Опубликовано: Проблемы дипломатики, кодикологии и актовой археографии: Материалы XXIV Междунар. науч. конф. Москва, 2–3 февр.2012 г. / редкол.: Ю.Э. Шустова (отв. ред.) и др.; Рос. гос. гуманитар. ун‑т, Ист.-арх. ин‑т, Высшая школа источниковедения, спец. и вспомогат. ист. дисциплин; Рос. акад. наук, ФГБУН ИВИ РАН, Археогр. комиссия. М.: РГГУ, 2012. 548 с., с.106–113.
Последняя по времени публикация московско-рязанского докончания 1381 г. (Кучкин В.А. Договорные грамоты московских князей XIV в.: внешнеполитические договоры. М., 2003. С. 335–348) является весомым аргументом против упрощенной передачи текста при публикации средневековых источников и позволяет предложить новое прочтение хорошо известной в историографии грамоты.
Согласно этому докончанию московский великий князь Дмитрий Иванович Донской отказывался от территорий среднего правобережья Оки (в современной Тульской области), «что доселе потягло къ Москве», в пользу рязанского великого князя Олега Ивановича. Интересующий нас фрагмент, начиная с первой публикации в «Древней российской вивлиофике» и заканчивая «Духовными и договорными грамотами», выглядел так: «А что на рязанской стороне за Окою, что доселе потягло к Москве, поченъ Лопастна, уездъ Мьстиславль, Жадене городище, Жадемль, Дубок, Броднич с месты, как ся отступили князи торуские Федору Святославичу, те места к Рязани». Это – вариант, полученный после редакторской правки. Новая публикация позволяет выявить изначальный текст, написанный писцом: «...как ся отступил кн(я)зь торускии Федоръ Святославич».
В слове «кн(я)зь» буква «ъ» была исправлена на «и», в слове «торускіи» буква «и» – на «є», в слове «Өедоръ» буква «ер» – на «ук». Сам автор публикации придерживается традиционного варианта прочтения (т.е. варианта редактора) и дает ему исчерпывающе скрупулезный комментарий. Оно действительно нуждается в пояснении: неясно, кто такой Федор Святославич, отчего это лицо, именованное в соответствии с княжеским ономастиконом, не титулуется князем и, наконец, неясен причудливый переход права собственности на упомянутые в докончании территории (по версии В.А. Кучкина: рязанские князья – московские князья – тарусские князья – Федор Святославич – Дмитрий Иванович Донской – Олег Иванович Рязанский).
Федор Святославич определяется как князь вяземский и дорогобужский из рода смоленских князей, на некоторое время – тесть московского великого князя Симеона Гордого. Симеон женился на его дочери Евпраксии в 1345 г. Однако «великую княгиню на свадьбе испортили – ляжет с ней великий князь – и она ему покажется мертвец». В.А. Кучкин интерпретирует это показание родословцев без всякой мистики: по его мнению, великую княгиню Евпраксию отличал низкий уровень темперамента. По свидетельству родословных книг, великий князь Федора Святославича «перезвал себе, а дал ему в вотчину Волок со всем». Туда же в 1346 г. и была отослана великая княгиня. Без сомнения, к этому вяземско-дорогубужскому князю относятся сведения московско-литовских докончаний 1449 и 1494 гг. Здесь «кн(я)жа Федорова места Святославичь», расположенные на московско-литовском порубежье в Смоленской земле, определяются как вотчина московского великого князя и упоминаются в одном ряду с владениями других представителей младших линий смоленского княжеского дома – Хлепенскими, Фоминскими (Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. М.; Л., 1950 (далее – ДДГ. С. 162, 330). Никаких иных доводов, кроме совпадения имен для утверждений о тождественности двух Федоров Святославичей нет. Отсутствие княжеского титула при имени Федора Святославича В.А. Кучкин объясняет его переходом на службу великому князю, что в XIV в. лишало княжеского титула (Кучкин В.А. Договорные грамоты... С. 256, 260). Это суждение представляется излишне категоричным. Другие князья, служившие московскому великому князю в XIV в., – тарусские, белозерские, угличские, ярославские, дорогобужские – благополучно сохранили свой титул.
«Причины уступки тарусскими князьями названных земель бывшему вяземско-дорогобужскому князю», согласно В.А. Кучкину, «можно понять». Однако автор не вполне ясно объяснил – как именно. По его мнению, названные земли были захвачены московскими князьями у Рязани, переданы тарусским князьям в качестве вознаграждения за некоторые услуги, а затем те уступили эти земли московской креатуре Федору Святославичу, поскольку «такие не принадлежавшие к исконной вотчине земли легче отчуждались» (Там же. С. 256–257). Благодарность великого московского князя тарусским князьям, выразившаяся в конечном итоге в конфискации части их вотчин, выглядит странно. Таким образом, удовлетворительного объяснения «темных мест» московско-рязанского докончания 1381 г. его традиционное, согласно варианту редактора, чтение не дает.
Писцом и редактором документа, судя по всему, выступали разные лица. Вопреки наблюдениям публикатора, исправления сделаны более темными чернилами, с большим нажимом пера, буквы более крупны. Кроме того, текст редактора отличают и орфографические особенности. Якорная «є» (эта буква перешла в последующие докончания 1402, 1434 и 1447 гг., но не была воспроизведена ни в предшествующих публикациях – Древняя российская вивлиофика. 2‑е изд. М., 1788. Ч. 1. С. 92; Собрание государственных грамот и договоров. М., 1813. Ч. 1. № 32. С. 54; Савельев-Ростиславич Н.В. Дмитрий Иванович Донской, первоначальник русской славы. М., 1837; Лазаревский А.М., Утин Б.И. Собрание южных памятников. СПб., 1859. С. 96–99; Хрестоматия по русской истории / Сост. Н.[Я.] Аристов. Варшава, 1870. С. 1193–1196; Фарфоровский С.В. Источники русского права. СПб., 1913. С. 279–280, – ни в публикации В.А. Кучкина) не встречается в основном тексте документа. Писец не сокращал после выносной иных букв, кроме «о/ъ» и «е/ь». Редактор же допускал сокращение после выносной букв «и», «у/ю». Различные чтения писцом и редактором букв «ерь»/«иже», «ер»/«ук» могут быть объяснены палеографически. Стертая или поврежденная горизонталь полууставного «ерь» могла привести к чтению ее в качестве «иже». Слегка продолженная за пределы вертикали петля в букве «ер» делала ее похожей на «ук». Такого же рода путаница букв «ерь»/«ук» привела к появлению «кн(я)зеи торьских» в докончании Василия I с рязанским князем Федором Ольговичем (ДДГ. № 19. С. 55).
Строка, содержащая рассматриваемый текст, 12‑я из 36-ти. Можно предположить, что копировавшийся писцом документ (рязанский противень договора 1382 г., хранившийся в московском великокняжеском архиве) был сложен втрое, причем буквы на сгибе повредились. Вероятно, дефектный текст оригинала повлиял и на текст последующих московско-рязанских докончаний. Особенно это заметно в договоре 1402 г. (дошел в списке XV в.), где в интересующем нас фрагменте читается неприемлемая с точки зрения грамматики фраза: «как ся отступили кн(я)зи торусскиє Федоръ Славич» (ДДГ. С. 53). Возможно, оригинал документа на момент копирования уже был поновлен – это может объяснить воспроизведение якорной «є» в последующих докончаниях, явно зависимых от докончания 1381 г.
Вариант писца «уездъ Мьстиславль... как ся отступил кн(я)зь торускии Федоръ Святославич» также требует комментария. Понимать слово «уезд» в узком смысле, как наименование территориально-административной единицы, для XIV в. было бы неправильно. С.М. Каштанов, специально исследовавший значение этого термина в актах XIV–XVI вв., зафиксировал его употребление в значениях «разъезд, размежевание» (т.е., скорее, речь идет о действии, а не о территории) и как синоним «удела», земельного владения. К концу XIV в. появляются «уезды» нового типа, определяемые как округа крупных городских центров [Каштанов С.М. Из истории русского средневекового источника (Акты X–XVI вв.). М., 1996. С. 102–107; см. также: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1912. Т. 3. Стб. 1346–1347].
Соответственно и «Мстиславль» следует трактовать не как топоним, а как указание на владельческую принадлежность «уезда», притяжательное от имени Мстислав (из подобных прилагательных образованы топонимы Глебль, Переяславль, Рославль, Хотмышль и т.п.). Полными аналогами выражения «уездъ Мьстиславль» являются: «уєздъ княж» уставной грамоты смоленского князя Ростислава Мстиславича 1150 г. (Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. М., 1976. С. 143), «оуездъ о[т]ца своего» духовной грамоты в. кн. Ивана Ивановича (ок. 1358 г.; ДДГ. № 4. С. 18), «княгининъ оуездъ Оульянинъ» докончания Василия I с Владимиром Андреевичем Серпуховским (ок. 1390 г.; ДДГ. № 13. С. 37). Наблюдения С.М. Каштанова дали ему основания предположить, что «упоминание подобного рода “уездов” свидетельствует, вероятно, о предшествующих разделах и выделах округов в другое владение» (Каштанов С.М. Из истории русского средневекового источника... С. 105).
Возможно, тарусский князь Федор Святославич «отступился» от четырех волостей в пользу некоего князя Мстислава, что и составило его «уезд». Такое прочтение позволяет вернуться к сопоставлению докончания 1382 г. с памятниками Куликовского цикла. Можно предположить, что Федор Святославич и Мстислав докончания 1381 г. – это те самые князья, которые, согласно Пространной повести о Куликовской битве, пали на Мамаевом побоище в 1380 г. (оба упомянуты без отчества: «князь Федор Торусьскыи, брат его Мстислав»). Тогда переход прав на уезд Мстиславль выглядит вполне логичным; его объяснение не требует столь тяжеловесных и шатких построений, как традиционное чтение. Тарусский князь Федор Святославич «отступился» от восточной части своего княжества в пользу брата Мстислава. После гибели обоих братьев на Куликове поле «уезд» Мстислава оказался выморочным и его судьбой смог распоряжаться московский великий князь. Вероятно, именно на выморочную часть Тарусского княжества, предположительно – вотчину князя Федора Святославича – в 1391 г. великий князь Василий Дмитриевич получил ханский ярлык (ПСРЛ. Т. 8. С. 62). На другую часть Тарусского княжества местные князья сохраняли суверенные права до начала XVI в.
Сопоставить Повесть о Куликовской битве с докончанием 1381 г. пытался И.Б. Греков. Однако он опирался лишь на некорректную цитату («как ся отступил князи торусские Федору Святославич») [Греков И.Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды (на рубеже XIV–XV вв.). М., 1975. С. 446] и, по предположению М.А. Салминой, на указатель личных имен к «Духовным и договорным грамотам». Явная ошибка И.Б. Грекова позволила Салминой говорить о «мифическом Федоре Тарусском XIV века, появившемся на наших глазах в результате невнимательного прочтения И.Б. Грековым текста “докончальной” грамоты 1382 г.» (Салмина М.А. Еще раз о датировке «Летописной повести» о Куликовской битве // ТОДРЛ. Л., 1977. Т. 32. С. 38). Вывод М.А. Салминой представляется поспешным: был ли князь Федор Святославич лицом, отказавшимся от части тарусских земель, или тем лицом, что их получило, – он одинаково мог титуловаться «тарусским» в актовых и повествовательных источниках и, несомненно, был реальной, а не мифической фигурой.
Реальность Федора Тарусского XIV в. не устраивала М.А. Салмину оттого, что не вписывалась в ее гипотезу об отражении в Повести о Куликовской битве реалий феодальной войны XV в. Она считала, что Пространная редакция могла возникнуть не ранее 1437 г., когда в битве под Белевым пал некий князь Федор Тарусский. Именно он и был, по мысли Салминой, увековечен в Летописной повести (Салмина М.А. «Летописная повесть» о Куликовской битве и «Задонщина» // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.; Л., 1966. С. 344–384), что дает как дату этого произведения, так и летописного свода, в котором она помещалась — протографа Новгородской IV и Софийской I летописей. В этой гипотезе, как было отмечено И.Б. Грековым, недостает главного – доказательств того, что в роду тарусских князей был только один-единственный князь Федор: «Существование в Тарусе князя Федора в 30‑е гг. XV в. отнюдь не исключало существования там князя с таким же именем в 70‑е гг. XIV в.». (Греков И.Б. Восточная Европа... С. 444). Равно справедливо и допущение В.А. Кучкина о «существовании в 1380 г. и в 1447 г. двух Федоров Тарусских, например, деда и внука» (Памятники Куликовского цикла. СПб., 1998. С. 59; см. также: Горский А.А. К вопросу о составе русского войска на Куликове поле // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2001. № 4 (6). С. 8, примеч. 46). Построения М.А. Салминой были также оспорены А.Г. Бобровым (Бобров А.Г. Из истории летописания первой половины XV в. // ТОДРЛ. 1993. Т. 46. С. 8–9), Б.М. Клоссом (Клосс Б.М. Избранные труды. М., 1998. Т. 1: Житие Сергия Радонежского. С. 112–117) и другими авторами, из которых наиболее последовательным критиком М.А. Салминой выступил С.Н. Азбелев. А.Г. Бобров предложил датировать летописный свод, к которому восходят Новгородская IV и Софийская I летописи, т.е. и Пространную редакцию Летописной повести с известием о гибели Федора и Мстислава, 1418 г.; Б.М. Клосс – 1412–1419 гг. Нужно отметить существование достаточно аргументированной гипотезы о возникновении Пространной редакции уже в конце XIV в. и ее бытовании вне летописных сводов [Шахматов А.А. Отзыв о сочинении С.К. Шамбинаго «Повести о Мамаевом побоище» // Отчет о двенадцатом присуждении имп. Академиею наук премий митрополита Макария в 1907 году. СПб., 1910. С. 121; Греков И.Б. Восточная Европа... С. 329–334; Азбелев С.Н. Об устных источниках летописных текстов (на материале Куликовского цикла) // Летописи и хроники, 1976. М., 1976. С. 81–88; Он же. К вопросу об устном оригинале летописной повести о Куликовской битве // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2005. № 4 (22). С. 50–79].
В список погибших в Куликовской битве действительно было внесено несколько имен лиц, погибших незадолго до нее, – Дмитрия Минича (ум. 1368), Дмитрия Монастырева (ум. 1378). Но М.А. Салмина предлагала поверить в то, что смерть князя Федора Тарусского была отнесена его современником – составителем Повести на 60–70 лет назад. Это предположение С.Н. Азбелев посчитал маловероятным (Азбелев С.Н. Повесть о Куликовской битве в Новгородской летописи Дубровского // Летописи и хроники: Сб. ст., 1973. М., 1974. С. 172). В самом деле, в этом случае целеполагание автора Повести становится совершенно непонятным. На какую реакцию современных ему читателей, из которых многие могли лично знать тарусского князя Федора и обстоятельства его недавней гибели, мог рассчитывать автор Повести? Гипотеза М.А. Салминой полностью обходит молчанием фигуру князя Мстислава, брата Федора Тарусского. Гибель Мстислава на Куликове поле – уникальное известие Повести, которое не могло быть заимствовано ни из одного ее источника, предполагаемого исследователями.
В отдельных списках брат князя Федора Тарусского именуется двойным именем, Иван Мстислав. В этом видно влияние на текст Повести либо разряда Тверского похода Дмитрия Донского 1375 г., где в числе участников значился тарусский князь Иван Константинович, либо фрагмента той же Повести об уряжении полков. Это же влияние усматривается и в Любецком синодике (рукопись XVIII в.), где поминали «князя Иоанна Мстислава, княгиню его Анастасию» (Зотов Р.В. О черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. СПб., 1892. С. 29, 165–166).
Уезд Мстиславль оставался за рязанскими князьями по докончаниям 1402, 1434 и 1447 гг. (ДДГ. С. 53, 84, 143). В московско-рязанском докончании 1483 г. Мстиславль, вероятно, скрывается в обобщенном указании «и иные места» в ряду купель великого князя Василия Васильевича: «За рекою за Окою Тешилов, и Венев, и Растовец, и иная места» (Там же. С. 285). Это позволяет отнести покупку Мстиславля к периоду 1447–1462 гг., между последним упоминанием Мстиславля в качестве рязанского владения и кончиной Василия II. В 1494 г. Мстиславль упоминается уже в числе «украинных мест» московского великого князя в московско-литовском докончании (Там же. С. 330). В духовной Ивана III (1504 г.) Мстиславль был завещан князю Василию Ивановичу (Там же. С. 354); в духовной Ивана Грозного (1572 г.) – Ивану Ивановичу (Там же. С. 435).
Уезд Мстиславль сохранил свое название до екатерининского генерального межевания. Тогда он именовался Мстиславским станом в составе Каширского уезда. Другие топонимы, содержащиеся в рассматриваемой статье докончания, в литературе убедительно не локализованы. Исключение составляет Дубок, но он был соотнесен с Дубком на Дону из «Списка городов дальних и ближних». Это сомнительно – тот Дубок значительно удален от Тарусы, их разделяет Тула, имевшая особый статус. Дубок – не уникальный топоним; даже в настоящее время населенные пункты с таким названием находятся в Калужской, Псковской, Тверской, Орловской областях.