Опубликовано: Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2019. № 4 (78)
В статье рассматривается вопрос о князьях, правивших в Новгороде-Северском после знаменитого Игоря Святославича – в период, о котором никаких сведений в летописях не сохранилось. Основным источником для исследования является Помянник Введенской церкви в Ближних пещерах Киево-Печерской лавры, содержащий помянник князей Черниговских в списке более древнем, точном и полном, чем известный Любецкий синодик, использовавшийся в предшествующей историографии.
Ключевые слова: Новгород-Северский, Ольговичи, Введенско-Печерский помянник, Любецкий синодик, Хроника Великого княжества Литовского и Жмойтского
На протяжении всего XII в. Новгород-Северский являлся вторым по значению городом Черниговской земли. Столицей самостоятельного удела (волости) [ref]Следует отметить, что распространенные в историографии термины «удел», «удельный князь» для периода до XIII в. включительно не вполне корректны. Изначально они употреблялись только в Северо-Восточной (преимущественно Московской) Руси XIV–XVI в., тогда как в более ранних источниках княжеские владения обычно называются не уделами, а волостями. «Термин “волость” стал с середины XII в. обозначать преимущественно не крупное княжество (“землю”) в целом, а часть его территории, находящуюся под властью того или иного князя» [Горский, с. 9].[/ref] Новгород-Северский, судя по всему, стал в 1097 г. Согласно решению Любецкого съезда, вся Черниговская земля (включая Муром и Рязань) была признана «отчиной» сыновей Святослава Ярославича († 1076), однако старший из них, Олег, в силу политической конъектуры вынужден был уступить Чернигов младшему брату Давиду, [ref]Упоминается как князь Черниговский в 1099 и 1113 г. (ПСРЛ. М., 2001 [СПб., 1908]. Т. 2. Стб. 248, 274).[/ref] а сам удовольствовался частью Черниговской земли с главным центром в Новгороде-Северском. [ref]Этот факт устанавливается на основании сообщения 1151 г. о мире Святослава Ольговича, князя Новгород-Северского, с Изяславом Давидовичем, князем Черниговским: они договорились владеть каждый отчиной своего отца, соответственно Олега и Давида (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 444).[/ref] Новгород-Северские князья XII в. хорошо известны по данным Киевского летописного свода. Последним из таковых был знаменитый Игорь-Георгий Святославич, занявший новгород-северский стол в 1180 г. [ref]ПСРЛ. Т. 2. Стб. 613; [Бережков, с. 200].[/ref] В 1198 г., после смерти старшего двоюродного брата, Ярослава Всеволодовича, Игорь Святославич по праву родового старшинства перешел на княжение в Чернигов. [ref]ПСРЛ. Т. 2. Стб. 707–708; [Бережков, с. 209].[/ref] Событиями того же 1198 г. оканчивается Киевский свод [Бережков, с. 209–211], а в более поздних памятниках летописания, составленных за пределами Южной Руси (Среднего Поднепровья), совершенно никаких сведений о князьях Новгород-Северских уже не содержится.
Впрочем, необходимо упомянуть и о другой точке зрения. В 1237/1238 г. Даниил Романович, князь Владимиро-Волынский, «възвєдє на Кондрата (князя Мазовецкого. – С. К.) литву, Миньдога, Изяслава Новъгородьского». [ref]Галицько-Волинський літопис. Дослідження. Текст. Коментар. К., 2002. С. 98, 227. Мы склонны относить эти события к 1237, а не к 1238 г.[/ref] Большинство исследователей не сомневались, что Изяслав был князем Новгородка-Литовского (совр. Новогрудок), то есть соседом Литвы и Мазовии [Карамзин, примеч. 346, стб. 128; Грушевський, с. 10, примеч. 1; Горский, с. 72–73]. Однако Н. Ф. Котляр выдвинул версию, согласно которой речь должна идти о князе Новгород-Северском, сыне и наследнике Владимира Игоревича, который якобы был тождественен Изяславу, не раз фигурирующему в Галицко-Волынской летописи на протяжении 1220–1250‑х годов [Котляр, с. 98–101].
Полагаем, что согласиться с такой гипотезой вряд ли возможно. Во-первых, единственное указание на волость Владимира Игоревича в Черниговской земле, куда он бежал из Галича в 1208 г., определенно называет таковой не Новгород-Северский, а Путивль. [ref]Там же. С. 78, 172.[/ref] Во-вторых, весьма проблематично участие князя, чьи владения находились к востоку от Днепра, в походе на далекую Польшу. В‑третьих, Изяслав Владимирович вряд ли стал бы предпринимать такой поход в интересах Даниила Романовича, который был давним врагом его семьи. Ведь хорошо известно, что еще при жизни Романа Мстиславича Игоревичи выступали претендентами на Галич, а в 1206 г. отняли власть у малолетних Романовичей. Однако галицко-волынская политика Игоревичей закончилась для них трагически: в 1211 г., после очередного вокняжения Даниила в Галиче, трое из них были повешены(!) местными боярами. [ref]Там же. С. 77, 80, 171, 177–178.[/ref] Н.Ф. Котляр писал, что «льстивый» Изяслав Владимирович Новгород-Северский, вассал Михаила Черниговского, вскоре после 1236 г. переметнулся на сторону его злейшего врага – Даниила. Однако в реальности Михаил в 1237/1238 г. вовсе не «утратил стратегическую инициативу», а княжил в Галиче и примерно тогда же овладел самим Киевом. Исходя из сказанного, следует признать верной традиционную точку зрения, согласно которой Изяслав Новгородский был князем Новгородка-Литовского – непосредственным соседом Миндовга Литовского и Конрада Мазовецкого, вместе с которыми он и упомянут в летописи. Весьма вероятной представляется версия о том, что Изяслав даже был тестем Миндовга и что последний именно через этот брак, без всякого завоевания, унаследовал Новгородок-Литовский, ставший первой столицей Великого княжества Литовского [Семянчук, Шаланда, s. 32–35]. Что же касается Изяслава, действовавшего в Южной Руси, то имеются убедительные основания признать его сыном Мстислава Мстиславича Удатного [Горский, с. 20–24].
О том, что Новгород-Северский удел (волость) продолжал существовать и в XIII в., нам известно лишь из данных церковного помянника князей Черниговских. Этот ценнейший источник, составленный (отредактированный) в конце XV в., сохранился до нашего времени в составе двух весьма поздних рукописей. Основная из них – это помянник Введенской церкви в Ближних пещерах Киево-Печерской лавры, начатый в 1654 г. (далее – Введенско-Печерский помянник, ВПП). В нем содержится раздел с поминанием князей Черниговских, который, очевидно, представляет собой копию соответствующего раздела из синодика Черниговского Елецко-Успенского монастыря. Другая сохранившаяся до наших дней редакция (значительно сокращенная) – это синодик Любецкого Антониевского монастыря, начатый в 1751 г. (далее – Любецкий синодик, ЛС). Хотя обе рукописи и имеют очень позднее происхождение, включенные в их состав списки князей Черниговской земли XI–XV в., как великих (собственно Черниговских), так и удельных, бесспорно, вобрали в себя поминальные записи, сделанные вскоре после смерти самих этих князей. Главную ценность для нас представляет более древний и полный ВПП, а ЛС, по сравнению с ним, практически не содержит дополнительных данных. Кроме того, в любецкой рукописи фиксируется целый ряд пропусков и явных ошибок, сделанных переписчиком XVIII в. (подробнее об этом см.: [Келембет, 2016]).
Итак, в ВПП по нашей теме содержатся следующие записи.
«Кн(з): [Фє]одора Мстислава Новгоро(д)ского, и Кн(я)гни єго Матроны.
Кн(з): Мстислава Корачєвского.
Кн(з): Константина Д(а)в(и)довича Новгородского. и С(ы)на єго Тимофея. Кн(я)sя». [ref]Поменник Введенської церкви в Ближніх печерах Києво-Печерської лаври / Упорядкування та вступна стаття О. Кузьмука // Лаврський альманах. К., 2007. Спецвипуск 7. С. 18.[/ref]
В ЛС вместо «Фєодора Мстислава» ошибочно читается «Фєодора мстиславича», а Мстислав Карачевский пропущен. [ref]Синодик Любецкого Антониевского монастиря. Чернигов, 1902 (факсимильное издание). Л. 19.[/ref]
Архиепископ Филарет (Гумилевский) полагал, что Феодор-Мстислав (именно так, а не Мстиславич, как в оригинале ЛС) и Константин были сыновьями Давида Ростиславича Смоленского, из которых первый «был в Новгороде 1164–1187 г. и скончался смоленским князем в 1230 г.» [Филарет, с. 42, примеч. 56]. Действительно, в 1184 г. княжеский стол в Новгороде Великом занял Мстислав Давидович, присланный отцом из Смоленска; он был изгнан новгородцами в 1187 г. [ref]ПСРЛ. М., 2000. Т. 3 [Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950]. С. 37–39.[/ref] Мстислав Давидович, великий князь Смоленский, умер в 1230 г. [ref]ПСРЛ. М., 2004 [М.; Л., 1949]. Т. 25. С. 125.[/ref] Его старший брат, Константин Давидович, в Новгороде никогда не княжил; он упоминается в 1197, 1212 г. и умер в 1218 г. [ref]ПСРЛ. Т. 2. Стб. 704; Т. 25. С. 109, 115.[/ref] Вполне очевидно, что в помяннике князей Черниговских под князьями Новгородскими могли иметься в виду только удельные правители Новгорода-Северского. Явная ошибка Филарета была указана Н. Д. Квашниным-Самариным, который отмечал: «О рождении Мстислава Федора Давыдовича упомянуто в летописи под 1193 годом, только не известно, об нашем ли идет речь, или о сыне Давыда Смоленского. Константин Давыдович почти несомненно сын Давыда Ольговича» [Квашнин-Самарин, с. 220]. Более категоричен был Р. В. Зотов: «Мы знаем по летописям, что в 1193 году родился Мстислав-Феодор. Это был сын Давида Ольговича, внук Олега Святославича Черниговского († 1204 г.) и правнук Святослава Всеволодовича († 1194 г.). Отчество следующего князя в Синодике, Константина, показывает, что и первый князь – Давидович, и что это именно упоминаемый в летописях Мстислав-Феодор, а не Феодор Мстиславич (как ошибочно указано в ЛС. – С. К.)» [Зотов, с. 102]. О рождении Мстислава-Феодора зимой 1193/1194 г. в Киевской летописи сообщается так: «Тое же зимы родися оу Д(а)в(и)два с(ы)нъ. нарекоша въ кр(е)щ(е)нии Феодоръ. а княже Мьстиславъ». [ref]ПСРЛ. Т. 2. Стб. 679; [Бережков, с. 206].[/ref] В историографии со времен Н. М. Карамзина преобладает мнение, что отцом новорожденного был Давид Ростиславич Смоленский ([Карамзин, примеч. 153, стб. 67; Бережков, с. 206] и др.). На первый взгляд, это довольно логично – принимая во внимание частоту упоминания указанного князя в летописи, а также существование Мстислава Давидовича Смоленского, умершего в 1230 г. Однако на самом деле два сына с именем Мстислав у Давида Ростиславича упоминаются значительно раньше 1193 г. Старший из них, князь Вышгородский Мстислав Давидович, умер еще в мае 1187 г. [ref]ПСРЛ. Т. 2. Стб. 654–655; стиль мартовский, что подтверждает запись о солнечном затмении 4 сентября 1187 г. [Бережков, с. 203].[/ref] Тогда как его младший брат и тезка, тоже Мстислав Давидович, с 1184 г. сидел в Новгороде Великом, откуда был изгнан осенью 1187 г. [ref]ПСРЛ. Т. 3. С. 37–39; мартовский стиль летоисчисления подтверждает запись о том же солнечном затмении [Бережков, с. 246].[/ref] Поэтому рождение у Давида Ростиславича в 1193/1194 г. еще одного сына Мстислава (уже третьего!) представляется маловероятным. Кроме того, известно, что Давид Смоленский умер 23 апреля 1197 г. в возрасте 57 лет, [ref]ПСРЛ. Т. 2. Стб. 702, 706; [Бережков, с. 208].[/ref] то есть в 1193/1194 г. ему было 54 или 53 года – а в таком возрасте дети у князей рождались весьма редко.
В то же время Киевская летопись сообщает, что в 1190 г. великий князь Киевский Святослав Всеволодович «ожени вноука своего Д(а)в(и)да Олговича Игоревною». [ref]ПСРЛ. Т. 2. Стб. 668; [Бережков, с. 206].[/ref] Это известие «идеально» позволяет признать отцом Мстислава-Феодора, родившегося зимой 1193/1194 г., именно Давида Ольговича. Таким образом, как и полагал Р. В. Зотов, летопись действительно подтверждает факт существования Мстислава-Феодора Давидовича, князя Новгород-Северского, который принадлежал к самой старшей ветви Ольговичей. Князь Константин Давидович Новгородский (Новгород-Северский), несомненно, был младшим братом Мстислава-Феодора. Свое имя, согласно распространенному древнерусскому обычаю, он явно получил в честь деда – Олега II Константина Святославича, великого князя Черниговского (1201–1204). Ср. запись в ВПП: «Вєли(к): Кн(з): Константина Олга, Чєрниговского, и С(ы)новъ єго, Д(а)в(и)да, и Глѣба, и Алєксандра». [ref]Поменник Введенської церкви… С. 17. В более позднем списке ЛС здесь дефектное чтение «Кон(с)та(н)тина О(л)го[вича]» (Синодик Любецкого Антониевского монастиря. Л. 17). На его основании в историографии возникли несколько ошибочных гипотез [Филарет, с. 38, примеч. 32; Квашнин-Самарин, с. 214–219; Зотов, с. 45–66; Горский, с. 12–13; Келембет, 2012].[/ref] Заметим также, что Мстислав-Феодор и Константин Давидовичи по своей матери «Игоревне» были внуками Игоря-Георгия Святославича, длительное время (1180–1198) княжившего в Новгороде-Северском.
Н. Д. Квашнин-Самарин предполагал: «После того как Владимир Игоревич Северский и его братья овладели Галичем (1206 г. – С. К.), Новгород был, кажется, уступлен ими Черниговским за оказанную помощь. Заключаем это из того, что Владимир, по изгнании из Галича (1208 г. – С. К.), вернулся не в Новгород, а в Путивль, да и князья Мстислав и Константин были из другого племени» [Квашнин-Самарин, с. 220]. Но княжение Владимира Игоревича в Новгороде-Северском до 1206 г. – это не более чем произвольная догадка, которая достаточных оснований под собой не имеет. Квашнин-Самарин продолжает: «Дальнейшее преемство Северских можно определить только приблизительно, имея в виду, что этот город всегда должен был доставаться князю, занимавшему второе место по старейшинству. Таким образом после Владимира Игоревича в нем должны были сидеть: Глеб и Мстислав Святославичи, Давыд Ольгович (внук Святослава), Михаил Всеволодович Чермного, Мстислав Глебович, и наконец Мстислав и Константин Давыдовичи. Так выходит по родовому счету» [Квашнин-Самарин, с. 221]. Следуя общей логике Н. Д. Квашнина-Самарина, список князей Новгород-Северских после Игоря-Георгия Святославича должен реконструироваться следующим образом: [ref]Краткий обзор великих князей Черниговских и хронологии их правления в период 1180–1246 г. см.: [Келембет, 2017, с. 3–6].[/ref] Олег-Константин Святославич (1198–1201) – Всеволод-Даниил Святославич Чермный (1201–1204) – Глеб-Пахомий Святославич (1204–1210/1212) – Мстислав-Пантелеймон Святославич (1210/1212–1215/1220) – возможно, Давид Ольгович (1215/1220 – не позже 1223) – Михаил Всеволодович (около 1220 – 1223) – Мстислав-Феодор Глебович (1223–1235). Однако тезис Квашнина-Самарина о том, что Новгород-Северский «всегда должен был доставаться князю, занимавшему второе место по старейшинству», является чистой теорией; реально же он не всегда выполнялся даже в XII в. Следуя этому тезису, в «новгород-северский список» Квашнина-Самарина следовало бы включить и будущих великих князей Черниговских, которые правили после гибели Михаила Всеволодовича (1246) и принадлежали к тому же поколению Ольговичей – Всеволода IV Лаврентия Ярополчича и Всеволода V Симеона Владимировича (?) (см.: [Келембет, 2018, с. 82–85). А это практически «не оставляет места» для новгород-северского княжения Мстислава-Феодора и Константина Давидовичей.
Более того, имеется прямое указание на то, что в первой четверти XIII в. сыновья Святослава Всеволодовича сохраняли те уделы, которые они получили, видимо, еще в конце XII в. А именно, в 1223 г. младший из Святославичей, Мстислав, называется не только обладателем главного стола в Чернигове (который он унаследовал всего несколько лет назад), но и князем Козельским. [ref]Галицько-Волинський літопис. С. 86; ПСРЛ. Т. 25. С. 119.[/ref]. Затем, похоже, Козельск закрепился в качестве наследственного удела и за потомками Мстислава-Пантелеймона. [ref]Ср.: «Вєли(к): Кн(з): Пантєлєимона Мстислава Чє(р)ниговского» (Поменник Введенської церкви… С. 17). В ЛС здесь дефектное чтение «Пантєлимона Мстиславича» (Синодик Любецкого Антониевского монастиря. Л. 18 об.).[/ref] – судя хотя бы по тому, что во второй половине XIII в. среди князей Козельских фиксируются характерные «родовые» имена Мстислав и Пантелеймон. [ref]В 1339 г. «убьенъ бысть князь Козелъскыи Андрѣи Мъстиславичь от своего братанича от оканного Василья Пантелѣева сына» (ПСРЛ. Т. 25. С. 172). Достаточно ясно, что рождение Мстислава и Пантелеймона Мстиславича (отца взрослого Василия) относится еще ко второй половине XIII в.[/ref] В данном случае перед нами пример общерусской тенденции первой половины XIII в.: превращение волостей-уделов из временных владений, которыми младшие князья «наделялись» главой рода, [ref]Ср. характерный эпизод 1164 г.: Святослав Всеволодович, который вокняжился в Чернигове, уступив Новгород-Северский двоюродному брату Олегу Святославичу, тогда же обещал Олегу, что «брата ти надѣлю Игоря и Всеволода» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 523–524).[/ref] в наследственные «отчины».
Судьба Новгород-Северского удела в конце XII – середине XIII в. нам представляется следующим образом. Игорь Святославич, перейдя в 1198 г. на черниговский стол, уступил Новгород-Северский двоюродному племяннику Олегу Святославичу – не только следующему по старшинству Ольговичу, но и собственному свату. По крайней мере, старший сын Игоря, Владимир, остался сидеть в Путивле, где он упоминается в 1185 и 1208 г.n[ref]ПСРЛ. Т. 2. Стб. 638; Галицько-Волинський літопис. С. 78, 172.[/ref] Другой Игоревич, Олег-Павел, в 1223–1226 г. называется князем Курским, а за потомками старшего племянника Игоря, Святослава-Бориса Ольговича, похоже, закрепился удел Рыльский [Келембет, 2017, с. 7–10]. Наконец, старший сын Ярослава Всеволодовича, Ростислав, получил Сновск, где он упоминается в 1203 г. [ref]ПСРЛ. М., 2001. Т. 1. Стб. 419; [Бережков, с. 87].[/ref] В 1201 г. Олег Святославич, став главой рода Ольговичей, унаследовал Чернигов. Вполне возможно, что Новгород-Северский при этом он уступил следующему брату – Всеволоду Чермному. Но после смерти Олега в 1204 г. этот удел, вероятнее всего, был передан Давиду Ольговичу – сыну и зятю бывших князей Новгород-Северских. Правда, в последний раз Давид упоминается еще 12 марта 1196 г., когда его «исѣкоша» в одной из междоусобных битв. [ref]ПСРЛ. Т. 2. Стб. 691; [Бережков, с. 207].[/ref] (очевидно, речь идет о тяжелых ранениях, иначе летописец прямо сообщил бы о гибели князя). Судя по тому, что в помяннике Давид Ольгович и его два брата записаны как «рядовые» князья, он не дождался своей очереди на черниговский стол, то есть умер не позже 1223 г., когда Чернигов унаследовал его младший двоюродный брат, Михаил Всеволодович. Мстислав-Феодор (род. 1193/1194) и Константин Давидовичи, которые по линии матери являлись внуками Игоря Святославича, княжили в Новгороде-Северском в первой половине – середине XIII в.
Судя по всему, еще одним сыном Давида Ольговича был Святослав, продолживший род князей Новгород-Северских. В ВПП, несколько ниже Мстислава-Феодора и Константина Давидовичей Новгородских, встречаем «Кн(з): С(вя)тослава Д(а)в(и)довича», а еще ниже – «Кн(з): Димитрїя Новгоро(д)ского прїємша Агг(є)лскїй обра(з), С(вя)тославля.
Кня(ж)ну Марїю.
Кн(з): Ивана Дмитровича Пєрєславского.
Кн(з) Василїєви Кн(я)гини Марїи». [ref]Поменник Введенської церкви… С. 18 (сохраняем разбивку оригинала на условные «абзацы», поскольку она имеет значение для правильного понимания текста). Отцом Святослава Давидовича мог быть как Давид Ольгович, так и, чисто теоретически, еще какой-то князь Давид (без отчества), записанный выше (Там же. С. 17), идентификация которого невозможна. Впрочем, учитывая отчество Дмитрия Новгородского «С(вя)тославля», его отца Святослава вполне логично признать сыном именно Давида Ольговича – тоже князя Новгород-Северского.[/ref] В сокращенном и дефектном списке ЛС Святослав Давидович пропущен. Также там не отмечены факт пострижения в монахи Дмитрия Новгородского и, что особенно важно, его отчество. Наконец, Мария в ЛС названа княгиней (не княжной), а вторая Мария – не Василиевой княгиней, а «Єго», то есть Ивана Дмитриевича. [ref]Синодик Любецкого Антониевского монастиря. Л. 19 об.[/ref] Исследователи XIX в., знавшие лишь текст ЛС, склонялись к мнению, что Дмитрий Новгородский был сыном Мстислава Давидовича [Квашнин-Самарин, с. 222; Зотов, с. 113] – как теперь выясняется, ошибочно. Святослав Давидович, вполне вероятно, тоже княжил в Новгороде-Северском после братьев Мстислава и Константина, где-то в середине XIII в. Нельзя исключать, что затем новгород-северский стол занимал еще Тимофей Константинович (поминается выше вместе с отцом, вероятно, только по крестильному имени). Впрочем, принять такие варианты можно лишь гипотетически, поскольку оба князя записаны без своих удельных прозваний. Дмитрий Святославич, постригшийся в монахи, наверняка был князем Новгород-Северским во второй половине XIII в.
Очень интересна запись в помяннике князя Ивана Дмитриевича Переяславского. В Северо-Восточной Руси действительно известен Иван Дмитриевич, князь Переяславля-Залесского, умерший в 1302 г. [ref]ПСРЛ. Т. 1. Стб. 486; [Бережков, с. 123].[/ref] Однако уже Р. В. Зотов отметил, что «весьма странно будет помещение его, не имевшего никакого отношения к Чернигову, в Синодике черниговских князей. Не упоминается ли в этой статье сын Димитрия новгород-северского (см. № 47)? Переяславским-же он мог называться по владению не Переяславлем Залесским, а Переяславлем Русским, ныне уездным городом Полтавской губернии. Как мы увидим ниже (см. статью № 50), в первой половине XIV столетия Киев принадлежал Ольговичам, почему и в Переяславле Русском мог сидеть в то время князь этой линии Рюриковичей, так как этот город в XIV столетии считался в числе киевских» [Зотов, с. 114]. Факт правления в Киеве где-то на рубеже XIII–XIV в. князя из Путивльской линии Ольговичей несомненен. Об этом свидетельствует запись в ВПП (а также утраченном Северском синодике): «Кн(з): Ивана Путивльско(го), Стр(ас)тотєрпца и чудово(р)ца оубитого о(т) тата(р) за хр(ис)тїяны.
Кн(з): Ивана. Володимєра Ивановича, и Сєстру єго Кн(я)гню Єлєну Кїєвского,
и Боярина Миха(и)ла Андрєєвича оупи(р)чка и С(ы)на Ивана Блуда.
Кн(з): Андрєя Вручского, и С(ы)на Кн(з): Василїя оубїєного в Путивли». [ref]31. Поменник Введенської церкви… С. 18. По свидетельству архиепископа Филарета (Гумилевского), в Северском синодике содержалась запись «кн. Іоанна Володимера Іоанновича кіевскаго и сестру его кн. Елену, кн. Андрея вручскаго и сына его кн. Василія убіеннаго въ Путивли» [Филарет, с. 43, примеч. 61].[/ref]
Мы не видим причин не согласиться с Р. В. Зотовым, признавшим Владимира-Ивана Ивановича Киевского сыном Ивана Путивльского (Страстотерпца), внуком Ивана Романовича Путивльского (или кого-то из его братьев), правнуком Романа Игоревича († 1211) [Зотов, с. 115–116, 103–104]. Из записи помянника следует, что представители Путивльской линии вокняжились не только в Киеве, но и в одном из киевских «пригородов» Вручем (совр. Овруч). Произойти это, разумеется, могло лишь по воле правителя Орды. [ref]В 1299г. даже митрополит Максим бежал из Киева, «не терпя Татарьско[го] насилья… и весь Києвъ розбѣжалъся» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 485; [Бережков, с. 122]). Е. В. Русина предполагает: «Возможно, воспользовавшись сложившейся ситуацией, путивльские князья именно в это время и утвердились в древней столице Руси» [Русина, с. 21, также с. 18]. Версия А. В. Кузьмина, по которой Владимир-Иван Иванович княжил в Киеве между 1352 и 1367 г., весомых оснований под собой не имеет (крайне сомнительный тезис о князе Федоре Киевском 1331 г. как брате Гедимина; признание реалистичности великого князя Михаила Ивановича Черниговского, упомянутого лишь в родословной Толстых конца XVI в. – см. об этом вопросе [Келембет, 2018а, с. 5–6]). Кузьмин считает князей Путивльских потомками не Романа Игоревича (как в предшествующей историографии), а Романа Михайловича Брянского (ум. после 1288) – хотя о принадлежности последнему южного Путивля ничего не известно. Волынская летопись прямо называет Михаила старшим сыном Романа Брянского (Галицько-Волинський літопис. С. 128), тогда как в черниговском помяннике Михаил записан третьим из путивльских Романовичей (Поменник Введенської церкви… С. 18; Синодик Любецкого Антониевского монастиря. Л. 19). Кроме того, Кузьмин «объединяет» в одно лицо князей Путивльских Ивана Романовича и его сына (?), Ивана Страстотерпца (отца Владимира-Ивана) [Кузьмин, 2005, с. 220–222].
Не менее экстравагантна версия Я. Кныша, основанная на выходной записи, помещенной на нижних полях первых листов рукописи конца XV – начала XVI в., содержащей текст Киево-Печерского патерика: «В 6825 (1317) / си / Патариць / при великомь / князе / списано / быста / книга / Иване Даниловиче / и митрополите / Петре / Кыевскіихъ». Я. Кныш полагает, что Иван Данилович был сыном (неизвестным по другим источникам) луцкого княжича Даниила Мстиславича (упоминается в 1280 г.), который «княжил в Киеве как наместник короля Юрия Львовича». А Иван-Владимир Иванович Путивльский будто бы сидел в Киеве уже после 1317 г. – «как служебный князь Льва Юрьевича» (Галицкого) [Книш, с. 263–268]. Эта версия сама по себе крайне малоубедительна, как и общий тезис о вхождении Киева в конце XIII – начале XIV в. в состав Галицко-Волынского государства. Но главное: Е. Л. Конявская доказала, что «выходная запись 1317 г.» является фальсификацией, приписанной в рукописи поздним почерком, не ранее XVII в. Источником же фальсификации, очевидно, было вымышленное сообщение Густынской летописи (компиляции XVII в.) о том, что в 1305 г. в Киеве вокняжился Иван Данилович Калита [Конявская, с. 32–33]. (Благодарю Е. Л. Конявскую за указание на статью, в которой рассмотрен данный вопрос).[/ref] А следовательно, нет ничего удивительного в том, что ордынский хан (Тохта?), передав Киев князьям Путивльским, примерно тогда же отдал левобережный Переяславль другому представителю черниговских Ольговичей – князю Новгород-Северскому. Судя по всему, таковым и был Иван Дмитриевич, записанный в помяннике князей Черниговских со своим более «престижным» титулом. Время его княжения не представляется возможным определить более точно, чем конец XIII – начало XIV в. Стоит отметить, что вывод о существовании Новгород-Северского удела в середине – второй половине XIII в. вполне соотносится и с данными археологии. Согласно последним, Новгород-Северский, хотя и пострадал во время монгольского нашествия осенью 1239 г. (по крайней мере, были сожжены его окрестности [Черненко, с.19–20]), после этого вовсе не пришел в состояние запустения. Археологические находки свидетельствуют, что жизнь продолжилась и в детинце, и на посаде города [Кедун].
Согласно официальной Хронике Великого княжества Литовского и Жмойтского (Расширенному, или Второму, летописному своду ВКЛ), написанной в 1510‑х годах [Ясас, с. 209, 212, 220], последним князем Переяславльским был Олег, погибший в битве с великим князем Литовским Гедимином. Речь идет об известном рассказе о завоевании Гедимином Волынской и Киевской земель. Сначала он якобы разгромил и убил князя Владимира Владимирского, после чего овладел г. Владимиром и остальной Волынью, где посадил своих наместников; князь же Лев Луцкий бежал к своему зятю, Роману Брянскому. В следующем году Гедимин, выступив на Киев, на р. Ирпени под Белгородом разгромил коалицию русских князей: Станислава Киевского, Олега Переяславльского, Романа Брянского и Льва Луцкого. Лев и Олег в этой битве были убиты, а Станислав и Роман бежали в Брянск. После месячной осады Гедимину сдался Киев, затем киевские «пригородки» и, наконец, Переяславль. «И князь великии Кгиндимин, узявшы Киев и Переяславль и вси тыи вышеиреченныи пригородки, и посадил на них князя Миндовгова сына Олкгимонта, великого князя Олшанского». Что касается Станислава Киевского, бежавшего в Брянск, то его судьба сложилась неплохо: «прислал ему князь резанскии Иван, будучи у старости своеи, просячи его, абы до него ехал и дочку у него понял, именем Олгу, бо сына не мел, толко одну дочку, и по смерти его, абы был великим князем резанским. И князь Станислав до него ехал, и дочку у него понял, и по смерти его был великим князем резанским». [ref]ПСРЛ. М., 1980. Т. 35. С. 95 (Летопись Археологического общества), 152 (Летопись Рачинского), 179–180 (Ольшевская летопись), 200 (Румянцевская летопись), 221 (Евреиновская летопись). Тот же рассказ помещен и в так называемой Хронике Быховца (Третьем летописном своде ВКЛ), составленном в 1520‑х годах (ПСРЛ. М., 1975. Т. 32. С. 136–137).[/ref] Вымышленность этого рассказа, в основном, была доказана еще во второй половине XIX в., а затем и современными исследователями (см. особенно: [Русина, с. 41–53 (тут же историография вопроса); Чамярыцкі, с. 53–62]). Однако в литературе имеется и точка зрения, согласно которой в основе рассказа лежали реальные исторические факты. Касательно нашей темы, еще Н. Д. Квашнин-Самарин писал: «То, что брат (? – С. К.) последнего Киевского Князя (Станислава. – С. К.) назывался Олегом, дает повод заключить, что и эти Князья были Ольговичи и, по всему вероятно, потомки Владимира Ивановича. Известно, что Мономаховичи гнушались этим вражьим именем, так как во всем их племени буквально не было ни одного Олега» [Квашнин-Самарин, с. 224]. В наше время Л. В. Войтович считает Станислава-Терентия (!) [ref]Князь Терентий упоминается в работе архиепископа Филарета (Гумилевского), который в примечании к имени князя Ивана Путивльского отметил: «в кіевскомъ (синодике. – С. К.) послѣ кн. Іоанна и Маріи – “Терентій, Андрей, Феодоръ, Іоаннъ”» [Филарет, с. 43, примеч. 61]. Однако «киевский синодик» Филарета – это не что иное, как короткий конспект (одни имена) того же ВПП, сделанный в XIX в. для графа Румянцева, «в списке Румянцева № 387» [Филарет, с. 35, примеч. 19, с. 39, примеч. 34; Востоков, с. 573, 579]. В указанном фрагменте оригинального ВПП, «послѣ кн. Іоанна и Маріи», встречаем какого-то «Кн(з): Тєрєтєрєєви, оставившєму бє(з)законную вѣру, и возлюбившєму правовѣрную х(ристо)ву вѣру» (Поменник Введенської церкви… С. 18). Отсюда совершенно ясно, что загадочный «Терентій» появился лишь под пером писаря XIX в., который «прочитал» таким образом тюркское (половецкое) родоплеменное имя «Теретерий» (из этого половецкого рода, между прочим, происходила царская династия Тертеры (Тертеровци), правившая в Болгарии в 1280–1323 г.). [/ref] Киевского братом Владимира-Ивана Ивановича, а Олега Переяславльского – братом Ивана Дмитриевича из Новгород-Северской ветви [Войтович, с. 415, 416]. Это вынуждает нас остановиться на вопросе о достоверности рассказа Хроники Литовской и Жмойтской более подробно.
«Факты», изложенные в рассказе о походах Гедимина на Русь, противоречат общеизвестным историческим реалиям первой половины XIV в. Прежде всего, Галицко-Волынское княжество, со столицей во Владимире, вплоть до 1340 г. существовало как полностью независимое от Литвы государство. Никакого князя Владимира Владимирского в этот период не существовало. Правда, еще в середине XIX в. К. Стадницкий предположил, будто бы Владимир – это второе имя Андрея Юрьевича, князя Владимирского († 1323) [Stadnicki, s. 20 и вклейка между s. 4 и 5], известного по нескольким латиноязычным актам (где его «основное» русское имя, чисто теоретически, могло быть и пропущено). Однако такая версия вряд ли имеет право на существование после того, как была опубликована копия (1462 г.) записи в рукописи, датированной 21 мая 1321г.: «Въ лѣто 6[8]29 при благовѣрнѣмъ князи галицкумъ Илвѣ и Андрѣи, при воеводѣ коломыискумъ Ходку стулника Илвова…». [ref]Соболевский А. Русское известие о последних галицких Рюриковичах // Сборник статей в честь Матвея Кузьмича Любавского. Петроград, 1917. С. 214–215. [/ref] Упомянутый здесь Андрей – это, несомненно, Андрей Юрьевич Владимирский, старший брат Льва II Галицкого. Если бы Андрей носил еще второе, «княжеское» имя Владимира, то в кирилличном тексте, по общедревнерусской традиции, оно однозначно имело бы приоритет перед именем крестильным. Наконец, в записи 1321 г. Лев II конкретно назван князем Галицким, а не Луцким (как в Хронике). В состав его княжества, кроме Галича и Коломыи, входила еще и Перемышльская земля: об этом свидетельствует акт Юрия II Тройденовича (1323–1340), которым тот подтверждал пожалование своего дяди по матери, князя Льва («avinculus meus Leo dux»), на владения в указанном регионе. [ref]Латинский перевод этого акта с русского оригинала сохранился в составе Коронной метрики, см.: Tęgowski J. Okoliczności wstąpienia na tron halicko-wołyński Piasta mazowieckiego Bolesława Trojdenowicza (nieznane dokumenty ruskie z XIV wieku). Dodatek żródłowy // Studia Podlaskie. Białystok, 2009/2010. T. XVIII. S. 325, nr I (упоминание о других пожалованиях Льва II в Перемышльской земле см. на s. 315).[/ref]
Имена почти всех князей, которые фигурируют в рассказе Хроники Литовской и Жмойтской о походах Гедимина на Русь, находят параллели в заключительной части Галицко-Волынской летописи, где речь идет о событиях 70–80‑х годов XIII в. «Прототипом» Владимира Владимирского явно был Владимир Василькович, князь Владимиро-Волынский († 1288); Льва Луцкого – Лев Данилович, князь Галицкий; [ref]Именно так интуитивно считал уже автор Густынской летописи – компиляции XVII в.: здесь сообщается, что в 1304 (!) г. «Гедиминъ, князь Литовский, порази Лъва Даниловича Луцкого и Володымера Василковича Волынского, и самого уби, и Володымеръ градъ възятъ», а в следующем 1305 г. разбил Станислава Киевского, Льва Луцкого, Романа Брянского и захватил Киев (ПСРЛ. СПб., 2003. Т. 40. С. 128).[/ref] Романа Брянского и Олега Переяславльского – Роман Брянский и его сын Олег (упоминаются в 1275 г.). Из Галицко-Волынской летописи, очевидно, заимствовано и имя Миндовга (Литовского) – якобы отца Ольгимунта Гольшанского, первого наместника Гедимина в покоренном Киеве. Единственный реальный персонаж 1320‑х годов – это князь Иван (Ярославич) Рязанский († 1327). Однако сообщение Хроники о том, будто наследником Ивана в Рязани стал бывший князь Киевский Станислав – это уже полнейшая выдумка: хорошо известно, что после Ивана Ярославича в Рязани княжил его сын, Иван Коротопол († 1343). [ref]ПСРЛ. Т. 25. С. 168, 172, 175.
[/ref]
Остаются еще два персонажа: Станислав Киевский и Ольгимунт Гольшанский. Имя последнего позволяет выяснить, в каких именно аристократических кругах ВКЛ возник весь рассказ Хроники. Е. В. Русина, развивая мысль М. С. Грушевского, отмечает: «На сегодня исследователи белорусско-литовских летописей убедительно доказали, что их широкая редакция сложилась в кругах, непосредственно связанных с семьей Гольшанских, история которой тесно переплелась с историей Киевской земли… отсюда и стремление возвысить свой статус при помощи генеалогической легенды, в которой киевским князем с начала литовского господства выступает их предок. …Что же касается Станислава, то, очевидно, это достаточно редкое для восточнославянского ономастикона имя не является лишь вымыслом анонимного белорусско-литовского книжника, как считал О. Прицак; в нем, скорее, угадывается перекрученное имя брата Льва Даниловича – Мстислава… Итак, неизвестным нам книжником все эти вполне исторические личности были превращены в современников и противников Гедимина, а их родственная солидарность (Владимир Василькович приходился Даниловичам двоюродным братом, а его женой была дочь Романа Брянского), которая хорошо прослеживается по летописному материалу, – в совместные действия в борьбе с великим князем литовским» [Русина, с. 52–53]. Тем не менее аргументы Е. В. Русиной не убедили Л. В. Войтовича, который категорично утверждает: «Все сомнения относительно существования Станислава безосновательны. Сам князь записан в перечне “ктиторов и опекунов монастыря Печерского” А. Кальнофойского, а его сын – в Любецком помяннике. Такие тройные совпадения просто исключены. ... Если существование князя Станислава несомненно – отпадают основания для сомнений в существовании князя Олега» [Войтович, с. 415–416].
В сочинении Афанасия Кальнофойского, в конце раздела «Патроны светские места святого Печерского светлейшие князья Киевские», упомянуты следующие лица:
«Михаил Великий Князь Черниговский.
Сенатор того же Князя Феодор.
Мстислав Князь.
Евстафий Князь.
Станислав Князь.
Иван (Jan) Васильевич, Царь (Car) великий, Князь Московский и всей Руси; а в монашестве… Иона.
Иван сын Ионы монаха, Царь (! – С. К.), Великий Князь Московский и всей Руси». [ref]Kalnofoyski Athanasius. TEPATOYPГНMA lubo CUDA ktore były tak w samym swietocudotwornym monastyru Pieczarskim Kiіowskim… Z Drukarni Kiіowopieczarskiey, Roku P. 1638. S. 58–59.[/ref]
Интересующий нас фрагмент А. Кальнофойский действительно заимствовал из монастырского помянника. А именно, в ВПП содержится раздел «Поминанїє Вєликих Кн(я)зєй Чєрнѣго(в)ски(х) Бл(а)жє(н)ны(х) Ктїторов С(вя)тыя Обитєли Ца(р)скїя Кїєво Пєчєрскїя».
В его начале записаны такие имена:
«Вєли(к): Кн(з): Мстислава, Нарєчєнного Константина.
Кн(з): Евстафія:
Кн(з): Станислава:
Кн(з): С(вя)тослава:» (далее еще 7 лиц, в Чернигове никогда не княживших). [ref]Поменник Введенської церкви… С. 31.[/ref]
Похожий раздел содержался в синодике Киево-Николаевского монастыря: «(Родъ) велики(х) кн(я)зей Черниговски(х), кн(я)зя Мстислава, кн(я)зя Еvстафія, кн(я)зя Михаила, Болярина Феодора, кн(я)зя Станислава, кн(я)зя Святослава…». [ref]Востоков А. Описание русских и словенских рукописей Румянцевского музеума. С. 578.[/ref]
Совершенно очевидно, что здесь имеются в виду: первый князь Черниговский (из династии Рюриковичей) Мстислав Владимирович († 1036), его сын Евстафий († 1033), [ref]ПСРЛ. Т. 1. Стб. 150.[/ref] а также младшие братья Мстислава – Станислав и Святослав Владимировичи, имена которых наверняка были заимствованы из летописи. Таким образом, у А. Кальнофойского между Михаилом Черниговским и Иваном Грозным записаны вовсе не киевские князья первой половины XIV в. (таковыми Л. Войтович считает Евстафия и Станислава), а два сына Владимира Великого.
Что касается поминовения князя Ивана Станиславича в ЛС, то этот аргумент в пользу существования Станислава Киевского должен отпасть после публикации (в 2007 г.) Введенско-Печерского помянника – более древнего, точного и полного, чем любецкая рукопись. Если в ЛС запись «Кн(з) Иоана станѣславича» помещена сразу после князя Семена Крошинского, [ref]Синодик Любецкого Антониевского монастыря. Л. 20 об.[/ref] то в ВПП после указанного Семена встречаем еще князя Романа и княгиню Евпраксию «Кн(з): Ивановы, си(т)славича». [ref]Поменник Введенської церкви... С. 19.[/ref] Наверняка речь идет о жене или дочери «Кн(з): Ивана С(вя)тославича», который записан в ВПП несколько выше, среди князей второй половины XIV – начала XV в., [ref]Там же. С. 18.[/ref] а в ЛС пропущен. Принимая во внимание уникальное сочетание имени и отчества, вряд ли могут быть сомнения, что здесь имеется в виду князь Иван Святославич Смоленский, упоминающийся в ВКЛ на протяжении 1403–1422 г. (о нем см.: [Кузьмин, 2014, с. 155–156]). Как видим, князь Иван Станиславич в ЛС появился вследствие ошибки переписчика XVIII в. А следовательно, никаких сколько-нибудь убедительных доказательств в пользу существования Станислава Киевского и вообще достоверности рассказа о походах Гедимина не существует.
Все эти наблюдения вполне согласуются и с характером сочинения 1510‑х годов, в котором впервые появился рассказ о походах Гедимина, – Хроники Великого княжества Литовского и Жмойтского. По словам видного исследователя литовско-русских (белорусских) летописей, В. А. Чамярыцкого, она была написана «с чрезвычайно широким, как никогда ранее в белорусско-литовском летописании, смелым использованием литературного вымысла. Без этого никак нельзя было обойтись, ибо легенду надо было наполнить, так сказать, плотью и кровью»; «Стремясь возвысить собственно Литву, показать ее прошлое в наиболее привлекательном виде, но не имея достаточно письменных и устных источников о далеком прошлом своей страны, литовский хронист так или иначе фальсифицировал историю. Ценные же известия Галицко-Волынской летописи он использовал очень произвольно, ибо они, видимо, ни хронологически, ни по содержанию несовсем подходили для его исторической концепции. Поэтому данный им очерк происхождения литовских князей и ранней истории Великого Княжества Литовского не имеет ничего общего с действительностью и требует строгого критического подхода» [Чамярыцкі, с. 55, 57]. «В Хронике проводится идея преобладания собственно Литвы над славянской Русью и принципиально другая, чем в Белорусско-литовской летописи 1446 г., историческая концепция. Хронист видел в истории Великого Княжества Литовского только историю собственно Литвы, а само государство не литовско-славянским, а исключительно литовским по своему национальному характеру. Даже в официальном названии он слово “Русское” заменил на “Жмойтское”»; «Так, легендарная, выдуманная история Литвы от Палемона до Гедимина, собственно “Хроника Великого Княжества Литовского и Жмойтского”, фактически является не историографическим, а литературно-публицистическим произведением» [Чамярыцкі, с. 57–58, 61].
Подводя итог сказанному, следует однозначно констатировать: никакого князя Олега Переяславльского, происходившего из Новгород-Северской ветви черниговских Ольговичей (как и Станислава Киевского из Путивльской ветви), никогда не существовало.
В заключение приводим список князей, правивших в Новгороде-Северском с 1198 г. по рубеж XIII–XIV в.:
Олег-Константин Святославич (1198–1201);
? Всеволод-Даниил Святославич Чермный (1201–1204);
? Давид Ольгович (1204 – не позже 1223);
Мстислав-Феодор Давидович (первая половина – середина XIII в.);
Константин Давидович (середина XIII в.);
? Святослав Давидович (середина XIII в.);
? Тимофей Константинович (вторая половина XIII в.);
Дмитрий Святославич (вторая половина XIII в.);
Иван Дмитриевич, также князь Переяславльский (конец XIII – начало XIV в.).
Литература
Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963.
Войтович Л. Княжа доба: портрети еліти. Біла Церква, 2006.
Востоков А. [Х.] Описание русских и словенских рукописей Румянцевского музеума. СПб., 1842.
Горский А. А. Русские земли в XIII–XIV веках: пути политического развития. СПб., 2016.
Грушевський М. Історія України-Руси. К., 1993. Т. IV.
Зотов Р. В. О Черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. СПб., 1892.
Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1842. Кн. I. Т. III. Примечания.
Квашнин-Самарин Н. По поводу Любецкого синодика // ЧОИДР. 1873. Кн. IV. М., 1874.
С. 213–226.
Кедун І. С. Післямонгольський Новгород-Сіверський за матеріалами археологічних досліджень // Література та культура Полісся. Серія: Історичні науки. 2015. Вип. 79. С. 3–8.
Келембет С. Рюрик-Костянтин Ольгович – загадковий чернігівський князь XIII століття // Сіверянський літопис. 2012. № 1–2. С. 3–10.
Келембет С. Пом’янники (синодики) князів Чернігівської землі як історичне джерело // Сіверянський літопис. 2016. № 6. С. 19–37.
Келембет С. Олег-Павло Ігоревич, князь Курський та великий князь Чернігівський // Сіверянський літопис. 2017. № 4. С. 3–13.
Келембет С. Н. Великие князья Черниговские: монгольский период (1246–1372 гг.) // Studia historica Europae Orientalis. Исследования по истории Восточной Европы. Минск, 2018. Вып. 11. С. 72–113.
Келембет С. Чернігівські бояри монгольського періоду // Сіверянський літопис. – 2018. – № 3. С. 3–9.
Книш Я. Невідомий київський князь першої чверті XIV століття // Княжа доба: історія і культура. Львів, 2012. Вип. 6. С. 261–268.
Конявская Е. Л. Древнейшие редакции Киево-Печерского патерика // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2006. № 1 (23). С. 32–45.
Котляр М. Ф. Загадковий Ізяслав з Галицько-Волинського літопису // Український історичний журнал. 1991. № 10. С. 95–102.
Кузьмин А. В. Источники XVI–XVII вв. о происхождении киевского и путивльского князя Владимира Ивановича // Восточная Европа в древности и средневековье. Проблемы источниковедения. XVII Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР В. Т. Пашуто. IV Чтения памяти доктора исторических наук А. А. Зимина. М., 2005. Ч. 2. С. 220–223.
Кузьмин А. В. На пути в Москву. Очерки генеалогии военно-служилой знати Северо-Восточной Руси в XIII – середине XV в. М., 2014. Т. 1.
Русина О. Студії з історії Києва та Київської землі. К., 2005.
Семянчук Г., Шаланда А. Да пытання аб пачатках Вялікага княства Літоўскага ў сярэдзіне ХІІІ ст. (яшчэ адна версія канструявання мінуўшчыны) // Białoruskie Zeszyty Historyczne. Białystok, 1999. Nr 11. S. 18–44.
[Филарет, архиепископ Черниговский]. Историко-статистическое описание Черниговской епархии. Чернигов, 1874. Кн. V.
Чамярыцкі В. А. Жывыя сведкі далёкай мінуўшчыны // Летапісы і хронікі Вялікаго княства Літоўскаго XV–XVII стст. Мінск, 2015. С. 4–77.
Черненко О. Є. Жіночі ювелірні прикраси з розкопок «княжого терему» в Новгород-Сіверському // Сумська старовина. 2011. № XXXIII–XXXIV. С. 19–26.
Ясас Р. Хроніка Быхаўца і яе паходжанне // Беларускі гістарычны агляд. 2017. Снежань. Т. 24. Сшыткі 1–2 (46–47). С. 183–220.
Stadnicki K. Synowie Gedymina. Lwów, 1853. Т. 2.