Сёмина М.В. Грамота великого князя Олега Рязанского XIV века

Гра­мо­та вели­ко­го кня­зя Оле­га Ива­но­ви­ча Рязан­ско­го явля­ет­ся уни­каль­ным памят­ни­ком рус­ской дело­вой пись­мен­но­сти, дошед­шим до наших дней в под­лин­ни­ке и двух спис­ках. Немно­го­чис­лен­ность акто­во­го мате­ри­а­ла ран­не­го пери­о­да Рязан­ско­го кня­же­ства, сохра­нив­ше­го­ся пре­иму­ще­ствен­но в копи­ях, в пере­ска­зах или в виде фраг­мен­тар­ных выпи­сей, застав­ля­ет обра­тить самое при­сталь­ное вни­ма­ние на этот памят­ник вто­рой поло­ви­ны XIV в., укра­шен­ный миниатюрой.

Под­лин­ник гра­мо­ты хра­нит­ся в Рос­сий­ском Госу­дар­ствен­ном архи­ве древ­них актов, в фон­де гра­мот Кол­ле­гии эко­но­мии. 1

Текст напи­сан на ров­но раз­ли­но­ван­ном листе пер­га­ме­на чер­но-буры­ми чер­ни­ла­ми в 35 строк с меж­строч­ным интер­ва­лом в 1 см. Пер­га­мен серо­го оттен­ка, сред­ней тол­щи­ны, бар­ха­ти­стый, изна­чаль­но был бело­го цве­та. 2 На верх­нем поле листа пер­га­ме­на оста­лись сле­ды от гвоз­де­вых отвер­стий. Основ­ной текст выпол­нен акку­рат­ным уста­вом; начи­ная с кон­ца 32‑й стро­ки сле­ду­ет при­пис­ка, кото­рая напи­са­на мел­ким неров­ным почер­ком более свет­лы­ми по срав­не­нию с основ­ным тек­стом чер­ни­ла­ми. В тек­сте утра­чен ини­ци­ал «М». Из-за меха­ни­че­ско­го воз­дей­ствия наблю­да­ют­ся выпа­ды пер­га­ме­на на 1, 10, 12―18, 25‑й стро­ках, наи­бо­лее зна­чи­тель­ные по пло­ща­ди ― на 12―15‑й стро­ках, частич­ные потер­то­сти листа име­ют место на стро­ках при­пис­ки. Доку­мент имел две печа­ти. 3 Сохра­нил­ся оста­ток крас­но­го шну­ра, на кото­ром кре­пи­лась утра­чен­ная вис­лая кня­же­ская печать. В насто­я­щее вре­мя гра­мо­та хра­нит­ся в раз­вер­ну­том виде в пап­ке соот­вет­ству­ю­ще­го фор­ма­та и име­ет сле­ду­ю­щие раз­ме­ры: в дли­ну: по лево­му полю ― 632 мм, по пра­во­му ― 641 мм; в шири­ну: по верх­не­му полю ― 380 мм, по ниж­не­му ― 366 мм. 4

Гра­мо­та суще­ству­ет так­же в двух спис­ках вто­рой поло­ви­ны XVII в.: пер­вый — лице­вой — сде­лан в виде отдель­ной гра­мо­ты, 5 вто­рой вхо­дит в состав копий­ной кни­ги Оль­го­ва мона­сты­ря. 6

В опи­си Сав­во-Сто­ро­жев­ско­го мона­сты­ря 1676 г., к кото­ро­му, соглас­но цар­ско­му ука­зу от 9 июля 1651 г., был при­пи­сан Оль­гов мона­стырь, 7 зна­чит­ся запись: «Вели­ко­го кня­зя Оль­га Ива­но­ви­ча Резан­ско­го жало­ван­ная вот­чи­ная гра­мо­та, писа­на на хар­тии, в воз­гла­вии Деи­су­сов образ Спа­сов, а в моле­нии вели­кий князь Вольг да игу­мен того мона­сты­ря Арсе­ний, а году в той гра­мо­те не напи­са­но (л. 43 об.), гораз­до вет­ха». 8

Про­сле­жи­ва­ет­ся нали­чие и тре­тьей копии, кото­рая «как завет­ная древ­ность» нахо­ди­лась в насто­я­тель­ской келье Оль­го­ва мона­сты­ря, 9 что кос­вен­но под­твер­ди­лось в ходе осмот­ра мона­стыр­ской биб­лио­те­ки чле­на­ми Рязан­ской уче­ной архив­ной комис­сии И. И. Про­ход­цо­вым и В. Н. Крей­то­ном 27 сен­тяб­ря 1898 г. 10 По сооб­ще­нию И. И. Про­ход­цо­ва, из мона­сты­ря спи­сок был «взят прео­свя­щен­ным Меле­ти­ем 11 и теперь хра­нит­ся в архи­ерей­ском доме», поэто­му не был досту­пен для обозрения. 

Место­на­хож­де­ние спис­ка в насто­я­щее вре­мя не уста­нов­ле­но. По наше­му мне­нию, этот экзем­пляр сле­ду­ет счи­тать самым пер­вым спис­ком-релик­ви­ей, изго­тов­лен­ным мона­ха­ми Оль­го­ва мона­сты­ря перед пере­да­чей в 1651 г. мона­стыр­ско­го архи­ва в Зве­ни­го­род, в чьей кан­це­ля­рии впо­след­ствии велась рабо­та по состав­ле­нию копий­ной кни­ги Оль­го­ва мона­сты­ря и лице­во­го списка. 

Пер­вые пуб­ли­ка­то­ры гра­мо­ты не смог­ли одно­знач­но опре­де­лить дату напи­са­ния доку­мен­та. 12 В совре­мен­ной исто­рио­гра­фии проч­но закре­пи­лась пору­беж­ная дати­ров­ка 1371―1372 гг. 13 В лето­пи­си под 1371 г. зафик­си­ро­ва­на неудач­ная для рязан­цев бит­ва с моск­ви­ча­ми «на Скор­ни­ще­ве»: «В Фили­по­во гове­нье, того же лета, меся­ца Декаб­ря в 14, пред Роже­ством Хри­сто­вым, бысть побо­и­ще Моск­ви­цам с Рязан­ци: князь же вели­кый Дмит­рий Ива­но­виц посла рать на Рязань на Олга кня­зя на Рязань­ско­го», 14 вслед­ствие чего Олег Ива­но­вич поте­рял вели­ко­кня­же­ский стол и был вынуж­ден поки­нуть Переяславль.
На кня­же­ние был поса­жен став­лен­ник Моск­вы, удель­ный прон­ский князь Вла­ди­мир Дмит­ри­е­вич, но уже в нача­ле 1372 г., при­бег­нув к помо­щи татар­ско­го мур­зы Сала­х­мира, Олег сме­стил прон­ско­го кня­зя, вер­нув себе вели­кое кня­же­ние. 15 Счи­та­ет­ся, что основ­ной текст гра­мо­ты был оформ­лен до Скор­ни­щев­ской бит­вы, тогда как обет­ная при­пис­ка появи­лась либо после сра­же­ния, когда князь ока­зал­ся за пре­де­ла­ми сво­ей «отчи­ны», либо по воз­вра­ще­нии его в Пере­я­с­лавль. 16

В дан­ной ста­тье пред­при­ня­та попыт­ка дипло­ма­ти­че­ско­го и искус­ство­вед­че­ско­го иссле­до­ва­ния гра­мо­ты. В рам­ках пер­вой зада­чи про­во­дит­ся обоб­щен­ный фор­му­ляр­ный ана­лиз доку­мен­та с выде­ле­ни­ем основ­ных его ста­тей; вто­рая зада­ча пред­по­ла­га­ет реше­ние атри­бу­ци­он­ных вопро­сов, свя­зан­ных с выяс­не­ни­ем осо­бен­но­стей ико­но­гра­фи­че­ской про­грам­мы и сти­ли­сти­ки живо­пи­си, что поз­во­лит вый­ти на про­бле­мы про­ис­хож­де­ния и автор­ства миниатюры. 

1. Фор­му­ляр гра­мо­ты. 17
Мы стал­ки­ва­ем­ся в гра­мо­те с рас­ши­рен­ным и слож­но­со­став­ным типом фор­му­ля­ра. Госу­дар­ствен­ный акт регу­ли­ру­ет вза­и­мо­от­но­ше­ния меж­ду свет­ской вла­стью в лице кня­зя и духов­ной кор­по­ра­ци­ей в лице игу­ме­на. Доку­мент содер­жит важ­ную исто­ри­че­скую справ­ку о вре­ме­ни осно­ва­ния мона­сты­ря «на Олго­ве», ука­зы­вая име­на пер­вых кня­зей-стро­и­те­лей. Гра­мо­та про­ли­ва­ет свет на запу­тан­ную гене­а­ло­гию рязан­ско­го кня­же­ско­го дома, откры­вая нам имя отца вели­ко­го кня­зя Оле­га Рязан­ско­го, Ива­на Алек­сан­дро­ви­ча. 18

Вме­сто фор­му­лы пожа­ло­ва­ния текст опе­ри­ру­ет фор­му­лой «далъ есмь» (с раз­лич­ны­ми про­из­вод­ны­ми: «далъ», «дали», «пода­ва­ли», «дав­ше», «при­далъ»). В свя­зи с этим тер­мин «жало­ван­ная» гра­мо­та, хотя и отра­жа­ет суть кня­же­ско­го акта пожа­ло­ва­ния в виде даре­ния, семан­ти­че­ски условен.

Текст гра­мо­ты пред­ва­ря­ет деи­сус­ная ком­по­зи­ция, пред­став­ля­ю­щая собой
сим­во­ли­че­скую инво­ка­цию и откры­ва­ю­щая началь­ный про­то­кол доку­мен­та. 19 Мини­а­тю­ра рас­по­ла­га­ет­ся в П‑образном про­стран­стве, зара­нее остав­лен­ном пис­цом перед напи­са­ни­ем тек­ста. Будучи сим­во­ли­че­ской инво­ка­ци­ей и частью фор­му­ля­ра, мини­а­тю­ра заду­мы­ва­лась до того, как писец при­сту­пил к оформ­ле­нию тек­ста. Посколь­ку любое начи­на­ние освя­ща­лось молит­вой, Деи­сус в гра­мо­те как изоб­ра­зи­тель­ная фор­му­ла молит­вы при­зван был выпол­нять функ­цию пал­ла­ди­у­ма, «боже­ствен­ной» охра­ни­тель­ной гра­мо­ты. При­сут­ствие Деи­су­са на осо­бо зна­ме­на­тель­ном вели­ко­кня­же­ском доку­мен­те мож­но рас­смат­ри­вать и как знак сакра­ли­за­ции госу­дар­ствен­но­го акта. Палео­граф А. И. Собо­лев­ский писал, что «поме­ще­ние Деи­су­са во гла­ве жало­ван­ной гра­мо­ты мона­сты­рю понят­но. Деи­сус в ста­рой Руси изоб­ра­жал­ся все­го чаще на внеш­ней сто­роне мона­сты­ря или хра­ма, над вра­та­ми. ...>. Мож­но думать, что гра­мо­та Оле­га не была един­ствен­ною из чис­ла рос­кош­ных рус­ских гра­мот, имев­шею перед сво­им тек­стом Деи­сус». 20 Это, одна­ко, не нахо­дит сво­е­го под­твер­жде­ния ― рус­ский акто­вый мате­ри­ал XII―XVI вв., извест­ный к сего­дняш­не­му вре­ме­ни, лишен каких бы то ни было лице­вых изоб­ра­же­ний. 21

Началь­ный про­то­кол гра­мо­ты про­дол­жа­ет раз­вер­ну­тая сло­вес­ная инво­ка­ция, кото­рую мож­но трак­то­вать и как бого­слов­скую пре­ам­бу­лу: 22 «[М](и)л(осе)рдьемь Б(ож)ьимь, м(о)л(и)твою с(вѧ)тое Б(огороди)ци и м(о)л(и)твою о(т)цѧ сво­е­го кнѧзѧ вели­ко­го Ива­на Олек­сан­дро­ви­ча и бл(агосло)вленьемь епи­ску­па рѧзань­ско­го и муром­ско­го Васи­лья». 23

В гра­мо­те наблю­да­ет­ся соеди­не­ние началь­но­го про­то­ко­ла с основ­ной частью. Пер­вая ста­тья про­то­коль­но-дис­по­зи­тив­ной части начи­на­ет­ся сло­ва­ми: «Язъ, кнѧзь вели­кии Олегъ Ива­но­вичь, сга­давъ есмь съ сво­имь о(т)цемь, съ вл(ады)кою съ Васи­льемь, и съ сво­и­ми бояры, ― а бояре со мною были Софо­нии Алтыкулаеви(чь), Семенъ Федорови(чь), Мики­та Аньдрееви(чь), Тимошь Олександрови(чь), Мана­сея д³дь­ко, Юрьи окол­ни­чии, Юрьи чашь­никъ, Семенъ Мики­тьичь съ бра­тьею, Павелъ Сороби(чь), ― далъ есмь о(т)цю сво­е­му Арсе­нью [ман]астырь с(вѧ)тое Б(огороди)ци на Олго­ве, въ сво­бо­де до его ж[и]вота, а по сво­емь живо­те воленъ кого вонь бл(агосло)вить на игуменьство». 

Ста­тья содер­жит инти­ту­ля­цию — «язъ, кнѧзь вели­кии Олегъ Ива­но­вичь» — и инскрип­цию ― «о(т)цю сво­е­му Арсе­нью». Внут­ри ста­тьи выде­ля­ют­ся две отдель­ные под­ста­тьи удо­сто­ве­ри­тель­ной части, кото­рая выве­де­на в нача­ло доку­мен­та. В пер­вой под­ста­тье в каче­стве покро­ви­те­ля высту­па­ет духов­ное лицо ― епи­скоп Рязан­ский и Муром­ский Васи­лий. Состав бояр­ской думы отра­жен во вто­рой под­ста­тье-кор­ро­бо­ра­ции. При­сут­ство­вав­шие при оформ­ле­нии гра­мо­ты и рас­по­ла­гав­ши­е­ся по чинов­ной и соци­аль­ной лест­ни­це 9 бояр-послу­хов, пере­чис­лен­ные здесь поимен­но, высту­па­ли гарантами
леги­тим­но­сти совер­ша­е­мо­го акта как пред­ста­ви­те­ли свет­ской власти. 

Пере­чень кня­же­ских пожа­ло­ва­ний откры­ва­ет­ся в пунк­те пер­вой ста­тьи, соглас­но кото­рой постав­ля­ет­ся на игу­мен­ство «отец Арсе­ний», веро­ят­нее все­го являв­ший­ся духов­ни­ком кня­зя. 24 Эта долж­ность дару­ет­ся Арсе­нию пожиз­нен­но с предо­став­ле­ни­ем пол­ной сво­бо­ды в выбо­ре и назна­че­нии преемника.

Вто­рая ста­тья закреп­ля­ет пере­да­чу кня­же­ско­го села в дар мона­сты­рю: «А далъ есмь с(вѧ)тои Б(огороди)ци дому Аре­стов­ское село» «с в[инами] и с поли­чь­нымь, и с реза­нъ­кою, и съ шестьюдесѧ(ть), и со все­ми пошлинами,
и с борт­ни­ки, и с бор[тными] зем­лѧ­ми, и с поземо(мь), и съ озе­ры, и с [боб­ры, и с] пере­весьи­щи». Все­го 11 пунк­тов, вклю­чен­ных в про­стран­ную, но устой­чи­вую фор­му­лу. 25

Тре­тья ста­тья, отсы­лая к «дав­ним гра­мо­там», послу­жив­шим образ­цом для гра­мо­ты Оле­га, повест­ву­ет об исто­рии заклад­ки оби­те­ли, назы­ва­ет име­на кня­зей-хра­мо­зда­те­лей и коли­че­ство участ­ву­ю­щих в акции бояр и дру­жин­ни­ков: «А возревъ есмь въ да[вн]ыи гра­мо­ты, съ о(т)цемь сво­имь, съ вл(ады)кою с Вас[илье]мь и съ бояры, коли ста­ви­ли по первы(хъ) [праде]ди наши с(вѧ)тую Б(огороди)цю, кнѧ(зь) вели­кии Инъ­г­варъ, кн[ѧ(зь)] Олегъ, кнѧ(зь) Юрьи, а с ними бояръ 300, а мужии 600».

Заклад­ке мона­сты­ря кня­зья­ми Инг­ва­рем, Оле­гом и Юри­ем пред­ше­ство­ва­ли тра­ги­че­ские обсто­я­тель­ства. В ходе борь­бы за вели­ко­кня­же­ский стол два род­ных бра­та, кня­зья Глеб и Кон­стан­тин Вла­ди­ми­ро­ви­чи, орга­ни­зо­ва­ли заго­вор про­тив кня­зей-род­ствен­ни­ков. 20 июля 1217 г. кня­зья и бояре съе­ха­лись в лет­нюю кня­же­скую рези­ден­цию ― Иса­ды, где и были уби­ты заго­вор­щи­ка­ми. Опоз­дав­ший на съезд Инг­варь Иго­ре­вич спас­ся. 26 В 1218―1219 гг. он вме­сте с союз­ни­ка­ми раз­бил Вла­ди­ми­ро­ви­чей и сел на вели­кое кня­же­ние в Ряза­ни. 27 В озна­ме­но­ва­ние побе­ды и состо­я­лась, по-види­мо­му, заклад­ка мона­сты­ря «на Олгове». 

Чет­вер­тая ста­тья под­твер­жда­ет пожа­ло­ва­ния Оль­го­ву мона­сты­рю от преж­них кня­зей и бояр: «тогды дали с(вѧ)тои Б(огороди)ци дому 9 земль бортны(хъ), а 5 пого­стовъ: Песоч­на, а в неи 300 семии, Холо­хол­на, а в неи по(лъ)тора[с]та семии, Заячи­ны, а в неи 200 семии,ьВеприя ― 200 семии, Заяч­ковъ ― 100 и 60 семии». Досто­вер­ность при­ве­ден­ных в гра­мо­те све­де­ний о суще­ство­ва­нии посе­ле­ний и о коли­че­стве насе­ле­ния в обо­зна­чен­ных пунк­тах нахо­дит свое под­твер­жде­ние в совре­мен­ных иссле­до­ва­ни­ях. 28

Та же ста­тья дуб­ли­ру­ет обшир­ный пере­чень пожа­ло­ва­ний, неко­гда закреп­лен­ных за мона­сты­рем: «а си вси пого­сты съ зем­лѧ­ми с борт­ны­ми, и с поземо(мь), и съ озе­ры, и с боб­ры, и с пере­весьи­щи, с резан­ка­ми, и съ шестьюдесѧ(ть), и с вина­ми, и с поличны(мь), и со все(ми) пошли­на­ми» ― все­го 10 пунктов.

Пятая ста­тья, раз­де­лен­ная на две под­ста­тьи-санк­ции, мар­ки­ру­ет юри­ди­че­скую непри­кос­но­вен­ность при­пи­сан­ных к оби­те­ли людей и лиша­ет кня­же­ских упра­ви­те­лей власт­ных пол­но­мо­чий в отно­ше­нии мона­стыр­ских тер­ри­то­рий: «А хто даныхъ лю(ди)и пра­де­ды наши­ми с(вѧ)тои Б(огороди)ци дому, где имуть седе­ти, или борт­ни­ци, или сло­бо­дичь, в моеи о(т)чине, ать зна­ють домъ с(в³)тои Б(огороди)ци, а воло­сте­ли мои ать не всту­па­ют­сѧ в ни(хъ) ни о кото­ромь же деле». 

В шестой ста­тье пере­чис­ля­ют­ся име­на рязан­ских бояр и «мужей», кото­рые при­ни­ма­ли уча­стие в фор­ми­ро­ва­нии мона­стыр­ской соб­ствен­но­сти: «А Головчи(нъ) далъ Федоръ Борисови(чь), а Мор­дов­ское далъ Кли­ментъ по Данило(въ) дворъ, а Ере­меи вели­кии съ Глебо(мъ) села своя пода­ва­ли г(оспо)жи Б(огороди)ци, а муж[ии], Олгов­скую око­ли­цю купив­ше у муромьски(хъ) кнѧ­зии, дав­ше 300 гриве(нъ), и дали с(вѧ)тои Б(огороди)ци».

Вели­кий князь высту­пал гаран­том соблю­де­ния сво­е­го воле­изъ­яв­ле­ния, что нашло отра­же­ние в седь­мой ста­тье санк­ции: «А азъ, кнѧ(зь) вели­кии Олегъ Иванови(чь), што есмь далъ Аре­стов­ское [с]ело с(вѧ)тои Б(огороди)ци дому, и што пра­де­ди наши пода­ва­ли кото­рая места и люди, и што бояре пода­ва­ли дому с(вѧ)тои Б(огороди)ци, того хочю боро­ни­ти, а не оби­де­ти ничимь дому с(вѧ)тои Б(огороди)ци».

Вось­мая ста­тья-санк­ция ого­ва­ри­ва­ет абсо­лют­ный мона­стыр­ский имму­ни­тет, кото­рый при­об­ре­тал этот круп­ней­ший после вла­дыч­но­го дома зем­ле­вла­де­лец в кня­же­стве: «а воло­сте­ли и даньин­ци, и ямь­щи­ки ать не заи­ма­ють бого­ро­ди­ць­скихъ людии ни про што же».

Заклю­чи­тель­ная ста­тья основ­ной части фор­му­ля­ра вво­дит «куль­ми­на­ци­он­ную» санк­цию угро­зы на слу­чай нару­ше­ния испол­не­ния воли гра­мо­то­да­те­ля, выра­жен­ную фор­му­лой небес­ной кары: «а кто изобиди(тъ) домъ с(вѧ)тои Б(огороди)ци, или кнѧзь, или вл(ады)ка, или волосте(ль), или кто иныи, тотъ дасть ответъ передъ бо(го)мь с(вѧ)тои г(оспо)жи Б(огороди)ци».

Таким обра­зом, гра­мо­та опре­де­ля­ет сфе­ру мона­стыр­ско­го зем­ле­вла­де­ния путем закреп­ле­ния за оби­те­лью тер­ри­то­ри­аль­ных, хозяй­ствен­но-эко­но­ми­че­ских, тамо­жен­ных, нало­го­вых, адми­ни­стра­тив­ных, юри­ди­че­ских и про­чих льгот и при­ви­ле­гий и под­твер­жда­ет абсо­лют­ные имму­ни­тет­ные пра­ва мона­сты­ря как круп­но­го фео­да­ла. «Бла­го­да­ря столь пол­но­му имму­ни­те­ту, Оль­гов мона­стырь ста­но­вил­ся как бы госу­дар­ством в госу­дар­стве, в юри­ди­че­ском и поли­ти­че­ском отно­ше­ни­ях зави­си­мым толь­ко от кня­зя, кото­рый при­нял на себя еще обя­зан­ность непо­сред­ствен­но­го покро­ви­тель­ства и защи­ты». 29

Кла­у­зу­ла-при­пис­ка сле­ду­ет после основ­ной части фор­му­ля­ра. По заклю­че­нию палео­гра­фов, она была выпол­не­на с неко­то­рым вре­мен­ным раз­ры­вом рукой дру­го­го пис­ца. 30 Меж­ду тем наблю­да­ет­ся род­ствен­ность палео­гра­фии при­пис­ки и над­пи­сей рядом с фигу­ра­ми, а так­же схо­жесть свет­ло-корич­не­вых чер­нил, кото­ры­ми они напи­са­ны. В при­пис­ке содер­жит­ся обет­ное сло­во, соглас­но кото­ро­му князь наде­ля­ет мона­стырь допол­ни­тель­ны­ми пра­ва­ми сбо­ра тамо­жен­ных пошлин, вдо­ба­вок к выше­пе­ре­чис­лен­но­му кор­пу­су княжеско-
бояр­ских пожа­ло­ва­ний и при­ви­ле­гий: «А коли есмъ выехалъ изъ о(т)чины исъ сво­ее исъ Переѧ­слав­лѧ, тогде есмъ обетъ оучи­нилъ къ с(вѧ)теи г(оспо)жи Б(огороди)ци при­далъ есмъ рѧзань­ское м[...]то и побе­ре­жь­ное, аже ми дасть [...] въ о(т)чине сво­еи въ Переѧс[лавл]и». Текст обет­но­го пожа­ло­ва­ния послу­жил дати­ру­ю­щим при­зна­ком в вопро­се опре­де­ле­ния вре­ме­ни напи­са­ния гра­мо­ты. Конеч­ный про­то­кол доку­мен­та отсутствует.

2. Мини­а­тю­ра грамоты
Струк­ту­ра мини­а­тю­ры (см. рису­нок) состо­ит из семи­част­но­го Деи­су­са: цен­траль­ный образ Хри­ста Пан­то­кра­то­ра флан­ки­ру­ют фигу­ры Бого­ма­те­ри, Иоан­на Пред­те­чи, архан­ге­лов Миха­и­ла и Гав­ри­и­ла (верх­ний ряд), свя­то­го Иако­ва и коле­но­пре­кло­нен­но­го мона­ха Арсе­ния (ниж­ний ряд). Для уси­ле­ния бого­слов­ской состав­ля­ю­щей кти­тор­ский образ кня­зя заме­щен изоб­ра­же­ни­ем апо­сто­ла Иако­ва, небес­но­го патро­на кня­зя Оле­га, кото­рый остал­ся за пре­де­ла­ми ико­но­гра­фи­че­ской схе­мы мини­а­тю­ры. 31 Все обра­зы, кро­ме апо­сто­ла и мона­ха, пояс­ные. Над­пи­си на фоне рядом с фигу­ра­ми про­чи­ты­ва­ют­ся пло­хо. Мини­а­тю­ра испол­не­на в тем­пер­ной тех­ни­ке. Для кра­соч­но­го слоя исполь­зо­ва­лись пиг­мен­ты: ярь-медян­ка (утра­чен), кино­варь, охры, уголь (или сажа). 32 Крас­ка поло­же­на тон­ко, пре­иму­ще­ствен­но в один слой, на ликах живо­пись отсут­ству­ет. 33

Спа­си­тель обла­чен в зеле­ный хитон и кино­вар­ный гима­тий. По срав­не­нию с дру­ги­ми пер­со­на­жа­ми его фигу­ра несколь­ко укруп­не­на, бла­го­слов­ля­ю­щая дес­ни­ца непро­пор­ци­о­наль­но боль­шая, паль­цы тон­кие и длин­ные. Взгляд воле­вой, лишен­ный созер­ца­тель­но­сти, со зрач­ка­ми, рез­ко ско­шен­ны­ми впра­во вниз. Линия носа и уста под­цве­че­ны кино­ва­рью. Закры­тое Еван­ге­лие постав­ле­но на левую руку, при­кры­тую гима­ти­ем. Исход­ное поло­же­ние кодек­са про­смат­ри­ва­ет­ся по сле­ду блед­но-зеле­но­го пят­на четы­рех­уголь­ной фор­мы, остав­ше­го­ся от ярь-медян­ки. Мафо­рий Бого­ма­те­ри залит кино­ва­рью, туни­ка была покры­та зеле­ной крас­кой. Архан­гел Миха­ил одет в крас­ный хитон и зеле­ный плащ, Гав­ри­ил ― в зеле­ный хитон и кино­вар­ный плащ. На зеле­ную вла­ся­ни­цу Иоан­на Пред­те­чи наки­нут плащ тем­но-корич­не­во­го цве­та. Объ­ем выстра­и­ва­ет­ся через незна­чи­тель­ное услож­не­ние рисун­ка скла­док бла­го­да­ря чер­ной и кино­вар­ной раз­дел­ке, при­вед­шей к эффек­ту дра­пи­ров­ки. Апо­стол Иаков изоб­ра­жен в дохо­дя­щих до щико­ло­ток крас­ном хитоне и зеле­ной накид­ке. Паль­ца­ми пра­вой руки он при­дер­жи­ва­ет зеле­но­го цве­та с крас­ным обре­зом закры­тое Еван­ге­лие, постав­лен­ное на покро­вен­ную левую руку. Для ним­бов и пору­чей исполь­зо­ва­лась жел­то-оран­же­вая охра. Кон­ту­ры ним­бов прой­де­ны корич­не­вой обвод­кой, пере­кре­стья ним­ба Хри­ста запол­не­ны кино­ва­рью. Корич­не­вый пиг­мент интен­сив­но нане­сен на воло­сы Хри­ста и Пред­те­чи, на кры­лья и воло­сы архан­ге­лов. Все фигу­ры окон­ту­ре­ны широ­ки­ми тем­ны­ми полосами. 

Для напи­са­ния одно­го из цен­траль­ных обра­зо­фор­ми­ру­ю­щих эле­мен­тов муж­ских ико­но­гра­фи­че­ских типов ― боро­ды ― мини­а­тю­рист при­ме­нил ту же корич­не­вую крас­ку. Лик Хри­ста обрам­лен недлин­ной, в меру густой боро­дой, раз­дво­ен­ной на две пря­ди на кон­це; фор­ма боро­ды у Иоан­на Пред­те­чи, изоб­ра­жен­ной в дви­же­нии, сим­во­ли­зи­ру­ет мис­си­о­нер­ский дух про­ро­ка; у апо­сто­ла Иако­ва, напро­тив, боро­да стро­гая, киле­вид­ной фор­мы; у чер­не­ца Арсе­ния ― акку­рат­ная, неболь­шая округ­лая седая боро­да, обиль­но покры­ва­ю­щая щеки, у под­бо­род­ка едва замет­но раз­де­лен­ная надвое. Ста­рец Арсе­ний, в чер­ной мона­ше­ской ман­тии и кло­бу­ке, выпи­сан пре­дель­но реа­ли­стич­но, что было отме­че­но Г. К. Ваг­не­ром. 34 Фак­ту­ра оде­я­ния мона­ха дости­га­ет­ся широ­ки­ми дуго­об­раз­ны­ми белиль­ны­ми маз­ка­ми и про­ри­сов­кой вол­но­об­раз­но­го кон­ту­ра. По-ино­му дости­га­ет­ся ося­за­е­мость обла­че­ний осталь­ных пер­со­на­жей: мяг­кость линии усту­па­ет рез­ким, угло­вым склад­кам и акцен­ти­ру­ет­ся зиг­за­го­об­раз­ной ото­роч­кой края мафо­рия Бого­ма­те­ри. Одна­ко при всем схе­ма­тиз­ме и услов­но­сти в раз­ра­бот­ке одежд строй рисун­ка скла­док на мини­а­тю­ре в целом под­чи­нен опре­де­лен­но­му ритму.

Над­пись над голо­вой мона­ха начер­та­на наклон­ным почер­ком в три неров­ные стро­ки: «а се грешныи/​чернець Арьсе/​нии». Осо­бен­ность состав­ле­ния фор­му­ли­ров­ки над­пи­си может слу­жить атри­бу­ти­ру­ю­щим при­зна­ком при­над­леж­но­сти Арсе­ния к автор­ству мини­а­тю­ры, о чем в свое вре­мя впер­вые выска­зал­ся Н. Д. Иван­чин-Писа­рев, прав­да, весь­ма нелест­но ото­звав­шись о худо­же­ствен­ной мане­ре авто­ра, посколь­ку не был зна­ком с под­лин­ни­ком. 35

Гра­мо­та иллю­ми­ни­ро­ва­на непро­фес­си­о­наль­ным мини­а­тю­ри­стом. Так, авто­ру не вполне уда­лось выдер­жать про­стран­ствен­ное соот­но­ше­ние меж­ду фигу­ра­ми на пер­га­мене. Фор­маль­ные при­зна­ки живо­пис­ной тех­ни­ки пись­ма нахо­дят вопло­ще­ние в сла­бой моде­ли­ров­ке одежд, в обоб­щен­но­сти и плос­кост­но­сти трак­тов­ки лич­но­го. Инди­ви­ду­аль­ный почерк авто­ра про­яв­ля­ет­ся в про­ри­сов­ке широ­ких полос бро­вей, мин­да­ле­вид­ных глаз с круп­ны­ми бел­ка­ми и выра­зи­тель­ны­ми зрач­ка­ми, в наро­чи­то обве­ден­ных глаз­ных орби­тах, обрам­лен­ных длин­ны­ми ресницами.

Харак­тер­ное напи­са­ние восточ­но­го типа
глаз поз­во­ля­ет прий­ти к выво­ду о непри­над­леж­но­сти авто­ра мини­а­тю­ры к рус­ской худо­же­ствен­ной сре­де. Не отли­ча­ю­ща­я­ся строй­но­стью пла­сти­че­ско­го реше­ния, мини­а­тю­ра вме­сте с тем пред­став­ля­ет собой обра­зец, оли­це­тво­ря­ю­щий опре­де­лен­ный этап в раз­ви­тии худо­же­ствен­ной куль­ту­ры кон­крет­но­го исто­ри­че­ско­го цен­тра. Лапи­дар­ность сти­ля наво­дит на мысль о при­над­леж­но­сти мини­а­тю­ри­ста к мона­ше­ской сре­де и может сви­де­тель­ство­вать в поль­зу мона­стыр­ско­го про­ис­хож­де­ния миниатюры.

Не раз под­ни­мал­ся вопрос о месте изго­тов­ле­ния гра­мо­ты. Большинство
иссле­до­ва­те­лей скло­ня­лось к тому, что доку­мент есть резуль­тат деятельности
мона­стыр­ско­го скрип­то­рия или по край­ней мере мини­а­тю­ра была рож­де­на в сте­нах мона­сты­ря. 36 Инте­рес­на вер­сия, в осно­ву кото­рой поло­же­на запад­ная локаль­ная тра­ди­ция изго­тов­ле­ния мона­стыр­ских тор­же­ствен­ных лице­вых копий наря­ду с под­лин­ни­ка­ми, писав­ши­ми­ся в свет­ских кан­це­ля­ри­ях. 37 За неиме­ни­ем вспо­мо­га­тель­ных источ­ни­ков попыт­ки рекон­струк­ции дело­про­из­вод­ствен­но­го про­цес­са так и оста­нут­ся на уровне рабо­чих гипо­тез, одна­ко, по наше­му мне­нию, без­услов­но одно: мини­а­тю­ра в силу отме­чен­ных ико­но­гра­фи­че­ских и сти­ли­сти­че­ских осо­бен­но­стей не мог­ла быть напи­са­на в кня­же­ской кан­це­ля­рии. 38 Реше­ние кня­зя Оле­га о воз­рож­де­нии древ­ней родо­вой оби­те­ли ста­ло для мона­сты­ря этап­ным собы­ти­ем, поэто­му непо­сред­ствен­ное уча­стие игу­ме­на в оформ­ле­нии гра­мо­ты (как мини­а­тю­ри­ста или авто­ра-раз­ра­бот­чи­ка ком­по­зи­ции) сомне­ния не вызывает. 

Мини­а­тю­рист пре­дель­но ясно рас­ста­вил смыс­ло­вые акцен­ты, мастер­ски про­ил­лю­стри­ро­вав идей­ный замы­сел гра­мо­ты (даритель―дарополучатель), вве­дя в струк­ту­ру Деи­су­са росто­вой образ апо­сто­ла Иако­ва как сим­вол могу­ще­ства кня­зя-вклад­чи­ка в про­ти­во­вес коле­но­пре­кло­нен­ной фигу­ре монаха
как недо­стой­но­го бого­моль­ца и про­си­те­ля. Если при­нять во вни­ма­ние пред­по­ла­га­е­мое духов­ни­че­ство Арсе­ния, ста­но­вит­ся понят­ным вклю­че­ние его изоб­ра­же­ния в сакраль­ную ком­по­зи­цию, что под­чер­ки­ва­ло его при­над­леж­ность к узко­му кру­гу избран­ных, поль­зу­ю­щих­ся рас­по­ло­же­ни­ем и дове­ри­ем князя. 

Через этот при­ем вопло­ти­лось жела­ние чер­не­ца Арсе­ния как духов­ни­ка стать частью посто­ян­но­го и види­мо­го молит­вен­но­го хода­тай­ства за вве­рен­ную ему оби­тель и за его духов­ное чадо. Подоб­ное ико­но­гра­фи­че­ское и идей­ное нов­ше­ство не встре­ча­ет­ся более ни в одной рус­ской гра­мо­те XII―XVI вв.

1. РГА­ДА, ф. 281, оп. 15, № 9821.[↩]
2. РГА­ДА, ф. 281, пас­порт рестав­ра­ции, № 12, л. 75 (паги­на­ция сквоз­ная).[↩]
3. Сбор­ник Мос­ков­ско­го архи­ва Мини­стер­ства юсти­ции (МАМЮ). М., 1913. Т. 1. С. 55; Акты соци­аль­но-эко­но­ми­че­ской исто­рии Севе­ро-Восточ­ной Руси кон­ца XIV―начала XVI века. М., 1964. Т. 3. № 322.[↩]
4. Выра­жаю глу­бо­кую при­зна­тель­ность заме­сти­те­лю дирек­то­ра РГА­ДА Идее Андре­евне Бала­ка­е­вой за предо­став­лен­ную воз­мож­ность озна­ко­мить­ся с доку­мен­том и про­из­ве­сти новые обме­ры пер­га­ме­на.[↩]
5. РГА­ДА, ф. 281, оп. 15, № 9821; Семи­на М. В. Гра­мо­та Оле­га Рязан­ско­го : Лице­вой спи­сок вто­рой поло­ви­ны XVII в. // Древ­няя Русь : Вопро­сы меди­е­ви­сти­ки. 2009. № 3 (37). С. 103―104.[↩]
6. РГА­ДА, ф. 1199, оп. 1, д. 118, л. 30 об.―33.[↩]
7. Шума­ков С. [А.] Мате­ри­а­лы для исто­рии Рязан­ско­го края // Тру­ды Рязан­ской уче­ной архив­ной комис­сии. Рязань, 1897. Т. 12, вып. 1. С. 88.[↩]
8. Опи­си Сав­ви­на Сто­ро­жев­ско­го мона­сты­ря XVII века : Мате­ри­а­лы для исто­рии Зве­ни­го­род­ско­го края. М., 1994. Вып. 2. С. 102―103.[↩]
9. Мака­рий, архим. Сбор­ник цер­ков­но-исто­ри­че­ских и ста­ти­сти­че­ских све­де­ний о Рязан­ской епар­хии. М., 1863. С. 295.[↩]
10. Тру­ды Рязан­ской уче­ной архив­ной комис­сии. 1898 год. Рязань, 1898. Т. 13, вып. 1. С. XLIX.[↩]
11. Епи­скоп Меле­тий нахо­дил­ся на рязан­ской кафед­ре с октяб­ря 1896 г. по январь 1900 г.[↩]
12. Сбор­ник Муха­но­ва. М., 1836. № 116; Доне­се­ние в Архео­гра­фи­че­скую комис­сию чле­на ее г. Беред­ни­ко­ва о древ­ней гра­мо­те кня­зя рязан­ско­го Оле­га Иоан­но­ви­ча Оль­го­ву мона­сты­рю // ЖМНП. СПб., 1837. Ч. 15. Июль. Отд. II. С. 134―138; Акты исто­ри­че­ские, собран­ные и издан­ные Архео­гра­фи­че­ской комис­си­ей. СПб., 1841. Т. 1. № 2.) Важ­ным эта­пом в деле изу­че­ния памят­ни­ка ста­ла под­го­тов­ка спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­но­го архео­гра­фи­че­ско­го изда­ния, посвя­щен­но­го «само­му древ­не­му под­лин­но­му ману­скрип­ту в Архи­ве» Мини­стер­ства юсти­ции, кото­рое было снаб­же­но обшир­ны­ми исто­ри­че­ски­ми и биб­лио­гра­фи­че­ски­ми ком­мен­та­ри­я­ми. ((Д. В. Цве­та­ев одним из пер­вых пред­ло­жил дати­ро­вать памят­ник 1372 г.[↩]
13. Рома­нов Б. А. Эле­мен­ты леген­ды в жало­ван­ной гра­мо­те вел. кн. Оле­га Ива­но­ви­ча Рязан­ско­го Оль­го­ву мона­сты­рю // Про­бле­мы источ­ни­ко­ве­де­ния. М.; Л., 1940. Вып. 3. С. 205―224; Череп­нин Л. В. Рус­ские фео­даль­ные архи­вы XIV―XV веков. М., 1951. Ч. 2. С. 125―130; АСЭИ. № 322; Вздор­нов Г. И. Искус­ство кни­ги в Древ­ней Руси : Руко­пис­ная кни­га Севе­ро-Восточ­ной Руси XII―начала XV вв. М., 1980. № 15.[↩]
14. Лето­пис­ный сбор­ник, име­ну­е­мый лето­пи­сью Авра­ам­ки // ПСРЛ. М., 2000. Т. 16. С. 94.[↩]
15. Там же. С. 95; Сбор­ник МАМЮ. С. 60―61.[↩]
16. Сбор­ник МАМЮ. С. 33―34, 45; Рома­нов Б. А. Эле­мен­ты леген­ды в жало­ван­ной гра­мо­те вел. кн. Оле­га Ива­но­ви­ча Рязан­ско­го Оль­го­ву мона­сты­рю. С. 213; Череп­нин Л. В. Рус­ские фео­даль­ные архи­вы XIV―XV веков. С. 127―128; АСЭИ. С. 352.[↩]
17. Исхо­дя из состо­я­ния сохран­но­сти руко­пи­си, конъ­ек­ту­ра, взя­тая в квад­рат­ные скоб­ки, при­во­дит­ся фраг­мен­тар­но. Тит­ла рас­кры­ва­ют­ся и заклю­ча­ют­ся в круг­лые скоб­ки, зна­ки пре­пи­на­ния рас­став­ля­ют­ся по смыс­лу в соот­вет­ствии с совре­мен­ны­ми язы­ко­вы­ми нор­ма­ми.[↩]
18. Ило­вай­ский Д. И. Исто­рия Рязан­ско­го кня­же­ства. Рязань, 1990. С. 208―209.[↩]
19. Преж­ние иссле­до­ва­те­ли не рас­смат­ри­ва­ли мини­а­тю­ру как сим­во­ли­че­скую инво­ка­цию, счи­тая, что под тако­вой сле­ду­ет под­ра­зу­ме­вать знак кре­ста, кото­рый мог нахо­дить­ся перед утра­чен­ным ини­ци­а­лом «М». См.: Каш­та­нов С. М. Бого­слов­ская пре­ам­бу­ла жало­ван­ных гра­мот // Вспо­мо­га­тель­ные исто­ри­че­ские дис­ци­пли­ны. Л., 1973. № 5. С. 86.[↩]
20. Сбор­ник МАМЮ. С. 54.[↩]
21. Там же. С. 53; Череп­нин Л. В. Рус­ские фео­даль­ные архи­вы XIV―XV веков. С. 129.[↩]
22. Каш­та­нов С. М. Бого­слов­ская пре­ам­бу­ла жало­ван­ных гра­мот. С. 83, 85.[↩]
23. О постав­ле­нии епи­ско­па Васи­лия на рязан­скую кафед­ру в сере­дине 1356 г. ука­зы­ва­ет гра­мо­та мит­ро­по­ли­та Алек­сия. См.: АСЭИ. № 313. Послед­нее упо­ми­на­ние о епи­ско­пе Васи­лии зафик­си­ро­ва­но в гра­мо­те, выдан­ной ему прон­ским кня­зем Вла­ди­ми­ром Дмит­ри­е­ви­чем, умер­шим в 1372 г. См.: АСЭИ. № 316.[↩]
24. Сбор­ник МАМЮ. С. 28, 54[↩]
25. Устой­чи­вость фор­му­лы про­сле­жи­ва­ет­ся по ран­ним рязан­ским гра­мо­там. См.: АСЭИ. № 309; Кузь­мин А. Г. Древ­ней­шая рязан­ская гра­мо­та XIV сто­ле­тия // Совет­ские архи­вы. 1967. № 1. С. 112; Моро­зов Б. Н. Гра­мо­ты XIV―XVI вв. из копий­ной кни­ги Рязан­ско­го архи­ерей­ско­го дома // АЕ за 1987 год. М., 1988. № 1. С. 299―300.[↩]
26. Лето­пис­ный сбор­ник, име­ну­е­мый Пат­ри­ар­шей или Нико­нов­ской лето­пи­сью // ПСРЛ. М., 2000. Т. 10. С. 77―78.[↩]
27. Там же. С. 79, 81―82; Лето­пись по Вос­кре­сен­ско­му спис­ку // ПСРЛ. М., 2001. Т. 7. С. 126.[↩]
28. Куч­кин В. А. Послед­нее заве­ща­ние Дмит­рия Дон­ско­го // (Сред­не­ве­ко­вая Русь. М., 2001. Ч. 3. С. 168; Зай­цев В. В. Архео­ло­ги­че­ское обсле­до­ва­ние неко­то­рых пунк­тов, упо­мя­ну­тых в жало­ван­ной гра­мо­те вели­ко­го кня­зя Рязан­ско­го Оле­га Ива­но­ви­ча // Тео­рия и мето­ди­ка иссле­до­ва­ний архео­ло­ги­че­ских памят­ни­ков лесо­степ­ной зоны. Липецк, 1992. С. 199―201.[↩]
29. Сбор­ник МАМЮ. С. 41.[↩]
30. Там же. С. 55.[↩]
31. Речь идет о кти­тор­ском обра­зе имен­но кня­зя, а не игу­ме­на Арсе­ния, как счи­тал Г. К. Ваг­нер. Он невер­но иден­ти­фи­ци­ро­вал фигу­ру апо­сто­ла Иако­ва, при­няв его за апо­сто­ла Пав­ла. См.: Ваг­нер Г. К. Про­бле­ма жан­ров в древ­не­рус­ском искус­стве. М., 1974. С. 201―202. Надо ска­зать, что при опре­де­ле­нии струк­ту­ры Деи­су­са дли­тель­ное вре­мя име­ла место ошиб­ка. Так, в изда­нии-ком­пен­ди­у­ме со ссыл­кой на более ран­ний источ­ник гово­рит­ся о двух (!) апо­столь­ских фигу­рах — Пет­ра и Пав­ла, при­сут­ству­ю­щих на мини­а­тю­ре. См.: Воро­нин Н. Н., Лаза­рев В. Н. Искус­ство сред­не­рус­ских кня­жеств XIII―XV веков // Исто­рия рус­ско­го искус­ства. М., 1955. Т. 3. С. 18.[↩]
32. Во вре­мя послед­ней рестав­ра­ции в 1983―1984 гг. в Гос­НИ­ИР иссле­до­ва­ние кра­соч­но­го слоя не про­во­ди­лось. Бла­го­да­рю Гали­ну Заха­ров­ну Быко­ву, рестав­ра­то­ра выс­шей ква­ли­фи­ка­ции ВХНРЦ им. ака­де­ми­ка И. Э. Гра­ба­ря, предо­ста­вив­шую уст­ные све­де­ния о соста­ве пиг­мен­тов.[↩]
33. РГА­ДА, ф. 281, Пас­порт рестав­ра­ции, № 12, л. 75.[↩]
34. Ваг­нер Г. К. 1) Ста­рые худож­ни­ки и архи­тек­то­ры Ряза­ни. Рязань, 1960. С. 6―7; 2) Рязань. М., 1971. С. 17.[↩]
35. Спа­со-Анд­ро­ни­ков. Сочи­не­ние Н. [Д.] Иван­чи­на-Писа­ре­ва. М., 1842. С. 81.[↩]
36. Доне­се­ние в Архео­гра­фи­че­скую комис­сию чле­на ее г. Беред­ни­ко­ва... С. 134―135; Рома­нов Б. А. Эле­мен­ты леген­ды в жало­ван­ной гра­мо­те вел. кн. Оле­га Ива­но­ви­ча Рязан­ско­го... С. 213―214; Череп­нин Л. В. Рус­ские фео­даль­ные архи­вы XIV―XV веков. С. 129.[↩]
37. Выра­жаю бла­го­дар­ность Ирине Ана­то­льевне Лоба­ко­вой, стар­ше­му науч­но­му сотруд­ни­ку Отде­ла древ­не­рус­ской лите­ра­ту­ры Пуш­кин­ско­го Дома, за обсто­я­тель­ную уст­ную кон­суль­та­цию отно­си­тель­но воз­мож­но­го места и тех­ни­че­ских осо­бен­но­стей изго­тов­ле­ния рязан­ской гра­мо­ты с уче­том имев­шей место запад­ной тра­ди­ции.[↩]
38. Бла­го­да­рю Оле­га Вита­лье­ви­ча Пан­чен­ко, стар­ше­го науч­но­го сотруд­ни­ка Отде­ла древ­не­рус­ской лите­ра­ту­ры Пуш­кин­ско­го Дома, за разъ­яс­не­ния по пово­ду воз­мож­но­го функ­ци­о­ни­ро­ва­ния скрип­то­рия в Оль­го­вом мона­сты­ре.[↩]