Размещение электронной версии в открытом доступе произведено: http://www.museum.murom.ru.
История Мурома на протяжении примерно ста лет, начиная с первой половины XIII в. по середину XIV в., крайне скупа на известия летописей. Под 1239 г. они сообщают о том, что татары захватили Мордовскую землю и тогда же опустошили Муром. Под 1248 г. в них говорится о женитьбе князя Бориса Васильковича Ростовского на Марии, дочери муромского князя Ярослава. Свадьба состоялась в Ростове. Вот, собственно и все, что известно о князе Ярославе Юрьевиче, княжившем тогда в Муроме.
Последующие летописные сведения о городе также крайне немногословны. Под 1257 г. сообщается, что татарские численники «изочтоша всю землю Суздальскую, и Рязанскую, и Муромскую». В 1281 г. князь Андрей Александрович, оспаривавший великое княжение Владимирское у старшего брата Дмитрия, поднял против последнего татар и, придя с ними из Орды, остановился в Муроме, призывая к себе на помощь русских князей. В итоге Андрей сел на великокняжеский стол, а татары в очередной раз разграбили Русскую землю. В 1288 г. Рязанскую, Муромскую и Мордовскую земли снова опустошил один из татарских князей. При этом на протяжении почти ста лет летописи ничего не говорят ни об одном из муромских князей. Лишь под 1345 г. в них встречается известие, что умер князь Василий Ярославич Муромский, похороненный в Борисоглебском монастыре в нескольких верстах от города. Его сменил князь Юрий Ярославич, судя по отчеству, брат Василия. Под 1351 г. о нем сообщается, что он «обнови град свой, отчину свою Муром», запустевший издавна от первых князей, и поставил двор свой в городе. «Так же и бояре его, и вельможи, и купцы, и черные люди ставиша дворы свои и святые церкви обновиша иконами и книгами». Вслед за этим подробно рассказывается о столкновении Юрия с пришедшим неизвестно откуда князем Федором Глебовичем, их борьбе за Муром, и далее известия о муромских князьях вновь пропадают до того времени, когда город вошел в состав московских владений [1].
В этой связи возникает вопрос – кто правил Муромом с 1248 по 1345 г.? Эта проблема интересовала еще летописцев. Обнаружив, что отчества Василия и Юрия Ярославичей, княживших в Муроме в 40‑е годы XIV в. совпадают с именем князя Ярослава Юрьевича, сидевшего на муромском столе в 1248 г., составитель летописной родословной дал последнему двух сыновей Василия и Юрия. При этом, однако, летописец не учел того очевидного обстоятельства, что князь Василий, скончавшийся в 1345 г., вряд ли мог быть сыном Ярослава, княжившего на век раньше, и который к тому времени уже достиг достаточно зрелого возраста, имея взрослую дочь. Этот факт был настолько очевиден, что составители других родословцев просто ничего не говорят о потомстве Ярослава Юрьевича. Таким образом, муромских князей XIV в. следует признать сыновьями неизвестного нам Ярослава. Оставляя выяснение вопроса – сыновьями какого из русских князей с именем Ярослав они могли являться на долю будущих исследователей, следует остановиться на проблеме – кто же княжил в Муроме на рубеже XIII – XIV в.?
Для этого необходимо обратиться к политическим реалиям того времени. Монголо-татарское нашествие внесло серьезные коррективы в политическую карту Восточной Европы. Здесь возникает новое государство Золотая Орда. Историками сравнительно давно была подмечена та особенность исторической географии Орды, что окружавшие ее народы довольно длительное время старались селиться как можно дальше от районов расселения монголов. Опасное соседство, чреватое постоянной угрозой полного хозяйственного разорения, вызвало появление широкой буферной зоны пограничья вдоль всей границы Орды. [2]
Русские княжества, хотя и не вошли непосредственно в состав Орды, вскоре после походов Батыя должны были платить дань. В современной историографии со времен А.Н. Насонова общепризнанным считается, что завоеватели для организации правильного и регулярного сбора дани разделили Северо-Восточную Русь на полтора десятка областей, называвшихся «тьмами», границы которых, возможно, совпадали с территориями отдельных княжеств, во главе которых находились специальные агенты Орды — баскаки, ответственные за сбор и поступление дани в ханскую казну. Но насколько подобное утверждение соответствует действительности?
Основой для него послужило свидетельство Рогожского летописца, согласно которому в 1360 г. князь Дмитрий Константинович Суздальский получил «княжение великое, 15 темь» [3]. Встречающееся здесь выражение «темь» или «тьма» в тогдашнем языке обозначало число 10 000. В одной из летописей читаем: «Дасть на нем 10 000 рублевъ серебра, еже есть тма» [4]. Но это слово имело и другое значение: в областях Ирана, Самарканда, Бухары термином «туман», «тюмень» обозначали мелкие территориальные единицы. Очевидно, именно в этом значении («область, округ») этот термин использован в ярлыке крымского хана Менгли-Гирея 1506–1507 гг. великому князю литовскому Сигизмунду, который, хотя и относится лишь к началу XVI в., в своем основном ядре восходит к более ранней эпохе. Среди прочих в нем упоминаются Киевская тьма, Владимирская (Владимира-Волынского) тьма, Подольская тьма и т.д. [5] Свидетельство этого источника привело А.Н. Насонова к выводу, что термин «тьма» мог употребляться и в значении податного округа [6]. Но что следует понимать под фразой «княжение великое, 15 темь»?
В поисках ответа на этот вопрос А.Н. Насонов обратил внимание на одно известие из «Хронографа редакции 1512 г.», который под 1399 г. сообщает о просьбе литовского князя Витовта, обращенной к хану Тохтамышу: «Ты мене посади на Московьскомъ великомъ княжении и на всей семенатьцати темъ» [7]. Употребленное здесь выражение «17 темъ» очень близко к цифре «15 темь» Рогожского летописца и также связано географически с территорией Великого княжения Владимирского, которое, как считается, после 1389 г. слилось с территорией Московского княжества. Отсюда А.Н. Насонов сделал вывод, что данная фраза свидетельствует о ста пятидесяти тысячах плательщиках ордынской дани на территории Великого княжения Владимирского, поделеных на пятнадцать «туманов» или небольших областей, размеры которых определялись в соответствии с величиной взимавшейся дани». Правда, при этом автор этого утверждения все же испытывал определенные сомнения по его правильности, главным из которых было то, что «в источниках мы не нашли пока никаких следов существования «тем» как мелких территориальных единиц на русском северо-востоке» [8].
Эти сомнения усиливаются, если привлечь к анализу такой источник, как «Любецкий синодик» черниговских князей, в котором упоминается живший на рубеже XIII — XIV вв. князь Олег Романович Брянский, «оставивший дванадесять темъ людей». [9] Если можно еще согласиться с тем, что во всем великом княжении Владимирском в XIV в. было сто пятьдесят тысяч плательщиков дани (предположив, что татарские переписи охватывали именно семьи, а не отдельных лиц), то вряд ли в далеко не самом крупном Брянском княжестве, к тому же сильно страдавшем от постоянных татарских набегов, их насчитывалось сто двадцать тысяч.
Между тем, хотя лишь один раз, но термин «тьма» все же встречается в духовных и договорных грамотах XIV — XV вв. — в докончании 1445 г. князя Дмитрия Шемяки с суздальскими князьями: «А въ прадедину нашю, и в дедину, и въ отчину, в Суздаль, в Новгород (имеется в виду Нижний Новгород. — К.А.), в Городець, и въ Вятку, и во всю пятетем Новъгородскую, тобе, господину нашему, князю Дмитрию Юриевичю, и твоему сыну, князю Ивану, не въступатися ничим» [10].
Что следует подразумевать под выражением «всю пятетем Новъгородскую»? В переводе на современный язык его нужно читать как «все пять тем новгородских». Поскольку грамотой выражение перечисляется в одном ряду с Суздалем, Нижним Новгородом, Городцом и Вяткой, можно предположить, что оно обозначало определенную географическую область, такую же, как вышеперечисленные, и сравнимую с ними по своим размерам. Указание же грамоты, что эта область являлась новгородской (в данном случае речь идет, конечно же, не о Великом Новгороде, а о Нижнем) заставляет искать ее в пределах Нижегородского княжества.
Определенные указания на это дает известие Рогожского летописца под 1364 г.: «Бысть моръ силен велик на люди в Новегороде въ Нижнем и на уезде, и на Сару, и на Киши, и по странамъ, и по волостемъ» [11]. Некоторое недоумение в этом сообщении вызывают слова «и по странамъ, и по волостемъ». Летописи, полные сообщений о различных эпидемиях, при характеристике их размеров и произведенных опустошениях иногда используют выражение «страны», но употребляют его исключительно в значениях «государство», «княжество». В приведенном же отрывке речь идет исключительно о территории Нижегородского княжества, где, понятное дело, не могло быть других «государств». Притом эти «государства» должны были быть совершенно крошечными, поскольку, судя по контексту, понятия «страны» и «волости» однопорядковые, означающие мелкую территориальную единицу. Тем не менее, летописец сознательно употребляет в сообщении не одно из этих слов, а одновременно два. Отсюда можно предположить, что в Нижегородском княжестве наряду с волостями существовали и иные мелкие административные единицы, отличные от них.
Ясность в этом вопросе наступает, когда вспомним, что именно термином «темь» или «тьма» можно было обозначить небольшую территориальную округу. Очевидно, упоминаемые в этом известии Сара и Кишь являлись ничем иным, как «тьмами». Однако слово «тьма» в тогдашнем языке имело и другое, числовое значение (десять тысяч), и поэтому летописец в своем известии предпочел дать не сам термин, а его русский перевод.
Итак, в пределах Нижегородского княжества находились две мелкие административные единицы — Сара и Кишь, — возможно, носившие название «тьма». Окончательно в этом можно убедиться лишь тогда, когда найдем остальные три. Они, вероятно, лежали поблизости от первых двух, и поэтому необходимо обратиться к известиям летописца, где упоминаются и другие административные единицы этого района. Под 1375 и 1408 гг. здесь упоминаются Запьяние, Уяды и Курмыш [12].
Названные в этих сообщениях пять пунктов – Сара, Кишь, Запьяние, Уяды и Курмыш компактно располагались вдоль нижнего течения р. Суры, ее притоков Пьяны и Кишь. Во второй половине XIV — первой половине XV вв. они входили в Нижегородское княжество и образовывали на его восточной окраине единую область с центром в Курмыше13]. Судя по грамоте 1445 г., она именовалась как «пять тем нижегородских». И, хотя эта область входила в состав Нижегородского княжества, она делилась не на волости, а на «тьмы». Это объясняется тем, что преобладающим элементом здешнего населения были не русские, а мордва и татары.
В литературе приобретение этих земель суздальско-нижегородскими князьями обычно относят к 60 — 70‑м годом XIV в. [14]. Суздальско-нижегородские князья, присоединив эту территорию, не спешили вводить здесь прямое русское управление с привычным делением на волости, а оставили для местного мордовского и татарского населения известную автономию и прежнюю систему управления, состоящую из «тем». Таким образом, под термином «тьма» следует понимать мелкую административную единицу, аналогичную волости, на землях, населенных по преимуществу нерусским населением, и сохранявшую определенную самостоятельность во внутреннем управлении.
Появление этих новых административных единиц на границах Русской земли объяснялось тем, что уже с раннего времени в Орде начинаются смуты. Ожесточенная грызня за ханский престол выбрасывала за ее пределы царевичей и вельмож, потерпевших поражение в этой борьбе. Вместе с ними, спасаясь от мести победителей, бежали их сторонники. Вся эта масса оседала на малозаселенных местах между русскими княжествами, Литвой и Великой степью, создавая ту широкую буферную зону между Русью и Ордой, которую уже в XV в. назовут «украиной». Русские и литовские князья охотно принимали выходцев из Орды, предоставляя им свободные земли, справедливо полагая, что могут использовать их в качестве заслона против татарских набегов.
Итак, видим, что в распоряжении суздальских князей имелось пять «тем». Однако известие Рогожского летописца говорит о пятнадцати «тьмах», полученных суздальским князем вместе с великим княжением. Очевидно, они располагались по соседству – на границе Великого княжества Владимирского, в широкой полосе пограничья русских земель с Ордой.
Кто же возглавлял «тьмы»? А.Н. Насонов, рисуя картину ордынской власти на Руси, создал стройную схему ее организации из баскаческих отрядов во главе с владимирским баскаком, называвшимся «великим», которому были подчинены другие баскаки, державшие баскачества разных княжений. Все это, по мнению ученого, было направлено для решения лишь одной задачи — держать в повиновении покоренное население15]. Однако, просматривая немногочисленные упоминания источников о баскаках, следует обратить внимание на то, в каких географических регионах они действуют. Выясняется неожиданное обстоятельство – ареал деятельности баскаков оказывается связанным с той же самой широкой «буферной» полосой русско-ордынского пограничья, где источниками фиксируются мелкие административные единицы «тьмы».
Под 1331 г. летописи сообщают, что новгородский владыка Василий отправился для своего посвящения на Волынь, где находился тогда митрополит Феогност. На обратном пути, уже под Черниговом, его настиг «князь Федоръ Киевьскыи со баскакомъ въ пятидесят человекъ розбоемъ» [16]. Широко известен рассказ о баскаке Ахмате, активно действовавшем в 1280‑х годах в районе Курска и создавшем там свои слободы [17]. Упоминаются баскаки в грамотах русских митрополитов, адресованных населению территории, примыкавшей к Червленому Яру (возле Хопра и Дона), чья принадлежность была спорной между Рязанской и Сарайской епископиями [18], а также, судя по московско-рязанскому докончанию 1381 г., в Туле [19]. Согласно «Житию Пафнутия Боровского» дед святителя — Мартин — был баскаком в Боровске[i][20].
Некоторым диссонансом в этом смысле может показаться известие Лаврентьевской летописи, под 1305 г. сообщающей о смерти баскака Кутлубуги, который был связан с Ростовской землей [21]. На первый взгляд, его деятельность не связана с буферной зоной русско-ордынского пограничья, но историко-географический анализ показывает, что на рубеже XIII — XIV вв. ростовским князьям принадлежали огромные лесные пространства по р. Ветлуге, лежавшие на границе русских земель, где компактно проживало нерусское население. Именно эти территории и следует связать с деятельностью Кутлубуги. Правда, следует отметить, что здешние мелкие территориально-административные единицы не носили названия «тьма», а именовались «дорога». По документам XVII в. на р. Ветлуге, наряду с чисто русскими волостями известны «Лапшангская» и «Вятская» дороги [22].
Это обстоятельство заставляет вспомнить, что в XIV в. термин «баскак» заменяется в русских источниках словом «даруга» (или «дорога» в русифицированной форме). Не останавливаясь на выяснении причин этого, отметим высказанное в литературе мнение, что тюркский термин «баскак» однозначно соответствует монгольскому «даруга» [23]. Каковы были функции «даруги»? А.Н. Насонов, продолжая строить свою схему ордынского владычества на Руси, утверждал, что они занимались тем же, что и баскаки — сбором дани, только с той разницей, что «теперь князья отдельных княжеств имели дело каждый со своим «дорогой», т.е. московский князь с «дорогой московским», тверской с «дорогой тверским» и т.п. Так, под 1432 г. в Симеоновской летописи упомянут «московский дорога» Минь-Булат, а под 1471 г. — «князь Темирь, дорога рязанской». Отсюда следует предположить, что существовали «дорога тверской» и «нижегородско-суздальский» и, может быть, другие» [24]. Но при ближайшем знакомстве — с какими географическими регионами была связана деятельность «даруг» — становится ясным, что эти предположения остаются не более, чем игрой ума.
Под 1376 г. летописец сообщает о походе воевод Дмитрия Донского и его тестя князя Дмитрия Константиновича Суздальского «ратью на безбожныя Болгары». «Князи же болгарьскии Осанъ и Махматъ салтанъ и добиста челомъ князю великому и тьстю его князю Дмитрею Костянтиновичю… а дарагу и таможника посадиша князя великого в Болгарех и отъидоша прочь» [25]. Еще раз термин «даруга» встречается в летописи под 1438 г. при описании переговоров перед Белевским боем, когда татарский царь Махмут послал к русским воеводам «зятя своего Ельбердеа да дараг, князеи Усеина Сараева да Усень Хозю». Как видим, речь снова идет о пограничных территориях русско-ордынского порубежья [26].
К этой же территории относится и упоминание Симеоновской летописью «рязанского дороги» Темиря под 1471 г [27]. Он, очевидно, управлял теми «тьмами» в Рязанской земле, свидетельство о существовании которых находим в ярлыке крымского хана Менгли-Гирея литовскому великому князю Сигизмунду [28]. Что же касается «московского дороги» Минь-Булата, у которого в 1432 г. находились великий князь Василий Темный и его дядя князь Юрий Галицкий [29], то, вспомнив об известии «Хронографа редакции 1512 г.», который под 1399 г. сообщает о Московском великом княжении и семнадцати «тьмах», выясним, что его владения вероятнее всего лежали в районе Тулы, которая московско-рязанским договором 1381 г. именуется как «место» московского князя. Наконец, московско-рязанское докончание 1483 г. упоминает даруг касимовского царевича [30]. Таким образом становится понятным, что речь идет все о тех же русско-ордынских пограничных землях.
Отсюда вытекает и наш основной вывод: эти земли русско-ордынского пограничья, широкой полосой протянувшиеся вдоль всей кромки русских княжеств, представляли собой территории с редким русско-татарским населением, преобладающим элементом которого были выходцы из Орды. Административно они состояли примерно из полутора десятков мелких образований, носивших названия «тьмы». Чуть меньшее количество «тем» приходилось на литовско-татарское пограничье. Главы этих образований приблизительно до середины XIV в. носили название баскаков, а позднее – даруг.
В силу своего географического положения Муром в XIII – XIV вв. лежал как раз на границе русских владений, и практически сразу за ним начиналась буферная зона русско-ордынского пограничья. Неспокойное соседство приводит к тому, что здесь начинается процесс постепенного запустения. Судя по всему, этому способствовало и прекращение местной княжеской династии после смерти князя Ярослава Юрьевича. С другой стороны, на смену русскому населению сюда начинают проникать выходцы из Орды. Владимирские великие князья были заинтересованы в том, чтобы создать из них буфер против возможных нападений со стороны Орды. Подобная практика к тому времени не являлась чем-то новым для Руси. Еще в киевский период ее истории русские князья использовали отдельные кочевые племена в качестве щита против постоянных набегов половцев. Нет ничего невозможно в том, что Муром мог стать центром одного из их образований. Схожую ситуацию можно наблюдать на примере другого города этого времени – Боровска.
Наибольший интерес для нас представляет летописное известие 1269 г., когда князь Святослав Ярославич «прииде… в Новъгород, бяше же с ними баскакъ великии Володимерьскии именем Армаганъ, и хоте ити на город на неметцкии Колыванъ, и уведаша немци, прислаша послы своя с челобитьемъ, глаголюще: «челом бьем, господине, на всеи твоеи воли, а Неровы всее отступаемся». И тако взя миръ с немци» [31]. Из всего вышеизложенного становится ясным, что владимирский великий баскак просто не мог сидеть во Владимире. Тогда где же?
Летописец уточняет, что войска князь Святослав собирал по приказу своего отца, великого князя владимирского Ярослава Ярославича, в «Низовской земле». Судя по всему, центром владений «баскака великого владимирского» мог быть лежавший на границе русских владений Муром. С этим хорошо согласуется отсутствие с середины XIII в. на протяжении почти столетия упоминаний о ком-либо из муромских князей. Поскольку Армаган зависел от великого князя владимирского, вполне объяснимо его упоминание летописцем как «баскака великого владимирского».
В этой связи становится понятным, почему князь Андрей Александрович, получивший ярлык на великокняжеский стол, пришел из Орды в Муром – поскольку именно здесь находилась резиденция подвластного владимирскому великому князю «великого баскака владимирского», он сделал все возможное, чтобы силы последнего не смог использовать его старший брат Дмитрий, все еще остававшийся великим князем.
Но при этом Муром никогда нельзя считать исключительно татарским городом. Здесь по-прежнему имелось и русское население. Неудивительно, что уже в XIV в., когда силы русских княжеств значительно возросли, а позиции Орды заметно ослабли, на этот пограничный город стали предъявлять претензии мелкие русские князья, по тем или иным причинам потерявшие свои уделы и вынужденные искать новые княжеские столы. Одним из них был князь Федор Глебович, происходивший из брянских князей и потерявший свои родовые владения в результате захвата Брянска Великим княжеством Литовским.
Отсюда со всей очевидностью вытекает главное направление дальнейших исследований в изучении истории Мурома – определение тех ветвей потомства Рюрика, к которым принадлежали муромские князья XIV в. Василий и Юрий Ярославичи, последний из которых «обновил» Муром, но не смог удержаться на здешнем столе.
[1] См.: Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г. Т. II. СПб., 1891. Сс. 616 — 618).
[2] Подробнее см.: Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII – XIV вв. М., 1985. Сс. 31 – 53.
[3] ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1. Пг., 1922. Стб. 68.
[4] Там же. Т. XXV. М.; Л., 1949. Сс. 187.
[5] Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографической комиссией. Т. 2 (1506–1544). СПб., 1848. №с 6;с Ср.: Там же. № 200.
[6] Насонов А.Н. Монголы и Русь. /История татарской политики на Руси/. М.; Л., 1940. Сс. 98 — 99.
[7] ПСРЛ. Т. XXII. Ч. 1. СПб., 1911. С. 423.
[8] Насонов А.Н. Указ. соч. С. 99.
[9] Зотов Р.В. О черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. СПб., 1892. Сс. 26, 82 – 86.
[10] Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV – XVI вв. М.; Л., 1950. № 40. С. 119. (Далее: ДДГ).
[11] ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1. Стб. 76.
[12] Там же. Стб. 109, 484.
[13] Курмыш стал центром этой области с 1372 г. : «Того же лета князь Борисъ Костянтинович постави себе город на реце на Суре и нарече его именем Курмышь» (ПСРЛ. Т. XXV. С. 187).
[14] Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X‑XIV вв. М., 1984. С. 217.
[15] Насонов А.Н. Указ. соч.. Сс. 145 — 146. См. также: Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950. Сс. 220 — 221; Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973. С. 26.
[16] ПСРЛ. Т. III. М., 2000. С. 344.
[17] Там же. Т. X. М., 1965. С. 162; Т. VII. СПб., 1856. Сс. 176 — 178.
[18] Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в. Т. III. М., 1964. № 312. Сс. 341 — 343; № 313. Сс. 343 — 345.
[19] ДДГ. № 10. С. 29.
[20] О «Житии» см.: Кривошеев Ю.В. Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII — XIV вв. СПб., 1999. Сс. 201 и след.
[21] ПСРЛ. Т. I. М., 1997. Стб. 528.
[22] Холмогоровы В.И., Г.И. Материалы для истории Костромской епархии. Вып. 1. Галичская десятина с пригороды Солигаличем, Судаем, Унжею, Кологривом, Парфеньевым и Чухломою жилых данных церквей. 1628 — 1710 и 1722 — 1746 гг. Кострома, 1895. Сс. 219, 221, 225, 257, 265, 271; Вып. 2. Солигаличская и Унженская десятины жилых данных церквей. 1680 — 1710 и 1722 — 1746 гг. Кострома, 1900. Сс. 71, 72, 81, 103, 104, 112.
[23] См.: Кривошеев Ю.В. Указ. соч. С. 216. Прим. 225; Федоров-Давыдов Г.А. Указ. соч. Сс. 30 — 31.
[24] Насонов А.Н. Указ. соч. Сс. 104 — 105.
[25] ПСРЛ. Т. XXV. С. 192.
[26] Там же. С. 260.
[27] Там же. Т. XVIII. СПб., 1913. С. 224.
[28] Акты, относящиеся к истории Западной России. Т. II. № 6. С. 5.
[29] ПСРЛ. Т. XXII. Ч. 1. С. 423.
[30] ДДГ. № 76. Сс. 284, 288.
[31] ПСРЛ. Т. XXV. С. 148.