждены были согласиться на обложение страны данью.

В 1377 г. на Нижний-Новгород, не без ведома Мамая, пошел ратью выходец из Синей орды (от Аральского моря) царевич Арапша (Араб-шах), «ратник велий и мужествен, и крепок, и свиреп зело». Д. К. послал просить помощи у Московского князя, который явился лично к Нижнему и привел с собою многочисленные полки. Так как слухи о нашествии Арапши постепенно затихли, то Димитрий Иванович решил отъехать в Москву, свою рать оставив в распоряжении Д. К. Вскоре выяснилось, что татары до поры до времени скрываются у урочища Волчьих Вод (где-то в нынешней Симбирской губ.). Д. К. немедленно послал своего сына Ивана (16) и какого-то кн. Семена Михайловича с большой ратью, к которой присоединились и московские полки. В походе и войско и его начальники вели себя очень неосторожно: доспехи, щиты и шлемы держали на повозках, оружие имели не готовое к бою, «ездиша порты своя с плеч спущающе, а петли растегавше, аки в бане растрепаша», все «мед пиаху допиана и ловы деющее, потеху себе творяще... мняшесь дома суще». Между тем татары, тайно наведенные мордовскими князьями на русских, зашли с тыла и неподалеку от той же р. Пьяны 2 августа ударили на них, «бьюще, колюще и секуще». Среди русских полков возникла невообразимая паника: преследуемые и избиваемые татарами, люди бросились бежать в беспорядке к Пьяне, в водах которой многие нашли свою смерть, и среди них сын Д. К., Иван. Только небольшая горсть людей спаслась или осталась в живых в этой несчастной битве, память о которой долго еще жила у народа в саркастической «пословке»: «За Пьяною люди пьяны». Победители-татары «сташа на костех», а затем быстрым маршем двинулись к Нижнему. Думать об обороне при таких обстоятельствах, когда все войско было уничтожено, Д. К. не приходилось, и он ушел в Суздаль, а его примеру последовало и большинство жителей. 5 августа татары были уже в городе, перебили оставшихся там людей, дома, церкви и монастыри сожгли, а затем разрушительной лавой разлились по окрестностям Нижнего, все предавая огню и мечу.

Княжество Д. K. нашествием Арапши до того было опустошено и ослаблено, что по уходе татар на него осмелилась напасть даже ничтожная мордва, побившая многих людей и пожегшая уцелевшие селения. На борьбу с этим не столько несчастьем, сколько позором за Д. K. выступил его благородный брат Борис, который, наскоро собравши незначительное войско, бросился по следам уходящей мордвы, у той же роковой р. Пьяны настиг ее и жестоко разбил, отомстив за поругание. Этим месть не ограничилась, и зимою того же 1377 г. Д. К. сам, собравшись с силами, выслал на хищников значительную рать, которая в союзе с присланными на помощь московскими полками всю Мордовскую землю «пусту сотвориша», селения разграбив и пожегши, жителей побив и полонив. В отмщение за этот карательный поход на подвластную хану мордву, Мамай в 1378 г. выслал рать на Нижний. Д. К., бывший в то время в Городце, поспешил домой, но жителей нашел разбежавшимися. Не надеясь на успешность сопротивления, он попытался отделаться от бедствия откупом, но татары последний не приняли, вошли в город, пограбили и сожгли его и отправились в орду с большим полоном.

Описав эти бедственные события, летописи на некоторое время, года на четыре, перестают говорить о Д. Κ. Πо-видимому, он не участвовал даже в Куликовской битве, может быть из-за своего бессилия, может быть и по некоторым соображениям. Именно, можно думать, что напуганный предыдущими нашествиями татар и опасаясь еще больших опустошений, он не только не поддерживал Московского князя в его антиордынской политике, но напротив — стал искать для себя у хана милости. Объяснение поворота Д. К. нужно искать в том, что ему приходилось труднее чем кому бы то ни было ввиду близкого соседства с татарами и еще ближайшего с подвластными им инородческими племенами и ввиду того, что и те и другие могли во всякое время набегать на нижегородские волости. Действительно, когда в 1382 г. на Москву и вообще на Русь стала надвигаться грозная туча — с несметными полчищами шел победитель Мамая, Тохтамыш, Д. K., желая спасти свою землю от новых бед, отправил навстречу ему большое посольство во главе с своими сыновьями Василием (8) и Семеном (20), причем последние сопровождали хана во все время пребывания его на Руси. Такая покорность понравилась Тохтамышу, а он оставил земли Д. К. в покое, а на обратном пути в орду не по-татарски любезно ответил ему также посольством, во главе которого поставил своего шурина Шихмата. Вместе с посольством был отпущен к Д. К. и его сын Семен, другого же хан взял с собою в орду в качестве заложника.

Скончался Д. К. 5 июля 1383 г., «жив всех лет 61», перед смертью приняв иноческий образ с именем Феодора; погребен в церкви св. Спаса. Он был женат на происхождением нам неизвестной Анне, от брака с которой имел троих сыновей — Василия (8), Ивана (16) и Семена (20), и двух дочерей — Марию, бывшую за Николаем Васильевичем Вельяминовым, и Евдокию — как сказано, жену Дмитрия Ивановича Донского. Д. К. обладал древнейшим харатейным списком летописи Нестора; сделанный по его приказу список с этого списка дошел до нас и напечатан под названием «Лаврентьевской летописи».

Ж., Анна.

11/7. КН. БОРИС КОНСТАНТИНОВИЧ († 12.05.1394)

третий сын Константина Васильевича, князь городецький (1356–1383 рр.), нижегородський (1365, 1383–1387, 1389–1392 рр.). Народився не раніше 1323 р. (його старший брат Дмитро-Фома помер у 1383 р. у віці 61 року 156, тобто народився у 1322 р.). Після смерті батька у листопаді 1354 р. Борис успадкував Городець – третє за значенням місто Нижегородсько-Суздальського князівства. Щоправда, Городець як його столиця згадується лише з 1365 р., однак практично невірогідно, щоб до цього часу Борис володів якимось іншим уділом. Окрім Городця, Борису належали також територія за нижньою течією р. Сури, на сході Нижегородської землі, де в 1372 р. він заснував нове м. Курмиш 157.

В летописях первый раз встречается только в 1354 г., по поводу его женитьбы на дочери великого князя литовского Ольгерда. В следующем году умер отец Б. К., перед смертью назначив детям своим особые уделы: старшему сыну, Андрею (4), он дал Н.-Новгород, Дмитрию (12) — Суздаль, Б. К. – Городец. Після постриження у ченці кн. Нижегородського Андрія Костянтиновича у 1363 р. Борис, порушивши права наступного за старшинством брата, Дмитра Суздальського, захопив Нижній Новгород. В нужде Дмитрий обратился к помощи вел. кн. Дмитрия Ивановича (Донского), который уговаривал братьев мирно поделиться, но Б. K. совета не послушался. Тогда Московский князь послал к нему преподобного Сергия (Радонежского) звать его на суд в Москву, на что Б. К. ответил, по словам летописи — «Князей судит только Бог», т. е. от суда отказался и в Москву, конечно, не поехал. По настоянию митрополита и Димитрия Ивановича, Сергий применил резкую меру — затворил все церкви в Нижнем-Новгороде, но и это не помогло. Когда же, наконец, все мирные средства были исчерпаны, Московский князь прибегнул к более действительному — послал свои полки на помощь Дмитрию, и последний, присоединив к ним и свою довольно значительную рать, в 1365 г. подошел к Нижнему-Новгороду. Не надеясь на успешность сопротивления, Б. К. вышел брату навстречу и запросил мира, отступаясь от Нижнего. Мир был дан, и Б. К. снова поселился в своем Городце. С тех пор он ни разу не нарушил установившегося между ним и братом согласия и в этом отношении является редким и отрадным исключением на фоне тогдашней исторической жизни, когда нарушение заключенных договоров, сложение крестных целований и пр. были общим явлением. Как брату Дмитрию, так и вел. кн. Московскому он всегда оставался верным союзником: под 1367 г. летопись сообщает, что ордынский князь Булат-Темир повоевал Нижегородский «оуездъ даже и до Волги и до Соундовити и села княжи Борисовы» 158). Очевидно, нападению подверглась территория между правыми берегами рек Волги и Сундовика, т. е. юго-восточная часть княжества. Соединенными силами братья, князья Дмитрий и Борис, разбили татар и прогнали их за p. Пьяну; в 1370 г., по требованию брата, он ходил на болгарского царя Асана, который сдался без битвы и был смещен с престола; далее, в 1375 г. Б. К. помогал Димитрию Ивановичу в борьбе его с Тверским князем Михаилом Александровичем; наконец, в 1377 г. Б. К. разбил и жестоко наказал мордву, сжегшую Нижний-Новгород и ограбившую удел Дмитрия, который сам в то время был бессилен, так как незадолго до того его полки были разгромлены y p. Пьяны ордынским выходцем Арапшею.

В 1383 г. умер Дмитрий Константинович, и вслед за этим возник вопрос, кому должен достаться главный в Суздальском княжестве удел, Нижний-Новгород, его ли детям или же Б. К., как следующему брату скончавшегося. Б. К., находившийся в это время в орде у Тохтамыша, повел пред последним энергичные хлопоты и успел у него выпросить себе ярлык на Нижегородский удел. Сыновья же Дмитрия, Семен (20) и Василий (8) Кирдяпа, принуждены были тем самым довольствоваться Суздалем. Этим она остались, конечно, недовольны, и в 1387 г., когда возвратился из орды младший из них, Василий, державшийся там с 1382 г. в качестве заложника, братья начали борьбу с Б. К. за Нижний и даже за Городец, на который получил ярлык от хана Василий. Так как им помогал Московский князь, то Б. К. принужден был уступить силе, отступился от Нижнего и вновь поселился в Городце, который получил по заключенному с племянниками договору. Считая свои права на Нижегородский удел несомненными, Б. К. не терял надежды возвратить его себе и ждал только удобного случая. Такой случай представился в 1389 г., когда умер Димитрий Донской, в котором племянники Б. К. находили сильную поддержку. Б. К. тотчас отправился в орду хлопотать о ярлыке. Не застав в орде Тохтамыша, отправившегося к границам Персии воевать с Тамерланом, он нагнал его в пути, долгое время странствовал с ним, наконец, добился желаемого и в 1390 г. вернулся в Нижний. Но и в этот раз княжение В. К. в Нижнем продолжалось недолго. В 1393 г. Московский князь Василий Димитриевич поехал в орду «со многою честию и дары», «умздил» там всех ханских вельмож и самого хана в особенности и вместе с другими уделами получил ярлык и на княжество Нижегородское. В том же году, возвратившись из орды, он отправил в Нижний-Новгород послов, которым нижегородские бояре, не любившие, как полагают некоторые историки, В. К. или, что вероятнее, понимавшие, на чьей стороне сила и успех, — предали город, а народу объявили, что он теперь принадлежит Московскому князю. Через некоторое время приехал в Нижний и Василий Димитриевич, схватил В. К., его жену и детей, заключил их в оковы и развел их по разным городам, а в Нижнем посадил своих наместников. С этих пор прекратилась самостоятельность Нижегородского княжества, ставшего владением московских князей. Помимо прочего запомнился современникам активной храмозданной деятельностью: при его поддержке на рубеже 50–60‑х гг. XIV в. был основан и в дальнейшем обустраивался Спасо-Евфимиев монастырь (подробнее см.: Кривцов, 2008. С. 385, 386), в 1368/69 г. построен собор во имя Архангела Михаила в Городце (ПСРЛ. Т. VIII. 2001. С. 16), наконец, по нашему мнению, почти несомненной представляется причастность семьи Бориса к становлению Спасо-Кукоцкой обители, находившейся на юго-западных рубежах Суздальщины. В 1372 г., в виде оплота от набегов мордвы, черемис и татар, он основал на p. Суре город. Курмыш (ныне уездный город в Симбирской губ.),

Скончался Б. К. в Суздале, по одним известиям в 1393 г., по другим — 12 мая 1394 г.; тело его погребено в суздальском Рождественско-Богородицком соборе; позже его прах был перенесен в городецкий Михайловский собор. Как упомянуто выше, он был женат на дочери литовского князя Ольгерда, Марии, и от брака с нею имел двух сыновей — Даниила(10) и Ивана (14) прозванием Тугий Лук.
Помер у московській в’язниці 12.05.1394 р.

Борис Костянтинович був одружений з жовтня 1352 р. на Агриппіні (Ографені), дочкі знаменитого Ольгерда, вел. князя Литовського 159. За даними Шаганова (напевне, запозиченими з намогильного напису) Агриппіна Ольгердівна померла у 1393 р. та була похована у Суздалі, у жіночому монастирі, де пізніше знаходилась прихідська церква св. Олександра Перського 160.

Ж., 1354, кнж. Агриппина (†1393), дочь вел. кн. Литовского Ольгерда.

12/7. КН. ДМИТРИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ НОГОТЬ ОДНООК СУЗДАЛЬСКИЙ (1375)

четвертый сын Константина Васильевича, князь Суздальский, в иноках Дионисий. Немногие сохранившиеся о нем летописные известия едва ли достоверны. Согласно данным этих источников, в 1367 г. он вместе с старшими братьями Дмитрием и Борисом Константиновичами ходил против ордынского выходца Булат-Темира, разорявшего своими набегами Нижегородскую землю, а в 1375 г. был в походе Димитрия Ивановича (Донского) против Тверского князя Михаила Александровича. Между тем сохранился официальный документ — данная суздальскому Васильевскому монастырю, — в котором 1353 годом помечается смерть кн. «Дмитрея Костянтиновица», и этот князь, по мнению А. В. Экземплярского, не кто иной, как Д. К.

Наверное владел уделом по р.Уводи. Упоминается в летописи с определением «Суждальскыи». Отсюда можно заключить, что Ноготь также имел владения в Суздале. Рассмотрение актов XV—XVI вв. убеждает в точности летописного определения князя Дмитрия Константиновича Ногтя как князя именно суздальского. Сказанное подтверждается анализом известной «данной» черницы Марины. В настоящее время можно считать установленным, что документ этот должен датироваться не XIII в., как считалось ранее, а 1453 г.. Специальный разбор «данной» подтверждает высказанную еще А.В.Экземплярским догадку, что упоминаемый в грамоте князь Дмитрии Константинович — это Дмитрий Ноготь. Согласно тексту «данной», Дмитрию принадлежали села Мининское, Романовское и «прикупной» луг Любоща «подле реки Перли», у «Васильковского мочища». Село Мининское, в XVI в. превратившееся в пустошь, находилось в двух верстах к югу от Суздаля, влево от дороги Суздаль — Владимир. Село Романовское по названию отождествляется с позднейшим с.Романовом, стоявшим на Ирмесе в шести верстах к северу от Суздаля. Луг Любоща был расположен по правому берегу Нерли Клязьминской, ниже с.Василькова, близ суздальско-владимирского рубежа. Таким образом, указанные в «данной» черницы Марины села князя Дмитрия Ногтя концентрировались вокруг Суздаля. Лишь «прикупной» луг Любоща был удален от Суздаля примерно на 16 км.

Другие владения младшего Дмитрия Константиновича определяются, правда отчасти, но отчинам его потомков. Села, деревни, различные угодья, принадлежавшие князьям Ногтевым, упоминаются в некоторых грамотах XV—XVI вв. Так, князю Андрею Андреевичу в 40‑е годы XV в. принадлежало с. Коровническое «по старинѣ и съ судомъ». Село являлось «вонтчиной» владельца [АСВР, т. 2, № 441, с. 483.]. И.А. Голубцов, опубликовавший документ, вначале отождествил князя Андрея Андреевича с прапрапраправнуком или с прапраправнуком князя Дмитрия Ногтя Андреем, сыном князя Андрея Васильевича Ногтева. Однако затем исследователь внес поправку, указав, что этот Андрей Андреевич был отцом Василия Ногтя, т. е. правнуком князя Дмитрия Константиновича Младшего [АСВР, т. 3, с. 477, 513.]. Последнее мнение И.А. Голубцова абсолютно верно. Правнук Дмитрия Ногтя князь Андрей Андреевич внесен в один из древнейших по составу родословцев, сохранившийся в списке 40‑х годов XVI в. и обнаруженный несколько лет назад автором этих строк [БАН, 17.15.19, л. 292.]. Бывшая вотчина князя Андрея Андреевича с. Коровническое сохранилось и в XIX в. Оно было расположено на северо-западной окраине Суздаля [Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 194, № 5165; ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12.].
Жалованная грамота Ивана III властям суздальского Спасо-Евфимьева монастыря от 17 октября 1472 г. называет принадлежавшие князю Андрею Андреевичу Ногтеву «в Суздале... земли Медвежей Угол и с пустошми на реце на Увоте» [АСВР, т. 2, № 466, с. 505.]. Речь идет о том же лице, которое владело и с. Коровническим. Медвежий Угол также был селом [АСВР, т. 2; № 497, с. 546.]. И.А. Голубцов, издавший самые ранние документы, в которых речь идет о с. Медвежий Угол, предположительно отождествил это село с существовавшей в XIX в. д. Медвежье Ковровского уезда [АСВР, т. 2, с. 605, по «Указателю географических названий».]. Отождествление оказывается неверным. Точно локализовать с. Медвежий Угол позволяют данные переписной книги 1678 г. Суздальского уезда. Там упоминаются с. Медвежий Угол и в нем церковь Вознесения [ЦГАДА, ф. 1209, № 11325, л. 562.]. А в Списке населенных мест Владимирской губернии значится казенное (обычно бывшее монастырское) село «Вознесение, что в Медвежьем Углу» [Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 106, № 2870.]. Становится очевидным, что Вознесение — второе название с. Медвежий Угол, полученное им по местной церкви. Стояло это село на правом берегу Уводи, в ее нижнем течении [ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 13; ЦГАДА, ф. 1356, он. 1, д. 202.].

К той же реке подходили и другие владения князей Ногтевых. Сохранилась составленная около 1500—1515 гг. раздельная грамота внуков князя А.А. Ногтева князей Семена, Ивана и Андрея Васильевичей Ногтевых на вотчину их отца — Лямцынский Угол. В грамоте указаны границы земель младшего из братьев — Андрея. Они состояли из трех отдельных участков. В качестве ориентиров названы реки Ухтахма с Почевинским езом, Сагаленка, Вязьма, Юрьевка, Шереш, Черная, Уводь, близ которой был «остров» Сингорь; болота Сагалинское, Бологовское, Юрьевское, Козинское, Березово, плав Развеевский; заводь Долгая, Инеульское устье, овраг Кордовский, луг Малков; деревни и селища Масловская, Старое и Новое Лямцыно, Селышки, Бологово, Змеинское, Яковля (Яковльское), Строиково, Селышко Круглое, Щитниково (Щитниче), Бушманово, Шереш, Борщовово, Малое Голубцово [АСВР, т. 3, № 500, с. 476.]. И.А. Голубцов считал, что Лямцынский Угол получил свое название от д. Лямцыно, в XIX в. числившейся в Нерехотском уезде Костромской губернии [АСВР, т. 3, с. 513, комментарий к акту № 500; ср.: Костромская губерния. Список населенных мест, с. 281, № 8502]. Нерехотское Лямцыно стояло на левом берегу р. Шачи почти при ее истоке [ЦГАДА, ф. 1356, оп. 1, д. 1714]. Владения же князя А.В. Ногтева он локализовал значительное южнее этого Лямцына, в нижнем течении рек Уводи и Вязьмы [АСВР, т. 3, с. 513.]. Действительно, основной массив владений князя А.В. Ногтева простирался от стоявшей на правом берегу Ухтомы (Ухтахмы), в ее нижнем течении, д. Масловской до расположенной на левом берегу р. Вязьмы д. Бологово, далее вниз по Вязьме, от нее обратно на восток к Козинскому болоту, далее к деревням Яковле (Яковльскому), Щитникову (Щитничу) и к р. Ухтоме (Ухтахме), где был «забит» ез крестьян д. Почевиной [АСВР, т. 3, с. 476.]. Все указанные здесь поселения сохранились и в XIX в., лишь незначительно изменив свои названия [ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 5, 6]. Второй участок владений князя Андрея Васильевича был расположен ниже первого по р. Вязьме и не на левом, а на правом берегу этой реки. В раздельной грамоте упоминаются д. Бушманово и р. Шереш [АСВР, т. 3, 500, с. 476.]. На карте 1812 г. показаны стоявшая на правом берегу Вязьмы д. Бушмаково и к югу от нее правый приток Вязьмы р. Авереш [ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 5.]. Несмотря на некоторую разницу в названиях (возможно, что на карте просто описки в наименованиях), становится очевидным, что речь в грамоте начала XVI в. идет о владении, расположенном в районе зафиксированных источником XIX в. д. Бушмаково и р. Авереша. Наконец, третий участок князя А.В. Ногтева — «остров на рѣкѣ на Увоти Сингорь» [АСВР, т. 3, № 500, с. 476.] — И.А. Голубцов совершенно правильно поместил на р. Сингори, впадающей слева в р. Уводь, в 12—13 км от устья последней 177. Таким образом, владения князя А.В. Ногтева были расположены по нижнему течению рек Уводи, Вязьмы и Ухтомы (Ухтахмы). Поскольку они составляли лишь часть отчины его отца, можно думать, что в свое время князь Василий Ногтев владел землями и по среднему течению названных рек. Однако сомнительно, чтобы вотчины Ногтевых включали в себя перехотское Лямцыно, как полагал И.А. Голубцов. Старое и Новое Лямцыно упоминаются в раздельной грамоте 1500—1515 гг. при фиксации границы части князя А.В. Ногтева от д. Масловской до д. Бологово («...промеж Старова Лямцина и Нового в Бологовское болото».) [АСВР, т. 3, № 500, с. 476.]. Очевидно, названия этих Лямцыных, теперь уже не сохранившихся, следует связывать с наименованием всей местности — владения братьев Ногтевых — Лямцынским Углом, а не перехотского Лямцына.
Итак, рассмотрение актов XV—XVI вв. убеждает в точности летописного определения князя Дмитрия Константиновича Ногтя как князя именно суздальского. Данные актового материала позволяют говорить о том, что удел самого младшего из сыновей Константина Васильевича Нижегородского состоял как минимум из отдельных сел и угодий в суздальской городовой округе и обширных пространств по среднему и нижнему течению рек Уводи, Вязьмы и Ухтомы 161.

Ж. МАРИЯ ( ин. МАРИНА); она скончалась и погребена в Суздале, в нынешней церкви св. Александра Пертского, бывшей женским монастырем. Д. К. имел единственного сына Юрия, через которого он считается родоначальником неудельных князей Ногтевых.

13/7. КНЖ. ЕВДОКИЯ КОНСТАНТИНОВНА (ок. 1340—1404)

М., В.КН. МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ ТВЕРСКОЙ.

14/7. КНЖ. АНТОНИДА КОНСТАНТИНОВНА (ум. 1365)

М., КН. АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ РОСТОВСКИЙ, его первая супруга.

XIV генерація от Рюрика

15/10. КН. ВАСИЛИЙ ДМИТРИЕВИЧ КИРДЯПА СУЗДАЛЬСКИЙ († 1403)

старший сын Дмитрия Константиновича, родился около 1350 г., князь городецкий (1387–1389, 1394?- 1403 гг.). У джерелах Василь Дмитрович згадується з 1363 р. 162. По поручению отца, В. Д. в этом 1365 г. вместе с братом Семеном ездил для переговоров к дяде, но тот не пустил его к себе; тогда В. Д. отправился в орду, откуда вскоре возвратился с ханским послом и, главное, с ярлыком для отца на великое княжение Владимирское, от которого Дмитрий Константинович, впрочем, добровольно отказался в пользу московского князя, чем обеспечил себе поддержку последнего в борьбе с Борисом. Когда Борис был сломлен и Дмитрий Константинович сел в Нижнем, В. Д. получил Суздаль, в котором княжил до 1382 г. За это время о нем сохранились немногочисленные сведения: в 1367 г. он участвовал вместе с отцом и дядей Борисом в походе на ордынского выходца Булат-Темира, в 1370 г. только с дядей ходил на болгарского царя Асана и, наконец, в 1376 г. с братом Иваном водил соединенную рать нижегородскую и московскую опять на болгар, которых под Казанью разбил, обложил данью и взял с них единовременный выкуп в размере 5000 руб. Есть известие, что В. Д. принадлежит инициатива происшедшего в 1374 г. в Нижнем избиения татарского посла Сарайки и его свиты, однако достоверность его сомнительна. В трагической битве с татарами на p. Пьяне В. Д. не участвовал, находясь в это время в Суздале; получив же весть о поражении русских и о гибели брата Ивана, он отправился к месту битвы и там отыскал тело брата, которое привез в Нижний и предал земле.

В 1382 г. на Русь и в частности на Москву надвинулась гроза в лице Тохтамыша. В. Д. отцом, желавшим отклонять от Суздальско-Нижегородского княжества новый разгром, был послан с дарами навстречу хану. Когда москвичи отказались отворить пред Тохтамышем городские ворота, В. Д. и брат его Семен вступили с осажденными в переговоры, причем клялись им в отсутствии злых намерений у хана, добросовестно, по-видимому, будучи убеждены в этом. Однако, как оказалось, они заблуждались — хан, достигнув цели, вероломно нарушил обещание не убивать и не грабить, и В. Д. с братом являются, таким образом, косвенною причиною, хотя бы и невольною, произошедшей в Москве резни. Из-под Москвы Тохтамыш взял Б. Д. с собою в орду в качестве заложника, аманата 163. Після смерті батька у 1383 р. Василь Кірдяпа, схоже, номінально вважався князем Суздальським. Принаймі, відомо, що в 1387 р. Суздаль належав синам Дмитра Костянтиновича. А якщо б князем Суздальським у 1383 – 1387 рр. був молодший брат Кірдяпи Семен, то практично неможливо пояснити повну відсутність іменних монет останнього. В той же час відома значна кількість суздальських монет з ім’ям кн. Василя, котрі, вірогідніше за все, карбувались саме під час перебування Кірдяпи у Орді 164.

Там он томился до 1386 г., когда, не будучи в силах долее выдерживать неволю, бежал, но на дороге был пойман и вновь доставлен в орду, где за свою попытку принял от хана «истому велию». Однако вскоре он успел чем-то умилостивить Тохту и в 1387 г. был отпущен на Русь, причем получил даже ярлык на Городец – родовий уділ вел. князя Нижегородського Бориса Костянтиновича (можливо, діючи за відомим принципом “поділяй та владарюй”).

Повернувшись на Русь, Василь Дмитрович практично відразу вступив у конфлікт з дядьком, який, цілком можливо, був причетним до його кількарічної ординської неволі. У березні 1388 р. Кірдяпа та його брат Семен, зібравши війська зі своїх Суздаля та Городця, а також отримавши сильну допомогу від Дмитра Донського (одруженого з їх сестрою Євдокією Дмитрівною), вирушил у похід на Нижній Новгород. Борис Костянтинович намагався чинити опір, але через п’ять днів змушений був погодитися на мир, за умовами якого “отступился” племінникам “волостей ноугородскыхъ” та отримав від них свій попередній уділ, тобто Городець і Курмиш 165. Безперечно, що разом з нижегородськими волостями Борис відмовився й від самого Нижнього Новгороду, де став князювати старший з Дмитровичів, Василь Кірдяпа. Про це свідчать і нижегородські монети з ім’ям вел. князя Василя Дмитровича; у наш час можна вважати доведеним, що вони за своїм типом не могли карбуватися повним тезкою Кірдяпи, вел. князем Володимиро-Московським Василем Дмитровичем 166.

Однако В. Д. владел Нижним-Новгородом недолго, так как в 1389 г. он, по ханскому ярлыку, снова перешел к Борису, а несколько позже, в 1393 г., был присоединен к Москве вел. кн. Василием Димитриевичем (сыном Донского), который, не довольствуясь этим, пошел на Суздаль, где снова княжил В. Д. вместе с братом Семеном. По данным Татищевского свода, Московский князь вывел братьев из Суздаля и дал им Шую, чем они, как старшие в роду Суздальско-Нижегородских князей, остались крайне недовольны и в 1394 г. «побежали» в орду добиваться своей вотчины, — полагать надо, не Суздаля, а Нижнего. Великий князь послал за ними погоню, но братья ускользнули от нее. С этих пор вплоть до самой кончины В. Д. более в летописях не упоминается. Надо думать, что он помирился с Московским князем, конечно, на всей воле последнего, причем, вероятно, получил Городец; по крайней мере, известно, что в нем он скончался, именно в 1403 г.; тело его предано земле в нижегородском Спасо-Преображенском соборе. От брака с неизвестной он имел четырех сыновей: Ивана, Юрия, Федора и Даниила, через которых считается родоначальником князей Шуйских старшей ветви.

Кн. Городецький Василь Дмитрович (Кірдяпа) помер зимою 1403/04 р. 167 та був похований у нижегородському Спасо-Преображенському соборі, поряд зі своїми батьком та дідом 168. Від шлюбу з якоюсь Анною 169 він залишив чотирьох синів – Івана (3.3.7), Данила (3.3.8), Федора (3.3.9) та Юрія Шуйського (3.3.10).

Ж., Анна ….. …… .

16/10. КН. ИВАН ДМИТРИЕВИЧ († 2.08.1377)

второй сын Дмитрия Константиновича (11), княжич Суздальско-Нижегородский, особого удела не имел. Загинув 2.08. 1 377 р., втопившись у р. П’яні при переслідуванні ординцями.

Сведения о нем немногочисленны: в 1367 г. вместе с отцом, дядей Борисом (6) и братьями преследовал Булат-Темира, в 1376 г. — участвовал в походе на Казань и в 1377 г. — ходил с нижегородскими и московскими войсками против пришедшего из Синей орды царевича Арапши, причем во время произошедшей 2 августа на берегах р. Пьяны трагической для русских битвы И. Д., спасаясь от татар, бросился в реку и утонул. Тело его позже было разыскано братом Василием Дмитриевичем (8) и погребено в нижегородском Спасском соборе. Потомства И. Д. не оставил и неизвестно даже, был ли он женат.

17/10. КНЖ. МАРІЯ ДМИТРІВНА

М., Микола Васильович Вельямінов, московський боярин.

18/10. КНЖ. ЄВДОКІЯ (ІН. ЄВФРОСИНІЯ) ДМИТРІВНА (*1‑я половина 1350‑х гг., † 7.6.1407, Москва)

княгиня московская и великая княгиня владимирская (с 1366 или 1367); русская святая. Из суздальских Рюриковичей. Дочь Дмитрия Константиновича. Жена Дмитрия Ивановича. Брак Евдокии Дмитриевны и великого князя владимирского Дмитрия Ивановича должен был скрепить сложившийся к середине 1360‑х гг. союз последнего и великого князя нижегородского Дмитрия Константиновича. Свадьба состоялась в Коломне 18 января 1367 г. (по относительной хронологии событий) или 1366 г. (по сочетанию указанных числа и дня недели)170. По источникам известно 8 сыновей и 4 дочери, родившихся у Евдокии Дмитриевны: Даниил Дмитриевич (ум. до начала 1372), Василий I Дмитриевич, Юрий Дмитриевич; Мария Дмитриевна (ум. 15.5.1399), жена (с 14 июня 1394) мстиславского князя Лугвеня (Семёна) Ольгердовича (ум. после 1431); Анастасия Дмитриевна (ум. после 1402), 2‑я жена (с 23 сентября 1397) старицкого князя Ивана Всеволодовича (ум. 27.3.1402); Иван Дмитриевич (в монашестве Иоасаф) (1378 или 1380 – 29.7.1393), Семён Дмитриевич (ум. 11.9.1379), Софья Дмитриевна (ум. не ранее 1409), жена (с 1387) великого князя рязанского Фёдора Ольговича; Андрей Дмитриевич, Пётр Дмитриевич; Анна Дмитриевна (род. 8.1.1388), Константин Дмитриевич.

В 1368 и 1370 гг. находилась вместе с мужем в Москве в ходе её осад войсками великого князя литовского Ольгерда во время походов Ольгерда 1368–1372 гг. Должна была остаться там и во время набега Тохтамыша 1382 г., однако вследствие мятежа, возникшего в городе после отъезда великого князя Дмитрия Ивановича для сбора войск в Кострому, приняла решение покинуть с детьми Москву и также отъехать в Кострому, что спасло великокняжескую семью.

Согласно духовной грамоте (завещанию) Дмитрия Ивановича (1389), получила в пожизненное владение волости и сёла (в том числе из уделов своих сыновей), а также стала гарантом завещания: «Приказываю дѣти свои своеи княгинѣ. А вы, дѣти мои, жывите заодин, а матери своее слушаите во всем»; «А вы, дѣти мои, слушаите своее матери, что кому дасть, то тому и есть»171.

Делала крупные вклады во владимирский в честь Рождества Пресвятой Богородицы мужской монастырь (село Арбузово во Владимирском уезде, село Баскаково в Суздальском уезде), в Кириллов Белозерский в честь Успения Пресвятой Богородицы мужской монастырь (село Сандыревское на Белоозере). По дошедшему в составе «Степенной книги» сказанию («Въмале сказание о блаженнои великои княгини Евдокии, во инокиняхъ Евфросинии, супружницы достохвалнаго великаго князя Димитриа Ивановичя Донъскаго»), построила в Переяславле (Залесском) «близ града, у реки Трубежа» церковь во имя святого Иоанна Предтечи и «монастыри устрои» (Степенная книга. 2008. С. 66). Существует предание, в соответствии с которым, Евдокия Дмитриевна сыграла важную роль в возобновлении около 1392 г. переславль-залесского Горицкого в честь Успения Пресвятой Богородицы мужского монастыря. В 1393 г. на своём дворе в Московском Кремле построила вместо деревянной церкви во имя праведного Лазаря каменную церковь в честь Рождества Пресвятой Богородицы с приделом праведного Лазаря (освящена митрополитом Киприаном 1 февраля 1394).

«Въмале сказание» повествует о благочестивой жизни княгини во вдовстве. Это косвенно подтвердилось анализом её останков, в которых не было выявлено обычных для захоронений княгинь следов косметических средств. В последние годы жизни основала в Московском Кремле московский в честь Вознесения Господня женский монастырь, весной 1407 г. на её средства началось возведение там каменного соборного храма. Незадолго до смерти приняла в обители монашеский постриг с именем Евфросиния.

Была похоронена в соборе Вознесенского монастыря; в 1929 г. её мощи были перенесены в подклет Архангельского собора Московского Кремля. 28 мая 2008 г. мощи перенесены из подклета в придел мученика Уара Архангельского собора Московского Кремля.

Почитание развивалось в 16–17 вв., по всей видимости, в 16 в. готовилась её канонизация, но она не состоялась. В Вознесенском монастыре почитание Евдокии Дмитриевны как святой утвердилось в последней трети 19 в. В 1880 г. были опубликованы служба и акафист Евдокии Дмитриевне. Дни памяти: 17 мая, 19 мая (установлена в 2015; общая с мужем) и 7 июля ст. ст., в соборах Радонежских святых (6 июля ст. ст.), Московских святых (воскресенье перед 26 августа ст. ст.), Всех святых, в земле Русской просиявших (2‑е воскресенье после Троицы).

∞, 18.01.1366, В. КН. ДМИТРО ІВАНОВИЧ МОСКОВСЬКИЙ.

19/10. КН. СЕМЕН ДМИТРИЕВИЧ († 1402)

другий чи третій син Дмитра-Фоми Костянтиновича, вел. князя Нижегородсько-Суздальського. У джерелах згадується з 1375 р. 172. Помер у 1402 р. на засланні у В’ятці, напевно не без сторонньої допомоги (116, с.243–254; 117, с. 131). З 1395 р. намагався повернути захоплений Москвою Нижній Новгород. Коли, у 1401 р. у Мордві захопили в полон його сім’ю, здався сам і був засланий у В’ятку.

В 1377 г. С. Д., вместе с дядей Борисом Константиновичем (6) предводительствуя соединенными нижегородскими и московскими полками, ходил на мордву, осмелившуюся после несчастной для русских битвы y p. Пьяны с царевичем Арапшей напасть на Нижегородскую землю; поход был настолько жесток, что мордовская земля «сотворилась пуста». Во время нашествия на Русь в 1382 г. Тохтамыша С. Д., вместе с братом Василием (8), по поручению отца, сопровождал хана в походе на Москву и был одним из советовавших москвичам отворить городские ворота, так как хан питает-де самые мирные намерения, что, как указано в биографии Василия Дмитриевича, оказалось неверным: татары предали город страшному разрушению. На обратном пути в орду Тохта, задержав при себе Василия Дмитриевича, самого С. Д. отпустил к отцу вместе со своим шурином Шихматом и целым посольством, наряженным ханом к Дмитрию Константиновичу в знак милости хана к нему за его покорность.

После смерти отца С. Д. в Нижнем-Новгороде занял княжеский стол его дядя Борис, а сам С. Д. и брат его должны были княжить в Суздале, чем остались недовольны и в 1387 г. с помощью московских войск отняли у дяди Нижний, в котором, однако, просидели не более двух лет, так как Борис Константинович добился ханского ярлыка на Нижний, и С. Д. с братом принуждены были уступить, снова севши в Суздале. В 1393 г. Московский князь, купив в орде ярлык на нижегородское княжение, отнял Нижний у Бориса и выгнал С. Д. и Василия из Суздаля, дав им Шую. Братья остались новым уделом недовольны и «побежали» в орду жаловаться Тохтамышу, причем счастливо избежали погони, высланной им вслед из Москвы. У Тохтамыша они, по-видимому, ничего не добились, и Василий, потерявши всякую надежду на возвращение вотчины, успокоился и помирился с Московским князем. С. Д. однако не оставил своих домоганий и стал действовать уже самостоятельно. В 1395 г. он, собравши кое-какие собственные силы и получив подкрепление от казанских татар, подступил к Нижнему и обложил его. Осажденные долго сопротивлялись, но, наконец, должны были согласиться на сдачу при условии, что ничего не будет разграблено, в чем С. Д. и его воины целовали крест, а татары «роту пили по своей вере». Тем не менее, последние не сдержали слова: ворвались в город и разграбили его. «Не аз творих месть, но татарове; а яз в них не волен, а с них не могу», приводит летопись оправдания С. Д. Московский князь вскоре послал сильный отряд на выручку нижегородцев; татары бежали, а с ними и С. Д., не желавший покориться великому князю и отказаться от Нижнего. В 1399 г. С. Д. опять пытался при помощи казанских татар овладеть Нижним-Новгородом, но об этом заблаговременно узнали в Москве, откуда была послана за С. Д. погоня, которая преследовала его до Казани, но «не угониша». В 1401 г. великий князь снова послал двоих воевод искать С. Д. и его семью. Последние нашли семейство С. Д. в Мордовской земле и привезли его в Москву, где оно было заключено во дворе боярина Белеута. Узнав об этом, С. Д., скрывавшийся в орде, стал просить у московского князя «мира и любви», что и получил в том же году. На мир Московский князь согласился, вероятно, под влиянием послания игумена Белозерского монастыря Кирилла, в котором он увещевал великого князя в его борьбе с суздальскими князьями не поддаваться злобе и чувству мщения, а быть справедливым, миролюбивым и мягкосердым. После этого С. Д. уехал с семейством в Вятку, где скоро умер — 21 декабря 1402 г., оставив двоих сыновей, из которых только один известен по имени — Василий (9). Тщетные заботы и хлопоты С. Д. о возвращении своей вотчины летопись рисует следующими словами: «Сей же князь Семен Дмитреевич суздолскии из Нижнего Новагорода многи напасти подъят и многи истомы претерпе во Орде и на Руси, тружався добиваясь своея отчины, и 8 лет не почивая по ряду во Орде служил четырем царем: первому — Тахтамышу, второму — Аскак-Темирю, третьему — Темир-Кутлую, четвертому — Шадибеку; а все то поднимая рать на великого князя Василья Дмитреевича московского, како бы ему найти свою отчину — княжение Новагорода Нижнего, и Суздаль и Городец; и того ради мног труд подъя, и много напастей и бед претерпе, своего пристанища не имея и не обретая покоя ногама своима, и не успе ничтож».

Після смерті батька у 1383 р. Семен повинен був успадкувати частину його володінь, а саме якийсь уділ у Суздальській землі. Але оскільки його старший брат Василь Кірдяпа кілька років знаходився в ординській неволі, то в цей час молодший Дмитрович, напевне, фактично правив і самим Суздалем. У березні 1388 р. Семен разом з недавно звільненим Василем Кірдяпою змусили свого дядька Бориса Костянтиновича піти з Нижнього Новгороду, де вокняжився Василь. Логічно було б припустити, що після цього Семен став князювати у Суздалі; однак повна відсутність суздальських монет з його ім’ям навряд чи дозволяє прийняти таку можливість, хоча уділ молодшого Дмитровича, напевне, й був суттєво збільшений. Коли у 1391 р. Борис повернув собі нижегородський стіл, Семену Дмитровичу, на відміну від Василя Кірдяпи, пощастило врятуватися втечею, але його дружина та діти потрапили в полон та були посаджені під варту у Нижньому Новгороді (за даними М. Храмцовського 173).

Восени 1392 р., коли Нижній Новгород було приєднано до Московської держави, Семену Дмитровичу знову вдалося уникнути полону (на цей раз московського) та втекти до Орди 174. Трохи згодом він повернувся на Русь, а в червні 1394 р. разом Василем Кірдяпою знову подався до ханського двору. У Орді Семен і провів наступні вісім років життя, даремно намагаючись з татарською допомогою боротися з Москвою за свою “отчину” – Нижегородське княжіння. Лише у 1402 р. він вимушений був помиритися з вел. князем Василем Дмитровичем, після чого вирушив до Вятки, де й помер 21 грудня того ж року (див. 4.1). Семен Дмитрович був одружений з якоюсь Олександрою 175, від шлюбу з якою залишив єдиного відомого сина Василя (3.3.11).

Ж., АЛЕКСАНДРА …… …… .

20/11. КН. ДАНИЛО БОРИСОВИЧ († після 1418)

старший син Бориса Костянтиновича (3.1.1), від шлюбу з Агріппіною Ольгердівною Литовською. Народився незадовго до 1370 р. (дата народження його молодшого брата Івана). Після втечі синів Дмитра Костянтиновича до Орди в червні 1394 р. Данило Борисович, залишившись на Русі старшим з кн. Суздальських, відповідно вокняжився у Суздалі. Про це свідчать монети з ім’ям кн. Данила, які карбувалися в Суздалі на межі XIV – XV ст. 176. Безперечно, що їх карбував саме Данило Борисович, а не його двоюрідний племінник Данило Васильович (3.3.8), який за старшинством не міг князювати в Суздалі за життя Борисовичів та свого старшого брата Івана (3.3.7).

У 1411 р. з допомогою Мордви здобув Нижній Новгород, а потім і Володимир. У 1414 р. знову вигнаний з Нижнього Новгорода. У 1417 р. потрапив у полон і був ув’язнений в Москві, але вже наступного року втік. Дальша доля невідома.

старший сын Бориса Константиновича (6), родился ранее 1370 г., вероятно в Нижнем-Новгороде, в первый раз упоминается под 1392 г., притом безыменно: в этом году великий князь Московский отнял у Бориса Константиновича Нижний-Новгород, а его самого, жену и детей захватил в плен и развел по разным городам. Освободившись из неволи — когда именно, неизвестно, — Д. Б. жил сначала в орде, потом у казанских татар, в Болгарии. Это скитание по чужим землям свидетельствует, что из неволи он, вероятно, бежал. Из Болгарии Д. Б., старший между наличными суздальско-нижегородскими князьями, или, как называют его летописи, «отчич Нижнего-Новгорода», пытался вырвать свою отчину из рук Московского князя Василия Димитриевича. В 1411 г. он и его брат Иван (14) с болгарскими, жукотинскими и мордовскими князьями подошли к Нижнему и обложили его. Узнав об этом, Московский князь на выручку осажденным послал своего сына Петра, которому дал ростовские и ярославские полки. Противники встретились 15 января при с. Лыскове. «Бысть межи ими сеча зла», из которой Д. Б. вышел победителем, но не совсем ясно, сумел ли он использовать свое благоприятное положение, овладел ли Нижним или нет; только косвенные данные позволяют с некоторою вероятностью отвечать на этот вопрос утвердительно. В том же 1411 г. Д. Б., «укрывая тайно от всех, приведе к себе», вероятно в Нижний, татарского царевича Талыча и в июле послал его вместе со своим боярином Семеном Карамышевым на Владимир, который был страшно разорен и опустошен. Следующее известие о Д. Б. гласит, что он отправился в орду хлопотать о ярлыке на Нижегородское княжество, который и получил, благодаря тому, что хан Зелени-Салтан (Джедал-Эдин) гневался на Московского князя. Последний, однако, и сам пошел в орду, где нашел уже нового хана, брата и убийцу Зелени-Салтана, Керимбендея, который утвердил Нижний за Московским князем. Тем не менее, Д. Б. не покорился, и только в 1414 г. посланный великим князем Юрий Димитриевич кн. Галицкий принудил его, после безуспешного сопротивления, уйти из Нижнего.

Три следующих за тем года Д. Б. скитался по разным землям, ища себе помощи против Москвы и нигде не находя ее. Видя бесплодность своих усилий, он и его брат Иван, который всегда делил с Д. Б. и радости и неудачи, в 1417 г. явились в Москву и примирились с великим князем, но этот мир был непродолжителен, так как уже в следующем году они бежали из Москвы, а куда — неизвестно. На этом летописные известия о Д. Б. прекращаются. От брака с Марией, отчеством и происхождением неизвестной (в иночестве Марина), он имел сына Александра, прозванием Взметень.

Незабаром після знаменитого Єдігєєвого нашестя на Північно-Східну Русь, у 1409/10 р., Данило Борисович отримав від ординського правителя свою “отчину” – вел. князівство Нижегородське. З цього часу вся відома діяльність Данила пов’язана з його боротьбою за Нижній Новгород, яка тривала з перемінним успіхом протягом більш ніж трьох десятиріч, як мінімум до 1442 р. (про неї див. 4.1 та 4.2). Помер Данило Борисович у глибокій старості у 1444 р. До цього року (див. 2.4.24) належить данна грамота його дружини Марії, у чернецтві Марини, якою вона “по приказу” покійного чоловіка надала Спасо-Євфимієву монастиреві своє суздальське с. Омутське – “по душе своего князя и по своей душе” [2, № 444, с. 485]; зрозуміло, що Марія-Марина повинна була виконати волю Данила невдовзі після його смерті.

Дружина Данила Борисовича була живою ще у 1448 р. – коли кн. Галицький Дмитро Юрійович (Шемяка), який отримав від вел. князя Василя Васильовича за борг Данила свому батьку с. Омутське, вже від власного імені надав його Спасо-Євфимієву монастиреві, зобов’язавши ченців з прибутків цього села “кормить” його колишню власницю, княгиню Марію, до кінця її життя 177. Дуже вірогідно також, що цю княгиню слід ототожнити з тією черницею Мариною, яка в 1452/53 р. надала суздальському Василівському монастиреві два села, котрі колись належали кн. Дмитру-Діонісію Костянтиновичу Ногтю 178. Княгиня Марія, у чернецтві Марина, напевне дружина Данила, була похована в суздальському жіночому монастирі, де пізніше знаходилась церква св. Олександра Перського. Від шлюбу з нею у Данила Борисовича відомий єдиний син Іван (3.3.12).

Ж., МАРИЯ …… …… .; 1444 г. жалованной данной грамоте княгини-иноки Марины (в миру Марии) Спасо-Евфимиеву монастырю на мужнину вотчину село Омутское, расположенное на правом берегу Нерли против устья Ирмеса. 179.

21/11. КН. ИВАН БОРИСОВИЧ ТУГОЙ ЛУК (* 1370 † 1418)

Другий син Бориса Костянтиновича (3.1.1), від шлюбу з Агриппіною Ольгердівною Литовською. Князь нижегородський (1414–1418 рр.). Народився у 1370 р., причому був охрещений у Нижньому Новгороді самим митрополитом Олексієм 180. Після смерті батька у 1394 р. Іван Борисович повинен був успадкувати уділ у Суздальській землі, а також отримав від вел. князя Василя Дмитровича якісь володіння у Городці, які було збережено за ним і при наданні Городця у 1404/06 р. кн. Володимиру Андрійовичу Серпуховському 181.

В 1383 г. вслед за отцом отправился в орду, куда повез, как кажется, дополнительные подарки для хана Тохтамыша, у которого Борис Константинович искал милости, а через три года, следовательно, 15-ти лет, И. Б., по поручению отца, вновь ездил в орду — с целью, по-видимому, хлопотать у хана о дальнейшем задержании в орде Василия Кирдяпы (8), в котором Борис Константинович не без основания боялся увидеть опасного соперника на нижегородский стол. В 1392 г., когда Нижний-Новгород был насильственно отнят у Суздальских князей и присоединен к Москве, И. Б. вместе с отцом, матерью и братом попал к московскому князю в плен, из которого впоследствии бежал в орду.

Під час першого нижегородського князювання Данила Борисовича Іван Тугий Лук, природньо, був союзником та соратником старшого брата. У січні 1411 р. обидва Борисовичі завдали поразки московським військам у битві при Лискові. В 1412 г. ездил в орду, где выхлопотан был ярлык на Нижегородское княжеств. В січні 1415 р. вимушені були тікати з Нижнього Новгороду до Орди. У цей період Іван Тугий Лук князював у Суздалі, про що виразно свідчать нумізматичні дані. Так, монети з ім’ям кн. Івана Борисовича починають карбуватися лише після грошової реформи, проведеної близько 1410 р. 182. Оскільки раніше Іван права карбування монети не мав взагалі, то зрозуміло, що після вокняжіння Данила Борисовича у Нижньому Новгороді у 1409/10 р. його молодший брат отримав власний князівський стіл, яким міг бути лише Суздаль. Цілком логічно, що другий за старшинством представник роду кн. Суздальських отримав і друге за значенням місто відновленого вел. князівства Нижегородсько-Суздальського. Більш пізні за своїм типом монети Івана Борисовича карбувались саме в Суздалі, на що існує й прямий доказ. Так, на одній монеті Івана розміщено зображення людини зі списом у лівій руці та молоточком у правій, а точно таке саме зображення зустрічається на монетах без імені князя та написом “князя (КЗ) Суздальского”; “ця аналогія тісно пов’язує Івана Борисовича та його монети, східного з описаним типу, з Суздалем” 183. Щоправда, дєньги даного типу могли карбуватись у період як першого, так і другого нижегородського князювання Данила Борисовича у 1423/24 р.

У 1416 р. Іван Борисович, за прикладом власного сина Олександра (3.3.13), вирішив повернутися на Русь та помиритися з вел. князем Василем Дмитровичем. Очевидно, після цього він став князювати в Суздалі – до 1417 р., коли повинен був поступитися суздальським столом на користь старшого брата Данила, який тоді також помирився з московським володарем. Втім, вже у 1418 р. Данило та Іван Борисовичі розварилися з Василем Дмитровичем і втекли з Москви 184, очевидно знову до Орди. Після цього імена братів у літописах більше не згадуються; скоріш за все, після остаточного розриву з Москвою вони кілька наступних років знаходились на вигнанні.

Цілком логічно, що під час другого нижегородського князювання Данила Борисовича у 1423/24 р. Іван Тугий Лук, як і в 1409/10 – 1415 рр., знову повинен був князювати в Суздалі. Саме в цей період могли карбуватись його суздальські монети найбільш пізнього типу. Дуже вірогідно також, що до цього ж часу відноситься данна грамота Івана Борисовича Спасо-Євфимієву монастирю, яку він видав “с отцом своим Митрофаном, со владыкою Суздальскимъ, поговоря по духовному делу, и с Олександром, сыномъ своим”, на ім’я архімандрита Давида 185. У цій грамоті, здається, відображено факт своєрідного співправління Івана з сином Олександром, оскільки звичайно подібні документи видавались від імені лише одного князя. Найбільш вірогідно, що таке співправління мало місце саме у 1423/24 р. – виходячи з того, що після втечі Борисовичів до Орди у 1418 р. суздальський стіл напевне займав Олександр Іванович, який зберіг мир з Москвою та навіть одружився з дочкою вел. князя Василя Дмитровича. Такому датуванню не суперечить і хронологія архімандритства Давида, який згадується в іншій грамоті від 8 лютого 1425 р. 186, тобто напевне керував монастирем і в 1423/24 р.

Іван Борисович був останнім з роду кн. Суздальських, похованим у головному нижегородському Спасо-Преображенському соборі. За даними М. Храмцовського, у написі на його гробниці датою смерті було вказанно 1448 р. [116, с.40, прим. 77, с. 9]. Тим часом у роботі М. Д. Хмирова без посилання на джерело говориться, що Іван Борисович втік до Нижнього Новгороду і помер тут у 1418 р. 187. Можна було б припустити, що Хмиров запозичив цю дату також з намогильного напису, а отже визнати у книзі Храмцовського очевидну друкарську помилку – 1448 замість 1418 р. Такої можливості не виключав А. В. Екземплярський 188, а в наш час 1418 р. як дату смерті Івана Борисовича вже категорично приймає Л. Войтович 189. Однак мені здається, що в тому разі, якби на гробниці Тугого Лука був вказаний 1418 р., то Храмцовський напевно згадав би про його смерть відразу після повідомлення про втечу Борисовичів з Москви; а тим часом цей автор вказані події між собою ніяк не пов’язує і навіть навпаки – пише (від себе) про те, що Іван Борисович до самої смерті вірно служив Москві 190. Набагато вірогідніше, що Хмиров (який у своїй роботі, як правило, не наводив посилань на джерела та обґрунтувань наведених фактів) просто “виправив” дуже пізню і тому сумнівну дату Храмцовського, вважаючи її друкарською помилкою.

Тим часом, хоча дата смерті Івана Борисовича в роботі М. Храмцовського хронологічно й дійсно викликає деякі сумніви, сама по собі вона не є неможливою, оскільки Тугий Лук цілком міг дожити до 78 років (для порівняння, його старший брат Данило Борисович помер у 1444 р.). Факт його поховання в Нижньому Новгороді дуже логічно пояснюється тим, що саме в 1448 р. це місто знаходилось під владою місцевих “отчичів” – Василя та Федора Юрійовичів. У той же час не виключено, що Іван Борисович насправді помер на десять років раніше. Так, у географічній книзі “Россия” (1899 р.), при описі нижегородського Спасо-Преображенського собору, вказано, що похований тут Іван Борисович помер у 1338 р. 191. Ця дата містить очевидну помилку, напевне в числі сотень, з виправленням якої повинна читатися як 1438 р. У будь-якому разі показово, що остання цифра даної дати співпадає з відповідною цифрою у даті Храмцовського.

Щоправда, за умови достовірності дати 1448 чи 1438 р. доведеться визнати, що син Івана Борисовича Олександр Взметень († 1434) князював у Суздалі та Нижньому Новгороді ще за життя власного батька. Однак відомо, що Олександр Іванович навіть у юності проводив цілком незалежну і навіть ворожу Івану Борисовичу політику, в 1415 – 1419 рр. залишаючись постійним союзником Москви; тому нема нічого дивного в тому, що він цілком міг оминути родові права свого батька так само, як і старшого дядька Данила Борисовича, який помер лише у 1444 р. Втім, для остаточного вирішення питання про дату смерті Івана Борисовича необхідне ознайомлення з оригінальним написом на його гробниці (звичайно, за умови збереженості та задовільного стану цієї епіграфічної пам’ятки).

Дружиною Івана Борисовича Тугого Лука була невідомого походження Домна 192, від шлюбу з якою він мав одного сина, Олександра Взметня (3.3.13).

Ж., ДОМНА ….. …… ..

22/12. КН. ЮРИЙ ДМИТРИЕВИЧ НОГТЕВ

Єдиний син Дмитра Костянтиновича Ногтя – наймолодшого сина Костянтина Васильовича, кн. Нижегородсько-Суздальського. Відомий лише за родовідними розписами 193. Засновник гілки кн. Ногтєвих, Дмитро Ноготь, у другій половині XIV ст. “на уделе былъ” 194. Склад цього незначного уділу в основному встановлений В. А. Кучкіним (на підставі даних про родові володіння кн. Ногтєвих середини – другої половини XV ст.): їм належали суздальські землі за нижньою та середньою течією річок Уводі та її правих притоків Вязьми й Ухтоми, а також окремі села під самим Суздалем 195.

У Юрія Дмитровича Ногтєва був один відомий син, Андрій Ногтєв (3.3.14).

XV генерація от Рюрика

23/15. КН. ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ КИРДЯПИН СУЗДАЛЬСКИЙ (1414)

старший син Василя Дмитровича Кірдяпи (3.2.2) 196, від шлюбу з Анною. Очевидно, з 1409/10 р. Іван Васильович підтримував синів Бориса Костянтиновича у боротьбі проти Москви, оскільки в січні 1415 р. він разом з Борисовичами втік з Нижнього Новгороду до Орди 197. У 1416 р. Іван Васильович разом з Іваном Борисовичем повернувся на Русь та помирився з вел. князем Василем Дмитровичем 198. Після цього у джерелах більше не згадується, хоча в історіографії XIX ст. Іван Кірдяпін змішувався з його повним тезкою – сином Василя Московського Іваном, який був посаджений батьком князювати у Нижньому Новгороді та помер у 1417 р..

Місцем поховання Івана Васильовича Кірдяпіна (очевидно, вперше у родині кн. Суздальських) став нижегородський Архангельський собор 199.

24/15. КН. ДАНИИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ СУЗДАЛЬСКИЙ († 15.01.1411)

другий син Василя Дмитровича Кірдяпи (3.2.2) 200, від шлюбу з Анною. Данило Васильович загинув у Лисковській битві 15 січня 1411 р. 201, у якій, очевидно, бився проти московських військ на стороні своїх двоюрідних дядьків Данила та Івана Борисовичів. Синів після нього не залишилось.

25/15. КН. ФЕДОР ВАСИЛЬЕВИЧ СУЗДАЛЬСКИЙ († 15.01.1411)

третій син Василя Дмитровича Кірдяпи (3.2.2) 202, від шлюбу з Анною. Про цього князя відомо лише те, що він був одружений, але помер бездітним 203. Щоправда, Л. Войтович пише про загибель Федора у Лисковській битві 1415 р. разом з братом Данилом 204; але це твердження є якимось непорозумінням, оскільки у джерелах такі дані відсутні.

26/15. КН. ЮРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КИРДЯПИН ШУЙСКИЙ

Четвертий син Василя Дмитровича Кірдяпи (3.2.2) 205, від шлюбу з Анною. Удільне прізвище Юрія Васильовича, яке згодом закріпилося за його нащадками, відоме лише з одного документу другої половини XV ст. 206. З нього випливає, що центром суздальського уділу Юрія була Шуя на р. Тезі. Це відоме пізніше місто (нині – Іваново, обласний центр Росії) у відомому переліку руських міст, складеному наприкінці XIV ст., ще не згадується 207, як і в документах XV ст.; отже, Шуя була тоді простим селом, що підтверджується й місцевою традицією, згідно з якою місто спочатку носило назву Борисоглібської слободи 208. Дружиною Юрія Васильовича Шуйського була невідомого походження Софія, яка пережила чоловіка та в 1440‑х рр., виконуючи його волю, зробила надання Спасо-Євфимієву монастиреві 209. Спадкоємцями Юрія стали три сина – Василь (3.4.16), Іван (3.4.17) та Федір (3.4.18).

Ж., София …… …… .

27/19. КН. ВАСИЛИЙ СЕМЕНОВИЧ

Єдиний син Семена Дмитровича (3.2.3) 210, від шлюбу з Олександрою. У літописах Василь Семенович єдиний раз згадується у січні 1415 р., коли разом із старшими родичами він втік від московських військ з Нижнього Новгороду до Орди 211. За даними М. Храмцовського, його було поховано у нижегородському Архангельському соборі, причому автор помилково пише про смерть Василя Семеновича одного року з Василем Кірдяпою, тобто у 1403 р. 212.

Помилкова дата смерті Василя Семеновича, напевне, могла бути вказаною Храмцовським лише на основі неправильно прочитаного напису на гробниці цього князя у Архангельському соборі. У такому разі найбільш вірогідним поясненням даної помилки є наступне. 1403-му року н. е. відповідає 6911‑й давньорусський, який позначається кириличними літерами під титлами як S Ц А І. Літера-цифра І (10) за правилами ставилась після одиниць (А – 1) лише для чисел від 11 до 19, для наступних же чисел спочатку ставилась цифра десятків, а потім одиниц. Але оскільки Василь Семенович насправді помер після 6922 (1414/15) р., то відповідно у правильній кириличній даті його смерті на третьому місці повинна була стояти цифра десятків, а на четвертому – одиниць. Тому – звичайно за тієї умови, що Храмцовський читав дату як S Ц А І, – його помилка цілком правдоподібно може пояснюватись наступним чином: внаслідок дефекту оригінального напису за цифру А (1) було прийнято Л (30), а за цифру І (10) – Г (3). Слід відзначити, що саме плутанина кириличних літер-цифр 1 – 30 та 3 – 10, внаслідок їхнього близького графічного написання, частіше за інші механічні помилки зустрічається в давньоруських рукописних текстах (можна навести ряд прикладів подібної плутанини стосовно датування різними літописними списками числа однієї й тієї ж події). Отже, у разі правильності нашого припущення, рік смерті Василя Семеновича слід реконструювати як SЦЛ Г – 6933 (1425/26) р.; до речі, саме у 1425 – 1426 рр. Північно-Східна Русь зазнала тяжкої морової епідемії, протягом якої у Москві, Твері та Ярославлі померло не менше шести князів 213. Однак вказану дату можна прийняти лише зі значним застереженням, оскільки Храмцовський при прочитанні або перекладі оригінального напису на гробниці Василя Семеновича міг зробити помилку й зовсім іншого характеру.

Після Василя Семеновича залишилося шість синів: Олександр Глазатий (3.4.19), Іван Горбатий (3.4.20), Роман (3.4.21), Андрій Лугвиця (3.4.22), Борис (3.4.23) та Василь Гребінка (3.4.24).

Ж., …… …… …… .

28/20. КН. ІВАН ДАНИЛОВИЧ (1410, †1414/1444

Єдиний син Данила Борисовича (3.2.4), від шлюбу з Марією. У червні 1410 р. Іван Данилович за розпорядженням батька разом з татарським загоном здійснив напад на Володимир, який закінчився здобуттям та розграбуванням міста (фактично напад очолювали царевич Тарича та боярин Семен Карамишев – про подробиці див. 4.1). [19, с. 243]. Окрім того, до нашого часу зберігся срібний ковчег-мощевик, виготовлений для кн. Івана Даниловича у 1414 р. [7, с. 34]. Скоріш за все, Іван помер ще за життя батька, до 1444 р.; синів після нього не залишилось.

29/21. КН. АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ ВЗМЕТЕНЬ († о.1434)

син Івана Борисовича. У родовідних розписах кн. Суздальських щодо походження Олександра Взметня існують дві суперечливі версії. У найдавнішому Типографському родословці, складеному наприкінці XV ст., Олександр Взметень названий сином Івана Борисовича Тугого Лука [20, с. 230]. Однак у Бархатній книзі, заснованій на т. зв. Государєвому родословці 1555 р., Івана Борисовича показано бездітним, а Олександра Взметня – сином його старшого брата Данила Борисовича [25, с. 67–68]. Та ж сама версія зустрічається і в деяких інших родовідних книгах [24, с. 227]. Однак принаймі у одній родовідній книзі міститься генеалогічна схема Типографського родословця, причому з наступною редакторською приміткою: “А в иныхъ родословцахъ пишется князь Александро Взметень Даниловъ, а князь Иван де Тугой Лукъ бездетенъ; и то справилъ подлинно” [24, с. 46].

Окрім вказаного протиріччя, у родовідних розписах існує й ще одне. У тих з них, де Олександра Взметня показано сином Івана Борисовича, він названий першим чоловіком Василиси, дочки вел. князя Московського Василя Дмитровича, яка вдруге вийшла заміж за його повного тезку Олександра Івановича Брюхатого (онука Василя Кірдяпи). Але у родовідних книгах, укладачі яких вважали Олександра Взметня сином Данила Борисовича, його показано другим чоловіком Василиси, вдови Олександра Брюхатого.

Досить дивно, що в історіографії XIX ст. версія Типографського родословця та однієї з опублікованих редакцій родовідних книг до уваги взагалі не приймалась, а походження Олександра Взметня від Данила Борисовича вважалось беззаперечним фактом. В основі такого переконання лежала наступна виписка М. М. Карамзіна, наведена ним під 1418 р.: “Преставися князь Александръ Ивановичъ Брюхатой Суждальской, зять великого князя; князь же великий дасть дочь свою Василису за другова мужа, за князя Александра Взметня Даниловича суждальского и нижегородского” [54, прим. 254]. Це повідомлення жодному сумніву не піддавалось; М. Храмцовський та А. В. Екземплярський навіть у категоричній формі вважали його випискою з втраченого Троїцького літопису [116, прим. 73, с. 9; 128, с. 435, прим. 1237], випустивши з уваги той відомий факт, що цей літопис (згідно свідченню самого Карамзіна) було доведено лише до 1408 р.

У XIX ст. спірним вважалось лише походження померлого у 1418 р. Олександра Брюхатого. М. Головін та М. Храмцовський, слідом за даними родовідних розписів, вважали його сином Івана Васильовича Кірдяпіна [41, с. 47; 116, с. 39]. Однак М. Д. Хмиров визнав такий родовід хибним, посилаючись на одну грамоту вел. князя Василя Васильовича, де його зять Олександр Іванович названий сином Івана Борисовича [115, с. 133, 135]. А. В. Екземплярський з приводу нащадків Івана Борисовича писав, що “відносно цього питання родоводи незгідні: одні з них вважають його бездітним, а інші дають йому сина Олександра Брюхатого й онука Семена. Ті родоводи, у яких він показаний бездітним, вважають Олександра Брюхатого онуком Василя Кірдяпи. Важко розібратися у цій плутанині!” [128, с. 435]. Але досить очевидно, що плутанину у нібито свідчення джерел вніс сам же Екземплярський: Олександр Іванович Брюхатий у всіх родовідних розписах показаний онуком Василя Кірдяпи, а в деяких з них сином Івана Борисовича названий Олександр Взметень, а не Брюхатий. Врешті-решт, Екземплярський слідом за Хмировим визнає Олександра Брюхатого сином Івана Борисовича [128, с. 436–437, 438]. Іншими словами, вказані автори, на основі співставлення виписки Карамзіна з актовими даними, заперечували одностайне свідченния родоводів про походження Олександра Брюхатого від Василя Кірдяпи, оскільки приймали існування лише одного Олександра Івановича, походження якого від Івана Борисовича у світлі актових вказівок сумнівів не викликає.

Лише І. А. Голубцов вказав на те, що згідно однієї з версій родовідних розписів існувало два Олександри Івановичі – Взметень, син Івана Борисовича (а не його брата Данила), та Брюхатий, син Івана Васильовича Кірдяпіна. Що ж стосується виписки Карамзіна зі згадкою Олександра Даниловича, то про неї дослідник писав наступне: “(…) у жодному з опублікованих до цього часу літописів ні під 1418 р., ні в інших місцях немає звістки ні про швидку смерть Олександра Івановича (…), ні про видання його вдови заміж за іншого кн. Олександра. Всюди під 6926 р. (березневим) наведено лише звістку про видання заміж за кн. Олександра Івановича “суждальского” дочки вел. кн. Василя Дмитровича – Василиси – “в неделю о фарисеи”, тобто у неділю 5 лютого 1419 р.

Весь вказаний текст запозичений Карамзіним, очевидно, з родословців, можливо, дещо відредагований історіографом, через протиріччя у родоводах, і потрапив, очевидно, через недогляд, без жодного застереження до одного ряду з дійсними витягами з літописів. Але, мало того, що відпадає це свідоцтво Карамзіна; серед наявних джерел є, як уявляється, пряма вказівка на те, що кн. Олександр Іванович жив і після 1419 р., року свого весілля, і, можливо, пережив і вел. князя Василя Дмитровича, свого тестя (про це питання див нижче – С. К.) [2, с. 565].

У наш час Л. Войтович, залишивши поза увагою спостереження І. А. Голубцова, вважає доведеним фактом думку А. В. Екземплярського, тобто визнає існування двоюрідних братів, онуків Бориса Костянтиновича – Олександра Даниловича Взметня та Олександра Івановича Брюхатого, померлого у 1418 р. [39, с. 271]. Тим часом спостереження І. А. Голубцова є абсолютно справедливими: даних, що наведені у виписці Карамзіна, не міститься не лише у жодному з опублікованих літописів (а всі скільки-небудь оригінальні зводи надруковані практично повністю), але і в роботах його попередників В. М. Татіщева [105, с. 228] та М. М. Щербатова [125, стп. 491]. Недостовірність виписки Карамзіна остаточно з’ясовується з даних Описної книги Спасо-Євфимієвого монастиря 1660 р. (опублікованих І. А. Голубцовим трохи згодом цитованого коментара). Так, якщо за Карамзіним єдиний серед кн. Суздальських Олександр Іванович – Брюхатий, – помер у 1418 р., то в Описній книзі серед монастирських документів згадана втрачена нині “грамота кн. Александра Ивановича на половину с. Лубянцева 6940 г.”, тобто від 1431/32 р. [3, с. 482]. Окрім того, як вже було доведено вище, іншу жалуванну грамоту вел. князя Олександра Івановича Спасо-Євфимієву монастирю [2, № 435, с. 478–479] було видано не раніше 1425 р. (див. 2.4.21).
Причина появи виписки Карамзіна про смерть Олександра Брюхатого та другий шлюб Василиси Василівни під 1418 р. може бути лише наступною. Серед своїх джерел історик мав родовідну книгу тієї редакції, де Олександра Взметня було названо Даниловичем, другим (після Олександра Брюхатого) чоловіком Василиси Василівни. Карамзін вирішив увести ці дані до числа малозначних “разных случаев”, котрі він наводив у примітках для періоду правління кожного великого князя. Однак, оскільки такі “случаи” подавались у формі порічних виписок з літописів, то й повідомлення родовідної книги потрібно було занести під якийсь конкретний рік. Карамзін чисто умовно припустив, що шлюб Олександра Брюхатого з Василисою був недовгим та що Олександр помер незадовго після весілля, ще у тому ж році. А оскільки в літописах про одруження Олександра Івановича Суздальського повідомлялось під 6926 р., котрий у цілому (для десяти місяців з дванадцяти) перекладається на сучасне літочислення як 1418 р., то Карамзін визнав за можливе навести саме під цим роком і повідомлення родовідної книги про другий шлюб Василиси, доповнивши його “від себе” звісткою про смерть її першого чоловіка. При цьому історик просто не звернув уваги на те, що за літописами одруження Олександра Івановича відбулося зимою, останнього місяця 6926 березневого р., який припадав вже на початок 1419 р.; тому перший чоловік Василиси у будь-якому випадку не міг померти раніше 1419 р.

Отже, оскільки виписка Карамзіна заснована виключно на одній з редакцій родовідних книг, то суть питання зводиться до того, який з двох варіантів родовідних розписів є достовірним – той, де Олександр Взметень названий сином Івана Борисовича, або той, де він показаний сином Данила Борисовича. Першу версію слід визнати більш вірогідною хоча б тому, що вона міститься у найдавнішому Типографському родословці, укладеному років на 60 раніше т. зв. Государєва родословця 1555 р. (основи Бархатної книги). Окрім того, має значення й наведена вище примітка редактора однієї з родовідних книг, який “справил подлинно” про те, що Олександр Взметень був сином Івана Тугого Лука, а не Данила Борисовича.
Про наявність у Івана Борисовича сина Олександра свідчать дані відразу кількох джерел, синхронних або майже синхронних періоду життя цього князя. 1) Літописний запис 1416 р. [напр. 21, с. 243]. 2) Данна грамота Івана Борисовича з сином Олександром Спасо-Євфимієвому монастирю [2, № 436, с. 480]. 3) Данна грамота вел. князя Василя Васильовича Спасо-Євфимієвому монастирю, видана “по приказу” його племінника (за сестрою) кн. Семена Олександровича, у якій предками Семена названі вел. кн. Костянтин, кн. Борис, кн. Іван, кн. Олександр та княгиня Василиса [2, № 446, с. 487]. 4) Монети з ім’ям кн. Олександра Івановича, які повторюють монетний тип кн. Івана Борисовичча; за словами Н. Д. Мец, “схожість типів монет цих двох князів підтверджує пряму спорідненість між ними” [82, с. 315]. У той же час кн. Олександр Данилович у жодному джерелі XV ст. не згадується.
Таким чином, достовірним слід визнати свідчення найдавнішого Типографського родословця та однієї з редакцій родовідних книг, згідно яким у роду кн. Суздальських одночасно існували два повні тезки – Олександр Іванович Взметень, син Івана Борисовича, та його троюрідний племінник Олександр Іванович Брюхатий, син Івана Васильовича Кірдяпіна. Правильність такої генеалогічної схеми підтверджується також даними Патріаршого синодику (заснованого на більш ранніх синодиках), де міститься наступний поминальний запис: “(…) благоверному князю Александру и другому князю Александру Ивановичемъ Суждальскимъ вечная память” [27, с. 448]. Досить очевидно також, що слідом за Типографським родословцем Олександра Взметня слід визнати першим чоловіком Василиси Василівни, відносячи їх шлюб до лютого 1419 р., а Олександра Брюхатого – другим.
Олександр Іванович (Взметень) вперше згадується на початку 1415 р., коли після втечі старших князів Нижегородсько-Суздальських до Орди, в т. ч. і його батька Івана Борисовича, він виявив рідкісну самостійність та з власної волі помирився з вел. князем Московським Василем Дмитровичем [21, с. 243]. Скоріш за все, до такого вчинку молодого Олександра підштовхнуло владолюбство: навряд чи можна сумніватися в тому, що, довівши таким чином свою відданість Москві, та до того ж залишившись на Русі чи не єдиним з кн. Суздальських, він повинен був отримати Суздаль – звичайно, на умовах визнання вассальної залежності від Василя Дмитровича. У противному разі у Олександра Івановича не було жодних вагомих причин миритися з московським володарем, головним ворогом свого власного батька. Але вже у наступному 1416 р. за прикладом сина помирився з Василем Московським і сам Іван Борисович, напевне, також на умовах визнання за ним суздальського столу. Коли ж у 1418 р. Данило та Іван Борисовичі остаточно розірвали відносини з Москвою та втекли до Орди, Олександр Іванович знову не підтримав батька, залишившись вірним Василю Дмитровичу. Незабаром він був винагороджений за таку відданість тим, що став зятем самого великого князя: весілля Олександра Івановича та Василиси Василівни відбулося 5 лютого 1419 р. [21, с. 244]. З приводу цієї події у літописах він названий князем Суздальським, що в даному випадку можна впевнено розглядати не лише як родове прізвище, але й свідчення дійсного князювання у Суздалі такої значної особи, як зять самого великого князя Московського. Пам’ятками суздальського князювання Олександра Івановича залишились монети з його ім’ям, які повторюють тип монет Івана Борисовича, але мають дещо нижчу середню вагу [82, с. 315; 51, с. 37–38]. Через деякий час Олександр якимось чином зміг досягнути дуже значного політичного успіху, а саме у 1428/32 р. він отримав під свою владу Нижній Новгород (про це питання див. 4.2).
Дату смерті Олександра Івановича вперше принципово вірно встановив І. А. Голубцов. Для цього дослідник залучив наступний фрагмент з договірної грамоти вел. князя Василя Васильовича з князями Дмитром Шемякою та Дмитром Красним Юрійовичами: “А што въвел зять мой, кн. Олександръ Иванович, отцу вашему четыре села, два Гавриловские, да Ярышево, да Ивановьское, в долгу в пятисот рублехъ, и мне то вам отъправити по доконьчанью. А запритца мой сестричичь, и мне, князю великому, у него суд взяти по докончанью” [5, № 34, с. 88]. Згаданий тут без імені “сестрич” Василя Васильовича – це, безперечно, син його сестри Василиси та Олександра Івановича Семен; як “сестричич” Василя Семен Олександрович згаданий і в кількох інших грамотах, в одній з яких засвідчено його походження від Івана Борисовича [2, № 446, с. 487]. Остання обставина є беззаперечним свідченням того, що у вищенаведеній цитаті мова йде саме про Олександра Івановича Взметня, сина Івана Борисовича, а не про його повного тезку Олександра Брюхатого.

Цікавий для нас фрагмент грамоти 1434 р. І. А. Голубцов тлумачив наступним чином: “З наведеного зобов’язання випливає, що великий князь не визнавав за кн. Олександром Івановичем права передачі названої території до рук свого супротивника – кн. Юрія та вимагав від його сина ліквідації цієї угоди з поверненням закладеної території, беручи на себе стягнення з сина кн. Олександра – свого племінника – кн. Семена отриманого боргу (500 крб.). Кн. Юрій, навпаки, при укладенні угоди визнавав, очевидно, у кн. Олександрі повновладного господаря сіл, що закладалися” [2, с. 566]. Однак таке тлумачення вочевидь є дещо неточним: насправді Василь Васильович обіцяє Юрійовичам у разі потреби вплинути на свого племінника (Семена Олександровича), щоб той виконав умови угоди, встановленої між їхніми покійними батьками, Олександром Івановичем та Юрієм Дмитровичем (“мне, князю великому, у него (Семена) взяти (борг) по докончанью”).

З приводу часу смерті Олександра Івановича І. А. Голубцов писав: “Судячи з того, що в докончальних грамотах вел. князя Василя Васильовича з дядьком кн. Юрієм Дмитровичем від 1428 (березня 11) та від 1433 р. (див. ДДГ, №№ 24 і 30) немає згадки про які-небудь рахунки між ними, пов’язаних з боргом кн. Олександра Івановича та заставою суздальських сіл, можна думати, що застава відбулася незадовго до смерті Юрія Дмитровича (померлого 5 червня 1434 р.), – приблизно, близько 1433 р., – враховуємо тут звичай тих часів заставні кабали, як і позикові, здійснювати строком на рік. Таким чином, залишається припустити, що кн. Олександр Іванович помер, не сплативши боргу, незадовго до смерті кн. Юрія Дмитровича, близько 1433 – початку 1434 р.” [2, с. 566].

І це спостереження І. А. Голубцова вимагає деякого уточнення. Угода Юрія Дмитровича з Олександром Івановичем теоретично могла бути укладеною не обов’язково після договорів 1428 та 1433 рр.; у цих останніх про неї могло бути не згадано в тому випадку, якщо тоді були живими обидва учасники угоди, і відповідно у втручанні вел. князя Василя Васильовича у їхні справи не було ніякої потреби. З іншої сторони, якби у 1428 та 1433 рр. Олександра вже не було серед живих, то логічно було б очікувати, що в мирних договорах вел. князя Василя з кн. Юрієм перший надав би другому обіцянку вплинути на свого “сестричича”, спадкоємця Олександра, щоб той виконав перед Юрієм зобов’язання покійного батька – виходячи з того, що саме таку обіцянку вел. кн. Василь пізніше дав синам Юрія. Втім, таке міркування не може вважатися беззаперечним, оскільки Василь Васильович зовсім не обов’язково мав втручатися у відносини самого Юрія Дмитровича зі своїм “сестричичем”, спадкоємцем Олександра Івановича. Однак у нашому розпорядженні є ще один документ, дані якого дозволяють впевнено віднести угоду Олександра з Юрієм до часу не раніше 1433 р.

Мова йде про духовну грамоту Юрія Дмитровича [5, № 29, с. 73–75], яку було складено у той короткий період, коли Юрій після повернення з Орди володів Дмитровом, тобто восени 1432 р. [12, с. 264; 21, с. 250]. У князівських духовних грамотах, як правило, ретельно перераховувались всі володіння автора заповіту. Не є виключенням і згаданий документ: свої володіння, які він заповідає синам, Юрій Дмитрович перераховує дуже детально, за окремими волостями і селами. Але про чотири суздальських села, отримані ним від Олександра Івановича під заставу 500 крб. (більше 50 кг срібла), у духовній грамоті нічого не згадано, хоча цілком очевидно, що вони уявляли собою надто значну цінність для того, щоб бути просто пропущеними у заповіті; для порівняння, у документі Юрій детально перераховує навіть свої цінні речі. Тому не підлягає сумніву, що угоду Юрія Дмитровича з Олександром Івановичем, умови якої Олександр так і не встиг виконати, було укладено вже після оформлення духовної грамоти, тобто не раніше зими 1432/33 р. А оскільки договірну грамоту вел. князя Василя Васильовича з синами Юрія, у якій Олександр Іванович згаданий як померлий, було складено у липні/серпні 1434 р. (див. 2.2.6), то дата його смерті досить точно встановлюється як 1433/перша половина 1434 р.

Від шлюбу з Василисою Василівною Московською після Олександра Івановича Взметня залишився один син Семен (3.4.25).

единственный сын Даниила Борисовича (10), упоминается в летописях только однажды, по случаю женитьбы его в 1419 г. на вдове Александра Ивановича Брюхатого, Василисе Васильевне. Потомства он не имел.
Князь нижегородський (1418 — після 1419 рр.).женитьба Александра Ивановича состоялась зимой, в последний месяц 6926 мартовского года, а это соответствует уже началу 1419 г.

По поводу происхождения Александра, носившего прозвание Взметень, в источниках отмечены противоречивые сведения. Первая версия содержится в древнейшей родословной росписи князей Суздальских, которая помещена среди различных приписок к Типографской летописи. Этот родословец, который мы условно назовем Типографским, судя по времени жизни последних записанных в нем лиц, был составлен в конце XV в. Здесь Александр Взметень назван сыном Ивана Борисовича Тугого Лука, внуком Бориса Константиновича3. Однако в официальной Бархатной книге, восходящей к так называемому Государеву родословцу 1555 г. [Лихачев, с. 6–8], Иван Борисович показан бездетным, а Александр Взметень назван сыном его старшего брата, Даниила Борисовича4. Эта версия отразилась и в некоторых других родословных5. В то же время, по крайней мере, в одной из редакций родословных книг содержится версия Типографского родословца, причем со следующим примечанием составителя: «А въ иныхъ родословцахъ пишется князь Александро Взметенъ Даниловъ, а князь Иванъ де Тугой Лукъ былъ бездетенъ; и то справилъ подлинно»6.Помимо указанного противоречия, в родословных росписях существует и еще одно. В тех из них, где Александр Взметень показан сыном Ивана Борисовича, он назван первым мужем Василисы, дочери великого князя Московского Василия Дмитриевича, которая вторично вышла замуж за его полного тезку, Александра Ивановича Брюхатого. По версии же родословных книг, считающих Александра Взметня сыном Даниила Борисовича, он был вторым мужем Василисы, вдовы Александра Брюхатого. Первую версию следует признать более вероятной уже потому, что она содержится в древнейшем Типографском родословце, который был составлен лет на 60 ранее так называемого Государева родословца 1555 г. Кроме того, достоверность обеих версий проверялась еще в XVI в., когда составитель одной из родословных книг «справилъ подлинно», что Александр Взметень был сыном Ивана Тугого Лука, а не Даниила Борисовича. Но, главное, наличие у Ивана Борисовича сына Александра подтверждается данными сразу нескольких современных источников: 1) летописная запись 1416 г.9 (о ней см. ниже); 2) данная грамота князя Ивана Борисовича с сыном Александром Спасо-Евфимиеву монастырю10; 3) данная грамота великого князя Василия Васильевича тому же Спасо-Евфимиеву
монастырю, выданная «по приказу» его племянника (от сестры) князя Семена Александровича, в которой предками Семена названы великий князь Константин, князь Борис, князь Иван, князь Александр и княгиня Василиса11; 4) монеты с именем князя Александра Ивановича, которые повторяют монетный тип денег князя Ивана Борисовича; по словам Н. Д. Мец, «сходство типов монет этих двух князей подтверждает прямое родство между ними» [Мец, с. 315]. В то же время князь Александр Данилович ни в одном источнике XV в. не упомянут. Правильность такой генеалогии подтверждается еще и данными московского Синодика Успенского собора, в котором имеется следующая поминальная запись: «…благовѣрному князю Александру и другому князю Александру Ивановичемъ Суждальскимъ вѣчная память»12. Очевидно также, что вслед за Типографским родословцем Александра Взметня следует признать первым мужем Василисы Васильевны, а Александра Брюхатого – вторым.

Александр, сын Ивана Борисовича, впервые упоминается в начале 1415 г. Тогда, вскоре после бегства его старших родственников, в том числе и самого Ивана Борисовича, из Нижнего Новгорода в Орду13, Александр Иванович принял решение помириться с Василием Дмитриевичем Московским14. Очевидно, главным стимулом для столь необычного решения молодого князя было признание за ним, конечно, в качестве вассала Москвы прав на Суздальское княжение. В противном случае трудно предположить, чтобы Александр мог иметь какие-то другие, сколько-нибудь весомые причины для того, чтобы мириться с главным врагом собственного отца. Правда, уже в 1416 г. в Москву приехал с миром и сам Иван Борисович, а в 1417 г. – его старший брат Даниил, бывший великий князь Нижегородский (1409–1414 г.)15. Понятно, что после этого Александр Иванович должен был уступить суздальский стол отцу и дяде. Однако сыновья Бориса Константиновича ужиться с Василием Московским так и не смогли. Уже в 1418 г. оба брата, Даниил и Иван, бежали от него, очевидно, опять в Орду. Что касается Александра Ивановича, то он и на этот раз проявил самостоятельность, сохранив верность Москве. Вскоре за это последовала достойная награда: 5 февраля 1419 г. великий князь Василий Дмитриевич выдал за Александра собственную дочь, Василису16. Причем все летописи, сообщающие об этой свадьбе, называют жениха князем Суздальским. Полагаем, что в данном случае этот титул является не только родовым прозванием Александра Ивановича, но и свидетельством реального княжения в Суздале столь важного лица, каким был зять московского государя. К тому же из духовных грамот Василия Дмитриевича известно, что он до конца жизни признавал самостоятельность Суздальского княжения (см. выше). Свидетельством правления Александра Ивановича в Суздале на рубеже 10–20‑х годов XV в. являются и его именные монеты. Причем эти монеты были наиболее ранними суздальско-нижегородскими монетами так называемой «третьей группы» (по классификации Н. Д. Мец), то есть чеканились раньше, чем монеты этой же группы Даниила и Ивана Борисовичей [Мец, с. 315; Ильин, с. 37–38; Тростьянский, с. 248–249, 256–257]. Последние относятся к периоду после того, как Борисовичи в очередной раз вернулись из Орды на Русь, что произошло в 1423/1424 г. После этого Даниил Борисович вокняжился в Нижнем Новгороде, а Иван – в Суздале, где, вероятно, разделил власть со своим сыном Александром [Горский, с. 160–164]. «Резчик, изготовивший оборотные штемпели для монет князя Александра Ивановича, делал их и для нового князя суздальского» (Ивана Борисовича) [Тростьянский, с. 257]. Приблизительную дату смерти Александра Ивановича установил И. А. Голубцов, который привлек для этого следующий фрагмент из договорной грамоты великого князя Василия Васильевича с князьями Дмитрием Юрьевичем Шемякой и его братом Дмитрием Красным 1434 г.: «А што въвел зять мой, князь Олександръ Иванович, отцу вашему четыре села, два Гавриловские, да Ярышево, да Ивановьское, в долгу в пятисот рублѣхъ, и мнѣ то вам отъправити по доконьчанью. А запритца мой сестричичь, и мнѣ, князю великому, у него суд взяти по доконьчанью»17. Упомянутый здесь без имени «сестричичь» Василия Васильевича – это, вне всяких сомнений, сын его сестры Василисы и Александра Ивановича Семен; как «сестричич» Василия Семен Александрович упомянут и в нескольких других грамотах, в одной из которых его предками названы великий князь Константин, князь Борис, князь Иван, князь Александр и княгиня Василиса18. Такая родословная Семена совершенно однозначно свидетельствует о том, что в приведенной цитате речь идет об Александре Ивановиче Взметне, сыне Ивана Борисовича, а не о его полном тезке Александре Ивановиче Брюхатом.

Интересующий нас фрагмент из грамоты 1434 г. И. А. Голубцов истолковывает следующим образом: «Из приведенного обязательства следует, что в. князь не признал за кн. Ал-дром Ивановичем права отчуждения названной территории в руки своего противника – кн. Юрия и требовал от его сына ликвидации этой сделки с возвращением заложенной территории, беря на себя взыскание с сына кн. Александра – своего племянника – кн. Семена полученного долга (500 р.). Кн. Юрий, наоборот, заключая сделку, признавал, очевидно, в кн. Александре полноправного хозяина закладываемых сел»19. Думается, что такое толкование несколько «натянуто» и неточно. На самом деле Василий Васильевич всего лишь обещал Юрьевичам повлиять на своего племянника Семена Александровича, чтобы тот исполнил условия соглашения, заключенного между их покойными отцами – Александром Ивановичем и Юрием Дмитриевичем («мнѣ, князю великому, у него (Семена – С. К.) суд взяти по доконьчанью»).По поводу времени смерти Александра Ивановича И. А. Голубцов писал: «Судя по тому, что в докончальных грамотах в. кн. Вас. Вас. с дядей кн. Юрием Дмитриевичем от 1428 г..(марта 11) и от 1433 г. (см. ДДГ, №№ 24 и 30) нет упоминания о каких-либо счетах между ними, связанных с долгом кн. Александра Ив. и закладом суздальских сел, можно думать, что заклад состоялся незадолго до смерти кн. Юрия Дмитриевича (умершего 5 июня 1434 г.), – примерно, около 1433 г., – учитываем здесь обычай тех времен закладные кабалы, как и заемные, совершать сроком на год. Таким образом, остается предположить, что кн. Ал-др Иванович умер, не выплатив долга, незадолго до смерти кн. Юрия Дмитриевича, около 1433 – нач. 1434 г.»20

Переходим к вопросу о княжении Александра Ивановича в Нижнем Новгороде. О самом
этом факте известно только из двух его жалованных грамот, выданных местным монастырям – нижегородскому Благовещенскому и суздальскому Спасо-Евфимиеву. Первая из них была выдана «июля того лета, коли князь Александр Иванович сел на своей отчине на Новегороде»24.

Вторая грамота Александра, на монастырские владения «в моей вотчине в Ноугородском
княжении, в Гороховце», относится ко времени, когда «великий князь Александр Ивановичь взял ми[p] с великим князем (Московским. – С. К.)»25. К сожалению, оба этих документа дат выдачи не содержат. Александр Иванович (Брюхатый или Взметень) получил Нижний Новгород от великого князя Василия Дмитриевича в связи с женитьбой на его дочери Василисе. Однако как раз этот факт никакого подтверждения в источниках не находит, являясь лишь догадкой А. В. Экземплярского, которая «по инерции» перешла в последующую историографию. Все летописи, сообщающие о женитьбе Александра в феврале 1419 г., титулуют его только князем Суздальским, а не Нижегородским, как названы его дядя Даниил и отец Иван Борисовичи29.

В крупном кладе из Селитренного городища, сокрытом в середине 1420‑х годов, содержатся почти исключительно суздальско-нижегородские монеты «третьей группы» (по классификации Н. Д. Мец). Из них 1109 – нижегородские великого князя Даниила Борисовича, 42 – суздальские князя Александра Ивановича и 39 – князя Ивана Борисовича [Тростьянский, с. 237, 255–256]. Если бы Александр княжил в Нижнем Новгороде в конце правления Василия Дмитриевича, то логично было бы ожидать, что свои монеты он чеканил бы именно здесь и с великокняжеским титулом, а не в Суздале с княжеским. А то, что монеты Александра чеканились в Суздале, помимо иконографии, доказывают их оборотные штемпеля, идентичные с монетами Ивана Борисовича – несомненно, только князя Суздальского (см. выше).

Но, главное, жалованную грамоту великого князя Александра Ивановича Спасо-Евфимиеву монастырю, в которой он называет своей отчиной Новгородское княжение, по ряду признаков следует относить уже ко времени правления великого князя Московского Василия Васильевича (с 1425 г.). Спасский архимандрит Авраамий, на имя которого был выдан этот документ, по другим источникам (кроме одной, также недатированной грамоты) неизвестен. По данным П. М. Строева, Авраамий упоминается около 1417 г., причем дается ссылка на рукопись Румянцевского музея [Строев, стб. 664]. А поскольку грамота Александра Ивановича Спасо-Евфимиеву монастырю известна только по списку начала XIX в. как раз из собрания Н. П. Румянцева, то, скорее всего, упоминание об Авраамии П. М. Строев заимствовал именно из этого документа. Дата же «около 1417» наверняка основана на «Истории» Н. М. Карамзина, где смерть Александра Ивановича была ошибочно отнесена к 1418 г.; поэтому дату П. М. Строева во внимание принимать не следует. Вероятнее всего, архимандрита Авраамия нужно отождествить с известным епископом Суздальским Авраамием, который упоминается
в источниках с 1437 г.30, а до занятия епископской кафедры вполне мог быть настоятелем крупнейшего из суздальских монастырей31. Грамоту Александра Ивановича позже подтвердил князь Суздальско-Нижегородский Федор Юрьевич, а после окончательного присоединения Суздальско-Нижегородской земли к Московскому государству, 17 января 1451 г., жалованную грамоту точно такого же содержания выдал монастырю и великий князь Московский Василий Васильевич34. Если допустить, что грамота Александра Ивановича была выдана ранее 1425 г., то совершенно непонятно, почему грамота Василия Васильевича дословно повторяет именно этот документ, а не более позднюю грамоту его собственного отца, Василия Дмитриевича. Учитывая сказанное, выдачу грамоты Александра Ивановича Нижегородского Спасо-Евфимиеву монастырю, полагаем, можно достаточно уверенно относить ко времени после 8 февраля 1425 г., то есть к первым годам московского княжения Василия Васильевича.

В пользу такой датировки можно привести еще один источник – надпись на напрестольном кресте нижегородского Спасо-Преображенского собора (в XIX в. он был передан в одну из провинциальных церквей Нижегородской епархии). Эта надпись гласит: «В лѣто 6942‑е положе[н] бысть си кр[е]стъ на престолѣ в Нижнемъ Новѣго[ро]дѣ в соборуи ц[е]рковь б[о]голѣпново Преображения Сп[а]сова бл[а]говѣрноию и бл[а]городной великоу кн[я]гинею Вас[или]сою на память с[вя]таго отца нашего Епсихия е…» [Макарий, с. 332–334; Николаева, с. 14]. Память св. мученика Евпсихия Кесарийского отмечается православной церковью дважды – 9 апреля и 7 сентября. В Четиих Минеях митрополита Макария под 9 апреля его мученичество помещено на первом месте35, тогда как под 7 сентября – на втором после св. мученика Созонта Ликийского (причем с ошибочным именем Евтихий) и повторно значительно ниже36. Поэтому датой вклада Василисы следует признать 9 апреля 6942, то есть 1434, г. Дарительница креста – это, несомненно, дочь великого князя Московского Василия Дмитриевича, с 1419 г. жена Александра Ивановича Взметня.То, что 9 апреля 1434 г. Василиса называла себя в Нижнем Новгороде великой княгиней, конечно, само по себе еще не означает, что она была женой правящего великого князя Нижегородского. Однако, учитывая другие аргументы (см. также далее), именно такая трактовка нам кажется наиболее предпочтительной. Логично также связать вклад Василисы с плачевной судьбой ее брата, находившегося тогда «в бегах», после поражения от Юрия Дмитриевича (20 марта) и потери Москвы (31 марта). Кстати, и сам Василий Васильевич где-то в мае (возможно, в июне) нашел убежище именно в Нижнем Новгороде [Зимин, с. 64–66].Как нам кажется, факт восстановления Нижегородского великого княжения около 1430 г. отразился отражение и в некоторых документах из Московского великокняжеского архива. Так, в договорной грамоте великого князя Василия Васильевича с князем Юрием Дмитриевичем Звенигородским от 11 марта 1428 г. Нижний Новгород определенно назван в составе великокняжеских владений37. Однако в договорной грамоте Василия Васильевича с князем Василием Ярославичем Серпуховским, составленной осенью 1432 г. [Зимин, с. 50], этот город среди московских владений уже не указан (так же и в договоре с князем Юрием Дмитриевичем 1433 г.)38. Причем этот пропуск вряд ли можно объяснить простой случайностью, поскольку в обеих грамотах упомянут гораздо менее значительный Муром, в документе 1428 г. записанный сразу после Нижнего Новгорода. Вариант же, что в грамоте 1432 г. Нижний Новгород уже рассматривается как часть общего понятия «великое княжение» (а в состав старого Великого княжения Владимирского Муром не входил), мы также считаем маловероятным, поскольку очень уж невелик хронологический отрезок между документами – всего 4 года. А если это так, то следует прийти к заключению, что между 1428 и 1432 г. Нижегородская земля вышла из-под непосредственной власти московского государя.

Итак, на основании приведенных аргументов можно заключить, что Александр Иванович вокняжился в Нижнем Новгороде в период между 1428 и 1432 г. включительно. Хотя каждый из этих аргументов, взятый по отдельности, и может быть оспорен, по их сумме предложенная версия, полагаем, выглядит достаточно убедительно. Тем более что альтернативная, традиционная версия, относящая нижегородское княжение Александра к периоду 1419–1423 г., никаких подтверждений в источниках не находит.Более того, нумизматический материал, хотя и косвенно, ей даже противоречит (см. выше).Наиболее вероятной датой восстановления Нижегородского княжения нам представляется весна/лето 1432 г. В это время хан Улу-Мухаммед, хотя и подтвердил великое княжение Василию Васильевичу, отдал его сопернику, Юрию Дмитриевичу, «выморочный» Дмитровский удел. При этом Юрий назван в летописи «побратимом» великого князя Литовского Свидригайла39. А последний с мая 1431 г. находился в тесном союзе с ордынским ханом40. Поэтому Улу-Мухаммед, наряду с изъятием из состава владений Василия Дмитрова вполне мог и выдать ярлык на Нижний.Новгород местному «отчичу» (московские же летописи, в любом случае, об этом факте умолчали).

Кстати, утраченная грамота князя Александра Ивановича Спасо-Преображенскому монастырю на половину с. Лубянцева, упомянутая в описи 1660 г., была выдана именно в 6940, то есть 1431/1432, г.41 Ср. его же грамоту нижегородскому Благовещенскому монастырю, выданную «июля того лета, коли князь Александр Иванович сел на своей отчине на Новегороде»42. Но какой именно Александр Иванович вокняжился в Нижнем Новгороде? Точный ответ на этот вопрос дать невозможно. Но более вероятно, что это был все же Александр Взметень, сын Ивана Борисовича. Во-первых, он в то время являлся главой рода князей Суздальских, будучи на поколение старше Александра Брюхатого. А во-вторых, похоже, находился в неплохих отношениях с Юрием Дмитриевичем: как упоминалось выше, незадолго до смерти Александр занял у Юрия 500 рублей, за которые заложил ему четыре суздальских села (возможно, как раз в счет уплаты за ярлык на Нижний Новгород).

После смерти Александра Взметня в 1433 / 1‑й половине 1434 г. его вдова, московская княжна Василиса Васильевна, вторично вышла замуж за Александра Брюхатого.

3 ПСРЛ. Т. XXIV. С. 230.
4 Родословная книга князей и дворян российских и выезжих… Ч. 1. С. 67–68.
5 Временник Императорского Московского общества истории и древностей российских. Кн. 10. С. 227.
9 ПСРЛ. М., 2004 [М.; Л., 1949]. Т. XXV. С. 243; так же и в ряде других сводов.
10 АСЭИ. Т. II. С. 480, № 436.
11 Там же. С. 487, № 446.
12 Древняя Российская Вивлиофика. М., 1788. Ч. VI. С. 448
13 ПСРЛ. М., 2000 [СПб., 1863]. Т. XV. Стб. 486–487. 14 ПСРЛ. Т. XXV. С. 243; так же и в ряде других сводов. 15 Там же. 16 Там же. С. 243–244; так же и в ряде других сводов
17 ДДГ. С. 88, № 34. 18 АСЭИ. Т. II. С. 487, № 446. 19 Там же. С. 566. 20 Там же.
24 АФЗХ. М., 1951. Ч. I. С. 205, № 234. 25 АСЭИ. Т. II. С. 437, № 435
29 ПСРЛ. Т. XXV. С. 244; так же и в других сводах. 30 Там же. С. 253. 31 Из грамоты князя Андрея Андреевича (Ногтева-Суздальского) следует, что в марте 1434 г. архимандритом
Спасо-Евфимиева монастыря был Феогност (Назаров В. Д. Акты XV века из архива Суздальского Спасо-
Евфимьева монастыря // Русский дипломатарий. М., 1998. Вып. 4. С. 15, № 2). Но был ли этот Феогност
преемником, или еще предшественником Авраамия, определить невозможно.
32 АСЭИ. Т. II. С. 480–481, № 437.
35 Великие Минеи Четии. М., 1912. Апрель. Тетрадь II. Дни 8–21. Стб. тк҃е. 36 Великие Минеи Четии. СПб., 1868. Сентябрь. Дни 1–13. Стб. 320–321, 348.
37 ДДГ. С. 64, № 24. 38 Там же. С. 70, № 27; С. 76, № 30. 39 ПСРЛ. Т. XXV. С. 249–250. 40 Коцебу А. Свитригайло, великий князь Литовский. СПб., 1835. С. 93–94 (письмо от 9 мая 1431 г.). 41 АСЭИ. Т. III. С. 482. 42 АФЗХ. Ч. I. С. 205, № 234
[С. Н. Келембет. Суздальско-Нижегородские князья Александр Взметень и Александр Брюхатый]

30/22. КН. АНДРЕЙ ЮРЬЕВИЧ НОГТЕВ

Єдиний син Юрія Дмитровича Ногтєва (3.2.6). Цей дрібний князь, представник наймолодшої гілки роду кн. Суздальських, відомий лише за родовідними розписами [24, с. 46, 228; 25, с. 73].

XVI генерація от Рюрика

31/23. КН. АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ БРЮХАТЫЙ

єдиний син Івана Васильовича (3.3.7) [20, с. 229; 24, с. 44, 226; 25, с. 68], согласно всем вариантам родословных росписей, был сыном Ивана Васильевича, внуком Василия Дмитриевича Кирдяпы, правнуком Дмитрия Константиновича 214.

У історіографії XIX – середини XX ст. домінувала думка, що Олександр Брюхатий був сином Івана Борисовича та помер у 1418 р. Ця думка є помилковою, оскільки вона заснована виключно на виписці М. М. Карамзіна, джерелом якої була родовідна книга тієї редакції, де генеалогію кн. Суздальських викладено зі значною похибкою; дата ж, під якою виписка наведена у Карамзіна – 1418 р., – є чисто довільною та такою, що суперечить даним достовірних джерел. Насправді сином Івана Борисовича був Олександр Взметень, а Олександр Брюхатий в усіх варіантах родовідних розписів названий сином Івана Васильовича Кірдяпіна (про це питання див. 3.3.13).

Єдиним прямим свідченням джерел про Олександра Брюхатого є факт його одруження з дочкою вел. князя Василя Дмитровича Василисою. Як вже зазначалося вище, у тих версіях родовідних розписів, які містять достовірну генеалогічну схему походження Олександра Взметня та Олександра Брюхатого, останній показаний другим чоловіком Василиси Василівни, овдовілої після смерті Взметня. А оскільки Олександр Взметень помер у 1433/34 р., то зрозуміло, що Олександр Брюхатий став зятем вел. князя Василя Васильовича не раніше 1434 р., але й навряд чи значно пізніше цієї дати.
Після смерті Олександра Взметня Олександр Брюхатий залишився старшим з лояльних Москві кн. Суздальських. Тому цілком логічно припустити, що разом з рукою Василиси Василівни він отримав також і володіння її першого чоловіка – Суздаль та Нижній Новгород. Так, одруження Олександра Брюхатого з сестрою вел. князя Московського, безперечно, було можливим лише у разі визнання за ним законного права, принаймі, на Суздальське князівство. Для порівняння, молодші двоюрідні брати Олександра – Василь та Федір Юрійовичі, – після приєднання Суздаля до Московської держави стали запеклими ворогами вел. князя Василя Васильовича, у мирі з яким їх не втримало навіть визнання за кн. Суздальськими прав на їхні дрібні уділи-“жеребьи” (див. нижче). З іншої сторони, існують дані про те, що після 1433/34 г. деякий час зберігав самостійність і Нижній Новгород, приєднаний до Московської держави після червня 1436 і до лютого 1438 р. (див. 4.2). Приблизно тоді ж було приєднано до Москви й Суздаль: вел. кн. Василь Васильович надав це місто у володіння служебному князю Олександру Васильовичу Чорторийському, який виїхав на московську службу з Литовсько-Руської держави у 1440 р., а потім у 1442 р. – свому двоюрідному брату, кн. Можайському Івану Андрійовичу [19, с. 151].

Навряд чи Василь Московський міг зважитися на такий значний “примысел”, як приєднання Суздаля та Нижнього Новгороду, ще за життя свого зятя, який напевне володів ними з 1433/34 р. Очевидно, це сталося вже після бездітної смерті Олександра Брюхатого, котру у такому разі слід відносити до другої половини 1436/лютого 1438 р. За нумізматичними даними, після Олександра Івановича князі Суздальські власних монет вже не карбували, а для Нижегородсько-Суздальської землі починають виготовлятися, хоча й за місцевим типом, монети з ім’ям вел. князя Василя Васильовича [82, с. 315–317]. Той вищезазначений факт, що монети Олександра Івановича належали Олександру Взметню (оскільки вони повторюють монетний тип його батька Івана Борисовича), ще жодним чином не заперечує можливості нижегородсько-суздальського князювання Олександра Брюхатого; справа в тому, що в Олександра Брюхатого зовсім не було необхідності виготовляти нові монетні штемпелі (процедура на той час технологічно досить складна), оскільки його та Олександра Взметня ім’я – по-батькові повністю співпадали.

.единственный сын, по одним родословным, Ивана Васильевича (15), а по другим — Ивана Борисовича (14), что более вероятно, так как находит подтверждение в официальных документах. Известия о нем довольно скудны. До 1414 г. он был заодно с Суздальско-Нижегородскими князьями Даниилом (10) и Иваном (14) Борисовичами, Василием Семеновичем (9) и Иваном Васильевичем(15), боровшимися против Москвы за обладание Н.-Новгородом, когда же в этом году брат великого князя Юрий Димитриевич названных князей выгнал из Нижнего, оттеснив их за p. Cypy, А. И. поспешил примириться с великим князем, а несколько позже даже породнился с ним, женившись в 1418 г. на дочери его Василисе. В виде приданого он получил Нижний Новгород и писался великим князем, хотя княжение его находилось, конечно, в полной зависимости от Москвы. Прокняжил он недолго, так как в конце того же 1418 г. скончался, оставив единственного сына Семена, который потомства не имел.

Недостоверность записки Н. М. Карамзина окончательно выясняется из данных Описной книги суздальского Спасо-Евфимиева монастыря 1660 г., опубликованных И. А. Голубцовым несколько позже цитированного комментария. Так, если по Н. М. Карамзину единственный в роде князей Суздальских Александр Иванович – Брюхатый – умер в 1418 г., то в Описной книге среди документов, хранившихся в монастырском архиве, упомянута утраченная к настоящему времени «грамота кн. Ал-дра Ив-ча на половину с. Лубянцева 6940 г.», то есть от 1431/1432 г. АСЭИ. М., 1964. Т. III. С. 482

Кроме того, как будет показано ниже, другая сохранившаяся жалованная грамота
великого князя Нижегородского Александра Ивановича Спасо-Евфимиеву монастырю была выдана не ранее 1425 г. Правильность такой генеалогии подтверждается еще и данными московского Синодика Успенского собора, в котором имеется следующая поминальная запись: «…благовѣрному князю Александру и другому князю Александру Ивановичемъ Суждальскимъ вѣчная память» 12 Древняя Российская Вивлиофика. М., 1788. Ч. VI. С. 448.

Очевидно также, что вслед за Типографским родословцем Александра Взметня следует признать первым мужем Василисы Васильевны, а Александра Брюхатого – вторым. После смерти Александра Взметня в 1433 / 1‑й половине 1434 г. его вдова, московская княжна Василиса Васильевна, вторично вышла замуж за Александра Брюхатого. В то время Василисе было всего чуть за 30 лет (допуская, что ее первый брак в феврале 1419 г. состоялся в 16-летнем возрасте, – около 31 года); оставлять ее в таком возрасте вдовой со стороны ее брата, великого князя Василия Васильевича, было бы не очень «гуманно», да и новый династический союз со старшим из князей Суздальских был явно не лишним. Этот брак, как представляется, был возможен только в случае признания за Александром Брюхатым прав, по крайней мере, на Суздальское княжение. Укажем для сравнения, что его младшие двоюродные братья, Василий и Федор Юрьевичи, после присоединения Суздаля к Москве (см. ниже) полностью разорвали отношения с Василием Васильевичем. В частности, в 1440‑х годах они со своими боярами грабили московские земли43, а затем вынуждены были вообще покинуть свою «отчину»: Василия Юрьевича в 1444 г. мы видим на службе в Новгороде Великом44, а Федор в 1446 г. служил великому князю Тверскому Борису Александровичу45.

Однако есть некоторые основания полагать, что вместе с Суздалем Александр Брюхатый мог унаследовать и Нижний Новгород. Это могло найти отражение в договоре великого князя Василия с князем Дмитрием Шемякой от 13 июня 1436 г., где среди великокняжеских владений Нижний Новгород не упомянут, в отличие от менее значительного Мурома46 (в договоре 1428 г. с отцом Шемяки, Юрием Дмитриевичем, Нижний фигурирует перед Муромом – см. выше). Политическая ситуация для вокняжения Александра Брюхатого в Нижнем Новгороде в 1433/1434 г. была весьма благоприятной, ведь как раз в эти годы великий князь Василий вел ожесточенную борьбу со своим дядей Юрием Дмитриевичем, а затем его сыном Василием Косым (напомним, в мае/июне 1434 г. Василий, после поражения от Юрия, нашел убежище именно в Нижнем Новгороде).

Как уже отмечалось, Александр Брюхатый теоретически мог выдать и упомянутые грамоты на нижегородские владения суздальско-нижегородским монастырям, причем как обе, так и какую-то одну из них. В пользу второго варианта (одна из грамот выдана Взметнем, другая – Брюхатым) могут свидетельствовать разные титулы Александра Ивановича в этих документах: в грамоте Благовещенскому монастырю он называет себя князем, а в грамоте Спасо-Евфимиеву монастырю – великим князем. Вторую из этих грамот даже логичнее отнести именно к Александру Брюхатому, поскольку в ее позднейшем подтверждении князя Федора Юрьевича тот называет Александра Ивановича своим братом47; вероятнее, что так был назван Александр Брюхатый, двоюродный брат Федора Юрьевича, а не Александр Взметень, приходившийся ему троюродным дядей. В этом документе сохранилось важное упоминание о том, что отношения Александра Ивановича со своим московским шурином были далеко не безоблачными: в одно время они даже дошли до открытого разрыва, хотя, в конце концов, великие князья Московский и Нижегородский заключили мир, по условиям которого Александр сохранил за собой Нижний Новгород.

Однако, в любом случае, через несколько лет не только спорный Нижний Новгород, но и Суздаль, который ранее всегда признавался законным владением местных князей, были включены в состав Московского государства. 4 марта 1438 г. великий князь Василий выдал жалованную грамоту на нижегородские земли Благовещенского монастыря, в которой определенно упоминаются его нижегородские наместники48. Он же в 1438/1439 г. выдал грамоту Троице-Сергиеву монастырю на пустошь в нижегородской Гороховецкой волости49. Отсюда следует вывод, что, вероятнее всего, в пределах хронологического отрезка с июня 1436 по февраль 1438 г. Нижний Новгород отошел к Московскому государству. Приблизительно тогда же был присоединен к Москве и Суздаль. Известно, что некоторое время этот город принадлежал князю Александру Васильевичу Чарторыйскому, выехавшему на московскую службу из Литвы в 1440 г., а затем в 1442 г. был отдан великим князем Василием своему двоюродному брату, князю Ивану Андреевичу Можайскому50. Вряд ли московский правитель мог пойти на столь крупный.«примысел», как присоединение Нижнего Новгорода и Суздаля, еще при жизни княжившего там своего зятя. Очевидно, это произошло уже после смерти бездетного Александра Брюхатого.

Итак, выводы настоящей статьи сводятся к следующему. Среди представителей рода князей Суздальских в 1‑й половине XV в. существовали два полных тезки – Александр Взметень, сын Ивана Борисовича Тугого Лука, и его троюродный племянник Александр Брюхатый, сын Ивана Васильевича Кирдяпина. Александр Взметень в 1415–1416 и с 1418 г. княжил в Суздале, с 1423 г. – совместно со своим отцом. Согласно нашей версии, между 1428 и 1432 г., вероятнее всего весной/летом 1432 г., Александр Иванович вокняжился также и в Нижнем Новгороде. Какой именно был этот Александр, точно сказать нельзя, но более вероятно, что все же Взметень. Он умер в 1433 / 1‑й половине 1434 г. После этого его вдова, московская княжна Василиса Васильевна, вторично вышла замуж за Александра Брюхатого, который унаследовал Суздаль и, нельзя исключать, также Нижний Новгород. Во 2‑й половине 1436 – начале 1438 г., очевидно, в связи со смертью Александра Брюхатого Суздаль (впервые) и Нижний Новгород (в очередной раз) были включены в состав Московского государства.Князь нижегородський (1418 р.).

43 ДДГ. С. 120, № 40. 44 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 424. 45 Памятники древней письменности и искусства. СПб., 1908. Вып. CLXVIII. Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче / Сообщение Н. П. Лихачева. С. 42.
46 ДДГ. С. 90, 92, № 35. Так же и в договоре с Шемякой 1441/1442 г. (Там же. С. 107, № 38), когда Нижний Новгород, несомненно, уже принадлежал Москве. Но это может объясняться тем, что за основу его формуляра был взят договор 1436 г., то есть механической перепиской предыдущего текста. То же самое, полагаем, относится и к
договорам с Василием Ярославичем конца 1440‑х – начала 1450‑х годов (Там же. С. 129, № 47; С. 169, № 56; С. 179, № 58), формуляр которых восходит к докончанию 1432 г.
47 АСЭИ. Т. II. С. 479, № 435.
48 АФЗХ. Ч. I. С. 203, № 231.
49 АСЭИ. М., 1952. Т. I. С. 104–105, № 135
50 ПСРЛ. М., 2004 [СПб., 1910]. Т. XXIII. С. 151.

Ж., (с 1418 г.) Василиса, дочь Дмитрия Донского.

[С. Н. Келембет. Суздальско-Нижегородские князья Александр Взметень и Александр Брюхатый]

32/26. КН. ВАСИЛИЙ ЮРЬЕВИЧ ШУЙСКИЙ

Старший син Юрія Васильовича Шуйського (3.3.10) [20, с. 229], від шлюбу з Софією. Після смерті батька разом з братами повинен був успадкувати невеликий суздальський уділ з центром у Шуї. Після приєднання Суздаля до Московської держави наприкінці 1430‑х рр. Василь Юрійович, який за правом родового старійшинства мав законні права на суздальський стіл, разом з братом Федором стали запеклими ворогами вел. князя Василя Васильовича. Зокрема, відомо, що у 1440‑х рр. Юрійовичі зі своїми боярами грабували великокняжі володіння [5, № 40, с. 120]. Врешті-решт, вони змушені були покинути свою “отчину” та перейти на становище служебних князів у інших північноруських землях. Василь Юрійович виїхав до Новгороду Великого; відомо, що зимою 1444 р. він захищав новгородський пригород Яму від військ Лівонського Ордену [8, с. 424]. Від своїх родових прав Юрійовичі відмовлятись не збирались, і через кілька років досягли-таки значного успіху: наприкінці 1447 р., скориставшись ворожими відносинами Московської держави з молодим Казанським ханством, вони за допомогою останнього заволоділи не лише Суздалем, а й Нижнім Новгородом. Скоро після цього, у 1449 р., Василь Юрійович помер, ставши останнім з кн. Суздальських, хто завершив життя у статусі суверенного удільного князя. Його було поховано у нижегородському Архангельському соборі (про питання нижегородсько-суздальського князювання Юрійовичів див. 4.3). Нащадки Василя Юрійовича утворили старшу гілку роду кн. Шуйських [25, с. 68–69]; всі вони знаходились на московській службі, де займали дуже високе становище (один з них, кн. Василь Іванович Шуйський, під час “Смути” початку XVII ст. кілька років був навіть царем Росії).

сын первого удельного князя шуйского Юрия Васильевича, внук Кирдяпы.
Князь шуйский: ок. 1405 — 1447 гг. Князь суздальский: 1446 — 1447 гг.
Василий Юрьевич, будучи удельным князем Шуйским, находился на службе у московских князей, но во время смуты бежал с братом Фёдором из своей вотчины в Новгород. Там в 1445 г. Василий участвовал в обороне Яма от немцев, а затем пристал к Дмитрию Шемяке. Между Дмитрием, Василием и Фёдором был заключен договор, по которому Василий признавался равным братом Шемяки, а Фёдор — младшим братом. В случае восшествия на престол Шемяка обещал вернуть братьям их вотчину — Нижний Новгород, Суздаль и Городец с правом прямых сношений с Ордой (т.е. фактически восстановить независимость Суздальско-Нижегородского княжества), дать еще Вятку и аннулировать все прочие пожалования, данные московскими князьями на эти земли. Так в итоге и произошло, но Шемяка продержался в Москве недолго, а вскоре после его поражения в 1448 г. Василий Юрьевич скончался.

33/26. КН. ИВАН ЮРЬЕВИЧ ШУЙСКИЙ

Другий син Юрія Васильовича Шуйського (3.3.10) [20, с. 229], від шлюбу з Софією. Жодних свідчень про цього князя не збереглося. Оскільки зимою 1447/48 р. Нижегородсько-Суздальським князівством володіли його старший брат Василь та молодший Федір (див. 4.3), можна зробити висновок, що Іван Юрійович помер до 1448 р. Нащадків він не залишив.

34/26. КН. ФЁДОР ЮРЬЕВИЧ ШУЙСКИЙ +1476

Третій син Юрія Васильовича Шуйського (3.3.10) [20, с. 229], від шлюбу з Софією. Після смерті батька повинен був успадкувати частину Шуйського уділу. Вперше кн. Федір Юрійович Шуйський згадується як свідок у документі 1432/45 р. [1, № 100, с. 80]. Після приєднання Суздаля до Московської держави Федір, як і його старший брат Василь, розірвав мирні відносини з вел. князем Василем Васильовичем та змушений був покинути свої родові володіння. Зимою 1446/47 р. кн. Федір Шуйський згадується на службі вел. князя Тверського Бориса Олександровича, де займав посаду намісника м. Кашина [10, с. 42].* Наприкінці 1447 р. Федір Юрійович разом з братом Василем отримали під свою владу Нижегородсько-Суздальську землю, а після швидкої смерті Василя там став князювати один Федір. Однак його правління було дуже коротким, оскільки вже у першій половині 1449 р. Суздаль та Нижній Новгород було остаточно приєднано до Московської держави. Після цього Федір Юрійович Шуйський – останній удільний князь Нижегородсько-Суздальський, – вирішив-таки визнати владу вел. князя Василя Васильовича: він дав запис у своїй “вине” та перейшов на московську службу (див. 4.3).

У Московській державі Федір Юрійович, завдяки свому знатному походженню, зайняв дуже високе становище. У 1463 р. він очолював війська, вислані на допомогу Пскову проти Лівонського Ордену [11, с. 222]. А з 29 квітня 1467 по 19 лютого 1472 рр. Федір Шуйський займав важливу посаду московського князя-намісника у Псковській республіці [11, с. 231, 243; 23, с. 164, 187]. Помер він зимою 1475/76 р. у Володимирі [11, с. 252; 23, с. 202], постригшись перед смертю у ченці з ім’ям Феогноста [27, с. 448]. Його нащадки – молодша гілка кн. Шуйських, – постійно входили до складу верхівки московської боярської аристократії [50, с. 56–61].

Князь шуйский: ок. 1405 — 1447 гг. Князь суздальский: 1446 — 1447 гг.
Фёдор во времена Василия II Васильевича Тёмного владел Суздалем вместе со своим братом Василием.
Во время борьбы Василия Тёмного с Дмитрием Шемякой Фёдор Юрьевич с братом Василием принял сторону последнего. По заключенному с Дмитрием Шемякой договору, Федор Юрьевич с братом Василием получили Суздальскую землю и право прямых сношений с Ордой. Но Тёмный взял верх над Шемякой, и Юрьевичи должны были смириться перед ним.
После смерти Василия Тёмного Фёдор перешёл на службу Ивану III. Благодаря этому ему удалось получить расположение московского князя.
В 1463 г. Фёдор Юрьевич, воевода Ивана III, был послан на помощь псковичам для обороны от ливонцев. Благодаря победе приобрёл популярность среди псковичей. По просьбам горожан Фёдор Юрьевич назначен наместником Пскова.
В 1472 г. поссорился с псковичами (предположительно, причиной был спор из-за дележа добычи, захваченной псковичами в битве при Шелони; т.к. Федор Юрьевич не участвовал в битве сам, псковичи не поделились с ним трофеями) и покинул город. умер в 1476 г.
С торжественной встречи 29 апреля 1467 г. началось в Пскове княжение Федора Юрьевича Шуйского, приехавшего на Псковскую землю вместе с сыном Василием. Федор Юрьевич являлся сыном родоначальника старшей ветви Шуйских, а для псковичей он не был новичком: ранее короткое время — с 8 июля по 31 августа 1463 г. – он был псковским воеводой. Федор Юрьевич Шуйский в качестве наместника великого князя Ивана III занимался в Пскове совершенствованием управления псковскими пригородами: в Гдов, Кобылий городок, Изборск, Остров, Котельно, Врев, Вышгородок, Дубков, Выбор, Опочка он назначил своих наместников.11 Он же укреплял псковскую крепость: осенью 1468 г. строились крепостные ворота на Запсковье, в 1469 г. шла реконструкция Великих ворот Крома; при нем приступили к возведению каменных церквей: в 1467 г. – Воскресения на Полонище, в 1468 г. – в монастыре Пантелеймона на Красном дворе.12От строительных работ Федора Юрьевича постоянно отвлекали международные дела: приходилось заниматься урегулированием пограничных вопросов с поляками и литовцами.13 Рассорившись с псковичами, Федор Юрьевич 19 февраля 1472 г. сложил на вече крестное целование и сошел с княжения 215.

35/27. КН. АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ ГЛАЗАТЫЙ ШУЙСКИЙ

старший син Василя Семеновича (3.3.11) [20, с. 230; 24, с. 45, 226; 25, с. 70]. Після приєднання Суздаля до Московської держави Олександр Васильович, подібно до старших родичів, кн. Шуйських, розірвав відносини з вел. князем Василем Васильовичем, втративши при цьому свій незначний суздальський уділ. Ще в 1449 р. московський володар лише висловлював надію на покору Олександра (та його брата Василя), погоджуючись у такому разі “жаловати их ихъ вотчиною, их жеребьи, по старине, что за ними было” [5, № 52, с. 156]. Дійсно, через якийсь час Олександр Васильович, за прикладом молодшого брата Івана Горбатого, помирився-таки з Василем Васильовичем. Так, у великокняжому архіві зберігалась “жаловальная грамота князю Александру Ивановичу (потрібно “Васильовичу” – С. К.) Глазатому в докончанье” [9, с. 32] (нині цей документ втрачено). Очевидно, Олександр уклав з великим князем приблизно таке ж “докончание”, як і Іван Горбатий, тобто перейшов на московську службу за умови визнання за ним суверенних княжих прав на свою суздальську “отчину” (про ці умови див. нижче).

Наприкінці 1452 р. кн. Олександр Суздальський (тобто Глазатий) видав свою дочку Анастасію заміж за вел. князя Тверського Бориса Олександровича – тодішнього союзника і свата (через дочку від першого шлюбу) Василя Московського. Цікаво, що в життєписі Бориса Олександровича повідомляється про його посольство за нареченою до Суздаля [10, с. 54–55]. Якщо під назвою міста тут не мається на увазі взагалі Суздальська земля (що цілком вірогідно), то доведеться визнати, що Олександр Глазатий деякий час володів і самим Суздалем, звичайно, на правах служебного князя (подібно до Олександра Чорторийського у 1440 – 1442 рр.). Подібна поступка з боку вел. князя Василя Васильовича не здаватиметься такою вже невірогідною, якщо врахувати, що молодший брат Олександра Іван Горбатий при вступі на московську службу отримав в уділ Городець (див. нижче). Як би там не було, на 1462 р. Суздаль з волостями точно належав Василю Московському, що чітко засвідчує його духовна грамота [5,№ 61, с. 194]. Дата смерті Олександра Глазатого, навіть приблизна, залишається невідомою.

Олександр Васильович Глазатий став засновником двох невеликих гілок роду кн. Суздальських – кн. Глазатих та Барбашевих (від сина Івана Барбаші) [25, с. 71–72]. У Московській державі такого високого становища, як їхні родичі, кн. Шуйські та Горбаті, вони не займали.

- родоначальник старшей ветви линии, давшей фамилии Глазатых‑Ш. (пресеклась в нач. 16 в.) и Барбашиных‑Ш. (пресеклась ок. 1571 со смертью кн. Василия Ивановича Барбашина‑Ш., известного воен. деятеля 50–60‑х гг., разгромившего в 1560 отборную конницу Ливонского ордена, опричника к лету 1570);

36/27. КН. ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ ШУЙСКИЙ ГОРБАТЫЙ

Другий син Василя Семеновича (3.3.11) [20, с. 230; 24, с. 45, 226; 25, с. 70]. Після приєднання Суздаля до Московської держави наприкінці 1430‑х рр. Іван Васильович, подібно до старших родичів, розірвав мир з вел. князем Василем Васильовичем, хоча й втратив при цьому свій невеличкий суздальський уділ. Невдоволення Івана Горбатого виявлялося у тому, що він зі своїми людьми здійснював “наезды и грабежи” на великокняжі землі [5, № 52, с. 157]. Однак невдовзі після того, як Нижегородсько-Суздальську землю було остаточно приєднано до Московської держави (після короткого князювання там Василя і Федора Юрійовичів), Іван Горбатий прийняв рішення підкоритися владі Василя Васильовича. У квітні/липні 1449 р. (про дату див. 2.2.8) між ними було укладено договір, який зберігся до нашого часу; слід зазначити, що цей документ становить надзвичайну цінність з тієї причини, що є єдиною відомою нам угодою між вел. князем Московським та представником прошарку “служилых” князів, який лише нещодавно з’явився серед правлячої (князівської) верхівки Північно-Східної Русі.*
Статус Івана Васильовича Горбатого досить чітко визначено вже в преамбулі договірної грамоти. Так, в усіх без виключення відомих нам угодах між великими та удільними князями Московськими, Литовськими, Тверськими, Рязанськими та Нижегородсько-Суздальськими (договір Василя та Федора Юрійовичів з Дмитром Шемякою) князі-учасники фігурують як “братія”, абсолютно незалежно від дійсного споріднення називаючи один одного “брат”, “брат старейший” або “брат молодший”. Відносно ж Івана Горбатого визначення “брат” не вживається, що є формальною ознакою його статусу служебного князя [5, с. 157].
Головними обов’язками Івана Горбатого перед Василем Васильовичем встановлювались наступні. Іван обіцяє великому князю та його дітям “добра (…) хотети везде во всем”, “не приставать” до його “недругов” (першим з яких названий Дмитро Шемяка) та не укладати ні з ким жодних угод без відома московського володаря. У випадку переходу Івана Васильовича на сторону когось з ворогів Москви права на його уділ ним втрачалися; цей пункт, який ніколи не вносився до договорів з удільними князями, найбільш яскраво підкреслює залежність “служилого” князя від великого. Іван Горбатий зобов’язується відмовитись від будь-яких зносин з Ордою, віддати великому князю всі наявні у нього старі ярлики на Суздаль, Нижній Новгород та Городець, а в майбутньому не приймати від ханів жодних нових ярликів. Московський володар має право посилати Івана зі всіми його людьми на будь-яку “свою службу”, а той зобов’язується ходити у такі походи “без ослушанья”.

Зі своєї сторони, Василь Васильович за покору та службу Івана Горбатого пішов на значні поступки свому новому вассалу. Великий князь “пожаловал в вотчину и въ удел” Івану не лише його колишній суздальський уділ – Дор, половину Заріччя та Опольські села, – а також ще й “жеребей” його покійного брата Андрія Лугвиці та, що найголовніше, м. Городець “с волостями и пошлинами”. На всі ці володіння Іван зберігав суверенні князівські права, а саме право судочинства та збору данини; спірні справи між підданими обох сторін повинні були вирішуватись їхніми суддями лише за процедурою “сместного” суду, а у випадку неможливості прийти до спільного рішення третейським суддею визнавався митрополит Іона. Нарешті, Іван Горбатий не повинен був відшкодовувати збитки (за деякими виключеннями), завдані раніше ним та його людьми під час наїздів та грабунків на великокнязівські володіння [5, № 52, с. 155–157].

На московській службі кн. Іван Васильович Горбатий єдиний раз згадується у 1458 р., коли він очолював великокнязівські війська у невдалому поході на Вятку [13, с. 181]. Схоже на те, що Городцем він володів до самої смерті; принаймі, у духовній грамоті вел. князя Василя Васильовича 1461/62 р. це місто, на відміну від Суздаля та Нижнього Новгороду, серед московських володінь не вказане [5, № 61, с. 194]. Нащадки Івана Горбатого утворили окрему гілку кн. Горбатих-Суздальських. Суверенними правами на свої володіння вони вже не користувались. Так, у другій половині XV ст. кн. Івана Івановича Горбатого, як звичайного суздальського вотчинника, судив зі Спасо-Євфимієвим монастирем суддя великого князя [2, № 493, с. 537]. Але у XVI ст. кн. Горбаті-Суздальські, подібно до своїх родичів Шуйських, увійшли до числа найзначніших боярських родів Московської держави [50, с. 62–64].

князь, родоначальник ветви Горбатых-Шуйских. Умер в конце XV века. Великий князь Нижегородско-Суздальский. Первый из Шуйских, добровольно признавший власть московского князя.Во время шемякиного бунта поддержал Василия Тёмного. В 1449 отказался от княжества в его пользу по договору, сдав все ярлыки Золотой Орды, что были за его отцом и отказавшись получать иные. За это в пожалован Городцом и «вотчиной в Суздале» в противовес представителям старшей ветви поддержавшим Шемяку. Он с потомством владел Городцом, Шуей, Юрьевцем и др. с правами державных князей. Воевода в походе против вятчан 1458.

Родоначальником фамилии Горбатых был Иван Васильевич Горбатый. В конце 40‑х гг. XV в. он стал служилым князем московского великого князя Василия Васильевича Темного. Это событие явилось одним из этапов постепенного отказа суздальских Рюриковичей от борьбы с Москвой за восстановление независимости своего княжества, которая проходила с конца XIV в. Результатом был их переход в статус служилых князей. Вассальное положение Ивана Васильевича было закреплено пожалованием ему его же суздальской «отчины», а также земель Городецкого княжества (составной части бывшего великого княжества Нижегородского). Почти полный внутренний суверенитет владений был обусловлен военной службой московскому государю. Городец не мог стать центром владений, т. к. не возродился после разгрома татарами Едигея (1408 г.). По-видимому, управление было сосредоточено в городке Юрьевце на Волге.
Со временем полнота прав на родовые вотчины потомков Ивана Васильевича подвергалась серьезному ограничению. Владения дробились между наследниками и различными путями переходили в собственность великого князя, позднее – царя. Однако родовые земли в собственности Горбатых оставались[14].

[Чеченков П.В. Интеграция нижегородских земель в политическую систему великого княжества Московского в конце XIV – первой половине XV в. // Нижегородский кремль. К 500-летию основания каменной крепости – памятника архитектуры XVI в. Нижний Новгород, 2001. С. 45 – 57; он же. Пути московской политики в Нижегородском княжестве (первая половина XV в.) // Государство и общество в России XV – начала XX века: Сборник статей памяти Н.Е. Носова. СПб., 2007. C. 94 – 105. Назаров В.Д. Служилые князья Северо-Восточной Руси в XV в. // Русский дипломатарий. Вып. 5. М., 1999. С. 175 – 196. Чеченков П.В. Административно-территориальное устройство и управление на землях Городецкого удела в XV – середине XVI вв. // V Городецкие чтения. Городец, 2004. С. 77 – 91 Чеченков П.В. . Нижегородский край в конце XIV – третьей четверти XVI в.: внутреннее устройство и система управления. Нижний Новгород, 2004. С. 37 – 44.]

37/27. КН. РОМАН ВАСИЛЬЕВИЧ ШУЙСКИЙ

Третій син Василя Семеновича (3.3.11) [20, с. 230; 24, с. 45; 25, с. 70].* Про цього князя жодних даних не збереглося. Згідно з родовідними розписами, він помер бездітним.

38/27. КН. АНДРЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ЛУГВИЦА ШУЙСКИЙ (ум. 1445)

Четвертий син Василя Семеновича (3.3.11) [20, с. 230; 24, с. 45, 226; 25, с. 70]. Після приєднання Суздаля до Московської держави Андрій Лугвиця, на відміну від своїх старших троюрідних та рідних братів, залишився у мирних відносинах з вел. князем Василем Васильовичем, на умовах збереження за ним його невеличкого суздальського “жеребья” у якості служебного князя. Така поведінка Андрія, очевидно, пояснюється тим, що за правом родового старійшинства він навряд чи міг сподіватися коли-небудь успадкувати суздальський стіл. Після того, як у 1442 р. Суздаль було включено до складу володінь Івана Андрійовича Можайського [19, с. 151], Андрій Васильович відповідно перейшов на службу до цього московського удільного князя. У січні 1445 р. кн. Андрій Лугвиця-Суздальський, очолюючи загін військ Івана Андрійовича, загинув у битві з литовцями на р. Суходрові [21, с. 395; 19, с. 151]. Синів після нього не залишилось. Як вже говорилося, суздальський уділ-“жеребей” Андрія вел. кн. Василь Васильович у 1449 р. надав його старшому брату Івану Горбатому.

- служилый князь удельного кн. Ивана Андреевича Можайского; Четвёртый сын удельного суздальского князя Василия Семёновича Шуйского, внук Симеона Дмитриевича Суздальского. Прозвище означает певчую птицу луговку — чибиса. Служил воеводой при князе Иване Андреевиче Можайском. Убит в битве на Суходреве. Потомства не оставил. Упоминается в Ермолинской летописи и Никоновской летописи.

39/27. КН. БОРИС ВАСИЛЬОВИЧ.

П’ятий син Василя Семеновича (3.3.11) [20, с. 230; 24, с. 45, 226; 25, с. 70]. Зимою 1435/36 р. кн. Борис Васильович, очевидно Суздальський, зайняв стіл князя-намісника у Пскові, видавши себе за представника великого князя. Однак псковичі незабаром викрили ошуканство, і Борис, “пролгався”, вимушений був покинути місто [11, с. 210; 23, с. 45–46].* У подальшому він, подібно до брата Андрія Лугвиці, вірно служив Московській державі. Кн. Борис Васильович Суздальський загинув 7 липня 1445 р., ставши однією з багатьох жертв нищівного розгрому московських військ у знаменитій Суздальській битві з казанським царевичем Мамутеком [27, с. 457]. Його спадкоємцем став єдиний син Семен (3.5.27).

40/27. КН. ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ГРЕБЕНКА ШУЙСКИЙ (ум. после 1478 бездетным)

Шостий син Василя Семеновича (3.3.11) [20, с. 230; 24, с. 45, 227; 25, с. 70]. У джерелах Василь Гребінка наприкінці свого життя іноді виступає також з прізвищем Шуйського; однак воно не може бути свідченням його володіння Шуєю, оскільки жоден з п’яти старших братів цього князя такого прізвища не носив. Очевидно, Василь Васильович у 1470- рр. звався Шуйським лише за спорідненням з відомими кн. Шуйськими – нащадками Василя Кірдяпи.

Після приєднання Суздаля до Московської держави наприкінці 1430‑х рр. Василь Гребінка, за прикладом старших братів Олександра Глазатого та Івана Горбатого, став запеклим ворогом вел. князя Василя Васильовича, як наслідок втративши свій невеликий суздальський уділ. У 1449 р. великий князь висловлював надію на покору Василя (як і його старшого брата Олександра), погоджуючись у такому випадку “жаловати их ихъ вотчиною, их жеребьи, по старине, что за ними было” [5, № 52, с. 156]. Однак, на відміну від Олександра, від Гребінки московський володар покори так і не дочекався.

Діяльність Василя Гребінки протягом трьох десятиріч була пов’язана з Північно-Західною Руссю. Спочатку він виїхав на службу до Новгорода Великого, а через якийсь час перейшов звідти до Пскова (тоді ця республіка московської влади не визнавала), де зайняв князівський стіл 14 січня 1448 р. [11, с. 213; 23, с. 48, 137]. 15 червня 1455 р. Василь Васильович, незважаючи на здобуту в боях з німцями народну популярність, покинув Псков та повернувся до Новгорода [11, с. 216; 23, с. 49, 141]. На новгородській службі він і перебував наступні 22 роки свого життя, протягом цього часу двічі очолюючи новгородські війська у невдалих битвах з московськими полками. Лише 28 грудня 1477 р., буквально напередодні падіння новгородської незалежності, Василь Гребінка проголосив недійсною свою присягу Великому Новгороду, а 30 грудня – останнім з кн. Суздальських, – перейшов на московську службу [13, с. 215]. Весною 1478 р. Василь Васильович приїхав з підкореного Новгорода до вел. князя Івана Васильовича, який “дал ему Новгород Нижний со всем” [20, с. 196] – зрозуміло, що не в удільне володіння, а лише у намісництво та “кормление”. Досить скоро після цього Гребінка помер, оскільки у джерелах більше не згадується. Нащадків після нього не залишилось.

служилый князь в Пскове (1448–55) и Вел. Новгороде (1455–78), активный участник антимоск. борьбы новгородского боярства в 1456 и 1471.
Первым наместником великого Московского князя в Пскове был Василий Васильевич Гребенка – из младшей ветви Шуйских. Псковичи встречали его 14 января 1448 г., а длилась его служба в Пскове семь лет – до 1455 г.Период княжения Гребенки отмечен рядом событий, зафиксированных в летописях. Так, ему пришлось пережить два опустошительных пожара.Осенью 1449 г. пожар начался в юго-западной части Застенья от костра (башни) у Бурковой лавицы (Бурковский костер сохранился до настоящего времени – это Мстиславская башня). Псковичи безуспешно боролись с огнем более полутора суток, город выгорел до Детинца (Крома), хотя последний не пострадал.6 Другой пожар начался 14 декабря 1453 г. у Плоских ворот (в настоящее время – спуск по улице Профсоюзной к набережной Великой), огонь перекинулся к церкви Спаса (на ее месте теперь магазин Ювелирторга, бывший «Алмаз»), сгорели дома вблизи Глухой башни и от нее вдоль стены посадника Бориса до реки Псковы. Пожар тушили целые сутки.7Князь-воин заботился об оборонительных сооружениях города. При нем псковичи укрепляли Кром, построили каменную стену от Великих до Малых ворот (Малые ворота находились в стене на месте нынешней колокольни Троицкого собора). В стене соорудили пять погребов, позднее превращенных в государственную тюрьму. Эти работы проводились в 1451/52 гг. В 1453 г. у Лужских ворот провели реконструкцию прясла крепостной стены,9 построенной в 1374/75 гг. До наших дней сохранились два ее участка: один – у здания естественно-географического факультета педагогического университета, другой – на территории центрального рынка. Стена от Великой до Псковы шла параллель. но нынешним улицам Пушкина и Красных партизан.

Б/д.

[Псковский биографический словарь. Псков,2002. С.77 Летопись земли Псковской: годы и события. Псков.2007. С.56; Лабутина И.К. Историческая топография Пскова в XIV-XV вв. М.,1985. С.63 Летопись земли Псковской. С.57 Лабутина И.К. Указ. соч. Сс.67, 68; Болховитинов Е.А. (Митрополит Евгений). Сокращенная Псковская летопись. Псков.1993. С.36 Болховитинов Е.А. Указ. соч. С.36 Лабутина И.К. Указ. соч. Сс.55, 59, 69]

41/29. КН. СЕМЕН АЛЕКСАНДРОВИЧ (* 1419 † ?)

Єдиний син Олександра Івановича Взметня (3.3.13), від шлюбу з Василисою Василівною Московською. У родовідних книгах він показаний сином не Олександра Взметня, а його повного тезки Олександра Івановича Брюхатого, онука Василя Кірдяпи [24, с. 44, 226; 25, с. 68]. Помилковість цього свідчення з’ясовується з однієї данної грамоти вел. князя Василя Васильовича, де предками його “сестричича” Семена Олександровича названі вел. кн. Костянтин, кн. Борис, кн. Іван, кн. Олександр та княгиня Василиса [2, № 446, с. 487].

Після смерті батька у 1434 р. Семен Олександрович успадкував якийсь суздальський уділ, але у самому Суздалі він не князював, про що свідчить відсутність монет з його ім’ям (від всіх попередніх князів Суздальських монети збереглися). Помер Семен дуже рано, очевидно, у першій половині 1445 р., оскільки 15 травня цього року (про дату див. 2.5.38) вел. кн. Василь Васильович надав Троїце-Сергієвому монастирю кілька суздальських сіл “по своем сестричиче по князе Семене по Александровиче на поминок” [1, № 176, с. 127–128]; це надання було потверджено з деякими доповненнями у 1448/49 р., після остаточного приєднання Нижегородсько-Суздальської землі до Московської держави [1, № 221, с. 156–157].

Дружиною Семена Олександровича була невідомого походження Марія. Після смерті свого чоловіка вона, схоже, навіть зберігала деякі удільнокняжі права на свої володіння, принаймі, мала власних бояр. Так, після надання с. Микульського Троїце-Сергієвому монастирю вел. кн. Василь Васильович вказував Марії, щоб вона наказала своїм боярам “землю им (ченцям – С. К.) отвести того села по старине, как было за твоим князем за Семеном Александровичем, зане деи их в землях обидят” [1, № 222, с. 158]. Шлюб Семена та Марії був бездітним.

Згаданий як внук великої княгині Софії Вітовтівни (20, т. 1, N 38).скончавшемся где-то на рубеже 30–40‑х гг. XV в. 216.

Ж., Мария ….. ….., едва на десятилетие пережила своего супруга; во всяком случае, упоминания о ней в источниках не идут далее середины того же столетия 217.

42/30. КН. АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ НОГТЕВ

Єдиний син Андрія Юрійовича Ногтєва (3.3.14) [25, с. 73]. За деякими родовідними книгами, такого князя не існувало, а сином Андрія Юрійовича був Василь Ногтєв [24, с. 46, 228]. Однак вірність свідчення Бархатної книги доводить мінова грамота 1440‑х рр., за якою кн. Андрій Андрійович обміняв своє суздальське с. Коровнічеське на село Спасо-Євфимієвого монастиря Заполітське. У цьому документі говориться, що Андрій володів Коровнічеським, а отже й іншими своїми землями, з правом судочинства, тобто юридично ще зберігав статус суверенного удільного князя [2, № 441, с. 483]. Спасо-Євфиміїв монастир отримав від кн. Андрія Андрійовича Ногтєва також місцевість Медвежий Угол; це надання у 1472 р. було потверджене вел. князем Іваном Васильовичем [2, № 466, с. 505–506]. Нащадки Андрія, кн. Ногтєви-Суздальські, на московській службі особливо високого становища не займали.

в 40‑е годы XV в. ему принадлежало с.Коровническое «по старинЪ и съ судомъ». Село являлось «вонтчиной» владельца.Правнук Дмитрия Ногтя князь Андрей Андреевич внесен в один из древнейших по составу родословцев, сохранившийся в списке 40‑х годов XVI в. Князь А. А. Ногтев зафиксирован документально. Хронология данной князя А. А. Ногтева (см. № 2) не вызывает сомнений. Помета (сделанная специально от имени князя) о том, что вклад был дан «коли бои был великому кн(я)зю Василью Васильевичю со кн(я)зем Юрьемъ Митриевичемъ на Хольму» указывает однозначно на несчастливое для Василия II сражение с его дядей и соперником в борьбе за великокняжеский стол. По авторитетному указанию ростовского владычного свода оно произошло 20 марта 1434 г. «у святого Николы на горе, на реце на Могзе» (Ермолинская летопись и московские летописцы конца XV в. называют Лазареву субботу, канун Вербного воскресенья, которая в 1434 г. и пришлась на 20 марта) 10. Участвовал ли в бою сам князь Андрей (это не исключено, но очень сомнительно, учитывая внезапность похода князя Юрия Дмитриевича и кратковременность компании в целом) или же факт сражения просто стал вскоре известен ему и в Суздале вообще (что предпочтительнее думать), остается до конца невыясненным. Но как бы то ни было, пометка с таким содержанием и с подобным определением статуса Василия II и его дяди могла быть сделана в ближайшие после 20 марта дни, [6] вряд ли позднее 1–2 апреля (31 марта, в среду на Светлой неделе князь Юрий взял Москву после недельной осады, о чем в Суздале должны были узнать через один-два дня). Информация двух кратких текстов позволяет многое прояснить в статусе князя Андрея Андреевича. Во-первых, речь идет об одном владении – селе Коровничьем (Коровники), расположенным в ближайшем окологородье Суздаля и смежно с самим монастырем. Там же обретался и Ветельский пруд (правильно определил его местонахождение В. А. Кучкин, исправивший ошибку И. А. Голубцова), пожню у которого и отдал в монастырь вкладчик «на поминок своеи д(у)ше». Вклад был несомненно обетным. Само село было наследственно-родовой вотчиной князя Андрея, которой он владел «по старине и с судомъ» (это зафиксировала меновная Ногтева с монастырем первой половины 1440‑х гг.), что свидетельствует о его суверенных правах на это владение. Сообразуя данное обстоятельство с обозначением именно Василия II великим князем в пометке грамоты на пожню (хотя князь Андрей Андреевич в конце марта 1434 г. знал и о поражении Василия II, и о претензиях князя Юрия Дмитриевича на великокняжеский стол), приходим к естественному выводу. Князь А. А. Ногтев обладал в 30‑е гг. XV в. индивидуальным статусом служилого князя московского великого князя и сохранял за собой родовые земли удела своего прадеда. Статус служилых князей XV в. исследован нами в специальной статье, сейчас же подчеркнем только, что права и обязанности князя Андрея в 30‑е гг. XV в. принципиально не отличались скорее всего от соответствующих норм докончания 1448–1449 гг. Василия II с дальним родственником Ногтева, князем И. В. Горбатым [Кучкин В. А. Формировании государственной территории... С. 220; Он же. «Данная» черницы Марины // Исторические записки. М., 1982. Т. 108. С. 308, 315. Примечание 76; АСЭИ. М., 1958. Т. 2. № 441; настоящая публикация № 1; ДДГ. М.-Л., 1950. № 52; Назаров В. Д. Служилые князья Северо-Восточной Руси в XV в. (в печати); ср. Назаров, 1996 б. С. 81.].

В момент обмена на село Коровники статус Андрея Андреевича, видимо, уже начал меняться. Показательно, что в акте не фигурируют ни ввеликий князь, ни любой другой суверен Суздальского княжества (в 1441–1442 гг., а может быть и в 1443 г. им последовательно владели князь А. В. Чарторыйский, эмигрант из Литвы, и московский удельный князь Иван Андреевич можайский). Князь Андрей совершает сделку «доложа своего господина Аврамия, владыки Суждалского». Подобное именование архиереев не характерно для владетельных князей (великих, удельных, служилых). В жалованных и меновных грамотах великие князья (Василий I, Василий Темный, Иван III) именуют митрополитов «своими отцами». Аналогичны акты московских удельных князей в адрес разных иерархов (князь Михаил Андреевич белозерский, князь Василий Ярославич боровский, князь Юрий Васильевич дмитровский). Так же обстояло дело у суздальских князей: князь Иван Борисович Тугой Лук дал вкладом в Спасо-Евфимьев монастырь село Переборово «поговоря по духовному делу», «с отцомъ своимъ с Митрофаном, со владыкою Суздальским» [ПСРЛ. СПб., 1910. Т. 23. С. 151; Кучкин В. А., Флоря Б. Н. О докончании Дмитрия Шемяки... С. 206, 207; Зимин А. А. Витязь на распутье... С. 89, 90, 92, 94, 95, 97; АФЗХ. М., 1951. Т. 1. С. 84, 92,1 08, 116, 131, 149, 178, 179, 186, 198, 200, 211, 225, 242–244, 246, 274, 276–278; АСЭИ. М., 1958. Т. 2. № 436.].

Митрополиты и епископы были «государями и господинами» для светских вассалов православных иерархов, начиная от дворецких и бояр и кончая рядовыми детьми боярскими и слугами. Многочисленные тексты с подобным словоупотреблением хорошо известны специалистам хотя бы по архиву митрополичьей кафедры. «Господинами» митрополит и другие владыки были для вассалов великих и удельных князей, не обладавших хотя бы индивидуальным статусом владетельного служилого князя (князь И. Ю. Патрикеев, князь И. В. Булгак-Голицын, В. Т. Остеев и др.) [АФЗХ. М., 1951. Т. 1. С. 26, 49, 117, 159 и др.]. Если это наше наблюдение справедливо, то князь А. А. Ногтев к моменту сделки утратил целиком или в значительной мере индивидуальный статус служилого князя московского государя. Этому способствовали по крайней мере два обстоятельства. Во-первых, резко усилившийся нажим на юго-восточные земли России со стороны только что возникшего Казанского ханства. Во-вторых, чехарда владетельных князей в Суздале в конце 30‑х – начале 40‑х гг. XV в.

Позднее князь А. А. Ногтев продолжал терять земли. Вымененное им у властей монастыря село Заполицкое (к югу от Суздаля) оказалось в 70‑е гг. XV в. вотчиной князя Семена Ивановича Хрипуна Ряполовского (он входил в ближайшее окружение и Василия Темного, и Ивана III). Свою родовую вотчину Медвежий Угол он отдал в Спасо-Евфимьев монастырь, что было подтверждено жалованной грамотой Ивана III от 17 октября 1472 г. В ней, однако, отсутствует перечисление поселений в Медвежьем Углу, что косвенно подтверждает возможность заметного временного зазора между вкладом и его утверждением [10] московским государем. Поскольку примерно тогда же Иван III от своего имени пожаловал в обитель «свое озеро Вознесенское в Медвежьем Углу» с правом ловить рыбу в реке Увоти, напрашивается вывод о хотя бы частичной конфискации родового удела князя Андрея в пользу московского великого князя. Можно догадываться, что выдача жалованной грамоты 1472 г. была отчасти своеобразной и не исключено посмертной реабилитацией князя А. А. Ногтева, коль скоро признавалась законной отдача родовых земель служилого князя в монастырь [АСЭИ. М., 1958. Т. 2. № 466, 469, 470.].

Что же менял князь В. А. Ногтев Игнатию Посульщикову? Он сам обозначил правовой статус отдаваемых им владений как купли. Скорее всего, речь идет о родовом выкупе у монастырских властей какой-то части бывшего служилого удела. В момент сделки положение князя Василия Андреевича было затруднительным. Это проявилось в неравноценности обмена (он получил две деревни, пустошь и 30 рублей, отдав девять деревень и семнадцать пустошей), в преобладании запустевших поселений в его вотчине. Помимо общих причин, затруднения князя В. А. Ногтева к концу столетия были явно обязаны потерям и утратам земель, отчасти статуса, которые сопровождали князя А. А. Ногтева на его жизненном пути. Впрочем, князь Василий Андреевич сохранял права и обязанности служилого князя в его групповом статусе, в составе территориальной корпорации суздальских Рюриковичей, что и зафиксировал список дворовых 1495 г.

[АСЭИ. М., 1958. Т. 2. № 441 и настоящую публикацию № 2. О сыновьях князя В. А. Ногтева см.: АСЭИ. М., 1964. Т. 3. № 500; Сборник князя Хилкова. СПб., 1879. С. 153, 154. Список дворовых 1495 г. см.: РК 1475–1598 гг. М., 1966. С. 25. О назначениях кн. В. А. Ноготкова-Оболенского см.: РК 1475–1598 гг. М., 1966. С. 55, 56, 72, 73; АСЭИ. М., 1964. Т. 3. С. 477 (выводы И. А. Голубцова), ср. повторение ошибочных отождествлений у А. А. Зимина (Формирование боярской аристократии... С. 75, 100. Примечание 59).]

XVII генерація от Рюрика

43/32. КН. ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ БЛЕДНЫЙ ШУЙСКИЙ (1478,–1497)

кн.Псков(1497) полк.воев.(1492) 1С:Вас.Юр.Вас-ча
25 ноября 1477 г. на псковском вече состоялось крестоцелование великокняжеского наместника Василия Васильевича Бледного-Шуйского,15 приходившегося Федору Юрьевичу племянником.16 Он участвовал в событиях, связанных с присоединением в 1478 г. к Московскому государству Новгородской земли. Князь во главе псковского войска 1–2 декабря 1477 г. прибыл под Новгород, где состоялась встреча с войском Ивана III, а затем и соединение с ним. Новгородцы 13 января 1478 г. капитулировали, и псковичи на следующий день (14 января) вернулись домой.

В период княжения Василия Васильевича Бледного развернулись боевые действия на рубежах Псковской республики, начавшиеся 1 января 1480 г. наступлением на псковские земли войск Ливонского ордена. Противник опустошил волости близ Вышгородка, Гдова и Изборска, а летописи сообщают об активном участии в борьбе с ним Василия Васильевича. В Казанском походе 1487 года был начальником войска. В 1492 году князь Василий Васильевич — первый воевода полка правой руки в походе русской рати на Северскую землю.218

44/32. КН. МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ ШУЙСКИЙ

В 1495—96 в свите Ивана III в его поездке по Новгороду.. В мае 1508—мае 1514 г. (в 1508/09 г. ?) он вместе с В. М. Заболоцким был переславским наместником и «стерег» в Переславле детей «княж Ондреевых» (Углицкого).

[РК. С. 25; ОАПП. Ч. 1. С. 57 (между маем 1508 г. и маем 1514 г.); Описи Царского архива. С. 60 (1508/09 г.); ГАР. С. 44—45 (ящик 27/II), 167—168.]

Ж., …… (ин. Марфа) (1490?)

45/34. КН. ВАСИЛИЙ ФЁДОРОВИЧ КИТАЙ ШУЙСКИЙ (1471,–1496)

кн.Новг.(1496) кн.Псков(1493,1495) полк.воев.(1487) С:Фед.Юр. /ин.ФЕОГНОСТ/
служилый князь Ивана III, наместник в Вел. Новгороде в 1481, участник похода на Казань в 1487, князь и наместник в Пскове в 1491–95;17 февраля 1491 г. в Псков приехал наместник великого князя Ивана III Василий Федорович Шуйский, ранее здесь уже бывавший: в 1467–1472 гг. он находился в городе вместе с отцом Федором Юрьевичем.18 При Василии Федоровиче в Пскове велось строительство нескольких каменных церквей: Георгия на болоте в Острой лавице ( до наших дней не сохранилась, находилась на месте правого крыла главного корпуса педуниверситета), Георгия на Взвозе (находится возле здания колледжа искусств), Варлаама Хутынского на Запсковье, на Званице (ул. Леона Поземского). Но вскоре возведение храмов затруднилось, т.к. псковичи по требованию Ивана III и решению веча должны были выступить в поход против шведов под Выборг. Князь Василий Федорович находился во главе псковского войска с 6 сентября 1495 до начала января 1496 гг., т.к. 17 января того же года умер 219.

46/35. КН. ДМИТРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ГЛАЗАТЫЙ ШУЙСКИЙ

47/35. КН. БОРИС АЛЕКСАНДРОВИЧ ГЛАЗАТЫЙ ШУЙСКИЙ

умерший бездетным.

48/35. КН. ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ БАРБАШ ГЛАЗАТЫЙ-ШУЙСКИЙ

правнук великого князя Нижегородского суздальского князя Семёна Дмитриевича, сын Александра Васильевича Глазатого, князя Шуйского. Родоначальник князей Барбашиных. Князь Иван Александрович Барбаш известен тем, что служил Ивану III в новгородском походе 1495 года, и предводительствовал судовой ратью в походе на Казань в 1499 году.

49/35. КНЖ. АНАСТАСИЯ АЛЕКСАНДРОВНА ГЛАЗАТАЯ ШУЙСКАЯ

М., с 1453 великий князь Тверской Борис Александрович.

50/36. КН. ИВАН (ИН. ИОВ) ИВАНОВИЧ ЧЕСНОК ГОРБАТЫЙ ШУЙСКИЙ (1496,1497)

старший сын кн. Ивана Горбатого Васильевича Суздальского Городецкого; вотчиннмк Стародубского уезда Ряполов. ст...24 апреля 1501 г. в Псков прибыл на княжение Иван Иванович Шуйский-Горбатый, внук Василия Семеновича, родоначальника младшей ветви Шуйских. Псковичи сами просили Ивана III направить Ивана Ивановича к ним, отправив 14 апреля в Москву посла.20 В период своего наместничества в Пскове Иван Иванович Горбатый воевал в 1501–1503 гг. с ливонцами. Бои шли на приграничных к Псковской республике территориях с переменным успехом для противоборствующих сторон. Враг сжег Остров, пытался захватить Изборск, Опочку и Красный город, но безуспешно. А направленные в Псков Иваном III московские воины вместе с псковичами совершили осенью 1501 и летом 1502 гг. опустошительные походы в Ливонию. Начавшиеся в январе 1503 г. переговоры немцев с представителями Москвы завершились в апреле того же года заключением мирных договоров между Новгородом и Ливонией, Псковом и Ливонией и Пскова с Дерптским епископством.21В 1510 г. произошло присоединение Пскова к Московскому государству, вечевая республика была ликвидирована, а из двух прибывших из Москвы дьяков образовано административное управление. Теперь в Псков вместо одного наместника стали присылать двух. Они обязаны были исполнять государеву службу, заниматься формированием псковских военных отрядов и командовать ими.
Около 1490—1496 гг. И. И. Горбатый владел с. Лопатничи в Суздальщине (АСЭИ. Т. 2. № 484)

Ж., …… (ин. Феогния) …….. …… .

51/36. КН. АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ ГОРБАТЫЙ ШУЙСКИЙ (1480?,–1519+до)

второй сын кн. Ивана Горбатого Васильевича Суздальского Городецкого, при сборе войска для отражения крымцев в 1493 году воеводою правой руки. умер, как пишут родословцы, «бездетным».

52/36. КН. БОРИС ИВАНОВИЧ ГОРБАТЫЙ ШУЙСКИЙ (1489,1495)

князь и воевода на службе у Московского князя Ивана III. Один из представителей княжеского рода Горбатых-Шуйских, отрасли князей Шуйских. Рюрикович в XX поколении. третий сын князя Ивана Васильевича Горбатого-Шуйского, который удельных прав уже не имел и также состоял на московской службе. В 1489 году был командовал судовой ратью в походе на Вятку. В 1492–1495 годах участвовал в походах Ивана III на Новгород, состоя в его свите 220.

Имел шестерых сыновей: Иван Большой, Андрей Сучок, Василий, Фёдор Кузнец, Даниил, Иван Меньшой.

53/36. КНЖ. [...] ИВАНОВНА ГОРБАТАЯ ШУЙСКАЯ

М., кн. Даниил Васильевич Щеня (?-1516)

54/36. КН. ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ ГОРБАТЫЙ ШУЙСКИЙ (1471,1491)

четвертый сын кн. Ивана Горбатого Васильевича Суздальского Городецкого.
был наместником в Новгороде перед самым возмущением (1471 г.). Задумывание отложиться к Литве граждане вольной державы наместника московского спровадили под присмотр в Заволочье, откуда удалось ему, однако счастливо воротиться.

55/39. КН. СЕМЕН (ИН. СЕРГИЙ) БОРИСОВИЧ СУЗДАЛЬСКИЙ

Єдиний син Бориса Васильовича (3.4.23) [24, с. 45, 227], об этом прямо говорят древнейшие родословцы: « А у пятого сына у княз Бориса Васильевича один сын князь Семен Суздальский, а у князя Семена сын князь Василий Суздальский» 221. Після загибелі батька у 1445 р. успадкував його невеликий суздальський уділ. Як ми знаємо, в 1449 р. вел. кн. Василь Васильович ще визнавав суверенні права на свої уділи тих кн. Суздальських, які знаходились на московській службі [5, № 52, с. 156]. Дійсно, в одній купчій грамоті 1447/55 р. повідомляється, що чернець Троїце-Сергієвого монастиря Прокопій купив у приватних осіб суздальську пустош Міцино (в Опольському стані) “доложа князь Семена Борисовича” [1, № 211, с. 148], а такий вираз свідчить, що Семен вважався тоді суверенним удільним правителем вказаної території. Однак з правої грамоти 1458/59 р. (про дату див. 2.4.32) випливає, що на той час Семен Борисович вже був лише звичайним землевласником, підлягаючи суду великокняжого суздальського намісника [2, № 458, с. 496–497]. Кн. Семен Суздальський мав єдиного сина Василя, на якому ця гілка роду припинилася [24, с. 45].

Семен Борисович був єдиним представником свого покоління роду кн. Суздальських, який (через ранню загибель батька) деякий час ще зберігав на свої володіння суверенні князівські права, тобто мав статус “служилого” князя. Його двоюрідні брати та інші родичі були вже не правлячими князями, а звичайними вотчинниками Московської держави. Симеон Борисович в последний раз упоминается в 1502 г. 222

Упоминается в правой грамоте около 1455—1464 гг. и в данных 1503/04 и 1508—1515 гг. По родословцам, он «был в Литве, там и извелся» 223. По Летописной и Румянцевской редакциям Государева родословца кн. Борис показан бездетным 224.

Надгробие кн. Семена Борисовича Суздальского в Троицкой Лавре.

Именно к нему нужно отнести запись в Кормовой книге Троице-Сергиевой лавры: «Село Шухобалово, а к нему сел и деревень 5, вытей 283 выти с четвертью, а в письменных книгах 7 сох; кормити пять кормов, один середний корм, а четыре меньшии по великом князе Иване, по князе Семеоне, по князе Иване, по князе Дмитрие, по князе Борисе, по князе Андрее, по князе инок Сергие» 225. Село Шухобалово находилось в Суздальском уезде 226. Князь инок Сергий (в миру Симеон), вписан в поминальнице великого князя Ивана III. Он был связан с Троицким монастырем, о чем можно судить по следующей записе во Вкладной книге, помещенной в главе «Государей царе и велики князей вклады»: «Дал вклад князь Семен Борисович Суждальской по себе и по своим родителем вотчину свою в Суждальском уезде село Окаемово со всеми угодьи, а сколько в той вотчине крестьян и пашни и каких угодей з сколько денег дано — того не написано, а даная писана в вотчинной книге в Суждале, глава 1‑я». 227.

Подтверждением тому, что князь Симеон Борисович принял иноческое имя Сергия, является запись в монастырских синодиках, Где он значится под светским, и под монашеским именем: «Князь Симеона», а сверху киноварью надписано «Суждальской» и рядом — «князь Сергия», а сверху киноварью — «Суждальской» 228.

Похоронен в Троице-Сергиевом монастыре.Следует отметить, что фрагмент надгробия князя инока Серги был найден вблизи того места, где погребали и других суздальских князей — Шуйских и Горбатых Шуйских.

56/42. КН. ВАСИЛИЙ АНДРЕЕВИЧ НОГТЕВ (1495,–1529/33)

воев.Калуга(1528) воев.Серпухов(1529) С:Анд.Анд. ХУДОЙ.
единственный сын князя А. А. Ногтя. В 1495 году сопровождал Ивана III в его походе на Новгород. В 1514 году принял участие в походе на Смоленск. В августе 1528 года был первым воеводой Калуге, затем переведён в Каширу и был оставлен там первым воеводой после ухода из Каширы войск в Ростиславль-Рязанский для помощи князю Ф. М. Мстиславскому против крымского царевича Ислам Гирея. В марте 1529 года был первым воеводой в Серпухове, а в мае того же года переведён первым воеводой в Каширу.
Имел трёх сыновей Семёна, Ивана и Василия.

Василий Андреевич Ногтев был в 1514 г. письменный голова, посланный под Смоленск из-под Тулы, 1515 г.- 1‑й воевода Сторожевого полка в Туле, 1529 г.- 1‑й воевода в Серпухове, а 1533 г.- в Коломне, при ожидании набега крымцев.
обмен князя В. А. Ногтева с И. М. Посульщиковым (см. № 9) состоялся где-то в 1470–1490‑е гг. Датирующее значение имеют некоторые биографические факты контрагентов сделки и их родственников, а также аналогичные сведения о послухах. Отец В. А. Ногтева известен нам по документам 1430‑х – первой половины 1440‑х гг. Трое сыновей князя Василия делят вотчину его четвертого отпрыска между собой где-то в 1500–1515 гг., а младший его сын (дважды женатый и неоставивший мужского потомства) умер в 1533/34 г., завещав свои долги и часть родовых вотчин двум племянникам (из чего следует, что двух его старших братьев уже не было в живых). Сам князь В. А. Ногтев фигурирует в списке дворовых 1495 г. (там же присутствует его второй по старшинству сын Иван), причем назван князь Василий с «вичем», что говорит о его высоком статусе и вполне солидном возрасте. Сообразуя все приведенные данные свидетельства, кончину князя В. А. Ногтева следует отнести к рубежу столетий (разрядные назначения 1514–1529 гг., как доказал И. А. Голубцов приписываются ему ошибочно: речь идет о князе В. А. Ноготкове-Оболенском).

Ж., Анна (1533)

XVIII генерація от Рюрика

57/55. КН. ВАСИЛИЙ СЕМЕНОВИЧ СУЗДАЛЬСКИЙ

о нем говорят древнейшие родословцы: « А у пятого сына у княз Бориса Васильевича один сын князь Семен Суздальский, а у князя Семена сын князь Василий Суздальский» 229.

Недостовірні персони

Архівні документи князів Суздальських

№ 1

Договірна грамота кн. Дмитра Юрійовича (Шемяки Галицького) зкнязями Василем та Федором Юрійовичами (Нижегородсько-Суздальськими).

Документ зберігся в оригіналі [5, № 40, с. 119–121].Питання про датування цієї грамоти, з приводу якого в історіографії існує декілька різних версій, вимагає ретельного розгляду загальної політичноїситуації 1445 – 1448 рр.

№

Договірна грамота вел. князя Василя Васильовича (Московського) зкн. Іваном Васильовичем (Горбатим Суздальським).

Документ зберігся воригіналі [5, № 52, с. 155–160]. Укладачі збірки СГГД віднесли складенняцієї грамоти до часу близько 1451 р. [29, № 80, с. 185]. Таке доволі умовнедатування значно уточнив А. В. Екземплярський: дослідник вказав на те, що удокументі серед синів великого князя згаданий Семен, який народився 1вересня 1447 р., але відсутній Борис, що з’явився на світ 21 липня 1449 р.[127, с. 294, прим. 541]. Л. В. Черепнін звернув увагу також на те, щодоговірна грамота була оформлена з відома митрополита Іони, який зайнявмитрополичу кафедру 15 грудня 1448 р., і таким чином датував документгруднем 1448/липнем 1449 р. [121, с. 147–149].
Але й датування Л. В. Черепніна можна ще більше уточнити. У текстідоговірної грамоти Дмитро Шемяка названий “недругом” великого князя [5,с. 156]. А звідси випливає, що договір було укладено вже після того, якШемяка у квітні 1449 р. розірвав мир з Василем Васильовичем, який тримавсяз березня 1448 р. [21, с. 270]. Таким чином, договірну грамоту з ІваномГорбатим слід датувати квітнем/липнем 1449 р.

№

Запис кн. Федора Юрійовича Шуйського “вь его вине”; договірнаграмота вел. князя Василя Васильовича (Московського) з кн. ОлександромВасильовичем Глазатим (Суздальським).

Ці документи, на превеликий жаль, до нашого часу не збереглися, але згадка про них є в описі царського архіву1570‑х рр. [9, с. 32]. Як буде доведено нижче, грамоти були складені у1448 – 1449 рр., незабаром після остаточного приєднання Нижегородсько-Суздальської землі до Московської держави (див. 3.4.19, 4.3).

№

Жалуванна грамота вел. князя Бориса Костянтиновича(Нижегородського) архімандриту Благовіщинського монастиря Іоні. Дата видання документу вказана в йоготексті – 8 грудня 6902 р. [4, № 229, с. 201–202]. Ця дата, безперечно,наведена за вересневим стилем і відповідає 1393 р. На 8 грудня 6902березневого (1394) р. Бориса Костянтиновича вже 7 місяців не було середживих, оскільки він помер у середу 6 травня 1394 р. [54, прим. 145]; як бачимо, ця остання дата за своїми складовими компонентами є повною і томусумнівів викликати не може.

№

Жалуванна грамота кн. Олександра Івановича(Нижегородського) архімандриту Благовіщенського монастиря.

Ім’я архімандрита Благовіщенського монастиря у документі не наведене. Єдиною вказівкою на його хронологію є заключна фраза про те,що грамота була видана “июля того лета, коли князь Александр Иванович селна своей отчине на Новегороде” [4, № 234, с. 205]. Проблемне питання прочас вокняжіння Олександра у Нижньому Новгороді детально буде розглядатися нижче (див. 4.2)

№

Жалуванна грамота вел. князя Данила Борисовича (Нижегородського) архімандриту Благовіщенського монастиря Малахії.

Документ було видано “маиа в 8 того лета, коли князьвеликий Данило Борисович вышол на свою отчину от Махметя царя в другий ряд”[4, № 233, с. 204]. А. В. Екземплярський з цього приводу писав: “ПроМагмета говориться у літописах під 1426 – 1437 рр. (…) Але чи нема тутякоїсь помилки? Вел. кн. Василь Дмитрович віддає перед смертю († 1425 р.)Н.-Новгород сину Василю, як вже повну власність свою!” [128, с. 433, прим.1226]. Ближче до істини був Л. В. Черепнін, який вважав, що “посилання наМахмета розкриває, очевидно, невідомий з інших джерел факт з історіїНижегородського князівства, що відноситься до кінця 20‑х – початку 30-хроків XV ст.” [122, с. 140].
Питання про датування документу, що розглядається, остаточно вирішилосьпісля публікації (у 1964 р.) переліку списків з грамот Благовіщенськогомонастиря, поданих до суду у 1628 р. Тут жалуванна грамота вел. князяДанила Борисовича (коротко переказано і її зміст) датована 6950 (1441/42)роком [3, № 294, с. 321]. Звідки з’явилась ця дата? Скоріш за все, вонамістилась на звороті оригінальної грамоти або одного з її списків; подібнівипадки у дипломатичній практиці XV ст. нам відомі (див. напр. 2.2.2).Достовірність такої, на перший погляд, дуже пізньої дати, підтверджуєграмота вдови Данила Борисовича Марії, видана незабаром після його смерті у1444 р. (див. 2.4.24). Таким чином, дата документу, що розглядається,визначається як 8 травня 1442 р.

№

1394/1404 рр. Данна грамота кн. Данила Борисовича (Суздальського) архімандриту суздальського Спасо-Євфимієвого монастиря Євфимію.

Документ зберігся у списку кінця XVII ст. [3, № 480, с. 465].Батько кн. Данила, вел. кн. Борис Костянтинович, помер 2 травня 1394 р.[54, прим. 145]. Архімандрит Євфимій, засновник монастиря, помер зимою1404/05 р. [21, с. 233]. Звідси дата грамоти – 1394/1404 р.

№

1405–1406 рр. Данна грамота кн. Данила Борисовича (Суздальського) архімандриту суздальського Спасо-Євфимієвого монастиря Костянтину.

Документ зберігся у списку кінця XVII ст. [3, № 482, с. 467].В. Д. Назаров та І. А. Голубцов датували його часом близько 1405 – 1415 рр.Однак таке широке датування, на мій погляд, можливо уточнити. Так, змістданої грамоти повністю співпадає зі змістом попередньої, виданоїархімандриту Євфимію. Звідси достатньо зрозуміло, що Костянтин бувнаступником Євфимія, а кн. Данило просто наказав переписати попереднюграмоту на ім’я нового архімандрита. Таким чином, документ можна досить впевнено датувати часом невдовзі після смерті Євфимія, 1405‑м або, можливо,1406‑м роком.

№

1Данна грамота кн. Івана Борисовича (Суздальського) з сином Олександром архімандриту суздальського Спасо-Євфимієвого монастиря Давиду.

Документ зберігся в оригіналі [2, № 436,с. 480]. Архімандрит Давид згадується 8 лютого 1425 р. (див. 2.4.20). Окрім того, грамота була видана з відома єпископа Суздальського Митрофана, який був поставлений на єпископство у 1406 р. та згадується у 1416 р. [21, с.234, 242]. І. А. Голубцов дуже загально датував документ часом близько 1424– 1425 рр., можливо дещо раніше або пізніше [2, с. 480]. На мій погляд, факт видачі цієї грамоти Іваном Борисовичем разом з сином Олександром можна розглядати як свідчення їхнього своєрідного співправління, оскільки звичайно подібні документи видавались від імені лише одного князя. А таке одночасне правління батька та сина у Суздалі цілком могло мати місце у1423/24 р. (див. 3.2.5), коли і спаським архімандритом напевне був Давид. Втім, таке датування беззаперечним вважатися все ж не може.

№

Жалуванна грамота вел. князя Олександра Івановича (Нижегородського) архімандриту суздальського Спасо-Євфимієвого монастиря Аврамію.

Документ зберігся у списку XIX ст.[2, № 435, с. 478–479]. Ця грамота була видана незабаром після того, як“великий князь Александр Ивановичь взял ми[р] с великим князем (Московским– С. К.)”. Питання про її датування (як і грамоти 2.3.13) напряму пов’язанез хронологією правління Олександра Івановича. Оскільки тривалий часвважалось, що Олександр вокняжився у Нижньому Новгороді в 1418 (1417) р. тапомер у тому ж році, то до цього часу відносилась і його жалуванна грамота[128, с. 442; 93, с. 281–282; 122, с. 135]. І. А. Голубцов, який дійшов довірного висновку про смерть Олександра Івановича лише в 1433/34 р.,припускав, що грамота архімандриту Авраамію була видана в період близько1418 – 1419 рр. Дослідник вважав за можливе пов’язати згадуваний удокументі “мир” з одруженням Олександра у лютому 1419 р. на Василисі, дочківел. князя Василя Дмитровича [2, с. 478, 480].

Грамота кн. Олександра Івановича (Суздальського) суздальському Спасо-Євфимієвому монастирю.

Цей документ до нашого часу не зберігся. Але згадка про грамоту кн. Олександра Івановича на половину с. Лубянцева міститься в описі монастирських актів 1660 р.,причому тут вказана й дата її видання – 6940 (1431/32) р. [3, с. 482,№ 502].

Данна грамота кн. Олександра Івановича (Суздальського). Документ зберігся у списку XIX ст. [2, № 438, с. 481]. Ім’я спаського архімандрита вньому не наведене. Ототожнювати дану грамоту з попередньою, згаданою у монастирькому опису 1660 р. (2.4.22), не можна, оскілька та була видана наполовину с. Лубянцева, а ця – на с. Троїцьке. І. А. Голубцов датував документ періодом близько 1426 – 1433 рр., ототожнюючи Олександра Івановичаз померлим у 1433/34 р. сином Івана Борисовича [2, с. 481].

Дану грамоту слід відносити до іншого Олександра Івановича– сина Івана Васильовича Кірдяпіна. В документі Олександр говорить, щонадає с. Троїцьке “своему отцу и своей матери и своей жене на поминок”;отже, його дружина на той час вже померла. Однак нижче буде доведено, щоОлександр Іванович Борисовича (Взметень) помер у 1433/34 р. раніше своєїдружини Василиси Василівни (був одружений на ній з 1419 р.), яка згодомвдруге вийшла заміж за його повного тезку Олександра Івановича Васильовича(Брюхатого) (див. 3.3.13). Звідси зрозуміло, що Олександр Взметень не мігговорити про свою дружину як про померлу. Саме тому дану грамоту слідвідносити до Олександра Івановича Брюхатого. Але вона могла бути виданою якпісля 1434 р. – якщо під померлою дружиною князя мається на увазі Василиса,– так і раніше цього року, адже другий чоловік овдовілої Василиси (Олександр Брюхатий) цілком міг бути одруженим і раніше. Таким чином,датувати грамоту чітко обмеженим відтинком часу практично неможливо.

Данна грамота княгині Марії, у чернецтві Марини, вдови вел.князя Данила Борисовича (Нижегородського), архімандриту суздальського Спасо-Євфимієвого монастиря Фомі.

Документ зберігся у списку кінця XV ст. [2, № 444, с. 485–486]. Як вказав І. А.Голубцов, дана грамота, якою монастиру надавалось с. Омутське, датується напідставі згадки про це надання в одній правій грамоті XV ст. А саме, згідносвідченню спаського ченця Матвія Вязги (підтвердженому місцевими жителями),княгиня Марія надала монастирю Омутське “по князе Даниле Борисовиче и посебе за год до Мамутяковы рати”, тобто за рік до Суздальської битви 7 липня1445 р. [2, № 492, с. 486, 532, 534]. Звідси зрозуміло, що датою документує 1444 р.

Мінова грамота кн. Андрія Андрійовича (Ногтєва-Суздальського) з архімандритом суздальського Спасо-Євфимієвого монастиря Фомою.

Документ зберігся в оригіналі [2, № 441, с. 483].Архімандрит Фома згадується у 1444 р. (див. 2.4.24). У грамоті вказанотакож, що оформлений нею обмін володіннями було здійснено з відома єпископа Суздальського Авраамія, який згадується з 1436 по 1449 рр. На підставі цихфактів І. А. Голубцов датував документ періодом близько 1440 – 1444 рр. [2,с. 484], і таке датування вагомих заперечень не викликає.

Данна грамота княгині Софії, вдови кн. Юрія Васильовича(Шуйського), архімандриту суздальського Спасо-Євфимієвого монастиря Фомі.

Документ зберігся у списку 1556 р. [2, №443, с. 485]. І. А. Голубцов датував його за архімандритом Фомою так само, як і попередній, періодом близько 1440 – 1444 рр. Відзначу ще, що в однійправій грамоті 1460‑х рр. міститься свідчення про те, що слобідку Чапіху надала монастиру “княгиня София княжа Юрьева Васильевича Шуйского” [2, №464, с. 502] (це єдина у джерелах вказівка на удільне володіння кн. Юрія, засновника знаменитого роду кн. Шуйських).

Жалуванна грамота князів Василя та Федора Юрійовичів (Нижегородсько-Суздальських) архімандриту суздальського Спасо-Євфимієвого монастиря Сергію.

Документ зберігся у списку XVIII ст. [2, № 448, с. 488–489]. Архімандрит Сергій відомий лише заще однією жалуванною грамотою, виданою вел. князем Василем Васильовичем. Цюостанню І. А. Голубцов датував 6–7 липня 1445 р. – на тій підставі, що їїпідписав Олексій Ігнатович, а з літописів відомо, що на початку липня 1445р. на допомогу Василю Васильовичу, який стояв під Суздалем в очікуваннібитви з татарами, прийшов саме Олексій Ігнатович; звідси дослідник дійшоввисновку про те, що “він і скріпив своїм підписом цю коротеньку грамоту, котра носить риси обітного акту перед битвою” [2, № 447, с. 488]. Таке датування цілком вірогідне, але все-таки не може вважатися беззаперечним.
Що стосується грамоти на ім’я Сергія Василя та Федора Юрійовичів, тажодних датуючих вказівок у самому її тексті не міститься. Л. В. Черепнін,який відносив вокняжіння Юрійовичів у Суздалі та Нижньому Новгороді до 1445р., датував їхню жалуванну грамоту 1446 р. [122, с. 141]. І. А. Голубцовприймав більш широкий період – близько 1445–1446 рр. [2, с. 489]. У данійроботі питання про хронологію недовгого князювання Василя та Федора Юрійовичів, коли й були видані їхні жалуванні грамоти Спасо-Євфимієвомумонастирю, буде детально розглядатися нижче (див. 4.3).

Жалуванна грамота (друга) князів Василя та Федора Юрійовичів (Нижегородсько-Суздальських) суздальському Спасо-Євфимієвому монастирю.

Документ зберігся у списку кінця XVII ст.[3, № 491, с. 471–472]. Його було видано у період тимчасової відсутності архімандрита у Спасо-Євфимієвому монастирі, між Сергієм та Філіпом (про Філіпа див. нижче). Датується грамота, як і попередня, лише за часомкороткого суздальсько-нижегородського князювання Василя та ФедораЮрійовичів, хронологія якого є предметом розгляду у спеціальному підрозділіроботи (4.3).

Жалуванна грамота кн. Федора Юрійовича (Нижегородсько-Суздальського) архімандриту суздальського Спасо-Євфимієвого монастиря Філіпу.

Документ зберігся у списку кінцяXVII ст. [3, № 492, с. 472]. Як відзначив І. А. Голубцов, архімандрит Філіпбув безпосереднім попередником Ісаакія, оскільки з однієї “правої” грамоти(недатованої) випливає, що судова справа, розпочата за Філіпа, булазавершена вже за Ісаакія [2, № 450, с. 490–491]. Перший датований документз ім’ям архімандрита Ісаакія відноситься до 17 січня 1451 р. [2, № 452, с.492]. Жалуванну грамоту Федора Юрійовича, як і дві попередніх, було виданонаприкінці його короткого князювання в Суздалі та Нижньому Новгороді (див.4.3).

Права грамота по судовій справі суздальського Спасо-Євфимієвого монастиря з селянином кн. Семена Борисовича (Суздальського).

Документ зберігся у списку XVIII ст. [2, № 458,с. 496–497]. Викладений у ньому судовий процес відбувався заархімандритства Ісаакія, коли кн. Семен Борисович не міг бути присутнім наньому з тієї причини, що знаходився у поході на Вятку. І. А. Голубцов відзначив, що у 1456 – 1459 рр. московські війська здійснили кілька походівна Вятку, але чомусь датував грамоту дуже широким періодом – близько 1456–1464 рр. [2, с. 497]. Однак протягом вказаного часу, за архімандритаІсаакія, відбулося лише два походи на Вятку, у 1458 та 1459 рр., причомуперший з цих походів очолював кн. Іван Васильович Горбатий, рідний дядькокн. Семена Борисовича [13, с. 181]. Тому дану грамоту цілком впевнено слідвідносити до 1458/59 р.

Ділова грамота князів Семена, Івана та Андрія Васильовичів Ногтєвих. Документ зберігся в оригіналі [3, № 500, с. 476–477].

Датування цієї пізньої грамоти – за І. А. Голубцовим, близько 1500–1515 рр.

Указна грамота вел. князя Василя Васильовича (Московського) княгині Марії, вдові кн. Семена Олександровича (Суздальського).

Документз берігся у списку середини XVI ст. [1, № 222, с. 158]. У цій грамотівеликий князь дає розпорядження встановити чіткі кордони земель с.Микульського, раніше наданого ним у володіння московського Троїце-Сергієвого монастиря. Микульське було надане монастиреві у 1445 р., а права на володіння селом потверджені та дещо розширені Василем Василевичем у 1448/49 р. (див. 2.5.38, 2.5.39). Приблизно цим часом і датується дана указна грамота.
Купча (докладна) грамота ченця Прокопія на володіння, придбані ігумену московського Троїце-Сергієвого монастиря Мартініану. Документ зберігся у списку середини XVI ст. [1, № 211,с. 148–149].

Датується він періодом ігуменства Мартініана: 1447 – 1455 рр.

Мінова грамота московського Троїце-Сергієвого монастиря з кн. Іваном Васильовичем (ГорбатимСуздальським).

Документ зберігся в оригіналі [1, № 223, с. 159]. Він можебути датований лише за згадкою ченця Прокопія, який діяв за ігуменаМартініана (див. 2.5.41).

Жалуванна грамота вел. князя Данила Борисовича (Нижегородського) ігумену нижегородського Нікольського Дудіна монастир Ігнатію.

Видавець документу І. А. Голубцов датував його періодомпершого нижегородського князювання Данила Борисовича – близько 1412–1415рр. [3, № 298, с. 326]. Однак грамота цілком могла бути виданою також і підчас другого чи третього князювання Данила (див. 4.2). У правій грамоті 1633р. її зміст викладено після жалуванної грамоти Василя Васильовича (див.нижче), хоча й зазначено, що в обох документах дати відсутні. [3, с. 327].

Данна грамота черниці Марини суздальському Василівському монастирю

Тривалий час цей документ був відомий за двома списками: основним, щоколись належав М. Г. Головіну (далі – Головінський), котрий відносили до XVчи XVI ст., а також за списком початку XIX ст. (т. зв. Румянцевським). Щеодин список, другої половини XVII ст., на даний час втрачено або невіднайдено [3, № 93, с. 129, 491]. В обох згаданих списках датою виданняграмоти вказаний 6761 (1253) р. Така надзвичайно рання для Північно-СхідноїРусі дата одними дослідниками вважалася достовірною, іншими ж розглядаласяяк один з аргументів для визнання грамоти фальсифікатом.
У 1962 р. В. А. Кучкін віднайшов у Володимирському обласному архіві щеодин, невідомий раніше список данної грамоти Марини. В цьому списку ріквидання документу читався не як 6761, а як 6961, тобто 1452/53 (літернепозначення числа сотень нагадувало літеру-цифру “У” (400), але ставалоясним, що це дещо невірно написана “Ц” (900)). І. А. Голубцов опублікувавцей список та встановив час його створення – 1761/74 рр. [3, с. 491–492].Пізніше В. А. Кучкін присвятив грамоті Марини спеціальну об’ємну статтю[69], в якій досить впевнено довів помилковість аргументації тихдослідників, які визнавали цей документ фальшивим або ж оригінальним,виданим у 1253 р.
Грамота Марини була видана нею “по благословению государя своего князяДмитрея Костентиновича, во мнишеском чину Дионисия (…)” [3, с. 491]. Цьогокнязя можливо ототожнити лише з наймолодшим сином кн. Суздальсько-Нижегородського Костянтина Васильовича – Дмитром Костянтиновичем Ногтем,який згадується у 1365 та 1375 рр. [18, стп. 85, 110]. Ще М. Храмцовськийписав про те, що Дмитро Ноготь постригся у чернецтво з ім’ям Діонісія, айого дружина звалась Мариною [116, с. 17, прим. 30, с. 5]. Щоправда, цейкраєзнавець-аматор про грамоту Марини не згадує; однак наведене ним чернечеім’я Діонісія не могло бути запозиченим ні з намогильного напису ДмитраНогтя, місце поховання якого, за словами самого Храмцовського, залишаєтьсяневідомим, ні з інших джерел – окрім данної грамоти Марини.
А. В. Екземплярський також писав про те, що єдиним князем, чиє ім’я та по-батькові співпадали з ім’ям – по-батькові згаданого у грамоті Марини князя,був Дмитро Костянтинович Ноготь. Однак час його життя абсолютно неузгоджувався з датою грамо

ПЕЧАТКИ

Печаток не знайдено

ПУБЛІКАЦІЇ ДОКУМЕНТІВ

Перед 1418. Жалованная грамота нижегородского великого Князя Александра Ивановича Спасо-Евфимиеву монастырю, об освобождении людей приписного к нему Гороховского монастыря от пошлин и повинностей бессрочно, также людей пришлых на десять лет а княжеских старожильцев на два года, о подсудности их архимандриту и о суде совместном.

АЛЬБОМИ З МЕДІА

Медіа не знайдено

РЕЛЯЦІЙНІ СТАТТІ

ПСРЛ, М., 1965. Т. X. С.175.[↩]
Например, в Московском летописном своде конца XV века о смерти Юрия Андреевича в 1279 году сообщается так: «Того же лета (6787–1279) преставися князь велики Юрьи Суждальски, сынъ Андреевъ Ярославича…». Здесь четко указано, что Юрий – внук Ярослава Всеволодовича. ПСРЛ, М., Л., 1949. Т. XXV. С.152.[↩]
«Того же лета (6787–1279) преставися князь велики Юрьи Андреевичь Суздальский, внукъ Ярославль, правнук Всеволожъ, праправнук Юрья Долгорукаго… И по немъ сяде братъ его на великомъ княжении въ Суздале князь Михаило Андреевичь». ПСРЛ, М., 1965. Т. X, С.156.[↩]
ПСРЛ, М., 2000. Т. XVI. С. 58; ПСРЛ, М., 2000. Т. IV. С. 253; ПСРЛ, М., 2000. Т. VI. Выпуск 1. С.368; ПСРЛ, М., Л., 1949. Т. XXV. С. 393.[↩]
Там же.[↩]
ПСРЛ, М., 1965. Т. Х. С.233, 234.[↩]
АСВР, т. 2, № 445, с. 486.[↩]
Там же, № 464, с. 502.[↩]
Кучкин В.А. Из суздальско-нижегородской топонимии XIV—XV вв. — В кн.: Ономастика Поволжья. Горький, 1971, вып. 2, с. 146.[↩]
ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 18.[↩]
АСВР, т. 2, № 464, с. 502; № 443, с. 485.[↩]
Сборник Муханова. 2‑е изд. СПб., 1866, № 286, с. 575—576.[↩]
Владимирская губерния. Список населенных мест. СПб., 1863, с. 5, № 66.[↩]
ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 18.[↩]
Там же; Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 190, № 5046 (в XIX в. — Мордыт), № 5048 (в XIX в. — Васильки).[↩]
АСВР, т. 2, № 450, с. 490.[↩]
Там же, № 446, с. 487.[↩]
Там же, № 450, с. 490[↩]
Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 190, № 5049.[↩]
ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 18.[↩]
АСВР, т. 3, № 92, с. 124; № 92 а, с. 128.[↩]
Федотов-Чеховский А. Акты, относящиеся до гражданской расправы в Древней Руси. Киев, 1860, т. 1, № 56, с. 86.[↩]
ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12. Село Туртинское здесь названо Туркинским.[↩]
АИ. СПб., 1841, т. 1, № 200, с. 366.[↩]
АСВР, т. 2, № 470, с. 509.[↩]
Там же, № 467, с. 506, № 473, с. 511.[↩]
Там же, № 456, с. 495.[↩]
Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 7, № 136; с. 189, № 5036.[↩]
ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12, 18. Село Тарбаево здесь ошибочно названо Гарбаевым.[↩]
АСВР, т. 3, № 92а, с. 128.[↩]
Акты Русского государства 1505—1526 гг. М., 1975, № 293, 294, с. 292—293; АСВР, т. 1, № 315, 316, с. 225.[↩]
АСВР, т. 3; № 92, с. 124.[↩]
Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 196, № 5222; ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12. Из различных написаний названия р. Ирмес приведенное здесь является древнейшим. См.: АСВР, т. 2, № 492, с. 532.[↩]
ДДГ, № 40, с. 120.[↩]
Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 196, № 5207.[↩]
ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12. Название поселения передано неточно: Шикова слободка.[↩]
Там же.[↩]
Горюнова Е.И. Этническая история Волго-Окского междуречья, — МИА СССР, М., 1961, № 94, прил., врезка к карте 4, курганный могильник № 456.[↩]
ДДГ, № 34, с. 88. О дате договора см.: Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV—XV веков. М.; Л., 1948, ч. 1, с. 118—120; Зимин А.А. О хронологии духовных и договорных грамот великих и удельных князей XII—XV вв. — В кн.: Проблемы источниковедения. М., 1958, вып. 6, с. 300.[↩]
Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период. СПб., 1891, т. 2, с. 442. Новый разбор свидетельств о князе Александре Ивановиче дан И.А. Голубцовым. См.: АСВР, т. 2, с. 565—566.[↩]
Экземплярский А.В. Указ. соч., т. 2, с. 441.[↩]
Указание в договоре 1434 г. на факт заложения кн. Александром Ивановичем четырех сел свидетельствует о том, что они были его собственностью, скорее всего унаследованной.[↩]
Владимирская губерния. Список населенных мест с 197, № 5242, ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12.[↩]
Любавский М.К. Образование основой государственной территории великорусской народности. Л., 1929. с. 107 и карта. В тексте своего труда М. К. Любавский отождествил с. Ярышево с с. Ярышево-Звенцово на р. Шуге в одном километре от правого берега р. Ирмеса (Ср.: Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 196, № 5212).[↩]
АСВР, т. 2, с. 566.[↩]
Ср.: Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 195, № 5185.[↩]
Там же.[↩]
ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12. В Списке населенных мест Владимирской губернии не значится.[↩]
Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951, с. 173—174; Кучкин В.А. Повести о Михаиле Тверском. М., 1974, с. 230.[↩]
Горюнова Е.И. Указ. соч., прил., карта 4а.[↩]
Несмотря на то что на востоке Суздальское княжество граничило со сформировавшимся в XIII в. Стародубским княжеством, их конкретный рубеж трудно определим из-за недостатка данных.[↩]
АСВР, т. 2, № 463, с. 501, 500.[↩]
ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12 (село ошибочно названо Шатрящи); Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 194, № 5158.[↩]
Там же, с. 199, № 5296.[↩]
АСВР, т. 3, № 500 (деловая князей Ногтевых). По филигранографическим данным, документ датируется первыми двумя десятилетиями XVI в., но в акте сказано, что перечисленные в нем земли составляли «вотчину» отца разделивших ее между собой князей. Следовательно, эти земли принадлежали князьям Ногтевым еще в XV в.[↩]
Древнейшее косвенное упоминание Шартомского монастыря (шартомского архимандрита Конона) содержится в жалованной грамоте нижегородской (суздальской) княгини Марии Спасо-Евфимьеву монастырю 1444 г. (АСВР, т. 2, № 444, с. 485). Конон присутствовал при составлении этой грамоты как послух. Такое положение Конона было, очевидно, связано с тем, что его монастырь стоял на земле потомков суздальских князей.[↩]
На р. Лух в XV в. существовали езы ярополчских рыболовов (АСВР, т. 1, № 362, с. 265). Ярополчская волость входила в состав Владимирского великого княжества (ДДГ, № 13, с. 38). Рядом с Ярополчем ниже по р. Клязьме стоял Гороховец — центр одноименной волости (АСВР, т. 1, № 200, с. 143; № 383, с. 241). Гороховецкая волость была нижегородской (АСВР, т. 2, № 435, с. 479).[↩]
АСВР, т. 3, № 86, с. 117—118. Здесь указано, что, кроме с. Весьского, Рождественскому монастырю было дано и что-то «иное». В других актах с. Весьское упоминается вместе с д. Кощеево (Там же, № 92 а, с. 128). Поэтому есть основания полагать, что с. Весьское было приобретено кн. Юрием Московским вместе с д. Кощеево и затем пожертвовано им владимирскому монастырю.[↩]
Экземплярский А.В. Великие и удельные князья... СПб., 1889, т. 1, с. 63, 68.[↩]
Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 194, № 5167, 5176; ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12.[↩]
У с. Весьского обнаружен могильник XI—XIII вв. (Горюнова Е.И. Указ. соч., прил., карта 4, курган № 459). Очевидно, это село существовало в домонгольский период и издавна было владением суздальских князей.[↩]
АСВР, т. 3, № 86; ср.: № 92 а. О дате смерти Юрия — 21 XI 1325 — см,: ПСРЛ. СПб., 1913, т. 18, с. 89.[↩]
ДДГ, № 16, с. 43. О дате грамоты см.: Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы..., ч. 1, с. 68—71; Зимин А.А. Указ. соч., с. 289—290.[↩]
ДДГ, № 17, с. 47, 50.[↩]
Дебольский В.Н. Духовные и договорные грамоты московских князей как историко-географический источник. СПб., 1902, ч. 2, с. 2.[↩]
Там же; ср.: Нижегородская губерния. Список населенных мест. СПб., 1863, с. 43, № 935. Это единственное Белово, причем не село, а деревня, зафиксированное в Балахнинском уезде Списком. Оно стояло примерно в 3,5 км к западу от с. Катунок. В.Н. Дебольский, видимо, даже не справился по карте относительно местоположения д. Белово. Иначе он бы убедился, что Белово лежит выше Городца, и его замечание о Белогородье ниже Городца теряет смысл.[↩]
Дебольский В.Н. Указ. соч., с. 2, 11.[↩]
Костромская губерния. Список населенных мест. СПб., 1877, с. 262, № 7938 (Коряково); с. 176, № 5230 (Черняково); с. 377, № 11541 (Порздни на р. Порзднянке). На карте 1793 г. показано с. Малая Порсня на правом берегу р. Порьзни и на дороге Лух—Юрьевец (ЦГАДА, ф. 1356, оп. 1, д. 1666).[↩]
Готье Ю.В. Замосковный край в XVII в. М., 1937, с. 406.[↩]
Любавский М.К. Указ. соч., с. 94.[↩]
Там же.[↩]
Федотов-Чеховский А. Указ. соч., т. 1, № 102, с. 334, 340, 338, 336, 349, 350; ЦГАДА, ф. 1356, оп. 1, д. 1677. Никольский Вилешемский погост зафиксирован, очевидно, в Списках населенных мест как деревня Вилеш (См.: Костромская губерния. Список населенных мест, с. 239, № 7228). Рядом указаны д. Соболево и с. Пелегово (См.: Костромская губерния. Список населенных мест, с. 239, № 7229, 7230).[↩]
ПСРЛ. СПб., 1863, т. 15, стб. 484.[↩]
ДДГ, № 17, с. 47.[↩]
Там же («А сыну, князю Ярославу, станы на оной стороны Волги, повыше Городца...»).[↩]
ЦГАДА, ф. 1209, кн. 7512, л. 19, 18; 80 об. По межеванью 1621/22 г. граница Белогородской волости с волостью Верхний Ландих проходила по верховьям рек Троцы, Дорка и Санехты (ЦГАДА, ф. 1209, кн. 11321, л. 582 об. — 584 об. Ср.: Там же, ф. 1356, оп. 1, д. 2592, 2593). Составители Списка населенных мест Нижегородской губернии указали на расположенную в 43 верстах от г. Балахны при впадении в Волгу Санехты Васильеву слободу как центр древней Белогородской волости (Нижегородская губерния. Список населенных мест, с. XXII, с. 38, № 744). Центром Белогородья Васильева слобода не была, но в состав белогородской территории входила (ЦГАДА, ф. 1209, кн. 7512, л. 2). Древним центром Белогородья был, возможно, расположенный в нижнем течении Санехты погост Спасский, где в XVII в. стояла волостная церковь (ЦГАДА, ф. 1209, кн. 7512, л. 48 об.).[↩]
Хорошкевич А.Л. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой в XIV—XV веках. М., 1963, с. 227. Здесь А.Л. Хорошкевич сделала ссылку, причем неточную, на работу А.М. Сахарова, который совершенно ничего не писал о судьбе Соли на Городце. См.: Сахаров А.М. Города Северо-Восточной Руси XIV—XV вв. М., 1959, с. 64.[↩]
Нижегородская губерния. Список населенных мест, с. 51, № 1146.[↩]
ДДГ, № 17, с. 47.[↩]
См. сотную 1560 г. Заузольской волости: Звездин А.И. Материалы по истории заселения Нижегородского края. — В кн.: Сборник документов Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. Нижний Новгород, 1908, т. 7; Горьковский областной историко-архитектурный музей-заповедник, д. 13309, л. 26—36 (отрывок копии XVIII в. сотной 1560 г.).[↩]
ЛСВР, т. 2, № 435, с. 479. Знаки препинания оставлены такие, как в издании.[↩]
Там же, № 482, с. 522.[↩]
Там же, № 487, с. 527.[↩]
Там же, т. 3, № 480; ср. т. 2, № 482.[↩]
В домонгольское время и после Гороховец относился к территории Владимирского великого княжества. Он мог быть выделен из владимирской территории вместе с Городцом в 1263 г. или вместе с Нижним Новгородом в 1341 г. Двойственное решение вопроса вызвано тем, что все данные о принадлежности Гороховца Нижнему Новгороду относятся к периоду после 1341 г.[↩]
АСВР, т. 1, № 95, с. 78 (грамота 1432—1445 гг.).[↩]
Там же, № 94, с. 77 (грамота 1432—1445 гг.).[↩]
ЦГАДА, ф. 1356, оп. 1, д. 191; ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 20.[↩]
ЛСВР, т. 1, № 362, с. 265.[↩]
В цитировавшейся уже грамоте 1418/19 гг. упоминается относившаяся к монастырю св. Василия в Гороховце д. Старково (АСВР, т. 2, № 435, с. 479). Она была расположена примерно в 6,5 км по прямой от р. Клязьмы. Севернее Старкова сколько-нибудь значительных поселений не было и в XIX в. (См.: ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 21). Соображения о времени возникновения Старкова см.: Веселовский С.Б. Топонимика на службе у истории. — Ист. зап., 1947, вып. 17, с. 43—46.[↩]
АСВР, т. 3, № 302.[↩]
Такое название зафиксировано в древнейшем летописном сообщении об этой реке под 1367 г. (См.: ПСРЛ, т. 15, вып. 1. Пг., 1922, стб. 85). Сохранялось оно и в XVI в. (Анпилогов Г.Н. Нижегородские документы XVI века (1588—1600 гг.). М., 1977, с. 19, 55).[↩]
Насонов А.И. Материалы и исследования по истории русского летописания. — В кн.: Проблемы источниковедения. М., 1958, вып. 6, с. 247; ГБЛ, ф. 173 III, № 146, л. 397 об. (по старой пагинации — л. 407 об.).[↩]
ГБЛ, ф. 173 III, № 146, л. 397 об.[↩]
ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 118—119, 133—134.[↩]
Там же, стб. 85, 92, 106, 116—117.[↩]
Насонов А.Н. Материалы..., с. 247; ГБЛ, ф. 173 III, № 146, л. 397 об.[↩]
Нижегородская губерния. Список населенных мест, с. 95, № 2262, 2257; с. і 18, № 3477 (указано, что Мунари стоят на Китмере); ЦГАДА, ф. 1356, оп. 1, д. 2642.[↩]
Предположительно к местным князьям относил Муранчика А.Н. Насонов. — Насонов А.И. Материалы..., с. 247.[↩]
НПЛ, с. 469. Александр получил «Володимеръ и Поволожье». Это единственное известие о принадлежности Поволжья суздальскому князю. Еще одно известие, приведенное А.В. Экземплярским (Экземплярский А.В. Указ. соч., т. 2, с. 398, примеч. 1115), оказывается мнимым. Ср.: ПСРЛ, т. 10, с. 201; НПЛ, с. 98, где новгородцы, участвовавшие в походе на Псков в 1329 г., вопреки А.В. Экземплярскому, не нижегородцы, а жители Новгорода Великого.[↩]
Пресняков А.Е. Указ. соч., с. 261.[↩]
Насонов А.Н. Монголы и Русь, с. 97—98.[↩]
НПЛ. с. 469.[↩]
ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 53.[↩]
Пресняков А.Е. Указ. соч., с. 262, примем. 1.[↩]
Мельников П.И. История Нижнего Новгорода до 1350 г. — Нижегородские губернские ведомости, 1847, № 4; Храмцовский И.И. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. Нижний Новгород, 1857, ч. 1, с. 14.[↩]
Насонов А.Н. Монголы и Русь, с. 97.[↩]
ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 47, 51, 52 под 6841 и 6847 гг.; ДДГ, № 1, 2; Экземплярский А.В. Указ. соч., т. 1, с. 77, 78, 81.[↩]
Соображения, почему Поволжье было выделено Ордой из территории Владимирского великого княжества, см. выше, в гл. 3.[↩]
ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 54.[↩]
Там же, стб. 54, 64.[↩]
ПСРЛ, т. 15, вып.1, стб. 110; Приселков М.Д. Троицкая летопись..., с. 398, везде под 6883 г. М.Д. Приселков считает, что слова «князь Дмитреи Костянтиновичь Ноготь Суждальскыи» читались в пергаменной Троицкой летописи, бывшей в руках у Н.М. Карамзина (Приселков М.Д. Троицкая летопись..., с. 398, примеч. 3). 1375 год, под которым встречается имя Дмитрия Ногтя, — не самое раннее время упоминания этого князя. Впервые Дмитрия Ногтя летопись называет под 1367 г. (ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 85).[↩]
АСВР, т. 3, № 93, с. 129, 491—492; Кучкин В.А. «Данная» черницы Марины. — Ист. зап., 1982, вып. 108, с. 306.[↩]
Экземплярский А.В. Указ. соч., т. 2, с. 422—423, примеч. 1191; Кучкин В.А. «Данная» черницы Марины, с. 307—309.[↩]
АСВР т. 3 № 93 с. 129.[↩]
ЦГАДА, ф. 1209, кн. 464, л. 114—118 об.; кн. 11328, л. 222—222 об.; Влад. Г. В. Заметки по дороге от Владимира до Суздаля. — ЖМВД. СПб., 1847, ч. 17, с. 300.[↩]
Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 194, № 5156. Это Романовское (Романово) — единственное село с таким названием в Суздальском уезде XIX в.[↩]
ЦГАДА, ф. 1209, кн. 11328. л. 222. О с. Василькове см. выше.[↩]
АСВР, т. 2, № 441, с. 483.[↩]
Там же, примеч. к акту.[↩]
АСВР, т. 3, с. 477, 513.[↩]
БАН, 17.15.19, л. 292.[↩]
Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 194, № 5165; ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 12.[↩]
АСВР, т. 2, № 466, с. 505.[↩]
Там же («в том их сельце...»); № 497, с. 546.[↩]
Там же, с. 605, по «Указателю географических названий».[↩]
ЦГАДА, ф. 1209, № 11325, л. 562.[↩]
Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 106, № 2870.[↩]
ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 13; ЦГАДА, ф. 1356, он. 1, д. 202.[↩]
АСВР, т. 3, № 500, с. 476.[↩]
Там же, с. 513, комментарий к акту № 500; ср.: Костромская губерния. Список населенных мест, с. 281, № 8502. Нерехотское Лямцыно стояло на левом берегу р. Шачи почти при ее истоке (ЦГАДА, ф. 1356, оп. 1, д. 1714).[↩]
АСВР, т. 3, с. 513.[↩]
Там же, № 500, с. 476. Все указанные здесь поселения сохранились и в XIX в., лишь незначительно изменив свои названия (см.: ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 5, 6).[↩]
АСВР, т. 3, 500, с. 476.[↩]
ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 5.[↩]
АСВР, т. 3, № 500, с. 476.[↩]
Там же, с. 513. «Остров» — здесь, скорее всего, участок бортного леса. См.: Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб.; М., 1881, т. 2, с. 707. Вполне возможно, что «остров» Сингорь дал начало одноименному поселению, фиксируемому в материалах XIX в. (ЦГВИА, ВУА, № 21272, л. 13; ЦГАДА, ф. 1356, оп. 1, д. 202; Владимирская губерния. Список населенных мест, с. 95, № 2534), так же, как «Лосиный остров» под Москвой со временем превратился в Лосиноостровскую.[↩]
«...промеж Старова Лямцина и Нового в Бологовское болото». — АСВР, т. 3, № 500, с. [↩]
Экземплярский А.В. Указ. соч., т. 2, с. 404; Пресняков А.Е. Указ. соч., с. 265 и примеч. 3. По догадке А.В. Экземплярского, Борис получил Городец из рук старшего брата Андрея. А.Е. Пресняков считал более логичным получение Борисом Городца по отцовскому завещанию. Последняя точка зрения представляется более верной.[↩]
Невоструев К. Вновь открытое поучительное послание святого Алексия митрополита Московского и всея Руси. — В кн.: Душеполезное чтение. М., 1861, ч. 1, с. 452. К.И. Невоструев полагал, что захват Борисом Нижнего Новгорода произошел в 1365 г., и этим годом датировал Послание. Однако названное событие произошло не в 1365, а в 1363 г., что меняет и датировку памятника (Кучкин В.А. Нижний Новгород и Нижегородское княжество в XIII—XIV вв. — В кн.: Польша и Русь. М., 1974, с. 247 и примеч. 100).[↩]
ПСРЛ, М., 1965. Т. Х. С.177.[↩]
Пудалов Б.М.. Русские земли среднего Поволжья (вторая треть XIII –первая треть XIV в.). Н.Новгород, 2004. С.226.[↩]
Таловин Д. С.Великое Нижегородско-Суздальское княжество (1341—1392 гг.) в системе земель Северо-Восточной Руси — Автореферат. Н. Новгород, 2001; Пудалов Б. М. Русские земли Среднего Поволжья (вторая треть XIII — первая треть XIV в.); Сербов Н. Суздальские и Суздальско-Нижегородские удельные князья // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.; Славянская энциклопедия. Киевская Русь — Московия: в 2 т. / Автор-составитель В. В. Богуславский. — Т. 1. — С. 15.[↩]
Коган В.М., Домбровский-Шалагин В.И. Князь Рюрик и его потомки: Историко-генеалогический свод. — СПб: «Паритет», 2004. — С. 242. — 688 с. Сербов Н. Суздальские и Суздальско-Нижегородские удельные князья // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918. Экземплярский А. В. Константин Васильевич, сын Василия Андреевича // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.[↩]
ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 64, под 6863 г.[↩]
Там же, под 6864 г.[↩]
ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 68, 69[↩]
ПСРЛ. СПб., 1897, т. 11, с. 3[↩]
ПСРЛ. Т. 11. С. 4[↩]
РГБ. МДА. № 201. Л. 333 об.[↩]
РНБ. Погод. № 1931. Л. 209[↩]
ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 74; Кучкин В.А. Нижний Новгород..., с. 247 и примеч. 100.[↩]
ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 78; Кучкин В.А. Нижний Новгород..., с. 247—248.[↩]
ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 78. Издатель Рогожского летописца Н.П. Лихачев совершенно напрасно исправил чтение источника «подѣлѣ» на «то[м] дѣлѣ» (Там же, стб. 78, примеч. 2). Речь в тексте идет о разделе территории княжества между Дмитрием и Борисом Константиновичами.[↩]
ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 78.[↩]
ПСРЛ. – М.; Л., 1949. – Т. XXV. Московский летописный свод конца XVвека. – 463 с., с. 211[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1922. – Т. XV. Изд. 2‑е. – Вып. 1. Рогожский летописец. –VIII с., 186 стб. (репринтне видання – М., 1965)., стп. 100[↩]
ПСРЛ, т. 15, выл. 1, стб. 85.[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1922. – Т. XV. Изд. 2‑е. – Вып. 1. Рогожский летописец. –VIII с., 186 стб. (репринтне видання – М., 1965)., стп. 61[↩]
Храмцовский Н. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. –Нижний Новгород, 1857. – Ч. I (очерк истории). – 128, 32, 4 с, с. 35, прим. 63, с. 8(). Від шлюбу з нею після Бориса залишилось двоє синів – Данило (3.2.4) та Іван Тугий Лук (), а також невідома на ім’я дочка, яка була видана за тверського удільного князя Івана Всеволодовича Холмського та померла зимою 1395/96 р. ((ПСРЛ. – СПб., 1897. – Т. XI. Летописный сборник, именуемый Патриаршеюили Никоновскою летописью (продолжение). – VII, 254 с. (репринтне видання –М., 1965)., с. 162[↩]
АСВР, т. 3, № 93, с. 129, 491—492; Кучкин В.А. «Данная» черницы Марины. — Ист. зап., 1982, вып. 108, с. 306.[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1922. – Т. XV. Изд. 2‑е. – Вып. 1. Рогожский летописец. –VIII с., 186 стб. (репринтне видання – М., 1965., стп. 75[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1922. – Т. XV. Изд. 2‑е. – Вып. 1. Рогожский летописец. –VIII с., 186 стб. (репринтне видання – М., 1965)., стп. 146[↩]
Федоров-Давыдов Г. А. Монеты Нижегородского княжества. – М., 1989. –253 с, с. 20, 51–59[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1922. – Т. XV. Изд. 2‑е. – Вып. 1. Рогожский летописец. –VIII с., 186 стб. (репринтне видання – М., 1965), стп. 154[↩]
Федоров-Давыдов Г. А. Монеты Нижегородского княжества. – М., 1989. –253 с, с. 20, 59–65[↩]
ПСРЛ. – М.; Л., 1949. – Т. XXV. Московский летописный свод конца XVвека. – 463 с., с. 232; 54, прим. 146[↩]
Храмцовский Н. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. –Нижний Новгород, 1857. – Ч. I (очерк истории). – 128, 32, 4 с., с. 37; Храмцовский Н. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. –Нижний Новгород, 1859. – Ч. II (описание города). – 224, 30, 8, 2 с., с. 44; Нижегородский летописец. Работа А. С. Гациского. – Нижний Новгород,1886. – XII, 144 с., с. 26[↩]
АСЭИ. – М., 1958. – Т. II. – 727 с., № 443, с. 485[↩]
Полное собрание русских летописей. Т. 15, вып. 1. 1922. Стб. 83.[↩]
Духовные и договорные грамоты. 1950. № 12. С. 33, 35.[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1922. – Т. XV. Изд. 2‑е. – Вып. 1. Рогожский летописец. –VIII с., 186 стб. (репринтне видання – М., 1965)., стп. 110[↩]
Храмцовский Н. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. –Нижний Новгород, 1857. – Ч. I (очерк истории). – 128, 32, 4 с. с. 31[↩]
Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. –М.; Л., 1950. – 641 с., с. 385[↩]
ПСРЛ. – М.; Л., 1949. – Т. XXV. Московский летописный свод конца XVвека. – 463 с, с. 23[↩]
Федоров-Давыдов Г. А. Монеты Нижегородского княжества. – М., 1989. –253 с., с. 83–87[↩]
АСЭИ. – М., 1958. – Т. II. – 727 с., № 449, с. 489[↩]
АСЭИ. – М., 1964. – Т. III. – 687 с., № 93, с. 129[↩]
АСЭИ. Т. II. 1958. № 444[↩]
Полное собрание русских летописей (далі – ПСРЛ). – М., 1848. – Т. IV. Новгородские и Псковские летописи. – VIII, 360 с., с. 66[↩]
Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV – XVI веков. – М.; Л., 1950. – 586 с., № 16, с. 43[↩]
Мец Н. Д. Некоторые вопросы систематизации монет Суздальско-Нижегородского княжества // Историко-археологический сборник. – М., 1962. – С. 308–318, с. 312–313[↩]
Мец Н. Д. Некоторые вопросы систематизации монет Суздальско-Нижегородского княжества // Историко-археологический сборник. – М., 1962. – С. 308–318, с. 313[↩]
ПСРЛ. – М.; Л., 1949. – Т. XXV. Московский летописный свод конца XV века. – 463 с., с. 243–244[↩]
АСЭИ. – М., 1958. – Т. II. – 727 с., № 436, с. 480[↩]
АСЭИ. – М., 1958. – Т. II. – 727 с., № 437, с. 480–481[↩]
Хмыров М. Д. Алфавитно-справочный перечень удельных князей русских и членов Царствующего Дома Романовых. – СПб., 1871. – Ч. I (А – И), с. 133[↩]
Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период, с 1238 по 1505 г. – СПб., 1891. – Т. II. Владетельные князья владимирских и московских уделов и великие и удельные князья Суздальско-Нижегородские, Тверские и Рязанские. – X, 696 с., 9 л. табл., с. 435, прим. 1235[↩]
Войтович Л. Князівські династії Східної Європи (кінець IX – початок XVI столiть). Склад, суспільна і політична роль. Історико-генеалогічне дослідження. – Львів, 2000. – 652 с., с. 269[↩]
Храмцовский Н. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. – Нижний Новгород, 1857. – Ч. I (очерк истории). – 128, 32, 4 с., с. 40[↩]
Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Под ред. В. П. Семёнова. – СПб., 1899. – Т. I., с. 384[↩]
АСЭИ. – М., 1958. – Т. II. – 727 с., № 436, с. 480[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1921. – Т. XXIV. Типографская летопись. – III, 271 c., с. 230; 25, с. 73[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1921. – Т. XXIV. Типографская летопись. – III, 271 c., с. 230[↩]
Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X – XIV вв. – М., 1984. – 350 с., с. 220–223[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1921. – Т. XXIV. Типографская летопись. – III, 271 c., с. 229; 25, с. 68[↩]
ПСРЛ. – СПб., 1863. – Т. XV. Летописный сборник, именуемый Тверскою летописью. – VII с., 504 стб. (репринтне видання – М., 1965), стп. 487[↩]
ПСРЛ. – М.; Л., 1949. – Т. XXV. Московский летописный свод конца XV века. – 463 с., с. 243[↩]
Храмцовский Н. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. – Нижний Новгород, 1857. – Ч. I (очерк истории). – 128, 32, 4 с., с. 39[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1921. – Т. XXIV. Типографская летопись. – III, 271 c., с. 229[↩]
ПСРЛ. – СПб., 1897. – Т. XI. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью (продолжение). – VII, 254 с. (репринтне видання – М., 1965)., с. 215; ПСРЛ. – СПб., 1863. – Т. XV. Летописный сборник, именуемый Тверскою летописью. – VII с., 504 стб. (репринтне видання – М., 1965)., стп. 485–486[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1921. – Т. XXIV. Типографская летопись. – III, 271 c., с. 229; 25, с. 68[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1921. – Т. XXIV. Типографская летопись. – III, 271 c., с. 229[↩]
Войтович Л. Князівські династії Східної Європи (кінець IX – початок XVI столiть). Склад, суспільна і політична роль. Історико-генеалогічне дослідження. – Львів, 2000. – 652 с., с. 270[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1921. – Т. XXIV. Типографская летопись. – III, 271 c., с. 229[↩]
АСЭИ. – М., 1958. – Т. II. – 727 с., № 464, с. 502[↩]
Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. – М.; Л., 1950. – 641 с., с. 475–477[↩]
Борисов В. Описание города Шуи и его окрестностей. – М., 1851. – II, 464., с. 2–3[↩]
АСЭИ. – М., 1958. – Т. II. – 727 с., № 443, с. 485[↩]
ПСРЛ. – Пг., 1921. – Т. XXIV. Типографская летопись. – III, 271 c., с. 29–30[↩]
ПСРЛ. – СПб., 1863. – Т. XV. Летописный сборник, именуемый Тверскою летописью. – VII с., 504 стб. (репринтне видання – М., 1965)., стп. 487[↩]
Храмцовский Н. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. – Нижний Новгород, 1857. – Ч. I (очерк истории). – 128, 32, 4 с, с. 37[↩]
ПСРЛ. – СПб., 1853. – Т. VI. Софийские летописи. – 358 с., с. 143; 17, стп. 488–489[↩]
ПСРЛ. М., 2000 [Пг., 1921]. Т. XXIV. С. 229; Родословная книга князей и дворян российских и выезжих… М., 1787. Ч. 1. С. 68; Временник Императорского Московского общества истории и древностей российских. М., 1851. Кн. 10. С. 44, 226 (частные родословные книги).[↩]
ПСРЛ. Т. 28. С. 124; ИЛ. С. 66.[↩]
(Горский, 2004. С. 164, 165[↩]
АСЭИ. Т. I. 1952. № 222; Т. II. 1958. № 450[↩]
ПЛ. Вып. 2. С. 212—213, 218, 222; РК. С. 22.[↩]
ПСРЛ. Т. 25. С. 329; АЗР. Т. 1. № 75. С. 95; Сборник Муханова. СПб., 1866. № 27. С. 39; ПЛ. Вып. 1. С. 81, 82; Сб. РИО. Т. 35. С. 94, 153; Род. кн. Ч. 1. С. 68; см. его грамоты начала XV в. (АСЭИ. Т. 2. № 438).[↩]
РК – 98. С. 21.[↩]
Родословная книга. — Временник, т. X. М., 1851, стр. 45; В. Дурасов. Родословная книг всероссийского дворянства. I. СПб., 1906, стр. 110 и 132.[↩]
Н. М. Карамзин . История государства Российского. СПб., 1843, т. VI, прим. 533.[↩]
АСЭИ. Т. 2. № 458; Сборник Муханова. СПб., 1866. № 292; Род. кн. Ч. 1. С. 71.[↩]
РИИР. Вып. 2. С. 17, 94).[↩]
Леонид. Кормовая книг XVII в. библиотеки Троицкой Сергиевой лавры, 1812. — В кн. А. В. Горский. Историческое описание Свято-Троицкия Сергеевы лавры, II. М., 1890, стр. 48.[↩]
Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси, т. I. M., 1952, стр. 607, прим. 221.[↩]
Вкладная книга 1673 г., л. 52.[↩]
Синодик и ризница Троице-Сергиевой лавры 1575 г. (2). Рукопис ГБЛ, М‑8666, л. 11 об.; Синоди 1680 г. Рукопись в архиве ГЗМ, № 322, л. 42[↩]
Родословная книга. — Временник, т. X. М., 1851, стр. 45; В. Дурасов. Родословная книг всероссийского дворянства. I. СПб., 1906, стр. 110 и 132.[↩]