Хоруженко О.И. Уезд Мстиславль в московско-московско-рязанском докончании 1381 г. и князь Мстислав.

Опуб­ли­ко­ва­но: Про­бле­мы дипло­ма­ти­ки, коди­ко­ло­гии и акто­вой архео­гра­фии: Мате­ри­а­лы XXIV Меж­ду­нар. науч. конф. Москва, 2–3 февр.2012 г. / ред­кол.: Ю.Э. Шуст­о­ва (отв. ред.) и др.; Рос. гос. гума­ни­тар. ун‑т, Ист.-арх. ин‑т, Выс­шая шко­ла источ­ни­ко­ве­де­ния, спец. и вспо­мо­гат. ист. дис­ци­плин; Рос. акад. наук, ФГБУН ИВИ РАН, Архео­гр. комис­сия. М.: РГГУ, 2012. 548 с., с.106–113.

Послед­няя по вре­ме­ни пуб­ли­ка­ция мос­ков­ско-рязан­ско­го докон­ча­ния 1381 г. (Куч­кин В.А. Дого­вор­ные гра­мо­ты мос­ков­ских кня­зей XIV в.: внеш­не­по­ли­ти­че­ские дого­во­ры. М., 2003. С. 335–348) явля­ет­ся весо­мым аргу­мен­том про­тив упро­щен­ной пере­да­чи тек­ста при пуб­ли­ка­ции сред­не­ве­ко­вых источ­ни­ков и поз­во­ля­ет пред­ло­жить новое про­чте­ние хоро­шо извест­ной в исто­рио­гра­фии грамоты.

Соглас­но это­му докон­ча­нию мос­ков­ский вели­кий князь Дмит­рий Ива­но­вич Дон­ской отка­зы­вал­ся от тер­ри­то­рий сред­не­го пра­во­бе­ре­жья Оки (в совре­мен­ной Туль­ской обла­сти), «что досе­ле потяг­ло къ Москве», в поль­зу рязан­ско­го вели­ко­го кня­зя Оле­га Ива­но­ви­ча. Инте­ре­су­ю­щий нас фраг­мент, начи­ная с пер­вой пуб­ли­ка­ции в «Древ­ней рос­сий­ской вив­лио­фи­ке» и закан­чи­вая «Духов­ны­ми и дого­вор­ны­ми гра­мо­та­ми», выгля­дел так: «А что на рязан­ской сто­роне за Окою, что досе­ле потяг­ло к Москве, поченъ Лопаст­на, уездъ Мьсти­славль, Жадене горо­ди­ще, Жадемль, Дубок, Брод­нич с месты, как ся отсту­пи­ли кня­зи торус­кие Федо­ру Свя­то­сла­ви­чу, те места к Ряза­ни». Это – вари­ант, полу­чен­ный после редак­тор­ской прав­ки. Новая пуб­ли­ка­ция поз­во­ля­ет выявить изна­чаль­ный текст, напи­сан­ный пис­цом: «...как ся отсту­пил кн(я)зь торус­кии Федоръ Святославич».

В сло­ве «кн(я)зь» бук­ва «ъ» была исправ­ле­на на «и», в сло­ве «торус­кіи» бук­ва «и» – на «є», в сло­ве «Өедоръ» бук­ва «ер» – на «ук». Сам автор пуб­ли­ка­ции при­дер­жи­ва­ет­ся тра­ди­ци­он­но­го вари­ан­та про­чте­ния (т.е. вари­ан­та редак­то­ра) и дает ему исчер­пы­ва­ю­ще скру­пу­лез­ный ком­мен­та­рий. Оно дей­стви­тель­но нуж­да­ет­ся в пояс­не­нии: неяс­но, кто такой Федор Свя­то­сла­вич, отче­го это лицо, име­но­ван­ное в соот­вет­ствии с кня­же­ским оно­ма­сти­ко­ном, не титу­лу­ет­ся кня­зем и, нако­нец, неясен при­чуд­ли­вый пере­ход пра­ва соб­ствен­но­сти на упо­мя­ну­тые в докон­ча­нии тер­ри­то­рии (по вер­сии В.А. Куч­ки­на: рязан­ские кня­зья – мос­ков­ские кня­зья – тарус­ские кня­зья – Федор Свя­то­сла­вич – Дмит­рий Ива­но­вич Дон­ской – Олег Ива­но­вич Рязанский).

Федор Свя­то­сла­вич опре­де­ля­ет­ся как князь вязем­ский и доро­го­буж­ский из рода смо­лен­ских кня­зей, на неко­то­рое вре­мя – тесть мос­ков­ско­го вели­ко­го кня­зя Симео­на Гор­до­го. Симе­он женил­ся на его доче­ри Евпрак­сии в 1345 г. Одна­ко «вели­кую кня­ги­ню на сва­дьбе испор­ти­ли – ляжет с ней вели­кий князь – и она ему пока­жет­ся мерт­вец». В.А. Куч­кин интер­пре­ти­ру­ет это пока­за­ние родо­слов­цев без вся­кой мисти­ки: по его мне­нию, вели­кую кня­ги­ню Евпрак­сию отли­чал низ­кий уро­вень тем­пе­ра­мен­та. По сви­де­тель­ству родо­слов­ных книг, вели­кий князь Федо­ра Свя­то­сла­ви­ча «пере­звал себе, а дал ему в вот­чи­ну Волок со всем». Туда же в 1346 г. и была ото­сла­на вели­кая кня­ги­ня. Без сомне­ния, к это­му вязем­ско-доро­гу­буж­ско­му кня­зю отно­сят­ся све­де­ния мос­ков­ско-литов­ских докон­ча­ний 1449 и 1494 гг. Здесь «кн(я)жа Федо­ро­ва места Свя­то­сла­вичь», рас­по­ло­жен­ные на мос­ков­ско-литов­ском пору­бе­жье в Смо­лен­ской зем­ле, опре­де­ля­ют­ся как вот­чи­на мос­ков­ско­го вели­ко­го кня­зя и упо­ми­на­ют­ся в одном ряду с вла­де­ни­я­ми дру­гих пред­ста­ви­те­лей млад­ших линий смо­лен­ско­го кня­же­ско­го дома – Хле­пен­ски­ми, Фомин­ски­ми (Духов­ные и дого­вор­ные гра­мо­ты вели­ких и удель­ных кня­зей XIV–XVI вв. М.; Л., 1950 (далее – ДДГ. С. 162, 330). Ника­ких иных дово­дов, кро­ме сов­па­де­ния имен для утвер­жде­ний о тож­де­ствен­но­сти двух Федо­ров Свя­то­сла­ви­чей нет. Отсут­ствие кня­же­ско­го титу­ла при име­ни Федо­ра Свя­то­сла­ви­ча В.А. Куч­кин объ­яс­ня­ет его пере­хо­дом на служ­бу вели­ко­му кня­зю, что в XIV в. лиша­ло кня­же­ско­го титу­ла (Куч­кин В.А. Дого­вор­ные гра­мо­ты... С. 256, 260). Это суж­де­ние пред­став­ля­ет­ся излишне кате­го­рич­ным. Дру­гие кня­зья, слу­жив­шие мос­ков­ско­му вели­ко­му кня­зю в XIV в., – тарус­ские, бело­зер­ские, углич­ские, яро­слав­ские, доро­го­буж­ские – бла­го­по­луч­но сохра­ни­ли свой титул.

«При­чи­ны уступ­ки тарус­ски­ми кня­зья­ми назван­ных земель быв­ше­му вязем­ско-доро­го­буж­ско­му кня­зю», соглас­но В.А. Куч­ки­ну, «мож­но понять». Одна­ко автор не вполне ясно объ­яс­нил – как имен­но. По его мне­нию, назван­ные зем­ли были захва­че­ны мос­ков­ски­ми кня­зья­ми у Ряза­ни, пере­да­ны тарус­ским кня­зьям в каче­стве воз­на­граж­де­ния за неко­то­рые услу­ги, а затем те усту­пи­ли эти зем­ли мос­ков­ской кре­а­ту­ре Федо­ру Свя­то­сла­ви­чу, посколь­ку «такие не при­над­ле­жав­шие к искон­ной вот­чине зем­ли лег­че отчуж­да­лись» (Там же. С. 256–257). Бла­го­дар­ность вели­ко­го мос­ков­ско­го кня­зя тарус­ским кня­зьям, выра­зив­ша­я­ся в конеч­ном ито­ге в кон­фис­ка­ции части их вот­чин, выгля­дит стран­но. Таким обра­зом, удо­вле­тво­ри­тель­но­го объ­яс­не­ния «тем­ных мест» мос­ков­ско-рязан­ско­го докон­ча­ния 1381 г. его тра­ди­ци­он­ное, соглас­но вари­ан­ту редак­то­ра, чте­ние не дает.

Пис­цом и редак­то­ром доку­мен­та, судя по все­му, высту­па­ли раз­ные лица. Вопре­ки наблю­де­ни­ям пуб­ли­ка­то­ра, исправ­ле­ния сде­ла­ны более тем­ны­ми чер­ни­ла­ми, с боль­шим нажи­мом пера, бук­вы более круп­ны. Кро­ме того, текст редак­то­ра отли­ча­ют и орфо­гра­фи­че­ские осо­бен­но­сти. Якор­ная «є» (эта бук­ва пере­шла в после­ду­ю­щие докон­ча­ния 1402, 1434 и 1447 гг., но не была вос­про­из­ве­де­на ни в пред­ше­ству­ю­щих пуб­ли­ка­ци­ях – Древ­няя рос­сий­ская вив­лио­фи­ка. 2‑е изд. М., 1788. Ч. 1. С. 92; Собра­ние госу­дар­ствен­ных гра­мот и дого­во­ров. М., 1813. Ч. 1. № 32. С. 54; Саве­льев-Рости­сла­вич Н.В. Дмит­рий Ива­но­вич Дон­ской, пер­во­на­чаль­ник рус­ской сла­вы. М., 1837; Лаза­рев­ский А.М., Утин Б.И. Собра­ние южных памят­ни­ков. СПб., 1859. С. 96–99; Хре­сто­ма­тия по рус­ской исто­рии / Сост. Н.[Я.] Ари­стов. Вар­ша­ва, 1870. С. 1193–1196; Фар­фо­ров­ский С.В. Источ­ни­ки рус­ско­го пра­ва. СПб., 1913. С. 279–280, – ни в пуб­ли­ка­ции В.А. Куч­ки­на) не встре­ча­ет­ся в основ­ном тек­сте доку­мен­та. Писец не сокра­щал после вынос­ной иных букв, кро­ме «о/​ъ» и «е/​ь». Редак­тор же допус­кал сокра­ще­ние после вынос­ной букв «и», «у/​ю». Раз­лич­ные чте­ния пис­цом и редак­то­ром букв «ерь»/«иже», «ер»/«ук» могут быть объ­яс­не­ны палео­гра­фи­че­ски. Стер­тая или повре­жден­ная гори­зон­таль полу­устав­но­го «ерь» мог­ла при­ве­сти к чте­нию ее в каче­стве «иже». Слег­ка про­дол­жен­ная за пре­де­лы вер­ти­ка­ли пет­ля в бук­ве «ер» дела­ла ее похо­жей на «ук». Тако­го же рода пута­ни­ца букв «ерь»/«ук» при­ве­ла к появ­ле­нию «кн(я)зеи торь­ских» в докон­ча­нии Васи­лия I с рязан­ским кня­зем Федо­ром Оль­го­ви­чем (ДДГ. № 19. С. 55).

Стро­ка, содер­жа­щая рас­смат­ри­ва­е­мый текст, 12‑я из 36-ти. Мож­но пред­по­ло­жить, что копи­ро­вав­ший­ся пис­цом доку­мент (рязан­ский про­ти­вень дого­во­ра 1382 г., хра­нив­ший­ся в мос­ков­ском вели­ко­кня­же­ском архи­ве) был сло­жен втрое, при­чем бук­вы на сги­бе повре­ди­лись. Веро­ят­но, дефект­ный текст ори­ги­на­ла повли­ял и на текст после­ду­ю­щих мос­ков­ско-рязан­ских докон­ча­ний. Осо­бен­но это замет­но в дого­во­ре 1402 г. (дошел в спис­ке XV в.), где в инте­ре­су­ю­щем нас фраг­мен­те чита­ет­ся непри­ем­ле­мая с точ­ки зре­ния грам­ма­ти­ки фра­за: «как ся отсту­пи­ли кн(я)зи торус­скиє Федоръ Сла­вич» (ДДГ. С. 53). Воз­мож­но, ори­ги­нал доку­мен­та на момент копи­ро­ва­ния уже был понов­лен – это может объ­яс­нить вос­про­из­ве­де­ние якор­ной «є» в после­ду­ю­щих докон­ча­ни­ях, явно зави­си­мых от докон­ча­ния 1381 г.

Вари­ант пис­ца «уездъ Мьсти­славль... как ся отсту­пил кн(я)зь торус­кии Федоръ Свя­то­сла­вич» так­же тре­бу­ет ком­мен­та­рия. Пони­мать сло­во «уезд» в узком смыс­ле, как наиме­но­ва­ние тер­ри­то­ри­аль­но-адми­ни­стра­тив­ной еди­ни­цы, для XIV в. было бы непра­виль­но. С.М. Каш­та­нов, спе­ци­аль­но иссле­до­вав­ший зна­че­ние это­го тер­ми­на в актах XIV–XVI вв., зафик­си­ро­вал его упо­треб­ле­ние в зна­че­ни­ях «разъ­езд, раз­ме­же­ва­ние» (т.е., ско­рее, речь идет о дей­ствии, а не о тер­ри­то­рии) и как сино­ним «уде­ла», земель­но­го вла­де­ния. К кон­цу XIV в. появ­ля­ют­ся «уез­ды» ново­го типа, опре­де­ля­е­мые как окру­га круп­ных город­ских цен­тров [Каш­та­нов С.М. Из исто­рии рус­ско­го сред­не­ве­ко­во­го источ­ни­ка (Акты X–XVI вв.). М., 1996. С. 102–107; см. так­же: Срез­нев­ский И.И. Мате­ри­а­лы для сло­ва­ря древ­не­рус­ско­го язы­ка. СПб., 1912. Т. 3. Стб. 1346–1347].

Соот­вет­ствен­но и «Мсти­славль» сле­ду­ет трак­то­вать не как топо­ним, а как ука­за­ние на вла­дель­че­скую при­над­леж­ность «уез­да», при­тя­жа­тель­ное от име­ни Мсти­слав (из подоб­ных при­ла­га­тель­ных обра­зо­ва­ны топо­ни­мы Глебль, Пере­я­с­лавль, Рос­лавль, Хот­мышль и т.п.). Пол­ны­ми ана­ло­га­ми выра­же­ния «уездъ Мьсти­славль» явля­ют­ся: «уєздъ княж» устав­ной гра­мо­ты смо­лен­ско­го кня­зя Рости­сла­ва Мсти­сла­ви­ча 1150 г. (Древ­не­рус­ские кня­же­ские уста­вы XI–XV вв. М., 1976. С. 143), «оуездъ о[т]ца сво­е­го» духов­ной гра­мо­ты в. кн. Ива­на Ива­но­ви­ча (ок. 1358 г.; ДДГ. № 4. С. 18), «кня­ги­н­инъ оуездъ Оулья­н­инъ» докон­ча­ния Васи­лия I с Вла­ди­ми­ром Андре­еви­чем Сер­пу­хов­ским (ок. 1390 г.; ДДГ. № 13. С. 37). Наблю­де­ния С.М. Каш­та­но­ва дали ему осно­ва­ния пред­по­ло­жить, что «упо­ми­на­ние подоб­но­го рода “уез­дов” сви­де­тель­ству­ет, веро­ят­но, о пред­ше­ству­ю­щих раз­де­лах и выде­лах окру­гов в дру­гое вла­де­ние» (Каш­та­нов С.М. Из исто­рии рус­ско­го сред­не­ве­ко­во­го источ­ни­ка... С. 105).

Воз­мож­но, тарус­ский князь Федор Свя­то­сла­вич «отсту­пил­ся» от четы­рех воло­стей в поль­зу неко­е­го кня­зя Мсти­сла­ва, что и соста­ви­ло его «уезд». Такое про­чте­ние поз­во­ля­ет вер­нуть­ся к сопо­став­ле­нию докон­ча­ния 1382 г. с памят­ни­ка­ми Кули­ков­ско­го цик­ла. Мож­но пред­по­ло­жить, что Федор Свя­то­сла­вич и Мсти­слав докон­ча­ния 1381 г. – это те самые кня­зья, кото­рые, соглас­но Про­стран­ной пове­сти о Кули­ков­ской бит­ве, пали на Мама­е­вом побо­и­ще в 1380 г. (оба упо­мя­ну­ты без отче­ства: «князь Федор Торусь­скыи, брат его Мсти­слав»). Тогда пере­ход прав на уезд Мсти­славль выгля­дит вполне логич­ным; его объ­яс­не­ние не тре­бу­ет столь тяже­ло­вес­ных и шат­ких постро­е­ний, как тра­ди­ци­он­ное чте­ние. Тарус­ский князь Федор Свя­то­сла­вич «отсту­пил­ся» от восточ­ной части сво­е­го кня­же­ства в поль­зу бра­та Мсти­сла­ва. После гибе­ли обо­их бра­тьев на Кули­ко­ве поле «уезд» Мсти­сла­ва ока­зал­ся вымо­роч­ным и его судь­бой смог рас­по­ря­жать­ся мос­ков­ский вели­кий князь. Веро­ят­но, имен­но на вымо­роч­ную часть Тарус­ско­го кня­же­ства, пред­по­ло­жи­тель­но – вот­чи­ну кня­зя Федо­ра Свя­то­сла­ви­ча – в 1391 г. вели­кий князь Васи­лий Дмит­ри­е­вич полу­чил хан­ский ярлык (ПСРЛ. Т. 8. С. 62). На дру­гую часть Тарус­ско­го кня­же­ства мест­ные кня­зья сохра­ня­ли суве­рен­ные пра­ва до нача­ла XVI в.

Сопо­ста­вить Повесть о Кули­ков­ской бит­ве с докон­ча­ни­ем 1381 г. пытал­ся И.Б. Гре­ков. Одна­ко он опи­рал­ся лишь на некор­рект­ную цита­ту («как ся отсту­пил кня­зи торус­ские Федо­ру Свя­то­сла­вич») [Гре­ков И.Б. Восточ­ная Евро­па и упа­док Золо­той Орды (на рубе­же XIV–XV вв.). М., 1975. С. 446] и, по пред­по­ло­же­нию М.А. Сал­ми­ной, на ука­за­тель лич­ных имен к «Духов­ным и дого­вор­ным гра­мо­там». Явная ошиб­ка И.Б. Гре­ко­ва поз­во­ли­ла Сал­ми­ной гово­рить о «мифи­че­ском Федо­ре Тарус­ском XIV века, появив­шем­ся на наших гла­зах в резуль­та­те невни­ма­тель­но­го про­чте­ния И.Б. Гре­ко­вым тек­ста “докон­чаль­ной” гра­мо­ты 1382 г.» (Сал­ми­на М.А. Еще раз о дати­ров­ке «Лето­пис­ной пове­сти» о Кули­ков­ской бит­ве // ТОДРЛ. Л., 1977. Т. 32. С. 38). Вывод М.А. Сал­ми­ной пред­став­ля­ет­ся поспеш­ным: был ли князь Федор Свя­то­сла­вич лицом, отка­зав­шим­ся от части тарус­ских земель, или тем лицом, что их полу­чи­ло, – он оди­на­ко­во мог титу­ло­вать­ся «тарус­ским» в акто­вых и повест­во­ва­тель­ных источ­ни­ках и, несо­мнен­но, был реаль­ной, а не мифи­че­ской фигурой.

Реаль­ность Федо­ра Тарус­ско­го XIV в. не устра­и­ва­ла М.А. Сал­ми­ну отто­го, что не впи­сы­ва­лась в ее гипо­те­зу об отра­же­нии в Пове­сти о Кули­ков­ской бит­ве реа­лий фео­даль­ной вой­ны XV в. Она счи­та­ла, что Про­стран­ная редак­ция мог­ла воз­ник­нуть не ранее 1437 г., когда в бит­ве под Беле­вым пал некий князь Федор Тарус­ский. Имен­но он и был, по мыс­ли Сал­ми­ной, уве­ко­ве­чен в Лето­пис­ной пове­сти (Сал­ми­на М.А. «Лето­пис­ная повесть» о Кули­ков­ской бит­ве и «Задон­щи­на» // «Сло­во о пол­ку Иго­ре­ве» и памят­ни­ки Кули­ков­ско­го цик­ла. М.; Л., 1966. С. 344–384), что дает как дату это­го про­из­ве­де­ния, так и лето­пис­но­го сво­да, в кото­ром она поме­ща­лась — про­то­гра­фа Нов­го­род­ской IV и Софий­ской I лето­пи­сей. В этой гипо­те­зе, как было отме­че­но И.Б. Гре­ко­вым, недо­ста­ет глав­но­го – дока­за­тельств того, что в роду тарус­ских кня­зей был толь­ко один-един­ствен­ный князь Федор: «Суще­ство­ва­ние в Тару­се кня­зя Федо­ра в 30‑е гг. XV в. отнюдь не исклю­ча­ло суще­ство­ва­ния там кня­зя с таким же име­нем в 70‑е гг. XIV в.». (Гре­ков И.Б. Восточ­ная Евро­па... С. 444). Рав­но спра­вед­ли­во и допу­ще­ние В.А. Куч­ки­на о «суще­ство­ва­нии в 1380 г. и в 1447 г. двух Федо­ров Тарус­ских, напри­мер, деда и вну­ка» (Памят­ни­ки Кули­ков­ско­го цик­ла. СПб., 1998. С. 59; см. так­же: Гор­ский А.А. К вопро­су о соста­ве рус­ско­го вой­ска на Кули­ко­ве поле // Древ­няя Русь. Вопро­сы меди­е­ви­сти­ки. 2001. № 4 (6). С. 8, при­меч. 46). Постро­е­ния М.А. Сал­ми­ной были так­же оспо­ре­ны А.Г. Боб­ро­вым (Боб­ров А.Г. Из исто­рии лето­пи­са­ния пер­вой поло­ви­ны XV в. // ТОДРЛ. 1993. Т. 46. С. 8–9), Б.М. Клос­сом (Клосс Б.М. Избран­ные тру­ды. М., 1998. Т. 1: Житие Сер­гия Радо­неж­ско­го. С. 112–117) и дру­ги­ми авто­ра­ми, из кото­рых наи­бо­лее после­до­ва­тель­ным кри­ти­ком М.А. Сал­ми­ной высту­пил С.Н. Азбе­лев. А.Г. Боб­ров пред­ло­жил дати­ро­вать лето­пис­ный свод, к кото­ро­му вос­хо­дят Нов­го­род­ская IV и Софий­ская I лето­пи­си, т.е. и Про­стран­ную редак­цию Лето­пис­ной пове­сти с изве­сти­ем о гибе­ли Федо­ра и Мсти­сла­ва, 1418 г.; Б.М. Клосс – 1412–1419 гг. Нуж­но отме­тить суще­ство­ва­ние доста­точ­но аргу­мен­ти­ро­ван­ной гипо­те­зы о воз­ник­но­ве­нии Про­стран­ной редак­ции уже в кон­це XIV в. и ее быто­ва­нии вне лето­пис­ных сво­дов [Шах­ма­тов А.А. Отзыв о сочи­не­нии С.К. Шам­би­на­го «Пове­сти о Мама­е­вом побо­и­ще» // Отчет о две­на­дца­том при­суж­де­нии имп. Ака­де­ми­ею наук пре­мий мит­ро­по­ли­та Мака­рия в 1907 году. СПб., 1910. С. 121; Гре­ков И.Б. Восточ­ная Евро­па... С. 329–334; Азбе­лев С.Н. Об уст­ных источ­ни­ках лето­пис­ных тек­стов (на мате­ри­а­ле Кули­ков­ско­го цик­ла) // Лето­пи­си и хро­ни­ки, 1976. М., 1976. С. 81–88; Он же. К вопро­су об уст­ном ори­ги­на­ле лето­пис­ной пове­сти о Кули­ков­ской бит­ве // Древ­няя Русь. Вопро­сы меди­е­ви­сти­ки. 2005. № 4 (22). С. 50–79].

В спи­сок погиб­ших в Кули­ков­ской бит­ве дей­стви­тель­но было вне­се­но несколь­ко имен лиц, погиб­ших неза­дол­го до нее, – Дмит­рия Мини­ча (ум. 1368), Дмит­рия Мона­сты­ре­ва (ум. 1378). Но М.А. Сал­ми­на пред­ла­га­ла пове­рить в то, что смерть кня­зя Федо­ра Тарус­ско­го была отне­се­на его совре­мен­ни­ком – соста­ви­те­лем Пове­сти на 60–70 лет назад. Это пред­по­ло­же­ние С.Н. Азбе­лев посчи­тал мало­ве­ро­ят­ным (Азбе­лев С.Н. Повесть о Кули­ков­ской бит­ве в Нов­го­род­ской лето­пи­си Дуб­ров­ско­го // Лето­пи­си и хро­ни­ки: Сб. ст., 1973. М., 1974. С. 172). В самом деле, в этом слу­чае целе­по­ла­га­ние авто­ра Пове­сти ста­но­вит­ся совер­шен­но непо­нят­ным. На какую реак­цию совре­мен­ных ему чита­те­лей, из кото­рых мно­гие мог­ли лич­но знать тарус­ско­го кня­зя Федо­ра и обсто­я­тель­ства его недав­ней гибе­ли, мог рас­счи­ты­вать автор Пове­сти? Гипо­те­за М.А. Сал­ми­ной пол­но­стью обхо­дит мол­ча­ни­ем фигу­ру кня­зя Мсти­сла­ва, бра­та Федо­ра Тарус­ско­го. Гибель Мсти­сла­ва на Кули­ко­ве поле – уни­каль­ное изве­стие Пове­сти, кото­рое не мог­ло быть заим­ство­ва­но ни из одно­го ее источ­ни­ка, пред­по­ла­га­е­мо­го исследователями.

В отдель­ных спис­ках брат кня­зя Федо­ра Тарус­ско­го име­ну­ет­ся двой­ным име­нем, Иван Мсти­слав. В этом вид­но вли­я­ние на текст Пове­сти либо раз­ря­да Твер­ско­го похо­да Дмит­рия Дон­ско­го 1375 г., где в чис­ле участ­ни­ков зна­чил­ся тарус­ский князь Иван Кон­стан­ти­но­вич, либо фраг­мен­та той же Пове­сти об уря­же­нии пол­ков. Это же вли­я­ние усмат­ри­ва­ет­ся и в Любец­ком сино­ди­ке (руко­пись XVIII в.), где поми­на­ли «кня­зя Иоан­на Мсти­сла­ва, кня­ги­ню его Ана­ста­сию» (Зотов Р.В. О чер­ни­гов­ских кня­зьях по Любец­ко­му сино­ди­ку и о Чер­ни­гов­ском кня­же­стве в татар­ское вре­мя. СПб., 1892. С. 29, 165–166).

Уезд Мсти­славль оста­вал­ся за рязан­ски­ми кня­зья­ми по докон­ча­ни­ям 1402, 1434 и 1447 гг. (ДДГ. С. 53, 84, 143). В мос­ков­ско-рязан­ском докон­ча­нии 1483 г. Мсти­славль, веро­ят­но, скры­ва­ет­ся в обоб­щен­ном ука­за­нии «и иные места» в ряду купель вели­ко­го кня­зя Васи­лия Васи­лье­ви­ча: «За рекою за Окою Теши­лов, и Венев, и Рас­то­вец, и иная места» (Там же. С. 285). Это поз­во­ля­ет отне­сти покуп­ку Мсти­слав­ля к пери­о­ду 1447–1462 гг., меж­ду послед­ним упо­ми­на­ни­ем Мсти­слав­ля в каче­стве рязан­ско­го вла­де­ния и кон­чи­ной Васи­лия II. В 1494 г. Мсти­славль упо­ми­на­ет­ся уже в чис­ле «укра­ин­ных мест» мос­ков­ско­го вели­ко­го кня­зя в мос­ков­ско-литов­ском докон­ча­нии (Там же. С. 330). В духов­ной Ива­на III (1504 г.) Мсти­славль был заве­щан кня­зю Васи­лию Ива­но­ви­чу (Там же. С. 354); в духов­ной Ива­на Гроз­но­го (1572 г.) – Ива­ну Ива­но­ви­чу (Там же. С. 435).

Уезд Мсти­славль сохра­нил свое назва­ние до ека­те­ри­нин­ско­го гене­раль­но­го меже­ва­ния. Тогда он име­но­вал­ся Мсти­слав­ским ста­ном в соста­ве Кашир­ско­го уез­да. Дру­гие топо­ни­мы, содер­жа­щи­е­ся в рас­смат­ри­ва­е­мой ста­тье докон­ча­ния, в лите­ра­ту­ре убе­ди­тель­но не лока­ли­зо­ва­ны. Исклю­че­ние состав­ля­ет Дубок, но он был соот­не­сен с Дуб­ком на Дону из «Спис­ка горо­дов даль­них и ближ­них». Это сомни­тель­но – тот Дубок зна­чи­тель­но уда­лен от Тару­сы, их раз­де­ля­ет Тула, имев­шая осо­бый ста­тус. Дубок – не уни­каль­ный топо­ним; даже в насто­я­щее вре­мя насе­лен­ные пунк­ты с таким назва­ни­ем нахо­дят­ся в Калуж­ской, Псков­ской, Твер­ской, Орлов­ской областях.


Родів не знайдено

Волостей не знайдено